Текст книги "Кинжал Немезиды (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Да, госпожа, – кивнул тот и отошел к жаровне.

– Надо подождать, когда чуть остынет, и тогда пить, – пьяненьким голосом произнесла Феано и повернулась к слуге. – Эй ты! Пробуй. Хочу, чтобы сладость была. Если что, медку добавь. Я сама не гожусь сегодня, ноги не держат.

– Да, госпожа, – склонился виночерпий, отхлебнул ложкой из котла и добавил еще немного меда. – Как будто горечью самую малость отдает. Еще специй добавлю.

– Это от смолы, – со знанием дела сказала Феано. – Видно, у меня рука дрогнула. Я поправлю потом. Эй! Вино через полотно процеди!

– Да, госпожа, – снова склонился виночерпий, который в очередной раз попробовал ароматное варево.

– Пахнет как-то непривычно, – принюхалась Поликсо, когда слуга подал ей кубок. – Но вроде бы вкусно…

– Не сомневайся, я лучшая в этом деле, – уверила ее Феано и упала на ложе. – Ой, смотри, Поликсо, потолок кружится!

– Да ты, царевна, перебрала изрядно, – сознанием дела заявила Поликсо. – Тебе бы брюхо облегчить. Пойди за угол и сунь два пальца в рот.

– Давай за мужей наших поднимем чашу! – встала вдруг Феано. – Пусть в Аиде примут их как героев. До дна!

– Что же ты не пьешь? – неожиданно трезвым взглядом резанула ее Поликсо, и Феано бестрепетно отхлебнула.

Вот и второй план пошел вслед за первым, – тоскливо подумала Феано. – Вот ведь подозрительная сука. Хорошо хоть я сразу яд в мед не сыпанула.

– До дна! – повторила Поликсо и глотками потянула в себя теплый ароматный напиток с непривычным привкусом. – Смол многовато положила, а вот меда в самый раз.

– А мне так нравится, – заявила Феано, которая вдруг начала давиться и отставила его в сторону. – Тяжко мне что-то! Не идет вино. Хочешь, я спою?

И она, не дожидаясь ответа, заорала одну из тех бесконечных песен, что поют аэды на пиру. Поликсо, которая осушила кубок до дна, тоже затянула песню, от которой мегарон заходил ходуном, а воины подхватили ее. Спертый воздух, жар масляных ламп и трех десятков разгоряченных тел сдавили Феано, словно тиски.

– Я сейчас приду, – сказала она. – Облегчиться бы мне. И глинтвейн остынет как раз. Я еле теплый люблю.

– Иди, царевна, подыши, – милостиво кивнула Поликсо. – Экая ты нежная.

Если начали петь, значит, ей пора на улицу, угостить стражу у ворот вином из своих запасов. Таков был план, который намертво вколотил в нее Тимофей. Крепость Линдоса крошечная, едва ли две сотни шагов поперек. Это ведь акрополь заштатного поселения критян и ахейцев, а не настоящий город. Потому-то и до ворот было рукой подать. Феано кое-как добрела до них и показала небольшую амфору двум хмурым парням, что несли стражу на стене.

– Выпейте, храбрые воины, – протянула она им вино. – Мы с царицей Поликсо своих мужей поминаем. Погибли они в один год, под Троей.

– Благодарствуем, добрая госпожа, – степенно ответили воины, спустившись вниз. – Были мы под Троей, едва ноги унесли. Помянем царя Тлеполема, как должно.

– И Геликаона, Антенорова сына, тоже помяните. Это муж мой. Он славно бился, – капризно заявила Феано, и те равнодушно кивнули. Им все равно, за кого пить. Они уже распечатывали амфору, подрагивая от нетерпения.

– Я на стене постою, – сказала она им. – Тяжко мне что-то, перепила я…

Воинам было плевать. Они уже вовсю угощались, по очереди отхлебывая из узкого горла.

– Раз, два, три… – считала Феано. Нужно досчитать до тысячи, и тогда стражники точно не бойцы. Если повезет, и она досчитает до двух тысяч, то они будут лежать на земле и слюну пускать.

Время шло, но она не спешила. Напротив, Феано стояла, привалившись к зубцу стены и пытаясь собраться с мыслями. Она в жизни не пила столько, и ее бросало из стороны в сторону, стоило лишь сделать шаг. Но тут у ворот раздались сдавленные ругательства и стоны, которые Феано услышала совершенно отчетливо.

