Текст книги "Учитель афганского"
Автор книги: Дино Диноев
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Стас спросил:
– Он кричит и молится. Вы, верно, думает, что от страха?
– А от чего же еще? – сказал Дэвид, выглядевший довольно бледно. – Я бы боялся. Ну, ты и зверюга, Длинный.
– Я заметил, что когда ты относишься ко мне нормально, то называешь Стейси, а когда херово как сейчас, то Длинный. Но не в этом суть. Гирей хочет, чтобы считали, что он боится. На самом деле он радуется! Молитвы читаешь, думаешь, Аллах заберет в рай? Смерть от руки кафира почетна, и погибший отправляется туда прямиком. Так ведь? Так.
– Какая разница, кто куда отправится? Прекрати! – тихо сказал Канн.
– Не скажи, для него большая. Уже через минуту он бы разгуливал по райским кущам, а сладкоголосые пэри ласкали бы его вечно, – Стас сделал паузу и жестко добавил. – Нет, дорогой Гирей. Дорога тебе прямиком в ад! Ты обречен на вечные муки!
Гирей замер, перестав молиться.
– Что же ты остановился? – деланно удивился Стас. – Ты тоже заметил, что веревку привязали не там? Ну-ка ребята, накиньте ему петлю на шею! – так помогать ему никто не спешил, он сделал все сам, потом взялся за полученный веревочный ошейник и потряс, приговаривая. – Ну что, скотина, сейчас будешь говорить? Ты ведь знаешь, что удавленники в рай не попадают. Тамок тебя ждет. На веки вечные. Вешай его, Эдди!
Но не успел снайпер подойти, как Гирей каким-то чудом выскользнул из рук Стаса, опять напомнив Стасу о неизвестном ему способе борьбы, но, не имея возможности прорваться сквозь частокол обступивших его людей, он покатился по земле, раздирая щеки ногтями.
Карадайн прекратил это безобразие, опять схватив за шкирку и приложив как следует к горячему котлу.
– Где Гюлли?
Гирей отнял руки от лица и глухо проговорил:
– У меня дома в яме.
Как они не нашли ее, ведь практически на ней умывались. Когда скинули в сторону старый фанерный лист, сидящий на глубине трех метров толстый шарообразный сверкающий потной лысиной человек поднял голову на шум.
– Сержант Бакстер, предайте Стейси автомат! – рявкнул Карадайн, заставив всех вздрогнуть.
Шипилина хотят убить
Олег заявился к Снигиреву с утра. Эксперт разговаривал по телефону с начлабом, но все равно нашел время, чтобы, оторвав трубку от уха, бросить:
– Для вас есть очень интересные вещи. Очень. Подождите минутку, я только закончу с Нестеровым.
По всему чувствовалось, что Снигирев готов сообщить нечто важное. Он был радостно возбужден, на лице играл румянец, от избытка чувств эксперт даже подмигнул Олегу.
Закончив разговор, он не успел положить трубку, как раздался новый звонок.
– Что такое у них с утра? – недовольно пробормотал Снигирев. – Не дают поговорить. Сговорились что ли?
Когда он послушал, на лице возникло удивленное выражение.
– Вас, – сказал он, передавая трубку. – Какая-то женщина.
Олег взял трубку, и когда женщина заговорила, он поначалу решил, что это Светлана, но оказалось, Ольга Сергеевна.
– Нам надо встретиться, – сказала она.
Олег глянул на часы и профессионально отметил время. Пять минут девятого.
– Что случилось? – спросил он. – У вас все нормально?
– Ничего не случилось, но у меня к вам серьезный разговор. Мы не могли бы сейчас встретиться?
– Это не совсем удобно. У меня сейчас срочное дело. Нельзя ли перенести на вечер. Или нет. Давайте встретимся в обеденный перерыв, – Олег решил, что не уступит несмотря ни на что.
– Это касается Светы.
– Светы? – при упоминании этого имени вся неуступчивость Олега куда-то делась. – Приходите, я закажу вам пропуск.
