Текст книги "Русский лабиринт (сборник)"

Автор книги: Дмитрий Дарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Кушать будешь что-нибудь? Меню?

– Нет, мне винца обещанного налейте. – Официант снова поклонился и исполнил желаемое. – А из закусок мне этого изобилия… – Карина обвела рукой с сигаретой их столик. – Вполне хватит. Ну, что случилось вдруг? Наследство от дядюшки из Канады? Или ты сорвал джек-пот в лотерею? Или выиграл в казино, дорогой? С чего это такой банкет? – пристала Карина, как только официант удалился на положенное расстояние.

Как ни странно, Алексей думал обо всем, кроме того, что он расскажет жене. Конечно, надо было все это держать в тайне, эффектно раскрыть козыри после окончания сделки. Теперь отделаться общими фразами не удастся, уж въедливей Карины существо надо было поискать. Ну, если шила в мешке не утаишь, то мешок не утаишь тем более. Алексей, придав повествованию максимально небрежный тон, рассказал о сегодняшней комбинации. Карина слушала внимательно, не перебивая, только нервно стряхивая пепел.

– Вот такая тема! – самодовольно закончил Алексей.

– Идиот! – коротко оценила «тему» супруга.

Хотя что-то ему подсказывало, что реакция Карины будет негативной, Алексей искренне возмутился:

– Да почему? И вообще, дорогая, ты какой-то странный тон выбираешь для разговора с мужем…

– Почему странный, если муж – идиот? – холодно продолжала «дорогая». – Ты хоть понимаешь, что теперь ни денег, ни машины ты уже не увидишь?

– Да с чего ты взяла?

– Это еще полбеды, кретин! – Карина не опускалась до объяснений. – Тебе ведь и процент небось накрутили мусовские бандосы, так? А когда они у тебя твое средство передвижения, что для тебя – роскошь, заберут, процент ты с чего отдавать будешь, умник? Значит – и до меня доберутся, уж это нещепетильные ребята. И до папаши твоего – профессора, чтобы ему икалось от его жадности, – тоже. Но папаша ладно, а я вот в бордель на несколько лет твой долг отрабатывать не собираюсь.

– Подожди, какой бордель? – Алексей был ошарашен.

– Тебе адрес сообщат, не сомневайся. – Карина закурила следующую сигарету сама, без церемоний и залпом допила стакан вина.

Алексей тоже закурил, затягивая дым глубже, чем обычно.

– Я в толк не возьму, что за Апокалипсис? Армагеддон какой-то. Все путем, деньги сданы под расписку, уж даже если и врут, возьму через месяц с меньшим наваром, оберну в другом месте или в разных местах, по частям. И человек у меня там свой – поможет, если что. За комиссию, конечно, но поможет. Хотя помогать-то не от чего, денег полно – я сам видел, без очереди прошел, кстати. Еще не у всех берут, между прочим.

Карина безнадежно вздохнула. Ее стриженая красивая головка даже упала на грудь, показывая полное изнеможение от тупости собеседника.

– Все будет хоккей, я тебе говорю! Давай лучше поедим спокойно. И вкусно. А то, знаешь, я пельменями чего-то уж перекормился.

– Кушай, кушай. Приятного аппетита! А я, пожалуй, пойду покупать чемодан.

Алексей отложил приборы.

– Какой такой чемодан? Зачем тебе чемодан? Ты собралась куда-то?

– Не куда-то, а откуда-то. С этой квартиры надо деру давать, дорогой, пока не поздно. Отыщут в два счета. В два прихлопа. В два притопа. Нет, прихлопа – будет точнее.

– Истеричка. Все будет путем, я тебе говорю. Новую квартиру снимать – только тратиться зря. На это денег сейчас нету. Да и при чем здесь деньги – это вообще не нужно никому.

