Текст книги "В старой Африке"

Автор книги: Дмитрий Быстролетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Глава 6. В хоггарском арреме

Помывшись и отдохнув часа три, Гай вскочил: жары не было, и потому не чувствовалось усталости. Он взял фотокамеру, позвал Сайда и оглянулся вокруг: с чего же начать?

Арабские оазисы там, внизу, обычно построены на холмах. Глинобитные дома, оштукатуренные известью, кажутся пирамидой, сложенной из кусков сахара. У основания пирамиды – пыльная пальмовая рощица, канавки мутной горячей воды, колодцы с воротом и ослом на веревке, кучи вяленых фиников и мухи, мухи, мухи… Пальмы и финики в Сахаре – дело рук человеческих: цветы здесь опыляются искусственно. Араб, взобравшись на верхушку качающегося дерева, трясет цветущей ветвью – что делать, пчел в Сахаре нет!

Но хоггарский аррем имел совсем иной вид! На серо-желтых склонах рассыпались глинобитные хижины, около которых за низкими земляными заборчиками виднелись ровные ряды грядок – там зрело просо и бобы, пшеница и тыква, хна и мята, лук и перец. Около канавок с водой – усыпанные плодами кусты помидоров, морковь, мелкая капуста. Пальм не видно – здесь прохладно, а ведь финиковые пальмы растут «с головой в огне и с ногами в воде», как говорят арабы. Зато всюду ласкают глаз зеленые лиственные деревья и кусты, лужайки сочной травы. И хотя от пыли все имеет бархатный оттенок, все это – жизнь!

Перед деревней Гай остановился.

Утром, вступая на плато, он издали увидел впереди странные темные пятна, похожие на огромные фантастические деревья. Да, это оказались деревья – реликтовые кедры метров пятнадцати высотой и метров восьми в обхвате, сохранившиеся в горах Хоггара как грозный укор и предупреждение человеку. Ведь не так давно Сахара была лесом и степью – цветущим краем, житницей Римской империи. Но человек истребил леса и выжег девственные степи. Климат изменился, он стал суше и жарче. Поверхностная вода исчезла. Затем пришли в движение силы, действующие быстро и беспощадно: резкие суточные перепады температуры и ветер. Горы рушились, скалы разваливались, появился гравий, щебень, а ветер перемолол их в песок. И бескрайние цветущие просторы превратились в пустыню, в жерло печи, в ад… В крепости Гаю показали засушенного в раскаленном песке крокодила длиной чуть меньше метра. Его поймали солдаты на высокогорном плато, среди травы и кустов. Это речное чудовище, достигавшее в свое время трех-четырех метров в длину, выродилось до небольших размеров: уменьшением роста оно приспособилось к безводью. Это были не ископаемые останки «допотопного» ящера, истребленного за ненадобностью ходом естественного развития миллионы лет тому назад, а реликт природы, уничтоженной человеком в близкое нам историческое время. Гай горестно думал о близорукости человека, о его безумной способности уродовать природу… Французы вычислили, что ежегодно пустыня расширяется к югу на один километр – значит, на тысячи километров по всему широкому фронту!

Гай стоял, опустив голову, а деревья-великаны поскрипывали тихонько, то ли с укором, то ли с мольбой…

День был прохладным, ярким, бодрым. В деревне кипела жизнь: отовсюду слышался деловой говор и звуки труда – стук молотков, скрип пил, шум колес.

Гай и Сайд переходили от одной группы к другой: смотрели, прислушивались, Сайд переводил ответы и снабжал их своими комментариями, Гай делал несколько снимков– и дальше!

Гай попросил разрешения заглянуть внутрь большого эхана. Хозяин казался человеком среднего достатка: Гай нарочно выбрал этот шатер, как более или менее типичный. Пол в нем был посыпан тщательно просеянным песком. Внизу расставлены твердые вещи, вверху подвешены мягкие. Гай переписал все предметы. Их оказалось довольно много: меч, копье, сбруя, каменная ступка и пестик для растирания проса, глиняная, медная и железная посуда, рога муфлонов для масла, сделанные из кожи верблюдов и зебу бурдюки с простоквашей из верблюжьего молока и с водой, топор, ножи, капканы, щипцы для костра, сито для просеивания песка, ножницы для стрижки овец и многое другое. Вот глиняная амфора с жиром. Для чего? Мазать тело, чтобы кожа не трескалась от жары. А вода? Для мытья? Нет, конечно, для варки еды.

