Текст книги "Последний князь удела"

Автор книги: Дмитрий Дюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)

Сообщённые Джакманом сведения заставили меня расплыться в улыбке. Если он не ошибался и не врал, конкуренция со стороны европейских мануфактур нам в ближайшее время не грозила. Слишком их сковали внутренние запреты и ограничения. Поскольку в стране слепых и кривой– король, то этими благоприятными обстоятельствами нужно воспользоваться.

Глава 52

Через несколько дней состоялся очередной визит купца Джакмана в княжьи палаты. К этому времени расчёты в торговой книге систематизировали и проверили. Англичанин, по-видимому, удивился дотошности княжьих приказчиков, но от своего решения предоставить записи не отказался, сам переводил и давал пояснения к своему бухгалтерскому документу.

Так что после приветствий перешли сразу к делам.

– Манган и пачкающий камень у тебя за год на пятую часть вздорожал, с чего так? – задал я торговцу первый вопрос.

– Когда по случаю, что есть, скупал – была одна цена, стал больше товара заказывать – продавцы его дороже ценить стали, – пожал плечами англичанин. – Ежели князь изволит – в следующий год прикуплю токмо по указной стоимости, но тогда обещать привозить по многу не смогу.

Каверзы здешнего рынка, заключающиеся в том, что чем больше хочешь получить, тем дороже обходится, мне уже были знакомы.

– Почему доставку ценишь в семь рейхсдаллеров с ласта? – продолжался дотошный опрос.

– Сие обычная цена провоза груза от Амстердама к пристани Архангела Михаила.-

– Сам два года назад фрахтовал место по три талера.-

– Я грузил чёрные камни заместо балласта, суда в Московское государство идут почти пустыми, – не смутился Беннет.

– Значит, сам возил задешево, а мне продаёшь по полной стоимости, – выдал я промежуточное резюме. – Если б не мой заказ, чего бы грузил?

– Может балластные камни, а может и вовсе бы не фрахтовал кораблей, – даже не думал оправдываться невозмутимый англичанин. – Малой ценой возить не уговаривались.

– Сколько владельцы Московской компании зарабатывают с пая? – мне требовались новые доводы.

– От чётырёх до шести шиллингов на фунт.-

– Значит от шестой до четвёртой части вложенного. А у тебя в каждую сторону пятьдесят процентов чистая прибыль, на весь рейс больше чем вдвое получится.

Физиономия Бена явственно говорила:

– Да, вот такой я молодец, – но вслух он произнёс. – На всё воля Божья. Неведомо смертному, что пошлёт ему Господь. Вот встретились мне по дороге сюда компанейские суда у Кильдин-острова, но пушки наших судов оказались голосистее. Владельцы королевских привилегий устрашились пускаться в погоню. Не оставляет Господь верных ему, всё в руце Его.

Речи торговца явственно напомнили мне о проповедниках, бродивших в моей прошлой жизни по квартирам и пристававшим ко всем подряд со своими задушевными беседами. Вдруг припомнился старый каверзный вопрос:

– Коли на всё воля Божья, зачем тебе пушки? Всё и так устроится, да и с ограблением твоим – зачем жаловаться? Вернётся добро или нет – всё сие не в нашей власти.

– Как знать, что Он желает для меня и что дарует спасение? – улыбнулся Джакман. – Яз верю, что мысль 'Не жалей рейхсдаллеров, нанимай суда с новыми пушками' послал мне Господь. И Он же привёл меня к тебе, княже, и ныне даёт мне знаки: 'Впредь фрахтуй в Амстердаме конвойный галеон, не скупись на стражу для речных лодок в Холмогорах'.

Что ж, как говорится, после драки кулаками не машут. Торговаться стоило за будущие поставки. И после изрядных препирательств мы с Беннетом договорились об установлении нормы прибыли на мои заказы в размере пятнадцати процентов.

– Вы, ваше высочество, скупы, словно наша королева, – пробурчал после заключения сделки англичанин и, подумав, добавил. – Да и нравом схожи.-

– Чем же? – сравнение меня заинтересовало.

