Текст книги "Судный день (ЛП)"

Автор книги: Дилейни Фостер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 21

В следующие несколько месяцев я проводил каждый день, каждый час, каждую свободную минуту, знакомясь со своим сыном. Я познакомил его с лошадьми так же, как это делал со мной мой отец. Он был нежным и успокаивающим, когда говорил. Он был зрелым и мудрым по сравнению со своим юным возрастом. Каждый день он удивлял меня чем-то новым.

– Он напоминает мне тебя, когда ты был в таком же возрасте, – сказала миссис Мактавиш однажды днем, когда я шел на кухню. Она стояла у раковины и поливала водой сито, наполненное свежей малиной.

Я улыбнулся и вытащил малину, а затем положил ее в рот.

– Будем надеяться, что он окажется лучше, чем я.

Она перестала промывать фрукты и хлопнула меня по плечу.

– Будем надеяться, что он будет таким же, как ты.

Исла была с Киараном в библиотеке. Помимо конюшен, это было его любимое место на территории. Как отец, так и сын, подумал я. Миссис Мактавиш встретила их обоих с распростертыми объятиями и широкой улыбкой. Она умела сделать так, чтобы люди чувствовали себя так, будто они прожили здесь всю свою жизнь. То же самое она сделала и с Лирикой.

Иногда меня глодало чувство вины. Я задавался вопросом, могло ли все быть иначе. Тогда гнев снова закрадывался в душу, шепча мне на ухо, напоминая, почему все закончилось именно так.

Я развязал галстук, входя в библиотеку.

– Что мы сегодня читаем?

Исла села на один диван, а Киаран – на другой.

– Большие надежды, – ответил он, держа в руках книгу.

– А, Диккенс, – я устроился рядом с ним, затем улыбнулся Исле. – Дальше я сам. Спасибо, Исла. Миссис Мактавиш приготовила чай, если хотите.

Она натянуто улыбнулась, вставая, чтобы уйти.

– Конечно. Спасибо.

Я не чувствовал необходимости спрашивать разрешения провести время с собственным сыном в собственном доме.

– Что ты думаешь? – я кивнул в сторону книги.

– Скучновато.

Я рассмеялся, потому что я думал так же, когда читала эту книгу. Я был почти уверен, что Диккенс получал деньги за слово.

– А ты знаешь, что первоначально у этой книги был другой конец? – Я подпер лодыжку коленом и положил руку на спинку дивана. – Спойлер: Пип провел всю свою жизнь, гоняясь за чем-то, чтобы заполнить пустоту. Он думал, что это деньги. Он думал, что это она – Эстелла. Во второй концовке они снова находят друг друга, и он не может представить, что когда-нибудь будет в разлуке. Но в первой концовке он понял, что его устраивает одиночество, и они пошли каждый своей дорогой.

– Почему они изменили концовку?

– Потому что людям нужна надежда на счастливый конец. Они не хотят верить, что можно потратить всю жизнь на поиски чего-то и так и не найти. Они не понимают, что некоторых людей устраивает одиночество.

– А как насчет тебя? Во что ты веришь?

– Я верю, что важно знать, кто ты есть. Здесь, – я прижал палец к его сердцу, – и здесь, – я постучал пальцем по его виску. – Остальное произойдет тогда, когда это должно произойти. Не жди этого. Не ищи его. – Не отдавай за него все, включая свою душу. – Позволь ему найти тебя, – это был глубокий разговор для двенадцатилетнего мальчика, но я хотел, чтобы он знал, мне нужно было, чтобы он знал, что счастье не обязательно должно выглядеть одинаково для всех. Счастье субъективно. Оно принадлежит сердцу и только сердцу. Никто другой не может решать, что делает нас счастливыми.

– Значит ли это, что мне не нужно дочитывать книгу?

Я усмехнулся и взъерошил его волосы. – Это между тобой и Ислой. Она учительница. А я просто отец, – было все еще невероятно слышать эти слова из моих уст.

