Текст книги "В старой Африке"

Автор книги: Дмитрий Быстролетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Глава 7. В гостях у знатной таргии

Осмотр аррема закончился. У тропинки, ведущей из деревни к площадке Тэллюа, Гая ожидал сухой старичок с большими серьгами в ушах – уже знакомый ему ювелир. Оглянувшись по сторонам, он вынул из-за пазухи белый шелковый платок, развернул его и на двух ладонях протянул Гаю. Это была заколка для волос изумительной работы, с ажурным украшением из тончайшей витой проволоки, – золотая брошь, похожая на цветок. Ювелир что-то очень быстро говорил, указывая на шатер и повторяя имя его хозяйки:

– Тэллюа!

Он сладко улыбался и прикладывал заколку к лысине. Искушение было велико. Гай вспомнил утренний разговор и не очень уверенно вынул кошелек.

Днем, пока он знакомился с арремом, сюда подошел патрульный взвод, и теперь они собирались в гости не вдвоем, а втроем: Гай, Лоренцо и лейтенант д'Антрэг.

Они встретились перед последним поворотом тропинки.

– Нет, позвольте, – горячился Лоренцо, – вопрос следует решить сейчас. Он уже там. Экспедиции он нужен, и мне хотелось бы сделать ему приятное!

– Кто это? – спросил подошедший Гай, – О ком идет речь?

О туарегском вожде Алларе аг-Дуа, предводителе стоящего здесь сильного отряда. Мне необходимы его симпатии: в любой момент при раскопках мы можем найти большие ценности, и тогда доброе отношение этих разбойников может сослужить нам службу. Что вы скажете, мсье лейтенант?

– Мне все равно, пусть решит наш гость, – лениво ответил д'Антрэг, – Аллара я хорошо знаю.

– А для меня все туземцы интересны, – закончил спор Гай. – Не часто приходится обедать с туарегскими феодалами-разбойниками!

Вот и площадка. На ней раскинулся обширный шатер из пестрых тканей, позади него – шатры и навесы поменьше. У входа – шест с рогатым черепом какого-то животного и копья с флажками. Это заявки местных феодалов на благосклонность хозяйки. За палатками громкий смех и говор – это молодые женщины заняты стряпней. Какая бодрость! Воздух пьянит, как вино… Собираясь войти в шатер, Гай вдруг заметил над зубчатой вершиной горы легкое облачко. «Привет тебе!» – подумал он и поднял полу шатра.

В первый момент помещение показалось ему темным. Только через отверстие вверху радостно сияло небо и лился поток голубоватого света. Потом он заметил второй источник освещения – широкое отверстие в задней стене, затянутое прозрачной оранжевой кисеей: оно пылало, как большой фонарь. Постепенно глаза привыкли, и из темноты выплыл медный треножник, над которым вился дымок. Гай почувствовал запах благовонного курения. Рядом на корточках сидела молодая женщина в полосатом халате с белым веером в руках… Рабыня, по-здешнему шалитка. И еще проступили смутные очертания столика, ковер на полу и сидящая на нем фигура туарега…

Посреди шатра, под прорезью в потолке было устроено возвышение, покрытое цветными тканями и подушками, – что-то вроде ложа или эстрады. Столб света упирался в это сооружение, и на фоне прозрачной темноты шатра яркие краски драпировок сверкали, как эмаль. На возвышении лежала девушка, одетая в короткий белый халат, поверх которого был наброшен второй – ярко-желтый. Его широкие складки свободно обрисовывали небольшое стройное тело. Голубые лучи сверху и оранжевые со стороны перекрещивались как раз в этом месте и освещали мягким цветом ткани ее одежды, и золото украшений, и даже смуглую кожу: девушка светилась, как большой драгоценный камень.

Гай боялся заговорить, чтобы не спугнуть это светящееся видение – казалось, оно взмахнет яркими крыльями и упорхнет, как сказочная жар-птица.