Последние слова Алексей говорил уже себе – Карина походкой принцессы уплывала из зала. Алексей невольно остановил глаза на ее юных точеных бедрах, идеально выписывающих плавную женскую траекторию. Красива, чертовка, ничего не скажешь. Такие задницы только в лучших борделях… так, почему опять о борделях? Что она себе только нафантазировала, паникерша, в бордель ее продадут! Прямо багдадские страсти. Все будет нормально, все будет хорошо. По-другому просто и быть не может. Такие вещи случайно не совпадают – и человек у него из Подольска в машине, и кредит дали, и быстро так приняли, без очереди. Алексей ел сочный шашлык по-карски и занимался самовнушением. Конечно, странная расписка, ее, пожалуй, в суд не понесешь, даже рассматривать не будут, но кто говорит о суде? И все равно бумага есть бумага – всегда доказать можно, сколько денег и кому он сдал. Не, свое хотя бы вытащит, об этом и думать не надо. Но почему «вытащит», «вернет»? Есть основания какие-то для беспокойства? Офис солидный, народа много, несут спокойно. Человек, опять же, нужный есть, как говорят в Америке – инсайдер. Алексей подумал, что, пожалуй, надо было этого Архипова заинтересовать в конечном результате. Обещать, хотя бы пообещать отстегнуть немного с прибыли. Для надежности. Потом вообще подружиться, он бы ему поставлял таких же клиентов, откат делили бы. Алексей вспомнил, как всегда наставлял его отец:

«Всегда дружи так, чтобы тебе от дружбы пользы было больше, чем от тебя. Если человек тебе выгоден или может быть выгоден, налаживай отношения. Поноси его врагов, хвали его друзей и его самого. Люди падки на разные вещи, но на лесть падок каждый. То, что он про себя думает втайне, озвучь вслух и прилюдно, он неизбежно будет тебе благодарен, пусть пока тоже втайне, про себя. Нужный человек не должен знать, что он может быть нужен, но он должен радоваться, что оказался нужным именно тебе в нужный момент. Дружи всегда в свою пользу и не будешь жить в кредит. А за свой грош везде хорош».

Мать всегда сильно укоряла отца за такое отношение к людям. Алексей еще подростком помнил их ссоры в Красноярске, в небольшой двухкомнатной квартире.

– Ну, чему ты учишь ребенка, Петя?! Как можно без нормальных человеческих отношений? Ты что, меня любишь тоже по корысти?

– Это ты за меня вышла не по любви, а по нужде. Забыла обстоятельства? Напомнить? Куда бы ты делась, если не я? Спилась бы в своей Ивановке захудалой, а сыночек твой бы по кривой пошел. И дошел бы – до тюрьмы в лучшем случае, а не то пырнули бы по пьяни или сам бы блевотиной под забором захлебнулся. Глянь вокруг, дура! – Отец переходил даже не на крик, а на ор, так что в квартире дребезжали стекла. – Выживают только ловкие! Я на Москву уже нацелился, а она меня тут, сука деревенская, попрекает! Ты своему выблядку хочешь московское образование, а? Я тебя спрашиваю?!

Мать быстро сдавалась и сквозь слезы признавала правоту отца, умоляя больше не кричать. Такие стычки скоро стали регулярными и вспыхивали уже, казалось, без всякого повода. Поэтому Алексей не очень удивился, когда отец сказал ему однажды:

– Я получаю хорошую должность в столице. Через месяц переезжаю. Именно переезжаю, в единственном числе, потому что мать не поедет. И она не хочет, и я, честно говоря, смысла не вижу. Как укреплюсь в Москве, разведемся официально, а сейчас хочу спросить тебя. Ты достаточно взрослый, чтобы разбираться в жизни. Мы решили с матерью оставить выбор за тобой. Можешь поехать со мной, хорошую спецшколу, потом институт я тебе обеспечу. Ну, потом сам, конечно, поплывешь. А можешь остаться здесь. Вернее, даже не здесь – квартиру будем продавать, – а поедешь с матерью в деревню. Будешь там трактористом, наверное, и всю жизнь будешь трактористом. Не работать трактористом, а быть трактористом – вот твой потолок там. Думай, я должен знать завтра.

Лешка насупленно кивнул и пошел в общую комнату – вторая была отцовским кабинетом, там можно было появляться только по его зову. Паренек уткнулся в материнское плечо, теперь они плакали оба.

