Текст книги "Последний князь удела"

Автор книги: Дмитрий Дюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)

Глава 21

Не успела за ускакавшим на утро Григорием Пушкиным улечься пыль, как я уже пристал к Ждану с идеей об устройстве нужника. Буквально за неделю, из деревянных кадок, выдолбленных из ствола лиственницы труб да изрядного количества смолы, была сооружена туалетная комната.

Вывод канализации шел в специально выкопанную яму, откуда остатки жизнедеятельности вывозились прочь. Для уменьшения зловония распорядился я и регулярно подсыпать туда торфу из ближайшего пересохшего болота.

Вторым глобальным нововведением в дворцовой жизни стало употребление исключительно кипячёной воды, как для питья, так и для приготовления всевозможных напитков.

Дворня вовсю роптала – работы по переноске дров, воды и чистке стало больше, а пользы в капризах царевича они не видели никакой.

К этому моменту писчики дьяка Алябьева завершили опись дворов в Уличе, и Данила Битяговский принёс этот список мне для ознакомления. По данной налоговой росписи выходило в столице моего уезда тяглых дворов менее двух сотен, что давало прямых налогов или по-местному сошных денег чуть более ста рублей в год, да разных оброчных платежей с лавок, мельниц и кузниц ещё пятнадцать рублей.

– Да с таких прибытков не разбогатеешь – разочарованно протянул я – точно больше не выйдет?-

– Исчо кружальных денег кабацких будет рублёв с шесть десятков, да пошлин разных торговых и проезжих соберем не менее сорока – отвечал Данила.

– Всё одного немного, а с количеством дворов не ошиблись? -

– Не должны были-

Мысль о том, что дворов в городе больше засела в голове, и мы с Данилой поднялись на стену кремля, откуда было видно большую часть Углича.

– Слушай, только в остроге больше двадцати дворов – чувство, то где-то в расчётах ошибка, меня не оставляло.

– Да тут монастырские подворья, дьячески избы, да дворянские осадные дворы – они тут в лихое время отсиживаться могут. Только два тяглых двора луччих людей в кремле есть – сообщил подьячий удельного налогового ведомства.

Я попробовал пересчитать подворья на посаде, выходило явно больше записанного в писцовые книги, о чём я не преминул сообщить молодому Битяговскому.

– Дык тут служилых есть дворы, они в тягло не входят, да дворы слуг Божих, да беломестчики разные от монастырей, оне в казну не дают ничего, да ишо на убогих бобылей и вдов оклад не клали, не с чего им платить —

– А всё ж пересчитать надобно, скажи дьяку Дмитрию еще раз писчиков послать, только уж других, чтоб проверили, кто утайку надёт, того наградить деньгой-

– Добро, княжич – согласился Данила, и прибавил – ты б Афанасия сын Петрова упросил со стрелецким головой потолковать, тот жителей посада сманивает в служивые, так вообще казна запустеет, не с кого собирать её будет-

– Попрошу – и в свою очередь выдвинул новое предложение – Ты передай сотникам над посадскими, чтобы устраивали ямы отхожие, как на задах княжеских палат, пусть начнут с дворов побогаче, а там и всех охватим. Да торфу сыпать пусть не забывают для обережения от злых воней и зараз-

С Бакшеевым поговорить стоило, и я направился к палатам, поручив одному из сторожей пригласить его ко мне. За время короткой прогулки вокруг хором стал свидетелем того, как кухонные служки доливали в установленные бочки с кипячёной водой только что принесённую из Волги сырую. А пройдя на задний двор, увидел как дворники, переругиваясь, вычерпывали отхожую яму и, вместо вывоза вон, выплескивали со стены в ту же реку. Видимо для утверждения минимальных санитарных правил требовалось жёсткое насильственное принуждение.

Дождавшись Афанасия, пожаловался ему на такое игнорирование княжеских предписаний.

– Пороть нерадивых надобно – метод воспитания дисциплины старый ветеран признавал только этот – а вот тех, кто на постройке хитрой палаты для нужных дел старался, еликоможно и наградить алтыном-другим-

– Да, Афанасий сын Петров, пусть тем, кто хорошо работал, прибавят к оплате – согласился я.

