Текст книги "Путь в никуда (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Это было великолепно. И я первый раз вживую видел, как девушка сама себя ласкает, непередаваемое по своему накалу зрелище.

– Рада, что хоть в чем-то стала у тебя первой. Мне тоже очень понравилось, никакие фантазии даже рядом не валялись с действительностью подаренной тобой.

После такого опустошения хотелось одного, прижать ее покрепче и отключиться, поскольку посторгазменная расслабуха уже в полной мере заявила свои права на организм. Это девушкам охота поболтать после, а наша реакция однозначна. Но спать я хотел именно с ней, удерживая в объятиях, не отпуская от себя ни на шаг.

Начало следующего дня Алина вела себя на редкость шаловливо. Девушке явно нравились мои нововведения в интимном плане, поднимающие близость на новую ступень. И мы оба, по-видимому, ждали окончания ходового дня, чтобы снова иметь возможность побыть вдвоем.

Время летело незаметно за размеренными действиями и неспешным разговором ни о чем. Я расслабился. Блин, да, я просто самым кретинским образом расслабился. Все же было спокойнее некуда: ровная водная гладь, широкое русло, глубокое дно. И когда сквозь толщу воды проступили темные очертания подводной ловушки только лениво гребанул веслом вбок, не придав значения увиденному. И только когда нас нехило так крутануло, опомнился и начал усиленно грести, пытаясь сорваться с держащего за днище гарпуна.

Уф, удалось. Зловредная хрень наконец расцепила свои объятия, выпуская суденышко на свободу. Скорее всего, налетели на притопленный ствол дерева, зацепившись за обломки сучьев. Бывает такое на реках, когда древесина настолько пропиталась водой, что уже не всплывает.

Еще какое-то время мы бодренько шлепали веслами за бортом, пока я не бросил случайный взгляд на свои ноги. Ну, вот что мне на них смотреть? Нет бы на чужие, да еще и без одежды если. А свои-то накой?

"Твою ж мать. Пробоина" – ругнулся я про себя. Вернее высказался я не так, а более цветасто, но не суть. Наша встреча с подводным нечто не прошла бесследно. Плыть на дырявом корыте – удовольствие то еще. Не, можно конечно отчерпываться кружкой периодически, но оно мне надь?

– К берегу, матрос, – скомандовал я впередсмотрящей.

– Есть, капитан, – отрапортовала Алина.

Эх, как же хорошо когда она не изображает обиженную на весь свет гальюнную фигуру, не спорит, доводя до белого каления, не пытается руководить процессом, в котором ни бельмеса не смыслит, не закидывает дурацкими вопросами.

– А нам зачем к берегу?

Упс, погорячился с последним утверждением.

– Клеиться будем, – лаконично ответил я. Но поняв, что такого объяснения недостаточно, добавил: – Днище мы расхерачили.

Если собеседница что и имела против моего лексикона, то промолчала. А я был не сильно рад перспективе объяснять потом хозяину лоханки, откуда эти милые аппликации на шкуре. Не, понятно, что на воде может случиться все что угодно и шибко требовать с меня блюсти сохранность доверенного имущества не будут. Но все равно приятного мало.

Вытащили мы с горем пополам потяжелевшую от воды байду. Разбирать шмотье я не стал, просто кувыркнул килем вверх, достав предварительно ремнабор. Плеснул ацетона для обезжиривания, вырезал заплатку, пришпандорив ее к нехилой такой пробоине. По сути все, выждать для надежности минут так несколько и можно опять в путь. Этот клей сохнет быстро.

Но раз уж все равно на берегу, решили размяться немного. Все же ноги затекают в неудобной позе. Я-то привычный, а девушке наверняка несладко приходится. Да и естественные потребности никто не отменял. Место было открытое. Смущать девушку просьбой отвернуться я не стал, здраво рассудив, что не развалюсь, если схожу до лесу.

Насвистывая навязчивый мотивчик, я углублялся в переплетение деревьев. Как вдруг взгляд зацепился в яркое пятно на траве, будто кто-то красной краски плеснул. Ну откуда в глуши краска? Мне бы развернуться и смыться побыстрее, так нет же, любопытство не только кошку сгубило. Когда пятен стало больше, я, наконец, понял что же это такое.