– Я когда-нибудь буду ходить в школу, как все остальные?

– Ты этого хочешь?

– Думаю, да.

– Тогда я сделаю так, чтобы это случилось, – как только я узнаю, что ты в безопасности. Я бы отдал ему весь мир, если бы это означало увидеть его улыбку.

Он вытащил желтую липкую записку между страниц и использовал ее как закладку. Я уловил каракули на яркой бумаге и улыбнулся.

– Ты же знаешь, что у нас здесь есть настоящие блокноты и закладки?

Он свел брови, а затем расширил глаза, заметив записку.

– О, это не мое. Она была в книге. Они есть во всех книгах.

– Можно? – я взглянул на книгу, и он протянул ее мне.

Невероятно переписано. Не рекомендую. Примечание для мисс Хэвишем: бросьте грязное платье, найдите другого мужчину и переспите с ним, FFS (прим. For fuck's sake – черт побери, какого хрена)

Лирика.

Конечно. Это было так типично для нее сказать, так типично для нее сделать. Что-то потеплело в моем сердце, и мне вдруг захотелось открыть каждую книгу на каждой полке и прочитать все ее мысли. Именно такие мелочи, отпечатки пальцев, воспоминания, задерживающиеся в тихих комнатах, заставляли ее отсутствие говорить о многом.

Я провел пальцами по чернилам, затем закрыл книгу.

– Думаю, на сегодня достаточно чтения. Встретимся в конюшне?

Его лицо загорелось, и он вскочил с дивана.

– Мне нужно переодеться, но я сейчас приду.

Потом остались только я, книги и воспоминания о вздорной девушке с огнем в глазах, которая засыпала ночь за ночью на этом же диване с открытой книгой на груди. Она была девушкой, которая не боялась задавать трудные вопросы. Кто бросал мне вызов. Кто признавал мою темноту и понимал моих демонов.

Я взял Великого Гэтсби, вспомнив, что она читала его, и открыл.

Печальное дерьмо. Не читать. #JusticeforGatsby

Я поставил ее на полку и улыбнулся про себя, проводя пальцами по корешкам, пытаясь вспомнить все названия, которые я видел, когда укрывал ее одеялом и давал ей уснуть.

Я вытащил Анну Каренину.

Очень грустное дерьмо. Избегай. Избегай. Избегай.

И Моби Дик.

Не порно, к твоему сведению.

Потом Гордость и предубеждение.

10 из 10 трахнула бы мистера Дарси, как гребаную дверь.

Колющий укол ревности поднял свою уродливую голову, застигнув меня врасплох. Я запихнул его обратно с густым сглатыванием, пролистывая остальную часть полки.

Граф Монте-Кристо. Я не открывал эту книгу с того самого вечера, когда читал ей, пока она купалась. Мое сердце словно билось на зыбучих песках, когда мои пальцы отодвинули твердую обложку. Там была ярко-желтая бумага с вьющимся черным шрифтом, нежным и женственным.

Дорогой Грей, я надеюсь, что однажды ты найдешь то, что ищешь.

И тут я погрузился в себя.

Я не мог остановить себя. Прежде чем я осознал, что делаю, я стоял в ее комнате, глядя на мягкие золотисто-желтые стены и плюшевый бежевый ковер. Я подошел к кровати, застеленной белым и королевским голубым постельным бельем. Полог из шелковых занавесок обрамлял изголовье кровати, словно она была создана для королевы.

Я провел ладонью по мягкому пледу и погрузился в воспоминания о том, как Лирика сидела здесь, после того как я вручил ей приглашение на свадьбу Татум, и слезы текли по ее щекам. Я вытер их большим пальцем, а затем провел пальцем по ее губам. Ее язык высунулся и смочил кончик моего пальца.

– Почему ты так поступаешь со мной? – я посмотрела вниз на эрекцию, упирающуюся в молнию его темно-синих брюк. – С собой? – Я снова подняла на него глаза. – С нами?