– Это Большой Господин, о котором мы уже сообщали тебе, Тэллюа, – громко проговорил Лоренцо. Пришедшие опустились на ковер рядом с туарегским вождем, который сидел неподвижно, как изваяние.

Гай подошел к Тэллюа. Она встала и, прижав к груди обе руки, поклонилась ему в пояс. Гортанным голосом, с трудом подбирая французские слова, старательно и наивно, как ребенок в школе, она произнесла:

– Здравствуй, Большой Господин!

Началась официальная часть разговора, ряд обязательных вопросов и предписанных приличием ответов. Девушка говорила спокойно и рассматривала Гая из-под синих ресниц. Тот стоял с листком в руках и, заикаясь и морщась, читал подготовленные заранее ответы, пока церемония не подошла к концу.

Потом, обернувшись к рабыне, девушка продолжала говорить на своем языке, а та, с любопытством рассматривая Гая, переводила, мешая французские и итальянские слова: пусть аллах благословит пришельца… Рад ли он, что добрался до этой прекрасной страны? Слава аллаху, если да… Ее бедный шатер принадлежит ему, она его покорная рабыня…

Тэллюа спокойно стояла в сиянии небесных лучей, желтый атлас широких одежд мягко блестел в полутемном шатре. Гай смотрел на золотой обруч в ее волосах, продолговатое смуглое лицо, блестящие черные глаза и ярко накрашенный алый рот. Тонкие брови были насмешливо вздернуты.

«Нет, не рабыня, – подумал он, усаживаясь на ковер. – И, к сожалению, не моя…»

Рабыни принесли несколько кувшинов разной величины и чашки.

– Туареги не пьют спиртных напитков и не курят, но они люди, и у них есть своя страсть, национальное удовольствие и слабость – чаепитие, – пояснял Лоренцо. – Это единственный в Африке народ, любящий чай. Да, да, не удивляйтесь, мсье ван Эгмонд! В центре Сахары чай ценят не меньше, чем в Китае! Сейчас вы увидите ритуал приготовления чая в горах Хоггара.

Между тем Тэллюа насыпала сахарный песок из кувшина с узким горлышком в большой кувшин с широким горлышком, отмерила из маленького красного кувшинчика чай – так, как это делают аптекари, постукивая пальчиком по горлышку, долила немного кипяченой воды и стала покачивать смесь, заглядывая в кувшин одним глазом. Когда заварка настоялась, девушка крикнула, и другая рабыня быстро внесла котелок с еще булькающим кипятком. В этот котелок с кипятком была долита заварка – началась церемония чаепития.

Тэллюа опять говорила что-то рабыне-переводчице. Гортанный голос ее звучал, как мягкие удары гонга, она певуче растягивала слова, произнося сложные формулы здешних любезностей.

Девушка, видимо, с удовольствием играла роль хозяйки. Она стояла, слегка опустив голову, искоса поглядывая на сидящих гостей. Лионель и Аллар аг-Дуа молчали, Гай разглядывал хозяйку, разговор поддерживал Лоренцо. Раза два Гай почувствовал острое желание встать и хорошенько стукнуть его табуреткой по голове за наглый тон и грубые шутки.

– Откуда едет Большой Господин?

– Из Голландии… Ты знаешь, где это? Тэллюа делает грациозный жест отрицания.

– Очень далеко. Там всегда дождь.

– Каждый день?

– Вот именно.

Тэллюа изумленно переглянулась с рабыней. Она явно завидовала Гаю.

– Но если идет дождь, то нет солнца?

– Нет. На небе там всегда тучи. И часто бывает холодно и темно.

Теперь девушка разглядывала Гая с сочувствием.

– Бедный Большой Господин… Зачем же он живет в такой стране?

Тэллюа была озадачена и с любопытством ждала ответа.

– У него там много жен, – объяснил Лоренцо.

– Сколько же?

– Да пятьдесят наверняка наберется! Девушка была удивлена и что-то соображала.

– А детей?