Кровь. Много крови. Очень много.

Я впал в какой-то ступор, тупо пялясь на залитую кровью поляну с полуобглоданной тушей какого-то крупного животного. При жизни это было лосем. Но впоследствии труп явно раздирали на куски, которые были раскиданы тут и там. Остатки когда-то здорового и полного сил животного, с проглядывающими костями, с ошметками мяса и шкуры. Раздерганными по земле кишками и прочими не идентифицированными внутренностями, неопрятными грудами раскиданными по земле. Оторванная голова, с торчащей вырванной трахеей и белеющими позвонками, пялилась на меня в безмолвном укоре остекленевшими подернутыми пеленой смерти глазами.

Пиршество явно происходило недавно, может прошлой ночью. Гниль еще не тронула мертвую плоть, и над поляной витал только неприятный запах свежей крови. Меня начало ощутимо подташнивать. Я никогда не видел смерть так близко, во всей ее неприглядности. В крови были даже деревья, как будто туша раздиралась когтями и клыками, и оторванное откидывалось прочь в яростном угаре. Выглядывающие белые остовы ребер смотрелись жутковато.

Даже не представляю, кто мог так отделать свою жертву. О том чтобы поживиться плодами чужой охоты у меня не возникло и мысли. Было просто противно не то, что прикасаться к тому, что осталось от лесного зверя, а даже подходить близко. К тому же там, где плоть была объедена, мутноватыми каплями стекала вязкая слюна.

Желудок скрутило в жестком спазме, и будь он полон – с остатками содержимого пищеварительной системы можно было бы распрощаться. Еще немного и действительно вывернет от увиденного зрелища.

И тут меня накрыло мыслью: "Ведь охотники могут вернуться к оставленной добыче". Встретится с мясником такой силы, что смог раскидать свой обед в радиусе пяти метров, очень не хотелось. Боюсь, пережить такое знакомство будет непросто. Стараясь не перепачкаться в лужах крови, я начал отступать от страшной находки. А потом развернулся и побежал обратно к оставленной девушке. Ведь она там совсем одна, мало ли что.

– Ты что такой испуганный, как будто за тобой полчища чертей гонятся? – удивленно спросила Алина, оглядев мой вид.

Я упер ладони в колени, пытаясь отдышаться. Стоит ли рассказывать о находке или лучше не пугать девушку? Вот дилемма. Вроде утаивать что-то от напарника не дело, все же в одной лодке находимся, в буквальном смысле. А с другой стороны, ну будет она потом от каждого шороха шарахаться. Кому оно надо? Решил просто вскользь обрисовать ситуацию, не раскрывая жутковатых подробностей, способных заморозить кровь в жилах впечатлительного человека.

– Набрел на недавнее пиршество местных хищников. Зрелище не способствующее спокойному сну, так что советую убраться отсюда до их возвращения.

Сам в это время уже переворачивал и сталкивал в воду нашу возможность быстро покинуть опасное для пребывания место.

– Давай быстро залазь, я подержу, – поторопил я замешкавшуюся девушку, придерживая байдарку за борт.

Она, умница, не стала ерепениться, положив весло как положено и, держась за него, умостилась на своем месте. Тут же запрыгнул следом, отталкиваясь лопастью от берега.

Сколько еще таких вот непоняток поджидает нас на пути? И когда удача устанет являть свою благосклонность, развернувшись филеем к затерянным в безлюдных дебрях путникам? Мы находимся на чужой территории, не зная местных законов и иерархии, и не в силах противостоять физически разной агрессивно настроенной фауне, если она встретится на маршруте следования. И вполне можем пополнить калориями чью-то пищевую цепочку, если не будем мега осторожны.

– Алин, не ходи, пожалуйста, в лес одна. И вообще лучше не отходи от меня далеко.

