Текст книги "Русский лабиринт (сборник)"

Автор книги: Дмитрий Дарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Один раз кто-то постучал в окно из темноты. Хотя и осторожно, вежливо постучали, Оксана съежилась от неожиданности так, словно камнем стекло разбили.

– Пусти, Ксан! Поговорить надо! Это я, Петр!

Оксана не сразу, но дверь открыла. Решила дальше сеней не пускать, но Петр зашел крупным шагом в комнату, так что дивчина невольно посторонилась. Петька стянул шапку, потоптался, огляделся, пододвинул стул, уселся.

– Ну? Говори, коли надо! – Оксана встала в проходе, скрестив руки.

Петр стал мять шапку, словно воду из нее выжимал.

– Ксан! Ты это… одна теперича… хотя и не одна… дитя у тебя будет…

– Не твое дитя, и дело не твое, – вспыхнула Оксана и переложила руки на живот.

– Так я это… знаю, Лешкино семя… да… но Лешки-то нету, а я есть, Ксан.

Оксана про себя подумала, что лучше было бы наоборот, но вслух не сказала.

– Я чего решил-то, Ксан. Может, уедешь отсюда?

Оксана фыркнула и отвернулась к окну.

– Я что сказать-то хотел… ты подумай, Ксан! Что тебе здесь, какая жизнь будет? Да никакая! Медсестрить до пенсии? Зарплаты на тебя одну еле хватит, а тут ребенок еще.

– Ничего, люди помогут, – без особой уверенности возразила Оксана, Петька словно читал ее думы.

– Люди разные бывают, Ксан. Кто поможет, а кто и в спину подтолкнет. А если не подтолкнет, так камень бросит. А если и не камень, так слово поганое. А слово побольней камня будет, Ксан. Я тебя не тороплю, конечно, ты подумай. Но хочу тебя с собой взять, Ксан. В Красноярск. Женой.

Петька выговорил последнее, главное слово и перестал мять шапку.

– Устроимся нормально, я насчет квартиры там договорился. Маленькой, съемной, но все ж не общага.

Оксана снова фыркнула.

– Это ты всегда умел… устраиваться. Странно, что в Политех, а не в торговый какой институт поступил.

Петр пропустил издевку мимо ушей.

– И ребенок наш будет. Общий. Как своего, воспитаю. И еще народятся. Вот так, Ксан. А то, что я ловчее других, так это…торговать-то необязательно… по всей жизни моя ловкость поможет. Ты думай, я пойду, совсем стемнело. Пойду я.

Петр встал, нахлобучил ондатровую шапку и быстро вышел. Оксана в глубине души ожидала чего-то подобного, но все-таки Петькины слова ее ошарашили. «Неужели взаправду так любит, что с ребенком возьмет?» – мелькнула первая мысль, а затем и вторая, порасчетливее: «А может, это выход? Все равно жить с кем-то придется, а тут ребенку официальный отец, никто худого слова не скажет. Петя правильно сказал, иное слово больнее камня. А любить мужа необязательно, главное, чтоб он о ребенке заботился. А не стерпится, не слюбится, там видно будет, когда сын (Оксана материнским инстинктом знала, что будет мальчик) на ноги встанет. Но свадьбу сыграть… нет, никаких торжеств, просто расписаться, и все… надо до рождения сына… и не здесь… в Красноярске уж тогда… но это только через полгода… нет, еще дольше… как же быть…»

Оксана снова подсела к окну, но на этот раз отражение не плакало и не терло глаз, а смотрело задумчиво сквозь Оксану, куда-то вдаль, в будущее.