– По трое и больше от каждой. Всего 168.

Этот вопрос обе женщины обсуждали между собой довольно долго. Цифру 168 рабыня переводила неуверенно, и Лоренцо подтвердил ее на пальцах. Он пощипывал желтые усы и улыбался.

– Аллах возлюбил Большого Господина, – серьезно заключила Тэллюа, глядя на Гая с уважением.

Налюбовавшись хозяйкой, Гай начал осторожно, искоса, наблюдать за Алларом. С туарегами он познакомился, и Аллар уже не казался ему таким удивительным, как при первой встрече. Одежда, осанка, манера держаться – все было уже знакомо, только более совершенно, внушительно и грозно: то были орлы, этот – лев. Одна живописная подробность заставила Гая улыбнуться: всю жизнь туареги носят плохо окрашенные темно-синие одежды и повязку на лице; с годами краска въедается в кожу и окрашивает ее.

– Прошу обедать! – с поклоном проговорила полосатая рабыня, убрав чашки, опустив ложе ниже и расширив его так, чтобы вокруг могли полулежать четыре человека.

Лоренцо и лейтенант смело ели поданные блюда, Гай же незаметно проверял каждое.

Обед оказался сытным и приятным, вполне приспособленным к климату: прохладная простокваша из верблюжьего молока, каша из кусочков теста, горячие кефы, яичница из черепашьих яиц со свежими помидорами, отварные бобы с пряным сыром, гордостью Аира.

– А почему ни хозяйка, ни вождь не притронулись к яйцам?

Мы не едим ящериц, рыбы, птиц и яиц. Рыб мы не видели и не знаем, птицы забыты на земле иджабарренами, – нашими предками, а варан – наш дядя по материнской линии, – важно ответила девушка.

Европейцы небрежно откинулись на подушки. Аллар едва прикасался к пище. Гай перепробовал все, что подавали. Разговор не клеился.

– С чего это у вас такой усталый вид? – спросил Лоренцо, закуривая сигарету и передавая портсигар д'Ант-рэгу.

Офицер только махнул рукой.

– Все то же без конца. Судебные дела.

– Уже? Быстро! Украденные куры и изнасилованные женщины? Обычный ассортимент?

– В том-то и дело. Надоело…

– Поручили бы судебные функции Сифу! У него для сахарского судьи отличная наружность и манеры.

– Пробовал. Сиф был доволен – морда так и сияла! Но это опасно, такой судья может вызвать серьезное недовольство населения.

– Небось любит подношения?

– Хуже! Вот послушайте. Недели три тому назад в становище около Джебель-Казара пришел ко мне туземец и пожаловался, что, пока он отлучился к колодцу за водой, легионер изнасиловал его жену. Я говорю Сифу: «Разберите это дело, а я схожу в палатку за сигаретами». Возвращаюсь через пять минут, смотрю – жалобщик уже качается на пальме. Сиср рапортует: «Разобрался, мой лейтенант! Этот человек не следил за своей женой, так я его в назидание другим мужьям немного наказал». Ну, не подлец?

– А вы не боитесь восстания такого храброго народа, как туареги? – спросил Гай.

– Нисколько. У них еще не сформировалось политическое понятие единства и свободы. Процесс борьбы за освобождение уже начался на севере. Борьбу ведут арабские рабочие и интеллигенты, а геройские на вид обитатели Хоггара получают свободу из чужих рук. Но они пробовали восставать в прошлом. Раз из пулеметов было расстреляно около 14 тысяч воинов, вооруженных мечами! Для Сахары это немало.

Гай разглядывал очередное блюдо: сладкий рис с мелко нарезанными полосками яичницы и какими-то белыми семечками.

– Личинки муравьев. Добавлены для остроты. Кушайте на здоровье, дорогой мсье ван Эгмонд, вы ведь любите романтику!

– Не у себя в тарелке…

– Что же, граф, – начал Лионель, чтобы прервать молчание, – раскопки подходят к концу и, надо полагать, вы скоро получите свое золото?