Я прекрасно понимал, как беспомощно это звучит. И что не могу быть надежной защитой. Но если с девушкой что-то случится, когда меня не будет рядом… просто не смогу себе этого простить. Может и не останусь призраком Черного туриста пугать пришлых бродяг и ловцов удачи, но жить дальше как будто ничего не произошло уже не смогу. Уж лучше положить свою жизнь, защищая чужую, чем трусливо прятаться в кустах, трясясь за собственную шкуру. А еще лучше – вообще избегать неприятностей, по возможности сохраняя чужое и собственное здоровье.

До вечера никаких злоключений больше не было. Место для ночевки мы нашли удобное, на излучине реки, где от основного русла еще была удобная бухточка с намытым на берегу песком. Я обошел окрестности, не найдя ничего подозрительного. Запалил костерок, распорядился насчет установки лагеря и смылся с удочкой к берегу. Разобрать вещи и установить дом Алинка может и сама, уже приловчилась малость к походной жизни. Но вот подсечь рыбешку вряд ли сможет, а на улов вся надежда.

Убил я на закидывание блесны в пучину вод не меньше часа, но был вознагражден трепыхающейся в пакете добычей в количестве десятка окуньков. Не сильно престижная добыча, но и то хлеб, вернее ужин. Решил не морочиться и сварить из улова рыбный бульон.

Поели мы еще засветло, погода стояла теплая, заводь так и манила окунуться в свои глубины.

– Не хочешь купнуться? – спросил я спутницу.

Она опасливо подошла к водной кромке, скептически поболтала ладошкой прибрежные воды.

– Ну, как знаешь.

По-своему расценил я эту пантомиму, стягивая с себя обмундирование. Полностью. Не вижу смысла миндальничать. Что она там не видела?

Вода оказалась даже не шибко холодной, видимо сказывалось отсутствие течения. Заход в воду удобный, глубина сразу нарастает. В самый раз поплавать, что я и сделал, оттолкнувшись от дна и сразу набрав приличный темп. Вот люблю я воду. Моя стихия.

Плеск за спиной и в заводь осторожно ступает красавица-нимфа. Серебристые волосы рассыпались по плечам, заходящее солнце обнимает стройную фигуру своими лучами, играя отсветами на округлой груди, стройных ногах, тонкой талии с трогательной ямкой пупка на плоском животе. Я аж залюбовался, до чего шикарное зрелище. И пожалел, что в руках нет камеры, чтобы запечатлеть этакую красоту. Но если сейчас вылезу за фотоаппаратом, да даже просто выдам свое присутствие неосторожным словом или движением – боюсь, все очарование момента рассыплется осколками зеркала, не оставив и следа. Поэтому я просто следил жадным взглядом, как сантиметр за сантиметром поверхность воды скрывает прекрасные формы, достойные кисти художника.

Всплеск и Алина уже плывет в мою сторону, хитро щуря глаза, как будто совсем не в курсе какое впечатление производит. Кокетка, что тут сказать. И ведь знает, какую позу принять эдак непринужденно, чтобы подчеркнуть достоинства внешности. Как глянуть из-под ресниц, чтобы аж сердце заходилось, а низ живота наливался жаркой тяжестью.

Я обхватил доверчиво прильнувшую ко мне русалку, прижавшись к устам в сладостном поцелуе. Ну, вот просто не мог сдержаться, получив в распоряжение такое сокровище. Благо глубина позволяла стоять на дне, а температура окружающей среды благоволила к водным игрищам. Распаленный подсмотренным зрелищем организм ни в какую не желал успокаиваться. Тем более вот оно все великолепие женских прелестей, в пределах доступности. Чем я и не преминул воспользоваться, запустив бесстыжие пальцы в святая-святых, орудуя там с неизменной эффективностью.

Ласки клитора в воде могут быть весьма приятными, особенно если второй рукой оглаживать манящие полушария, а языком бороть мнимое сопротивление ее ротика. Да и разыгравшаяся шалунья не растерялась, обхватив в глубине вод гордо возвышающееся орудие, ритмично его оглаживая в такт почти неконтролируемым движениям моих бедер.

Блин, я ведь так и кончить могу. А хотя… Может и не стоит сопротивляться натиску?