– Вот проклятье! – прошептала она. – Продумал он! Яд-то не сразу действует. Да сейчас выбегут воины из мегарона и прибьют меня, как муху. Сколько я там насчитала? А, все равно сбилась уже. Девятьсот девяносто девять. Тысяча! Хватит! Они все равно вино выпили.

Феано решительно разделась и начала разматывать тонкую льняную веревку, которой была обмотана по талии. Она бросила ее вниз и дождалась, когда кто-то дернет за конец. Девушка потянула шнур на себя, и совсем скоро вытащила толстую жердину длиной в три локтя, которую зацепила за два зубца. К жердине была прикреплена веревочная лестница, которая тут же натянулась как струна.

– Привет! – Главк, который перевалился через стену, радостно оскалился при виде нее. – Где тут что?

– Два стражника внизу, у ворот, – прошептала Феано. – Слышишь? Тошнит их.

– Парни, за мной! – скомандовал Главк, и две тени встали рядом с ним на стене.

Воины были еще живы, но стонали, держась за животы. Одного из них рвало кровью, а под другим расплывалась смрадная лужа. Тем не менее, они почти уже добрались до дверей мегарона, пытаясь позвать на помощь. Там было слишком шумно, и их стонов никто не слышал. Стражники с ненавистью смотрели на Феано, но сейчас могли лишь хрипеть. Один из них попытался подняться, опираясь на копье, но его вновь скрутил приступ боли, и он упал.

– Простите, парни, – произнесла Феано, когда афиняне перебили их в мгновение ока. – Как говорит наш господин, ничего личного. Я просто очень замуж хочу, а тут как раз человек достойный подвернулся. Он меня любит, и колотить точно не станет, даже если во хмелю. Я ведь тоже немного счастья женского хочу. Не одной же царице Креусе радоваться. А вам все равно подыхать плохой смертью. Вы ведь самого Господина моря в яме держали. Неужто думали, что после такого сможете от старости помереть? Тогда вы точно дураки, а дуракам жить незачем.

Последнюю фразу она произнесла, помогая воинам сбросить с петель тяжеленный брус, запирающий ворота. Массивное дерево поддалось не сразу, но вскоре упало на землю, зацепив краем стопу Феано.

– Да провались ты! – взвизгнула она, потирая ушибленную ногу. – Больно-то как! Теперь точно синяк будет!

– Все получилось? – в щель ворот пролез Тимофей, огляделся по сторонам, увидел трупы и удовлетворенно заявил. – Получилось!

– Я тебя потом прибью, когда выберемся отсюда, – простонала Феано, у которой мутилось в голове. – Ох и натерпелась я страху! Ты чего в вино намешал?

– Мышьяк, – оскалился Тимофей. – Насыпал от души, стадо слонов отравить можно.

– Иди, они в мегароне! – показала Феано.

– Парни! – скомандовал Тимофей. – Сначала во дворец идем, а потом дома знати проходим. Ворота закрыть! Трое здесь, остальные за мной!

– Если лукканца Хепу поймаете, притащите его живым, – сказала Феано, которая села на чурбак около ворот. – Он щербатый, сразу узнаете. А я тут пока посижу. Что-то нехорошо мне…

– Посиди, – кивнул Тимофей и пошел по улице, где уже захлопали двери и понеслись испуганные вопли.

– А как мы отсюда выбираться будем? – крикнула она в спину Тимофею. – Да еще и с кучей добра.

– Пока никак, – повернулся он к ней. – Уйти с добычей нам не дадут, а без добычи я и сам не уйду. Поэтому придется пока в крепости посидеть.

– Сколько? – голос Феано сел.

– Может, неделю, может месяц, а может и все три, – пожал плечами Тимофей. – Да ты не переживай. До зимних штормов мы уйдем точно. Я же тебе говорил, любовь моя. Я все продумал.

Феано откинулась к стене, понемногу проваливаясь в черную темноту сна. Последней мыслью, которая ее посетила, стала такая:

– Вот ведь повезло. Он вроде не дурак, серебро водится, и заботится обо мне. Неужто услышала богиня мои молитвы…

Ее утро началось с дикой головной боли.