Она попросила меня сломаться ради нее, и я был близок, чертовски близок к тому, чтобы сдаться. Но в то время я не предал бы Сэди, и я не мог поступить так с Линкольном. Забрать ее тогда означало лишить ее выбора. Я был далек от святости, но я отказался стать таким монстром. Лирика должна была защищать меня, а не использовать.

Поэтому я держался на расстоянии.

Чертов идиот.

ГЛАВА 22

За последние пару месяцев я понял, что все эти годы я был влюблен в идею Сэди. Я любил королеву, которой она была, когда все смотрели. Я любил девушку, которая без вопросов бежала со мной в лес. Я любил ее тихую невинность, и мне нравилось, что она отдавала ее мне. Я любил то, кем мы были раньше. Ни один из нас больше не был тем человеком. Время изменило нас. Жизнь изменила нас. А может быть, мы вовсе не изменились. Может быть, мы всегда были такими, какими были.

В какой-то момент своей жизни мы все прошли через ад. Прохождение через огонь было необходимым злом. Оно лепило из нас либо воинов, либо демонов. Сэди не прошла через огонь. Она сделала там дом. Она сидела на его коленях и соблазняла самого дьявола. Я провел годы, думая, что мой долг – спасти ее. Винил себя за то, что случилось. Думал, что если верну ее, то буду оправдан.

Я был Пипом, искал свою счастливую судьбу.

Теперь я понял, что, возможно, мне суждено было стать первым концом Диккенса, а не вторым. Я пережил предательство Сэди. Я перешагнул через ее обман. И все это с помощью Киарана. Каким-то образом он сделал все стоящим. Он взял эту пустоту и снова сделал ее целой.

Сегодня была вечеринка по случаю помолвки Чендлера и Энистон. Кто бы мог подумать, что понадобится любопытная принцесса, чтобы поставить Чендлера Кармайкла на колени? Это был первый раз, когда я был во дворце с тех пор, как столкнулся с Сэди. Она уехала через два дня. Я проследил ее до Лондона, а потом потерял. Она не приходила к Уинстону. Она даже не пыталась найти Киарана. Она использовала свой королевский титул, чтобы получить доступ в дома высокопоставленных лиц и знаменитостей, останавливаясь где угодно и у кого угодно. Мне было все равно, куда она ходит и что делает, лишь бы держалась подальше от моего сына.

Мужчины в смокингах встречали гостей у входной двери, требуя их именные приглашения. Звуки оркестра, исполняющего современную музыку в классической форме, доносились из бального зала по парадным коридорам. Там были серверы, цветы и дамы с бриллиантами на шее. Это была сказка, а я чувствовал себя темным рыцарем.

Чендлер стоял в углу с Шайнер Бок в руке. Энистон переходила от гостя к гостю, играя роль регентши в совершенстве.

Я взял стакан виски и подошел к нему.

– Поздравляю. Хотя я не знаю, как ты это сделал.

Он поднял свою бутылку в знак приветствия.

– У меня небольшая помощь, – сказал он, опустив взгляд на свою промежность. – Или большая помощь, я должен сказать.

– Господи, они действительно собираются позволить тебе стать королем.

– Консортом, – добавил он, взяв напиток. – В основном я просто стою здесь и выгляжу красиво.

Я сделал глоток своего виски.

– Ну, ты уже все испортил.

– Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты мудак?

Я ухмыльнулся.

– Не сегодня, – я сделал еще один глоток, смакуя гладкость алкоголя, пока он скользил по моему горлу. Затем я указал своим бокалом в сторону Энистон. – Что ты делаешь здесь со мной, когда красивая женщина ждет тебя, чтобы отпраздновать.

Он жестом обвел комнату.

– Это все для нее. Мое представление о празднике – это дать ей пухлую, красную задницу и несколько оргазмов подряд.

Я поднял бровь.

– Я могу заставить всех уйти, если хочешь.

– Но мы только что пришли, – сказал кто-то позади меня.