– Хороший мой, сыночек мой, – гладила его по голове мать, – ты же не бросишь мамку свою, не оставишь, защитник мой?

Лешка сопел, мотал головой, но вдруг почему-то подумал, что всю жизнь ходить в грязных сапогах и промасленной рубахе, как ходят в его представлении трактористы, ему не особо хочется. А хочется, чтобы ребята из двора завидовали, что он учится в какой-то непростой, а специальной школе, куда берут не всех, а самых, самых, таких, как он, Лешка. И никто его не будет дразнить рыжим, как тут, в красноярской школе, где даже девчонки в их шестом классе уже курят и целуются с мальчиками в туалете. Он, может, тоже умеет курить, но в компании его не брали, даже на побегушки, и ни одна девочка не хотела, чтобы он нес до дома ее портфель. Никто не хотел дружить с ним, с рыжим. Теперь они все сами станут рыжими и конопатыми, потому что он один не просто съездит в Москву, где никто из этих трактористов и в мечтах-то не был, а поедет туда жить. И учиться в особой школе, где все вежливые и улыбчивые, где все воспитанные и где много всяких нужных людей. Вот тогда они все, особенно Васька со второй смены, который ему недавно поставил фингал просто так, на спор, откроют рты и пожалеют. Еще как пожалеют, особенно Ленка с пятого «Б», пожалеют до слез…

Когда они уезжали с отцом на вокзал, Лешка старался не смотреть матери в глаза. А она, как-то неприятно опухшая от бесконечных слез, неопрятная даже, все не хотела отрывать его голову от своего живота, все гладила его рыжую шевелюру, все надсадно и глупо скулила над ним, Лешке стало за нее даже стыдно. Он вывернулся и отошел за спину отца. Отец коротко попрощался, и они пошли в лифт – внизу уже ждало такси. Так он и запомнил мать – с красными опухшими веками, в засаленном сером платье, сидевшем мешком, с руками, нервно скрещенными на животе и теребящими какую-то кухонную тряпку.

Потом от нее приходили письма – по штемпелю было понятно, что из той самой Ивановки, деревни, где мог бы прозябать и он, Алексей, выпускник знаменитого Московского автодорожного института, блестящий молодой менеджер, женатый на одной из самых красивых сучек Москвы. И пусть сейчас он только выходит из пике, но где видано испытать взлет без падений? А вот в этой глухомани все так и вышло, как выходит в глухомани. Письма приходили около года каждую неделю, отец читал походя строки, предназначенные ему – на руки не давал, говорил, много чего не про его честь написано, но всегда повторялось из письма в письмо – ждет его мать на каникулы, на отдых, и тут же про помощь – трудно одной и работу и хозяйство тянуть, забор, крыша, еще что-то требовало вечного ремонта. «Не без пользы приглашает отдохнуть», – замечал материн интерес Алексей, понимающе усмехался и гордился своей проницательностью.

Потом письма стали приходить заметно реже, а в один день пришла телеграмма из этой Ивановки, но не от матери. Почтальон заставил расписаться в получении, только потом отдал. Отец зашел в квартиру, допил кофе и только после взглянул на бланк. Смешными наклеенными печатными буквами говорилось о смерти в результате трагического случая на производстве гражданки Лыковой Оксаны Григорьевны и сообщалась дата панихиды. Отец несколько раз пробежал глазами строчки, вытащил из кухонного бара початую бутылку коньяка, налил себе, подумал, налил вторую рюмку и позвал сына.

– Помянем, Алексей. Оксана… мать… умерла.

Лешка учился уже в восьмом классе, пробовать алкоголь, хоть и немного, приходилось. Прочитал телеграмму и выпил не чокаясь. Закашлялся, отец дал ему стакан воды. Лешка выдул весь стакан, на лбу выступили росинки пота.

– Вместе поедем? – полуутвердительно спросил отца.

