Текст книги "В старой Африке"

Автор книги: Дмитрий Быстролетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Глава 8. Смерть профессора Балли

Раненый открыл глаза.

– Мсье, подойдите поближе, – пролепетал он дрожащими губами.

Три европейца склонились над ним. Гай бегло осмотрел распростертое тело. На груди и спине большие кровоподтеки.

Переломов, видимо, нет, но лицо посерело и неестественно осунулось, нос заострился, губы посинели. Лионель низко нагнулся к профессору:

– Что случилось, герр Балли? Ради бога, говорите!

– Я оставил носильщиков на привале. Стал один обходить горы… Натолкнулся на пещеру и клад… Три сундука… Разбил один и для образца взял… сколько мог унести… Недалеко от привала сорвался с тропинки. Порода здесь мягкая… Крошится под ногами…

– Значит, сокровища Ранавалоны найдены? Поздравляю, дорогой профессор! Вы скоро подлечитесь, отдохнете и…

– Я умираю, д'Антрэг… – прошептал раненый и бессильно закрыл глаза. – Слишком долго лежал без помощи… Все кончено… – Он слабо зевнул и с видимым напряжением прошептал: – Письмо… заранее заготовлено на случай… Деньги переведите… жене… Поручаю… забо… заботу… – Он замолчал.

Гай видел, как Лионель качнулся было вперед, чтобы сказать несколько слов утешения и надежды, но слова были бесполезны, ученый умирал. Страшным усилием воли он добился того, что попал в лагерь живым, и теперь силы быстро оставляли его исковерканное тело.

– Где… граф? – чуть слышно, не раскрывая глаз, спросил раненый. – Нужно передать… место…

Лионель вскочил.

– Сейчас, профессор… Эй, где мсье де Авелано? Вокруг теснилась толпа легионеров и туземцев. Все молчали.

– Я спрашиваю, где начальник экспедиции?

– Побежал к своей палатке, мой лейтенант, – ответил Сайд.

– Зачем? Наверное, за лекарствами. Сейчас позову… В одну минуту! И Лионель тоже исчез.

На бескровном лице умирающего выступили мелкие капли пота. Дыхание стало редким и глубоким. Вдруг он открыл глаза и увидел Гая.

– Кто… вы?

– Друг Лионеля и ваш, профессор. Чем могу помочь? Несколько минут мутнеющие глаза смотрели на Гая, как будто ничего не видя. Потом бескровные губы шевельнулись:

– Времени нет… Слушайте… Гай нагнулся ниже.

– Золото…

Раненый вздохнул.

– Лежит… – Губы его дрогнули: – Вблизи… Стеклянные глаза уперлись в небо. Герр Балли был мертв.

Лоренцо спешил во главе отряда рабочих. Гай был удивлен происшедшей с ним переменой: шляпа съехала набок, волосы прилипли к потному лбу, усы обвисли – он стал похож на пьяного.

– Ну, дорогой профессор, я готов! – закричал он еще издали. – Носильщики, охрана, все организовано по вашему плану! Вы будете довольны, уважаемый друг!

Путаясь длинными ногами от нетерпения, он торопливо подбежал и присел на корточки:

– Итак, я слушаю, милый Балли! Вот карта. Укажите место. – Он наклонился к трупу. – Ведь это недалеко, а? Но без вас мы ни за что не найдем в этих проклятых горах. Ну-с, я к вашим услугам!

Напряженное ожидание.

– Профессор, вы… – Лоренцо смолк.

Из-под съехавшей набок шляпы виднелись только рыжие усы. Они вдруг задрожали… Медленно-медленно Лоренцо поднял перекошенное лицо и взглянул на Гая потерянными глазами.

– Умер! – отрезал тот.

– Как… умер? – с трудом шевеля побелевшими губами, переспросил Лоренцо. – Умер?! Не может быть!!!

Гай молча пожал плечами.

– А золото?

– Не успел указать место.

Но Лоренцо не слушал. В отчаянии он бросился на колени и исступленно схватил умершего за плечи:

– Герр профессор… Профессор… Балли… Черт!.. Потом он поднялся и подошел к Гаю.

– Он указал вам место!

– Нет.

– Не врите!

– Не забывайтесь, граф!

– Я все узнаю!

В упор они долго сверлили глазами друг друга. Перед Гаем стоял оскаливший зубы волк.

– Мы готовы, господин.

