Текст книги "Последний князь удела"

Автор книги: Дмитрий Дюков

Несмотря на следовавшие одна за другой здравицы царь Фёдор Иванович практически не пил, а лишь счастливо улыбался окружающим. Родившийся здоровым ребёнок, после трёх мертворождённых детей, являлся истинным Божьим даром. Мне было изрядно стыдно в такой момент лезть с меркантильными просьбами, но мои задумки требовали больших затрат, покрыть которые могли только доходы с жалованных городов и земель. Брат слушал мои просьбы довольно отстранённо, лишь в конце моих речей огласив:

– Будешь ты удоволен брате, в такой радостный день нельзя отказывать малым в их просьбах о хлебах насущных-

Годуновы, несмотря на изрядное опьянение, ответ царя услышали и, судя по всему, любви ко мне он им не прибавил. Ведь мои просьбы о наделении Бежецкой и частью Деревской пятин, Ростовым и Ярославлем с уездами скромными нельзя было назвать ни с какой точки зрения. Рано утром, после пира, государь Фёдор Иванович с семьёй и сопровождающими отбывал на Москву, пристроился к этой торжественной процессии и угличский отряд.

Через пару часов после выезда с головы колонны начал нарастать радостный гул. Поскольку мы ехали в хвосте, до нас новости дошли в последнюю очередь.

– В тульских землях русская рать татарскую одолела – радостно прокричал подскакавший к нам царский телохранитель – Несметно бесерменов побито, да в полон поймано-

Всеми овладела радость, дворяне хотели знать подробности, но никто толком ничего не знал. В связи с такой важной новостью, наш кортеж проследовал до столицы нигде не останавливаясь. Поскольку царская чета с младенцем ехала в богато украшенном возке, скорость поездки была крайне мала, в Москву мы прибыли за полночь. Несмотря на ночное время, в стольном граде нас встречали усиленными стрелецкими караулами, стоявшими через каждые тридцать шагов с факелами в руках. К Ждану подъехал посыльный от встречающих царя бояр, с повелением размещаться на патриаршем дворе. Недосып и многочасовая тряска в седле довели меня до сомнамбулического состояния, дремать, одновременно правя лошадью, я ещё не научился. Поэтому путь по городу и размещение в патриарших палатах осталось вне моего сознания, в себя я пришёл только поутру. Неприятными сюрпризами для проснувшихся посланцев удельного Углича стали отсутствие в хоромах самого патриарха Иова и фактический режим домашнего ареста, контролируемый многочисленными стрельцами.

Два дня меня терзала гнетущая тревога, усиленная информационным голодом, новости из-за высокого тына подворья к нам не доходили. На третьи сутки ожидания, в палатах вместо верховного иерарха Русской Православной Церкви появился боярин Борис Фёдорович Годунов.

Войдя в светлицу решительным шагом, царский шурин решительно подошёл к лавке, на которой я сидел, и, нависая надо мной своим грузным телом, заговорил:

– Здрав буде, княжич Дмитрий. Пошто за моей спиной козни на меня строил, животы мои себе в корысть требовал?-

– Здравствовать тебе много лет, царёв слуга, конюший боярин Борис Фёдорович – от такого напора мне стало не по себе – В толк не возьму, о чём ты молвишь?-

– Яз о Хрипелёвской волости Бежецкой пятины толкую, кою восхотел ты за себя взять, а с неё мне кормление жаловано, да прочие земли в том краю за братьями моими да дядьями – выдал причину своего возмущения Годунов – Да и города замосковские – Ростов и Ярославль, не велик кусок-то? Ить подавится можно, не по чину корм-

– Не хотел яз твоих вотчин, – открещивался я от приписываемых мне козней. – Неумышлением вышло, просто попросил для умножения прибытков земли рядышком с Угличем-

– Кто надоумил тебя сие у великого государя просить? Кто подсказал в урочный час ехать челом бить, меня не известив? – подозрения грызли боярина изнутри.