– Вина испейте, госпожа! – миловидная рабыня протянула Феано кубок. – Господин Тимофей сказал, чтобы вы непременно выпили. А еще он сказал, что подобное нужно лечить подобным.

– Давай сюда, – простонала Феано, которая обнаружила себя в роскошной спальне, принадлежавшей, видимо, самой царице. Тимофея, как ни обидно, рядом не оказалось.

Она понюхала вино и с отвращением втянула в себя полкубка сразу. К ее удивлению, полегчало. И даже голова стала болеть немного меньше. Девушка, кряхтя, встала с резной кровати и пошла в сторону мегарона. У нее оставались там кое-какие дела.

Поликсо все еще была жива. То ли здоровья ей столько отмерили боги, то ли еще по какой-то неведомой причине, но когда Феано проснулась, она хрипела на своем ложе. Ровно там, где они расстались. И ее сын, воины и виночерпий уже были мертвы, а неугомонная тетка, лежавшая с зияющей раной в животе, все еще дышала. Тяжелый смрад крови и смерти заполнил весь мегарон без остатка. Феано вздрогнула от отвращения, оглядев загаженный пол, а потом повернулась к сопровождавшей ее рабыне, которую трясло от ужаса.

– Полы вымыть начисто, тела на воздух вытащить, двери открыть настежь. Пусть ветер вонь унесет, – скомандовала Феано, голова которой гудела, как легионная труба.

– Слушаюсь, госпожа, – трясущимися губами прошамкала рабыня.

– Что тут было, пока я спала? – поинтересовалась Феано,

– Воинов царицы перебили всех, госпожа, – простучала зубами рабыня. – Их семьи прогнали за ворота. Рабынь, кто постарше, прогнали тоже. Нас, молодых, оставили. Для услуг, наверное, и для постели. Господин Тимофей, который у воинов главный, сказал, что долго тут сидеть будет. И что если мы жить хотим, то должны покорны быть. Так мы согласны. Наше дело подневольное. Нам едино, кому служить, лишь бы не били и есть давали.

– А потом что было? – нетерпеливо спросила Феано, которая выглянула в крошечное окошко и убедилась, что полдень давно уже миновал.

– А потом воины из Нижнего города налетели, да пришлые их стрелами отогнали, – развела руками рабыня. – Побили и ранили с десяток, те и ушли. В Линдосе сейчас народу немного, госпожа. Едва ли полусотня воинов наберется на весь город. На промысел все мужи ушли. Дома добра не высидишь. Семьи ведь кормить надо.

– А когда остальные придут? – поинтересовалась Феано, и рабыня только махнула рукой.

– Да кто их знает! Как работа пойдет. Сейчас корабли все больше с патентами Господина Моря ходят, а их трогать не велено. Воины говорят, тяжко на жизнь стало заработать честному человеку, хоть плачь.

– Иди! – махнула рукой Феано. – Зови остальных баб. Приберите тут.

– Слушаюсь, госпожа, – поклонилась рабыня и вышла из мегарона.

– Что, царица? – Феано присела на корточки и жарко зашептала в ухо той, кого погубила. – Думала, что умная самая? Знаешь, кто я? Феано, женщина из царского дома Энгоми. Ты умрешь, а клятва государя не будет нарушена. Здорово, правда? Моргни, если слышишь!

Веки Поликсо едва заметно затрепетали, и девушка продолжила.

– Слышишь! Это хорошо. На суде Аида судья Калхас будет вопрошать тебя о прошлой жизни. Ты уж сделай милость, скажи, что я привет ему шлю. Мы с ним старые знакомцы. Да смотри, не забудь! А то я тело твое собакам скормлю.

И она встала и пошла на улицу. В мегароне находиться было совершенно невозможно. Упаси боги так умереть!

Солнышко ударило по глазам, и Феано зажмурилась. Крошечная площадь между мегароном и крепостной стеной была завалена добром, которое сюда стащили люди Тимофея из всех домов. Воины, увидев ее, заревели восторженно. Еще бы не зареветь. Сильнейшую крепость взяли, набитую по крышу золотом, и даже не потеряли никого. Воинов Поликсо, спьяну выскакивавших на шум, резали по одному прямо на пороге пиршественного зала. Самых упорных, взявшихся за ножи, забросали копьями и изрубили топорами. Не жаль за это пятую долю отдать. Воины еще не ложились, всю ночь занимаясь тем, ради чего в этот поход и пошли. То есть грабежом. Все это Феано и узнала от Главка, который копался в куче, отбрасывая то, что в раздел не пойдет, ибо совершеннейшее, никому не нужное барахло.

