Текст книги "Последний князь удела"

Автор книги: Дмитрий Дюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

Глава 33

В последующие десять дней, несмотря на протесты Ждана, Углич почти на одну восьмую часть стал населён финнами. Почти четыреста выкупленных полоняников заполняли все свободные избы, множество освобождённых подселили к посадским, несмотря на протесты местных жителей. Тучков был страшно недоволен и не уставал мне выговаривать:

– Почитай всё серебро наторгованное – четыреста рублей растратили. Ладно бы продать потом полон подороже, так нет – будто христиан в уезде осаживаем. Есть у нас в купле с десяток каянцев-охотников, их в верховья Мологи пошлём, есть суми-рыбаки – этих в наши рыбацкие слободы, карелам пахотным тоже место найдём. Но у нас же двести шестьдесят душ баб и детишек из емьских посадов – Порва-города, да Келсинка какого-то неведомого, их куда девать?-

– Ребятишек мастеровым покажи, может в ученичество сгодится – моё предложение было встречено скептической ухмылкой – Баб шерсть перебирать, да прясть посадим. Надо горожан собрать, построить длинные дома для сего ремесла-

– У нас пряжи полно уже, ткать её не переткать. Ткачиха уж двух учениц взяла, а толку чуть, уж больно неловки —

Делать было нечего, я с дядькой поплёлся осматривать нашу малую ткацкую мастерскую. В ней, устроенной в бывшей женской части терема, стояло уже два ткацких стана и места точно хватило бы ещё для трёх таких же устройств. Опытная ткачиха быстро двигала ногами брусья станка, попеременно с этим ловко перебрасывая ткацкий челнок из руки в руку. Две её нерадивые ученицы возились у другого устройства, пытаясь выткать ткань с чуть более широким полотном, они деревяшку с помещённой внутри ниткой передавали друг другу медленно, от того производственный процесс шёл еле-еле. Если у обученной ткачихи челнок летал между нитями основы как волан бадминтона, то её наперсницы кидать его даже не пытались, боясь не поймать. Именно ассоциации с игрой в бадминтон навели меня на мысль что запускать челнок лучше с помощью рычажных ракеток, не вставая от педалей перемещения рам ткацкого стана. Немедленно был вызван специалист по механизмам, плотник с недавно полученной фамилией Ефимов. Объяснив ему принципиальную схему требуемого устройства, я направился вместе со Жданом осматривать места под размещения будущих мастерских.

Шерстомоечную мануфактуру решили разместить на берегу Селиванова ручья, его было не сложно перегородить плотиной. При разговоре о постройке этого необходимого гидротехнического сооружения, я вспомнил о заплотном розмысле Карпуне. Слегка попеняв сопровождающим на нерадивость, отправил Андрея Козлова на его поиски в Ярославль, наказав нанять его за любую цену. Выезжать требовалось как всегда немедленно, Волга должна была вот-вот вскрыться ото льда.

Уездный механик Ефимов с задачей справился за считанные дни. Уже на третий день он демонстрировал нам с Жданом сделанное из четырёх пружин и нескольких фигурных дощечек приспособление, запускающее ткацкий челнок простым дёрганьем за верёвку. С помощью этого нехитрого усовершенствования выработка шерстяного полотна ускорилась практически втрое. Ткань, конечно, была лишь немногим лучше домотканой сермяги, всё же наша мастерица специализировалась на хамовном товаре, то есть тканном из тонких льняных нитей. На мой взгляд, разглаживание сукна между вращающимися валами и ровная подстрижка ворса могли придать ему вполне пристойный товарный вид.