– Нужда заставила, – сдавать бежичан и Ждана было никак нельзя. – Казна удельная совсем пуста. А что у великого князя и царя Фёдора Ивановича радость случится великая, о том мне благая весть была-

– Весть? – неожиданно растерялся Борис Фёдорович. – Ну коли так… Да и монаси троицкие за тебя горой, будто ведомо им что. А что до оскудения твово, то ты меньше на забавы чудные серебра спускай, да сброд всякий не привечай, а то уж и беглых холопов на твоём уделе обласкивают-

В запале царедворец проговорился о своих соглядатаях в моём окружении, похоже, отпираться от укрывательства особого смысла не было.

– Полезен в хозяйстве, да искусен в ремесле тот беглый – попытался я объяснить своё поведение.

– Вот иногда чудится – хитёр ты как змея древняя – медленно проговорил Годунов – А по-иному глянешь – прост как отрок совсем малых лет. Кто ж сведённого холопа прямо о прежнем хозяине спрашивает? Да чужые вотчины безыскусно просит, когда волоститель их живой да не в опале? Просьбишку твою великий государь близко к сердцу воспринял, без пожалований не останешься-

На этом беседа была закончена, и нам было велено собираться для переезда в хоромы Бориса Фёдоровича. Видимо сведениями о моей прозорливости он не хотел делиться ни с кем.

На новом московском месте жительства мы пользовались практически полной свободой. Ждан, узнав, что его спекуляция с золотыми удалась, пребывал в эйфории, не помешавшей, однако, вырученное серебро припрятать по знакомым известным ему одному. Я попросил сводить меня на Пушечный и Печатный двор, разрешение Годуновым было дано практически сразу. Главное русское пушечное производство меня поразило, при довольно примитивной технике литья мастера умудрялись добиваться весьма хороших результатов. Пищальные литейщики являлись металлургами, инженерами и дефектологами-испытателями в одном лице. Самой плавки мне увидеть не довелось, разглядел я лишь подготовку земляных литейных форм, да разбивку бракованных орудий. Годной к службе признавалась одна пушка из четырёх. Качество её выявлялось без дефектоскопов и прочих диагностических приборов, одним лишь чутьём опытного мастера да пробной стрельбой. Как ни странно, ошибок происходило совсем немного.

Печатный двор техническими новшествами тоже не блистал. Водяная мельница приводила в движение странного вида толкушки, измельчающие льняное тряпьё, далее стояли чаны для замачивания и для варки полученного полуфабриката. Вычерпывали отваренную массу вручную, работа требовала от ремесленника изрядной точности. Для уплотнения полученной бумаги применялся винтовой дубовый пресс, разглаживали её опять же руками подобием больших скалок. Видимо, особым умением русские мастера не отличались, поскольку конечный продукт явно уступал купленной мной на торгу французской бумаге. Даже на первый взгляд было видно, что большинство операций можно механизировать самым примитивным образом. Однако лезть со своим уставом в чужой монастырь я не решился, решив опробовать предполагаемые к введению новшества в Угличе.

Выходившие в московские посады угличские дворяне принесли собой кучу слухов, порой самого фантастического свойства. Наиболее важная новость – калга крымского улуса Фатих-Гирей был разбит. Второй битвы при Молодях не случилось, но поражение степняков было серьёзным, разбитые крымцы отошли на юг мещерскими окраинами. Народная молва основную заслугу приписывала князьям Андрею Старко Ивановичу Хворостину и Ивану Михайловичу Воротынскому, приходившимся братом и сыном творцам молодечской победы. Основные детали я надеялся услышать от Бакшеева, по его возвращению от войска.