Хозяин покачивает перед Гаем в воздухе пальцем с большим перстнем и крашенным хной ногтем: мыться вредно: можно заболеть; вода – мать болезней. Туареги аккуратно моются горячим песком каждый день.

– Свиньи, – бурчит Сайд по-французски, – нарушают слово пророка. Где в Коране сказано о мытье песком?

Этот тип шатра характерен только для ахаггаренов; другие племена строят шатры иначе. А бывают ли вот такие, как там, наверху, на площадке над деревней? Нет, там материя привозная, это подарок общей любимице. А все устройство местные мастера скопировали у белого начальника, который что-то ищет в горах. Когда он уехал на два дня, деревенские мастера разобрали палатку, сняли мерки и построили для знаменитой Тэллюа ульд-Акадэи этот большой шатер, только еще красивее, чем у белого начальника. Ночью бывает холодно? Нет, вот куски шерстяной материи – прикрываться на ночь.

Гай сфотографировал деревянную кровать с подушками и висящую люльку, коврики и циновки, многочисленные кожаные мешки, потом хозяина, хозяйку, детей и рабов.

Туареги были любезны, но очень сдержанны. Дети не обращали внимания на гостей, даже не интересовались аппаратом. Раб и рабыня скалили зубы в бессмысленной улыбке. Гай сфотографировал двух собак, диких, тощих и грязных. Здесь же шмыгали зловеще лохматые кошки. Это новое животное в Хоггаре, его завезли чужеземцы. Полезное ли это животное? Да, оно питается грызунами и гадюками. Гай смотрел на всклокоченного кота без малейшего желания погладить его.

Когда чужеземцы ушли, муж сел, раскрутил тюрбан, закрыл лицо белой материей, прижимая ее ладонями к носу и рту. Жена устроилась сзади и, напевая песню, переплела ему бесчисленные змейки-косички, попутно охотясь за насекомыми, которых она бросала на тлеющие угли. Сайд рассказал, что такая операция производится два раза в месяц и занимает не менее трех часов.

– Ха, эти туареги – франты! Даже самые бедные – и те за собой ухаживают, наверное, больше, чем в Париже! Особенно внимательны к мелочам своей одежды или к прическе – здесь уже мужчины женщинам не уступят!

– Хорошо, что она хоть следит, чтобы насекомые сгорели в огне!

Капрал рассмеялся:

– Еще бы! Она ведь боится, как бы вы, мсье, не украли одно и не унесли бы с собой!

– Вот тебе на! Зачем же?

– Вы получили бы власть над человеком и могли бы околдовать его!

У одного эхана две женщины взобрались на верблюдов, гикнули и понеслись по дороге к ущелью. Дети долго махали им вслед руками, мужчина глядел на облако пыли, опершись на длинное копье.

– Что это они? Убежали, что ли?

Ну, что вы… Хозяйка поехала в гости. Вы видели корзинку? В ней мясо-мучные лепешки. А в бурдючке – кислое молоко или вода. А вторая – рабыня. По одежде видно, мсье. А это муж. Проводит жену и будет дома вместо нее командовать хозяйством до возвращения! Туареги – плохие мусульмане: жену имеют только одну – даже самые богатые, женщины у них лица не закрывают. В семье туарега командует жена, во все вмешивается и мужа не боится. Туареги, как у вас в Европе, – джентльмены! Это по-английски, мсье, но вы меня поняли? – Сайд старательно выговорил это слово и не без гордости взглянул на Гая. – А по-нашему – дураки! Они своих женщин работать совсем не заставляют, очень их уважают и берегут, как драгоценности. Впрочем, какие у них драгоценности?! Лучше сказать – как оружие или верблюда! Представьте, мсье, у них только женщины грамотные, мужчины ничего не знают. Их письмо называется тифинаг, и женщины его хранят и передают от матери к дочери. Чудной народ! – Капрал даже сплюнул от возмущения. – Они говорят: «У нас жен уважают и подозрений к ним нет. Мужчины и женщины даны друг другу для глаз и сердца, а не только для постели». Я поражаюсь их глупости, мсье! Глупцы они или бессовестные – не знаю, просто не могу этого понять!