В день начала ледохода на княжеском дворе появился кузнец Акинфов с сыном, за ними, еле волоча ноги, брёл здоровенный парень лет двадцати. Выйдя по зову караульных на крыльцо, я стал свидетелем краткой пантомимы. Коваль Фёдор жестами что-то изображал, указывая на пришедшего с ним молодого мужика. Тот пробубнил что-то жалостливое и бухнулся на колени, прямо в лужу талой воды. Тыкая пальцем в коленопреклонённого, перевод осуществил сын кузнеца Пётр:

– Ентот дурень спозаранку у нашего крыльца на коленях топчется. Молит взять его в подмастерья, али просто учеником, да и молотобойцем готов наняться. Его со двора гонят, а он ни в какую не уходит, бает, мол, с Москвы сюда брёл-

– Сказывай князю, за каких лихом ты к нам забрёл? – требовательно обратился мальчуган к понурому мужику.

– Рассказывай, да из лужи вылезь – поддержал я шустрого мальчишку.

Странноватый парень, не вставая с колен, переполз на более сухое место и вежливо поздоровавшись, изложил свою просьбу:

– Звать меня Тихон, от отца прозвищем Миронов, московского сабельного мастера Якима яз выученик. Делает тот знатный коваль мечи да сабли из сварного булата. В ученичество отдали меня восьми лет от роду, с тех пор я кузнечное ремесло познаю. Всё яз у Якима перенял, окромя единого секрета. Каким обычаем сварошный песочек составлять мне мастер не открыл, обещал на смертном одре тайну сию сказывать-

– По зиме, купил мой учитель полосовой уклад чудной у сего коваля – продолжая рассказ, мужичок указал рукой на Акинфова – Железо то было вельми доброе, такого из ста прутов разных не сваришь. Но как начали саблю из того уклада ковать, так он в обычное железо обратился. Яким ругаться стал, мол, отвели очи, продали дорогой ценой невесть что. Аз же думаю – слова заветного Яким не ведал, что для выделки того уклада потребно, вот и не далась ему ковка. Молю открыть мне сию тайну, яз же отслужу за то сколько потребно —

После этого мне стали ясны причины неудачной торговли высокоуглеродистой сталью. Видимо, обрабатывая этот металл, купившие его мастера нещадно его перегревали, выжигая углерод.

Подошедший посередине монолога молодого оружейника Бакшеев осклабился, и зловещим голосом произнёс:

– Кто сие сокровенное знание постигает, того языца лишают, дабы не открыл неведомое кому не следует. Вон, глянь на кузнеца нашего угличского —

Акинфов оценил шутку и, глядя в лицо москвичу, замычал, демонстрируя оборванный язык.

Добравшийся к нам из Москвы Миронов пошатнулся, потом собрался с силами и произнёс:

– Ежели тайну взаправду откроете, без обману, то яз согласный-

Не особо удачный розыгрыш стоило прекращать, да и о кандидате в удельные оружейники стоило узнать по-больше:

– Встань, да отвечай, что умеешь, каким навыком владеешь-

– Железо из многих полос в единую ковать умею, да разное оружье могу делать, и как калить его да доводить ведаю – бойко отвечал московский трудовой мигрант.

– Кабалу на себя давал? – уточнил статус пришельца Афанасий.

– Якиму – служилую – признал, опустив голову, Тихон – Выходного не заплатил, нечем было, так сбёг-

– Будет ли на тебя в Холопий приказ доводить кузнец, от коего ты прочь утёк? – не отставал от парня Бакшеев.

– Мню – будет – совсем расстроился москвич – Он ить по Оружейному приказу работает. Без меня царёв наказ трудно выработать будет. Да и надёжу на меня Яким имел. Свои-то дети в пушкари у него подались-

– Хлопотно с этим беглецом будет, княже – сделал вывод многоопытный рязанец.

– Ладно, Муранов у нас судебные уставы крепко знает, что-нибудь надумает – отмахнулся я от проблемы со статусом пришедшего коваля – Пусть работает у Акинфова на подворье, пока за плату подённую, дальше видно будет-

– Яз еще ведаю, как сабли крепить кровяной солью, да саму синькаль составлять умею – выложил очередной свой козырь Миронов.