– В торговые компании с подданными вступаете, паи в их дела вкладываете, – начал перечислять Джакман. – Прибытков везде ищете, да и сказывают по ваше высочество, будто заведены в княжьих палатах вместо ночных горшков сосуды, где всё то, что тело извергнет, водой смывается.

– А это причём?

– Наша Рыжая Бесс також, – торговец тщательно выбрал слово. – Чудит. Даже такое сказывали, будто пред свои очи дозволяет являться только тем придворным, кои этим днём омовение сделали. И не один мне про сие говорил, а многие, так что видать не выдумка.

– Ну и чего в этом странного?

– Странного? Да воистину дьявольщина, чтоб от человека запаха не шло, словно от свежее обмытого покойника. Люди должны пахнуть своим чистым духом. Да и от частых помывок болезни прилипают.

Рассуждения Бена о вреде гигиены меня уже не забавляли. Такие мнения имели широкое распространение. Например, простонародье в Угличском уезде считало греховным полностью выводить вшей. Поэтому мне, с неизбежной регулярностью. приходилось выполнять эту процедуру тайком, дабы не волновать напрасно умы посадских. Хотя в московских землях дешевизна дров сильно помогала народу держать себя в относительной чистоте. Посильную помощь оказывала церковь, требуя у прихожан обязательно мыться перед причащением. Поэтому в городские общественные бани посадские жители валом валили в субботу, перед церковным воскресным днём.

Но собственно Джакмана я позвал не для душеспасительных бесед. Нам требовалось найти в ближайшее время какой-либо выгодный экспортный товар, для компенсации затрат на поставки из рубежа. Это оказалось совсем нелегко, ибо, как говорила народная мудрость – ' Купить, что вшу прибить, а продать, что блоху поймать'.

Образцы новых угличских товаров англичанину выдали для комиссионной продажи. Из всего ассортимента его по-настоящему заинтересовал лишь фаянс.

– Чаньские вещи? Значит по Оби всё же можно доплыть до Застенной страны? Но сии предметы грубы, хорошую цену за них не дадут, дорого стоят тонкие и прозрачные сосуды.

– Из Сибири привезли, – слегка приврал я, не желая раньше времени открывать карты. – На дешёвую посуду должен быть спрос. Особенно если она сработана по образцам дорогой, так что их тоже привези в следующий раз.

Тучков с Джакманом долго обсуждали торговлю салом, пенькой и, если будет государево разрешение, воском. Как мне стало понятно, в Англии это продукты подвергались простейшему переделу, из них делались свечи и мыло, а из конопляной пряжи вились канаты. Явно стоило попробовать экспортировать готовые изделия. На мой вопрос, можно ли нанять в Европе мастеров для обучения удельных ремесленников, Беннет ответил так:

– В Нижних Землях который десяток лет идёт жестокая война. Из Соединённых Провинций бегут паписты, из Фландрии – лютеране и кальвинисты. Многие нидерландцы в нынешние времена ищут счастья на чужбине. Если им от царского имени обещают право жить по своим законам, свободу исповедовать свою веру, волю выезжать из страны по своему желанию, да жалованье щедрое, то найдутся те, кто не устрашится приехать. Но выйдет ли из сего толк? Знавал яз одного земляка, тот приёзжал в Московию по зову вашего батюшки, государя Иоанна Васильевича, к Вологде корабли строить. Да так дело и не сладилось.

– Отчего же? – причины провала столь нужного проекта меня весьма интересовали.

– Не ведаю, – пожал плечами купец. – И крепость каменная вологодская наполовину построена да брошена, и лес, коей на суда собирали, давно погнил весь, да прибранные из природных русских плотники разбрелись неведомо куда.

– Когда это было-то, давно?

– Поди лет с двадцать пять назад, – задумчиво протянул Джакман. – Яз тогда совсем в малолетстве пребывал.

После недолгой беседы стало ясно, что вызов иностранных специалистов дело крайне дорогое. Подённая оплата рабочих, если считать серебром, в Голландии в разы превышала московскую. Годовое жалованье мастера выходило рублей в двести-триста, то есть не уступало боярскому. К тому же им требовалось выдать задаток и оплатить переезд всей семьи. Но иного выхода я не видел, в Московском государстве просто было не найти людей, владеющих нужными нам профессиями.