– Какой платы? – удивился дворянин – в счёт тягла по городовому делу отработают, кажному посадскому надобно на году само мало дней по десяти трудится, стены крепить, рвы чистить. Чорный люд тут жирком оброс, валы не поправляет, острог не чинит, пусть хучь в княжих хоромах потрудятся. А дюже норовили тебе угодить плотник Савва да каменщик Митя Суздалец, баяли, ты их от смерти верной уберёг-

– Не помню такого. Когда же это я им помог? – удивление моё было самое искреннее.

– Да егда Баженку послал их упредить, что людишки Нагих их убивать прийдут. Оне с жонками да детями с городу сбежали, слуги дяди твово Михаила все избы их вверх дном перевернули, сыскивали хозяев для душегубства —

– А есть ещё посадские, кто мне благодарен? – мнение о себе в народе стоило знать.

– Многия, треть мужиков городских на сыскном деле побывала, ежели б не ты – истомили их пытками-то. Так что народ хучь на твои странности дивится, но верит что не со зла-то, не от нечистого. Даже Федька кузнец, на что калика теперича, а и тот до церкви доковылял, поставил свечку за твоё здравие-

– Что же с Фёдором-то этим случилось?-

– На дыбу, чтоб правду сыскать, вешали, а он на пытке лаялся на дьяков да стрельцов бранно, да слова особо поносные на служивых измысливал. Те и осерчали, язык щипцами дёрнули, да на висе перетянули, члены-то ему из тела и повыдёргивали. Мнили – помрёт, ан нет – ожил. Но молвит так что не понять, ходит косолапо, да молот поднять высоко не может. Костоправ его пытался поправить да не смог-

– Как же он теперь жить-то будет?-

– Вестимо, трудновато ему. Думали, он с сумой пойдёт, ан нет – молотобоя себе взял такожде немого, тот его руками говорить учит. Так что тягло тянет, и оброк за кузню вносит исправно, не сумлевайся-

– Надо бы освободить его от налогов, Афанасий, и так, поди, с хлеба на воду перебивается – предложил я, желая хоть как облегчить жизнь инвалиду.

– Не, с хворых подать снимать, так все болящими скажутся – не одобрил эту затею рязанец – надо бы работку ему дать оплатную, да полехше, по силам его-

– Как скажешь, кстати, начальник стрельцов Данила жителей с посада в служилые солдаты сманивает – передал услышанную от Битяговскогоо новость о подрыве налогооблагаемой базы удела.

– Да это завсегда так – вздохнул Бакшеев – не холопей же аль крестьян в войско брать. Токмо ты не тужи, Данилка парень ретивый, сразу учал новоповёрстаных в караулы ставить, да в сторожи, по ночам стоять. А оне к службе непривычны, тужат чорные людишки уже что записались, угодили из огня да в полымя. Так что, более того десятка сманить энтот зелёный голова никого не сможет-

Это неплохая весть – у меня поднялось настроение.

– Кстате пора бы старшине посадской, десятникам с улиц да слобод, да дворянам уездным нового городового приказщика выбрать, мню за Самуила Колобова попросить, нам-то не откажут – поделился мыслью Афанасий.

– Тут что ещё и выборы проводятся? – поразился я.

– Як же по-другому? Почитай на всей Руси в городовые чины из детей боярских, купцов крепких, али посадских лучих выбирают земщиной добрых людей. Токмо на Москве не так, да в порубежных городах. На стольный град и на украйные места великий государь с думой своей бояр да воевод ставит – разъяснил мне устройство местного аппарата управления опытный ветеран.

– Может и тебе, Афанасий, должность какую занять в моём княжестве? – запоздало дёрнулся малоопытный правитель в моём лице.

– Стар я стал, но кой на что сгожусь, хоть и пришлый я человек в этом уезде, а соглашусь, ежели на окладчика меня попросят – начал скромничать рязанский порубежник.

– А что это за звание и что делать тебе надобно будет? – решил я уточнить, что за синекуру выбрал себе мой главный военный советник.

– Служилых дворян нашего уезда по спискам разным писать, смотры им учинять, оклады им земельные да денежные выделять, новиков верстать, много дел, тут глаз верный, да строгий нужен – перечислил свои будущие обязанности Афанасий – только выкрикнуть меня должны дети боярские дворские да городовые. Но ежели ты, княже Димитрий, слово замолвишь и дьяку о том прикажешь, дело точно сладится-

На том мы с Бакшеевым и порешили, решив провести общий смотр углицких помещиков по завершению земельной переписи.

