Текст книги "Серебряный лебедь"
Автор книги: Дина Лампитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
В ночь перед тем, как тело Сибеллы должно было навсегда покинуть поместье Саттон, она встала и вышла на улицу. Ее невидящие, глаза, казалось, смотрели на замок, который любил и который уничтожил ее. Сильный дождь лил на платье и превратил волосы в отдельные длинные пряди. Призрачное видение передвигалось по замку и его окрестностям в течение часа, и в это время в окно выглянула Мелиор Мэри. Она издала такой ужасающий вопль, что все, кто слышал его, содрогнулись. А Мэтью Бенистер, гуляя в одиночестве и случайно столкнувшись с призраком, забыл, куда идет, и побежал в неизвестном направлении, снова и снова выкрикивая имя Сибеллы.
Его привели домой в полночь, он был почти без сознания, а Митчел, нашедший его у колодца святого Эдварда, сказал, что юноша был очень бледен, весь дрожал и говорил о какой-то женщине, которая корчилась в муках у его ног. Но несмотря на то, что Мэтью, казалось, лишился рассудка, Джон и Елизавета попросили его поговорить с ними наедине. Гиацинт понял, что скоро узнает то, о чем всегда хотел знать и чего боялся, – правду о своем происхождении.
Лицо Джона было хмурым и суровым, и он заговорил первым:
– Мэтью, в связи со случившимся ты должен уехать из Саттона и больше сюда не возвращаться.
Мэтью повернулся и взглянул на них обоих так смело, как только мог.
– Мистер Уэстон, мадам, поверьте мне, я не знал, что Гарнет мой сын, пока не проговорилась Мелиор Мэри. И, клянусь, Сибелла тоже не виновата в этом.
Елизавета глубоко вздохнула, а Джон продолжил:
– Ладно, Мэтью, я приму твои слова к сведению. В некоторой степени я тоже несу ответственность за то, что произошло. Я должен был предвидеть это несколько лет назад и поговорить с тобой. Но, видишь ли, я дал слово никогда не разглашать эту тайну. – Джон нерешительно переступил с ноги на ногу. – Мы зря не сказали тебе, Бенистер. Ты попал в затруднительное положение, но факт остается фактом, и ты должен принять его как настоящий мужчина. Ты брат Сибеллы.
Все встало на свои места – странная связь, пробудившая древние силы зла, любовь, которая так отличалась от любви к Мелиор Мэри… Боже, какой ужас!
– Значит, я нарушил основной закон Господа, – в отчаянии проговорил Гиацинт. – Произошло кровосмешение, и Гарнет – сын брата и сестры.
Елизавета разрыдалась.
– Боже праведный, твои слова режут мне ножом по сердцу! Ведь я могла предупредить тебя! Но я поклялась сохранить доброе имя. Понимаешь, много лет назад у меня была подруга – Амелия Фитсховард. В юности она убежала из дому с солдатом, а он оставил ее с ребенком на руках. Семья была страшно опозорена, и Амелию отправили в Кале, где находилась другая ветвь их семьи. Она происходила от Захария Фитсховарда и Розалинды Бенестер, живших около двух веков назад. Мэтью, семья всегда гордилась своими предками. Там родился ты, и тебе дали фамилию Бенистер – так она со временем изменилась, – то есть фамилию твоих кузенов. Перед смертью Амелия оставила мистеру Пеннинкьюку, своему поверенному, подробные указания и письмо, в котором просила, чтобы тебя послали сюда и чтобы я заботилась о тебе. Она также попросила меня воспитать Сибеллу. В моем доме жили оба ее ребенка – один незаконнорожденный, а другой – от ее мужа Ричарда Харта, и, согласно ее последней воле, я никогда вам ни о чем не рассказывала. А теперь ты видишь, какая трагедия из всего этого получилась.
– А Сибелла тоже ничего не знала? Она умерла, так и не поняв, в чем дело?
– Судя по всему – да.
Теперь, когда Гиацинт узнал, что в ту прохладную ночь зачал ребенка со своей сестрой, он понял, кем был на самом деле – инструментом судьбы, неизбежности. Он так любил жизнь, так наслаждался ее светом, а оказывается, все, что от него требовалось, – стать отцом Гарнету. Мэтью Бенистер и все его желания не имели никакого значения.