В Угличе требовались ткачи тонких и узорчатых тканей изо льна, шерсти или шёлка. Нужны были гравёры, шлифовальщики стекол для очков и умельцы знающие, как делать компасы и навигационные приспособления. Необходимы стране мастера умеющие строить шахты, поскольку традиционный русский способ добычу минералов 'дудками' я уже видел, зрелище явно не для слабонервных. Всё мои пожелания Джакман внимательно выслушал, делая себе пометки на листке угличским карандашиком.

– Ты сказывал, будто у вас новшества цеховые правила запрещают. Если услышишь, что кто-нибудь какое новое приспособление облегчающее труд измыслил – нам тот человек надобен. И диковинки технические у нас купят, ежели польза от них видна будет. Игрушек дорогих, потешек механических провозить не надо, только если с мастером вместе, – продолжал я наставлять нашего первого зарубежного представителя.

Джакман быстро огляделся и заговорил с некоторой горячностью, хотя и вполголоса:

– Весть, что угличскому князю нужные умелые ремесленники и что он весьма щедр, разнесётся быстро. То о чём яз расскажу десятерым своим торговым партнёрам – перескажут в сотнях мест. Но вот как с верой? Не будут ли приехавших принуждать к переходу в православие? Дозволят ли проводить служения по своему обряду? Ведь в вашем государстве иностранцев даже в храмы не пускают, дабы они их не осквернили своим присутствием. Ведь ваши попы утверждают, что только крещёные по греческому канону христиане, а остальные – нехристи.

Всё сказанное англичанином было правдой. Но с другой стороны, в Угличе жили финны исповедующие католицизм и протестантство и никто на них гонений не устраивал. Да, построить свою церковь им не дозволялось, но проводить обряды в своих домах никто не мешал. На странно разговаривающих чужеземцев косились не долго, уже через полгода посадские к ним привыкли. Да и в Москве и Нижнем Новгороде существовали слободы ливонских сведенцев.

Вывезенные из прибалтийских городов купцы довольно быстро заняли свою нишу в русском обществе. Они ездили с казёнными товарами за рубеж и выполняли различные поручения правительства. Впрочем, это относилось ко всем торговцам, входившим в купеческие корпорации. Я долго не мог понять, почему купчина среднего достатка носит чин 'гостя', когда богатейшие Строгановы именовались 'луччими торговыми людьми гостиной сотни'. После разъяснений Ждана стало ясно, что чин зависит от успешности исполнения государевой службы.

Вообще по московской системе, каждый получивший хоть какую-льготу должен был её отслужить. Поэтому гости руководили таможнями и казёнными торговыми операциями, люди гостиных и суконных сотен служили на мытных заставах, в кабаках и вообще собирали все косвенные налоги и сборы. Никакого прямого вознаграждения за добросовестное исполнение своих обязанностей не предусматривалось, а вот кары за нерадивость наличествовали в избытке. Так что практически всей экономикой Московского государства руководили выходцы из торгового и ремесленного сословия и к тому же на общественных началах. Поэтому зачастую к ним приставляли стрельцов, дабы те смотрели, чтобы, например, новый начальник таможенной заставы от службы не сбёг.

Собственно я верил в то, что большинство приехавших из Европы в местное общество вживётся. В то, что Борис Фёдорович поддержит идею, так же сомневаться не приходилось. Иностранцам царёв шурин благоволил. Но вот высшее духовенство могло упереться насмерть, а государь Фёдор Иванович к вопросам веры подходил крайне серьёзно. Обосновать свою затею требовалось максимально убедительно, а как это исполнить мне пока на ум не шло.

Джакману я ответил так:

– Молелен иноземцам строить не дозволю, но и в то, что на своих дворах делают никому лезть не дам. Пусть хоть католические мессы служат, хоть протестантские псалмы поют. Но природных русских в сие вовлекать никак нельзя. Ведь смертную казнь за совращение православного в иную веру никто не отменял. Так что особо религиозным людям лучше не приезжать. А пожелавших выехать примем самым лучшим образом. Хоромы им поставим лучшие, самих да их жён в меха оденем. Но сие не подарки, а лишь как задаток за работу. Если пожелают вернуться на родину до срока, или нерадивы окажутся, то всё придётся оплатить, и переезд тоже. А иначе с ними поступят как с несостоятельными должниками.