Второй по серьёзности достоверный слух – в Псковских землях начался мор, на дорогах в Псков и Новгород устанавливались карантинные заставы. Судя по описаниям болезни на северо-западе Руси вспыхнула эпидемия холеры. Мне захотелось как можно быстрее встретится с боярином Годуновым, основу карантинных мероприятий я знал хорошо. Время для беседы со мной царский шурин нашёл в вечернее время. Мои предложения по борьбе с эпидемией, заключавшиеся в строгом двухнедельном карантине, тотальном кипячении воды, устройстве нужников вдалеке от водозаборов, а также мысли об оказании помощи больным с помощью обильного питья из прокипяченной воды с солью и золой, он выслушал с интересом, не высказывая особого скептицизма.

– На што воду-то варить? – добродушно осведомился Борис Фёдорович. – Чай навару не прибавится-

– Мор происходит от мельчайших червячков, глазу не видных, кои в воде обретаются, а в неё попадают с нечистотами – попытался объяснить я основы холерной эпидемиологии – Кипяток их убивает-

– Много ль тех червецов при море появляется? – встревожился боярин.

– Мириады-

– Спаси Господь – Годунов был изрядно потрясён, собственно в языке того времени мириады означало число совершенно неисчислимое.

В свою очередь ближайшего к царю человека интересовали шведские и польские дела. Король Швеции Юхан был болен и, ожидалось, что наследует ему его сын, король Польши Сигизмунд. Это должно было привести к объединению двух стран, давно враждовавших с Россией, под одним скипетром. Открытие боевых действий на западе, в придачу к ведущимся на северо-западе и юге, могло привести страну к военной катастрофе. Мне в истории оставленного мира о едином польско-шведском государстве слышать никогда не доводилось.

– Может другого на престол свеи посадят, не Жигимонта – выразил я своё мнение.

– Точно знаешь? Кого иного-то? – оживился Борис Фёдорович.

– Не знаю – мне пришлось признаться в неведении – Но вот чудится мне, не усидеть выборному королю Республики на двух стульях одновременно-

– Если не сын за Иоанном свейским наследует, то либо брат – Арци Карла, иль племяш изгнанный – Густав Ерика сын. Тока изгой тот в Польских землях проживает, в полной власти он у братанича – размышлял думный боярин – Эх, зазывали мы сына сведённого с царства Ерика на Русь, да не поехал тот-

– Чего ж не приехал? – причина этой дипломатической неудачи была мне весьма интересна.

– Кто его разберёт, изуитского выученика – пожал плечами Годунов – Земли сулили, да жалованье, да помощь в обретении отцового наследия, ан не всхотел тот на Русь съезжать, остался в Дансиге, пошлой торговлей промышлять. Баял посол, де королевич свейский ум совсем потерял, толи от учения великого, толи от нужды тяжкой-

– Чему же учится этот изгнанник? – поинтересовался я, ожидая услышать об очередных религиозных изысканиях.

– Чернокнижием овладеть тщится, альхимией колдовской – Бориса Фёдоровича аж перекосило от отвращения к столь отвратительному занятию.

Увлечение гипотетического наследника трона химическими реакциями меня заинтриговало, если этот Густав так сильно интересуется превращениями веществ, то мне есть чем его поманить. Вслух я этого не произнёс, откланялся и, сопровождаемый слугами, пошёл спать.

Глава 35

Получив от приказных жалованные грамоты на новые земли, мы уезжали в Углич. Ждан, прочитав, что именно нам пожаловали, вознегодовал. Понять его было можно, практически все дары были воистину данайскими. Несколько прирезанных нам сёл в Тверском уезде отобрали у бывшего удельного князя Симеона Бекбулатовича, изъяв у того практически все вотчины, большинство которых отошло к государству. Пожалованные Кацкий стан да Юхотская волость были изъяты у Мстиславских – знатнейшего рода Московского государства. Ценным подарком выглядел Моложский уезд с городами, но и в нём было двойное дно. Городки на Мологе были слободские, нёсшие натуральные повинности в форме поставок рыбы и икры исключительно в пользу царского двора. Эти подати никто не отменил, поэтому любые попытки получить оттуда прямой доход вызвали бы возмущение населения из-за увеличения налогов. Практически все сельскохозяйственные земли в моложских краях принадлежали московскому Симонову монастырю. В Бежецкой пятине мне был передан в кормление Городецк, да черносошные деревни, которых там практически не было. Все земли были разделены между поместьями служилых дворян и вотчинами рода Годуновых. Единственное пожалование в коем не виделось подвоха – это село Боровичские Рядки с округой в Деревской пятине.

