Текст книги "Серебряный лебедь"
Автор книги: Дина Лампитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
В конце концов паутина, которая с самого рождения опутывала своими нитями Мелиор Мэри, как и всех предыдущих наследников знаменитого замка Саттон, оплела ее со всех сторон. Все действующие лица нашего необыкновенного и печального спектакля ушли из этого мира: Сибелла – на заре своей жизни, брат Гиацинт – ощутив лишь мгновенное счастье, Митчел – переполняясь нерастраченной и невостребованной любовью. Только Джозеф и его Черномазый избежали страшных сетей – они порвали с замком Саттон навсегда, поклявшись никогда не показываться в этом зловещем месте, и зло, угрожавшее всем близким прямого наследника поместья, обошло их стороной.
Теперь жизнь Мелиор Мэри подходила к концу так же быстро, как стремятся упасть на дно последние песчинки песочных часов. Хозяйка замка Саттон очень ослабла, но это было ей уже безразлично. Каждый день ее существования был днем, прожитым в заточении, в неволе, и она, как и было предсказано, познала и безумие, и отчаяние. Но все-таки Мелиор Мэри часто молилась перед алтарем в призрачной гнилой часовне, которая была когда-то Длинной Галереей.
– Пресвятая дева Мария, смилуйся, вспомни о несчастной рабе твоей, которая так боится одинокой смерти. Пошли мне кого-нибудь, кто обнимет меня в мой последний час, вселит в меня смелость перед тем, как я отправлюсь к тебе. Умоляю, помоги мне! Я ведь совсем одна перед лицом моего врага – замка Саттон.
Но самым печальным и ужасным было то, что она забыла, почему так ненавидит этот дом, почему целью всей оставшейся жизни стало разрушение и уничтожение ее поместья. Мелиор Мэри уже на могла сказать, что побудило ее пренебрегать тем, что так любил сэр Ричард Уэстон, и по какой причине она так страстно желала, чтобы замок разрушился до ее смерти.
– Помоги мне, – молила она. – Прошу тебя, не оставляй меня еще дольше в моем одиночестве.
И тогда, как и в любой ситуации, наступило равновесие. Чаши весов застыли на одном уровне, и для этого потребовалось только небольшое усилие со стороны той, кто в этом нуждался. Затем чаши слегка поколебались, и одна из них начала перевешивать на сторону Мелиор Мэри. И одновременно появилась сила, способная бросить вызов даже проклятию, наложенному на род Уэстонов семь столетий назад. Добро было готово бороться с силами зла.
Потомки рода Фитсховардов, обладающие таинственным магическим даром, как и их предки около двухсот лет назад, услышали призыв. Дар, которым были наделены Сибелла и Мэтью Бенистер и которого оказался лишен их сын, снова расцвел в троих детях Гарнета Гейджа. Они и без помощи старинных зеркал знали, что надо делать.
– Мы должны поехать к нашей кузине Мелиор Мэри, – сказала Пернел отцу.
Он удивленно посмотрел на нее:
– Зачем? Почему тебе пришло это в голову? Вы никогда ее не видели и ничего о ней не знаете.
– Она умирает.
Оба близнеца тоже умоляюще смотрели на него одинаковыми глазами.
– Это правда, отец. Она одинока, ей страшно. Позволь нам поехать к ней.
Бриг Линден[2]2
Linden – липа (англ.).
[Закрыть], муж Пернел, который в полном соответствии со своим именем был таким же стойким и твердым, как липа, поддержал их:
– Они должны поехать, если считают, что это необходимо, сэр. Они никогда не ошибаются.
Живя бок о бок со своей женой и проводя много времени с ее братьями, Бриг давно понял, что в них заключена какая-то невидимая, но чрезвычайно могущественная сила.
И Сара, жена Гарнета, до сих пор такая же самоуверенная, как и все Миссеты, сказала мужу:
– Будет тебе, Гарнет. Ты же знаешь о своей наследственности. Это передалось твоим детям. И если их предчувствие так сильно, ты должен отпустить их. Ведь кузина Мелиор Мэри была подругой моей матери, Тэмсин, когда они вместе похищали королеву Клементину. Мне даже рассказывали, что она протянула руку и поприветствовала меня, когда я еще толкалась в утробе матери.
Все смотрели на него, и он даже растерялся.
– Ну что ж, хорошо, хотя я все равно считаю эту затею весьма глупой. Бриг и мои внуки останутся здесь, а вы можете ехать. Вы найдете ее в огромном замке недалеко от Гилфорда. Замок называется Саттон, как и все поместье.