– Вашему высочеству угодно получить сервентов? – ухмыльнулся Бен. – Так в Шотландии в угольные копи работный люд набирают. Задаток получил, прогулял, а потом вовек не уйти. Словно не сам завербовался, а из Африки привезли. Пожалуй, единоверцев яз приглашать не стану, а иных сколько уговорю – столько и привезу. Даже не сомневаюсь князь, что вы щедро вознаградите меня за усердие.

Я невольно усмехнулся в ответ. Джакман представлял собой истинного купца-авантюриста, умного и циничного. У него, несомненно, имелись твёрдые жизненные принципы и сильный характер, но его сребролюбие явно не имело меры. Что для меня было крайне удобно, ведь золотой поводок самый крепкий.

Не прошло и седмицы, как в Углич вернулся Бакшеев со своими людьми. Заранее упреждённые, мы встречали его посредине торговой площади. Возвращение рязанца выглядело, как приход домой татарской шайки после удачного набега. Конный отряд дворян конвоировал под сотню крестьян, самых различных возрастов, от подростков, без всякого признака пушка на щёках, до седобородых старцев. Кто-то из задержанных Афанасием шёл пешком, кто-то ехал на телеге. Полтора десятка молодых парней пригнали в путах, закрепив конец связывающей их верёвки на луке седла.

– Вдоль Волги сбегали, княже, слава Богу здорово, – лихо доложил мой военный советник. – На двадцать вёрст от излучины, где разбой приключился, в обе стороны по всем деревням повальным обыском прошли. Всех, у кого какую рухлядь не по его чину отыскали, расспросили накрепко. День и ночь княжью службу справляли, дневали и ночевали, с седла не слезая. Всех татей в округе вывели.

– Вот сии воры, – Бакшеев указал нагайкой на запыленную толпу крестьян. – Те, у коих краденные вещи нашлись, и кто видоков купле не указал, и те на кого показали что без клятвы от продавца дорогие товары брали.

Сии, – теперь плеть указывала на связанных. – Воровские дела творили или с татями рядом в их стане обретались. Тех троих, кои при нашей облаве за сабли или ослопы схватились, мы на месте стрелами положили. Остальные об обороне и не помышляли, в ноги повалились живота просить.

– А ты их послушал, тьфу, – зло сплюнул губной староста. – На месте их посечь не мог? На што в город притащил, чего с ними теперь делать? Где ката искать? Яз то их в подклети запру, и чего теперь мне над ними две-три седмицы сверху в избе сидеть, их причитания слушать, пока с голоду не околеют? А ведь их сердобольные посадские подкармливать будут, на всех-то не хватит, но те, которые поухватистей, сами собой не издохнут. Так ведь на Москву за мастером заплечных дел посылать придётся. А прогонные деньги с кого брать? А ежели кто с крепкой шкурой окажется и в татьбе не сознается? Это ж сколько просидит-то, и каждый день у клетей караул держи.

В общем-то наш судья и прокурор в одном лице был по-своему прав. Должности палача в городе не имелось. Традиция кормить заключённых тоже пока не появилась. Тратить на пойманных преступников казённый хлеб никому здесь в голову не приходило и те кормились милостыней или передачами родных. Но на такое количество задержанных подаяний явно не хватит, а родственников в городе у них похоже не имелось.

– На дыбе уморишь, – отмахнулся Афанасий. – А ката среди разбойничков сыщем.

– Эй, лиходеи, – крикнул он связанным. – Кто шею от пеньковой петли спасти хочет?

Предложение вызвало некоторое оживление, лишь один парень в ободранной одежде прокричал:

– Чего сразу виселица? Яз никоего лиха не делал, пусть князь при честном народе судит!

– Кнут не Бог, а правду сыщет, – с мягкой улыбкой успокоил его Муранов

Крикуна тут же пнули локтём под рёбра подельники и самый старший из них громко сказал:

– Чего надобно? Ежели в полные холопы, то мы согласны.