Через неделю вернулись Сидор и Степанида. Их не сразу можно было узнать – из пожилых, но крепких людей, они превратились в стариков. Оксана слушала Степанидин рассказ, как они доехали, как обивали пороги военных начальников, как один из них, командир дивизии подводных лодок по фамилии Дыгало рассказал, что Алексей трагически погиб в океане при выполнении служебного задания. Но больше ничего не сказал, поднес палец к губам, а потом показал пальцем вверх, начальство, мол. Добавил только, что все погибли, никого в живых не осталось. Сидор больше молчал, только один раз сказал: «Нет у Лешки своей могилы – не дело». Оксана вдруг почувствовала, что слушает со стороны, как будто речь идет не об отце ее ребенка, не о любимом муже, пусть и не по паспорту, а о сыне Липуновых, и все. Ее личное горе за это время погрузилось под воду жизни и лежало на дне души, как Лешкина подлодка, мертвым грузом. Именно мертвым – тяжесть была, но уже не царапало. Почему-то захотелось тут же сказать, что она думает выходить замуж за Петра. Ее молчание сейчас было ложью, огромной, неподъемной ложью. Оксане не хотелось лгать этим людям, родным людям, не хотелось пачкать сердце, но правда добила бы стариков. Степанида, однако, почуяла какое-то изменение в ней, поглядывала на Оксану, словно хотела спросить о чем-то. Оксана не осталась ночевать, как-то торопливо обняла Степаниду и Сидора и пошла к матери. Степанида вопреки обыкновению удерживать не стала, но вышла на крыльцо и смотрела вслед, пока Оксана не исчезла в темноте. Только потом заперла дверь, вернулась в комнату и села рядом с мужем, сложив руки на коленях. Сидор положил свою единственную лапищу на ее огрубевшие кисти. Так они и сидели, без слез и слов, пока первые петухи не стали торопить солнце.

Оксана уехала в Красноярск еще до сентября. Ее отсутствие заметили не сразу – в этот год леспромхоз начал распадаться. То ли лес вырубили в округе, то ли платить стали меньше, но люди стали разъезжаться кто куда. Сидор со Степанидой перебрались обратно в Ивановку, Митрич подался на золотые прииски. «Магадан каждому родной, – сказал, потом добавил: – Особо, если добровольно». Скоро на том берегу Кана остались жить только Парфен с Тидей, ну и еще пара семей.

– Как Оксанка-то? Чего не заходит? – как-то окликнула Степанида Анфису, приплывшую в лодке с другого берега.

– Да нету ее тута! В Красноярске она.

– А… в больницу устроилась, что ли?

Анфиса кивнула.

– В больнице, в больнице, где ж еще. Там и рожать сподручней, отделение есть. И знают ее там. Так что где ж еще-то?

Степанида было уже повернулась уходить, но вдруг остановилась.

– А что нам не сказала? Не чужая, поди. Внука все-таки нам рожать будет.

Анфиса сразу не ответила, привязывала лодку, но узел все не завязывался. Степанида подошла, встала рядом, ждала.

– Внука рожать – это верно. Это верно, Степанид, – сопела Анфиса, затягивая наконец веревку, – рожать, да. Внука…но не тебе, Степанида, – выпрямилась Анфиса и посмотрела наконец Степаниде в глаза, – а мне.

– Понятно, что тебе… тоже… твоя ж дочь. Что-то ты темнишь, Анфис, а? Что-то я не пойму, а?

– Не темню, а говорю, как есть. Замуж она вышла, расписались уже.

– За кого?! – взметнула брови Степанида.

Анфиса уперла руки в бока и пошла на Степаниду.

– А ты шо думаешь, ей с дитем вот так и пропадать одной?! Как мне, солдатке, лямку тянуть, одной и выкармливать, и выучивать, и воспитывать?! Война кончилась давно, мужиков-то сейчас в достатке, есть из чего выбирать-то! Есть из чего! Из живых выбирать! Из покойников-то не больно выберешь-то… ей с живым дальше жить нужно!

Степанида схватилась за сердце и осела на мостки. Анфиса бросилась к ней.

– Ох, я дура, ох, дура! Прости, Степанидочка, прости, родненькая! Ну, ляпнула, не подумав. С Петькой они расписались – Парфеновым сыном. Он студентом там… в ихнем этом… унирситете, что ли… не знаю я этих мудреных названий… Оксанка писала в письме… комнату вот-вот дадут… как женатым-то… Степанид, комнату, говорю… Степанида, погоди… Степанида!!!