– Тащат все подряд! – ругался Главк. – Ну чисто дети! Никакого понятия! Эй! Ксантипп! Вы скамью на кой-приперли сюда? Вы ее с собой увезете, дурни?

– О, скамья! – не на шутку обрадовалась Феано. – Дай я присяду. Ноги подламываются.

– Слушай, девонька, – с немалым уважением посмотрел на нее Главк. – Мы там пустые кувшины посчитали. Не говори только, что вы это все за один вечер выпили.

– За один, – обреченно произнесла Феано. – Ох и дурно мне, Главк!

– Да быть этого не может, – хмыкнул коротышка и отвернулся. А потом Феано услышала его рев. – Какой баран сюда битые горшки принес? Если узнаю кто, заставлю на горбу до Афин тащить!

– Ты проснулась? – раздался за спиной голос Тимофея.

Феано, мучимая головной болью, повернулась к нему. Ее суженый сиял как начищенный медный таз. Видно, добыча и впрямь была велика. И он это подтвердил.

– Тут больше трех талантов! Они много награбили.

– Тогда надо ждать всех ее людей, – невесело сказала Феано. – Если все сразу заявятся по нашу душу, не отобьемся нипочем.

– Пошли, покажу тебе кое-что! – потянул ее за руку Тимофей. Они взобрались на стену, и у Феано даже дух захватило. Безбрежное море расстилалось перед ней, украшенное кое-где белыми барашками парусов. Ветер шумел на вершине скалы, которой и был акрополь Линдоса, самими богами созданный неприступным. Она ведь даже разглядеть ничего толком не успела, пока ее сюда тащили. Да и не того ей было. Испугалась она до колик.

– Посмотри! – показал ей Тимофей. – С трех сторон обрыв в сто локтей. Там даже стены нет, без надобности она. Подобраться можно только спереди. Только как? Тут кусок стены в сотню шагов. Да мы половину перебьем, пока они до стен доберутся. Но даже если доберутся, то что дальше? Ворота топорами разнесут? Кровью умоются. Им же на голову камни и стрелы полетят, и кипяток польется. Поверь, мы дворец удержим. Два с половиной десятка парней за глаза.

– Тут много добра, – испытующе посмотрела на него Феано. – Могут рискнуть.

– Не рискнут, – покачал головой Тимофей. – Да, сходят еще несколько раз, пощупают нас, но на стены не полезут. Это не царские воины, это разбойный народ. Они не умеют крепости брать, слишком тонкая это наука. Это вообще мало кто умеет делать. Царь Эней, пожалуй, да и все. Думаешь, зря Агамемнон под Троей столько времени сидел и вареные ремни жрал? Будь уверена, родосцы выход нам перекроют и будут ждать, когда мы все зерно съедим.

– И долго мы так сидеть будем? – скривилась Феано.

– Ровно до того момента, когда царь Эней из Пилоса домой возвращаться будет, – усмехнулся Тимофей. – И уж будь уверена, он пойдет именно здесь. А если не здесь, то уж точно на огонек завернет. Он такое нипочем не пропустит.

– Вот как… – приободрилась Феано. – Тогда да, может получиться. Тут ты и впрямь все продумал. Там еще кое-что есть. Тела похоронить нужно, а у Поликсо сердце вырезать.

– Сделаем, – кивнул Тимофей. – Мы его засолим в горшке.

– Пойду я, – сказала Феано. – Насчет еды воинам распоряжусь.

– Распорядись, – улыбнулся Тимофей. – Парни голодные.

– Хепу нашли? – спросила Феано.

– Не видели такого, – покачал головой Тимофей. – Всех покойников осмотрели. Щербатых среди них не было. Или ушел как-то, или не было его здесь.

– Обыщите дворец! – взвизгнула Феано. – Вот олухи! Тут он, прячется где-то! Он же перережет нас ночью.

– О-ох! – побледнел Тимофей. – И впрямь, сама богиня послала мне тебя.

И он заревел.