Очередной день в иной реальность был полностью растрачен на поездки по посадским дворам.

В первую очередь мы с Жданом и с парой сопровождающих направились на другой берег Волги в Тетерину слободу к кузнецу Фёдору. Подворье его было обширное, кузница же находилась в дальнем углу в не очень большой полуземлянке. Встретили нас весьма настороженно, лишний интерес властей к их делам горожанам не нравился, жизненный опыт подсказывал, что ничего хорошего от этого ждать не приходится. Фёдор Акинфов, ныне без всякой жалости прозываемый соседями Кособоким, занимался переработкой криц пористого железа в железные же прутки и полосы. Основное его занятие состояло в многочасовом выколачивании шлаков из крицы, железные полуфабрикаты он покупал в Устюжне, а уголь иногда у местных крестьян, а иногда выжигал сам. Травма плечевых суставов сделала невозможным для кузнеца выполнение прежней работы, а, взятый в наём, молотобоец резко сократил его доходы.

По знаниям из прошлой жизни я имел некоторое представление о металлургии, в основном о расходниках и шихтах, но технологических деталей не знал. Но всё же о том, что сталь это лишь железо и углерод помнил крепко, потому и поинтересовался у хмурого коваля умеет ли он делать сталь. Слово это ему ничего не говорило и я начал подбирать синонимы:

– Крепкое железо умеешь? Или может булат?-

– Пулад изготовить токмо на Москве пара-тройка мастером сумеет, княже – за косноязычного отца ответил его старший сын Петруха. – Уклад отец мог бы выработать, но вельми руды тут для энтого дела не сподручны-

– А как укладное железо делаете? – местные технологии металлопераработки мне были совершенно неизвестны.

– Як все – посмотрев на отца, растерянно произнёс наследник коваля. – Доброе железо в горне калю на угле и воде остужаю, да хлопотна работа сия, угля два воза на пуд потребно. Но из устюженского железа доброго уклада не сработать елижды не перековывай, всё одно ломок будет-

Теперь становилось понятно, почему на местном рынке сталь настолько дороже исходного металла, совершенно неудивительно при настолько материало и трудоёмком процессе.

– В горшках дроблёную крицу не пробовали с углём томить? – попробовал я предложить простейшую формулу науглероживания.

Кузнец рубанул рукой воздух, жест был схож с категорическим отрицанием.

– Дурное дело выйдет, перегорит железо, а больше ничтоже не сделается, – перетолмачил Петруха.

– А если горшок плотно крышкой притворить и подолее в большом жару подержать? – не отставал от двух угличских ремесленников сидящий во мне знаток основ металлургии будущего.

– Где ж таковую глину сыскать, чтоб из неё посудина горячий уклад удержала? – поинтересовался младший Акинфов. Отец пробурчал что-то одобрительное, явно разделяя сомнения сына

После моего продолжительного монолога Акинфов согласился принять деньги за будущую работу по пережиганию ценного сырья в неизвестно что. Его положение было достаточно трудным. Чтобы бросаться даже таким бестолковым заказом. Выплачено ему было достаточно, чтобы соорудить еще одну печь на берегу реки Корожечны и запасти и порубить лучшего железа. Также, усмехнувшись, кузнец жестами через сына пообещал прислать к княжескому двору лучших горшечников Углича для изготовления плавильных тиглей.

Попытка продвинуть впёред местное металлургическое дело слегка развеселила кузнеца, озадачила сопровождающих и крайне расстроила Ждана.

– Царевич, слыхано ли дело, чтоб железо в горшке варить аки щти? Немцы и то такова не измысливывали, а уж на што на придумки горазды – пробовал воззвать к моему разуму воспитатель.

– Сложится дело, дядька, будь уверен – успокаивал я – то знание из горнего мира мне дано-

– Пустое тебе блазнилось – совершенно не поверил Тучков – почитай пять рублёв Фёдору пообещали на устройство печи диковинной, ещё пара этаких затей – по миру пойдём-

Следующим пунктом нашего маршрута был двор плотника Саввы Ефимова сына, тот настолько был впечатлён визитом, что вывел кланяться к воротам всю свою семью. У довольно молодого парня было уже двое сыновей и дочка, и на пожелание здоровья детям он ответил:

– Слава Богу все здоровы, с рождения не хворают, токмо едино младенчика прибрал Господь, и то абие апосля крещения, явил милость-

Взгляд на раннюю детскую смертность как на божий дар был для меня весьма странен.

