Текст книги "Нина Сагайдак"

Автор книги: Дмитрий Мищенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

XIV

Дни теперь были так же тревожны, как вечера. Вечера – как ночи. Даже сон не приносил успокоения.

Лидия Леопольдовна почти все время проводила в больнице у деда, горевала и сама слабела с каждым днем. Неотступно одолевали мысли: что с ними будет, если не станет Ивана Михайловича? Что будет с внуками?

Нина ломала голову над судьбой арестованных. Ей казалось, что она хоть и невольно, но повинна в их бедах. Что она наделала? И что должна делать теперь? Если бы не болезнь дедушки и не старенькая бабушка, ушла бы в Елинские леса. Блуждала бы недели две, но все равно она нашла бы партизан и уговорила их прийти на помощь арестованным коммунистам. Да ведь сейчас никак не уйдешь. Бабушка совсем обессилена, разбита свалившимся на них горем. Куда ей одной управиться с детьми и хозяйством?..

Попросить разве Ольгу Осиповну, чтобы побыла у них, пока Нина сходит в Елинские леса? Но разве может она сказать тетке, куда собирается идти? И чем объяснить свое отсутствие? Если промолчать, она и вовсе не поймет, куда девалась Нина, начнет бить тревогу, искать…

А что, если сделать иначе? Не говорить Ольге Осиповне, почему ее, Нину, беспокоит судьба арестованных, а просто спросить, не знает ли она, кого можно было бы послать в Елинские леса. Ведь арестованы близкие люди, коммунисты, им грозит гибель. Надо им помочь, а помочь ведь могут только партизаны.

Кстати, есть хороший повод сходить к тете Оле: она обещала узнать у врачей, что с дедом.

Отрывать санитарку от работы никто не станет. Поэтому Нина подошла к больнице в такое время, когда Ольга Осиповна должна была возвращаться домой. И вышло удачно. Та еще издали увидела Нину и, улыбаясь, пошла ей навстречу.

– Так-таки не утерпела, пока я к вам приду, сама прибежала?

– Да, не терпится, тетя Оля.

– А я сегодня ничего нового сказать не могу.

Нина остановилась:

– Почему же? Разве до сих пор нет анализа?

– Что-то у них там не ясно, сомневаются в показателях.

– А в чем сомневаются, что подозревают?

– Не говорят.

Нина готова была разрыдаться.

– Наверно, бабушка права, у него какая-то страшная болезнь.

Ольга Осиповна нахмурилась и печально смотрела на девушку. Это окончательно убедило Нину, что ее догадка верна.

– Не представляю, как мы будем жить без деда… Так тяжело, так больно…

Ольга Осиповна грустно ответила:

– Да, это действительно тяжело, но ведь жить как-то нужно. Людям вон еще хуже. Ты слышала, вчера расстреляли арестованных?

– Коммунистов? – спросила Нина, и ее глаза, полные слез, стали испуганно-тревожными.

– Да. А у них ведь тоже остались дети…

– Как же это… так быстро? Неужели их и не допрашивали, коммунистов?

– Немцы долго не канителятся. Им и одной ночи достаточно, чтобы отправить людей на тот свет.

– Значит, арестованные признались?

– Что ты! Там, в гестапо, признался или нет – один конец: расстрел. Тем более, когда речь идет о коммунистах. Рано или поздно с нами будет то же.

– С кем – с нами?

– Ну, со мной, с другими коммунистами, которые остались в городе.

Нина смотрела на Ольгу Осиповну широко раскрытыми глазами.

– Почему вы так думаете?

– Не оставят они нас в покое. Появится еще раз листовка – и все. Придет наша очередь идти под дулами автоматов в лес…

– Зачем же вы ждете этого страшного дня? Уехали бы куда-нибудь или ушли в леса к партизанам.

– Куда мне… с моей ногой. Не гожусь я для партизанских походов. А уехать можно было бы, да дела не пускают.

– Какие дела?