– Мы знаем, – ответила Пернел.
Они уехали из Испании, но сначала отправились в Лондон по поручению Гарнета, который унаследовал от Джозефа серебряный рудник, а потом долго бродили под чистым и теплым июньским дождем и разглядывали улицы, названные именем Мелиор Мэри Уэстон.
– Когда-то она обладала всем этим, – заметил Джекоб.
– Да. Кузина Мелиор Мэри была первой красавицей Лондона и активно занималась продажей и покупкой недвижимости.
– А что же помешало ей продолжать в том же духе?
– Она неразумно влюбилась. Но кто не совершает таких ошибок? Просто проклятие, лежащее на ее доме, сыграло свою роль, и о ней все забыли.
– Однако улица Мелиор останется здесь даже после ее смерти еще на долгое время и будет постоянно напоминать о ней, – сказала Пернел.
Но братья-близнецы промолчали. Пора было отправляться в пригород. Время начинало бежать в стремительном темпе.
Каждый новый день в жизни Мелиор Мэри начинался одинаково: она вставала, одевалась и завтракала в полном одиночестве; а потом гуляла в саду, молилась, долгими часами простаивала у окна часовни, которая когда-то была Длинной Галереей, хотя уже не помнила, кого высматривает вдалеке. Но, несмотря на это, она все равно проводила время именно так – вглядываясь в сумерки за окном, ожидая чего-то.
Но этой ночью она, почувствовав неимоверную слабость и с трудом передвигаясь по дому, увидела, что по парку действительно кто-то скачет. Пробираясь между деревьями, к замку Саттон приближались всадники. Фиалковые глаза Мелиор Мэри стали еще напряженнее вглядываться туда, где мелькали коричневые бархатные костюмы для верховой езды. К ней ехали двое мужчин и женщина.
Несчастное усталое сердце забилось быстрее. Ее молитвы услышаны! За те пять лет, которые прошли с тех пор, как к ней приезжала Анна Сьюарт, никто ни разу не навещал ее, но сейчас она ясно слышала, что по двору застучали лошадиные копыта. Гости пробрались сквозь отвалившиеся доски, которыми был заколочен Гейт-Хаус, и уже стояли у Центрального Входа. Где-то в глубине полумертвого дома прозвенел колокольчик.
В доме не было слуг, чтобы открыть дверь. Узкоглазый Том умер от ангины, а Бриджет Клоппер – просто от старости. Все это так удручающе подействовало на сына Клоппер Сэма, что он завернул в платок скудные остатки сыра и ушел прочь из этого дома. Только жена одного фермера приходила к Мелиор Мэри, чтобы приготовить для нее что-нибудь съестное, но, сделав свое дело, спешила обратно в уют и чистоту собственной кухни.
Но все-таки, несмотря на то что дверь открыть было некому, к несказанному удивлению Мелиор Мэри, дверь Центрального Входа распахнулась, и Большая Зала заполнилась звуками шагов. Она прислонилась спиной к алтарю, опасаясь пришедших.
Послышался женский голос:
– Где вы, кузина Мелиор Мэри? Мы дети Гарнета Гейджа. Вы помните Гарнета?
Необъяснимый ужас охватил ее, и она прокричала в ответ:
– Нет! Я не знаю его. Убирайтесь!
Но было уже слишком поздно. На верхней ступеньке того, что когда-то называлось Главной Лестницей, стояли три человека. Когда они подошли ближе, даже в тени закрывающего окна плюща Мелиор Мэри разглядела под дорожной шляпкой гостьи знакомые кудри и улыбающиеся глаза цвета прозрачной воды.
– Сибелла? – неуверенно спросила она. – Сибелла, это ты?
Но женщина подошла ближе и оказалась черноволосой. Мелиор Мэри перевела взгляд на двоих мужчин, очень похожих друг на друга, – на нее смотрели две пары обрамленных черными ресницами глаз, которые светились синевой полевых гиацинтов. И она заплакала – горько и безутешно, как плачут только старики. Растрепанные волосы лезли ей в рот, когда она пыталась закрыть ладонями свои впалые щеки и морщинистый лоб.
– Не надо плакать, – сказала женщина. – Пойдемте, Мелиор Мэри, возьмите меня за руку.