Отряд носильщиков выстроился перед Лоренцо. Позади слуги держали под уздцы трех верблюдов. Появился Лионель и подбежал к Гаю.

– Ван Эгмоид! Я обыскал все становище… Ах, вы здесь, граф! Герр Балли… Вы успели поговорить?

Не отвечая, Лоренцо повернулся к своему отряду.

– Забрать! – указал он старшему на золотое блюдо и стоявшую на нем чашу с драгоценностями. – Перенести в мою палатку! Поставить надежную охрану! Отвечаешь головой!

Сунув руки в карманы, он отошел прочь.

Гай вспомнил о Тэллюа и увидел ее одновременно. Она уже успела побывать у себя, переодеться в простую черную юбку и гандуру и привести с собой служанок. Когда Лоренцо со своими людьми скрылся из вида, Гай с Лионелем поглядели ему вслед и растерянно остановились перед трупом. Но Тэллюа уже подала знак, женщины подняли умершего и перенесли в его палатку. Начался печальный обряд приготовления к погребению. Тем временем Лионель и Гай сложили вещи умершего. Письма и деньги Лионель спрятал в свою походную сумку. Когда женщины приступили к омовению тела, они вышли из палатки. Закурили.

Наконец Лионель прервал молчание:

– Какая неожиданная гибель! В расцвете сил и на пороге большой удачи… – Он задумался, помолчал. Потом сказал – Интересно знать, намерен ли мсье Лоренцо отправиться в крепость и сообщить в Швейцарию о несчастье? Он, кажется, не особенно тронут трагическим концом прекрасного человека… «Удобный момент! Ну, не упустить… Только сделать все поделикатнее…» – Вполне естественно с его стороны.

– Почему же?

– А потому, что мсье де Авелано очень дурной человек.

Лейтенант удивленно поднял брови.

– Вы отзываетесь так неблагоприятно о человеке, которого знаете едва ли три дня, мсье ван Эгмонд.

Наивный мальчик… Точно Красная Шапочка бродит он в лесу один среди волков… Гай пристально посмотрел на лейтенанта…

– Судьба захотела, чтобы этих трех дней оказалось достаточно для оценки личности графа. – Гай начал спокойно, даже несколько холодно. – Мне очень приятна мысль, что через неделю можно будет расстаться с ним навсегда. – Я смогу сделать то же через четыре месяца….

– Четыре месяца… Гм… У него, однако, вполне достаточно времени, чтобы причинить вам неприятность.

– Неприятность? Мне?

– Вам. Граф – опасный человек. Как все слабые люди, он увлекается и не умеет вовремя сдержать порыв раздражения. И… – Гай запнулся. Лионель спокойно смотрел на него, улыбался, словно ободряя. – У него внезапное раздражение может вызвать враждебный выпад, последствия которого… – Полноте, дорогой друг! Вы намекаете на заинтересованность графа в известной нам девушке?

– Да!

– Знаю… Но… – Офицер обратился к Гаю с той же дружеской улыбкой, заглянул в глаза и закончил шепотом: – Но дуэль не состоится!

– Вы напрасно шутите, д'Антрэг. Я уважаю вас, и, наконец, я значительно старше. Все это позволяет мне быть несколько навязчивым в роли непрошеного советчика. – Гай шагнул к нему и закончил: Дуэль не состоится. Будет удар в спину.

Лионель долго рассматривал собеседника, словно видел его впервые. Этот взгляд как-то состарил его лицо. Он вдруг перестал казаться мальчиком. – Удар в спину тоже не состоится – будет лишь фейерверк… Немножко искр, немножко треска… И все.

– Все ли?

– Милый ван Эгмонд, неловкости в разговоре легче всего смягчаются прямотой. Вам хочется сказать мне что-то? Ну, смелее подавайте на стол ваше блюдо!

Гай изложил ему все, что видел за обедом и после него. Лишь во время рассказа о послеобеденной встрече в горах лейтенант оживился и задал несколько вопросов.

– Все это я учту. Спасибо. И не беспокойтесь, дорогой друг. Опасности нет. Его уверенный тон начал бесить Гая. Несносный мальчишка! Конечно, какое ему дело? – Но Гай вспомнил ночной разговор, в крепости. Нет, нужно довести дело до конца!

– Все в порядке, полагаете вы? Хорошо! Так вот слушайте. Жара подняла меня с постели в первую ночь приезда и…

«Ага! Теперь-то ты у меня запрыгаешь, милый!» – подумал тот.