– Ну… всякие. Старики родители, вы с Лялей. Как я вас всех оставлю?

– Если вам грозит такая опасность, не думайте о нас. Мы как-нибудь проживем.

Ольга Осиповна обняла девушку.

– Сейчас только ты говорила, что не знаешь, как будете жить без деда.

– А теперь я вам говорю, тетя Оля: уезжайте. Проживем как-нибудь. Вы сами сказали, что есть люди, которым еще хуже, чем нам.

Ольга Осиповна крепко прижала к себе Нину.

– Никуда я, девонька, не поеду. Раз вовремя не эвакуировалась, надо держаться и делать свое дело здесь.

«Может быть, тетя Оля права, – подумала Нина. – Но нет, нельзя так рисковать. Напрасно Ольга Осиповна ссылается на хромую ногу. Добралась бы до партизан, и нашлось бы ей там дело».

– Может, пойдем вместе к нам, – заговорила она. – Я одна боюсь идти домой: бабушка ждет меня с вестями из больницы. Что я ей скажу?

– Ладно, зайду, – согласилась Ольга Осиповна. – Только уговор: не пугать бабушку плохими вестями, будем поддерживать в ней надежду…

XV

Два месяца прошло с тех пор, как не стало Ивана Михайловича. В доме все еще стоит похоронная тишина. Если бы хоть кладбище было подальше, может, не напоминало бы оно весь день о случившемся. А то выйдешь во двор, невольно глянешь в ту сторону, где похоронен дедушка, – сердце сжимается от боли, слезы подступают к глазам.

Лидия Леопольдовна после смерти мужа совсем согнулась, как-то вся съежилась, подолгу не встает с постели.

«Что будет, если и она уйдет от нас? – думает Нина. – На кого надеяться? У кого искать защиты? Самой маленькой нет еще и двух лет. Да и Толя еще ребенок…» Сумеет ли она, Нина, заменить им мать и бабушку. Вроде бы и не маленькая – шестнадцатый год идет. Но если бы кто знал, как одинока, как беспомощна она! Как бессильна в этом хаосе грозных событий и тяжких обстоятельств, которые называются одним страшным словом – оккупация.

Вот сидит она рядом с бабушкой, раскладывает собранные в саду яблоки. Одни пойдут на сушку; другие будут квасить; часть можно сохранить свежими до самой зимы. Когда-то из яблок варили вкусное повидло, варенье. Теперь об этом никто и не думает – нет сахара, а если и появится на базаре, то продают его кусочками. Какое там варенье! Нынче люди думают о другом: что повезти в деревню в обмен на пару килограммов картофеля, крупы, хлеба.

Думала об этом и Лидия Леопольдовна.

– Не слышала, внучка, – заговорила она вдруг, – кто из наших соседей собирается идти на село менять вещи?

– Не слышала.

– Надо поинтересоваться, детка. Может быть, я попрошу кого-нибудь взять тебя с собой.

– А что я понесу на село? У людей есть с чем ходить, потому и ходят.

– У всех теперь не густо. Мало кто несет лишнее. Несут необходимое, а часто и последнее. А мы начнем с летней одежды твоей матери.

– Что скажет мама, когда вернется?

– Она поймет, что иначе поступить мы не могли. Лишь бы вы остались живы и здоровы, а вещи – дело наживное.

Сама не зная почему, Нина сегодня упрямится и возражает бабушке. Может быть, потому, что в село предстояло идти ей, а этого как раз и не хотелось.

Лидия Леопольдовна настаивала, тихо и спокойно убеждая внучку:

– Именно сейчас и время, Ниночка. В селах собирают урожай, людям легче достать хлеб. А кончится молотьба, вывезут зерно, попробуй тогда найти его и выменять на вещи.

– Ладно, бабуся, – соглашается наконец Нина. – Я ведь знаю: кроме меня, идти некому.