– Я не ищу золота, – сухо возразил Лоренцо и добавил: – Для меня существуют только археологические ценности.

Гай едва удержался от смеха.

– А какие ценности ищет экспедиция? – поинтересовался он.

Лоренцо откинулся на подушку.

– Это длинная история, мсье ван Эгмонд. В середине прошлого века англичане и французы столкнулись нос к носу при дележе Мадагаскара. Остров огромный и очень богатый, первоклассная добыча для «приобщения к цивилизации». Представляете аппетиты?! Хе-хе! Вы не обижайтесь, мсье д'Антрэг, я ведь только шучу! Французы признали короля Родаму I, но он оказался поклонником всего английского. Французы быстро расправились с ним и возвели на престол его вдову Ранавалону, а потом нового короля – Родаму II. Но этого убрали англичане, а на его место возвели его вдову Разогерину. Французская агентура убила Разогерину и вернула Ранавалону… А затем французы инсценировали заговор, объявили остров своей колонией, а королеву увезли в Алжир на пожизненное заточение. Но население острова собрало золото и другие драгоценности и отправили их с доверенными людьми через Кению и Сахару к южным границам Алжира, надеясь подкупить стражу и возвратить своей королеве свободу. В Сахаре эти ценности попали в руки разбойников и переходили от одной банды к другой, пока, наконец, не очутились в Хоггаре. Где они укрыты, никто не знает, но мальгашские перстни и серьги время от времени обнаруживались и попали, в частности, к герру Балли. Вся история могла бы показаться вымыслом, если бы не эти доказательства. Мы обыскивали горы методически, по квадратам, и сейчас находимся на последнем участке. Клад мы скоро найдем, он от нас не уйдет! Наука получит замечательные памятники материальной культуры!

Разговор оборвался.

Гай повернулся к хозяйке.

– Скажите, Тэллюа, а как же туарегские девушки выбирают себе мужа? Ведь они никогда не видят лиц своих женихов!

– И мужей тоже. Всю жизнь, до смерти. Зачем лицо? Мы судим мужчин по делам. Хорошая девушка ищет хорошего жениха. Хороший жених должен быть аукка!

– А что это такое?

Вот аукка, смотри. – Девушка показала на Аллара. Вождь сидел неподвижно, прямо, спокойно. Ни одного лишнего слова, ни одного грубого движения. Вот он поднял глаза, и Гай вздрогнул: сколько в них было спокойной жестокости! «Напрягшийся, готовый к прыжку лев», – мелькнуло в голове Гая.

– Что значит это слово, Тэллюа?

– Лев.

Гай еще раз взглянул на вождя. Да, да, конечно, лев. Между тем Тэллюа принесла амзад – музыкальный инструмент, похожий на скрипку с одной струной, сбросила желтый халат, чтобы его длинные и широкие рукава не мешали игре, и осталась в коротком белом. Легким жестом она приказала поднять полог шатра. Горячий свет хлынул внутрь, девушка в белом, опоясанном шнуром платье, казалась античной статуей. Минуту она стояла, выпрямившись, глядя на дальние вершины гор, как бы ожидая вдохновения. Потом легко повела смычком по струне, и она зазвенела, как падающий на камень металл. Тронула ее пальцами– и она мягко загудела в ответ. Гаю почудился шум ветра в пустыне. Размеренным речитативом Тэллюа начала приветственную песнь Большому Господину, который из далекой и сумрачной страны, где нет солнца, приехал к ней по воле аллаха… Гортанный голос звучал приятно и чисто. Гай слушал зачарованный, остро ощущая сдвиг времени. Лейтенант, не слушая, любовался девушкой. Аллар сидел на ковре, скрестив ноги и не поднимая опущенных глаз.

Лоренцо извлек из карманов две бутылки, потребовал три чашечки и разлил коньяк.

– Забыл предупредить, – наклонился он к Гаю, – после песни здесь принято делать хозяйке подарок.