– И я невольно оказался свидетелем одной весьма примечательной встречи.

– Под навесом?

– Да.

Гай ожидал взрыва любопытства, но на лице Лионеля отразилось скорее недовольство и усталость. Он сделал гримасу, как будто прикоснулся к жабе. – Очень жаль, что, попав сюда, вы начинаете втягиваться в омут нашей жизни. Или это Африка делает свое дело? Ван Эгмонд, милый, – Лионель взял Гая за руку, – бегите отсюда! Через неделю – конец Сахаре, через две – конец Африке! Ведь славно, а? Возвращайтесь!

Гай холодно выдернул свою руку.

– Вижу, что вас совершенно не интересует разговор графа Лоренцо с…

Офицер сам закончил:

– С Бонелли.

Отступив на шаг, Гай смотрел на него во все глаза.

– Позвольте… На днях вы даже не знали этой фамилии…

– Знал, дорогой вам Эгмонд, хорошо знал.

– Черт побери, так зачем же вы спрашивали, кто это и где я его встретил?

– Мне нужно было проверить обстоятельства вашего знакомства.

Слово «проверить» неприятно резануло ухо. Исподлобья Гай посмотрел на своего собеседника: лейтенант Лионель д'Антрэг в эту минуту казался следователем, ведущим его дело. Это до такой степени поразило Гая, что на мгновение он забыл главное – откуда Лионелю известен разговор под навесом?

Слегка отвернувшись, очень сдержанно Гай спросил:

– Итак, вам вздумалось проверять меня?

– Да, по обязанности. Мы всех проезжающих держим под наблюдением. Они обменялись взглядами. Гай швырнул потухшую сигарету.

– Вот как… Ну, и что же вы думаете о нашем знакомстве!

Считаю, что муссолиниевский синьор капитано сделал неудачную попытку оседлать голландца Гайсберта ван Эгмонда. Я не проявил должного интереса к пресловутой беседе под навесом по одной весьма простой причине: она мне известна от первого до последнего слова.

– Как, и вы там были?!

Гай озадаченно взглянул на Лионеля. Тот пожал плечами.

– Нет, зачем же… Слишком жарко, чтобы бродить по ночам. Утром я получил письменный рапорт.

– Значит…

Лионель кивнул:

– Совершенно верно: граф Лоренцо – мой платный информатор.

В эту минуту Лионель был мудр, как змей, ему было много сот лет.

– Вы заглянули в недозволенное, – заговорил наконец он, – и узнали, что происходит позади пошлых декораций франко-итальянской дружбы. Вы знаете теперь – там делаются гадости. Друзья подставляют друг другу ножку. Но вы узнали и другое. В этой борьбе оба противника, нанося удары, щадят и оберегают друг друга, потому что они находятся перед лицом общей опасности. Она кроется в сопротивлении туземцев. Свалка между хищниками при дележке добычи допускается, только пока нет угрозы самой возможности грабежа. При первом признаке сопротивления грызня прекращается, и хищники сообща добивают жертву.

Лейтенант помолчал.

– Хотелось бы предостеречь вас от недооценки увиденного и услышанного. Вспоминаю, что после разговора под навесом на следующий день вы ожидали взрывов и стрельбы. Ведь правда? А теперь можете считать услышанное лишь досужей болтовней! И то и другое – неверно. Помните: наша борьба за Африку изобилует человеческой кровью! Пусть внешний порядок и спокойствие вас не обманывают! – Он задумался, вздохнул, потом продолжал: – Наша скрытая борьба гораздо умнее, чем вы думаете. Не в кулаках здесь главное, а в голове. На стороне итальянцев – задор и напористость, на нашей стороне – опыт. Сотни лет Франция успешно держит в руках цветные народы, поэтому научиться нам было время… Опасностей, конечно, много, но они в границах учтенного. Я мог упустить из виду мелочь, но все главное предусмотрено. Французский ум, склонный к логическому анализу, всегда был и будет нашим лучшим оружием!

Они замолчали.

Удивительно, как новая точка зрения может сразу изменить перспективу и соотношение сил! Гай нашел маленький мирок, где в порядке официальной иерархии были расставлены определенные фигуры. Сейчас Гай увидел два плана – передний и задний, и трудно было решить, который из них гнуснее…

– Взгляните сами, – сказала одна из рабынь, приподнимая полог палатки.