– Я уже приехала. Вы не могли бы выйти на улицу? Это ненадолго, прошу вас.
– Хорошо, – Олег положил трубку. – Иван Иванович…
– Я все понял, – Снигирев скромно потупил глаза. – Шерше ля фам. Конечно, идите. Я потерплю полчасика, зато потом держитесь. Такого вы еще не слышали. Откуда у вас эта странная рукопись, дорогой мой?
– А что с ней?
– Идите, идите, еще успеем наговориться. У нас намечается долгий и чрезвычайно занимательный разговор.
Когда Шипилин вышел на улицу, и к нему подошла Ольга Сергеевна, он поначалу ее не узнал. Она изменилась разительно. Место вчерашней веселой хозяйки заняла серьезная одетая в строгий темный костюм женщина со скорбно поджатыми губами.
– Что с вами произошло? – спросил Олег.
– Со мной ничего. Я хотела поговорить с вами о Свете. Давайте немного отойдем, я не хочу, чтобы она увидела нас вместе и узнала о том, что я вам сейчас скажу.
– А что вы хотите мне сказать?
– Пожалуйста, не заводитесь, Олег. Я не хочу, что с самого начала разговор пошел в неправильном русле. Я желаю вам обоим только счастья. Дайте закурить.
Шипилин протянул пачку «Примы». Женщина глубоко, по-мужски, затянулась, при этом на лице разом обнажились незамеченные ранее Олегом морщины.
– Мне трудно говорить, но не сказать этого я позволить себе не могу. Я не спала всю ночь, обдумывая все те слова, что сейчас услышите вы.
Шипилин мысленно поторопил ее. Снигирев ждал его, и ему в любой момент могло надоесть это занятие, и он мог уйти по своим многочисленным делам. Ищи-свищи его потом. Олег кожей чувствовал, что тянуть с долготерпением эксперта нельзя. К тому же он совершенно не понимал, что хотела от него эта женщина, и ситуация начинала его тяготить.
– Света мне как дочь, – продолжала тем временем Ольга Сергеевна. – Так получилось, что Галя, ее мать, не смогла бросить службу, а я тогда не работала и взялась присмотреть за малышкой. Даже в больнице пришлось с ней полежать.
– Ольга Сергеевна, – взмолился Олег, – извините ради Бога, меня там люди ждут.
– Простите, простите, – словно опомнилась та. – Я не хотела вас задерживать. Я только хотела сказать вам, что Света, конечно, взрослая женщина, и сама может решать с кем ей встречаться, но я вас прошу, Олег, оставьте ее в покое.
– Почему? – опешил он.
«Такая красивая пара», – вспомнил он ее вчерашние слова и подытожил, что женщины непредсказуемы.
– Понимаете, это ее первая серьезная влюбленность. Она все уши прожужжала о вас, сплошные восторги. Я разбираюсь в людях и могу утверждать, что это не любовь, а что-то вроде обоготворения ученицами своего учителя. Это все преходяще, понимаете? Света сущий ребенок, она совершенно не разбирается ни в людях, ни в жизни, и я не хочу, чтобы она потом испытала горькое разочарование. Посудите сами, вы же взрослый человек, разве вы являетесь тем самым идеальным героем, которого она себе нафантазировала?
«Она все врет», – неожиданно понял Олег. Даже не понял, ощутил.
– А ведь это не основная причина, которая привела вас сюда? – резко спросил он.
– Почему вы так решили?
– Иначе вы не мучились бы всю ночь и не примчались сюда в восемь утра. Для подобных размышлений тема должна быть более серьезной, нежели мысли о влюбленности вашей племянницы. Ей уже за 20. Что у нее никого не было?
– И какая должна быть тема? – горько усмехнулась она.
– Например, собственная жизнь. Я знаю, вам трудно об этом говорить, но вы начали сами. Дело в том, что, потеряв мужа, вы возненавидели миротворцев, и теперь все, кто сотрудничает с ними, для вас предатели – так?