– Обыскать дворец! Под каждый камень заглянуть! На крыши залезть! Ищите щербатого! Вообще всех ищите, олухи слепые! Если бы не госпожа, вы бы следующего рассвета не увидели! Бего-о-ом!

Воины побежали обыскивать дворец, а Феано так и осталась стоять на стене, упиваясь неимоверной синевой моря и прохладой ветерка. Ей понемногу легчало. Не прошло и минуты, как с крыши дворца спрыгнул знакомый ей лукканец, белкой взбежал на стену и перемахнул через нее, словно кузнечик. Феано даже застонала от разочарования, когда он издевательски помахал ей рукой. Стена высотой в десять локтей, но ему это не помешало ничуть.

– Ушел! – уныло сказала она сама себе, глядя, как Хепа улепетывает во все лопатки, слегка припадая на правую ногу. – Ну, ведь до чего везуч, скотина. Даже зависть берет!

Глава 19

Месяцем позже. Год 4 от основания храма. Месяц седьмой, Даматейон, богине плодородия и сбору урожая посвященный. Время убывающей луны. Остров Родос.

Орда кораблей с воинами, прошедшими по здешним меркам полмира, прыгала от острова к острову, неумолимо приближаясь к родному дому. Пилос – Китера– Крит – Карпатос – Родос… Неделя пути. Мы ночевали здесь, и вот с рассветом я любуюсь на лучшую бухту в этой части моря и пытаюсь решить загадку: почему здесь живут крабы и дикие козы, а людей почти нет. Весь остров облеплен поселениями критян, лукканцев и ахейцев, а это место пустует. А ведь именно здесь должен стоять город Родос, который будет царить над востоком Средиземноморья. Надо бы исправить это упущение. Да и пиратов Лукки отсюда контролировать куда удобнее. Немного подправить очертания гавани щебнем и песком, и вуаля! У меня есть свой собственный непотопляемый авианосец. Жаль только взять его я пока не могу. Клятва не позволяет.

– Государь! – Кноссо, на смуглой физиономии которого было написано неописуемое удивление, подошел и приложил руку к сердцу. – Тут парни за водой пошли, так рыбаки говорят, что царицу Поликсо убили!

– Да ладно! – восхитился я. – И кто же сейчас в Линдосе правит?

– Никто, – ухмыльнулся Кноссо. – В ее дворце банда афинян засела, а родосцы их осаждают. Там же не крепость, скала отвесная. Двое мальчишек с палками целую армию остановят. Я вообще не могу понять, как они ее взять смогли.

– В Линдос! – скомандовал я. – Я хочу это видеть. Со мной идет когорта Пеллагона, этого будет достаточно. Остальные – домой.

Мы прибыли на место уже к полудню, и немудреное здешнее воинство прыснуло во все стороны, увидев, как в порту их городка выгружается легион. Дураков здесь нет, а потому и сопротивления тоже нет. Пираты для профессионала, обученного биться в строю – это не враг, а смазка для копья. Им и первого натиска не выдержать.

– Ну, пошли, что ли, – хмыкнул я, когда в Нижнем городе расставили стражу, а местных разогнали по домам.

Подниматься в эту гору – сущее мучение. А ведь родосцы сюда под ливнем стрел лезли. Неудивительно, что они просто перекрыли единственный путь к отступлению и выбрали осаду. Пробиться с богатейшей добычей в порт для афинян будет просто невозможно. Наверное, они меня ждали, иначе непонятно, на что они вообще рассчитывали.

Я оказался прав. Ворота крепости отворились, и мой отряд вошел внутрь, с любопытством оглядываясь по сторонам. Небольшая площадь у мегарона, утоптанная до состояния камня, домишки местной знати, прилепленные к стенам изнутри, и сам дворец, представляющий собой портик с четырьмя колоннами, а за ним – беспорядочное нагромождение комнат и кладовок, которое строил по мере надобности каждый последующий царь.

Тимофей и Феано стояли впереди, увешанные золотом и серебром сверх всякой меры. Увидев, что я смотрю на нее, Феано быстрым движением выдернула пальцы из его ладони и поклонилась. Афиняне же прижали руку к сердцу. Воин не кланяется никому, даже своему государю. Эта новая мода неудержимым пожаром понеслась по Великому морю, приводя в лютое бешенство царей и царьков.