– Дарёному коню в зубы не смотрят, – остановил я льющийся из Тучкова поток жалоб.

По возвращению в Углич, я со свитой отправился инспектировать новостройки. Карп Шибаев оказался великолепным розмыслом, или инженером, как именовали таких людей в будущем. Техническое решение, предложенное им для механизации кузнечного дела, было великолепным. Поскольку река Корожечна имела в низовьях течение не быстрое, и была достаточно широка, плотину на ней устраивать было очень долго и дорого. Ярославский гидротехник начал копать параллельный речке канал, из которого подливными колёсами вода направлялась по водоводным ларям мимо Введенского монастыря в озеро Царское. Окопав это озеро трехсаженными валами, он планировал получить искусственный водоём, возвышавшийся над Волгой и Корожечной. Уже в ограждении малого водохранилища Шибаев устраивал плотину с водобойным колесом.

Следующими были осмотрены почти достроенные мельницы на Селивановом ручье. Глядя на изготовление водяного колеса, мне вспомнилось о том, как выглядели турбины другого мира.

– Попробуй лопатки гнутые ставить и колесо в кожух с нижним выходом забить, – порекомендовал я строителю Карпу. Тот, услышав совет от мальца, фыркнул, но пообещал одно из водобойных колёс переделать.

По возвращению во дворец мне сообщили, что удельного князя какой день дожидается прибывший из Вологды аглицкий торговый человек Беннет Джакман. Приглашённый в светлицу англичанин долго распинался на ломаном русском языке, что слышал от княжьих приказчиков о моём увлечении диковинными вещами и минералами. Он был готов всё требуемое доставить по очень скромным ценам и в самом скором времени, не позднее окончания навигации в будущем году.

Зарубежные товары были нам нужны, однако на конкретные вопросы торговый гость отвечал расплывчато, что внушало некие подозрения. Он вообще был готов поставлять что угодно, хоть свинец и медь, хоть посуду для занятий алхимией, хоть различные механические диковины. Сразу довериться заезжему иностранцу было глупо, и ему пришлось уехать обратно, удовольствовавшись одними лишь обещаниями в ближайшее время предоставить заказы на покупки.

По его отъезду я поручил Ждану послать людей в Вологду расспросить об этом английском торговце.

– Також в Москву, на Аглицкий двор, послать надо человечка, пущай у компанейских купцов поспрошает, да для береженья от обману поручную запись возьмёт, – предложил дотошный казначей.

К середине августа недалеко от угличского кремля работали две мельницы по обработке шерсти да одна водяная лесопилка. До заморозков у нас должна была быть переработана вся закупленная шерсть и заготовлена куча пиломатериалов. Мастера по дереву оказались не слишком довольны качеством выходящих от циркулярных пил досок и брусьев, но на каждое расклиненное бревно у нас получалось тридцать распиленных. В отдельно взятом удельном хозяйстве скорость обработки и дешевизна возобладали над обычаем и качеством. Гончары с помощью плотника-механика Саввы Ефимова обустраивали кирпичную мастерскую, в которой формовать кирпич предполагалось не вручную как ранее, а с помощью довольно простых прессов в разборных формах.