– Но если они так уважают и берегут своих жен, то как же этот муж отпустил ее одну в пустыню? И куда? Ведь деревень по дороге мы не видели!

– Они берегут не жен, а женщин: я вам сказал уже, это не мужья, а джентльмены! – Сайд презрительно скривил рот. – Туареги женщину никогда не обманут и не обидят. А уж щедры! Ах, как щедры! Это даже в поговорку вошло: если муж много дарит жене, то у нас, арабов, всегда говорят: «Глуп, как туарег!» Защищая женщину, туарег может убить мужчину или сам сложит голову на дуэли. Возьмут мечи, щиты и прыгают по песку, пока один не изловчится и не рубанет другого – за бабу, за неосторожное слово, за непочтительное движение! Клянусь, мсье! А насчет деревень по дороге – это верно, деревень нет, но ведь она поскакала километров за триста от дороги, вглубь гор.

– Одна?!

– Вдвоем с рабыней, мсье.

– Две женщины в пустыне!

– Туареги их не тронут, а негры и всякая местная рвань не посмеет – туарегские бабы при оружии и всегда дерутся насмерть! Вы заметили копье и меч у седла? К тому же все будут бояться мужа – ведь он обязательно найдет обидчика, из-под земли достанет!

– А легионеры?

– Гм… Наши другое дело… Европейцев они объедут, не впервые!

Сайд усмехнулся с довольным видом и покрутил усы.

Гай с уважением смотрел на туарегов – рослых, сухощавых, гордых и смелых. Орлы! Что за независимая осанка, что за величавая посадка головы!

– Здоровый народ!

– Да. Они говорят, что вода – мать болезней, и это – правда. Дальше вы сами увидите: возле рек люди будут мельче и слабее, а болезней там!.. Кишмя кишат! Да ведь туарегам и нужно здоровье: в Хоггаре они пастухи и блюстители порядка, туземное войско и полиция. Они нужны чужакам– поселенцам, торговцам, неграм. Эти возделывают землю и вырабатывают разные вещи. Просо и бобы доставляют местные оседлые люди, а кожи и шерсть – туареги. Они же и перевозят товары, в первую очередь соль. Деревушки вроде этой – транспортные станции, перевалочные пункты, мсье… Видите высокие дома с круглыми крышами? Это склады зерна, соли и товаров. Их с севера везут на Чад, а вместе с ними и мелкие железные изделия и ткани. Мелочь, но нужная – без нее нет жизни. Хозяева этого добра – местные негры, а охрана и перевозка – всегда в руках туарегов! За свои услуги они получают разные изделия, соль, бобы, зерно, привозные финики, а сами продают кожи и сыр. Такой уж здесь порядок: каждый кочевой туарегский род охраняет несколько оседлых семей, у них вроде бы неписаные договоры имеются, а раньше была зависимость. Когда-то туареги продавали пропуска на проезд через пустыню даже иностранцам. Они назывались прощение. Как вам нравится? Прощение! Теперь, конечно, не то, французы всех успокоили!

– Создали мир?

Сайд с размаху шлепнул тяжелым ботинком по дороге. Поднялась пыль. – Вот! Под самым сапогом теперь мир! – Он посмотрел на Гая и важно одернул казенный плащ. – Кочевники уже не грабят: война и грабеж у них были как у европейцев футбол – спорт и больше ничего. Здесь вот болтается один такой обедневший из-за нас местный вождь с шайкой своих имгадов, Аллар аг-Дуа. Вы его увидите. Но ничего, мы этого красавца держим на примете!