Отпевать Степаниду приехал поп с Ирбейского – церкви в Ивановке, а тем более в Борках не было. Сидор не хотел было, не дело советскую женщину, жену советского солдата старорежимными обрядами провожать, но все бабы, как одна, воспротивились – Степанида была крещеной, а коли так, то проводить в последний путь надо по-православному. Сидор махнул своей левой рукой и отступился. Неожиданно для него на похороны приехали многие бывшие односельчане по Боркам. Митрич приехал тоже, узнал как-то. Сидор смотрел на его крепкое скуластое лицо, твердые плечи и понимал, что по сравнению с ним, хотя и одногодки почти, он уже старик. Кого горе закаляет, а кого прибивает. Митрич, хоть и не улыбался и не острил, по обыкновению, в такую минуту, но смотрел по-орлиному. Было видно по нему, что хоть и треплет его жизнь, как штормовой ветер паруса, но на скалы не вынесло.

– Крепись, Сидор, крепись! – Митрич обнял земляка. – На фронте не легче было, а выдюжили. Не отступай только! Держись, как ты говоришь – вертикально!

Сидор сидел во главе стола, сооруженного из досок и подручного материала у него во дворе, и слушал, как говорили о Степаниде. «Баба добрая была – земля легко копалась», – сказал кто-то. «Действительно, копать было легко, – вспомнил Сидор, – и вправду, что ли, чует земля, кого принимает?» В общем, хорошо говорили, на то они и поминки. Но никто не мог сказать, да и он сам не мог бы словами выразить, что значила для него жена. На фронте, когда окоп засыпало землей вместе с бойцами от разорвавшегося снаряда, или перед атакой на черт его знает, какую по счету высоту, или в госпитале, когда ждал своей очереди в коридоре, куда в ящик прямо перед его глазами выбрасывали отрезанные руки и ноги, тогда он думал только о ней. Представлял, как бросится ему на шею Степанида, как замочит слезой его небритые щеки, как оторвет лицо, чтобы взглянуть в глаза и снова прижмется, гладя по бритому затылку. Может, так и вымечтал себе судьбу вернуться, кто ж его знает. Не стало сына, вот теперь и жены. Словно мать за сыном пошла, как в тайгу за пропавшими ходят. Да из той тайги никто не возвращался еще. И не стало, чем жить. Был бы внук хоть, да Оксанка, сучья дочь, не приехала Степаниду помянуть. Болтают, за Петьку губастого выскочила, дебоширка. Мож, и права была тогда Степанида, что не доверяла ей, мож, правильно чуяла, что не от Лешки принесла. Сидор согласно пил со всеми, не чокаясь, но уже не слышал отдельных слов, не различал говорящих, а всматривался в какую-то темь внутри себя, которая подступала все ближе и ближе, и становилось понятно, что нет у этой темноты никакого дна.

4

– Ну и долго так будет продолжаться? – спросила стройная девушка модельного типа в шелковом халате с черными короткими волосами. – Ста рублей не набомбил! Наверное, мужиком себя считаешь! Или ты от меня заначки делаешь – с друзьями пропивать? Когда мне на колготки не хватает? Почему я должна выбирать – на мобильный положить либо чулки новые купить? Вот с чего мне с тобой прозябать, хоть одну причину приведи.

Брюнетка стала в третий раз пересчитывать смятые карманные купюры.

– Кариночка, все наладится. С голоду же не помираем. Ну, нет сейчас работы, ты же знаешь. – Мужчина лет около тридцати потянулся губами к женской щеке, на секунду его огненная рыжая шевелюра разбавила вороний черный цвет волос, но Карина увернулась.

– Не заработал ты на поцелуй, муженек. И на ужин не заработал. Возьмешь пельмени в холодильнике и сам сваришь, понял… Петрович?

Мужчина снял изрядно потертый плащ и покорно проследовал на кухню. Карина брезгливо положила деньги в карман халата и последовала за мужем. Отняв у него открытую бутылку водки, поставила обратно за стеклянную дверцу дээспэшного буфета и встала, скрестив руки.

– Мне надо с тобой серьезно поговорить, Леш. И тебе надо тоже. Так дальше продолжаться не может. Я за тебя выходила, как за перспективного, и не потому, что ты профессорский сынок. Я думала, что ты сам способен и заработать, и обеспечить. Женщина – материальна, а красивая… – Карина поправила волосы и посмотрела на свое отражение в буфетном стекле. – Особенно. Да, да, за это… – Карина обнажила красивые ноги. – За это, – пощупала свою грудь, – за все это надо платить. Если ты настоящий мужчина, конечно. Я стриптизершей зарабатывала в час в десять раз больше, чем ты на своей ржавой «Тойоте» за день. Что, прикажешь опять на шест? Тогда не жалуйся только, что я от ВИП-клиентов буду утром приходить. Ничего личного, как говорится, только бизнес.