– А что если так? – спросила она с вызовом, он вызов спокойно принял.
– В таком случае, Ольга Сергеевна, должен вам заметить, что, придя ко мне, вы меньше всего думали о Свете, а если и думали, то не совсем лестно для нее. Сейчас я объясню почему. Во-первых: вы не доверяете своей любимой племяннице, считая ее не способной на серьезные чувства, или скажем испытания. Тем самым вы ставите ее гораздо ниже по жизненной шкале, нежели себя. Вы то сами достойно пережили обрушившуюся на вас катастрофу. Почему же тогда вы считаете, что Света слабее и глупее вас?
– Господи, откуда вы можете знать, что я пережила? – воскликнула она. – Я же чуть не тронулась. Даже сейчас, садясь за стол, я иногда По-привычке ставлю на стол лишний прибор.
– Простите, – повторил Олег.
Она с трудом успокоилась.
– Ничего, уже прошло. Раньше было невмоготу, а теперь я уже свыклась с мыслью о том, что буду всегда одна. Но я не хочу, чтобы мою судьбу повторила Света.
– В каком смысле? – опешил Шипилин.
– Люди продолжают гибнуть, Олег, вы должны об этом знать!
– Ольга Сергеевна, пожалуйста, тише!
– Извините. Вы знаете, сколько людей погибло у вас в Управлении с момента ввода миротворцев?
– Их убили бандиты!
– Которых так и не нашли! На самом деле убираются неугодные и недовольные!
Шипилин об этом никогда не думал, но сейчас прикинул, что потерь действительно многовато.
– Вы думаете, это миротворцы?
– Миротворцы, – она горестно усмехнулась.
Он заявил со всей решимостью:
– Я не сказал, что во-вторых.
– И что же?
– Меня не убьют.
Она остановилась, внимательно посмотрела на него, улыбка тронула ее губы, и она быстро поцеловала его в щеку.
– Вы на меня не обиделись? – спросила она.
– Помилуй бог, за что? Это вы меня простите за то, что вас чуть ли не эгоисткой назвал. Не знаю, как это у меня вырвалось.
– Совсем еще мальчик, – вновь улыбнулась она. – Ну что ж, живите своим умом. Проводите меня до остановки. А вас невозможно сбить с толку, потому что у вас железная логика. Миша точно такой был.
Олег проводил женщину на автобус, когда вернулся, у крыльца курил Гот. Обычно здесь было полно народу, но стоило выйти куратору, крыльцо одномоментно опустело.
– Вы опоздали на работу, мистер, – процедил американец.
– Я уже отметился в электронном турникете, – злорадно пояснил Шипилин.
Надо же, столько ругали железяку, такие деньги выкинули, а полезная вещь оказалась. Теперь пришить опоздание куратору не удастся. На память пришли строки инструкции:
«При многократном нарушении дисциплины, куда входят и опоздания, работник подлежит увольнению с постановкой на учет в штаб МС как неблагонадежный элемент».
– Пройдемте в кабинет, – без интонаций проговорил куратор.
– Мне к эксперту надо.
– Согласно инструкции вы должны беспрекословно выполнять указания куратора.
Надо же, какое сложное слово выучил. Беспрекословно.
– А к эксперту вы успеете, – ехидно усмехнулся Гот.
Пришлось подчиниться.
В кабинете куратора, несмотря на зиму молотил кондиционер, и воздух был ледяной, словно американец боялся испортиться. Насколько помнил Шипилин, во всех кабинетах миротворцев круглогодично и круглосуточно работали кондиционеры. Циркуляция воздуха снаружи была перекрыта, точно они не хотели дышать одним воздухом с аборигенами. Как выразился бы Шипилинский контингент: западло.
Гот ткнул Шипилину пальцем на стул, сам опустился в роскошное кожаное седалище по другую сторону черного, словно уголь стола с мерцающим айпотом в спящем режиме.
– Мы предлагаем вам сотрудничество, мистер.
– Я и так сотрудничаю. Бандитов ловлю.