– А оседлым как живется? Сайд нехотя пожал печами.

– Им тоже стало невесело. Торговли нет, караваны ходят редко…

– Кому же лучше от этого мира? – Гай с интересом ждал ответа. Сайд нахмурился.

– Богу.

– Или французам?

Капрал одернул форму, подтянул пистолет и отвернулся.

– Идемте, мсье, надо кончать осмотр.

В тени большого шатра благородного имаджега сидели женщины, свободные и рабыни, и вместе работали. Рабыни ткали плотную материю из верблюжьей и овечьей шерсти, хозяйка делала кожаную сумку с затейливым узором из цветных ремешков и медных бляшек. Старуха что-то рассказывала, девушки смеялись.

Гай подошел. Ни одна женщина не повернула головы. Чужих демонстративно не замечали. Постояв, чужеземцы пошли дальше, хотя вначале Гаю хотелось купить такую сумку на память.

– В них прячут вещи, когда кочуют, – объяснил Сайд. – Они свешиваются с верблюжьего седла чуть ли не до земли. А дружбу тут не завяжешь! Это уж точно.

В тени другого эхана играли две девочки, расставляя на песке фигуры воинов. Куклы, в черно-синих гандурах и красных перекрутах на груди и спине, были недурно сделаны. Гай и Сайд подошли. Девочки продолжали весело чирикать.

– И эти не замечают? – удивился Гай.

– Сейчас заметят! – Сайд стал так, чтобы тень от шлема Гая и его чалмы упала на фигурки. Но дети упорно, не поднимая головы, продолжали двигать куклы.

– Слушай, ты, дочь Иблиса, проклятый выродок! – Сайд ткнул девочку сапогом. – Встань!

Девочка поднялась и громко заревела, выжидательно глядя на свой шатер. Другая спокойно наблюдала, что будет дальше. Из эхана немедленно выглянула мать ревущей девочки. Сверкнула на пришельцев глазами и гневно бросила в шатер несколько слов. Оттуда грозно, как лев из логова, вышел мужчина, быстро смерил чужаков взглядом и бросился к дочери. Он судорожно прижал ее к себе и низким гортанным голосом стал что-то говорить Сайду, прикрывая ребенка полами гандуры.

– Что он говорит?

– Говорит, что бить детей жестоко, что так делают только дикари. Ну-ка, взгляните на это чучело!

Туарег был высокого роста, сильный, закутанный в сине-черное с головы до пят. В узкую щель на лице сверкали два красных глаза, и было странно видеть эту зловещую фигуру, нежно прижимающую к себе маленькую девочку.

Гай объяснил, что хотел бы купить куклу, и Сайд перевел его слова. Туарег взял девочек на руки и унес их в эхан. Потом появился снова, поднял с песка одну куклу и подал ее Гаю, обронив:

– Ас саррет.

– Сколько он просит? – спросил Гай и вынул деньги,

– Он говорит «прощай».

– А деньги?

Сайд перевел вопрос.

Воин выпрямился, сделал легкий поклон и коротко ответил.

– Он говорит: «Желание исполнено. Счастливого пути».

Они подождали, не скажет ли туарег что-нибудь еще. Нет, безликая фигура была нема и неподвижна.

– Туареги с ума сходят по детям! – рассказывал между тем Сайд. – Здесь детей не только не бьют – куда там! – даже и не ругают. Дети здесь могут зайти в любой эхан, и всюду им обеспечено угощение. Все считают себя их родителями, каждая семья для ребенка – родная семья. Если родители умрут, сироты нарасхват разбираются другими эханами.

– Но вас-то он ругнул как следует?

– Эти дураки никогда не ругаются. Имаджег не должен никогда терять спокойствие, тем более ругаться. Имгад выразит свое неудовольствие покрепче и погромче, но и только. Зато уклан – это другое дело! Эти совсем как у нас – и за словом в карман не полезут, и сразу обложат по всем правилам– и по-арабски, и по-хаусса, а то и по-французски! Да, мсье, черт их знает, откуда они узнают такие слова, кто их учит? Хотя у нас, арабов, есть хорошая поговорка: «Свинья свинью найдет».