Вода вылилась из вскипевшей кастрюли и зашипела на плите. Алексей бросился вытирать тряпкой.

– Ты даже себя приличной едой накормить не можешь, а как же жену кормить собираешься? А детей как рожать – нищету плодить, что ли? Борьбы за существование никто не отменял, и ты, Петрович, эту борьбу проигрываешь. А проигравших все еб…т, а не наоборот.

Алексей переложил пельмени в тарелку, добавил остатки майонеза, соус и стал перемешивать. С экрана маленького кухонного телевизора сообщали об очередной перестрелке на окраине Москвы. Алексей переключил канал, но и там вести были не многим благополучней – сообщалось о взрыве «Мерседеса» какого-то криминального авторитета.

– Леша! Ты слышишь, о чем я говорю?! – Карина выключила телевизор.

Мужчина кивнул с набитым ртом и перевел глаза на буфет, куда Карина поставила отнятую бутылку.

– Нет, ну ты не врубаешься, я вижу. Тебе вот так по Москве пошабашить за гроши, потом дома нажраться, и все. Так дела не делают. Это не выход, понимаешь? Если нет работы по найму, так придумай бизнес какой-нибудь! Да хоть челноком заделайся – вона, даже бабы ездят, тюками товар привозят, наваривают нехило. Ты ж не зря МАДИ кончал, у тебя высшее образование, в конце концов! Почему я, слабая женщина с неполным средним, могу больше такого образованного мужчины зарабатывать, скажи!

– Кому сейчас нужно образование? Никому! Дай хоть сто грамм выпить, устал же, за баранкой целый день!

Карина вздохнула, махнула рукой и вышла из кухни.

Алексей налил полстакана и быстро выпил, чтобы хоть это уже не отняли. Включил телевизор и снова сел за стол, наливая уже спокойно. Стрельба и взрывы кончились, пошла реклама.

«…наша фирма в рекламе не нуждается…» – бред, совок, – презрительно отозвался Алексей. «Я не халявщик, я – партнер…» – МММ достало уже… «Отличная компания… от других», – когда, интересно, Лолита бросит этого огрызка… «Проктер энд…» – проклят, как Гэмбл… «Видал Сосун»… ах, вот он какой… «С точностью до короля…» – это уже клиника…

Дальше пошла реклама женских прокладок и Алексей отвел глаза. Вставать и переключать канал было лень, а пульт давно потерялся. Алексей принял еще анестезии и под рекламу подумал о жене. «Ведь не даст сегодня, сучка муромская. Когда я ее из этого танцевального борделя забирал, светилась прямо, как начищенный самовар. Москвичкой решила стать, корни пустить, понимаешь. Пока в автосалоне торговля шла, ласкала, а как кризис – за ласки, значит, платить надо. Вот ведь бл…дь! И ведь не поменяешь – во-первых, они все такие, во-вторых, я сейчас не на коне. Бабы не любят проигрывающих, это точно. Но ведь временно же, временно не на коне! Кто же виноват, что автосалон, где я менеджерил, попался на угнанных тачках? Хорошо, меня не загребли. А этой все мало, немного потерпеть не может!»