Я повернулся, чтобы услышать знакомый голос Лирики, и замер. Комната вдруг стала маленькой и тихой. Музыка и разговоры теперь были приглушенным шумом. Она осветлила свои иссиня-черные волосы до каштанового цвета, и они спадали на ее обнаженное плечо длинными, свободными волнами. На ней было платье в пол, без бретелек, цвета шампанского, из атласа, которое плотно облегало все ее изгибы. Оно опускалось в небольшую ложбинку между ее грудями, приподнимая их и обхватывая, как руки любовника. Я искал заметные очертания трусиков там, где ткань прилегала к ее стройным бедрам, и тяжело сглотнул, когда не нашел их. Я перевел взгляд на тонкую линию ключиц, обнаженные плечи, колонну шеи, неторопливо прощупывая каждый сантиметр глазами, как это делают кончики пальцев.

Черт. Это было похоже на то, как если бы я увидел ее – на самом деле увидел ее – впервые без повязок. Я видел ее так, как мужчина видит женщину. Женщину, ради которой он убивал, проливал кровь, давал обет.

Кровь запульсировала во мне, прямо к члену. Она была восхитительна. Я прикасался к этой женщине. Пробовал ее на вкус. Был внутри нее. Но тогда я был слишком ебанутым, чтобы понять, какой это был идеальный подарок.

Господи, Грей. Контролируй это.

Моя решимость была твердой в течение многих лет. Всегда была постоянная тяга, потребность, боль. Она появилась в тот момент, когда я увидел ее в Убежище. Но я справился с этим. Когда я сидел на полу и читал ей, пока она купалась, я контролировал это. Несмотря на то, что смотреть на нее мне было чертовски тяжело. Я говорил себе, что это неправильно, неправильно для нее, неправильно для меня, неправильно для нас.

То, что было у нас с Лирикой, никогда не было сексуальным. Это было интуитивно. Это было эмоционально. Но никогда сексуальным.

Это было тогда.

Теперь я стоял здесь, не имея никаких обязательств ни перед Сэди, ни перед Линкольном, и впитывал каждый дюйм ее тела, как человек, потерявшийся в пустыне.

Линкольн стоял рядом с ней, одетый во все черное. Рукава его рубашки были закатаны, обнажая его татуировки. Если бы внешность могла убивать, он был бы моим наемным убийцей.

Чендлер сделал длинный глоток пива, наблюдая, как мы стреляем друг в друга кинжалами.

– Почему бы тебе просто не помочиться на нее? Господи Иисусе.

– Потому что это испортит мое платье? – Лирика ответила с ухмылкой.

Вот она.

Чендлер закатил глаза и ушел.

Я не мог остановить улыбку, которая вырвалась на свободу.

– Он приспосабливается к королевской жизни.

Лирика рассмеялась.

– Я думаю, королевской жизни придется приспосабливаться к нему.

– Ты справилась с этим, – сказал я, вспоминая, как она легко переходила от джинсов к вечернему платью.

Ее глаза заплясали по комнате.

– Я их всех одурачила, – ее голос был тихим, как будто она делилась секретом.

Линкольн сжал челюсти.

– Как долго еще вам двоим придется играть в дом?

– Я работаю над этим, – я не работал. Во всяком случае, не юридически. Я задал тон для правдоподобия, но еще не приступил к оформлению документов. Теперь, когда я увидел ее здесь, выглядящую соответствующим образом, источающую элегантность и чувственность, мне снова захотелось встать и заявить на нее права. Пресса была здесь, наблюдала, сообщала о каждом шаге каждого важного человека. Это было бы нетрудно. Все, что потребуется, это одно прикосновение. Поцелуй в висок.

– Работай, блядь, усерднее, – процедил Линкольн сквозь стиснутые зубы.

Лирика смотрела на него, не прикасаясь к нему, прекрасно играя свою роль. Она тоже видела их здесь.

– Линк, ты можешь дать нам минутку?