Приплыл дощаник из Устюжны с заказанными изделиями и чугуном в слитках. Приведший лодку устюжанин рассказал, что литые ядра приняли в Ярославле вполне благосклонно. Новый царский наказ требовал на следующий год поставить пушечных снарядов вдвое от изготовленных в этом, да и закупочная цена была снижена на алтын. Оказывается, известная мне еще с молодости прошлой жизни традиция сразу увеличивать выполненный план имела многолетнюю историю. Помимо этого требовалось казне несколько десятков тысяч гвоздей, скоб, да три десятка железных кованых якорей. Из привезённых чугунных валов первым делом планировалось устроить в новой мастерской Фёдора Акинфова стан для прокатки полос и тонких прутов, годных для разрубания на гвозди.

Наконец-то из похода вернулись угличские дворяне во главе с Бакшеевым. От него на торжественном ужине я узнал кучу подробностей о военных действиях, развернувшихся практически по всем рубежам Русской земли.

Изложил отражение крымского набега Афанасий так:

– По весне в начале мая месяца, как собрали полки на Оке, начали было воеводы о местах рядится, но им от царя Фёдора Ивановича сразу явили невместные грамоты, будто заранее их заготовили. Поставили на сторожевой полк первым воеводой мудрого старца князя Андрея Ивановича Хворостина, прозвищем Старко, а во главе полка передового стал князь Иван Михайлович Воротынский. Всей же ратью и большим полком распоряжался князь Борис Канбулатович Черкасский. Передовой да сторожевой полки сразу пошли на Ливны в сторону Поля, и мая в тринадцатый день пришла до них весть, что набегли на русские украйны крымские царевича, а суволока у татар под Михайловым городком. По получению сего известия пошли воеводы на шлях, чтоб встать промеж Михайловым и Диким Полем, да сеунча послали к начальному своему Борису Канбулатовичу. Тот по получению той новины сразу двинул войска к Веневу. За городком Зарайским-на-Осетре травились московские войска с крымцами, коими командовал Урасланей-мурза Дивеев. В семнадцатый день мая побегли царевичи прочь с русской земли, да встали у них на пути Воротынский да Хворостин. Два дня не давали татарам в Поле ходу, а как князь Черкасский с войском близко подошёл, так посыпались крымские людишки в разные стороны. Калга Фетх-Гирей мещерскими окраинами прочь убежал, а остальных гнали до Вяземки-реки, на берегах которой множество бесермен побили да полонили.-

Сын мурзы рода Барын Байкильде задал старому рязанцу пару наводящих вопросов, потом заявил:

– Одни простые чабаны да домашки в побитом войске были, настоящих воинов так легко не разбить было бы.-

– А куда ж наездники Крымского улуса подевались, что в сёдла уж одних бедняков да детей рабов сажают? – иронично осведомился Бакшеев.

– В прошлом годе неудача великому хану Кази-Гирею вышла, видать этим летом бии не послали свои войска на Москву, – пожал плечами мурзёнок.

– Может, растерял удачу крымский царь? – посмеиваясь, спрашивал Афанасий.

– У достойного повелителя победа имя прославляет, а пораженье – дух укрепляет. Над всеми рок властен, судьбу не обмануть, – парировал неплохо образованный Байкильде и прочёл стих на татарском языке.

– Слово-то крымского властителя Кази-Гирея, прозванного Бора, – сообщил Габсамит-Осип и перевёл рифмованные слова:

 
Назиданье это ты запомни, хан.
Все на свете – гости, а покой – обман.
Перед этим светом впредь не заносись,
Силою пред слабыми лучше не гордись.
Рок – непобедимый в семь голов дракон,
Время человека поедает он.
Множество пророков ядом отравил;
Праведникам многим головы затмил.
Многим падишахам он поставил «мат» —
Ты «коня» не властен переставить, брат.
Как сказал однажды мне один поэт,
Да пребудет радость с ним на много лет:
«Миром не насытишь душу храбреца.
Время не насытит храбрые сердца».
Ты не верь наряду пышному судьбы,
Львы с судьбою бились, где теперь они?
Ты судьбе неверной не вручай души,
Не блуждай в потемках, не ищи в глуши.
Только нерадиво дни не проводи,
Силы есть покуда, воля есть – иди!
 