– А женщины?

– Ну, бабы! Они даже стихами говорить умеют, точно как в книгах. Я неплохо понимаю мужчин, а с женщинами просто мученье: они такие слова заворачивают, что не сразу и поймешь!

Гай фотографировал и расспрашивал капрала. Тот недурно знал местную жизнь, но его арабско-легионерская оценка требовала тщательного вылущивания вкусных и пряных зерен из кучи противной шелухи. Вдруг Сайд спохватился:

– Посмотрите на деревню! Ничего не замечаете странного? – Он широко повел рукой. Гай посмотрел внимательнее.

– Нет, ничего.

– Как же вы не заметили, ведь в арреме нет мечети! Мы сейчас пройдем всю деревню, но даже муллы не встретим. Туареги – истинные безбожники, только на словах мусульмане. У французов в каждой деревне церковь, у нас – мечеть, а здесь люди живут самостоятельно. Ничего не признают.

– А как же они представляют себе происхождение людей?

– Каких людей? Нами они не интересуются, а насчет себя думают просто: раньше здесь жили великаны иджабаррены, они любили играть, и горы – это следы их игр. Сами туареги – потомки великанов, подлинные властители Сахары: иджабаррены теперь живут под землей, а свою страну оставили детям!

Они подошли к глинобитной хижине. Под крышей – отверстия, из которых валит дым. Заглянули внутрь.

У двери находилась наковальня. Старый хозяин хлопотал у раскаленного железного прута, подручные стучали молотками. Сзади, у стены, седая женщина в серьгах и ожерельях, видимо жена хозяина, мерно раздувала мехи и подбрасывала уголья в горн. Очень хорошенькая девушка, очевидно дочь, помогала ей.

Хозяин, завидя гостей, оторвался от работы, поклонился, быстро постелил на землю кусок материи и жестом предложил им сесть. Несколько минут Гай наблюдал за его ловкой работой, потом хозяин показал только что сделанную вещь – ключ к замку. Тут же посетителям были предложены на выбор образцы его изделий – мечи, наконечники для копий, кинжалы, которые туареги носят на руке, прикрепленными к браслету, медные бляшки для сбруи и щитов, замки и прочую мелочь. На шее у хозяина висели часы. Который теперь час? Нет, часы не работают, это просто украшение. Одно слово Сайд долго не мог понять, потом перевел с улыбкой – не украшение, а культурное украшение.

– Он – чужак, вы сами видите, мсье, не негр, не туарег, не араб. Ха! Одним словом – энад, ремесленник! Самый презираемый здесь человек! В углу стояло длинное и тяжелое старинное ружье. Зачем? Принесли починить. Разве ружья еще пускают в ход? Хозяин покосился на капрала – нет, это тоже украшение.

– Культурное?

Хозяин дипломатически улыбнулся.

У круглой хижины мужчины сортировали соль. Хозяин был одет в полосатый халат и красные туфли, негры-рабы – с повязками на поясе. Перед наваленной на ткань кучей соли выстроился целый ряд сумочек и кувшинов.

– Здесь это дорогой товар! Его привозят из Танезруфта, там в Амадроре есть соляные копи! – Сайд взял щепотку и лизнул белые крупинки. – Пота не будет и жары тоже. Так делают туареги, а уж они кое-что понимают в жаре и жажде!

А вот – плотники, столяры, искусные резчики по дереву… Целая артель – человек пять. На курчавых головах – белые и черные фески, плечи покрыты синими плащами поверх белых халатов. Гай купил на память тамакаид – центральный столб для шатра с чудесной резьбой, покрытый красной и белой краской. Тут же долбили ступы из камня и вытесывали к ним пестики. Рядом плели циновки и вытачивали миски для туарегской каши. Одну полированную узорчатую миску Гай тоже купил: это – музейные предметы!