Умерший лежал на носилках, аккуратно обвитый белой материей.

– Нужно хоронить здесь, – размышлял вслух офицер. – По жаре тело везти нехорошо, да и гораздо достойнее придать его земле здесь, в горах, чем под стенами крепости.

– Конечно. Отдайте распоряжение о немедленных похоронах.

– А кому? Ведь священника-то нет с нами!

– Но солдат же вы хороните сами?

– Зарываем в песок. Вместе с убитыми в перестрелке животными. Так хоронить профессора не хотелось бы…

– Что же делать?

– Не придумаю. Нужно спросить у Сифа!

У свежевырытой могилы был выстроен взвод. За ним теснились туземцы. У ямы на носилках лежало тело. Над ним – Лионель, Лоренцо и Гай. Сиф бегал кругом, усердно стараясь придать захоронению торжественный вид.

– Можно начинать, мой лейтенант, – наконец прошептал сержант, утирая рукавом широкое лицо.

– Что начинать?

– Отпевание.

– Они переглянулись.

– Прочитайте молитвы, мой лейтенант!

– Я? Я не умею… Может быть, вы, граф?

– Я корсиканец, у нас хоронят иначе. Герр Балли был протестантом. Пусть ван Эгмонд помолится у тела.

Они были в явном затруднении, и Тэллюа шепотом спросила у Сифа, в чем же дело. Тот что-то прохрюкал в маленькое бронзовое ушко.

– Не умеют молиться?

Она была поражена. Она смотрела то на европейцев, то на тело, потом обернулась к служанке и передала ей эту совершенно непонятную новость. И на этот раз выручил Сиф:

– Не извольте беспокоиться, господа, сейчас все обтяпаем в наилучшем виде!

– Только не вы… – начал Гай. Сиф пронизал его взглядом.

– Не волнуйтесь, мсье. Вы не умеете, я не люблю. Но мы найдем специалиста. Он повернулся к солдатам.

– Эй, ребята, есть ли у нас священник? Молчание.

– Кто сумеет отпеть тело?

– Я, – ответил голос из рядов.

– Вали сюда!

Перед лейтенантом вытянулся длинный солдат лет сорока с усталым интеллигентным лицом и глазами.

– Рядовой № 8771 к вашим услугам.

– Вы – бывший священник?

– Бывший монах. Достаточно помню молитвы, чтобы отпеть тело.

– Начинайте, пожалуйста.

– Слушаю.

Это были живописные похороны. Аккуратно перевитое тело лежало перед неглубокой ямой. Бывший монах, положив винтовку, на землю, негромко, но ясно читал молитвы. За ним стояло четверо европейцев, Тэллюа и четкие ряды легионеров. Дальше толпились туземцы да пылали в раскаленном небе оранжевые зубья Хрггара.

Солдаты не знали порядка католических похорон, но набожное благочиние поддерживал пример сержанта: когда он крестился– все начинали креститься, и вслед за ним все повалились на колени.

Потом тело уложили в яму, забросали раскаленной землей и камнями и сверху придавили глыбой, на которой расторопный Сиф нацарапал штыком надпись. Взвод дал залп, куры и женщины бросились врассыпную… Все было кончено.

– Каким же образом вы попали в легион? – обратился к бывшему монаху Лионель, предлагая ему сигарету, чтобы подчеркнуть неофициальный характер беседы. – Что толкнуло вас на необычный путь?

– Духи, – отвечал печальный солдат. – Я люблю душиться… Всегда любил, признаюсь. Бывало, настоятель едва входил, как уже начинал морщиться: «Греховно смердит, ох греховно! Опять согрешил брат Гиацинт!» Это меня в монашеском звании именовали Гиацинтом. Но мне надоели вечные укоры. Тут подвернулась война. Я удрал из монастыря и поступил в гусары. Я венгр. В отставку вышел ротмистром.

– Ах, вот как!.. Почему же вы не подадите заявление об экзамене на звание сержанта? Ведь жить станет легче!

Солдат равнодушно улыбнулся и пожал плечами.

– Чинов мне не надо, за легкой жизнью не гонюсь. У меня в жизни случилась катастрофа. Дело чести, понимаете. Застрелиться не хватило мужества, и я похоронил себя здесь. Дослуживаю второй срок. И запишусь снова – буду служить, пока не убьют.