– Не беспокойтесь. Я готов.

Песня окончилась. Гай преподнес Тэллюа золотую заколку. Девушка равнодушно произнесла «спасибо» и, не глядя, передала подарок рабыне.

– Ей не понравилось?

– У них не принято рассматривать подарки. Туареги – гордый народ.

Потом через служанку Тэллюа объяснила:

– Белые господа очень ценят золото, но золото приходит и уходит, а человек рождается и умирает без украшений. Выше золота – любовь! Сильный мужчина всегда найдет, как показать ее.

Гай встал из-за стола. За ним поднялись и остальные гости. Провожая их к выходу, хозяйка просила всех пожаловать через час на праздник, устроенный в их честь.

Возле палатки Гай остановился перед молодым снежно-белым верблюдом с большими черными глазами. Слуга привел его с водопоя. Животное строго взглянуло на Гая, презрительно фыркнуло и, шагнув к Тэллюа, нежно лизнуло ей плечо.

– Это Антар, – сказала Тэллюа, как бы представляя гостю друга.

– Откуда здесь такое чудо?

– Подарок аирского султана. Антар – лучший скакун в Хоггаре. Его знают до самого Чада и Тибести. Умен как человек! – И лейтенант потрепал белую шею Антара.

– А ты не боишься скакать на таком красавце? – посмотрел Гай на Тэллюа.

– Я? Боюсь?!

Взгляды Гая и Тэллюа скрестились, как две шпаги. Антар насторожился и поднял голову. Лионель засмеялся.

– Молодец, Антар! До свидания, Тэллюа! Девушка, поколебавшись, шагнула вперед.

– Не надо идти.

– Как не надо?

– Вот так– не надо!

Тэллюа одним движением набросила Лионелю на шею свое ожерелье, потом, улыбаясь и не отводя взгляда от его влюбленного взора, потянула ожерелье назад, дальше и дальше, пока смутившийся и счастливый молодой человек не скрылся с нею в шатре. Гай зажег сигарету.

– Цветок Пустыни сорван! – яростно прошипел Лоренцо, повернувшись к Гаю спиной. – Атласные халаты и цветные палатки не дают осечки, я это вижу… Осечки не бывает, если…

Гай начал спускаться. «Без сомненья, Лоренцо потерял надежду и сталкивает теперь претендентов, – подумал он. – Недаром же он так добивался приглашения Аллара… Бонелли запретил ему интригу против Лионеля, но если зависть и злоба возьмут верх над рассудком, то… Что произойдет тогда? И, кстати, о каких еще осечках он там бормотал? Ах, не может быть… Сорвалось словцо от злости… А если нет?»

Становище отдыхало после обеда. У шатров не было ни души. Гай лежал в палатке. Сквозь входное отверстие виднелись розовые зубья горных вершин да широкая спина сенегальца-охранника. Он сидел на траве, скрестив ноги, и, закрыв глаза, пел.

Через полчаса Гай поднялся, взял фотокамеру и кликнул Сайда.

– Люди все отдыхают, мсье! Ничего интересного! Начало праздника только через полчаса, – уговаривал араб.

– Не ленись, капрал! Пока все спят, мы заснимем горы. Косой предвечерний свет подчеркивал изрезанность склонов уэда. Гай сделал пару любопытных снимков. Хорошо бы забраться на площадку Тэллюа, но сейчас это неудобно, и Гай повернул в другую сторону.

– Взберемся по этой тропинке, Сайд, и снимем становище сверху!

Они поднялись высоко в горы до небольшого уступа, и Гай уже начал оглядываться, выбирая тему для снимка, как вдруг заметил совсем рядом прижавшихся к скале Лоренцо и Аллара. По-видимому, между ними шел жаркий спор, и теперь, застигнутые врасплох, они оборвали его, но взволнованное выражение еще сохранилось на покрасневшем лице Лоренцо.

– Свежим воздухом дышать изволите, мсье ван Эгмонд? – обратился он к Гаю.