В этом стихотворении наличествовала изрядная доля здравого смысла, и уездный окладчик перешёл к пересказу новостей с других фронтов:

– Казаки с Дона да ногаи заволжские Урусмаметевы пощипали летние крымские кочёвья, посчитались донцы за весеннее разорение юртов и зимовищ своих. Да гребенские юртовщики с малокабардинскими черкесами ходили под Темрюк, посада там сожгли, многих побили да полонили. С ними князь Андрей Старко-Хворостинин о прошлом годе на шевкала Тарковского ходил, да, сказывают, и сызнова поход на Тарки готовят. На свейской войне совсем чудные дела творятся. Корела стоит выжженная, не стали немцы свейские острог поправлять, все силы оне к Олав-крепости собрали. Сидит в ней лихой атаман Корела с пятью сотнями храбрецов, да не токмо отбивается, а и сам водою набеги учиняет. Из-за морового поветрия землёй полки не ходят в ругодивскую землю. По повелению великого государя Фёдора Ивановича из-под Копорья плавные рати с воеводами Жировым-Засекиным да Путятиным на заморские свейские края ходили.

– Что ж вы так задержались с возвращением? – обратился я к уездным дворянам.

– После того как крымцев погромили, ходили с черниговскими воеводами на Киевские места. Острожек литовский сожгли, коей они на нашей украйне выстроили, да до Днепра все поветы повоевали, – опять за всех ответил Бакшеев.

– Зачем Киевщину-то разоряли? Польша вроде пока не враг нам? – такая география военных походов была мне не понятна.

– Гайдуки Вишневецких на наших рубежах разбойничали, крестьян на магнатские сёла сманивали, да за Воронеж с каневскими черкасами стоило счёты свести, вот и отплатили сторицей, – довольно улыбнувшись, пояснил Афанасий.

При всей крайней религиозности местного населения, христианский принцип подставлять щёки – тут явно не прижился. Возможно, оттого страна и росла вширь, а не съёживалась, как шагреневая кожа.

Вернулись люди, посланные справится о благонадёжности английского купца Джакмана. Их ответы ввергли меня в изумление. Со слов приказчиков сольвычегодских купцов Строгановых и московских гостей Юдиных с этим купчиной можно было вести дела. Правда, советовали торговые работники с сим иноземцем ухо держать востро, да договариваться до мелочей, больно уж хитёр. Но слово хитрость в устах русских торговцев являлось синонимом купеческой доблести.

Главный агент Английской Московской компании Христофор Гольмс советовал своего соотечественника ковать в кандалы и отправлять к Новым Холмогорам. Там его должны были выслать на родину, где его, несомненно, ждал суровый суд. Насколько я понял, вся вина Джакмана заключалась в торговле, нарушающей компанейскую монополию. Гольмс обещал, что поводу этого 'самозванца', так он его именовал, уже послано письмо от королевы Елизаветы к царю Фёдору Ивановичу. Согласно этому посланию, английское правительство требовало высылки всех конкурирующих с Московской компанией иноземных купцов. Монополистов я и в прошлой жизни не любил, поэтому послал гонца к Беннету Джакману, прося прибыть его для дальнейших переговоров.

В конце лета проводилась инвентаризация ценных ресурсов, собранных за сезон в лесах. Помимо пары десятков лекарственных растений заготавливали и кору корня бружмеля. Результаты меня удручили – собрали всего около пятидесяти пудов, а ободрали все рощи в округе нескольких вёрст от города. Учитывая, что этому кустарнику для образования более-менее приличных размеров корня требовалось расти более десяти лет, перспективы у промышленной добычи такого сырья для изготовления резины не было никакой. Собственно, то, что каучук можно извлечь из какого-то тропического растения я знал, только вот из какого, вот в чём вопрос. Вспомнились мне рассказы родного отца, как его в молодые годы заставляли выращивать какой-то каучуконосный одуванчик. Было это стратегическое растение то ли крымского, то ли среднеазиатского происхождения, от него вроде тоже заготавливались корни. В общем, проблема в ближайшее время не решалась, а для лабораторных опытов должно было хватить сырья, извлечённого из коры бружмеля.