И я расслабился, полностью отдавшись в нежные женские ручки. Кто же откажется от удовольствия, если его так ненавязчиво предлагают?

Вылезли мы из объятий водной стихии, когда уже начали подмерзать, наласкавшись, нарезвившись, набрызгавшись и наплававшись вволю. Наскоро вытершись и одевшись в спальное, залезли в недра палатки, здраво рассудив, что разжигать заново потухший костер смысла нет.

Заснул я достаточно быстро, только вот сон не принес желанного успокоения. Возможно, виной тому была увиденная днем сцена, но я опять попал в вязкую трясину ночного кошмара.

Только сейчас я будто разом угодил из цивилизованного настоящего в языческое прошлое. Огромный зал с низкими сводами, освещенный множеством чадящих свечей, бросающих кровавые отсветы на грубо обработанный камень стен. На полу начерченная чем-то бурым пентаграмма, внушающая трепет одним своим видом. В помещении тринадцать закутанных в черные кожаные плащи фигур, дюжина которых рассредоточена по знаковым углам на магическом рисунке, а еще одна находится пугающе рядом. Руку протяни и можно коснуться складок маслянисто отливающей, как будто покрытой растопленным жиром, одежды культиста. На головы накинуты глубокие капюшоны. Кажется, что вместо лица там скрывается пожелтевшая от времени кость, объятая маревом тьмы. И только пылающие желтым светом глазницы злобно зыркают из дымной мглы.

Ракурс обзора непривычно высок, как будто сознание лишенное тела парит над головами участников действа. Перевожу взгляд вниз и невольно вздрагиваю: кажется, я знаю, кто станет коронным блюдом на этом празднике смерти.

Зловещим постаментом последи зала стоит грубо вытесанный из антрацитово-черного камня алтарь, покрытый рунической вязью. А на нем, растянутый за руки и за ноги, покоится обнаженный мужчина, почти мальчишка. Его глаза с ужасом смотрят на происходящее, бледные губы скороговоркой шепчут бесполезные сейчас молитвы. Богам нет дела до мирской суеты. Что есть одна жизнь в рамках целого мира? А вот одна смерть может дать силу способную пробудить к жизни нечто более зловещее, чем может осознать человеческий разум.

Жрец взмахивает неестественно иссохшейся рукой, и своды зала заполняют тягучие, проникающие в самую душу слова забытых гимнов. Странно исковерканные фразы не напоминают ни один из языков современного мира, но я каким-то шестым чувством понимаю, что ни к чему хорошему выводимые скрипучими, осиплыми голосами песнопения воззвать не могут.

Громкость и ритм нарастают постепенно, и с каждой октавой сужается кольцо фигур вокруг обреченной жертвы, распростертой на алтаре. Отзвук собственного пульса в ушах, как бой барабана: все быстрее и быстрее. Язычки пламени свечей с шипением взметаются вверх с каждым словом, добавляя свой вклад в симфонию звуков. Пугающий ритм гипнотизирует, не дает мыслить разумно, сопротивляться, действовать. Жертва на алтаре даже не пытается вырваться, лишь следя расширенными зрачками за неотвратимо надвигающимися фигурами в балахонах.

На самом высоком звуке жрец вскидывает руку и в когтистых пальцах блестит остро заточенная сталь изогнутого серпом лезвия. Пугающе медленно режущая кромка опускается к коже пленника. Звуки нарастают, слова сливаются в какую-то неразличимую какофонию, а барабаны бухают все яснее, как будто адский оркестр оккупировал пространство у стен, поддерживая своей музыкой таинство жертвоприношения.

Мальчишка кричит, протяжно, жалобно, дергая руками в бесплодной попытке прикрыться, защититься от неотвратимо надвигающейся опасности. Но конечности связаны на славу, и лезвие беспрепятственно касается беззащитного живота жертвы. Крик взвивается болевыми нотами.

Я дергаюсь вперед, не в силах выносить чужие страдания, в безнадежной попытке помочь обреченному человеку. И понимаю, что не в силах и шелохнуться. Даже прикрыть веки, чтобы не видеть творящегося ужаса, не могу.