– Как же, ищи дураков окромя нас, – вновь осклабился губной староста. – Из вас каждый уж поди с пяток раз в холопы писался. Кто обещникам своим казнь справит, тому велю плетей дать, уши подрезать и гуляй на все четыре стороны.

Такое шанс спасти свою шкуру не вызвал у разбойничков никакого энтузиазма. Некоторые даже демонстративно плюнули в нашу сторону, пара человек стало истово молиться.

– Покочевряжьтесь пока, пёсьи дети, – благодушно заметил Иван. – Как на дыбе вволю повисите, да от горящего веничка погреетесь, так строптивости-то поубавится. У меня и чёрт в грехах каяться начнёт.

Подъехав ко мне, губной староста проговорил:

– Страдникам надобно прям сразу суд дать. Такую прорву народу и запереть-то некуда.

Воспользовавшись шансом, Муранов тут наябедничал на Бакшеева:

– Больно ретив окладчик наш. Ведь право же, учнёт дурак Богу молиться так лоб расшибёт. Выпорол бы черносошных по деревням, и им легче и нам мороки меньше. Ан нет, желает, де, чтоб всё по государеву Судебнику правили.

Стрельцы ещё не успели увести разбойников, а губной староста уже управился с судом над крестьянами. Собственно, вся их вина заключалась в том, что деревенские не могли объяснить происхождение найденных у них дорогих вещей. Даже куплей по случаю им отговориться не удалось. По обычаю надлежало при сомнительной покупке иметь видоков сделки и требовать от продавца крестного целования, в том, что товар не краденый. Тот, кто этого не сделал – считался соучастником преступления.

Крестьяне, впрочем, своей вины не отрицали, признавая, что брали 'воровскую' рухлядь в уплату за зерно и мёд. Такая сговорчивость объяснялась легко, не сознавшимся грозило дознание, которое могла оказаться тяжелее наказания. Поэтому приводимые под княжьи очи группы односельчан бухались на колени, твердя подряд одно и то же:

– Отпусти вину, княже, нечистый попутал.

Муранов тут же выносил приговор:

– Десять плетей, явитесь по осени с оброком, тогда и порку получите. Да чтоб сами напомнили, а то забывчивым велю вовсе шкуру спустить.

Мне же он своё решение пояснил так:

– Страда, тут не отлежишься и не оклемаешься. А помрёт хлебороб, работы своей не справив – жонка с детишками с гладу сгинут. По осени-то крестьянишкам полегче будет, дня два в лёжку полежат, да встанут здоровее прежнего.

– Может, помиловать черносошных? – предложил я губному старосте. – Или хоть убавить наказание, грех-то их не велик.

– Воля твоя. Но яз, недостойный, мню так – распускать народишко не следует. Им-то не привыкать, шкуры у всех дублёные, – предупредил меня Иван, и, получив согласие действовать на своё усмотрение, зычно крикнул крестьянам. – Князь Дмитрий за малостью вины милует. Заместо плетей получите десять ударов батогами по лядвям. Благодарите господаря, пёсьи дети.

Черносошные вновь упали на колени, вразнобой произнося слова благодарности.

Пришедший к вечеру Джакман явно обрадовался результатам похода Бакшеева.

– Как споро воров-то изловили, – приговаривал он, расплываясь в широчайшей улыбке. – И судить стали сразу, не мешкая. Не то, что у нас на родине – констебля искать грабителей не заставишь. Даже если поймали лиходеев, то либо жюри их отпустит, либо королевский судья помилует. Оттого-то в Англии на проезжих дорогах словно на шотландской границе – днём не подстрелят, так на ночлеге зарежут.

Афанасий, выслушав восторги торговца, хмыкнул:

– На добром слове благодарствую, но у нас також на шляхах пошаливают. А по Дону и нижней Волге и с сотней стрельцов не всегда проплывёшь, казаки да черкасы балуют. Да ведомых воров воеводы за корысть отпускают, либо к себе в челядь по кабале пишут.