Он уставился на нее, словно желая, чтобы она передумала. Она смотрела в ответ, не отрываясь. Он бросил на меня последний взгляд, а затем пошел в сторону, где Чендлер пошел поговорить с Лео.

Ее плечи расслабились, она выдохнула и повернулась ко мне лицом.

– Сожалею о нем.

От ее слов у меня защемило в груди.

– Его поведение – не твоя ответственность, – я приподнял ее подбородок указательным пальцем. – Ты прекрасно выглядишь, Лирика, – я улыбнулся, позволив своему прикосновению задержаться на ее коже на несколько секунд, прежде чем опустить руку на бок. – Миссис Мактавиш гордилась бы тобой.

– Я скучаю по ней, – она слегка наклонила голову, словно вызывая в памяти воспоминания. – И по Сэму. Мой шеф-повар.

– Они тоже скучают по тебе.

Она вздохнула и выпрямилась.

– Я скучаю по библиотеке. Боже, как я скучаю по библиотеке. Клянусь, даже после четырех лет там осталось столько книг, которые я так и не прочитала.

Где бы она ни была, я бы построил ей библиотеку. Я вспомнил все те ночи, когда я приходил домой и находил ее спящей на одном из диванов, я накрывал ее одеялом и смотрел на ее сны.

Ее губы разошлись в возбужденном «О», и все, о чем я мог думать, это о том, как они обвиваются вокруг моего члена. Господи, Грей. Какого хрена?

– И сады. Я скучаю по садам. Они цветут?

– Тебе не придется скучать ни по чему из этого. Тебе всегда рады в моем доме, Лирика, – она никогда не говорила, что скучает по мне. Но опять же, я никогда не давал ей повода скучать.

– Спасибо, но я не думаю, что это понравится всем, – она бросила взгляд на Линкольна, быстрый, осторожный, чтобы не дать ему понять, что мы говорим о нем.

– Иногда быть эгоистом – это нормально, малышка, – я потянулся вниз и незаметно взял ее за руку. Мой большой палец провел по точке пульса на ее запястье, и я подумал, каково это – обхватить ее пальцами и прижать ее руки над головой. Какого черта я думал об этом? Я отпустил ее. Она не принадлежала мне. И никогда не принадлежала.

Я добавил:

– Даже необходимо, – я провел большим пальцем по ее ладони. Это был невинный жест, тонкий, просто кожа к коже. Но он разогрел мою кровь со свирепостью драконьего огня.

Ее зрачки расширились. Маленькая пульсирующая точка в нижней части ее горла запульсировала от возбуждения. Ее губы разошлись. При каждом вдохе она выпячивала вперед свои сиськи.

Это было неправильно. Это был каждый грех, который я четыре года боялся совершить. Все изменилось для меня, но ничего не изменилось для нее. Или, может быть, ничего не изменилось для меня. Я спасал ее – четыре раза, возвращал ей кусочки ее жизни, когда она считала, что они потеряны навсегда, укладывал ее, когда находил ее спящей, нашел ее отца и привел его к ней, проводил ночь за ночью, читая ей, пока она купалась. Ладно, последнее было для меня. В ту ночь, когда я нашел ее в ванной, под водой, затаившей дыхание, мое сердце остановилось. После этого я должен был оставаться с ней. Моя душа нуждалась в этом так же, как и ее.

Может быть, Сэди была права. Может быть, я всегда выбирал Лирику.

Но Лирика не выбирала меня.

Она была его.

Я уронил ее руку.

– Энистон попросила меня быть подружкой невесты, – она сглотнула, и я наблюдал за движением ее горла. Я думал только о том, как легко моя рука обхватит его, как оно будет выглядеть дугообразным в подношении к моему рту.

Прекрати, Грей. Прямо сейчас, блядь.

Я не мог.

Я продолжал смотреть на нее.

– Это фантастика.

Ее взгляд скользнул по моей груди, по рукам, а затем по тому месту, где мой член упирался в брюки.

Атласное платье не скрывало твердые пики ее сосков.