Алексей не стал сам себе говорить, что это «немного» длится уже почти два года. Сначала казалось, что старых запасов хватит надолго, но потихоньку пришлось отказываться от турпоездок на заграничные курорты, потом от аренды дачи в Кратове. Потом от аренды квартиры в тихом центре Москвы, потом не стало хватать на рестораны, потом отец отказался давать в долг, старый хрыч. Небось молодуху свою балует… за счет сына родного, потом… а вот оно – потом: слипшиеся пельмени под дешевую водку в какой-то халупе в Печатниках. Кстати, о халупе – Алексей даже отложил ложку, – сегодня подвозил двух парней в Подольск, что-то они меж собой говорили о какой-то фирме, где квартиру за полцены можно купить. Машины, в основном, за полцены, но и квартиры тоже. Один даже хвастался, что «москвич» всего за четыре миллиона там огреб. Да, точно, говорил, что продал на авторынке сразу же за восемь без каких-то копеек и вложил все в квартиру. Тоже за полцены, разумеется. А у второго бизнес был еще такой… экзотический – орденами и медалями торговал. Говорил, некоторые ордена больше иномарки стоят. Еще смеялся, что драгметалл в них дороже пролитой крови, потому что людишек у нас много, а металла мало. Первый второму и советовал, мол, главное – сейчас деньги сдать, через месяц уже дороже будет. Так, минутку… как же фирма называется… он же говорил… «Царица»… нет… «Императрица»… что-то бабское… Алексей допил стакан и вспомнил – «Властилина»! Точно, «Властилина»! Ну да, там же баба какая-то заправляет, этот тип ее еще тетей Валей называл, поэтому и название соответствующее. Алексей пожалел, что не спросил адреса этой «Властилины» или телефона хотя бы. А с другой стороны, какая сложность найти, Подольск – город небольшой. Только вот с деньгами туго, вкладывать нечего. Хотя… Алексей вынул из кармана ключи от машины и положил перед собой. Если у их бывшей салонной «крыши» под нее денег взять, можно всего за месяц обернуть… и делать-то ничего не надо. И через границу с тюками мотаться, таможенникам отстегивать, товар охранять по ночам, на рынках перекупщиков искать… Вот ведь Каринка придумала тоже, чтобы он мешочником стал. Это не его. С другой стороны, это не МММ с «левыми» акциями, тут деньги под товар, тут надежней. Алексей еще раз представил себе, сколько денег он срубит без особых усилий, принесет, вывалит вот прямо на этот стол, нет, лучше на постель, прямо на них трахнет довольную Каринку. А потом, Бог даст, еще раз пару раз обернет, ну и вот оно, счастье. Как говорит Каринка, «был бы милый с мани».

Алексей не стал откладывать дело в долгий ящик. Тем более, как он и предполагал, Карина отказала ему в интиме в ту ночь. Но Алексей не стал делиться бизнес-идеей, пусть даже за близость. Если хочешь эффектно въехать на белом коне, не надо допускать зрителей до конюшни раньше времени. В Подольске фирму «Властилина» знал каждый первый, ничем не примечательное кирпичное здание – их офис – он нашел почти сразу. Сразу определилась проблема – длиннющая и злая очередь желающих сдать деньги. Алексей немного покрутился вокруг, покурил с одним, поддакнул другому – вроде бы жалоб или неудовольствия ни у кого не заметил. Наоборот, только и было рассказов, как чей-то знакомый уехал на новой «Волге» за полцены, как другой получил квартиру здесь, в Подольске, почти даром. Назывались фамилии известнейших политиков и артистов, включая Пугачеву и Бабкину, которые участвовали в этой «Властилине» и даже рекламировали ее как самую надежную компанию. Заняв очередь уже на завтрашний день, Алексей поехал за деньгами. Ну, это так просто сказать – за деньгами. На самом деле нужно было найти авторитета Мусу, «крышевавшего» в свое время их автосалон, заложить машину, то есть не заложить вот так, а получить под нее деньги – хотя бы тысяч пять-шесть долларов. Как он узнал, вклады в валюте тоже принимались. Где обретался Муса или кто-нибудь из его людей, Алексей примерно догадывался – на любом авторынке, скорее всего, на Варшавском шоссе. И действительно, через час Алексей уже разговаривал с крепким парнем в кожанке и с солидной золотой цепью на том месте, где у обычного человека шея.

– А на что тебе лаве, рыжий? – допытывался качок по кличке Мозг, хотя соответствие клички ее обладателю у любого здравомыслящего человека вызывало законное сомнение.

Алексей не хотел озвучивать свою истинную цель, поэтому сказал – вовремя вспомнился разговор с Кариной, – что хочет отъехать в Турцию за кой-каким товаром, обернет все за месяц, вернет с процентом, как и положено.

– А если не успеешь за месяц? – сузил зрачки Мозг.

– Успею, как не успеть, – заверил Алексей, – тем более машину под залог отдам, если что.