Лезвие прочерчивает глубокую линию, сразу наливающуюся кровью, стекающей по бокам. Еще одна линия перпендикулярно первой, оканчивающаяся причудливым вензелем. Пленник кричит безостановочно, срывая горло, но его мольбы теряются в словах потустороннего в своей силе гимна. Жестокая пытка продолжается. Жрец вырезает на живом полотне руны заклинания, вливая в них силу яркими всполохами огня, от которого несчастный просто заходится в мучительных криках. Кровь течет по желобкам, стекая в подставленную чашу из желтого металла с такими же руками, что и на алтаре.

Мне жутко, желания наблюдать за чужими мучениями нет никакого. Но я сейчас не хозяин собственному сознанию и не могу повлиять на действие ритуала. Даже проснуться не могу. И от этого становится еще страшнее.

Еще живое тело планомерно покрывается символами призыва потусторонней сущности, неся боль и страдания приносимому в жертву человеку. Он уже не может даже кричать, только хрипит сорванным горлом, отзываясь на каждое жгучее прикосновение ритуального кинжала.

Но вот жрец остановился, занеся клинок, а окружающие звуки достигли своего апогея. Секундная задержка, как передышка перед неизбежным, и вместе с яростным боем барабанов и последними звуками гимна кинжал несется к сердцу жертвы. Вокруг сгущается осязаемая тьма, как монстр вот-вот готовый выскочить в мир, неся ему погибель.

Неожиданный порыв ветра срывает капюшоны с голов сектантов, обнажая лысые черепа покрытые кожей цвета индиго и вертикальные зрачки в желтых провалах глазниц. Кажется, я безмолвно кричу, не в силах осознать ужаса происходящего, поскольку жуткие создания только отдаленно напоминают людей. Гротескно изломанные контуры лиц застыли в предвкушении жестокой расправы над беззащитной жертвой, охваченной щупальцами плотоядно подрагивающей тьмы.

Но видимо в какой-то момент контроль над моим сознанием ослабевает, и крик, безумный от переполняющих эмоций, полный всепоглощающей безнадежности перед грядущим, прорезается вовне.

Рука жреца дернулась, и вместо того, чтобы пронзить сердце распростертой жертвы на последних словах гимна, лезвие лишь пробило грудную клетку, ранив, но не убив.

Тьма взвыла обманутым зверем. Воздух сгустился, не давая сделать вдох. Чаша полная крови разлетелась вдребезги, обдавая проступающие из небытия контуры возрождающегося божества. Но ритуал не был завершен, выброса энергии явно не хватало для возвращения к жизни силы более могущественной, чем видел бренный мир.

С ужасом понял жрец, что неминуемое возмездие постигнет его, если он сию же секунду не напоит идола эманацией человеческой смерти. Раз за разом погружается ритуальный клинок в тело жертвы, вспарывая плоть, но момент уже упущен. Напряжение растет, и смерть человека на алтаре уже не может остановить разворачивающуюся воронку, состоящую из сгустков шевелящейся в безмолвной жажде тьмы.

Все быстрее и быстрее раскручивается смертоносный смерч, раскидывая на стены тела сектантов. И ослепительная вспышка взрыва выкидывает меня в реальность и в собственное тело.

Еще не придя в себя, почувствовал, как голову безвольно мотает из стороны в сторону от того, что меня трясет что-то больно вцепившиеся в плечи. Еще не отойдя от власти кошмара, я слишком ярко представляю, что возрождающееся на моих глазах зло все же настигло меня. И хрипло вскрикиваю, отталкивая преграду перед собой, сдирая со своей кожи чужие конечности.

– Димка, Димка, что с тобой?

Пытается достучаться до моего сознания взволнованный до истерики женский голос. Постепенно, но я все же начинаю соображать, что к чему. Безумным взглядом обвожу теряющийся в предутреннем мраке полог палатки, склонившуюся надо мной растрепанную и испуганную девушку.

– А, что? – невразумительно пытаюсь и ответить и спросить сразу.