Сразу после старорусского Нового года, наступившего первого сентября, в Углич приехал гонец-татарин из Бежецкой пятины, испрашивающий разрешение на приезд в гости царевича Ураз-Мехмета со своим старым советником Карачи, да с ними Янши мурзы Сулешова. Согласие было немедленно высказано, Ждану я поручил встретить приезжающих знатных татар самым почётным образом. Этим же днём ко мне подошёл хмурый Бакшеев и попросил оказать ему милость. С просьбами старый воин ко мне никогда не обращался, и я был готов пожаловать ему всё, чтобы он ни захотел.

– Княже, разреши сыновьям моим, Василью да Ивану, в твой уезд переписаться. Надели их земелькой, сельцами да деревеньками, они тебе то доброе дело отслужат, – сформулировал своё челобитье рязанец.

– Чего ж им в Рязанских землях не служится? – прошение меня несколько насторожило, слишком уж оно нехарактерно было для потомственного защитника русских рубежей.

– Весточку сынки прислали, разорение их постигло. Думный дьяк Андрей Щелкалов указ прислал, чтоб ему пусто было, крестьянским детям и захребетникам в служилые казаки писаться, да в новоустроенные городки служить идти. Да и самим пахарям разрешил сие, ежели на тягло замену найдут. Те сыны боярские, что в поместьях свои были, еще беглецов-крестьян приостановили, а кто в походе находился, те почти всех своих лучших страдников потеряли.

– Верный указ-то, надо же засечную черту заселять, чтоб татарам пройти трудно было, – почему-то мне вздумалось возражать ветерану.

– Верный? – Афанасий аж покраснел от гнева. – Да у того Андрейки отец попом был, а дед коровами да лошадьми барышничал. Иль забыл яз, как из под Вендена сей малодушный дьячишка бежал ночью в одном исподнем, бросив рать, над коей начальствовать был поставлен? А у меня брат кровный там остался, погиб израненный, но в полон не сдался, чести родовой не запятнав. Теперь же этот думный человечишка детей боярских с семьями их решил до смерти гладной довести, запамятовав, что вои те уж три столетия Русь мечами своими берегут.

– Не серчай, друже, – я сделал попытку успокоить старика. – Примем твоих сыновей, землю дадим, пожалуем деньгами. Черносошных раздавать мне не любо, но что-нибудь другое придумаем.

– Крестьян жалованьем не заменишь, серебром в голодный год не напитаешься. Все монетой оплачивать, так при недороде хлеб из пахарей боем выбивать будешь. Кажный утаит, да вздорожанья ждать будет, – потом Бакшеев вспомнил о разорившим его детей указе, и вновь завёлся, вспоминая обиды действительные и мнимые – Дьяк, приказная душонка, думает, видать, будто никто не знает, что он в московские жильцы двигает тех кто ему льстит всячески, жён да дочерей на ложе Щелкалово, стыд потеряв, возит. А уж про то, что он с братом старые записи о щоте подтирает, всяк ведает. Да судит об отечестве неправедно, Романовым да Шереметьевым подсуживает, если уж людского суда ему не будет, то Божьего не избежать.

Еле-еле старого воина удалось успокоить. Разговор этот мне напоминал загадку о волках, козлах и капусте. Войско требовало закрепощения крестьян, крестьяне этому сопротивлялись. Пойти на поводу у тяглого сословия – остаться без войска во враждебном окружении, да в преддверии интервенции. Удовлетворить пожелания служивых – получить восстания крестьян, да в придачу крепостнический строй, тормозящий развитие страны. Как найти разумный компромисс, я пока не понимал.