Такое вещество мне знакомо не было. Вызнав у беглеца Тихона основные составляющие это химиката и основы его применения, вспомнил, как что-то подобное рассказывал мне дружок из прошлой жизни – Вовка Шумов. Использование крови на этапах закалки оружия он объявлял приёмом интуитивного азотирования, изрядно продляющим срок службы изделий. Оружейник Миронов нам и так был очень нужен, поскольку высокоуглеродистой стали скопилось почти двести пудов, а выковать из неё какое-либо сложное изделие угличским кузнецам было не под силу. В связи с этим я поручил Акинфову показать парню режим оптимальной ковки полос из насыщенного углеродом железа.

За день до Страстной седмицы в Углич прискакал гонец из Устюжны-Железнопольской. Как только мне доложили о прибытии вестника с севера удела, внутри меня зашевелилась леденящая душу тревога. Только чрезвычайные обстоятельства могли заставить жителей этих мест пуститься в путь по весенней распутице.

Первые строки письма ввергли меня в безмерное уныние. С таким трудом построенная плавильная печь дала трещину на девятый день использования. Однако прочитав послание до конца, я изменил свой взгляд на произошедшее. Согласно сведениям, полученным из Устюжны, плавильщикам удалось за срок работы домны изготовить более тысячи пудов чугуна. Был полностью выполнен царский заказ на ядра. Для меня изготовили, помимо простых слитков, валки, молоты, несколько литых жерновов, а так же пробную мелочь вроде сковородок и чугунков. Экономические результаты тоже были весьма обнадёживающие. Получение одной только платы за пушечные снаряды, из расчёта четырнадцати алтын за пуд, могли полностью окупить постройку печи, сырьё и оплату труда металлургов. Не считая изделий предназначенных мне, устюжанам осталось около ста пудов сковородок и горшков, с которыми они планировали в ближайшее время отправится на вологодский торг. Присланы были мне подробные таблицы по затратам угля, руды, выходу чугуна и железа, которое на пробу выделали в горне. Несмотря на весьма примерную точность из-за различных мер измерения, эти данные стоило просчитать и проанализировать подробно.

Просили в письме устюжане заступничества в Пушкарском приказе, дабы не было волокиты с принятием литых ядер вместо кованых. Тут следовало действовать через моего опекуна, оружничего Богдана Яковлевича Бельского, который в прошедшем зимой шведском походе командовал всей артиллерией русской армии. Так что этот и следующий день я занимался сочинением посланий в Москву к боярину Бельскому и на Устюжну удельным металлургам. Для отправки в северный город на Мологе мне пришлось заготовить целую пачку листов, на которых было изображено устройство передельной печи, да изложены советы по строительству новой домны. Деньги на постройку я предлагал брать из городской таможенной казны, а выручку делить по определенным принципам. Раздел средств должен был происходить так – в первую очередь оплачивались поставки сырья и комплектующих, во вторую выдавалась оплата работающим, в третью возмещались затраты пайщикам, и уж в последнюю делилась прибыль пропорционально вложенным в дело деньгам. Также горожанам сообщалось, что если кто ещё захочет учувствовать в этом деле, то им можно продавать за свою цену долю из княжеского пая, но так чтобы он не уменьшился до размера менее четверти от общих вкладов.

Началась предпасхальная седмица, меня опять закрутил круговорот молебнов и обрядов. К наступлению праздника Пасхи, я уже чувствовал себя биороботом, исполняющим определённую заданную программу. Было совершенно невозможно представить, как такой режим соблюдал мой сводный брат Фёдор, по слухам ежедневно начинавший молебен в четыре часа утра, по более привычному для меня счёту часов, и молившийся до шести вечера.

После Святой Пасхи началась очередная праздничная неделя. Уговорить кого-либо поработать оказалось совершенно невозможным. Заставить было ещё сложнее, принуждённый к труду в праздник отправлялся жаловаться к церковным властям, и требовательный работодатель вдруг становился еретиком, совершившим преступление против религии. Вообще в этом мире на Руси насчитывалось не менее девяноста выходных и праздничных нерабочих дней в год, что, на мой взгляд, для феодализма было как-то слишком человеколюбиво. Нет, местные жители вполне могли работать в эти выходные, но сугубо по своему усмотрению, и при явном порицании таких действий церковью.