Этот упреждённый Баженкой древоделя оказался весьма неплохим мастером и, несмотря на нехитрый набор инструментов, был способен сделать многое. Получив предложение приступить к работе на своего малолетнего правителя за весьма неплохую дневную ставку, Савва не думал и минуты, сразу согласившись. Не стал он в отличие от кузнеца, и выяснять детали уговора, словно попасть из-за недоговорённостей в холопское состояние его не пугало. Так что уже утром завтрашнего дня плотник должен был прибыть в хоромы для выполнения новых княжеских причуд.

Все приглашенные к княжичу, явились назавтра спозаранку и первыми я начал беседу с горшечниками. О залежах белой глины знал только один из них, он и подрядился доставить дощаник с этим сырьём через месяц. О графите никто из глиняных дел мастеров и слыхом ни слыхивал.

– Ну камень такой чёрный, как сажа мажет, вроде угля, но крепкий – пробовал я обрисовать искомое вещество в понятных выражениях.

– Вроде те камушки глаголемы суть карандаш – выразил предположение подрядившийся на доставку сырья гончар Иван.

– Точно так – воодушевился чудаковатый отрок – знаешь, где такой можно найти?-

– Могут у кожевников аль красильников быти – пожал плечами находчивый горшечник – аглицкие немцы да персидцы тою краску для кожей привозят, авось кто у них и покуплял —

Тут же Иван Лошаков был отправлен в поиск по дворам имеющих дело с покраской ремесленников, а знатоку гончарного сырья Ивану было поручено прислать без промедления хоть воз глины для испытаний.

Слушавший мои распоряжения Ждан чуть не плакал:

– Царевич, Богом молю, охолони. Казна хоть и полнёхонька нынче, стрельцам вскоре платить надобно, да дворским жалованье денежное положено, да взаймы родичи твои у купцов брали, надоб уплатить, да с прибытком. Ты ж на свои детские затеи уж почитай годовой оброк с крупного села стратил, а у нас таковых всего два – Черкизово под Моской и Яровое у Ярославля-

Сгладил ситуацию Бакшеев:

– Княжич дары нежданные раздает, Бог дал – Бог взял. Мысли, скупая душа, будто милостыня то сирым да убогим посадским людям, а будет с того толк али нет – дело второе. Будет польза хорошо, не будет – доброе дело на небесех зачтётся, приказные-то посад изрядно разорили-

Воспитатель после таких слов махнул на всё рукой, а мы с Афанасием и плотником отправились в комнаты женской части палат, где работали пряхи и ткачиха. Там я указал Савве на вариант переделки самопрялки в более производительную модель с ножным приводом, да и попросил его прикинуть вариант с несколькими веретёнами для более производительной работы. Один прядильный аппарат был обрисован вполне чётко, по другому в памяти остались лишь некоторые детали. Это было связано с тем, что ножная прялка валялась в прошлой жизни у нас в отцовском доме на чердаке, а многоверетённую я представлял весьма расплывчато по часто тиражируемым кадрам с ткацких цехов.

– На что тебе сия игрушка прядильная надобна – недоумевал теперь наш будущий уездный окладчик – тебе ж энти штуки ни к чему. Ладно, с железом возиться – то мужеска забава, а в бабские дела лезть – ни к чему это, засмеют. Будешь потехой для всей округи-

– Серебра можно заработать – сообщил я ему деталь бизнес-плана.

– Эт како же? – совершенно не желал понимать моих замыслов рязанец.

– Больше пряжи сделаем и продадим – объяснение, на мой взгляд, было вполне доступно.

– Кому лишние мотушки надобны? Да и сработают хоромные пряхи свой полный урок по-быстрее, что далее делать будут? К иным работам они непривычны. Впустую их кормить будем, оне же в лености пребывать станут, иных слуг портить-

– Значит, сделаем больше сукна и его расторгуем, а для работы на торгу шерсти купим– с мечтой об обогащении на текстильном производстве я расставаться не собирался.