Солдат № 8771 докурил сигарету, взял под козырек и скрылся в рядах легионеров. Гай оглянулся – туземцы группами расходились к шатрам, легионеры стояли «вольно», ожидая дальнейших приказаний. Праздник был сорван, даже идти к Тэллюа не хотелось.

– Как все надоело! – страдальчески поморщился Лионель. – Четыре месяца… Еще четыре…

– Что вы намереваетесь делать?

– Отправляться дальше. Зайду к Тэллюа проститься, и через четверть часа выступаем. Эй, сержант, готовьте людей к походу!

Лоренцо и Гай остались у края дороги. Сквозь густую завесу пыли тускло сверкало оружие, ровно стучали по камням кованые солдатские сапоги. Они смотрели, как прошел последний верблюд, груженный пулеметами; душистый брат Гиацинт, задумавшись, плелся за ним с винтовкой за плечами. Лионель, остановившись в тени скалы, проверял людей.

– Свидание в Париже! На обеде у меня в день вашего приезда! – крикнул он Гаю, помахав рукой. – Ведь я буду дома раньше вас!

Легионеры скрылись из вида, только из-за поворота дороги доносился еще мерный топот. Постепенно все стихло… Лоренцо подошел к Гаю с любезной улыбкой.

– Мсье ван Эгмонд, трагическая гибель профессора спутала мои планы, но не должна спутать ваши. Пройдемте к Тэллюа, поговорим о том, что вам следует посмотреть в этих горах. Времени у вас немного, и нужно узнать самое главное.

Тэллюа, скрестив босые ноги, сидела на диване и грызла засахаренные орешки. Лоренцо и Гай, обложившись подушками, удобно расположились у ее ног на ковре. Подали чай. Хозяйка отослала прислугу.

– Итак, любезный граф, я слушаю вас с интересом.

Некоторое время Лоренцо, как бы собираясь с мыслями, молча курил, пуская перед собой дымок. Чувство опасности овладело Гаем. «Зачем он увел меня из становища? Где Аллар? Почему он исчез сразу после гонки?»

Лорепцо молча рассматривал синие кольца дыма, а Гай украдкой ощупывал в кармане браунинг. Пуля была в стволе. Вдруг он заметил, как Тэллюа взглянула на Лоренцо… «Между ними существует договоренность?»

Лоренцо приподнялся на подушках и приблизил свое лицо к лицу Гая. Его водянистые, как будто навсегда потухшие глаза возбужденно блестели. Едва подавляя ярость, он вдруг закричал:

– Для меня сокровище Ранавалоны – это жизнь. Слышите? Жизнь! Жизнь!! Нет, гораздо больше: золото для меня – свобода!

Тэллюа, смуглыми пальчиками выбиравшая с подноса засахаренные орешки, подняла голову и повернулась к Гаю. Гай ответил как можно спокойнее:

– Произошло недоразумение. Балли умер, не успев передать секрета.

Лицо Лоренцо передернулось, но он сделал усилие и овладел собой.

– Ван Эгмонд, отпираться бесполезно. Я знаю все. Рядом с вами в толпе стоял легионер, немного понимающий по-немецки. Профессор сказал: «Золото лежит вблизи…»– и назвал место, но мой осведомитель не расслышал последнего слова.

Гай рассмеялся.

– Умерший действительно сказал: «Золото лежит вблизи…» Все это правда. Подтверждаю. Но где именно находится клад, я не знаю так же, как и вы. Лоренцо страшно побледнел…

– Ван Эгмонд, я прошу, слышите, прошу – скажите: где золото? – Задыхаясь от волнения, он приложил руку к сердцу – Пожалейте меня! Умоляю!

Гай молчал.

Лоренцо сорвал галстук и расстегнул воротничок. Краска медленно залила его бледное лицо.

– Где золото?

– Уверяю, что…

– Где золото?!

– Мсье Авелано, этот тон…

Лоренцо скрипнул зубами. Водянистые глаза налились кровью, обвисшие усы ощетинились.

– Мне надоело повторять одно и то же! – с расстановкой прошипел он. Не сводя друг с друга глаз, они начали медленно подниматься. Отбросили ногами подушки. «Как две змеи на празднике! – пронеслась неожиданная мысль в голове Гая. – Но он не проглотит меня. Нет…»

Тэллюа, с любопытством наблюдавшая сцену, продолжала грызть орешки. Этот сухой треск и тяжелое дыхание двух мужчин нарушали жаркую тишину. Гай сунул обе руки в карманы.