– В холопы пишут? – переспросил Беннет и обратился ко мне. – Благодаренье Господу, большую часть товара мне твои воинские люди вернули. Но часть-то пропала без следа. Велел бы ты, княже, тех разбойников, кои в душегубстве невиновны, на мой двор головой выдать. Пусть убыток отслужат.

– Русских людей иноземцам в холопство выдавать не след, – набычился Тучков. – Уж вернее тут повесить. Негоже спасать жизнь ценой бесценной души.

У меня промелькнула мысль, что осуждённые на казнь вполне могли бы выслужить помилование в зельевой палате. После несчастного случая со взрывом работников туда было днём с огнём не сыскать. Некомплект подмастерьев серьёзно тормозило дело. Поскольку теорию удельные химики не понимали совершенно, результат получали после сотен и тысяч попыток. Юшка и Стенька добивались успеха совершенно случайным образом, но все свои шаги записывали. Это давало возможность им работать на ремесленной основе, по своим найденным рецептам. Но на каждый удачный опыт приходилась огромная куча неудачных, потому служба в помощниках у зельевых мастеров была довольно опасна.

Поэтому англичанину я лишь туманно пообещал рассмотреть вопрос позже, после суда. Купец лишь огорчённо махнул рукой, дескать, не вышло, ну и Бог с этим. Джакман торопился с отъездом, короткая северная навигация не давала ему возможности проводить время в ожидании. Уже следующим днём он отбыл, увозя с собой целый дощаник образцов угличской продукции, выданный ему для изучения спроса.

Наконец-то представил результат своих изысканий Ефимов. Ему удалось восстановить привезённый из Данцига станок. Приспособление было довольно громоздким, приводилось в движение с помощью десятка подвешенных грузов. Но всё же на нём удалось выткать одновременно шесть лент, причём имелась возможность делать различные узоры и плетения с помощью кулачков сложных форм.

– Надо Савва сей станок упростить, – выдал я очередное задание. – И привод от колеса сделать. Когда выйдет что-то путное, одну машину государю Фёдору Ивановичу в подарок отвезу. Он шелкоткацкую мастерскую в позапрошлом году рядом с Успенским собором устроил, и диковинке обрадуется.

Ефимов почесал в затылке и пообещал всё сделать в наилучшем виде. Воспользовавшись моим хорошим настроением, изобретатель-самоучка попросил об очередном денежном вспоможении.

– Задумал бочки делать. Купцов теперь много в городе, бочки всем нужны, – пояснил свою просьбу Савва. – Доски на мельнице лесопильной сработаю, для деланья клёпок тож приспособу механическую измыслил. Токмо осталось брёвен дубовых закупить, да баню побольше поставить. А яз весь прибыток с торговли пачкающими палочками на свои задумки извёл.

– Баня-то тут причём?

– Так чтоб выгнуть доску, её по седмице парят, – удивился моему непониманию плотник. – Как иначе-то?

– Можно иначе, Савва, можно, – задумался я. – Ладно, бери у Ждана серебро, делай, как знаешь. Потом что-нибудь другое придумаем.

Помня интерес англичанина к воску, я занялся изысканиями и в этом деле. Улучшить его качество, а значит поднять цену удалось довольно просто. Всего-то требовалось начать использовать для перетопки вощины водяные бани, вместо ставящихся на прямой огонь горшков.

С организацией пасеки дело оказалось сложнее. Используя изготавливаемую Акинфовым проволоку, по моим указаниям смастерили близкое подобие рамочных ульев. Но вот с моим управляющим сельским хозяйством, Липкиным, понимания никак не находилось.

– Маловаты пчелиные ларцы, – вертя в руках улей, бурчал Фрол. – Но воля твоя, по лесу в полусотне шагов друг от друга развесим, спробуем.

– Зачем в лесу развешивать? Рядом все поставим, к полям ближе.

– А пчёлы откуда в поле возьмутся? В лесу-то всех повывели. Этим годом из десяти бортных деревьев девять осы обжили. На лугу вовсе все ларцы не с полезными, а со зловредным мушками окажутся. Испокон века на лугах пчёльников не бывало.

– Ну а колоды бортные?

– Чего колоды? Их також в роще аль в подлеске выставляют, там где деревьев в два обхвата нет и дупла не изготовить.