Качок пару раз обошел «Тойоту», пнул по какой-то нашей неистребимой традиции скаты, заглянул в салон, осмотрелся, захлопнул дверцу и велел обождать. Алексей закурил, прислонившись к капоту, и стал в десятый раз вычислять. Но даже с непредвиденными расходами выходило, что пять тысяч баксов чистыми выгорит. А это не то что на колготки хватит, на шубу норковую. Хотя зачем шуба – прибыль надо снова в дело пустить… так… еще месяц – уже червонец «зелени», а если всю сумму, а не только навар обернуть, то есть вернуть Мусе положенное и снова взять и пустить по этой схеме… получится… получится…

Расчеты Алексея прервал Мозг, появившийся неожиданно со спины.

– Говорил с Мусой, дает он тебе лаве на месяц. Пятеру. Но день в день, понял, Рыжий? Отдашь семь, устраивает?

Алексей поморщился. Такой высокий процент в его планы никак не входил – он грубо прикинул, выходило под пятьсот годовых. Но по его схеме выходило еще больше.

– Согласен! – махнул рукой Алексей.

Качок вынул из кармана кожанки пачку зеленых купюр и бросил на капот. Алексей хотел было спросить насчет расписки, но Мозг опередил.

– Твоя жизнь – твоя расписка. Машину можешь пока не оставлять – пользуйся. Но чтобы через месяц минута в минуту был на этом месте с баблом! Тебе все ясно, рыжий?

– Ясно! Конечно, ясно! – заверил Алексей, забирая деньги и пытаясь не выдавать радости от такого быстрого решения вопроса. – Буду, как штык!

– Не надо, как штык. Надо с лаве. А штык мы тебе найдем, куда вставить, – то ли пошутил, то ли предупредил безшейный качок, улыбаясь щербатым ртом.

Алексей не стал развивать тему, сел в машину и дал газ. Только на выезде с рынка ему пришла в голову мысль пересчитать деньги. С полуостановившимся сердцем от страшной догадки, что его могли «кинуть», что ему всучили не деньги, а «куклу», он достал пачку из кармана и раздвинул веером. Нет, бумаги не было – все купюры. Чуть успокоившись, Алексей пересчитал – было ровно пять тысяч. Глубоко выдохнув, Алексей уже небрежно засунул пачку обратно в карман, но потом вытащил и вынул две стодолларовые купюры. Все-таки месяц ждать, пусть прибыли будет поменьше, а жить сейчас надо. Потом подумал еще, покачал головой, вынул еще три сотни и, погладив карман с чуть общипанной пачкой, выехал на МКАД в сторону Подольска.

И снова ему повезло – Алексей только хотел проверить очередь, но увидел давешнего парня, которого он подвозил и с которого, собственно, и началась эта комбинация. Алексей имени его не знал, но сразу узнал его невысокую коренастую фигуру на ступенях офисного крыльца. Он о чем-то беседовал с охраной, Алексей свистнул, потом крикнул «Эй!» и помахал рукой. Парень приложил руку к глазам, чтобы не слепило солнце, потом помахал в ответ и, закончив разговор, спустился вниз. Его сразу обступили люди, но он, вежливо отстраняя страждущих, подошел к Алексею.

– Мы знакомы?

– Знакомы. Я тебя подвозил вчера в эти края, помнишь? Ты еще сдачу не стал забирать. Вчера вечером, помнишь?

Парень кивнул и подал руку.

– Коля.

Алексей пожал руку, представился.

– Вот вчера ты рассказывал об этой «Властилине», когда ехал. Ну, я тоже решил, короче, подзаработать немного. Надежная же контора?

Коля снова закивал головой.

– Надежная, а то как же. Тетя Валя обязательства выполняет, а то с какого хрена к ней бы люди шли? У тебя сколько?

– Пять тысяч. Э-э, четыре с половиной, вернее сказать. Зеленых, разумеется. Только вот одно плохо – сдать можно только завтра утром, и то советуют всю ночь дежурить, чтобы очередь не пропустить.

Коля широко улыбнулся.

– Ну, это не проблема. Пошли со мной, только не отставай, сомнут еще.