– Кто сие сукно работать буде? – не унимался критик мануфактурного производства – Мастерица ткать, у нас-то една, да и то более по хамовному делу, скатёрки льняные горазда выделывать. Ну и шерсть только последний холостой бобыль распродавать будет, у прочих-то жонки да дочери имеются – сами всё соткут и спрядут, что им ишшо зимой заниматься?-

– Тогда в других местах проведём закупки через купцов – не давал я погибнуть идее.

– Поспрашать торговый люд можно. Только не видно в том деле прибытка – Бакшеев в будущее ткацкого дела явно не верил.

Спустившись из верхних комнат палат во двор к Тучкову, узнали от него о прибытии из столицы Семейки Володимерова сына Головина, подьячего Посольского приказа, в учителя княжичу Дмитрию.

Глава 22

На второй день после прибытия, в субботу, присланный учитель попытался провести со мной свой первый урок. Этот русоволосый, курносый парень лет двадцати семи пытался подойти к делу со всей ответственностью, он внёс в светлицу, где должны были проходить занятия, дощечку с влажным песком, пару толстых фолиантов и пучок свежих розог.

Такой набор школьного оборудования меня озадачил, поротым я стать не собирался, да и смотреть на то, как секут присутствующих со мной Баженки и Габсамита совершенно не хотелось.

– Зачем сие? – я указал на свежие ивовые прутья.

– Для вразумления отеческого ленивых и нерадивых, – степенно ответил Семён сын Владимиров.

– Что ж это за проступки такие? – вопрос был риторическим, но уточнить детали стоило.

– Ленность сиречь неисполнение уроков учительских, а небрежение– то непослушание казателю свому, да шалости разные, – поучал подьячий.

– Значит, если задание не выполнить то накажут? А как же моё звание княжеское рода Рюрика? – в возможность ежедневной порки верить не хотелось.

– Писаны слова святого Иоанна Златоуста в Измарагде: ' И не жалей, младенца бия: если жезлом накажешь его, не умрет, но здоровее будет, ибо ты, казня его тело, душу его избавляешь от смерти' – Семейка прямо наслаждался своим положением – И в том будет мне одобрение и от опекуна твово оружничего Богдана Яковлевича и от царя всея Руси Фёдора Иоановича и от всех отцов нашей святой церкви —

– А какие науки изучать будем? – расписание предметов стоило знать.

– Письменность, счёт, читать будем святые книги на словенорусском, да латынь изучим. Ежели прилежными и понятливыми отроками будете, то и скорописью овладеете– перечислил всю программу на ближайшие годы придворный учитель.

– Что ж делать нечего, розги, так розги – притворно согласился я – но токмо и наставнику ежели он хуже воспитанника науку знает, положено наказание за такову оплошность. Да не как юнцам – прутками, а как мужу взрослому – плетьми-

– На кажный вопрос, который решение имеет, и человеком постигаем, мною ответ вскоре даден буде – усмехнулся Семён.

– Хорошо, от яблока отрезать треть, да еще четверть, да пятую часть да одну шестую, да одну двадцатую, сколько частей в яблоке останется? – задачка была убийственной, приведение дробей к общему знаменателю славянским счётом мог осилить только математик незаурядного ума.

Головин ломал голову и чиркал на песке с полчаса, выходил у него остаток то десятая часть, то двадцатая.

– Самому-то как исчислить сие ведомо? – чеша затылок, озадаченно поинтересовался подьячий.

– Конечно – подойдя к учителю, прошептал ему на ухо – ничего не останется, а как считается – татарчонок покажет, таковое даже дикие степняки ведают-

Габсамит, с которым мы пару недель занимались взаимным образованием, он меня учил переводу арабских цифр в славянские, а я его дробям, простым уравнениям, умножению да делению столбиком и лесенкой, оказался козырной картой.

Проследив за его решением на песчаной доске, Семён мало что понял и проверять взялся с помощью черчения круга и измерения длин долей окружности длинной ниткой. Результат новоиспечённого учителя обескуражил, наш ответ к реальности оказался ближе, чем его собственный.

Далее присланному светилу от педагогики для решения была представлена несложная задача с двумя неизвестными, в которой фигурировали гонцы из Москвы в Углич, время в пути и вёрсты.

– Никак нет способа то рассчитать, нету тут числа верного – наконец вынес свой вердикт Головин.

– Покажи посольскому приказному, каким обычаем сие счисляют – подал я знак донельзя довольному собой татарскому отроку.