У самого Лешки были взрослые баки, взрослые темно-рыжие усики, но не было паспорта для взрослых. Один он лететь бы не смог. Отец выпил еще рюмку, убрав вторую из-под сыновьего носа, и сказал: «Завтра будем поглядеть». Но на следующий день у профессора Лыкова было назначено оппонирование по диссертации какого-то очень важного и нужного человека, нужно было полночи готовиться. Не полетели и на следующий день – после удачной защиты был не менее удачный банкет, нужный человек его очень благодарил. А вылетать потом было так и так поздно, до Красноярска еще куда ни шло, а до Ивановки к похоронам добраться уже было все равно нереально. Тогда Лешка первый раз крупно поссорился с отцом, психанул и сбежал из дома. Его скоро доставил наряд милиции – в те времена им еще было дело до подростков, ночующих на вокзале без вещей. Лешка держал форс еще два дня – не разговаривал с отцом, только буркал что-то невразумительное в ответ. Потом на выходных отец слетал все-таки в ту Ивановку, вернулся, сказал коротко – бревнами на сплаве придавило. Добавил, что дом надо продать, и поручил ему разузнать среди одноклассников, не купит ли кто по сходной цене из их родителей, обещал ему премию, если выгорит. Лешка буркнул «ладно», но никого назло спрашивать не стал. Но отец обошелся и без него, дом купил кто-то из его красноярских знакомых. Когда Лешке стукнуло шестнадцать и он получил свой первый в жизни паспорт, то хотел чуть не на следующий день вылететь в Красноярск. Но отец денег не дал – сказал, зряшные расходы, да и хоть с паспортом, хоть без, а он все одно еще мальчишка, стопроцентно влезет в какую-нибудь историю, ему, профессору, недосуг будет бросать дела и выручать его. Лешка снова обиделся, но из дома убегать не стал – решил, поступит в институт и с первой стипендии вылетит. Но первая «стипуха» отмечалась так весело, с такими шикарными девчонками, оказавшимися на их курсе, что бросить даже на пару дней свою новую пассию Лешка никак не мог. Летом он через комсорга, с которым подружился сразу после назначения того, устроился пионервожатым в «Орленок», где познакомился с другой, еще более очаровательной пассией. Потом были «картошки», летние шабашки в составе знаменитых стройотрядов, что-то еще, непременно важное и нужное. Поездка к матери откладывалась с года на год, приурочивалась всегда к завершению какого-то процесса – то ли очередного курса, то ли диплома, то ли экзаменов. После института жизнь завертела – по специальности работу гарантировала только советская власть, которую с таким воодушевлением помогал свергать в том числе и Алексей, его рыжий чуб часто мелькал в толпе бездельников с горящими глазами у Белого дома. Там он, кстати, познакомился с очередной девушкой, и революционная любовь, как обычно, сразу стерла все предыдущие. Потом, когда он уже менеджерил на капиталистической холодной свободе, вроде бы ничего не мешало, но пришла выбирать машину такая девушка, такой модельной выточки, которой позавидовал бы любой спортивный болид, что он выкинул из головы патриотический романтизм и сразу забыл подругу по баррикадам. Девушкой-болидом была Карина. И его жизнь понеслась с чемпионской скоростью «Формулы-1». Промелькнули свадьба, переезд в шикарную съемную квартиру, свадебное путешествие на Тенерифе, пирушки с завидующими во все слюни друзьями и что-то еще, и что-то такое, пока не вынесло на повороте в хибару в Печатники. Красивая жизнь уже была видна только в зеркало заднего вида. Но ничего, решил сейчас Алексей, только сделаю немного денег, надо съездить к матери, побывать на могиле. Какой-то месяц, конечно, ничего не решит, но приедет победителем. Обязательно приедет, доедая шашлык еще раз подумал Алексей, и потребовал счет.

6

Первое беспокойство вселилось в Алексея накануне дня получения денег из «Властилины». Он хотел договориться с Архиповым, подъехать к определенному часу, чтобы снова не стоять в очереди, но Колин телефон оказался заблокированным. Не «абонент недоступен», не «не в зоне действия сети», а именно заблокированным. Это могло означать одно из двух: либо Архипов не пополнил счета, либо – и этого опасался Алексей – сменил номер. Алексей проворочался всю ночь, ничего не смог сделать для Карины, обиженно отвернувшейся к стенке, а рано утром, наспех позавтракав бутербродом с чаем, завел свою «Тойоту» и помчался в Подольск.