Один из мужчин поцеловал распятие на алтаре, шепча неслышную молитву, а другой произнес:
– Великий Боже, не дай нашей кузине умереть в печали. Позволь магии семьи Фитсховардов бросить вызов древней и могущественной силе.
За этими словами последовала внезапная тишина, нарушаемая только всхлипываниями Мелиор Мэри, а затем снизу, из Большой Залы, послышался одинокий голос скрипки. Длинная Галерея вдруг осветилась сотнями свечей, и Мелиор Мэри посмотрела на своих кузенов с нескрываемым удивлением. Перед ней, дрожащей, едва державшейся на ногах, заплясал шут. Сгнившая часовня исчезла, и все вокруг заполнили сладостные и печальные звуки скрипки.
Она взглянула в огромное зеркало, освещенное множеством свечей, и поняла, что ее представление о себе было очень ошибочным – она совсем не постарела. На нее снова смотрела красавица, некогда покорившая всех. Серебристые волосы были заколоты наверху и увенчаны длинными перьями, глаза светились, как только что распустившиеся фиалки, а платье сверкало тысячами бриллиантов. На шее же и на пальцах всеми цветами радуги переливались фамильные драгоценности Уэстонов.
Шут преклонил колено и поцеловал носок ее туфельки.
– Кто ты? – спросила она.
– Джиле, моя госпожа. Я видел вас сотни раз, но вы никогда не были столь красивы, как сегодня. Хотите, я сыграю вам на лютне?
– Да, да! – воскликнула Мелиор Мэри, захлопав в ладоши. – Я спущусь вниз между этими мальчиками-близнецами, а ты пойдешь позади нас.
Они начали спускаться по ступеням, и, миновав первый пролет лестницы, Мелиор Мэри увидела такую картину: в камине Большой Залы горел огонь, перед которым нежились в тепле два мастифа Джона Уэстона, совершенно не удостаивая вниманием людей, ходивших и разговаривавших рядом с ними. Рабочий люд и аристократы оживленно беседовали, невзирая на происхождение собеседника: ее толстый кузен Уильям болтал с какой-то молоденькой фермершей, а ее родители – Джон и Елизавета – вели беседу с Томом, который по-прежнему смотрел на них, сощурив глаза.
– А я думала, что все они умерли, – сказала она Джекобу, опираясь на его левую руку, в то время как с другой стороны ее поддерживала правая рука Джеймса.
– Жизнь и смерть – то же самое, что прошлое и будущее, – ответил он. – Между ними есть очень тонкая, как паутина, преграда, и сегодня вы можете посмотреть сквозь эту паутину.
– А что это за человек в таком древнем наряде? Вот тот, с широко открытыми глазами?
Джеймс засмеялся:
– Ваш предок – Ричард Уэстон. Взгляните, а вон там, рядом со скрипачом, танцует его сын Фрэнсис.
Объяснять, что за девушка кружится в объятиях Фрэнсиса, не было нужды – когда с ее головы слетела накидка и из-под кружев показалась воздушная масса рыжих кудрей, Мелиор Мэри воскликнула:
– Это же Роуз!
– Да, все они здесь.
И это было правдой! Сюда пришли даже люди в одеждах давно прошедших времен. Человек, которого слуга назвал лордом Нортклиффом, бормотал себе под нос, что он плохо спит, старик по имени Гетти, холодно улыбающийся одной стороной рта, был окружен притворно услужливыми и льстивыми женщинами, какой-то герцог очень много и громко смеялся, были здесь и молодые люди в гусарской форме, а девушка с волосами цвета абрикоса и бесстыдными зелеными глазами присела перед Мелиор Мэри в реверансе и сказала: – Леди Горация Вальдгрейв к вашим услугам, мадам.
Она увидела старого скрипача, который когда-то играл у них на Рождество. Тогда она так и не потанцевала в объятиях Гиацинта. Этот же скрипач развлекал гостей на свадьбе Сибеллы – так, сидя на высоком стуле, он наскребал себе на жизнь. Его лицо было скрыто под черным капюшоном, но, должно быть, он даже из-под него увидел, что по лестнице спускается Мелиор Мэри, потому что прервал предыдущую мелодию и заиграл мотив «Сэр Роджер де Коверли». Все посмотрели наверх, туда, где она стояла, ахнули от восхищения и зааплодировали.
– Красавица! – воскликнул кто-то, и этот возглас подхватили все остальные.