– Та-а-ак! – протянул я, с ходу оценив ситуацию. – Дайте угадаю. Поликсо вы убили. Не знаю как, потом расскажете. В Египет ты, Феано, ехать не хочешь, но зато хочешь пойти замуж за этого парня. А он хочет попросить тебя в жены. Золота на себе ты отродясь столько не носила, потому что считаешь, что это достойно деревенщины. Значит, вы готовы в случае моего отказа пробиваться к кораблям с оружием. Так?

– Я же тебе говорила, ему все ведомо. А ты не верил, – заявила Феано, и растерянная пара переглянулась, пораженная моей невероятной проницательностью. А нечего было за ручки держаться, как школьники.

– Бог тебе шепчет, государь, – убежденно заявил Тимофей. – Все так и есть.

– Дай попробую угадать дальше, – веселился я. – Вы тут сидите давно. Значит, ты, Феано, чтобы я тебя в Египет не отправил, уже забеременела. Так?

– Так, государь, – смутилась она.

– Ты, наверное, подумала, что царь Египта женщину с двумя детьми за себя точно не возьмет, – расхохотался я.

– С двумя??? – повернулся к ней побагровевший Тимофей. – Как с двумя?

– Ой! – еще больше смутилась Феано. – А я разве не сказала тебе, милый? Ну, не сердись! Я просто забыла. Женщине в моем положении это простительно. Я теперь девушка богатая, он не станет тебе обузой.

– Так что? – посмотрел я на Тимофея, который превратился в статую. – Берешь ее в жены? Она ради тебя отказалась царицей Египта стать. Решай.

– Царицей Египта! Ишь ты! – не выдержал Главк. – Феано наша, и вдруг царица! Да убей меня гром! Ты чего раздумываешь, дурень! Хорошая ведь баба! А щенка, что она нагуляла, прокормим!

Воины, стоявшие полукругом, слушали, раскрыв рты. Такое можно до старости рассказывать, и за это еще и поить бесплатно будут. Да, у них любовь. Но ребенок… Афины – это не Фракия. В этом городе обычаи весьма суровы. Женщине с внебрачным ребенком выйти замуж очень сложно, только если за бедняка. А за состоятельного землевладельца – нечего и думать, ни одна семья не пойдет на это. И если у нее сын, то прав он никаких не иметь не будет, всю жизнь считаясь то ли приживалой, то ли батраком. Про наследование даже речь не идет.

– Царевич Мегапенф, ее сын, после смерти отца получит город Амиклы в Лаконике, – сказал я. – Он не станет претендовать на наследство твоих детей.

– Царевич? – ошалело переглянулись афиняне. – У него город свой будет? Так это что, нам царица вчера вино наливала? Ну, дела-а…

– Уф-ф! Отдай мне ее в жены, царь! – заявил Тимофей, который вышел из ступора. – Я за нее выкуп богатый заплачу.

– Сколько? – едва сдерживая смех, спросил я. – Она моя родня. Дешево не отдам.

– Двадцать мин золота! – гордо выпятил он грудь, и по всей площади разнесся протяжный вздох.

– Мало! – ответил я, введя людей в оторопь.

– Сорок! – выкрикнул Тимофей.

– Мало! – в тон ему ответил я.

– Сорок три! – в сердцах сказал Тимофей. – Это все, что у меня есть!

– Мало! – снова сказал я.

– Я еще столько же за себя дам, – скромно обронила Феано, и народ на площади начал искать, где находится сердце. Да я и сам не на шутку удивился. Сумма эта настолько чудовищная, что не каждый царь за дочь в приданое даст. Да и не у каждого царя она просто есть.

– Мало! – опять сказал я, и по лицу Феано потекли слезы.

– У нас больше нет ничего, – всхлипывая, произнесла она и крепко вцепилась в руку Тимофея.

– Мою долю возьми, царь, – вышел вперед Главк.

– И мою!

– И мою! – послышалось из строя афинян.

– Мне ваше золото без надобности, – ответил я, покачав головой. – Себе оставьте. Вы же Линдос оружием брали? Он по всем обычаям ваш. Вот его мне и отдайте. Честь по чести, по договору.

– Да забирай! – хором заорали афиняне. – Нам он все равно без надобности. Мы тут уже взяли что хотели.