За два дня до праздника Красной горки в Угличе показался очередной сеунч из Москвы. Он привёз приказ дворянскому ополчению немедленно отправляться к месту сбора войск на Оке. Подкреплён этот документ был грамотой патриарха Иова, специально разъяснявшей необходимость выполнения повеления, несмотря на праздничные дни. Помещики возмущались, отказывались выезжать до появления травы, но выданный из княжих закромов овёс и недвусмысленные угрозы московского гонца о пересмотре земельных угодий сделали своё дело.

– Раненько по этому году сбирают – удивился Бакшеев, уже забывший о своих зимних прогнозах – Обычаем на три-четыре седмицы позже войско на Оку кличут-

Угличский полк ушёл в поход практически в полном составе, отпросился в поход и Афанасий, видимо заскучал старый воин без ратного дела. Двинулась к речному рубежу и половина городовых стрельцов во главе с Пузиковым, подводы для них собирали по всему уезду.

После ухода удельного войска я целиком погрузился в хозяйственные проблемы. Вот-вот должна была начать прибывать овечья шерсть. Со многими ногайскими мурзами договорились ещё в феврале, они вполне готовы были продавать нечищеную стриженую шерсть по полушке за пуд. Если на такое количество перебранного и вымытого шерстяного сырья требовалось несколько дней труда кочевника, то просто настричь, особенно с нашими ножницами, его можно было за пару часов. Хотя после очистки шерсть становилась легче вдвое, всё равно наш мануфактурный метод мойки и чесания обещал выгоду не менее чем в четыре раза.

В процессе разработки устройств для прядильной мастерской я вспомнил о заказанных валенках. Осмотр опытных образцов показал полный провал моей идеи. Хоть чуть похожими на обувь вышли изделия из недобитого полувойлока. В принципе производить такой полуфабрикат, неплотную ровницу, можно было лишь добавив валки к шерсточесальной машине. Так что механик Ефимов получил очередное задание.

В первые дни мая продемонстрировал свои труды новоприбывший Миронов. Скованные им четыре сабли были весьма хороши, особенно закаленная через воду в масло. Конечно, для финальной доводки этого оружия, шлифовки и полировки, требовались еще месяцы труда, но уровень мастерства был виден сразу. Поэтому озадаченному Тихону было поручено отставить оружейное дело пока в сторону и заняться изготовлением дисковых пил, хитрого столярного инструмента, да различного размера свёрл и буравов.

В первой декаде мая одновременно вернулись из своих поездок Лошаков и Козлов. Первый привёз с собой моего назначенного учителя Семёна Головина, да отчитался о проделанной работе:

– На Москве всех лихих людей похватали. Ярыжки Разбойного приказа в их избах в подполах семь десятков не по-христиански похороненных младенцев раскопали, тех, кто от мук принятых не оправился. На сыск сам патриарх Иов приходил, велел казнить огнём головных злодеев, как церковных татей. На дыбе многие воры на прочих людишек указали, таким же разбойным промыслом живущих. С Москвы посланы сыскные и в Ярославль и Верхний Новгород, и на Нижний тоже, також в Казань и Чернигов приказные отправлены. Всех супостатов сыщут, да кусками у проездных дорог развесят, чтоб наперёд никому неповадно было таковым лихом промышлять

Сообщение меня порадовало, и затем я побеседовал с подьячим Посольского приказа Головиным:

– Здравствуй Семён, как съездил? Будут печатать учебник твой? -

– Сведущие люди в стольном граде хвалили счётный задачник сей. В патриаршем приказе перепишут и по монастырям разошлют для учёбы. А вот в царском печатном дворе удачи мне не было. Один резчик помер безвременно, другой на два года вперёд занят, так что напечатанная книга нескоро будет-

– Разве для книги резать что-нибудь надо? Почему без этого не обойтись? – я был в полном недоумении.