– Так, так… – заплакала Лидия Леопольдовна. – Дедушки уж нет, я на такие странствия не способна. Одна ты теперь наша кормилица и надежда.

Нина старалась отвлечь бабушку от грустных воспоминаний.

– Слушайте, бабуся, а что, если пойти мне в Рудню. Может, тетя Оксана поможет обменять вещи.

– И вправду, – оживилась Лидия Леопольдовна, – надо искать попутчиков на Рудню.

В тот же день Нина пошла в город к знакомым, которые уже побывали в деревне. «Если сами они сейчас не идут, – думала она, – то подскажут, кто идет. Да и расспросить надо, как оно там бывает, нужны ли документы, встречаются ли по дороге немцы, полицаи, как относятся они к тем, кто идет в деревню менять вещи».

Задумавшись, Нина шла по улице и не заметила, что на противоположной стороне, поравнявшись с нею, остановился какой-то парнишка и смотрит на нее.

– Нина! – позвал он и, не раздумывая, пошел к ней через улицу. – Что же ты не узнаешь? Проходишь мимо, будто мы незнакомы.

– О-о! Жора! – обрадовалась она. – Откуда ты взялся?

– Оттуда, – засмеялся Жора и показал на противоположную сторону улицы. – А почему ты идешь так, словно ничего вокруг не видишь?

Жора очень подрос за этот год. Это был уже не тот слабый и неловкий мальчишка, который краснел, когда Нина к нему обращалась.

– Прости, – виновато улыбнулась девушка, – задумалась и по заметила.

– Куда же ты идешь? К девчатам?

– Да нет. Не до девчат сейчас.

– Я слышал, умер твой дед, – сочувственно сказал Жора.

– Да.

– И теперь у вас, кроме бабушки, никого нет?

В голосе Жоры Павловского слышалось искреннее участие. Но Нину оно почему-то раздражало. Она стояла потупившись, сдвигая носком туфли песок на тротуаре.

– Может быть, тебе нужно чем-нибудь помочь? – спрашивал Павловский. – Я поговорю с хлопцами, подумаем.

– Что ты! – обиделась Нина. – Зачем это?

– Ну как же, – смутился Жора, – мы же друзья. Вместе учились, вместе нужно выходить из беды.

– Спасибо. – Она холодно глянула на парня. – Пока нет в этом необходимости. Обойдемся как-нибудь сами.

Разговор не вязался. Надо было уходить, и Нина тихо сказала:

– Прости, но мне пора.

– Может… ты разрешишь проводить тебя?

– Да нет, не надо. Я ищу попутчиков. Придется ходить по дворам, а вдвоем неудобно.

– Интересно, какие попутчики тебе нужны, куда?

– Хочу пойти на село менять вещи на продукты.

– А-а… Ну, счастливо…

– Спасибо.

Долго, часа три ходила Нина по дворам, а когда возвращалась домой, снова увидела Павловского. Он прогуливался по Базарной улице, неподалеку от ее дома.

«Чего это он здесь слоняется?» – удивилась Нина и, сделав вид, что не замечает его, направилась к калитке.

Но он быстро подошел к ней:

– Нина, подожди.

Она хотела отворить дверцу и досадовала, что не смогла пройти незамеченной. Сама не зная почему, но хотела уклониться от разговора.

– Ты забыл что-то сказать?

– Да нет, позже надумал.

– И целых три часа ждал? – удивленно взглянула на него Нина.

– Я не смотрел на часы.

– А что же тебя… – Она хотела сказать «заставило» и запнулась. – Какое же неотложное дело у тебя ко мне?

Павловский колебался, нерешительно смотрел на девушку и наконец отважился:

– Может, пойдем в деревню вместе? Я буду тебе самым надежным попутчиком.

Нина взглянула на него и сразу опустила глаза.

– Спасибо, но я уже договорилась.

– С женщинами?

– Да.

– Разве нельзя сказать, что ты передумала?

– Я не умею обманывать. Да и зачем? С женщинами мне идти спокойнее. Они бывали уже в селах, знают, что к чему.