Потом отправились посмотреть на гончаров: женщины месили ногами глину, гончар формовал на колесе стройные кувшины и вместительные амфоры, его помощники покрывали посуду узорами и обжигали в печи, вырытой в земле. Стройная полуобнаженная девушка покупала амфору за две пригоршни соли. Посуда хороша, покрыта замысловатыми узорами. Для пробы девушка ставит амфору на голову и выпрямляется. Какая древняя красота! Гай щелкает камерой.

Четырехугольные хижины, зерибы (загоны для скота), травяные навесы, индивидуальные заслоны от солнца, кожаные шатры у зависимых и палатки из шерстяной материи у свободных… Высокие воины с оружием, величественные старики и старухи, голые дети и подростки, благородные дамы в пестрых юбках и гандурах, с массивными серебряными браслетами на руках и ногах, с перстнями на каждом пальце и огромными серьгами; имгадки в черном, синем, белом, полуголые рабыни и голые рабы… Путники снуют туда и сюда, запас пленок у Гая тает. Сайд пыхтит под грузом покупок.

Вот кожевник с целым штатом помощников. Они натягивали на колышки шкуру антилопы – из нее будут делать желтый щит с крестообразным узором из медных бляшек и цветной кожи – символ социального положения свободного имаджега. Гаю дали меч, и он напрасно пытался разрубить готовый к продаже щит… Этот мастер знает свое дело!

Из бараньей шкуры выделывались цветные кожи – на сандалии, горные и обычные, на яркую бахрому для седел, на сбрую с медными бляшками и многое другое. В восхищении Гай накупил пестрых сумочек для губной помады, краску для бровей и помаду.

Ага, вот и врач! Высокий седовласый старик в черной феске, белом халате и черной тоге, задрапированной на плечах, как у римского патриция, спокойно сидел у порога хижины, ожидая больных. На руках у него серебряные браслеты, ноги обуты в зеленые туфли… Рядом две помощницы. Врач – не туарег, при содействии Сайда с ним легко разговаривать, и Гай быстро знакомится с его нехитрой наукой.

Болезней здесь мало, люди живут до ста лет и более, умирают от старости или их убивают в ссоре. Часто обращаются с зубной болью. Ящик с инструментами для лечения зубов Гай немедленно сфотографировал: многие инструменты похожи на наши – экстракторы, козьи ножки и прочее. Для хирургических операций имелись ножи разной формы, иглы и нитки, перевязочный материал, мази и примочки. Воины и пастухи часто падают с верблюдов, и врачу, в первую очередь, нужно овладеть искусством вправлять вывихнутые руки и ноги. Этот красивый старик практиковал кровопускания, иглоукалывания, массажи, прижигания и клизмы, как очистительные, так и лечебные. Он открыл деревянный ларец и показал мешочки и кувшинчики. Это – аптека. Снадобья доставляют арабы с севера и хаусса с юга. Тут десятка три трав самого разного назначения. В углу, в комнате, аккуратно расставлены баночки с мазями и кувшинчики с притираниями. Врач– универсал, он лечит все наружные и внутренние болезни. А гинекологические? Да, через своих помощниц. На глиняном столике – краска для бровей, щек и губ, пудра и духи. Это парфюмерный отдел. Татуируются ли туареги? Вопрос вызывает смех: они не негры. Но особенное внимание здешний народ обращает на уход за ртом. Врач показал набор палочек в красивом футляре из цветной кожи для чистки зубов. Ни один туарег, будь то мужчина или женщина, не отлучится из дома без такого футляра.