– Так печатные доски сперва вырезаются, а уж опосля с них на бумагу чернила тискаются – объяснил мне основы печатного дела Головин – Работа та тонкая, одна ошибка– доска насмарку. Мало на Руси мастеров в сём ремесле мудром. Древодели умелые есть, а грамотных среди них чуть, по подобию срисовывают, да редко хорошо выходит —

Так, наборного шрифта тут пока не знают, тоже придётся начинать, и для этого нужен свинец. Опять же надо глянуть, как тут делают бумагу, единственное, что я об этом знал – в моём прежнем мире её вырабатывали из дерева.

Андрей Козлов тоже вернулся не с пустыми руками. Он нанял затребованного мной плотинного мастера со всей его артелью, переманил с подряда у какого-то костромского купца. Прибыть они должны были в самое ближайшее время со всем нужным инструментом. Также нашёл мой телохранитель в Ярославле токаря, я давно интересовался мастером такого ремесла.

– Ежель подъёмных дадим десять рублей, готов перебираться Ванька-вытачивальщик – известил меня Козлов– Наряд свой с собой прихватит, да справляется, кость ему искать иль у нас есть?-

– Какая кость? – в очередной раз меня поставили в тупик.

– Дак работает токарь по моржовому клыку, может и по зубу неведомого подземного зверя, мамот именуемого. Вот и интересуется, готов запас-то костный для трудов его – разъяснил Андрей.

– Отправь ему денег, с чем ему работать – после приезда разберёмся – такое виделось мне решение этого вопроса.

За ужином я обратил внимание на хорошее настроение Ждана, оно его посещало не часто.

– Чего сияешь, как начищенный золотой? – такой настрой у дядьки был не спроста.

– Семейка Головин сказывал, что царица-то, Ирина Фёдоровна, непраздна, да вроде вскорости должна разрешиться от бремени, об том на Москве слухи ходят – ответил Тучков.

– Это очень хорошо, что у брата Фёдора дитё народится, но ты-то чего рад?-

– Ежели даст Бог, счастливо царица разродится – на Москве великий праздник будет. Слыхивал яз, уж несколько раз не могла супруга царя Фёдора Ивановича дитё доносить, скидывала до срока мёртвого. Так что молит великий государь о даровании наследника ежедневно и еженощно уже много лет. Оттого нам двойная корысть может приключится. И челобитье какое сотворить уместно – не откажет великий государь в таковой праздник, да и угорские свои мы с выгодой распродать можем. Бояре по праздникам царю золотые дарят, кто более на блюде принесёт, тот значит честнее служит. По праздникам сильно монета златая дорожает. Так что, будем молить, дабы даровал Господь ребенка живого царствующей чете, оттого не менее чем вдвое против обычного цена на угорские вырастет – подробно объяснил обстановку Ждан.

– Надо ходатайство в Москву слать, чтоб разрешили приезд – были у меня сомнения, что на праздник меня пригласят.

– Яз всё обдумал. Цари всея Русии завсегда чад своих кровных в Троице-Сергиевой обители крестят. Вот бы нам до того монастыря заранее съездить, на богомолье. Ежель у царицы всё ладно будет, там и дождёмся с поздравлениями, ну а, не дай Бог, беда какая – тихонько в Углич вернёмся-

– Что ж, мой мудрый дядька, ты не глупо всё придумал. Давай-ка собираться к концу мая в поход по святым местам, дело-то богоугодное – на память мне пришли просьбы бежичан и совет игумена из Городецка.

Глава 34

За неделю до нашего отъезда в Троице-Сергиев монастырь в Угличе появился специалист по постройке плотин Карпуня. Показывая ему фронт предстоящих работ, я поинтересовался его фамилией.

– Нет у меня родового прозвания, отца моего Еремей прозвищем Шибай кликали – пожал плечами ярославский специалист.