– Не надо так шутить. Наш разговор записывается.
– Какие уж тут шутки? На днях была перестрелка, у нас даже машину прострелили.
– Хватит! – Гот хлопнул по столу раскрытой ладонью, даже айпот возмущенно мигнул и проснулся. – Вы вчера сильно провинились.
– А что вчера? – Шипилин сделал невинные глаза.
– Вы посягнули на миротворца!
– Не было этого!
В глазах у Гота мелькнуло злорадство. Обстановка ему жутко нравилась. Обычно, подчиненным это ничего хорошего не сулило.
– Прочитайте это!
Он толкнул к нему скрепленные стиплером листы. Да так ловко это проделал, что листы прокатились почти три метра. Шипилин думал, что такие трюки им только с пивными кружками удаются. Олег прочитал, и даже в ледяной атмосфере чужого кабинета ему сделалось невыносимо жарко.
На верху лежала объяснительная лейтенанта Карнаухова, в которой он описывает вчерашние события, причем, даже те, что произошли за двумя парами дверей от него, и которые он видеть никак не мог. Ведь в момент, когда Шипилин ударил Гота, они находились в лаборатории, а Карнаухов у себя в кабинете оперов.
Вот если бы Снигирев написал, тогда ясно. Шипилин полистал, но объяснительной эксперта, как ни странно не нашел. Ведь дед должен был самый первый его сдать. Неувязочка вышла. Вместо этого шли акты экспертизы, сделанной почему-то в Загоре, в штабе МС. Не ближний свет, в область мотаться. Снимки фингала на торсе куратора во всех немыслимых ракурсах. Да так много, что казалось, что это разные, и у куратора живого места на теле нет.
Шипилин с отвращением оттолкнул от себя листы.
– Как вы Карнаухова на это подписали? – вырвалось у него.
Нормальный парень был. Прав, Ольга Сергеевна, с ними со всеми что-то происходит.
– Он такой смешной. А когда волнуется, заикается еще сильнее. Мычал у меня в кабинете, рукой махал, я ему сказал: «Лучше напишите, мистер». Он и написал.
– Вам нравится унижать людей?
– Люди есть объект для работы.
Шипилин поймал себя на том, что сидит со сжатыми кулаками. Один раз он так сидел (еще в школе, в классе), а здоровяк Бугров трепал языком, трепал, издевался над ним. До тех пор, пока Шипилин не встал и без базара так врезал, что Бугров до самой доски катился, не хуже кураторских листов. До сих пор на вечер встречи выпускников не ходит, когда Олег там.
– Не переживайте так, мистер.
Куратор как заправский бармен метнул еще один испачканный лист.
«Договор о сотрудничестве.
Я, Шипилин О. И., обязуюсь сообщать представителям штаба МС НАТО о следующих событиях, происходящих в УВД г. Алги:
1. разговоры провокационного характера о миротворцах.
2. саботаж приказов чиновников из числа миротворцев.
3. наличие гомосексуалистов среди коллег.»
– Стучать на своих это понятно, но вот последний пункт вызывает вопросы. С какой целью вас это интересует? Хотите найти сексуального партнера.
Если Шипилин хотел вывести Гота из себя, это ему не удалось ни в коей мере. У куратора, словно у вампира, напившегося парной крови, было чудесное настроение.
– Сексуальная ориентация у меня традиционная, – ухмыльнулся он. – Так вы подписываете?
– Нет.
Гот не выглядел удивленным.
– А дам вам время до обеда. Вы сами ко мне придете. Или придут за вами. Посягательство на жизнь миротворца серьезное преступление.
– Расстреляете?
– Ну, зачем вы так? – Гот вытянул губы трубочкой, постучал пальчиками друг о дружку, падре. – Вашу судьбу решит суд.
– Или бандитский нож из-за угла.
– Что вы имели в виду? – Гот поддался к нему. – Можете повторить?
– А вы пленку перемотайте и послушайте.