В дверях он обернулся и сказал:
– Я прощаюсь с вами и никогда не вернусь. Единственная моя просьба – скажите вашей дочери, что я всегда буду любить ее.
Но, произнося эти слова, Гиацинт уже знал, что Уэстоны ничего не скажут Мелиор Мэри. Им легче заставить себя поверить, что со временем страсть угаснет, их дочь утешится и вступит в безопасный и удобный брак, который сохранит Саттон и продлит линию Уэстонов на века. Эта мысль молнией пронеслась в его голове, и он снова обернулся.
– На наследнице замка Саттон лежит печать проклятия, не так ли? Мелиор Мэри будет лишена настоящей любви. – На какое-то мгновение к Мэтью в последний раз в жизни вернулась способность к ясновидению. – Все эти события привели только к одному – ваша дочь никогда не выйдет замуж, и прямая линия, начавшаяся с сэра Ричарда Уэстона, прервется.
– Уходи, наконец, – сказал Джон, – ты и так стал причиной очень многих бед. И чтобы ноги твоей в Саттоне больше не было!
– Уж в этом будьте уверены. Ваш дом вывел меня из равновесия, выбил из колеи, как и Джозефа Гейджа. Да и Сибеллу он убил.
Мэтью было очень горько. Он распростер миру свои объятия, был рад предложить ему всего себя, а жизнь закончилась так рано, в двадцать один год.
– Куда ты пойдешь? – спросила Елизавета.
– Один Бог знает. Попытаюсь найти покой, чем бы он ни оказался.
Его близорукие глаза тихо мерцали голубым цветом, а темно-рыжие волосы красиво обрамляли лицо.
– Я буду молиться за тебя, Мэтью Бенистер.
От отчаяния он засмеялся каким-то неживым смехом и навсегда скрылся из виду.
Следующий день стал свидетелем того, как траурный кортеж направился к семейной усыпальнице Гейджей, где Сибелле предстояло обрести вечный покой. Со дня ее гибели Мелиор Мэри не произнесла ни слова и, хотя и позволила Клоппер облачить себя во все черное, ни разу не вышла из своей комнаты. Джон и Елизавета ничего не могли сделать и в конце концов послали к ней Митчела, в своем траурном одеянии похожего на черного ворона.
Мелиор Мэри стояла спиной к нему, глядя из окна на сады. Даже не обернувшись, она поняла, кто пришел, потому что сказала:
– Она стояла там прошлой ночью и смотрела на меня. Вы знаете об этом, Митчел? Сибелла во всем обвиняет меня, и правильно делает. Если бы я ничего не сказала, она бы сейчас была жива.
Мелиор Мэри почувствовала на плечах прикосновение сильных рук и услышала:
– Мисси, будьте осторожны. Вы ступили на опасную дорожку. Сибелла никогда не стала бы обвинять вас, она, возможно, просто искала своего ребенка, несчастную заблудившуюся душу.
– Но она стояла там под проливным дождем и смотрела прямо на меня.
– Она смотрела на дом. А теперь возьмите себя в руки, нас ожидает долгое путешествие – нужно хоть немного успокоить убитого горем мужчину.
– Вы говорите о Мэтью?
– Я говорю о ее муже – о Джозефе Гейдже. – В его голосе послышались нотки раздражения. – Мисси, нельзя так распускаться.
Она метнула на него огненный взгляд.
– Что вы имеете в виду?
– То, что сказал. Из-за вашего ужасающего эгоизма вы совершенно не думаете ни о страданиях вашей матери, ни о горе отца, стоите здесь с видом мученицы, а на всех остальных вам наплевать.
Мелиор Мэри вырвалась, но он снова поймал ее за запястья.
– Послушайте меня, – прошептал он. – Все мы несем на себе бремя вины. Нет ни единого мужчины, ни одной женщины, не виноватых ни в чем. Но дело в том, как мы несем это бремя. Ваша вина, мисси, очень личного характера. Вы можете кричать и плакать в тишине своей комнаты, пока не облегчите сердце, но не взваливайте на весь мир свои беды.