Павловский помолчал.

– Ну хорошо, пусть будут и женщины, но позволь и мне идти с вами.

«Вот привязался!» – уже неприязненно подумала Нина.

– Ну что ты, Жора! – возразила она. – Менять ты ничего не понесешь, да и нет у тебя в этом нужды. А так… Так люди бог знает что могут подумать.

– А я вот возьму и понесу.

– Никто тебе не поверит.

– Почему не поверят?

– Все знают, что у тебя отец и мать работают в госпитале, живете вы хорошо.

– Твой дед тоже работал, а жили вы, как мне известно, довольно трудно.

– Так дед же мой сторожем работал, а не врачом, как твоя мама.

Нина замолчала, глядя себе под ноги.

– У нас на квартире живет офицер из комендатуры, – продолжал Павловский. – Я могу с его помощью добыть такие справки, что к нам ни один полицай не придерется.

– Нет, Жора, – решительно ответила Нина, – поверь, я весьма ценю твое доброе отношение, но идти со мной в деревню не нужно. В другой раз я, может, сама попрошу тебя быть моим попутчиком. А сейчас не нужно.

Павловский постоял, с сожалением вздохнул и сказал:

– Ну что ж, пусть будет по-твоему. Только помни: я жду, когда ты позволишь мне оказать тебе услугу.

XVI

Жора Павловский, оказывается, был прав: следовало запастись справками. Едва Нина со своими спутницами вышли за околицу села, на опушке леса показались два полицая и пошли им наперерез.

– Кто такие? Откуда и куда идете?

– Да мы из Сновска, – отозвалась одна из пожилых женщин, называя город его старым, теперь официальным названием.

– А где были?

– В деревне, ходили менять вещи.

– Деревень много. В какой именно?

– Да здесь же, в Рудне.

– А у кого?

Женщины замялись. Нина собралась было что-то сказать, но ее вовремя дернули за рукав.

– Да не знаем мы их, просто на улице встретили, – ответила пожилая женщина.

– Не знаете, – ухмыльнулся полицейский, – вот то-то и оно. Что несете в узлах?

– Хлеб.

– Ага, хлеб! А разрешение у вас есть? Вы что, не знаете приказа властей? Весь излишек хлеба должен идти на нужды немецкой армии и государства.

– Какой же он лишний?

– Раз меняют, значит, лишний.

– Люди просто пожалели нас, знают, что дети у нас сидят без хлеба.

– Поболтай еще! У кого меняли зерно, признавайтесь!

– Не знаем мы этих людей, они нам и не знакомы вовсе. На улице их только видели, а в каких хатах живут, не знаем.

Но полицейские не отставали. И чтобы не навлечь беды на крестьян, продавших зерно, женщины вынуждены были отдать его полицейским, лишь бы отвязаться от них.

Так и вернулись они в город с пустыми руками.

Ольга Осиповна на другой день узнала о неудаче, постигшей Нину. Очень хотелось помочь Сагайдакам. Но как? Не идти же к ним просто со словами утешения. Нужно достать хоть немного хлеба или крупы. Но где? Может быть, дать Нине денег, пусть поищет на базаре?

Не так просто было раздобыть деньги, а еще сложнее – вручить их Нине. Девушка она гордая и щепетильная, может обидеться, отказаться.

Нина обрадовалась тетке.

– Ну что, здорово напугали тебя полицаи? – спросила Ольга Осиповна со своей обычной веселой, немного лукавой усмешкой.

– Да… – смутилась Нина.

– Что ж, в следующий раз будете осторожнее.

– В следующий раз я сама пойду.

– А вот этого уж никак нельзя делать, – возразила тетка. – Эти звери на все способны. Им только попадись.