– Шибаев значит будешь – сообщил я ему новость. Вообще отсутствие у большинства простого народа фамилий здорово затрудняло поиск нужного человека, это стоило исправлять хотя бы в своём уделе.

Масштабность работ новонаречённый строитель-гидротехник оценил. Перекрыть плотиной средних размеров Селиванов ручей было хлопотно, но несложно, а вот постройка отводного канала от реки Корожечны и устройство водобойных колёс на нём была задачей повышенной сложности. Договорились мы с мастером о том, что он и его люди возьмут на себя технические и руководящие функции, а черновые работы будут выполнять местные жители, за подённую плату от князя.

– Кажный год так черносошным платить, оне и хлеб выращивать бросят – бурчал недовольный Тучков.

Уже выезжая из Углича заметил очередное сборище местных жителей у губной избы. Любопытство победило, и я подъехал узнать в чём дело.

– Скотскую погубительницу народ споймал, корешками соседский скот травила – сообщил мне причины столпотворения Муранов.

– Эт каким же образом изловили-то? – предыстория суда мне была интересна.

– Коровы начали у хрестьян дохнуть, ну они и стали следить за всеми бабами, чтоб узреть, кто колдовать начнёт. Вот ету поймали когда в лесу ядовитые корешки собирала, её вестимо сразу сюда, на княжий суд – разъяснил мне все нюансы следствия губной староста.

– Точно эта крестьянка скотину губила? – доказательства мне убедительными не казались.

– Ну а кто ж ещё? Иначе для чего куст токмо на отраву годный собирать? – удивился Иван, ему для вынесения приговора данных явно хватало.

– Баба что говорит? – продолжал я его допытывать.

– Да что всегда в таковых делах сказывают, то и она молвит. Мол, никого не травила, ничего не ведаю, корешки для свово дела собираю. Можно попытать сию жонку если велишь, токмо тут дело тут верное, кнутом её бить, да искомое на ней взять и дело с концом – для нашего главного правоохранителя происходящее было вполне рутинным делом.

Проехав через расступившуюся перед конём кучку людей, задал вопрос крепко избитой женщине:

– Для какой нужды тебе те корни понадобились? Отвечай прямо и толково, недосуг с тобой возиться-

– Собираю бружмель яз давно, ещё бабка моя ягодами сего куста паршу лечила. Мамка как-то кору истолкла да из неё камедь сварила, яз же сей смолкой мужу сети натираю, они слабей гниют от того. Рыбарь мой мужик, а неводы-то вельми дороги – ответ рыбачки, на мой взгляд, был довольно искренним.

Однако точно всё показать мог только эксперимент, и я послал людей к дому обвинённой в отравлениях женщины для сбора корешков и изготовленной из них камеди. Ждан пробовал протестовать, мол, тратим время на ерунду, да и возвращаться плохая примета, но мне уже стало до крайности интересно.

Вернувшиеся через пару часов дворяне привезли в мои палаты образцы растения, его коры и получённой вываркой смолы. Покрутив в руках красно-бурый, достаточно мягкий и упругий сгусток затвердевшего древесного сока, я отправился на кухню для проверки сведений о благотворном влиянии этой субстанции на пеньковые веревки. Действительно в кипящей воде смола размягчилась до состояния вара, и стала легко втираться дощечкой в волокна каната и куска холста. По прошествии изрядного времени, остыв, пропитанные материалы стали липки на ощупь и крайне мало влагопроницаемы. Тут в моей голове сверкнула искра понимания, и ближайший слуга был отправлен к пушкарям за серой. Брошенные в закрытый котелок куски камеди и куски грязноватой серы достаточно быстро под действием жара превратились в рыхлые комки резины, правда, крайне плохого качества. Полученный продукт вулканизации был весьма некрепок и рассыпчат, но всё равно он пробудил во мне значительные надежды. Согласно моему постановлению обвинённая женщина была оправдана. Ей было поручено взять руководство группой выкупленных полонянок и отправляться на сбор необходимой коры. Уж чего-чего, а найти применение резине было проще некуда.