Мелиор Мэри высвободила руки и, потирая образовавшиеся красные пятна, спросила:
– Гиацинт ушел, правда?
– Он уехал на рассвете.
– Я поеду за ним.
– И откажетесь от замка Саттон? Ведь ваш отец теперь никогда не разрешит вам выйти за Бенистера замуж. Он скорее лишит вас наследства, и вы знаете, что я говорю правду.
Она медленно перевела на него взгляд.
– Да?
– Вы прекрасно понимаете, что это именно так. Хорошенько все обдумайте. Если вы сейчас поступите неправильно, то никогда ничего не получите.
– Но я страдаю из-за своей вины.
– Говоря о глазах ребенка, вы хотели привлечь внимание к тому, что они похожи на глаза Бенистера? Вы намеренно спустили с горы повозку смерти?
– Нет.
– Тогда успокойтесь, мисси. Вы должны быть сильной. Вам никогда не удастся удовлетворить желания своего сердца. Но вот что я вам скажу: я буду следить за вами и вашим поведением, как ворон. Хозяйка Саттона должна быть достойна своего звания.
– А если я уволю вас со службы?
– Вы никогда не сделаете этого. Только привидение может жить без своей тени.
И Митчел взял ее под руку и вывел к черному экипажу, а с колокольни церкви Святой Троицы донеслись скорбные удары колокола, звонившего по Сибелле.
…Письмо, адресованное Джону, было очень кратким:
«Ноябрь, 1720 г.
Дорогой брат,
Я совершенно разорен! «Южное море» лопнуло, как мыльный пузырь, и «Миссисипи» тоже разорилась. Все мое имущество было распродано ради уплаты долгов. Послезавтра вечером я буду в почтовой гостинице в Дувре и очень прошу тебя приехать и повидаться со мной перед тем, как я покину Англию.
Всегда твой, Дж. Гейдж».
Самые худшие предположения и опасения Джона оправдались. Его вклад в компанию «Южное море» был достаточно велик. Годом раньше она застраховала английский национальный долг, пообещав пять процентов прибыли. Акции выросли в цене в десять раз, и дело набирало обороты. А Джозеф, имея огромные сбережения еще и в компании «Миссисипи» во Франции, утроил свое и без того необъятное состояние. Но он был слишком потрясен смертью Сибеллы, когда узнал о том, что случилось, поэтому кивнул головой и не стал ничего предпринимать.
В лучшие времена либо он, либо Джон, который был расстроен гораздо меньше, могли бы предвидеть разорение. Но ни они, ни правительство не смогли бы ничего изменить, и акции так упали в цене, что оба они потерпели огромные убытки. Реставрацию замка Саттон отложили на неопределенное время, а вместо этого из дома уплыло несколько дорогих картин и столовое серебро. Но Джон до последнего момента не отдавал себе отчета в том, насколько ужасно положение Джозефа. Даже если бы он и догадался о падении английской компании, французская-то ведь тоже развалилась. Таким образом, Джозеф потерял все: жену, состояние и даже право называть Гарнета своим сыном. Поэтому Джон приказал своему кучеру безотлагательно доставить его в Дувр.
Переступив порог гостиницы, он сразу же вспомнил, что в последний раз приезжал сюда восемнадцать месяцев назад, когда отправлял Мэтью Бенистера в Европу для участия в спасении принцессы Клементины. Как же все изменилось за такой короткий промежуток времени! Тогда Сибелла только вышла замуж, а Мелиор Мэри, полная пламенного стремления принять участие в приключении, убежала из дому; Джозеф же тем временем уже успел оказаться при польском дворе, готовый в любую минуту войти в роль Шатедо, камергера принцессы. А теперь Сибелла лежит в семейной усыпальнице Гейджей, Мелиор Мэри отгородилась от мира, а Джозеф потерпел поражение на всех фронтах. И от Гиацинта нет ни весточки. С тех пор как он дождливым майским утром покинул Саттон, о нем никто ничего не слышал. Джон все время думал о проклятии, которое накликало на них все эти беды, и содрогался при одной мысли о нем.
Вдруг за спиной послышался знакомый голос:
– Итак, Джон, ты все-таки приехал.