– Ты кричал. Я так испугалась… С тобой все в порядке?

– Извини. Просто кошмар. Зачем ты пыталась меня трясти?

– Тебя начало выгибать в судорогах, как будто что-то разрывает изнутри. Я боялась, что если ты сейчас же не проснешься, то…

– Могу не проснуться уже никогда, – завершил я за девушкой окончание фразы, которое она бы никогда не решилась произнести вслух. – Спасибо.

– За что? – недоумевающе спросила моя спасительница.

– За то, что разбудила. Дай мне пяток минут и встаем. Боюсь, что нам не следует здесь задерживаться. Как-то очень уж не нравятся мне мои сны, а последний в особенности. Да и предчувствие какое-то гложет нехорошее… Слишком уж неоднозначна эта ситуация со странными и совсем мне не свойственными снами. Нервирует, заставляя нервно оглядываться по сторонам, внимательно вслушиваться в окружающие звуки ночами. Не к добру все это.

Но в противовес ночной нервотрепке ходовой день проходил на редкость спокойно. Обычная сплавная рутина, даже акцентировать внимание не на чем. Плыли себе и плыли вразвалочку. Плеск весел, однообразный ландшафт за бортом, довольно-таки широкое русло, приличное течение. Никаких порогов и перекатов, судя по шуму течения, не предвиделось. Солнышко светит, птички поют, мошка не донимает – расслабон полнейший. Еще и жара – так и хочется все лишнее поснимать с разгоряченного физической нагрузкой тела.

Я уже давно загорал в одних подвернутых до колен штанах, спасжилет сиротливо покоился за спиной просто как дополнительная опора пояснице. Алинка уже час как канючила, что ей жарко. А женское нытье – это ж как комар над ухом. Да и с некоторых пор к просьбам конкретно этой представительницы прекрасной половины человечества я стал относиться до противного лояльно. Ладно, перебдеть – это тоже плохо. Дал отмашку на разоблачение. Все равно вроде как спокуха впереди. Пусть тоже позагорает маленько.

Еще с полчаса неспешного скольжения по водной глади. Судно шло споро, подгоняемое нехилым течением. Так еще и мы вошли в ритм, решив максимально ускориться, чтобы пройти за день больший километраж. Правой, левой; правой, левой – лопасти так и взлетали над водой, разбрызгивая сверкающие на солнце капли.

И вдруг нас резко дернуло, как будто мы на всем ходу вписались в невидимый под водой камень. Днище с противным скрежетом заскребло о невидимую преграду. По инерции судно крутануло, наклоняя кормой. На совсем недавно ровной глади разверзлась затягивающая водная воронка.

– Наклон вправо, – заорал я, пытаясь перераспределением веса выправить байдарку. – Греби, давай, давай. Быстрее.

Отрывистые команды так и сыпались совместно с судорожными попытками справиться с внезапно возникшей напастью и избегнуть киля. Я греб изо всех сил, пытаясь сдвинуть заклинившее плавсредство, которое все сильнее наклоняло течением. Алина тоже помогала на пределе возможностей, заполошно махая веслом. Но рывки создаваемые лопастями были тщетны.

Бурунчики невесть откуда появившихся волн уже захлестывали за опасно накренившийся борт. Счет пошел буквально на секунды. Либо мы сорвемся с коварного крючка, либо…

С громким плеском байдарка кильнулась. Неожиданно ледяная вода сковала чресла, затягивая в свои глубины. Я замахал руками, пытаясь сориентироваться где в этом мельтешении водных бликов верх, а где низ. Выбрав наиболее светлое направление, рванулся туда, с силой отталкиваясь ногами и выгребая руками. Вроде я не мог находиться далеко от поверхности, но терял драгоценные секунды, а такого жизненно необходимого воздуха все не было. Я начал задыхаться. Желание сделать вдох становилось все сильнее и навязчивее. Но, собрав волю в кулак, я все же сделал два мощных гребка и неожиданно выплыл на поверхность. Хватая ртом воздух, пытался отдышаться. И только когда перед глазами исчезла мутноватая пелена подступающего беспамятства, оглянулся, оценивая нанесенный своевольной рекой урон.