Она опустила взгляд на свои руки, нервно ковыряясь в ногтях.

– И я уверена, что ты будешь шафером.

Мы оба отрицали это, эту вещь – эти искры, этот гул, пульсирующий между нами. Возможно, это было к лучшему. Это было неправильно. Так было всегда.

Я наблюдал за ней сквозь тонкую пелену самоконтроля. Годы дисциплины были единственным, что удерживало меня от того, чтобы наклониться и сказать ей, что я совершил ошибку, когда отпустил ее, взять эти руки, расправить одну на своем члене и сказать: Смотри, что ты делаешь со мной.

Я кивнул, отвечая на ее вопрос/не вопрос.

– Да.

– Линк тоже, – ее глаза все еще были прикованы к моим, хотя она говорила о нем. – Каспиан не сможет по очевидным причинам, – она была бессвязна. – Но у Чендлера будет…

По совпадению, Лео выбрал этот момент, чтобы подойти.

– Я бы не стал есть копченого лосося. Почти уверен, что третий из вашего маленького тройничка подсыпал туда яд, – он кивнул Линкольну, который сломал шею и уставился на нас своими зелеными глазами.

– Лео, – закончила предложение Лирика.

Я перевел взгляд на него, моргая.

– Тебе что-то нужно?

– Просто хотел узнать, не хочешь ли ты сделать столик на четверых, – он откусил кусочек лепешки.

– Достаточно, – сказал я с опасной угрозой в каждом слоге.

Его глаза расширились, когда он закончил жевать.

– Что? Бог не просто так дал ей три дырки, – он указал на меня и произнес один, затем на Линкольна и произнес два, затем на себя и произнес три.

Моя кровь разогрелась.

– Я сказал, заткнись, блядь.

Он поднял обе руки в знак капитуляции.

– Мне пора идти, – сказала Лирика, ее голос был не громче шепота.

Он смутил ее. Я собирался убить его.

Она начала уходить, но я схватил ее за локоть.

– Останься.

Она замерла. Ее дыхание сбилось. От моего прикосновения ее кожа покрылась мурашками.

– Да, останься, – сказал Лео. – Это действительно касается тебя.

Лирика посмотрела на меня с бурей эмоций, мелькающих в ее голубых глазах.

– Мне действительно нужно идти.

Я сделал это с ней. Я посеял в ней эту бурю.

Я уронил ее локоть, затем смотрел, как она уходит, прежде чем повернуться к Лео.

– Она не одна из твоих игрушек. Ты не имеешь права унижать ее. Понятно?

Уголок его рта приподнялся, а глаза сверкнули, как будто он стал посвящен в тайну, которую никто больше не знал. Возможно, так оно и было.

– Понятно.

ГЛАВА 23

Пришла официантка и предложила бутылочное пиво.

Лео взял одну с подноса и ухмыльнулся так, что она покраснела и чуть не врезалась в сидящего рядом человека.

Он засмеялся про себя. Самоуверенный ублюдок. Его улыбка сползла, и выражение лица стало серьезным.

– Кажется, мы зашли в тупик.

Номер, который Сэди дала Чендлеру, соединил нас со складом, который был не более чем диспетчерской службой, службой Uber для коммерческого использования. Они вызывали водителя, тот забирал фургон, высаживал его в указанном месте и оставлял ключи внутри. Кто-то другой забирал фургон оттуда и затем использовал его для перевозки девушек. Все было хорошо продумано, и, если бы не было так хреново, я бы гордился Сэди. Более трехсот человек довезли фургоны до этого места и высадили их. Нам потребовались недели, но мы связались с каждым из них. Все они отправили нас в одно и то же место – на грунтовую дорогу в Македонском лесу. У нас был парень, который сидел в конце дороги, наблюдал и ждал, когда кто-нибудь появится. Прошло почти две недели, но никто так и не появился.