Он резко обернулся, но едва узнал Джозефа. Пристальнее вглядевшись в человека, стоявшего перед ним, он удивленно вскрикнул. Джон рассчитывал найти бывшего щеголя в полном отчаянии, сморкающегося в платок, а увидел перед собой мужчину, полного мощи, энергии и непоколебимого желания бороться со всем миром.
Но в Джозефе изменилось не только это. Если бы Джон встретил шурина на улице, он бы никогда не узнал его. Щегольского наряда больше не было, исчезли и локоны, и лорнет, и прогулочная трость, а их место заняли замшевые брюки, простая рубашка, кожаный плащ и дорожные башмаки. А вместо огромного белого парика отросли до плеч когда-то короткие густые волосы, завязанные сзади маленькой черной ленточкой. Кошачьи глаза стали непроницаемыми, а у рта залегла скорбная складка. Джозеф был совершенно неузнаваем. Джон мог только воскликнуть:
– Джозеф, как же ты изменился!
– Да, я больше не франт. Это являло бы собой жалкое зрелище, раз я лишился состояния, которое всегда было у меня за спиной. Разве ты не согласен?
– Но куда же ты направляешься в таком виде? Что собираешься делать?
– У меня есть десять гиней, чтобы не умереть с голоду. Этого хватит, чтобы оплатить дорогу во Францию мне, Гарнету и Черномазому. В Париже у меня есть связи, которые помогут мне подняться на ноги. Затем я намерен засвидетельствовать свое почтение королю в Риме, а потом отправлюсь в Испанию и присоединюсь к Вогану, Миссету и Гейдону. Короче говоря, я собираюсь поступить на военную службу испанского короля.
Уэстон онемел от удивления. Этого он никак не мог ожидать.
– И ты берешь… – он запнулся, потеряв дар речи, – ты берешь с собой Гарнета?
– Конечно. Он – единственное, что у меня осталось в этом мире, кроме негра. Да не смотри на меня так! Между прочим, в Испании тоже есть дети. Я слышал, что Тэмсин Миссет родила чудесную девочку и сама принцесса Клементина стала ее крестной матерью.
Джон покачал головой.
– Но что ты знаешь о военной службе?
– В ней нет ничего такого, чему я не смогу научиться. Мне ведь еще нет сорока, мне всего тридцать семь, Джон. Я вполне могу начать новую жизнь.
– А где сейчас ребенок?
– Здесь. Пойдем наверх, он там спит.
В крошечной спальне, где Джон не мог даже как следует разогнуться, на руках у негра спал сын Сибеллы. Ему исполнилось девять месяцев, и теперь он еще больше стал похож на Бенистера. Как будто прочитав мысли Джона, Джозеф ответил ему:
– Я вижу в нем только Сибеллу, и лишь это имеет для меня значение. Он любит меня как своего отца, Джон. Его первая улыбка предназначалась не кому-нибудь, а мне. Мы с ним объединим усилия и вместе переживем трудное время, пока я не наживу для него нового состояния.
И Джон почувствовал в Джозефе силы, понял, что все будет именно так, как тот сказал. Пережив свои несчастья, в мир придет другой Джозеф, еще более удачливый, чем прежний.
– Да благословит вас обоих Господь, – сказал Джон.
– Спасибо тебе за добрые слова.
Из гавани послышались крики «Отлив! Отлив!». Джозефу Гейджу, его сыну и негру пора было отправляться в дорогу. Холодное штормовое море гудело, ноябрьский ветер пронизывал до костей, а Джон снова провожал корабль, держащий путь во Францию.
Хозяин поместья Саттон долго еще стоял на берегу – корабль, увозящий величайшего человека своих дней, недавнего обладателя несметных богатств, экстравагантного щеголя с широкой доброй душой, давно скрылся из виду. Джон страшно замерз. Жизнь с самого рождения ставила его в трудные ситуации, но положение обязывало – он был хозяином замка Саттон. Из-за этого все те, кого он любил, должны были превратиться в пепел, такой же, каким покрыты угли сгоревшего крыла дома. Но двое избежали страшной участи – Джозеф Гейдж и ребенок, которого он называет сыном, плывут сейчас в Испанию, смело смотря в лицо новой жизни.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Она вспоминала, собирая воедино все обрывки мыслей, из которых состояло ее представление о собственной жизни, похожей на лоскутное одеяло. Стоя у окна спальни, она, встречая утро своего сорок девятого дня рождения, смотрела на лужайки, украшенные покачивающимися павлиньими хвостами, и как будто все переживала заново. Пережила даже то внезапное чувство холода, охватившее ее, когда тело Сибеллы внесли в Большую Залу и оконные витражи выплеснули озера цвета на ее только что погасшее лицо.