– Целый город отдают за какую-то бабу! – простонал трибун Пеллагон за моей спиной. – Рассказать кому, не поверят ведь.

– Поверят, – успокоил я всех. – И не только город, но и остров к нему в придачу. Поликсо и Тлеполем отсюда Родосом правили. Договор на ступенях храма Великой Матери зачитают, а потом в камне выбьют. Чтобы никто не сомневался.

Зачем мне нужен был весь этот цирк? Пиар! Пиар, будь он неладен. Я еще песню своим школярам закажу. О великой любви Тимофея и Феано. Как безродный наемник, служа царю Энею, получил в жены ту, кто отказался ради него пойти за самого фараона. Он отдал за нее Родос, а она принесла в приданое целое царство. М-да… Над приданым мы еще поработаем, но после такого все пассионарии этого мира будут мои с потрохами. Успех одного сподвигнет на свершения тысячи, а мой град на холме засияет еще ярче. Еще несколько таких историй, и косный, застывший мир, где столетиями не меняется ничего, провернет ржавые шестеренки, проснувшись от вековой спячки. Ведь именно этого я и добиваюсь: перезапустить умирающую цивилизацию, где привыкли считать правильным только то, что делали деды и прадеды. Надо будет удвоить количество аэдов и подумать о переводе песен на лувийский и ханаанейский. Пора расширять аудиторию.

– Приданое будет достойным, – милостиво кивнул я. – Феано – женщина из царского дома. Она не пойдет замуж как нищенка.

Та-а-ак! Ведь я как знал, а потому запустил план Б еще до своего отплытия. В Энгоми уже привезли Лаодику, самую красивую из дочерей Приама. Ей семнадцать, она три года как вдова, и прямо сейчас ее усиленно натаскивают для будущей роли. Лаодика, конечно, схватывает не так быстро, как Феано, но тоже вариант вполне рабочий. Только с языками у нее куда хуже. Феано уже бойко лопочет на аккадском, египетском и ханаанейском, и даже умеет читать.Но зато во всем этом есть немалый плюс. Феано уж очень простовата для той роли, что была ей назначена. Тут царская кровь нужна.

– Пеллагон! – повернулся я трибуну. – Ты же родом отсюда. Города на Родосе должны либо принести мне присягу, либо их придется разрушить. Их жителей я изгоню, а на их место завезу людей с Кипра. Лучше договорись по-хорошему, я не хочу понапрасну лить кровь. У тебя три месяца. Если мы этого не сделаем, получим новое пиратское гнездо, еще хуже прежнего. С Поликсо у меня хотя бы договор был, с этими же нет вообще ничего. Их старейшин потом ко мне привезешь. Буду с ними пить и дарить им подарки.

– С людьми покойной царицы что делать будем? – спросил трибун. – Они с моря живут, государь. Их на землю не посадишь.

– Не можешь предотвратить – возглавь, – ответил я подумав. – Кноссо пусть их к себе заберет. Корабли в царский флот зачислим, их самих поставим на довольствие. Грабить будут, как прежде, но только по моей команде. Доля, что шла Поликсо, теперь пойдет мне. Ведь я законный царь Родоса. Я его только что на Феано поменял. У меня и договор с печатью будет, и пусть кто-нибудь попробует его оспорить.

* * *

Неделю спустя. Энгоми.

Как узнать, что моя жена опять родила дочь? Правильно, по глазам. Они у нее красные, как у кролика. Креуса ревет уже какую ночь, и даже то, что я вернулся, не слишком сильно исправило ситуацию. Она свой долг понимает буквально. Царица должна рожать воинов, и точка. Девки – это ее личный позор, производственный брак и провал на семейном фронте. И даже то, что Клеопатру я люблю до безумия, никак на ее личные представления о жизни не влияет. Долг женщины царского дома перед династией вколочен в нее намертво. Он для нее куда важнее, чем личное счастье и любовь к детям. Может, это и правильно. Может, это я чего-то не понимаю…

– Иди сюда! – шепнул я, движением ладони прогнав служанок из спальни и прижав ее к себе. – Ну чего ты ревешь? Родишь еще сына, какие твои годы. А мне и девочка в радость. Я может, всегда дочь хотел, а теперь у меня их аж две.