Мелиор Мэри остановилась на последней ступеньке, улыбнулась сэру Ричарду, Фрэнсису и Роуз и кивнула герцогу Нортклиффу и Гетти. Она протянула руку блистательным молодым гусарам, своему кузену Уильяму и леди Горации. Но ее взгляд все время искал кого-то. Тех, кого она больше всего хотела видеть, здесь не было.
Как будто догадавшись, о чем она думает, Джекоб сказал:
– Наберитесь терпения.
Он взял ее под руку, и они присоединились к танцующим парам. Неожиданно Мелиор Мэри столкнулась с одним из гусаров, который браво представился:
– Капитан Джон Джозеф Вебб Уэстон, мадам. Австрийская императорская армия. – Он щелкнул каблуками. – Могу ли я иметь удовольствие пригласить вас на следующий танец?
И, улыбаясь ему, Мелиор Мэри услышала, как от Центрального Входа Митчел провозгласил:
– Мисс Сибелла Харт и мистер Джозеф Гейдж.
Она стремительно обернулась и бросилась им навстречу с распростертыми объятиями. Сибелла с Джозефом, смеясь, остановились в дверях, а позади них стоял Черномазый. Джозеф в лорнет рассматривал общество, но Сибелла улыбалась только одному человеку – ей, Мелиор Мэри.
– О, моя дорогая, моя любимая подруга! – воскликнула она. – Теперь я никогда тебя не покину!
– Значит, больше я никогда не буду одинока? – спросила Мелиор Мэри.
– Никогда!
– Но где же брат Гиацинт?
– О, где-то здесь, среди толпы. Однако тебе придется хорошенько поискать его.
Поцеловав Сибеллу в щеку, она отошла от нее, лавируя между танцующими парами и заглядывая в их лица. Вдруг рядом с ней снова оказались близнецы:
– Если вы найдете его, он позовет вас с собой, – сказал один из них.
– Я вовсе не против.
– Как бы далек ни был путь?
– Как бы далек ни был путь.
– Тогда взгляните туда.
Мелиор Мэри направила взор туда, куда показывали два брата и подошедшая к ним Пернел, но никого не увидела.
– Там только старый скрипач.
– Смотрите внимательнее.
Она снова подняла глаза и увидела, что скрипач тоже смотрит на нее из-под капюшона.
– Сыграйте быстрый свадебный танец, – попросила она.
– Конечно, моя госпожа.
И смычок бешено заплясал по струнам, выхватывая из них звуки. Мелиор Мэри подошла к скрипачу, и тогда капюшон, скрывавший его лицо, откинулся назад. Она увидела нимб темно-рыжих волос, нос идеальной формы, глубокие голубые глаза и даже не сразу поняла, на кого смотрит. Наконец она с трепетом спросила:
– Гиацинт?
Он тряхнул головой, и комната наполнилась раскатистым смехом.
– Ты не узнаешь меня? Вот так радушный прием!
– О, дорогой мой! – воскликнула Мелиор Мэри и бросилась к нему, расталкивая людей направо и налево, пробираясь через залу. И он тоже вскочил со своего высокого стула и отбросил в сторону скрипку, раскрыв объятия. Наконец-то они были вместе – друзья, любовники, старые знакомые.
– Потанцуй, – попросила она. – Потанцуй со мной.
Мелиор Мэри уже поняла, что этому не будет конца, что она и ее Гиацинт уйдут в вечность, ярке сверкая, как две звезды.
– Ты не боишься? – спросил он.
– Круг замкнулся?
– Да, моя дикая птичка, замкнулся. Лети свободно!
И она засмеялась, и смех ее был гимном радости, песней великого блаженства.
– Значит, мы никогда не покинем замок Саттон? Этот дом всегда будет помнить историю Мелиор Мэри Уэстон и ее возлюбленного брата Гиацинта.
– Всегда, – ответил он, и, когда завеса, отделяющая прошлое от будущего, жизнь от смерти, опустилась, они улыбались друг другу.
ЭПИЛОГ
– Но замок совершенно разрушен, – сказал Джон Вебб Уэстон, – он в ужасном состоянии. Я снесу его и выстрою новый. Это единственный выход.
Он стоял со своей женой Елизаветой, двухлетним сыном и новорожденной дочерью в запущенном дворе замка Саттон, критически осматривая дом, который недавно получил в наследство.
– Но разве можно, Джон? – растерянно спросила она. – Ведь замок представляет огромную историческую ценность. Он был родовым гнездом в течение двухсот лет, даже дольше.
– К черту весь этот род, – коротко ответил муж.