– Как я ненавижу их! – тихо сказала Нина. Худенькое лицо ее побледнело, глаза гневно блеснули. – До войны, бывало, мухи не обижу, а сейчас сердце кипит от ярости, кажется, собственными руками передушила бы их всех. Подумать только: что хотят, то и делают с нами. Ограбили на дороге, как бандиты, и еще смеются. «Мы, говорят, легкая кавалерия. А около Сновска могла бы вас встретить тяжелая».

– Не расстраивайся так, – старалась утешить Нину Ольга Осиповна. – Придет и на них управа. Отольются кошке мышкины слезки. Сейчас надо думать, что делать, как сохранить близких… Ты не была на базаре? Не видела, торгуют там зерном?

– Зерна не видела. Крупу продают, а хлеба что-то не видно.

– Тогда возьми эти деньги. Сходишь на базар и купишь хотя бы крупы детям. Только иди с бабушкой; она лучше знает, какую крупу и как сходнее купить.

Нина, стесняясь, стала отказываться.

– Не могу я взять, тетя Оля. Откуда такие деньги? Вы тяжело работаете, у вас старики родители. Выходит, что и мы всей семьей на вашу шею обузой сядем. Не возьму я этих денег.

– Бери, Ниночка, не говори глупостей. Какая там обуза, когда вы для меня близкие, родные дети.

– Нет, я не возьму. Это много.

– А я тебе говорю: бери, – настаивала Ольга Осиповна. – Это не мои деньги.

– Как не ваши, а чьи же они? Ольга Осиповна нахмурилась:

– Ты заставляешь меня говорить то, чего я не должна тебе говорить.

Нина удивленно подняла брови и вдруг застыла в напряжении. «Так вот оно что! Это не сама Ольга Осиповна хочет ей помочь… В городе есть организация, которая помогает советским людям. Кто же это может быть? Конечно, подпольщики или партизаны. Неужели партизаны? Да это же просто замечательно! От таких людей и помощь дорога, и деньги взять можно».

– Тетя Оля, – сказала Нина, волнуясь. – Дорогая моя, если это правда… Если эти деньги не ваши, тогда… тогда я возьму их. Только передайте, пожалуйста, партизанам мое большое, большое спасибо.

– Каким партизанам? – изумленно уставилась на нее Ольга Осиповна.

– Тем, что передали нам деньги.

– Но ты ошибаешься, девонька. Эти деньги не от партизан.

Теперь уже Нина рассердилась:

– Вы не доверяете мне? Считаете маленькой. А я уже не ребенок. Листовка моя вон какого шума наделала!

Ольга Осиповна вытаращила на нее глаза.

– Какая листовка?!

– Та, что была приклеена на почте. А люди потом разнесли по городу то, что в ней было написано.

– Ты что, серьезно?

Нина помрачнела и угрюмо ответила:

– Лгать не умею.

Воцарилось тягостное молчание.

Ольга Осиповна сразу, конечно, вспомнила, «какого шума» наделала писанная от руки листовка, и поняла, какая опасность нависла над Ниной. Если немцы расстреляли неповинных людей, это совсем не значит, что они не продолжают поисков виновных.

– Не смей больше этого делать! – строго сказала она. – Ты самая старшая в семье, на твоих плечах дети. И думать об этом не смей!

– Тогда заберите их назад, – оттолкнула Нина деньги. – Раз так, ничего больше не приносите.

Это было сказано так твердо и так решительно, что Ольга Осиповна растерялась.

В это время в коридоре скрипнула дверь. Тетка взяла себя в руки.

– Сейчас же бери деньги! – сурово приказала она. – Теперь не время спорить. Я еще зайду, либо ты придешь ко мне в больницу. И помни, что, кроме желаний, есть еще и дисциплина. Поняла?

Нина сразу подняла голову, глянула на тетку, потом на скрипнувшую дверь, за которой слышался говор бабушки и детей. Молча взяла деньги и, нахмурившись, спрятала их в комод.