Весла, конечно же, снесло течением, но – О счастье, – их прибило к левому берегу. И тут я похолодел, вновь и вновь оглядывая пустынную поверхность воды. Алины не было. Ведь она должна была уже выплыть.

На всякий случай поднырнул под дрейфующую днищем кверху байдарку, обозрев пустое пространство. Все незакрепленные шмотки либо утонули, либо были снесены течением. Но вот того кого я искал нигде не было.

Паника начала подступать к горлу. Если уж я выплыл с таким трудом, попав в водную ловушку, то и девушка могла угодить туда же. Как и где ее искать в мутной коричневатого цвета воде? Усиленно плывя к месту крушения, я крутил головой из стороны в сторону, силясь разглядеть хоть что-нибудь. Но предательская река степенно несла свои воды, не давая и намека где искать спутницу.

Я не могу ее потерять. Никогда себе не прощу.

Но вдруг я заприметил место, где течение немного закручивалось. И тут же, не теряя ни мгновения, нырнул в ледяные глубины. Глаза сразу же нещадно защипало. Зрение – хреновое подспорье в мутной воде. Но как еще искать я не знал.

Внутренне обмирая от ужаса, что не успею, не найду, я мощными гребками раздвигал водные пласты. И вдруг какое-то более темное пятно привлекло мое внимание. На всех парах я рванул в ту сторону. Гребок, еще гребок, быстрее мать твою.

Кончики пальцев натыкаются на осклизлую твердую поверхность. Камень. Возможно как раз тот, на который мы сели днищем. Я с досадой оттолкнулся от скалы, вырастающей из дна как безмолвное напоминание бренности бытия.

Вылетел как пробка наверх, хватая ртом воздух. Огляделся, не найдя искомое на поверхности. И тут же опять ушел под воду, выглядывая в темных глубинах малейшие признаки человеческой фигуры. Увидев что-то темнее окружающей воды, метнулся туда.

На этот раз руки наткнулись на податливо пружинящее в воде тело. Еще не веря в свою удачу, обхватил желанную добычу, гребя одной рукой и ногами к бликующей всполохами солнечных лучиков поверхности.

Девушка была недвижна. Что есть сил я плыл к берегу, не допуская даже и мысли, что я не успел. Вытащив жертву коварности реки на песок, одним рывком разорвал на ней мокрую футболку. Ладони на грудину одна над другой, серия из 30 быстрых нажатий на область сердца. Вдох через рот. Еще непрямой массаж плюс вдох. "Ну же, давай" – Мысленно шептал, молил я о возрождении Алины к жизни. Но с каждым разом отчаивался все больше. Бледное лицо девушки застыло восковой маской, никаких признаков дыхания или жизни. Больше на автомате я продолжал реанимационные мероприятия. И когда паника достигла своего апогея, девушка внезапно дернулась, закашлявшись.

Тут же я перевернул ее, облокотив животом на свое колено так, чтобы голова свисала вниз. Если вода попала в легкие – ее надо обязательно удалить, иначе воспаление легких жертве водяной стихии обеспечено.

Но Алине повезло, она не успела вдохнуть воды. С момента ее погружения под воду прошло едва ли несколько минут, показавшихся мне растягиваемыми резиной часами.

"Жива, жива. Неужели она жива?" – Повторял я как мантру, боясь поверить в такую удачу. Реанимировать потерявшего под водой сознание человека – практически нереальная задача.

Алина опять откашлялась, быстро-быстро втягивая в себя воздух и не имея возможности надышаться. Еще несколько минут – и она шагнула бы за грань, от которой нет возврата. Вовремя я ее нашел и вытащил, нечего сказать.

Какое-то время посидел с девушкой на берегу, и только поняв, что угроза ее жизни миновала, решился собрать и приволочь к берегу наш скарб. По времени только едва перевалило за полдень, но разговор о том, чтобы вставать на весла вообще не велся. Хоть и местность не располагала к стоянке.