Внешне у офиса «Властилины» ничего не изменилось – так же толпился народ, записывался в очередь, те же хмурые охранники запускали время от времени людей и перегораживали вход для остальных. Алексей справился по поводу очереди – сегодня пускали записавшихся еще два дня назад. Сегодня запись шла, соответственно, на послезавтра. Алексей пытался найти очередь на получение денег или машин, но такой очереди не было – все стояли сдавать. «Странно, но кто-то же и получать должен. И сегодня, и вообще каждый день, раз сдают каждый день?» – недоумевал Алексей. Кто-то посоветовал спросить у охраны. Алексей осторожно, поминутно извиняясь и просительно заглядывая в хмурые небритые лица, добрался до крыльца. «Насчет выплат отдельное объявление будет», – малопонятно выразился охранник.

– Я от Архипова. От Николая. Он здесь, кстати? – использовал инсайдерский аргумент Алексей.

– Не знаю такого. Отойдите.

Алексей огорошенно сдал позицию у крыльца, его быстро оттерли куда-то в хвост. Вот это было непонятно и тревожно. Но Алексей взял себя в руки, подавил панику и закурил. Ну, мало ли, что не знает, охранник не обязан всех знать, а Архипов, точно, при делах, как бы тогда они зашли так быстро внутрь? И телефон заблокирован, у него тоже часто блокировали, человек, может, не успел счет пополнить. Да и если сменил даже, появится же он здесь, в конце концов? А если он уехал куда-нибудь? Сколько ждать-то? Дежурить здесь каждый день, так времени нет, Мусе долг с процентом сегодня отдавать, между прочим. Ну, а без Архипова почему нельзя свои деньги получить? Зря он тогда не уточнил, какой порядок получения денег. Может, специальный день какой? Может, даже в другом офисе, филиале каком-нибудь? И что значит – «будет отдельное объявление»? Когда будет? Где будет? Вывесят или с крыльца объявят? Или еще как? Черт, надо было у охранника спросить поподробней, досадовал Алексей.

Через пару часов все было точно так же, как с утра. Архипов не появлялся, народ заходил, выходил с бумажками, запускали следующих. На всякий случай Алексей записался на послезавтра – хоть что-то, но надо было делать. Он потерся среди людей, покурил с кем-то, с кем-то так поговорил, но нашел все-таки несколько человек, пришедших, как и он, не сдавать деньги, а за деньгами. Информация оказалась неутешительной. Во-первых, их принимали в порядке общей очереди. А во-вторых, деньги не выплачивали и квартиры с машинами не выдавали – ставили продление еще на несколько месяцев.

– Какое еще продление? – недоумевал Алексей.

– А такое, – отвечал кряжистый мужик в белой холщовой кепке, – если новых денег не сдаешь, тебе на квиточек ставят новое число.

– Какое число? – пытал Алексей.

– Ну как какое? Дату новую ставят. Проценты, правда, обещают соответствующие.

– Погоди. А если мне не надо продления и процентов дополнительных? У меня вот месяц прошел, куда продлять-то? Мне сегодня надо! – настаивал Алексей.

Мужик кривил рот с золотыми фиксами и чесал под кепкой голову.

– Мало ли что кому надо. Мне тоже давно надо. Но у нас же не написано нигде, что вот деньги, столько и столько именно сейчас получать. У тебя, наверное, так же – сумма и дата, и все. Требовать мало что можно. А тут пара умников хотели на крик взять, так им до конца года продление сделали, вот, не появляются даже, давно их не видел. С этими волками… – мужик кивнул фиксами на крыльцо «Властилины», – лучше не спорить, себе дороже.