– Как и вы, граф.

«Они сговариваются… Нужно предупредить Лионеля», – подумал Гай и торопливо зашагал вниз.

Все население аррема от мала до велика собралось у края плато. Впереди всех копошились и галдели голые ребятишки, темные и всклокоченные, как чертенята. Дальше в несколько рядов толпились женщины – одетые и полуодетые, украшенные тяжелыми безделушками. Позади вытягивали шеи мужчины – сине-черные туареги, несколько белоснежных арабов и пестрые харатины и хаусса, несколько легионеров, мохазни Гая в белой чалме и форменном плаще – красочная, шумная, всклокоченная толпа, несколько эффектных фигур в диковинных национальных костюмах – кричаще театральное рванье, обнаженное тело, искрящиеся на солнце украшения… Сиденья для знатных гостей были сложены из камней и покрыты тканями. Позади стояли слуги с зонтиками. Зонт в Африке – показатель степени человеческого величия. Над сиденьем Лоренцо колыхались два пестрых местных зонтика и один большой холщовый, похожий на зонт базарной торговки; над центральным сиденьем, предназначенным для Гая, живописная группа рабов держала три зонта. Гай занял место между Лоренцо и Лионелем.

Тэллюа, одетая в белое платье и шитый блестками алый халат, держалась с большим достоинством. У нее был такой же равнодушно-недоступный вид, как у парижских львиц, украшающих своим присутствием скачки в Лоншан. Она делала вид, что всецело занята Гаем, и даже слегка наклонилась к нему, но он-то прекрасно видел, что немой разговор с Лионелем продолжается. Лионель пытался обвести толпу взглядом сурового начальника, но его взор встречал улыбку девушки, он смущался, радостно вспыхивал и отворачивался, чтобы через минуту снова под каким-нибудь предлогом поглядеть на нее. «Как хорошо, что пока нет Аллара, – пришло в голову Гаю. – Как бы предупредить Лионеля? После праздника приглашу его пройтись…»

Толпа заволновалась. Тэллюа дала знак, и на арену выехал маленький седой негр в красной феске и живописных лохмотьях. Он сидел на осле. По бокам седла свисали большие деревянные котлы, сверху обтянутые кожей, – барабаны. Он громко объявил о начале праздника в честь приезда Большого Господина и в такт словам застучал кулаками в барабан. Будут юю (танцы), будет илуган (верблюжьи скачки), будут улед наил (профессиональные танцовщицы племени Улед Наил) и многое другое. Стена зрителей плотнее прижалась к арене, мужчины еще выше вытянули шеи, балансируя на грудах камней.

На арену вышел длиннобородый, белый как лунь старик в тюрбане, халате и туфлях с загнутыми носками. Он точно сошел со страниц сказок Шехерезады. На плечах у него было коромысло с двумя крытыми корзинами. Старик поставил корзины на месте, где не было травы, сел на песок и вынул дудочку. Закрыв глаза и слегка покачиваясь, он заиграл однообразную мелодию… Прошла минута… Вдруг из отверстий в крышках корзин показались маленькие серые головки. Одна за другой на песчаную площадку выползло с полдюжины змей. Они выстроились перед старичком полукругом, приподнялись на хвостах и начали покачиваться в такт музыки. Заклинатель встал и, продолжая играть, сделал по арене замысловатые петли. Зачарованные змеи торопливо ползли за ним, в точности повторяя извилистый путь. На песке получилась фраза – благословение аллаха собравшимся. «Бисмилла хиррахман нирагим», – усердно выписали змеи. Старик снова сел и вдруг изменил мотив. Змеи, поколебавшись в нерешительности, подползли к хозяину, взобрались к нему на колени, полезли за пазуху и в широкие рукава. На песке осталась только одна гадина… Толпа с ужасом произносит какое-то слово.

– Это самая опасная, таких здесь особенно боятся, – прошептал Сайд.

– Рогатая гадюка!