Когда-то здесь бушевал пожар. Обгоревшие остовы лесных исполинов до сих пор щерили в небо свои останки. Как гнилые зубы великана, возвышались они над поросшим травой пепелищем. Кое-где пробивались молодые деревца, скрашивая неприглядный ландшафт. Но еще много лет минет, пока подрастающая поросль полностью поглотит нанесенные стихией огня разрушения. Но основным критерием моего неприятия данного места в качестве стоянки было отнюдь не эстетическое восприятие. Причина была весьма прозаична – здесь не было дров. Вот от слова вообще. Тоненькие прутики подлеска или горелые пни я за пищу для костра не считал.

Тоскливым взглядом я оценил разделяющее нас с прибитой к скоплению камней на середине реки байдаркой. Вот что значит: никогда не следует расслабляться, иначе своевольная фортуна в самый неподходящий момент ехидно явит свой тыл. Это еще мегаповезло, что имущество не снесло на многие километры ниже по течению, пока мы тут прохлаждались на бережку. Хотя человеческая жизнь всяко дороже. Правда чтобы мы делали на суше без шмотья, палатки, спальников, кана, пилы и всяческих прочих дюже нужных в походе вещей – не представляю. Благо хоть нож как всегда приторочен на поясе, да бережно лелеемый источник огня покоится в кармане. С самым ценным имуществом я предпочитаю не расставаться ни при каких обстоятельствах.

Прогулялся по бережку, попутно выловив застрявшие в прибрежной тине весла. Лезть в леденючую воду за средством передвижения очень не хотелось. Холод впивался в разогретую солнцем кожу дюжиной острых иголочек, но, не обращая внимания на физический дискомфорт, я окунулся, сразу набрав приличный темп. Подтянуть байдарку к берегу не составило особого труда. Проверил шкуру, удовлетворенно отметив, что не прорвали. Перевернуть, сливая воду, одному сложно, но возможно. А вот что делать дальше я не представлял. Грести против течения – идея утопическая.

Если гора не идет к Магомеду, что надо сделать? Вот что-то подобное я и воспроизвел, сходя до оставленной спутницы и перенеся ее к вещам на руках. Алинка уже пришла в себя. И даже пыталась возмущаться таким самоуправством, уверяя, что может идти сама. Но я слишком перенервничал за нее недавно, чтобы избавить от собственной опеки.

Разобрать гермуху и выдать девушке сухую одежду – дело техники. Со спасами мы, кажись, распрощались. Если не прибьет дальше по течению, то плыть предполагается без них. Ну да ладно, что уж тут поделать. Мне жальче собственную мембранную куртку, кучу бабла отвалил. Двадцать водяных столбов (мера водонепроницаемости в метрах) держала как нефиг делать. Проверено в полевых условиях, можно сказать. Хорошо Алинкина была приторочена между герм – удержалась каким-то чудом. Кто ж его знает, сколько нам еще плыть и по какой погоде. Попытался немного поудить, пока болезная прохлаждалась в тенечке выросшего у воды куста. Но клева не было. Даже вездесущие мальки не сновали, как будто вся рыба в округе вымерла в одночасье.

Оклемавшаяся недоутопленница начала канючить, что сидеть на одном месте скучно, место ей не нравится и пора плыть дальше. В общем-то, доля логики в этих рассуждениях есть. Но я хотел убедиться, что со спутницей все в порядке. Поэтому присел рядом, с тревогой вглядываясь в приобретшее былые краски лицо.

– Как так получилось, что ты ушла под воду? – начал я разговор, чтобы протянуть время до принятия окончательного решения плыть или не плыть.

– Сама не знаю. Как будто затягивало что-то. Я вроде неплохо плаваю, но тут почти сразу под воду ушла, и выплыть не получалось. Одна мысль: как бы не вдохнуть. А потом все как в тумане.

Я вспомнил, как долго сам выбирался из водяной ловушки. Видимо там бил холодный ключ, закручивая подводную аномалию. Бывало, что и мастера спорта по плаванию из таких гиблых мест не выбирались. Так что просто несусветное везение, что смог выкарабкаться сам и спутницу спас.