Коля дал знак охранникам, те образовали коридор, Алексей, чувствуя на себе завистливые взгляды толпы, прошел за ним в здание. Первое, что его поразило внутри, это шум, подобный шуму водопада. Это и был водопад, вернее, деньгопад, а из всех комнат шумели многочисленные машинки для пересчета этих самых денег. Коля подвел Алексея к одной из таких машинок, за которой в окружении не куч даже, а снопов купюр самого разного достоинства сидела очкастая девушка.

– Олечка, прими тут у товарища… долларики.

– Архипов, ты все время с друзьями без очереди лезешь. Видишь, сколько работы.

– Оля! Что может быть важнее друзей! А я тете Вале скажу, что ты лучшая работница. Плюс шампанское с меня.

– Ты мне еще с прошлого раза торт несешь.

– Я лично привезу вам торт и шампанское. Вы, наверное, полусладкое любите? – поддержал нового друга Алексей.

– Нет, сухое! – капризно надула губки очкастая Оля, но пачку взяла и всунула отработанным жестом в машинку.

Та утробно заурчала, переваривая новую сумму, и показала цифры – 45.

– Да, четыре и пять, в долларах, пожалуйста, расписка о принятии.

Оля написала что-то на каком-то клочке бумаги и выдала Алексею. Тот недоуменно поднес бумажку к глазам – там значилось: «Четыре тысячи пятьсот долларов США, принято 15 июля 1994 года».

– Коль, подожди. Я думал, это… договор на поставку машины или покупку квартиры по такой-то цене дадут. Подписанный сторонами, как положено. А тут – вон, листочек какой-то, даже не чек.

Коля обнял Алексея за плечо и стал направлять его к выходу.

– Не волнуйся. Все учитывается. А может, ты не машину, а деньги по ее полной стоимости захочешь получить? Правильно? А по договору обязательно машину. Так ты лучше деньгами распорядишься, хочешь – машину купишь, хочешь – квартиру. Так все и делают. А кому обязательно машину, тот, если не передумает, ее и получает. Но, знаешь… – Низкорослый Коля Архипов нагнул к себе голову Алексея и шепнул: – Тут, в основном, все за деньгами приходят. И ты приходи через месяц. Да, и шампанское не забудь.

Незаметно для себя Алексей уже стоял на ступенях крыльца. «Архипов его фамилия, надо запомнить на всякий случай», – подумал Алексей, прощаясь с Колей.

В машине Алексей снова внимательно рассмотрел полученную бумажку. Странный день, подумалось, утром в кармане совсем ничего не было, потом целых пять тысяч баксов, теперь вот эта расписка. Странная бумага даже для расписки, но тут не ему одному, всем такие выдают – он видел у выходящих из «Властилины» такие же, только теперь понял, что это такое. Ну, Бог не выдаст, свинья не съест. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Кстати, надо и вправду не забыть купить бутылку сухого, а то неудобно перед этой коброй получится. Выгорело бы только все, а там он что бутылку – ящик шампанского купит, не поскупится. Алексей снова посмотрел на свою бумажку, потом на черно-серую толпу у офиса «Властилины», усмехнулся и поехал домой. В этот момент он чувствовал себя покидающим Колизей патрицием, утомленным толпой никчемных плебеев, назойливо жаждущих хлеба и зрелищ. Ну, или хотя бы хлеба.

5

Алексей, конечно, в этот день бомбить не стал. Решив отпраздновать начало финансового подъема, да что там подъема – наверняка начало новой обеспеченной и поэтому счастливой жизни, Алексей остановил свою «залоговую» (на этом зацикливаться сегодня не стоило) «Тойоту» у какого-то грузинского ресторана. Его так и распирало показать всем, что он тоже серьезный человек, что может вот так в середине дня запросто зайти в недешевый кабак только для того, чтобы не спеша пообедать, покурить добрый кальян, подумать о делах. Предупредительный официант в белоснежной накрахмаленной рубашке подал меню. Алексей нарочито небрежно выбрал самые дорогие блюда, хотя его аппетита в такую жару хватило бы разве что на сациви и чихиртму. Через двадцать минут его стол был уставлен, словно на банкет. Алексей небрежно вкушал и поглядывал по сторонам. Белоснежный официант уважительно смотрел на него из своего угла. Настроение было удивительно благодушным, настолько даже, что Алексею срочно захотелось им поделиться с Кариной. Пусть видит, что живет не с неудачником, а с человеком, нет, вернее сказать – предпринимателем, не служащим по найму в каком-то «левом» автосалоне, а самостоятельным бизнесменом. Са-мо-сто-ятель-ным! Теперь он принимает решения, причем по всем вопросам. И по ней, пусть и красивой, но бабе – тоже решения принимать будет он. Между супом и шашлыком Алексей начал живо представлять себе солнечные картины их будущего. А почему обязательно – их? Это он уже подумает, кого держать при себе, а кому, как говорится – «вот Бог, а вот порог». Телок у него, уж точно, будет с избытком, и чем больше капризов, тем меньше шансов удержаться рядом с ним. Или нет, надо жену воспитать в правильном духе, но не менять пока. Но пусть чувствует конкуренцию, а то много стала позволять себе, сука, в последнее время. Подумать только – еще наказывает тем, что не дает. Кому не дает – ему, кто ее взял из этого борделя на шестах, пригрел, приблизил…