Повторный отъезд к дому Живоначальной Троицы совершали с самого рассвета. Растирая заспанные глаза, я следил, как Ждан руководит приторачиванием пары плотных опечатанных мешков к заводной лошади.

– Что в сумах-то? – вроде золота было не так много, около трети пуда, и всё оно было распихано по тайным ухоронкам под одеждой казначея и наших охранников.

– На полоняников бумаги, для показа боярину в Холопьем приказе – разъяснил смысл перевозки документов Тучков – Без того докладу и меток на грамоты наложенных, они по судебнику ни во что ставятся-

– Дядька, тебе мало одного городового стрелецкого приказа? Ты хочешь, чтоб на Углич еще полк-другой стрелков перевели, харчеваться да снаряжаться с княжьей казны? Оставь-ка ты грамотки дома-

– Дык ежель побегут полоняники выкупленные, как возвращать будем? – озадачился удельный финансист.

– Лаской обходится надо, никто не сбежит тогда – парировал я замечание – Вон, уж душ сорок истинное святое крещение приняли. А если припрёт – задним числом бумаги те в приказе заверить можно?-

– Смотря какой дьяк у стола сидеть будет, да какую мзду посулишь – прикинул варианты такого развития событий Ждан.

– Тогда именно так и поступим. Сгружай мешки – отдал я команду конюхам.

У стен Троице-Сергиева монастыря мы оказались через день, уже в темноте. В отличие от прошлогодней встречи встречали нас чернецы. Нам не предложили не то, что отужинать, а даже воды не поднесли. На моё изумление от столь неприветливой встречи ответил молодой монашек:

– Ко всенощной уже отзвонили, устав пить и вкушать не велит-

Ждан попробовал качать права, напоминая, что негоже так обходится с князем крови Рюрика и святого Владимира, на что тот же инок, покачав головой, ответствовал:

– Гнев княжий страшен, а Божий ещё страшнее —

Настоятель и вся верховная соборная братия встретилась с нами после утренней литургии. Беседа явно не задавалась. Старцы интересовались, что привело нас к дому Живоначальной Троицы.

– День Святой Троицы желаем в её обители отбыть – за меня ответил Ждан.

– Похвально – согласился архимандрит Киприан – Слышал яз о княжиче Димитрии, будто помог он многим душам заблудшим обрести истинную веру, сие так же весьма достохвально-

Праздник должен был наступить через пять дней, и всё время до него предполагалось провести в редком для меня смирении. Но уже утром второго дня после приезда в монастырь примчался гонец, сообщивший о рождении у царицы Ирины Фёдоровны дочери, тут же по всей обители зазвенел праздничный перезвон. Тучков потирал руки и давал распоряжения по поводу того куда отвезти золото.

Следующим после получения радостной вести днём праздновали именины царя Фёдора Ивановича, после завершения торжеств у меня состоялась приватная беседа с настоятелем Киприаном Балахонцем и старцем Варсонофием. Помимо прочего коснулся я и темы наследства:

– Слыхивал яз будто отец в удел младшему сыну иные города назначал, окромя Углича-

– Когда духовная та писалась, видел благонравный царь Иоанн Васильевич в молодшем отпрыске господаря Фёдора Ивановича – возразил архимандрит.

– Коли Углич с Устюжной скудны для тебя, бей челом нашему великому государю, он удел прибавит, аль на другие грады переведёт – с добродушной улыбкой посоветовал напёрсник царя Варсонофий.

– Святые старцы, явите заступничество перед братом, подкрепите мои просьбы – попробовал я упросить монахов.

Иноки переглянулись, пожали плечами и, благословя меня, ушли, ничего не пообещав.