Я ведь не вру. Я действительно всегда хотел дочь, но не дал бог. Этого не понять тому, кого не обнимала маленькая девочка, которая любит тебя всей душой. Любит не за что-то, а просто так. Ни с чем этого чувства не сравнить.

– Тебе других жен нужно взять, господин мой, – твердо произнесла Креуса. – У царя Сидона дочь в возраст вошла. И у царя Библа целых две. А если с Египтом все получится, то и оттуда пришлют царевну. Они этого не любят делать, как я слышала, но за корабль меди согласятся точно. А если уж и так не выйдет, возьмешь кого-нибудь из моих племянниц. Там уже подрастает несколько.

– Даже речи быть не может, – решительно произнес я. – Большую кровь хочешь получить, царица? Хочешь увидеть, как после моей смерти дети страну в клочья разорвут? Забудь.

– У нас один сын, – вздохнула она. – И боги могут забрать его к себе в любое время.

– Тогда нужно будет передать трон зятю, – ответил я ей. – Так у хеттов заведено было. Да не изводи ты себя. Имя не придумала еще?

– Не посмела без тебя, – удивленно посмотрела на меня Креуса.

– Пусть будет Береника, – ответил я, подумав, и она равнодушно кивнула. Ей без разницы. Что-то меня продолжает тянуть в сторону Египта. И неудивительно.

Креуса хорошеет, и даже роды не портят ее. Ей ведь всего-то двадцать, и из робкой, стеснительной девчонки она превратилась в зрелую, очаровательную женщину. Моя жена бледна, как и все знатные дамы, а ее милое личико с огромными глазами, опушенными длинными ресницами, покрыто дорожками слез. Она вздохнула и крепко обняла меня, а высокая грудь кормящей женщины крепко прижалась, отвлекая от вопросов наследования и высокой политики. Я не выдерживаю и тащу ее на кровать. Я соскучился.

* * *

Еще одно небольшое водохранилище закончено за время моего отсутствия. Бедная наша речушка! Летом ее почти что не видно, и только зимой она превращается в бурный поток, с гулом несущий свои воды в сторону моря. Каждая деревня, стоящая на ее берегах, растаскивает эту воду, заполняя свои цистерны. Ведь впереди лето, а летом тут стоит такая сушь, что даже яровое зерно не вызревает. Сеют лишь озимые, которые обильно проливают зимние дожди. Только это нас и спасает.

Чахлые палочки будущих лесополос окружают русло с двух сторон. Так хоть немного уменьшится испарение. Но сейчас я здесь не для того, чтобы смотреть, как колесо наполняет желоб, несущий живительную влагу в сторону разбитого неподалеку сада. У меня есть дело поважнее. Я подъехал к каменному сараю, из которого раздавался такой знакомый звук. Это же пилорама. Как будто назад попал.

Мощная пила с крупными, хищными зубьями ходит вверх-вниз, распуская в длину сосновое бревно. Его срубили зимой в верховьях Педиеоса, а потом, увязанное в плот сплавили вниз, до самой запруды. Отроги Троодоса покрыты густым лесом, и его хватит надолго. А потом, когда склоны изрядно полысеют, я велю высадить его вновь. Так, как уже приказал сажать кедр в горах Угарита.

– Государь! – Анхер поклонился, сияя, как новая тетрадрахма. – Получилось у нас. Все по твоему слову сделали.

Огромное колесо провернулось, подняло рычаг, а потом опустило его, сделав пропил. За ним еще один, а потом еще… Заточенная пластина опускается и поднимается, пока два потных мужика подсовывают бревно под зубья пилы. Тут что-то не так…

– Анхер, – сморщил я лоб. – Нужно еще кое-что сделать.

– Слушаю, государь!

Кажется, он не на шутку расстроен. Смуглое лицо бесстрастно, но в глазах мечутся какие-то нездоровые всполохи. Он только что был безумно горд собой, а тут я…

– Твоя работа великолепна, – подсластил я пилюлю. – Но нужно добавить пил. Пусть их будет четыре или пять. Я хочу, чтобы бревно распускалось на доски за один проход. И доски должны быть разной толщины.

– О-о-о! – выдохнул он, а потом осторожно произнес. – Думаю, это возможно, государь. Если сделать раму помощнее… Несколько сменных рам… Тогда да.

– И еще, – вспомнил я. – Бревно должно само к пиле ехать.