– Извините, могу я вам предложить отличного вина к шашлыку?

Размечтавшись, Алексей даже и не заметил, как к нему вкрадчиво подошел официант. Алексей барином развалился в кресле.

– А знаешь, что? Я позвоню супруге, спрошу. Какое она выберет, такое и принесешь.

Официант поклонился в знак понимания. Алексей вытащил свою дешевую «Моторолу» и тотчас почувствовал, что телефон действительно какой-то устаревший, громоздкий, немодный, несолидный, негламурный. «Хоть бы деньги на счете были, – вдруг испугался Алексей, – а то перед халдеем позориться». Пошли гудки, значит, еще не все выговорил. На другом конце послышался ворчливый голос жены:

– Что-то срочное? А то я в салоне с подругой.

Огорошивать вопросом в лоб насчет марки вина не было никакого смысла – жена, скорее всего, подумала бы, что он звонит пьяный или в бреду. Поэтому Алексей зашел с другой стороны.

– Срочное, несрочное, но есть, о чем поговорить. Да и от кухни тебе надо отдохнуть. Не вижу причин, почему не сводить свою собственную жену в ресторацию. И я тебя уже жду, кстати, в… как ресторан называется?

– «Иберия», – снова поклонился официант.

– Ресторан «Иберия». Возьми такси, оплачу. Адрес – такой-то. Да, пока едешь, какое вино тебе заказать, дорогая?

Алексей почувствовал по паузе, что изумил жену. По крайней мере ввел ее в состояние болезненного любопытства, что практически гарантировало приезд.

– Что-то случилось, Леша? – немного настороженно, но уже гораздо ласковее спросила Карина.

– Да нет. Все путем. Просто давно не обедали вместе. Так какое вино? Ну, хотя бы красное или белое? Скажи, я сам выберу.

– Красное сухое.

Алексей довольно сложил трубку, в этот день у него получалось решительно все.

Мелькнула мысль для окончательного триумфа сходить, нет, послать официанта за цветами, розами красными… сухими – пошутил сам с собой Алексей, но все-таки полный набор удовольствий следовало приберечь на завершение всей комбинации. И вообще за что цветы? Алексей вспомнил, как еще сегодня ночью его законная жена не дала ему в грубой, даже изощренной форме. Нет, потом, когда он поднимется, надо будет решительно подумать насчет Карины. Детей у них нет, да она и не очень хочет, кажется. Ну, конечно, фигура, стриптиз, поклонники, какая беременность? Не нагулялась еще, сучка! Такую бабенку как любовницу хорошо держать, зачем надо было жениться, спрашивается? Говорил же ему папаша на свадебном банкете: «Таких не для себя берут, а для друзей». Хотя вот сам на молодой женат – лет на пять старше Карины, не больше. Но все расходы нес папик, поэтому что тут ответишь. А может, и правильно говорил, он, Алексей еще над этой темой поразмыслит. «Не дам» – ишь, как бабье обнаглело, вконец!

Карина появилась неожиданно, из-за спины. Взрыхлив рыжую копну волос мужа, села напротив, закинула ногу за ногу и достала из сумочки сигареты. Официант предупредительно наклонился с зажигалкой. Алексей выбросил все «мятежные» мысли из головы и плотоядно улыбнулся супруге.