Старик протянул руку, змея обвилась вокруг нее, поползла к плечу и заглянула в лицо хозяину. Тот раскрыл рот, и змея вползла в него. Некоторое время из-под седых усов торчал пыльный серый хвост, потом исчез и он. Старик показал толпе пустой рот, похлопал себя по животу, и изо рта опять высунулась головка змеи. Старик открыл ей пасть и показал зрителям, что ядовитый зуб цел, не вырван. Толпа одобрительно загудела.

Едва заклинатель ушел, раздался топот. Начались молодецкие скачки на верблюдах. По-арабски это называется «фантазией». На горячих поджарых верблюдах-скакунах двумя рядами выехали на арену имгады Аллара аг-Дуа. Впереди он сам на дымчатом красавце. Потом всадники попарно промчались мимо, стреляя в воздух на полном скаку. Сквозь топот, пыль и пальбу слышался нестройный хор: «Мы любим войну! Мы любим любовь!»

Гай смотрел на скачки довольно равнодушно.

– Большой Господин не любит «фантазию»? – заинтересовалась внимательная хозяйка. – Красивая игра, – ответил Гай, – но в ней мало жару! Тэллюа пытливо взглянула на него и кивнула головой.

Пока Гай фотографировал скачки, привели Антара, он и не заметил, как девушка вскочила в седло. Ловя движущихся всадников стеклышком видоискателя, он неожиданно увидел в нем ее фигурку на белом скакуне и с изумлением оторвался от аппарата.

– Что за черт! – вскрикнул Лоренцо и впился в бинокль глазами.

Тэллюа делала по полю широкий круг. Белоснежный скакун, распустив по ветру хвост и гриву, легко, точно играя, перебирал тонкими ногами. Длинные волосы девушки развивались над головой. Сделав круг, она стала сближаться с туарегами… Нагнала их… И вдруг на всем скаку сорвала с седла Аллара желтый щит!

Толпа вскрикнула от удивления. Имгады придержали скакунов, поняв, что началась игра другая, более отчаянная и серьезная. Дымчатый скакун вождя несся вперед, едва касаясь земли. Так мчались они, щеголяя своей красотой, – девушка на белом скакуне с желтым ахрером, поднятым как знамя над головой, а за ней – черный Аллар на сером скакуне.

Тэллюа делала круг. Аллар ударил своего скакуна, и расстояние между всадником начало сокращаться… Клочья пены летели с животных…

– Аллар!! Аллар!!! – ревели имгады.

– Тэллюа!! Тэллюа! – вопила толпа.

Особенно старались женщины – их визг покрывал все. Порядок нарушился. Жители села выбежали на арену, топали ногами и орали имя девушки, словно бросая вызов туарегским разбойникам.

Аллар уже близко… Склонившись к седлу, он вытягивает вперед правую руку…

– А-а-а-а-а-а… – ревели имгады.

– Э-э-э-э-э-э… – визжала толпа.

Аллар настиг девушку и почти схватил ее. Но в последний момент она сделала резкое движение, скакун ее рванулся в сторону, и Аллар тяжело пронесся мимо.

Теперь зрители окончательно потеряли самообладание. Они колотили о землю палками, прыгали и, схватившись за волосы, выли от возбуждения. Снова поворот – и Тэллюа вышла на дорогу, идущую мимо зрителей. Вот они мчатся, как вихрь, – животные и люди вне себя от напряжения, в воздухе кружатся гривы и волосы, клочья одежды и хвосты… И высоко вверху тонкая смуглая рука девушки держит отчаянно вьющийся ярко-желтый щит, которым она дразнит феодала!

На арене появились четыре молоденькие девушки. Это танцовщицы из Улед Наил, лучшие в Северной Африке исполнительницы танца живота. Их лица густо раскрашены и неподвижны – это условные маски. Длинные волосы закинуты за спину, переплетены пестрыми лентами и монетами – цветным пучком они свешивались почти до земли. Груди прикрыты бархатными тарелочками, торс обнажен, на ногах– широкие прозрачные шальвары и цветные туфельки на высоких каблуках. Тоненькие и гибкие, как лозинки, девушки выстроились в ряд, держа в руках большие бубны. Старый араб взял инструмент, похожий на гусли, и танец начался.