– Так вы отдадите мое золото? Или я должен вырвать его силой?!

– Клянусь…

– Вор!!! – с искаженным лицом взвизгнул Лоренцо и дрожащей рукой полез в кобуру. – Проклятый фотограф!

– Стреляю через карман! – не вынимая браунинга, Гай направил дуло на Лоренцо. – Еще одно движение, и вы убиты!

Тэллюа громко засмеялась.

Гай попятился к выходу. Вдруг за его спиной кто-то торопливо откинул полу шатра. Рабыня просунула голову и, задыхаясь от волнения, крикнула:

– Патруль вернулся!

Глава 9. «Доктор философии» Альфред Реминг

Близкий вечер уже смягчил резкие краски и звуки дня: настал час золотисто-розовой тишины. Все вокруг нежилось в сладком ожидании покоя, и если бы Гай остановился полюбоваться чудесным видом, то одно, одно только слово сорвалось бы с его уст: мир… Казалось, что в такие минуты не может быть ни борьбы, ни злобы – только возвышенное, полное глубочайшей мудрости спокойствие. Мир, мир…

Взвод рассыпался вдоль дороги. Солдаты, разувшись и расстегнув мундиры, растирали холодной водой измученные ноги и вяло жевали галеты. Пыльный верблюд, опустив голову, стоял посреди дороги. Сиф, капрал и брат Гиацинт снимали с него большой брезентовый сверток. Хриплая брань гулко плыла в воздухе. Гай и Тэллюа подбежали, когда брезент был уже снят и люди утирали руками потные, грязные лица.

На острых камнях в горячей пыли лежал мертвый Лионель. Окровавленные руки были судорожно прижаты к груди, но белое лицо не выражало ни ужаса, ни упрека. Оно было спокойным, каким никогда не бывало при жизни.

С криком, похожим на кошачье мяуканье, Тэллюа бросилась к телу. Горящими глазами впилась она в неподвижное лицо. Резким движением открыла на груди убитого маленькую ранку. Вскочила и рванулась к Сифу:

– Кто?!

– Давай его сюда, капрал!

Здоровенный капрал подтащил на аркане совершенно голого темнокожего человека с закрученными назад руками. Чудовищная грива сине-черных спутанных волос закрывала опущенное лицо. Убийца упирался, но капрал грубо дернул веревку, брат Гиацинт помог сзади прикладом, и преступник упал на колени перед сержантом.

Одним прыжком Тэллюа подскочила к незнакомцу и, схватив за космы, подняла потупленную голову.

– Аллар! – вскрикнул Гай.

Тэллюа сдавила убийце горло и повалила на камни. Разбойник захрипел. Смуглое тело судорожно забилось в сильных руках девушки.

– Пошла прочь! – Сиф попытался оторвать ее от Аллара. Но Тэллюа уже ничего не слышала. В порыве ярости она видела лишь горло, которое сжимали ее пальцы. Сиф и капрал подняли ее, но она вырвалась и, не издав ни звука, снова бросилась к убийце. В маленькой ручке сверкнул кривой нож.

– Вот проклятая… Хуже зверя…

Сиф загреб в кулак ее бесчисленные косички и оттащил девушку в одну сторону, а капрал на веревке уволок Аллара и привязал его к верблюду. Сиф шумно пыхтел, ладонью смахивая с лица пот.

– Ну, ты, сахарский почтальон, сиди смирно и не бойся. Я из тебя еще сделаю человека – только не валяй дурака и слушай меня. Понял?

Гай был ошеломлен смертью Лионеля. И в то же время не мог не думать о словах сержанта. «Сахарский почтальон… Откуда Сиф знает? Неужели же… Нет, я все еще не проник в самую суть этого маленького мирка… Вся глубина человеческой подлости еще не открылась мне, и скоро расположение действующих лиц, как видно, снова изменится. Кто же на этот раз очутится наверху пирамиды?»

Сгорбившись, точно постарев за эти минуты, Тэллюа подошла к трупу, опустилась рядом на камни, покрыла голову и лицо полой разодранной гандуры и застыла в позе скорбного отчаяния.

«Итак, свидания в Париже не будет…». Юная улыбка сквозь золотую пыль под мерный топот кованых сапог… «Свидание у меня на обеде в день вашего приезда – ведь я буду дома раньше вас!»