– Сайд, а что думают туареги о белых? Вот меня уже от Туггурта стали называть белым господином, большим господином и начальником, а как бы назвала меня Тэллюа ульд-Акадэи, если бы говорила со мной искренне? Сайд захохотал и хитро подмигнул:

– Для любого туарега и для нее вы – икуфар, то есть дикарь. Они думают, что все европейцы живут где-то неподалеку от Сахары в маленькой и дрянной стране, настолько тесной и голодной, что они вынуждены выползать оттуда, как вши, чтобы кормиться на чужой счет. Туареги говорят: разные бывают насекомые и змеи. Одних нужно обойти, от других – откупиться. От скорпионов и змей туареги носят на шее амулеты, от вас откупаются налогами. Но вашей техникой они совершенно не интересуются, они ее боятся и не ценят. Они даже не завидуют ей, поверьте мне. Зачем она им? Ведь человек не может завидовать пауку, его жалу или яду. Вы, наверное, не поверите, мсье, если я вам скажу вот что. – Сайд оглянулся и шепотом быстро сказал Гаю на ухо: – Они вас, европейцев, даже за людей не считают!

В тени большого навеса работали женщины – шили черно-синие и белые гандуры. Гай уже успел заметить, что здесь работа всегда сопровождается пением или рассказом. На этот раз, однако, они еще издали услышали горячий спор, чей-то сердитый голос и взрывы смеха. Подошли. Женщины прервали работу и окружили двух девушек, которые по очереди декламировали что-то нараспев, а потом сердито спорили под смех слушательниц. Проходившие мимо мужчина и женщина, которые несли на палке тяжелую корзину помидоров, остановились, прислушались и тоже вступили в спор. Мужчина стер пот с лица, шагнул в кружок и негромко запел, а когда кончил, то снова вспыхнул спор. Воин с ворохом верблюжьей сбруи на плече оперся на палку, наклонив голову. Он слушал и тихонько напевал какие-то слова.

– В чем дело, Сайд?

– Чепуха! Поэты! У туарегов стихи и песни складываются на случай. Ну, мимо проходил красивый юноша, или подул свежий ветерок, или по небу проплыло облачко! Понятно? И вот сразу складываются по этому поводу стихи и песня, а чтобы это делать быстро и красиво, у них имеется множество готовых оборотов и подходящих кусочков из песен. Желающие пользуются этими готовыми частями, как кирпичиками, из которых выкладывается здание. Здесь ценится умение комбинировать эти кирпичики, они всем известны, а здание выходит каждый раз новое, у кого похуже, у кого получше. Вот эти люди сейчас спорят, как покрасивее выразить что-то. Видите, здесь все поэты, все знают и любят эту игру и сейчас принимают участие в обсуждении как специалисты. Понятно, мсье? Если одна девушка победит, быть ей скоро замужем.

– Почему?

– Слава сразу пойдет по аррему, женихи очень ценят таких невест – они считаются образованными!

– И молодой человек начнет ухаживать?

– На туарегский манер, мсье, я же вам рассказывал: будет дарить разные вещи, петь ей песни по вечерам, она будет ходить к нему на ахал, потом начнут целоваться вот там, в кустах олеандра, наконец, он переедет в шатер ее семьи.

– Не спрося ее родителей?

– Ясно, это ведь дикари. У нас и у вас родители договариваются о приданом и прочем, деньги в браке – это главное, не правда ли? И уж раз договорятся, так окончательно! А здесь иначе: у туарегов женщина сама выбирает себе мужа. Понравился ростом, храбростью и щедростью, хорошими манерами и щегольством – ну и берет она себе жениха на пробный год.

– Не может быть! Как так?

– Вот так! Живет он в семье родителей жены один год, сдает экзамен. И если понравится им, особенно ее маме, то только тогда делают настоящую свадьбу. Мулла в этом деле роль играет самую маленькую, мечетей здесь не строят. Соберутся на лугу родственники невесты и жениха, наготовят еды, чаю и ждут. Между тем жених оденется в боевое облачение, прискачет от шатра своей матери к шатру матери невесты: там она его ждет одна. Ну, он ее и «похищает»: взвалит на верблюда и везет на лужок, где их ждут обе семьи. Тут разом заиграет музыка, все запоют, затанцуют, потом хорошо поедят и выпьют уйму чая – после этого считается, что пробный год успешно закончен, и молодые могут построить себе свой собственный шатер.

– А если жених не понравился маме невесты? Сайд широко ухмыльнулся: —Выгонит его эта мама в шею, и все! Разговор у мамы с женихом здесь бывает короткий, как у нашего сержанта с солдатом!