Шипилин рывком отодвинул стул и пошел к двери. Куратор бросил ему в спину:
– Вы вернетесь, мистер, я это знаю точно.
Когда, наконец, после всех перипетий и спустя почти два часа позже срока, который запланировал, Шипилин попал в лабораторию, то застал в ней завлаба Нестерова.
– Где Снигирев?
– Увезли. Ты что ничего не знаешь?
– Что случилось?
– Сердечный приступ, – ответил врач.
– Он же на сердце никогда не жаловался.
– Это ничего еще не значит, – завлаб оглянулся и продолжил уже тише. – Ты что, действительно ничего не знаешь?
– Я был немного занят. А что я должен знать?
– Сам я не видел, к сожалению, но говорят, Гот на него наехал. Орал в голос, ногами топал, в лицо жвачку ему бросил. Ну, Иван Иваныч и не выдержал.
В комнате витал резкий запах медикаментов. По столу раскатились опустошенные ампулы из-под уколов, ватки со следами крови.
Остро припомнилась ехидная улыбка Гота, когда он говорил об эксперте, что тот не сможет его принять. Он уже тогда знал! Да что ж за нелюди такие. За океаном их в бочках выращивают, что ли как растения.
Шипилин опустился на корточки. То, что он искал, лежало на виду, облепленное пылью и волосами. Он взял его в руки.
Покидая лабораторию, он олицетворял собой ярость.
Гота он нашел на первом этаже разговаривающим со Светланой Вернигор. Куратор слыл любвеобильным и всегда усердно увивался возле девушек. Случались от него и залеты, тогда сотрудниц втихую увольняли. С миротворцами сориться себе дороже.
Приближаясь, Олег уловил последнюю фразу:
– Я хорошо отношусь к людям, Светочка, и также и думаю о них. По долгу службы забочусь об их духовном уровне. Это замечательный фильм, Светочка, вы должны его посмотреть. Билеты на сегодняшний вечер. Очень дорогие места, так называемые, для влюбленных.
Мяукая, Гот сделал попытку приобнять девушку, однако рука застряла где-то на полпути, и Олег молча вернул ее на место.
– В чем дело, мистер? – выразил недовольство Гот.
– Олег, что с тобой? – изменившись в лице, испуганно проговорила Света.
– Со мной ничего. Я хотел с куратором поговорить.
Гот понял его по-своему.
– Я же сказал, что вы вернетесь. Пройдемте в кабинет.
Он размашисто пошел вперед. Шипилин за ним. Следом увязалась и Вернигор.
– Олег, с тобой действительно все нормально? – спросила она уже в кабинете.
– Светочка, выйдите, пожалуйста. Нам надо делать бизнес, – Гот по-прежнему ничего не понимал.
Ну, взволнован немного человек, но эти аборигены вообще странные. Он в свое время такую же подписку в колледже давал, так даже не покраснел. Бизнес есть бизнес. Необразованная нация, одним словом.
Гот сел в свое огромное седалище, по пути ткнув пальцем на стул. Тот был один, но ничего, женщина постоит. Однако Шипилин, не останавливаясь, прошагал мимо стула и навис над куратором.
– Так говоришь, о людях ты заботишься? – спросил он. – Хотелось бы уточнить, о каких. И орать ты, оказывается, можешь. И старых людей запугивать. Где тебя этому учили? В твоем миротворческом корпусе? Что ж. Человека ты до реанимации довел, долг свой миротворческий выполнил. Может, тебе пора домой убираться? Гоу хоум? Я тебя сюда не звал.
Гот онемел от такой наглости, потом его прорвало. Он не кричал, он шипел.
– Вы отдаете себе отчет, мистер, что только что сейчас сказали? За одно это, вы можете надолго отправиться в тюрьму. Закон 7–8 о миротворцах!
– Ну, зачем же вы так превратно толкуете мои слова. Я всего лишь хотел вам помочь. Вы на свидание с девушкой идете, оказываете так сказать честь местным аборигенам, а как же свежее дыхание. Жвачку вы ведь одному старому варвару в лицо залепили. Это надо исправить.