Гай вздохнул.

«Нет, никогда… Он умер на руках у Сифа… В предсмертном томлении открыл глаза и увидел над собой похабное лицо сержанта… Страстные поиски правды, смутная тоска по хорошему, большому делу – все оборвала пуля разбойника!»

– Разбирайся на ужин! – оглушительно заревел Сиф.

Гай повернулся к сержанту, и ему показалось, что тот смотрел на него в нерешительности, как будто не осмеливаясь начать разговор.

– Мсье сержант, – произнес Гай официальным тоном, – будьте любезны рассказать, при каких обстоятельствах погиб лейтенант д'Антрэг.

Сиф подошел ближе, изобразив на грубом лице улыбку.

Ничего особенного, мсье ван Эгмонд! Обычное дельце. Но нужно понимать толк в мелочах здешней службы… Патруль шел ущельем. По обе стороны – пологие склоны. «Цок!» Он падает и через минуту умирает у меня на руках. Я держу его, а сам не теряю времени, шныряю глазами туда-сюда. Замечаю впереди белый бурнус среди камней. Оглядываюсь к выходу из ущелья – легкое облачко пыли за скалами. «Старый номер, бурнус положен для приманки», – говорю я себе. Беру пятерку солдат из хвоста колонны и рысью спешу наперерез. Да, старый номер, я его первый раз видел во время охоты на индейцев в Андах, когда служил в колумбийской армии… Поймали мы троих, одного шлепнули на месте, чтобы не возиться на такой жаре, второго я потащил с собой для получения награды, а главаря прихватили с собой по особым соображениям… Он мне сейчас дороже брата!

– Надеетесь с его помощью вскрыть смысл убийства?

– Отчасти. Аллар задумал его довольно хитро: переоделся местным оборванцем и кокнул нашего лейтенанта рядом со становищем. Не поймай мы его – плохо пришлось бы местным жителям! Но теперь вина падает на шайку пришлых наездников, дело ясное.

– Так что же вы не приняли мер против этой банды? И зачем вам один пленник?

– Эх, мсье… Банды уже давно здесь нет! Эти ребята не такие дураки, чтобы поджидать у шатров наши пулеметы! Поднимаясь сюда, мы видели, как они галопом неслись по дну ущелья – спешили укрыться в горах. Только это – бесполезное дело… Самолеты скоро откроют им двери-в рай аллаха! А вот пленного я тащу с собой потому, что он мне заменит выпущенного лейтенантом коммуниста – ведь брошюры-то я припрятал тогда… За поимку коммунистов начальство платит вдвое – они опаснее националистов и потому стоят дороже! Националистов здесь много, но они не организованы, а коммунистов меньше, но у них боевая партия.

– А вы не боитесь, что обман вскроется?

– Эх, мсье, какой же здесь обман? Брошюры настоящие, протокол о суде и казни тоже будет настоящий, а человек здесь ведь не имеет значения – он никому не нужен… Разбойнику это в честь: он попадет в идейные борцы за свободу!

– Какая же сволочь этот Аллар! Сиф проницательно взглянул на Гая.

– То-то и оно. Такие люди, как лейтенант д'Антрэг, здесь неизбежно проигрывают. Они тащат сюда из дому логику и анализ, все то, что в Европе определяет успех. Все главное предусмотрят на сто лет вперед. А здешняя жизнь построена на случайностях… Упущенный пустячок означает дыру в собственной шкуре…

– Как вы правы, боже мой, как правы! – проговорил Гай, вспомнив разговор с Лионелем. И в то же время что-то странное показалось ему в разумных словах Сифа. Но Сиф не дал ему времени додумать…

– Так-то, мсье, но не в лейтенанте дело. Его убийство – лишь звено в цепи определенных фактов. Начало цепи у меня в руках, и я держу его крепко-накрепко. Затевается крупная игра, в центре комбинации – я. Однако без вас, уважаемый мсье, мне не обойтись!

– Без меня?

– Без предварительной беседы с вами.

– Вы хотите обеспечить примерное наказание преступника?

Волосатой лапой Сиф сделал жест, каким отгоняют комара.

– Я хочу пригласить вас к ужину, мсье, и по душам поговорить, а потом, когда вы увидите, что я – парень неплохой, можно будет задать вам один маленький вопросик. Учтите, многое в моей жизни зависит от вашего ответа.