Габсамит резво присвоил неизвестным буквы греческого алфавита, составил два уравнения и в пять приемов выдал ответ.

На подьячего было больно смотреть, его мнение о себе как о высокообразованном преподавателе трещало по швам.

– Бажен, крикни конюхов с плетьми. Да пусть скамью дубовую тащат покрепче – на это моё распоряжение Семейка даже не дернулся, видимо физические мучения его пугали меньше чем моральные, причиняемые невозможностью решить детские задачи для кочевых скотоводов.

Видя такое его состояние, намечавшееся наказание я остановил к разочарованию всех находившихся рядом, народ смотреть на порку московского приказного сбегался с самых дальних уголков дворца. Попив холодного бражного кваса, Головин пришёл в себя и, изгнав любопытствующих, продолжил уроки.

Выяснив на следующих предметах дико хромающую грамотность, учитель совершенно оправился и, приободрившись, стал поучать, но за розги более не хватался. Обучение словесности представляло собой разучивание наизусть текстов из Святого Писания да запись под диктовку их же. Зубрёжка мне казалась явно бессмысленной, и я ей успешно манкировал. Семён, глядя на это, довольно мягко попенял:

– Для учёного человека знание священных книг есть первое дело. Каким образом правоту в письмах и диспутах подтверждать, ежели изречениями апостолов и святых свои глаголы подкрепить не сможешь?-

– Логикой докажу, учитель – услышал он мой ответ.

– Логика есть баловство ума прежде Христа рождённых мудрующих. Наша же крепость – в вере. Верой держится земля Русская – вздохнул молодой наставник и прибавил – не изучишь Писания – по гроб жизни будешь именоваться безписьменным —

Правописание мне также не давалось. Где писать букву S – зело, а где Z – земля, где H – иже, а где I – и, было абсолютно не ясно. Также у меня не получалось уразуметь, чем отличается буквы я от юса малого, у от юса большого, ферт от фиты, и зачем нужны в русском языке двойная в – W и прочие пси и ижицы. Причём эти буквы ещё и читаться могли по-разному в зависимости от своего места в слове, прям как в каком-то английском, пишем стол – читаем табуретка.

– Зачем одинаковые звуки писать разными буквами? – взбунтовался от такой перегрузки мой разум – сократить алфавит, всем проще будет-

– Что ж ты такое речешь, княже – возмущению Головина не было предела– А заветы отеческие и дедовские, а красота говора нашего славянорусского? Пропадёт такой язык, оскудеет, станет, словно скоропись дьяческая, в коей множество буквиц пропускают, а иные парой в одну пишут. Как юные отроки понимать будут книги древние, да молитвы церковные? Не выдержит эдакова надругательства речь наша, иссякнет, чужым говором сменится, а с ней погибнет и Русь, пращурами нам доверенная-

Говорил наставник горячо и убедительно, но память подсказывала, что язык и письменность изменятся, а Россия от этого жить не прекратит. С грехом пополам осилив чтение пары страниц, перешли к короткому диктанту. Написал я его современными моему первому телу буквами и таким же округлым стилем. Разобрать мою писанину Семёну было сложно, и читать текст он заставил меня.

Вельми складно, хучь и безграмотно. Словеса твои, княже Дмитрий, выглядят нелепо, но за скоропись сойдут, токмо грамотным письмом надобно овладеть непременно – таков был заключительный вердикт учителя.

Следующим днём, в воскресенье, или по старорусски на неделе, прибыл к нам учитель закона Божьего архимандрит Воскресенского монастыря Феодорит. Он посетовал, что не заходил к нам раньше из-за кучи хозяйственных забот. Визита священнослужителя я побаивался, вступать в конфликт с церковью было невозможно, а в свои способности прилежно учится молитвам, не верил. Однако старец оказался настроен весьма благожелательно, не стращал, и адскими муками за нерадение не грозил. Особое его внимание оказалось уделено Габсамиту, выяснив, что в тереме есть ещё мусульманин и язычник предложил и их пригласить на изучение святых текстов. Байкильде напрочь отказался, а бездельничающий Гушчепсе прибрёл от скуки послушать занимательных историй.