Джон совершенно не испытывал симпатии или сентиментальных чувств к Уэстонам. У него не было с ними кровной связи. Он происходил от сестры Уильяма Вольфа-старшего, который женился на сестре Джона Уэстона, то есть был самым настоящим Веббом.
По правде говоря, он не мог взять в толк, почему его далекая и таинственная родственница Мелиор Мэри оставила ему в наследство свое состояние и свою недвижимость. Она была гораздо ближе к Гейджам, даже умерла на руках у пугающе похожих друг на друга близнецов и их сестры, по крайней мере, так говорили.
Джон с ними совсем не общался, даже не видел их. Молодые Гейджи не остались на похороны, которые он организовал, вовсе не стремясь сделать их роскошными или хотя бы просто дорогими. Не видели они и отвратительного грубого памятника, который он поставил Мелиор Мэри в семейном склепе церкви Святой Троицы.
Она была последним прямым потомком знаменитой семьи, которая процветала в этой стране на протяжении жизней многих поколений, и под сильным влиянием предков унаследовала их высшее понимание жизни и усвоила основные добродетели.
Джон представлял ее сумасшедшей старухой, жившей в грязи и нищете, но то, что он поставил ей такой шикарный памятник, выставляло его в выгодном свете. Это свидетельствовало о том, что он, Джон Вебб Уэстон, хозяин замка Саттон, – джентльмен и уважает своих предков.
– Может быть, войдем внутрь? – предложила жена.
– Да, хуже, чем снаружи, не будет.
Но внутри оказалось гораздо хуже. Влажный воздух был густ от запаха гнили, а деревянные элементы постройки рассыпались при малейшем прикосновении.
– Боже мой! – воскликнул Джон. – И я должен был взять ее имя только для того, чтобы унаследовать весь этот хлам?
– Но мы ведь и деньги получили, Джон. Конечно, неплохо было бы переехать сюда, но сначала надо построить новый дом.
– Значит, ты согласна, что замок Саттон необходимо разрушить?
– Без сомнений.
– Мне, наверное, следует проконсультироваться с этим итальянским архитектором. Как его зовут?
– Бономи?
– Да, он самый.
– А это обойдется не слишком дорого?
Джон крепко сжал ее руку.
– Сейчас для нас это не имеет особого значения.
Они прошли через Большую Залу, мельком взглянув на витражи, поднялись по разваливающейся лестнице в мрачную часовню.
– Какой ужасный дом! – воскликнула Елизавета. – Она почти оскорбила нас тем, что оставила его тебе.
Джон хмыкнул и споткнулся о торчащую доску, которая тут же свалилась вниз.
– Когда я был маленьким, какой-то мой старый родственник рассказывал, что замок Саттон проклят. Тогда Мелиор Мэри как раз завещала его Вольфам.
– Они все как-то странно умерли.
– Да.
– Возможно, в этой истории что-то есть.
Джон засмеялся.
– Посмотрим, как проклятие будет действовать на итальянскую виллу с классическими колоннами и фронтонами. Это моя мечта. – Он с воодушевлением посмотрел на жену. – Можно превратить эту чудовищную залу в два этажа, состоящих из множества маленьких комнат. А ты как думаешь?
– Прекрасная мысль! А как быть с этой кошмарной галереей?
– О, ее придется разрушить со всеми крыльями и пристройками.
Супруги остановились, недовольно глядя вокруг.
– Здесь очень холодно, правда? – сказала Елизавета, и вдруг ее маленькая дочка, которую она держала на руках, и стоящий рядом сын почему-то заплакали. За их спинами раздался шум, похожий на удары палкой по стене.
– Что это? Тише, Джон Джозеф!
– Наверное, птица залетела в трубу. Пойдем, дорогая. Я уже все осмотрел.
Елизавета последовала за мужем вниз по лестнице, и супруги вышли из галереи.
– Что же, – подытожила она. – Мне кажется, что дом относится к нам враждебно, и нам необходимо разрушить все, не оставив камня на камне…
Слова замерли у нее на губах. Позади кто-то сказал громовым голосом:
– Поживем – увидим. – Елизавета почувствовала, как чья-то маленькая холодная рука дотронулась до ее плеча. Она обернулась, но не увидела ничего, кроме огромного дома, который наступал на нее со всех сторон, нависая над головой всеобъемлющей безжалостной тенью. Елизавета Вебб Уэстон с большим облегчением выбежала на улицу, на спокойный и кажущийся безопасным дневной свет.