– Время для плана Б, – я собирался увидеться с Уинстоном. Я ненавидел просить у него информацию. Это заставляло меня казаться слабым, как будто я не мог найти ее без его помощи. Сэди не оставила нам другого выбора.

– План Б?! Никто не сказал мне, что есть план Б. Какого хрена, чувак? Где был план Б две недели назад?

Я засунул руки в карманы и сжал челюсть.

Он вздохнул и поднял бровь.

– Делай свое дело, брат, – и затем он ушел, оставив меня одного.

В кабинете Уинстона не было ничего, что могло бы привести меня к девушкам, но там могло быть что-то, что я мог бы использовать. Документ или фотография – что-то, что я мог бы держать перед ним и поджечь, чтобы поиздеваться над ним.

Кто-то опередил меня. Дверь уже была открыта, и в коридор вплыли голоса. На мгновение я подумал, что это могла быть Сэди. Затем они заговорили снова.

– Я ему не доверяю, – это был Линкольн.

Какого черта он делал в кабинете Уинстона?

Я остановился, остановив свои шаги на мраморном полу, и встал прямо перед дверью.

– Почему? – Лирика. – Потому что он богат… – она сделала паузу после этого слова. – Могущественный, – еще одна пауза, и я представил, как она подходит ближе к тому месту, где он стоял, дразня его. – Красивый, – последнее слово прозвучало с легкой интонацией.

Раздался шум – шелест ткани и тяжелый лязг металла о дерево.

– Он хочет тебя трахнуть.

Если он говорил обо мне, я должен был отдать ему должное. Он был наблюдателен.

– Это уже не средняя школа, птичка. Ты не можешь играть в свои маленькие игры, чтобы заставить меня ревновать, – еще один удар.

Я знал, что он никогда не причинит ей вреда, но не мог не двинуться к проему и не проверить, чтобы убедиться.

Линкольн прижал Лирику к столу Уинстона. Его спина была обращена ко мне. Ее руки были на его шее, и она смотрела на него сверху. Ревность пронзила мою грудь при виде этого взгляда, хотя у меня не было никакого права ревновать. Вообще никакого права.

– Может, мне стоит отправить тебя обратно со следами моих зубов на шее? – он поднял руку и провел пальцами по верхушкам ее грудей. – Или сюда, – он дернул платье вниз, заставив ее вздохнуть. Она уронила руки и схватилась за край стола. Ее сиськи вывалились на атласную ткань, идеальные и полные, со светло-розовыми сосками.

– Линк… – ее слова оборвались стоном, когда он наклонился и укусил ее. Ее глаза были прикрыты, а щеки раскраснелись.

Черт.

Я должен был уйти, но, черт возьми, я был загипнотизирован.

– Ты моя, птичка. – Линкольн схватил ее за бедра и задрал платье до талии. – Это мое, – прорычал он. – Черт, посмотри на это.

Я хотел. Боже, как я хотел. Я представлял его, мягкий, розовый и набухший.

– Он такой, блядь, мокрый.

И это. Господи, и это.

Линкольн поднес руку к ее киске, касаясь того, чего я не мог.

– Это мое, – его голова двигалась, и я представлял, как он проводит языком по ее скользкому центру точно так же, как это сделал бы я.

Лирика откинула голову назад и закрыла глаза. Ее руки крепче ухватились за край стола. Ее ноги переместились на его плечи, открывая ее для него.

Линкольн рассмеялся, глубоко и низко. Его голова откинулась назад, чтобы посмотреть на нее.

– Тебе нравится быть моей, не так ли, птичка?

– Да, – вздохнула она, едва достаточно громко, чтобы я услышал.

Мой член был так зол. Такой твердый. Он упирался в мои брюки от желания высвободиться, от потребности трахаться. Дикий зверь пробудился после многих лет одиноких дней и беспокойных ночей, наблюдений без прикосновений, желаний без получения.

– Ты хочешь, чтобы я съел эту киску, детка? Трахал твою киску языком? Дразнить эту тугую попку? – голос Линкольна был низким и горловым.