Она не могла этого забыть. Когда Мелиор Мэри снова вступила в мир, в жизнь, то получила свое второе имя: Снежная Королева. Даже Георг II, который, будучи принцем Уэльса, увидел ее портрет, написанный сэром Годфреем Келлером, и просил ее руки, встретил отказ. И все, кто хотел иметь удовольствие заполучить такую уникальную красоту в свои объятия, – принцы, князья, графы и государственные деятели, которые бросали свои сердца и состояния к ее ногам, – слышали только тихий смех Мелиор Мэри. Но отказывала она умно. У нее было мало врагов, и, по сути дела, приглашение хозяйки замка Саттон ценилось очень высоко.
В конце концов только Митчел сумел определить ее место в этой жизни, потому что сама она не планировала больших и серьезных дел. Поездка в Малверн, предпринятая с целью немного улучшить состояние духа Мелиор Мэри, беспокоившее Елизавету и Джона, не принесла видимого результата. Правда, она снова нашла там тот магический источник, который впервые увидела с матерью, мистером Поупом и Амелией Фитсховард, и вскоре заметила, какое необыкновенное воздействие он оказывает на ее внешность, но, даже несмотря на это, вернулась домой в таком же плохом настроении, как всегда.
Теперь внимание Мелиор Мэри привлекло желание Джона восстановить семейное состояние, пошатнувшееся после банкротства компании «Южное море». Он стал заниматься продажей и покупкой частной собственности и вскоре обнаружил, что его девятнадцатилетняя дочь – очень активная и энергичная деловая женщина. Джон был несказанно рад, что хоть что-то вызывает в ней интерес, и позволил дочери во всем принять участие. Таким образом, в течение двух лет в замке Саттон возобновились восстановительные работы.
Но мать приходила в отчаяние, глядя на нее. Мелиор Мэри почти утратила женственность, ведя такой странный образ жизни. Ее интересовали только верховые прогулки и бизнес, а поклонники приходили в дом, только пока была жива Елизавета. Но она внезапно умерла. Это случилось в 1724 году, ей было всего сорок четыре. Однажды она почувствовала внезапную слабость, легла на диван, улыбнулась Джону и скончалась. При этом ее лицо сохранило печальное и немного удивленное и озадаченное выражение. Елизавета так и не дожила до полного восстановления своего любимого дома. Ее положили в семейном склепе Святой Троицы. Александр Поуп, который стал к тому времени лидером известной литературной школы и, по его словам, «сидел в своей изысканной пещере» дома в Твикенгеме, прислал Мелиор Мэри письмо. Она бросила его послание в огонь.
Через несколько месяцев работы по восстановлению замка Саттон были завершены. Длинная Галерея, столько лет назад испорченная огнем, наконец, снова была полностью открыта и сверкала во всем своем великолепии. Столовую и все лестницы отделали заново, а в Большой Зале сделали некоторые дополнения к витражам. Но Елизавета не дожила до этого. А у Мелиор Мэри не было мужа, который проехался бы вокруг дома в компании со своим тестем и полюбовался им. И не было внуков у Джона, которые наполнили бы своим смехом эти пустые гулкие комнаты. В неизвестность канул Джозеф Гейдж, давным-давно уехавший в незнакомую страну.
Джон стал налегать на выпивку и буквально помешался на верховой езде. Эти два увлечения навалились на него всей своей тяжестью, и однажды он упал с лошади, после чего стал сильно хромать. Он доживал свой век, мечтая лишь об одном – увидеть смерть человека, которого ненавидел больше всех на свете – Георга I, представителя династии Ганноверов, и умер, прожив три года при правлении Георга II. Последние слова Джона перед смертью были: «Поддерживай этого римского мальчика, Мелиор Мэри» – ведь принцесса Клементина, слава Богу, родила Джеймсу III наследника – Чарльза Стюарта.