Алексей отошел к машине и открыл уже вторую за полдня пачку сигарет. Крайне не хотелось признавать, что Карина оказалась права, и еще больше не хотелось думать о последствиях. Надо было что-то решать с долгом. Ехать к людям Мусы было не с чем и поэтому страшно. Не ехать тоже было страшно. Алексей начал лихорадочно соображать по поводу отмазок, чтобы выиграть хотя бы два дня, необходимые, чтобы пройти в эту идиотскую «Властилину» в порядке очереди. Но в голову ничего не приходило – не возьмешь же в самом деле бюллетень, как в институте. С другой стороны, два дня не так уж критично, что они, прямо по часам там следят, что ли? Послезавтра он спокойно войдет, все решит, просто не может не решить свой вопрос, и никто его за эти два дня просрочки не спросит. А если не решит? А если это козлиное продление? Кто только такую хрень придумал – продление? И сколько они так будут продлевать? Если до конца года, то Муса ему голову открутит. Все очень похоже на то, что говорила Карина. Сучка сучкой, а чуйка есть, не отнимешь.

Постепенно Алексей начинал понимать, что денег он не получит – ни с прибылью, ни своих, в общем, никаких. Осознание того простого факта, что его элементарно «кинули», что он, как последний лох, принес добровольно свой денежный кирпичик в эту обычную, примитивную, простую, как пузырь, финансовую пирамиду, поднималось в нем, как поднимается на поверхность воды страшный, распухший утопленник с выпученными синими глазами. Самое ужасное было в том, что утопленник свистел ему прямо в ухо диким шепотом, что это он сам себя «кинул», что виновных, кроме него самого, нет и их даже искать не стоит. Алексей почувствовал, что сейчас заплачет, зарыдает, как последняя баба, уронив голову на руль, от обиды и безысходности.

Уже стемнело, когда Алексей тронулся домой. Весь день он крутился в толпе, расспрашивая, знает ли кто невысокого плотного человека из «властилиновских» по имени Николай Архипов, но никто точно ничего сказать не мог. Кто-то неопределенно кивал, мол, слышал о таком, но называл его Сергеем или Василием, кто-то видел мужчину, похожего по описанию, среди бандитов, якобы «крышующих» эту «Властилину», но толком узнать ничего не удалось. Алексей с тупым исступлением набирал и набирал номер Архипова, но слышал все одно и то же сообщение о блокировке. Алексей был до того расстроен, до того погрузился в тяжелые думы, что, выходя из машины, не заметил, как за его спиной выросли два крепких силуэта. А когда обернулся и заметил, не успел ничего сказать – страшный удар в солнечное сплетение переломил его пополам.

– Ты, кажись, забыл о сроках.

Алексей с трудом поднял голову. Перед ним стоял Мозг с таким же, как он, качком. Они были похожи друг на друга, как два орангутанга, только на Мозге была кепка до самых бровей. Алексей хотел ответить, что как раз ничего не забыл, что ему нужно еще два дня по техническим обстоятельствам, что не по его воле… но второй удар локтем в спину опрокинул его на землю, прямо под колеса его машины.

– Ты и о бабках, кажись, забыл, – грустно констатировал Мозг.

– Не бейте, ребята, подождите. – Алексей хотел встать, но сил хватило только, чтобы опереться спиной на скаты. – Я не успел… не успеваю… послезавтра вынимаю деньги…

Удар ноги в лицо вернул Алексея на исходную позицию на асфальт. Мозг присел перед ним на корточки, взял за скальп и повернул разбитым лицом к себе.

– Чего ты там всовываешь и вынимаешь, Мусу колышет меньше всего. Сейчас мы заберем твою бричку, это полдолга. Остальное с процентами… когда ты там вынимаешь? Вот – послезавтра. И не заставляй нас тратить бензин на езду в твою жопу мира, привезешь на Варшавку, где и брал. Понятно тебе, вынимальщик хренов? А если непонятно, то мы тебе сами вставим по самое не могу.

Алексей выдавил из разбитых губ «понятно, все понятно». Его пнули еще раз для порядка, обшарили карманы, забрали ключи и документы на машину. Только минут через десять, когда бандиты уехали, Алексей кое-как встал на ноги, как мог, отряхнулся и поковылял к подъезду.