Оба засмеялись.

– Постойте, Сайд, а дети?

– Дети здесь – всеобщая радость. Чем больше у вдовы детей, тем скорее она найдет нового мужа, а тем более молодая после пробного брака! Ей это только в честь!

– И новый жених будет заботиться о чужом ребенке?

– У них чужих детей нет, все свои. У туарегов существует пословица: «Нет тяжелого труда для ребенка».

– А вы, Сайд, хотели бы заботиться о чужом ребенке?

– Как и вы, мсье!

Оба засмеялись.

– А как умирает туарег? – Так же, как рождается: просто. Перед родами женщина уходит в сторону от жилья и рожает одна, присев на корточки: ребенок падает на теплый мягкий песок, как яйцо у птицы. Обслуживает при этом роженица себя сама. Умирает туарег без страха и сожаления. Никто не плачет. «В кулаке солнца не спрячешь!» – говорят умирающему родственники. Он попросит прощения, и все. Вдова живет отдельно от людей четыре месяца и десять дней: справляет траур, не моется и не меняет одежды. Когда истечет положенный срок, она хорошенько помоется, подкрасится и устроит праздничный пир. Мужчины делают ей подарки. В тот же вечер, как стемнеет, она берет пестик и начинает бить по ступке. Это – тэнде, любовный призыв.

– Значит, вечное колесо вертится снова?

– Конечно, мсье!

Так, разговаривая, они подошли, наконец, к последнему и самому главному из здешних ремесленников – к ювелиру. Сухой старичок ловко работал у горна. В ответ на приветствие он улыбнулся, покачал головой и вынес из шатра разные вещицы, сделанные из тончайшей серебряной проволоки, – коробочку, пару сережек и большие браслеты. Гай купил ажурные безделушки. Но это не все? Нет ли у него золота? Старичок исподлобья покосился на переводчика. Казенный плащ явно не внушал ему доверия. Нет, золота у него не бывает…

– Ну, все осмотрели, – облегченно вздохнул Гай.

– Можно возвращаться… Или… Вот тут выше, по тропинке к перевалу, есть площадка, с которой виден весь аррем. Хотите взглянуть?

На перекрестке дорог сидел молодой харатин в драном халате и с пестрой повязкой на курчавой голове. У его босых ног стояла ржавая банка из-под сгущенного молока. Увидев нищего, Гай бросил в банку монетку. Парень вытащил ее, положил за щеку и с удивлением протянул иностранцу свою банку.

– Что ему надо? Сайд засмеялся.

– Да это вовсе не нищий! Это продавец! Он продает банку и удивлен больше вашего!

Недоразумение выяснилось, зрители довольны. Продавец снова уселся на землю. Банка ему не нужна. Он решил выменять ее на две горсти проса. Теперь все заинтересовались его товаром. Гай сделал ему хорошую рекламу, и банка пошла по рукам. Гай увидел на ней надпись швейцарской фирмы, и ему сделалось грустно: «цивилизация» упорно расползалась вширь, лезла во все щели, проникала в самые далекие уголки. Оазис возле крепости уже в ее лапах, но она ищет все новых жертв, и вот здесь, в горах Хоггара, заметны первые грозные признаки ее приближения. Безобидные швейцары и их банки– это только начало. Своими глазами Гай увидел, что Страны Ужаса и Серой Смерти здесь нет: в самом сердце Сахары еще сохранились островки яркой и самобытной культуры, сохранилась относительная независимость и потому – жизнь. Последняя жизнь через последнюю независимость. Лейтенант д'Антрэг сказал, что в Сахаре есть нефть. Может быть… Тем хуже! Богатства окажутся причиной окончательного разорения и гибели настоящих владельцев этой земли: исчезнут воины, поэтессы, пестрые амфоры и мерно покачивающиеся караваны… Все здоровое и честное будет беспощадно уничтожено колонизаторами: появятся машины, люди в шлемах и синих очках с пистолетами у пояса, пышно расцветет их образ жизни…