– Пчёл поймать можно, когда они роятся.

– Не чуди, княже, – пользуясь приватностью беседы, просил Липкин. – Ну пять роёв по сроку умелый бортник найдёт, ну десять. Ты ж более трёх сотен энтих ульёв смастерить велел. Вот кажный год потеха честному люду будет, гляди, де, князь сызнова ловчих на пчёл послал.

– Почему каждый год? Один раз изловят, потом за пару лет пойманные насекомые расплодятся.

– Сикомые может и расплодятся, – упирался Фрол. – А последние пчёлы по зиме дохнут.

– Укрыть их потеплее с осени и перезимуют, – не улавливал я сути проблем.

– Так чего, мёд собирать не будем с них? – в свою очередь не понимал меня мой сельский управитель.

После длительных выяснений стало ясно, что здешние бортники мёд забирали весь. Естественно, при таком подходе бортные деревья каждый год заселялись заново. Из этого следовало, что множество мёда и воска добывали только там, где остались значительные лиственные леса. Идея изымать важный товар не губя пчёл, оставлять им часть мёда на корм зимой и даже подкармливать их по осени казалась Липкину странной. Но всё же он был выбран в мои помощники за любознательность и охоту к новизне, поэтому, хлопнув напоследок шапкой оземь, Фрол пообещал держать пчёлок словно курей.

Пришедший к концу разговора Ждан решил вставить своё слово:

– Мне купцы проезжие сказывали, будто кизилбашские татары червецов шёлковых словно детей вынянчивают. За пазухой, в тепле, их носят и кормят там же. Вот где воистину мерзость-то.

Не знаю, что себе представил Липкин, но его от этих речей перекосило. Крестьянин сплюнул, потом перекрестился и, откланявшись, убежал.

В середине лета добрался до Углича человек с вестями из волжского Усолья. Я потребовал привести его немедля. Появившись в горнице, посыльный при нас выпорол из подкладки кафтана грамотку и начал нараспев читать:

– Князю Углицкому, господарю Димитрию Иоанновичу холопи твои Оврамка и Яшка челом бьют. Посланы мы прошлым годом со стрельцами на твою княжью вотчину, на речку Усу. Придя Волгой до устья Усы, разыскали крепкое место и на нём срубили острожек, в коем и поныне сидим с великим береженьем от ногаев и воровских людей. А те воровские люди, казаки гулящие с атаманами Ляпкой и Хорём, дважды под острожек изгоном прибегали, но никоего дурна учинить не смогли, отгромили мы их здорово. Хлебопашества и рыбных ловель, яко ты велел, мы завести не сумели, опасаясь погрома от разбойного люда. Оттого в хлебе нужду и бедность терпим, всякую скверну принимаем, приходитца и мясо в постные дни едать, окромя Великого поста. Нашли мы соляные ключи верстах в семи от острожка по Усе-реке, токмо из них соль с третьей варки горька становится, да дрова добывать опасливо, а в ближних местах всё повысечено. Оттого мы соли наварили не больше ста пудов. Да приискали мы на Девичьей горе руды серной, куски сих камней для учиненья опыта с поклоном до тебя шлём.

Також приплывал до нас царёв воевода из Самарского острога, лаял всех твоих холопей и стрельцов угличских великой бранью, дескать, мы купеческие струги от воров не бережём, а делаем, де, тем ворам потачки. Сказывал, случится ежели ещё какое татебное дело поблизости от Усолья, держать, де, за то ответ нам своими животами и головами.

Об том, чего дальше делать и как твою службу справлять, ты, господарь, нам, холопам своим, укажи.

Так появилась новая проблема. Подарок мне Годунов сделал изрядный, вместо доходного промысла – круглогодично осаждённый острог на порубежье. Да ещё требовалось обеспечивать безопасность торговых судов в кишевшем грабителями месте. Первым желанием было отправить туда большую часть местного стрелецкого гарнизона. Затем пришло понимание, что в Усольском острожке и так серьёзная нехватка продовольствия. Да и не факт, что голова приказа моего распоряжения послушает. В общем, в очередной раз нашлось над чем поломать голову.