XVII

Сентябрь 1942 года начался частыми обложными дождями, и Нина не пыталась больше ходить по селам. Озабоченная тем, где и как купить хлеба, она не раз вспоминала Жору Павловского и его обещание раздобыть справки, с которыми можно пройти не только через полицейские, но и через немецкие заслоны. Да куда пойдешь теперь? Дороги развезло, дождь льет не переставая… Придется, видно, искать счастья на базаре.

Проходя по рынку, приглядываясь к мешочкам с крупой и зерном, разложенным на рундуках, Нина не заметила, что навстречу к ней в базарной толпе пробирается Ольга Осиповна.

– На кого ты так загляделась, что и меня не видишь? – Ольга Осиповна легко дернула ее за рукав.

– Ой, здравствуйте, тетя Оля!

– Ну как, нашла что-нибудь подходящее?

– Где там! Прошла несколько рядов, и все без толку. Говорят, дороги размыло, из села в город ничего не подвозят. Хоть бы у перекупщиков достать немного зерна. Ольга Осиповна отвела ее в сторону.

– А знаешь, я, кажется, нашла для тебя что-то подходящее.

– Правда?

– Пройдем в тот конец базара. Там торгует луком женщина, с которой, я думаю, можно договориться насчет зерна или крупы. Я видела, как она неделю тому назад торговала крупой.

– Наша городская женщина? Перекупщица?

– Нет, видимо, из села, потому что спрашивала, нельзя ли снять у кого-либо комнату на время, чтобы останавливаться, когда приезжает в город. Хотела взять ее к себе, но ей не понравилось место: далеко от базара. А ваш дом к нему совсем близко. Наверно, подойдет.

Женщину звали Марией. Говорить с ней о комнате начала Ольга Осиповна. Нина стояла сбоку и молча глядела, дожидаясь, когда речь пойдет о крупе. Но Мария ни о ценах, ни о крупе говорить не стала, а услышав, что дом стоит около кладбища, рядом с базарной площадью, сразу начала сворачивать свои мешочки и укладывать их в корзинку.

– Чего там смотрины устраивать, – сказала она, – главное, чтобы мне было близко к базару.

Бабушкин дом понравился Марии, а еще больше понравилась комнатка Нины, которую ей предложила Лидия Леопольдовна. Маленькая, аккуратная, а главное, изолированная. Ни Мария хозяевам, ни они ей мешать не будут.

– Комната как раз для меня, – сказала она, осмотревшись. – Называйте цену – и будем сватами.

Она так уверенно держалась, будто давно жила в этом доме, давно всех знала. Нине не понравилось это.

– Насчет цены, – пытливо вглядываясь в гостью, сказала Ольга Осиповна, – тут, видите ли, такое дело. На что нам деньги? Что на них теперь купишь? Три месяца тому назад в доме произошло большое несчастье – умер хозяин, кормилец. А семья большая, и все, кроме разве Нины, не способны добыть себе кусок хлеба. Мы бы очень хотели, чтобы вместо денег за комнату вы привезли нам из села зерна или крупы, в общем, продуктов каких-нибудь. Ведь ребят-то кормить надо.

– Да боже ж мой! – воскликнула Мария. – Конечно, привезу. Дайте только обжиться, знакомство завести. Будет и зерно, и мука, и крупа всякая. Вам просто посчастливилось иметь со мной дело. За Марией ничего не пропадет. Можете на меня положиться как на каменную гору.

– Вот и добре, – обрадовалась Ольга Осиповна. – Бабуся и ребята вас тоже не обидят, будьте уверены. Можете чувствовать себя здесь как дома, располагайтесь и отдыхайте. А мы пошли. – Она посмотрела на Лидию Леопольдовну и Нину. – Не будем мешать женщине.

Когда они очутились в другой комнате. Ольга Осиповна обернулась к Нине:

– Ну, ты довольна?

– Не знаю, что и сказать, тетя Оля. Разберешь разве, что за человек, по первому взгляду. Может, и в самом деле она скоро привезет нам зерна и крупы. А может, только пообещает.