– Ну, что я говорила, – причитала Карина, смывая ему с лица кровь промоченной в водке салфеткой, – ну ясно же было последнему идиоту, что лохотрон не для того создан, чтобы ты деньги за месяц удваивал. Это они удваивают, удесятеряют за счет таких лузеров, как ты. Ловят вас таких на халяву, как плотву, да ты и есть плотва. Господи, где были мои мозги, когда я выходила замуж?!

Алексей молча глотал обидные слова и с ужасом думал, что произойдет, если Каринин сценарий и дальше будет выполняться так провидчески. Хорошо, что хоть сама Карина об этом пока не говорила, ответить ему было нечего. Алексей забрал бутылку и опрокинул в горло. Анестезия подействовала довольно быстро. Он поднялся, сел за стол, ощупывая челюсть.

– Закусить есть чем?

Карина всплеснула руками.

– Ему о шкуре своей думать надо, а он закуску требует!

– Ну что, так пить, что ли? – огрызнулся Алексей, его стал колотить озноб, но не от температуры, а от злости.

Карина прочувствовала момент, не стала пока перечить, нашла что-то в холодильнике и положила на стол. Общая беда сблизила их в эту минуту. Алексей пил, брал пальцами промасленные шпроты, снова пил и мутнел. Он представлял себе планы ужасной мести, как найдет где-нибудь оружие, пистолет, а лучше – автомат, поедет и поставит Мозга у стенки. Чтобы он дрожащими губами просил пощады, суетливо вынимал деньги из всех карманов и предлагал выкупить свою никчемную жизнь. А он, а он наступит на них ногой и пустит очередь прямо у Мозга над головой, над его гребаным обезьянним мозгом… нет, лучше сразу в живот, чтобы корчился с кровавой пеной на губах…

Когда Алексей проснулся, было уже глубоко за полдень. Алексей рванулся было за штанами – нужно же было срочно ехать в Подольск за деньгами… нет, проверять очередь… Тут он вспомнил все события вчерашнего дня и опустил руки. Ехать было не на чем и, очевидно, не за чем. И, уж точно, не сегодня. Получались какой-то вынужденный простой и тупик одновременно. Простой в тупике. Алексей пошел в трусах на кухню – срочно надо было опохмелиться. Карины, как и следовало полагать, дома не было. Водки тоже не было. Алексей выпил пока воды из крана и начал искать заначку. Ощупал одни брюки, другие, куртку – какая-то несерьезная мелочь, медяки. Стал шарить в женских отделениях трюмо – словно женщины хранят деньги в белье – и вдруг осознал приятную мысль, что, раз ее вещи здесь, значит, Карина не сбежала. Алексей улыбнулся про себя – сука сукой, а не бросила. Значит, не разлюбила до конца, значит, все-таки верит в него. Ну а он что-нибудь уж придумает, он мужчина, в конце концов, Карина еще не раз будет им гордиться. Еще придет время, когда они со смехом будут вспоминать эти дни из бурной молодости. Черт, ну хотя бы одна купюра. Алексей вдруг похолодел. А где расписка из «Властилины»? В бумажнике, а где бумажник? Его вчера бандосы шмонали, документы на машину забирали, а бумажник-то где? С собой прихватили, гады? Или выбросили там же, а он и не подобрал? Голова-то не очень с побоев соображала. Алексей, стоя, не присев на диван, стал спешно натягивать штаны, чуть не упал и, справившись наконец, выбежал во двор. Без особого труда найдя место, где вчера припарковал свою – уже не свою, еще посмотрим – «Тойоту», Алексей стал на корточки, мысленно разбил пространство на квадраты и начал буквально обнюхивать сантиметр за сантиметром. Если вкупе ко всему пропали еще и документы, то это уже полный капут. Ни денег, ни расписки на деньги, ни машины, ни документов – считай, ни его самого. Нет, ну за что такое невезение, ну почему каким-то козлам прет, почему ему выпадает такое говно, кому он сделал столько зла, за что, за что, за что?!!