И тогда дом совсем опустел. Мелиор Мэри, вернувшись с Митчелом со страшного, горестного холода после похорон Джона, остановилась в Большой Зале у камина и стала греть руки.
– Ну, – начал он, – теперь все это ваше. Вы теперь здесь хозяйка.
Она равнодушно посмотрела на него.
– Да.
– И что вы будете делать дальше?
– Что вы имеете в виду?
– Только то, что сказал, мисси. Вы собираетесь жить отшельницей или открыть двери для гостей? Вы собираетесь жить так, как подобает хозяйке поместья или хотите сгноить себя заживо?
Мелиор Мэри невидящим взором смотрела в глубины огня.
– Меня не очень интересуют люди, Митчел.
– Вы эгоистичны, как и всегда.
Она гневно обернулась, задетая его замечанием.
– Помните, что теперь вся власть в моих руках и я могу в любой момент уволить вас! Вы не имеете права так разговаривать со мной!
– Я имею право на все, потому что люблю вас. Кстати, и так, как мужчина любит женщину, – тоже. Миллионы раз я желал овладеть вашим телом, но меня останавливало положение, которое я занимал в доме вашего отца. О, не смотрите так удивленно. Вы наверняка знаете об этом.
– Даже не догадывалась. Гиацинт лишил меня девственности и вместе с ней забрал мою любовь – вот все, что я знаю. Вы должны немедленно покинуть Саттон. У вас нет ко мне уважения.
Митчел подошел ближе, и она впервые за многие годы по-настоящему разглядела его: щеку рассекал огромный синевато-багровый шрам, над которым сверкали все еще очень яркие глаза, хотя в черных волосах кое-где уже поблескивала седина. Годы не сильно изменили его. Он не набрал лишнего веса, и стройная сухощавая фигура по-прежнему оставалась такой же сильной и подтянутой, как всегда.
– Вы можете приказать мне уйти, и я уйду, – честно сказал он. – Но обдумайте свое решение хорошенько, мисси. Что у вас останется? Бриджет Клоппер, Сэм, Том? Горстка слуг, которые должны будут занимать умную молодую женщину, противопоставившую себя всем мужчинам? Вы погибнете. Лет через десять погибнет ваш ум, а может быть, и тело. И что тогда станет с Саттоном, если не будет твердой руки, управляющей им?
Митчел прекрасно знал, что попал в точку.
– Но я поклялась никогда не вступать в брак!
– Придется нарушить клятву. Вы должны снова выйти на люди. Посмотрите на себя! Вам уже двадцать семь, но каким-то чудесным образом вы умудряетесь выглядеть на десять лет моложе. Вы же можете покорить все общество!
Даже Митчел не знал о тайном источнике в Малверне, и глаза Мелиор Мэри засверкали.
– Покажите вашу красоту всему миру, повращайтесь при дворе. Говорят, что король так и не оправился от любви к вам с тех самых пор, когда был принцем Уэльса. Вы и сейчас можете сблизиться с ним. Вспомните предсмертные слова отца. Как еще вы сможете служить Чарльзу Стюарту?
Вот теперь она дрогнула.
– Что я должна делать?
– Сейчас же поехать в Бат. Сейчас как раз подходящий сезон, и вы доберетесь туда, пока не начались штормы. Если хотите, я могу поехать с вами в качестве управляющего хозяйством.
Мелиор Мэри протянула ему руку.
– Вы ведь никогда больше не будете говорить мне об этом? О том, что желаете меня?
– Никогда.
И Митчел выполнил свое обещание. Рано утром, сразу же после приезда, Мелиор Мэри в купальном костюме, на поясе которого висели носовой платок, пудреница и табакерка, приблизилась к ваннам и моментально вызвала некоторое оживление. Но когда она подошла павильону, в котором царило смешение звуков музыки и оживленных голосов респектабельных клиентов, все, включая и оркестрантов, остановились и замерли.