– Боже, да, – ее спина выгнулась дугой, умоляя его о том, что он обещал.

Чееееерт.

Он засунул пальцы в ее идеальную, сладкую киску. Я знал, потому что был внутри нее. Я помнил, как ее тело отвечало на мой язык, на мои прикосновения.

Лирика подняла голову и открыла глаза.

И посмотрела прямо на меня.

Мне должно было быть стыдно.

Я ждал, что она скажет ему остановиться или покраснеет и отвернется. Я ждал чего угодно. Но она держала мой взгляд. Не отводила взгляд. Ее глаза были темными и дразнящими. Ее язык прошелся по нижней губе, затем она зажала его между зубами. Она целеустремленно покачивала бедрами, не сводя с меня глаз. Этот взгляд говорил обо всем – голод, жажда, нужда, прощение.

Это было наслаждение, агония и блаженство. И таким чертовски сильным, что я думал, он разделит меня на две части. Я не заслуживал этого взгляда. Но я украл его. Я вырвал его у него, как дьявол, которым я был, когда она выгнула спину и зарылась кончиками пальцев в его волосы.

– Да, блядь. Трахни мое лицо. Оседлай мои гребаные пальцы.

Это моя малышка. Бери, что хочешь. Владей этим, – сказал я ей глазами.

Она издала самый сладкий звук – нннннн. Затем:

– О, Боже, – ее бедра двигались быстрее. – Сильнее.

Рука Линкольна двигалась быстрее, сильнее, как она и просила. Комната наполнилась отчетливым звуком пальцев, трахающих влажную плоть, сосания и причмокивания. Тяжелым дыханием и стонами.

Ее дыхание стало поверхностным и прерывистым. Ее бедра приподнялись над столом, и я видел, как содрогается ее тело, как напрягаются мышцы шеи, как руки тянутся к чему-нибудь, за что можно ухватиться. Она была близка, так близка к тому, чтобы разорваться. Ради него. Ради меня. Ради нас.

– Кончай за мной.

Кончай за мной.

Не сводя с нее глаз, я сжал челюсти и кивнул ей. А потом она развалилась… с моим гребаным именем на губах.

– Грей, – стонала она.

Мир остановился. Я замер.

Линкольн вытащил свое лицо из ее бедер и снова опустился на корточки.

– Скажи мне, что это была ошибка. Скажи, что ты не говорила того, о чем я думаю, – в его голосе звучала боль, которую я не мог представить, что когда-нибудь чувствовал.

Лирика посмотрела на него, затем соскользнула со стола и провела пальцами по его вьющимся волосам, опустившись перед ним на колени. Ее глаза встретились с моими через его плечо.

Линкольн крутанулся на месте, вскочив, как только увидел меня.

– Клянусь Богом, я убью тебя на хрен.

Лирика схватила его за руку, притянув его обратно на свой уровень.

– Линк, нет.

У меня не было слов, чтобы успокоить его или дать ему утешение. Это не было ошибкой. Я мог уйти, когда увидел их. Но я не ушел. Я остался. Я остался, потому что, да, она принадлежала ему, но часть ее принадлежала и мне. И я ревновал. Ревновал к тому, что он попробовал ее на вкус. Ревновал, что его рот блестел от ее остатков. Ревновал к тому, что она, блядь, сейчас стоит перед ним на коленях.

Я сжал кулаки и повернулся, чтобы уйти, не сказав ни слова. Остаться означало войти туда и прикоснуться к ней, лизнуть ее, трахнуть ее, а это только ухудшило бы ситуацию.

Нежный голос Лирики остановил меня.

– Грей, не уходи.

Я не хотел уходить. Я хотел закончить то, что он начал. Я хотел снова услышать свое имя на ее губах. И еще раз.

Но это выходило за рамки меня, за рамки ее. Нас было трое, запутанных, переплетенных и сбившихся с толку, хаотичный шторм, который, я не был уверен, что у кого-то из нас сейчас хватит сил преодолеть.