Алексей ползал уже больше получаса среди припаркованных по соседству автомобилей, пугая прохожих, сокращающих через стоянку путь во двор. В мятых штанах и майке он был похож на бомжа, ищущего объедки. Хотя, по большому счету, он был недалек от этого. Алексей шарил по углам и за колесами уже без всякого плана, наудачу, то повторяясь, то кидаясь на новое место, через слезы отчаяния подвывая и скуля. Вдруг за очередным колесом рука наткнулась на какой-то небольшой упругий кожаный предмет. У Алексея замерло сердце. Еще не веря удаче, он медленно вытянул руку – это был его бумажник. Алексей лихорадочно распотрошил его – паспорт, даже права были на месте. В паспорте лежала та самая расписка. Алексей издал торжествующий вопль, словно нашел не расписку, а сами деньги, которые там обозначались. В тайном отделении нашлась и пара сотен рубликов. Алексей выдохнул еще раз, основательно, поднялся, отряхнул небрежно колени и, прижимая кошелек к сердцу, отправился в ближайший универсам.

Вернувшись домой под вечер, Карина с удивлением застала мужа навеселе в обоих смыслах этого слова – Алексей был почти вдрызг пьян, но весел. Ей даже подумалось, что муж как-то решил надвинувшуюся серьезную проблему. Но из невнятных ответов Карина, к своему разочарованию, поняла, что он всего-навсего решил самую маленькую – нашел бумажник после вчерашнего побоища. Включив телевизор, Карина раздраженно поставила на огонь кастрюлю – сегодня на ужин были сосиски. Деньги фатально заканчивались, ей было понятно, что надо всю эту историю прекращать. И с наездом, и с мужем. Он не то что ее прокормить не в состоянии, вскорости просто сядет ей на шею. А что придется возвращаться в стриптиз, она не сомневалась. Ее, конечно, с руками и особенно с ногами в любом клубе оторвут. Но она танцевала и спала с клиентами, чтобы выйти замуж в Москве и начать наконец-то настоящую женскую жизнь – жить на обеспечении мужа и спать с теми, кто нравится, а не с теми, кто платит. Начинать сначала – всегда утомительно. А тут еще такой наезд. Как она поняла, завтра придут снова. Где они живут, известно. (Откуда, кстати, известно? Этот козел рассказал или отследили? Да уж все равно.) То, что бандиты мимо такой элитной бабы не пройдут, это как пить дать. Нет, надо валить. Без всяких соплей, романтических записок и предупреждений. Просто исчезнуть, и все. Слава Богу, он ее подруг-танцовщиц не знает. Карина покосилась на мужа – тот тупо рассматривал экран, с которого рассказывали об очередных застреленных в своих мерседесах. Сплюнув про себя, Карина решила завтрашнего дня не дожидаться – собрать вещи, когда этот спьяну задрыхнет, и свалить по-тихому ночью. Черт их знает, этих бандосов, может, они в засаде уже сидят.

По-видимому, новости формировались по принципу нарастания трупов. Теперь потерпел крушение Ил-96, причем рухнул где-то в тайге, не долетев около двухсот километров до Красноярска. Карина сделала шаг к телевизору – что-то заставило ее сделать звук погромче. Разбилось много известных людей, одна актриса, какой-то московский чиновник с женой, международная делегация бизнесменов, летевших с какого-то экономического форума в Японии, соболезнования, соболезнования, соболезнования. Карина, еще не понимая, зачем, переключила на другой канал – там новости должны были идти через пять минут. Сосиски уже начали расползаться, но женщина не обращала на них никакого внимания. Снова пошел сюжет про самолет. Алексей протестно замычал – сколько можно смотреть одну и ту же чернуху, но Карина так смачно шикнула, что муж удивленно заткнулся и тоже стал смотреть в экран.

– Исчез с радаров над Ирбейским районом Красноярского края, – повторила за диктором Карина и резко повернулась к мужу, – ты мне говорил как-то… название такое запоминающееся… ты из тех мест, что ли?

– Не совсем, – пьяно ответил Алексей, – сосиску дай уже, жрать охота.

– Вам, козлам, только жрать, – подала ужин Карина и присела рядом, – я тебя спрашиваю – ты из тех мест родом или нет?