Разгоряченная я возбужденная «фантазией», толпа нетерпеливо разглядывала девичьи тела. Они слегка дрожали, чуть слышно звенели бубенцы. Музыка зазвучала громче и веселее – танцовщицы оживали, поднимали бубны высоко над головами и хором вскрикивали в такт мелодии. Их желтовато-бронзовые тела вились, каждая мышца плясала свой особенный танец, груди трепетали…

Музыкант ускорил темп. «Ай! Ай! Ай!» – вскрикивала толпа. Порядок нарушился, но, когда первый потерявший голову человек выскочил на арену, музыканты сделали громкий аккорд и оборвали мотив. Девушки убежали, разгоряченная толпа недовольно рычала.

На арене опять перемена. Снова появился заклинатель змей. Четырьмя досками он вместе с помощниками огораживал небольшую площадку. Потом внесли две корзины, долго тыкали в них палками и, наконец, вытряхнули на площадку двух разъяренных змей.

Змеи были приблизительно одинаковы по размерам. Сначала они пытались расползтись, но палками их бросали друг на друга, и змеи начали бой не на жизнь, а на смерть. Толпа издала крик жестокой радости и стихла. В напряженной тишине слышался отвратительный шелест пресмыкающихся. Они приподнялись на хвостах и начали медленно сближаться– рывками, по сантиметрам. Сделают движение – и замрут на месте, покачивая маленькими головками. Пасти широко раскрылись, тонкие язычки торчали вперед… «Х-х-х…» – шипели обе от ярости и предсмертной тоски… И снова рывок… И снова покачивание…

Гадины сближались. Ближе… Еще ближе… «Х-х-х», – слышится в мертвой тишине их мерзкое шипение. Ван Эгмонд платком отер со лба крупные капли пота…

Молниеносно одна из змей кинулась вперед, схватила другую за челюсти и втянула ее голову в свою раскрытую пасть. Всё произошло мгновенно, почти неуловимо для глаз. Рывок! И вот уже обе лежат на песке… Одна начала заглатывать другую, в тишине слышен хлюпающий звук… Отдохнет, полежит неподвижно и снова всасывает торчащее из пасти тело другой. В смертельном отчаянье побежденная вилась кольцами, подбрасывалась вверх, завязывалась узлами, цеплялась за выступы почвы и все-таки глубже и глубже уходила в глотку. Минуту у раскрытой пасти судорожно дергался тонкий хвостик, потом скрылся и он. Гнусно раздувшуюся гадину загнали в корзину. Люди ревели и наступали на арену.

Ужасное зрелище вывело из себя и сдержанных европейцев. Лионель держал руку на кобуре пистолета… Гай забыл, что это и есть тот момент неописуемого возбуждения африканской толпы, который он обязан взять на пленку. Сейчас ему было не до работы…

Тэллюа тоже вне себя.

– Теперь смотри, Большой Господин… Будет самое большое, – с трудом хрипит она сквозь зубы.

Загипнотизированные, объятые порывом возбуждения, они не услышали ни топота, ни звука шагов. И вдруг Гай, как будто вышел из тумана, медленно оглянулся, увидел притихшую толпу и бледные лица Лионеля и Лоренцо.

По арене прямо к ним шел араб-рабочий. Откинувшись назад, он прижимал к груди груду золота – кубок, чашу, браслеты… За ним двигались еще двое. На самодельных носилках они несли безжизненное тело европейца – его бледная голова свесилась, льняные волосы мели песок.

Подойдя, носильщики осторожно опустили на землю тело и положили рядом искрящиеся на солнце сокровища.

– Золото!! – пронзительно взвизгнул Лоренцо. – Наконец-то!!