Гот успел только что-то предостерегающе каркнуть. Каркуша нашелся.
Олег схватил левой рукой поперек челюсти, разжал. Гот дернулся, но видать слабо тренировался, а варвар был чересчур силен даже по местным меркам.
В другой руке у Олега оказался большой ком жвачки б.у. с прилипшими волосами и мелким мусором, и он вложил его куратору в пасть, после чего сжал Готу нос, намертво перекрывая доступ кислорода.
– Жуй, скотина, – велел он. – Глотай. Не то «скорую» тебе уже придется вызывать, но она тебе не поможет.
Гот, задыхаясь, зажевал быстро-быстро. Бегом вернувшаяся Светлана повисла у Олега на руках, и он был вынужден их разжать, но для Гота было уже поздно: жвачку он успел сожрать.
– Что ты наделал! – воскликнула Света. – Ты все испортил, Шипилин. Ты все испортил.
Гот выхватил из кармана сотовый.
– Ты поедешь военны турма! – боже, какой у него прорезался акцент.
Шипилин двинулся на него, Гот даже сделался меньше на своем седалище, скорее всего, частично уехал под стол.
Между ними встряла Вернигор. Толкая сжатыми кулачками в грудь Шипилина, она вытолкала его в дверь. Он видел только ее оглушенное горем лицо, потом дверь захлопнулась, и щелкнул замок.
Шипилин дернул за ручку с такой силой, что она едва не осталась у него в руках. Раздался предостерегающий окрик, его попытались оттащить. Вскоре на нем повисли трое, включая начальника отдела подполковника Зажарского. Подполковника Шипилин хорошо знал и уважал, и возможно только это предотвратило большую драку.
– С ума сошли, лейтенант? – вскричал Зажарский, но Шипилин неотрывно смотрел на запертую дверь, словно желая запомнить каждый узор филенчатой двери.
Он отвел Шипилина в его кабинет и оставил под присмотром двух коллег. Тот впал в ступор, никого не видел и не слышал. Перед глазами была лишь захлопнувшаяся дверь. Он сжимал и разжимал кулаки. В душе у него возникла пустота.
Когда Света вытолкнула Шипилина, она закрыла дверь на защелку. Теперь ее можно было отомкнуть только изнутри. Самое страшное, что она знала, зачем она так сделала и от охватившего ее ужаса на некоторое время, словно потеряла сознание. При этом она сохранила способность передвигаться с открытыми глазами, и даже села на стул, на который куратор указал пальцем.
Сам он не садился. Расхаживал по кабинету и сокрушился вслух.
– Как работать, Света? Нам очен тяжелоу. Нас не понимайт.
– Что будет с Олегом? – помертвевшими губами спросила она.
Гот принял сокрушенный вид.
– Я обязан сигнализироват. Один звонок энд Загора, и приедут милитари. Военный.
– Не надо никуда звонить, – тихо попросила она.
– Это от меня не зависит.
– Я для вас все сделаю.
Она думала, что он кинется на нее после этих слов. Многое она слышала от подружек про этого жеребца. Но он метнулся в сторону, плюхнулся в кресло, задрав ноги.
– Все? – деловито уточнил он.
Снова вскочил. Порывисто подошел, положил ладонь ей на затылок, погладил. Он специально встал так, чтобы ширинка оказалась напротив ее лица. Сильный запах отдушки перебил шлейф застарелой мочевины.
– Ты ошен красивый вумен.
В голове у нее словно в вакууме переваливались совершенно неадекватные ситуации мысли. Она подумала, почему вдруг у него прорезался этот дикий акцент. Ведь он всегда говорил довольно чисто, и всегда кичился этим.
Продолжая гладить ее, куратор уставился задумчивым взглядом в окно, а другой рукой расстегивал ширинку.
– Ошен-ошен велл!
Она отпихнула его и встала.
– Я так не могу!
– Тогда я звонить Загора!
– Я не об этом. Надо сначала сходить в ресторан, ну должна быть прелюдия!