В канун дня святой троицы к нам со Жданом подошёл отец-келарь и завёл беседу о монастырских нуждах. Обладая огромными вотчинами в моём уделе, обитель всегда пыталась объединить их в один массив. И в этой просьбе речь шла о пожаловании монастыря несколькими селами, нужными для устранения черезполосицы. Правда почему-то речь шла не только о Угличском уезде, но и о Бежецкой пятине. Прикинув, что к чему, я решил, что святые отцы хотят иметь свою выгоду от заступничества перед царём. Так что заведующему огромным хозяйством обители было обещано обязательно одарить дом Живоначальном Троицы, только нужно во дворце документы найти на просимое. Удовлетворённый келарь осенил нас крестом и торжественно удалился.

В праздник перед литургией, на которой прихожане причащались, по обычаю требовалось пройти таинство исповедования. В родном Угличе священник храма Спаса Преображения обычно меня расспросами не мучил, задавая лишь формальные вопросы, и быстро переходил к разрешительной молитве. В Троицком соборе исповедовал меня сам архимандрит Киприан, не услышав от меня никаких признаний в тяжких грехах, он сам стал задавать вопросы:

– Не хулил ли ты Духа Святого, не изменял ли вере православной не токмо делом, но и в мыслях?-

– Нет, отче, сомнения в вере мог яз являть только по неведению да малолетству, никогда умыслом сих греховных дел не совершал – лгать на исповеди конечно величайший грех, но скрывать правду меня заставляло чувство самосохранения.

– Не велел ли убивать ты, не умышлял ли на чьё убойство? – продолжал таинство Балахонец.

– Нет-

– Не измысливал ли ты или не учинял притворно ложное чудо?-

Вопрос был болезненным, но мне с самым невинным видом удалось твёрдо ответить:

– Нет-

– Не съедает ли душу твою алчное сребролюбие?-

– Деньги мне потребны не для себя, а для дворских и служивых – попробовал я увильнуть от этого явно видимого грешка.

– Пред Богом не оправдываться, а каяться потребно – наставительно произнёс отец Киприан – Кайся, а ежели некрепок в молитвах, изрекай – Господи, помилуй-

– Господи, помилуй – покорно повторил я за Троицким монахом.

Найдя у меня ещё несколько мелких прегрешений, архимандрит, наконец, без всякой епитимьи отпустил мне грехи, прочитав разрешительную молитву.

Царская семья с новорождённой явилась тринадцатого июня, за день до предполагаемого крещения. Царская свита была на удивление немногочисленной, всего четверо бояр да около сотни дворян-телохранителей. Из приехавших думных, трое представляло клан Годуновых, во главе с патриархом этой родовой корпорации Дмитрием Ивановичем Годуновым, являвшимся дядей и воспитателем рано осиротевших Бориса и Ирины Фёдоровичей. Четвёртым был двоюродный брат царя, Фёдор Никитич Романов. Этот последний был весьма примечательной личностью, старший из пяти единокровных братьев, весьма родовитый, крепкий и высокий молодой мужчина, он был тем, кого в далёком будущем именовали на заграничный манер 'плэйбоями'. Этого боярина не интересовало ничего, кроме охот псовых и соколиных, медвежьих травлей да весёлых пиров с сотоварищами. Также выделяло его из общего числа русских дворян и полное пренебрежение военной службой. В поход он сподобился подняться один раз, вместе с царём Фёдором Ивановичем. Все эти сведения мне выложил Тучков, такое поведение родича государя всея Руси он осуждал, но довольно мягко, видимо многое прощалось Фёдору Романову за весёлый и лёгкий нрав.

Крещение проходило в Троицком соборе, проводил таинство старец Варсонофий, он же и стал крёстным отцом малютки Феодосии. Я изнывал от нетерпения изложить царю Фёдору свои просьбы, однако ходатайствовать в храме считалось святотатством и преступлением против религии. В соборе я рассмотрел жену своего сводного брата. Царица Ирина была выше и стройнее своего довольно невысокого и полненького мужа. Держалась она строго, но без особой заносчивости. К моей огромной радости после совершения обряда крещения, меня также пригласили на торжественный малый пир. Рассадка происходила согласно родовитости, и я оказался слева от царя, по правой руке сидел балагур Фёдор Романов.