«Поговорить по душам… – думал Гай, рассматривая лоснящееся лицо Сифа. – Этого еще недоставало. А может, и лучше, что состоится задушевная беседа с этим носорогом…»

– Эй, малый! – закричал сержант брату Гиацинту. – Ужин на двоих, да поживей! Тащи чемодан лейтенанта, тряхни костями!

– Нельзя ли поговорить без ужина? Неудобно располагаться рядом с телом убитого.

– Вздор! Не поддавайтесь вредным теориям: кушать полезно всегда. Пусть беспорядок в мире вас не расстраивает. Павшим – вечный покой, а живым – бутылка хорошего вина!

Гай молчал, обдумывая смысл его слов. «Какой же комбинации он хочет дать разворот? Угроза? Очевидно! Да, здесь будет игра покрупнее. Два верблюда загружены пулеметами…

Однако мне уже начинает надоедать эта постоянная забота о целости головы».

Брат Гиацинт постелил на землю салфетку, раскрыл банки с консервами, поставил тарелки. Ужин был готов в три минуты.

Сиф сделал театральный жест и продекламировал:

Поди, поди к столу, мой друг!

В пустом искать ума не стоит:

Как рыба, старый мир потух,

Не нам бальзам ему готовить!

Гай живо поднял голову. Вы помните Гёте? – Я хорошо знаю Гёте, – спокойные глаза Сифа насмешливо смерили собеседника с головы до ног. – Когда я взял Гёте как тему для диссертации. – Сиф перешел с хорошего французского на прекрасный немецкий язык.

И вдруг Гай все понял:

– А «пашоль» и «шифо»?! Куда девался ваш акцент? Ведь вы квакали, как неотесанный прусак?

– Изволили заметить, – криво усмехнулся странный собеседник Гая. – Квакал Сиф. Но на время я выслал его за дверь. Заметьте, мсье, сейчас здесь нет Сифа.

– С кем же я говорю?

Не поднимаясь, через накрытый «стол» толстяк отвесил поклон.

– Доктор философии Альфред Реминг.

Гай едва опомнился.

– Как, так это ваша книга «Легенда XX столетия»?! Герр Реминг усмехнулся.

– Да. Я написал ее в девятнадцатом году, на чердаке, голодный… Думал о самоубийстве и писал. Нашел глупца, который ее напечатал, но никто не купил ни одного экземпляра, и книгу забыли.

– До начала гитлеровского движения?

– Вот именно. В начале тридцатых годов она была принята на вооружение национал-социалистической партией. Заметьте, мсье ван Эгмонд, на вооружение!

Гай откинулся назад и уперся руками в горячий песок.

– Подлая книга! Она отравила сознание миллионам немцев!

– Да! И еще раз да! – рявкнул Реминг.

И услужливая память быстро перелистала перед Гаем страницы этой книги. Герр доктор писал тяжеловесным и заумным языком, как и приличествует немецкому философу тщательно маскируя острый и вполне современный политический смысл своих рассуждений обветшалой терминологией немецкой эстетики и философии прошлого.

В конце книги к какому-то слову была сделана сноска, длинное примечание, напечатанное самым мелким шрифтом. Здесь автор вдруг перестает говорить на туманном языке философии и переходит прямо к делу. Для того чтобы современный немец стал готическим человеком, ему нужна идея.

Германия нуждается в легенде, в Великой Чепухе, которая могла бы охватить массы, организовать толпу в армию и двинуть последнюю в бой. Это в состоянии сделать лишь призыв к Невозможному: чем нелепее и неосуществимее идея, тем легче она завладеет умами простаков, которые составляют девяносто девять процентов любой толпы. Ясности не надо, ясность вредит, каждая религия основана на красивой нелепости.

Пример – христианство. Если ставить близкую и достижимую цель, то идея воспринимается как бытовая желаемость, которая должна быть осуществлена лишь мирным путем, без жертвы. Кто пойдет на убийство или смерть для приобретения теплых кальсон или пылесоса? Но если внушить немецкому мещанину, что он не просто колбасник и дурак, а сосуд со священ, ной северной кровью, то это уже кое-что, это может сработать– поднять на ноги миллионы мирных людей и двинуть их к смутно маячащей впереди цели: мещанин выплюнет всю сладенькую жвачку и перешагнет через извечный страх крови навстречу своей или чужой гибели.