Позже Мелиор Мэри в траурном наряде из черной тафты и в черной соломенной шляпе подошла к хозяину этого заведения, чтобы поприветствовать его. Прервав свою беседу, хозяин, Ричард Нэш, от удивления даже приоткрыл рот. Владея столь знаменитым курортом, он повидал на своем веку много хорошеньких женщин. Но создание, стоящее сейчас перед ним, ни с кем не шло ни в какое сравнение. Ее глаза, похожие на прекрасные цветы, прямо смотрели на него. Когда она присела в реверансе, поля шляпки отбросили тень на нежные скулы. Ричард Нэш поклонился в ответ, взял протянутую к нему маленькую белую руку и дотронулся до нее губами.
– Дорогая мадам… – начал было он, но запнулся, не в силах продолжать. Он буквально потерял дар речи, но в конце концов выдавил из себя: – Я уверен, что на свете нет женщины красивее вас. – Ричард Нэш сказал это как раз в тот момент, когда стихли голоса и смолкла музыка. Все изысканное общество стояло, будто громом пораженное.
После того случая Красавица и ее Чудовище, как прозвали Мелиор Мэри и ее изуродованного слугу, стали известны всему городу. И каждая хозяйка, каждый щеголь, франт и денди, каждый директор театра, шарлатан, разбойник и вор невероятно расстраивались из-за того, что траур по отцу не позволяет ей ничего, кроме чая и скромного обеда. Карты, театры и балы были ей запрещены, и в результате, к большому удовлетворению шотландца, Мелиор Мэри оказалась во всех списках приглашенных – осталось подождать, когда откроется лондонский сезон, а ее траур подойдет к концу.
Вот так все и началось. Мелиор Мэри находилась на вершине великолепия и триумфа. Ее представили ко двору, и сам король что-то нежно шептал ей на ухо. Она стала объектом внимания и желания всех мужчин. Более того, в моду вошли широкополые шляпки со свисающими перьями, которые она так часто надевала, и родилось выражение «а-ля Уэстон». И, самое главное, замок Саттон наполнился весельем, чего не было с тех пор, как сэр Ричард подстилал огромный красный ковер под ноги Генри VIII. И хотя Георг II не мог похвастаться особой красотой и грацией, это не мешало ему бросать тяжелый взгляд в сторону очаровательной хозяйки дома.
Но король не должен был забывать, что в Риме ждет своего часа юный сын Стюарта, надежда всех якобитов. Поэтому ни одному католику, даже такой очаровательной особе, как Мелиор Мэри, не следовало доверять. А пока в голове короля Георга крутились подобные мысли, она выполняла предсмертное желание отца и, выуживая сведения из самых недосягаемых источников, передавала их вездесущим и всевидящим агентам Джеймса III, как делал прежде ее дядя.
А что же Джозеф? Последний раз Мелиор Мэри видела его, когда он схватил на руки Гарнета и выбежал из Большой Залы.
Затем произошло событие, взбудоражившее всех якобитов – молодых и старых. В глубине души каждый из них уже не надеялся, что это может быть воплощено в жизнь – принц Чарльз попросил разрешения попытаться восстановить династию.
В 1744 году всем якобитам, включая и Мелиор Мэри, стало известно, что Чарльз начал свой путь. Он уже проехал Италию под видом неаполитанского курьера, затем переоделся в одежду испанского офицера, чтобы проехать через Тоскану, а теперь скрывается во Франции, ожидая поездки в Швейцарию. В те дни тайные встречи стали обычным делом, и в напряженной темноте ночей хозяйка поместья принимала у себя лорда Джорджа Муррея, изгнанного из страны после восстания 1715 года, и сэра Гектора Мапклина, который, покинув Саттон, направился в Эдинбург, где его узнали и арестовали.
Но Лондон пытался сохранять спокойствие, предпочитая делать вид, что не замечает все более распространяющихся слухов о предполагаемом вторжении. Слышали даже, что сам король как-то воскликнул: «Ах, не говорите мне об этой гадости!»