Начали мы как всегда с традиционного молебна, к немалому моему облегчению он был довольно короток. Через некоторое время я подметил, что отче Феодорит не сильно способен к чтению и не особо разбирается в религиозных тонкостях. Но рассказчик он был отличный, многие религиозные притчи он излагал со своими объяснениями и, в общем, было вполне занимательно. В процессе занятий разговор перешел на бытовые темы, и архимандрит попечалился на излишек забот:

– Братии у нас немного, десяток иноков, а о них, да служках и детёнышах монастырских всё одно заботится кажный Божий день нужно. Хозяйство обители хоть и малое, четыре сельца, да слободка ремесленная, и детёнышей слободка, обаче ж преизрядно хлопотное-

– А детёныши это кто? – поинтересовался я необычным эвфемизмом для обозначения зависимых людей.

– По-разному, кто из сирот вскормленных, кто сам своей волей прибился, а иные по родству потомственному, работают для блага монастыря Воскресения Господня – пояснил настоятель.

В течении беседы мне стало известно, что архимандрит выходец из воинского сословия, как и большинство монахов. Недоумение моё в свою очередь удивило отче Феодорита:

– Тако почитай на всей Руси старцы и чернецы пострижены из служилого люда, акромя них токмо дети попов да служек церковных, и купцы постриг принимают и в зрелых летах и пред упокоением-

Получение сведений о том, что большое число иноков являются военными ветеранами, да и у многих из них в миру остались дети, продолжающие служить стране военной обязанностью, изрядно разрушило мою мечту о лёгком переделе церковной земельной собственности. Получалось что во всех без исключения обителях, выглядевших как разного размера крепостицы и в большинстве своём имевших военные арсеналы, было кому защищать стены и использовать запасённое оружие и припасы.

Наконец, пригласив нас заходить к себе для наставления и вразумления, благо монастырь находился на западной окраине города, в пятистах метрах от кремля, пообещавшись также по возможности появляться для тех же дел в княжеском дворце, старец, благословив всех, удалился.

Новая неделя или, как говорили в это время, седмица началась с приёма работ по усовершенствованию прялки, выполненных плотником Саввой. Ножную самопрялку он выполнил близко к моим указаниям, а многоверетённую измыслить не смог, далее удвоения числа рабочих приспособлений фантазия его не продвинулась.

– У людей же всего две руки, десница и шуйца, как более чем две нити сучить и тянуть единовременно не могу уразуметь – оправдывался древоделя – да и с парой то навык весьма искусный нужен, вряд ли в Угличе на таковое способных найти мочно.

Ладно, смастери хоть такую, с двумя веретенами – выдал я невольному рационализатору текстильного производства новый заказ.

Далее, для испытаний с женской половины палат вызвали наиболее искусную пряху. Испробовав изделие на шерстяной и льняной кудели, она посетовала на плохую работу прялки с животным волосом, изготовление нити из растительного волокна замечаний не вызвало. После многолюдного обсуждения путей устранения найденных недостатков Савва понёс своё изделие для усовершенствования.

Тут на память пришли мои мучения со стилом да пером и, окрикнув плотника, попросил его обождать с уходом. Позвав Лошакова, опросили его на предмет нахождения у красильников карандашного камня, за которым он был в своё время послан.

– Добыл я с полпуда. Отдал Ждану, он теперича заместо казначея да головного ключника – доложил исполнительный Иван.

После небольшой суматохи у наших ног лежала рогожа с кусками графита, я же втолковывал Савве как из двух щепок заготовить палочки с выемкой, после соединения которых, в отверстие требовалось закладывать толчёный с клеем минерал.

После такого удачного ускорения прогресса в эволюции письменных принадлежностей, мы с Тучковым отправились к гончарам осматривать образцы глины. Представленная горшечником порода была на мой малоопытный взгляд вполне пригодна. Однако перемешать сырьё с карандашным камнем и изготовить горшки Иван брался к следующему лету. Остолбенев от таких сроков исполнения заказа, я стал требовать объяснений такому саботажу.

– Глину выморозить накрепко надобно – растолковал мне нюансы гончарного дела мастер. Примешивать углеродную добавку он предполагал перед самой ручной лепкой тиглей.

– Так дело не пойдёт – выдал своё резюме донельзя странный малолетний угличский князь.

Было ясно, что для начала хоть какого-либо производства стали необходимо обзавестись глиномешалкой и простейшим формовочным прессом. Что означало новые задания плотникам и кузнецам и новые страдания Ждана по утекающему серебру.