Куратор глянул на вялый член. Эрекции не было.
– Прелюдия, окэй! – сказал он. – Мы не животный, мы цивиль раса!
Шипилин подумал, что, пожалуй, самое плохое за сегодня с ним уже произошло.
Но он был неправ.
День, не задавшись с самого начала, не задался и дальше.
Когда Олег позвонил в больницу, намереваясь узнать о самочувствии Снигирева, с больным разговаривать ему запретили, тот находился в реанимации.
Весь день Олега донимали звонки. Звонили нынешние и бывшие коллеги. Слухи о скандале дошли до начальника УВД.
– Большую вы глупость совершили, лейтенант, – пророкотал в трубке начальствующий рык. – Если Гот оформит официальный запрос на твою выдачу, мы должны будет передать тебя миротворцам.
– Да я все понимаю.
– Ничего ты не понимаешь, пацан. Они же тебя в Загору, на опорную базу повезут! – и начальник так шмякнул своей трубкой, что наверняка расколол.
К концу рабочего дня он был выжат словно лимон. Когда пришел наконец черед идти домой, он вышел на крыльцо управления, закурил и не почувствовал вкуса сигареты. Вторая пачка за день.
Днем он пытался дозвониться до Вернигор, но она не захотела с ним разговаривать. Шипилин остро чувствовал вину перед ней.
Он видел, как Гот под ручку со Светой сели в «Форд» куратора и отъехали.
Олег отшвырнул сигаретину и направился к остановке.
На остановке было много народа, и Олег встал чуть в стороне. Погода портилась на глазах, небо потемнело от снеговых туч, стала накрапывать ледяная крупка.
Олег поднял воротник куртки и вместе с другими, оставшимися за пределами остановки, запоздало двинулся под защиту крыши.
Народу набилось как сельди в банку.
Олег упирался что есть сил, но набежавшая толпа сдвинула даже его, притиснув к прозрачной перегородке.
В этот момент все и произошло.
И как Олег углядел киллера? То ли прочел что-то в глазах окружающих, то ли сработало чисто милицейское чутье. Обернулся и увидел сквозь прозрачный пластик, как стоящий снаружи мужчина довольно отталкивающей наружности, лицо все в прыщах, поднял и уставил на него пистолет.
Единственной его ошибкой стало то, что киллер подошел слишком близко. Шипилин дал ему с правой прямо через перегородку. Задел то ли руку, то ли оружие, но прицел сбил. В ту же секунду Олег вышел сквозь перегородку сам.
В это трудно было поверить, потому что пластик делали в России, то есть с расчетом на то, что его будут пробовать разбить ломом. Однако Шипилин прошел через бронированный пластик, как если бы он был не прочнее папиросной бумаги.
Не мешкая, он обрушил на противника удар в корпус. Видно тот был в бронежилете, и ощущение последовало такое, как если бы Шипилин угодил рукой в дверную ручку. Однако удар был такой силы, что киллера буквально смело.
Повалившись, киллер успел поднять пистолет. Выстрел и страшный удар ногой, сломавший бандиту руку, слились воедино. Пуля, пролетевшая в опасной близости, отозвалась колоколами в голове у Шипилина, с задетого уха брызнула кровь.
Не обращая внимания на хлещущую кровь, Шипилин наступил бандиту на искалеченную руку и крикнул:
– Кто тебя нанял? Говори! Убью!
После чего достал табельный пистолет и выстрелил ему в ухо. Когда брызнула кровь, он подумал, что слегка промахнулся, и действительно угробил. Но нет. Башка была цела. А так получилось: ухо за ухо.
– Не убивай, я все скажу! Мы зовем его американец, – в ужасе затараторил несостоявшийся киллер. – Он у вас где-то в ментовке работает.
– И часто он вам звонит? Многих ты уже положил?
– Век свободы не видать, в первый раз подписался!
– Так я тебе и поверил.
Шипилин вздернул бандита на ноги и с хрустом надел на него наручники.