Однажды Мелиор Мэри направлялась к одному из столиков, расположившихся в уютной нише из растений в садах Вексхолла; и ее обуревали всяческие интересные идеи. Это было в марте 1745 года, и она знала, что принц сейчас находится в Нанте. Ее внимание привлекло какое-то движение слева от ее стула. В тени деревьев она успела разглядеть мужчину, который тотчас же скрылся из виду, но тут же появился снова. Что-то в его внешности показалось ей знакомым: поворот головы, манера держаться – все было каким-то родным.
Мелиор Мэри повернулась и принялась рассматривать его. Мужчина поклонился, на его губах заиграла хитрая улыбка, и тут свет упал на его лицо. У нее невольно приоткрылся рот и расширились глаза. Возраст, конечно, прибавил ему морщин, под глазами появились мешки, и сам он немного пополнел, но все же у Мелиор Мэри не было никаких сомнений, что это ее дядя Джозеф.
Он приблизился к ней, что снова заставило ее удивиться. Джозеф Гейдж был одет во все красное, а на груди на голубой ленте сверкал бриллиантовый орден в серебряной оправе.
– Дорогая моя, – сказал он, подходя к ее столику. – Мне сказали, что сегодня вечером я смогу найти тебя здесь. Но я бы никогда в жизни не узнал тебя. Время, похоже, не властно над тобой. Я узнал тебя только благодаря твоим волосам.
– Но что же стало с вами? Последнее, что я слышала, будто вы ушли в солдаты, не имея при себе ничего, кроме десяти гиней, а теперь…
Она показала на его великолепный наряд. Джозеф засмеялся.
– О, ты имеешь в виду мое облачение? Ну да, я верой и правдой служил королю Филиппу и королеве Елизавете Фарнезе…
Мелиор Мэри улыбнулась. Елизавета Испанская и ее премьер-министр кардинал Альберони прослыли самыми честолюбивыми людьми в Европе, а кардинал, кроме того, был якобитом. Племянница явно заинтересовалась, и это обстоятельство доставило Джозефу удовольствие.
– Ну? – поторопила она его.
– …Она даровала мне серебряный рудник.
– Серебряный рудник?! – Мелиор Мэри не могла удержаться от смеха. – Дядя Джозеф, вы неисправимы! Держу пари, что никакие, даже самые горькие обстоятельства не способны сокрушить вас!
Он внезапно помрачнел:
– В свое время были способны. Когда утопилась Сибелла, а Гарнет на самом деле оказался не моим сыном, я думал, что мое сердце остановится от горя.
– Кстати, как Гарнет?
Настроение Джозефа сразу же улучшилось:
– О, сейчас он в Шотландии, дорогая моя. Собирает войска для принца. – Он понизил голос до шепота: – Говорю тебе, Мелиор Мэри, что когда он, наконец, придет, члены клана поднимутся тысячами.
Она слегка наклонилась вперед, глядя прямо в лицо Джозефу:
– А удастся ли все это принцу? Сможет ли он добраться до Лондона?
– Если у него и его советников выдержат нервы, доберется. Если он не отступит, то станет королем Стюартом на английском троне еще до конца года.
Мелиор Мэри откинула голову и засмеялась от радости, а Джозеф удивлялся, глядя на ее гладкую шею и маленькую упругую щеку. Он хорошо помнил все подробности ее детства и юности: ужасное привидение, которое так долго преследовало ее, странное, неукротимое стремление к независимости, приводившее в отчаяние его сестру, и порывы необдуманной смелости, из-за которой она однажды чуть не попала в тюрьму в Инсбруке. Джозеф очень любил ее тогда, но с тех пор, как она открыла всем правду об отце Гарнета, так по-настоящему и не простил ее. Где-то в подсознании притаилась мысль, что, возможно, племянница сделала это специально.
А теперь она стала совершенно другой. Эта красавица, на которую не действует время, разумно управляет поместьем Саттон, является эталоном красоты и моды для Лондона и Бата и держит оба города у себя под каблуком, работает агентом у якобитов и внимательно слушает все, что говорит король Георг, занимается бизнесом и вкладывает капитал в недвижимость, оставаясь тем не менее убежденной старой девой. Последнее обстоятельство никак не укладывалось в голове, оно как-то не соответствовало всему остальному. Или все-таки соответствовало? И Джозеф бездумно спросил:
