Текст книги "Судный день (ЛП)"

Автор книги: Дилейни Фостер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 17 Сэди

Он назвал меня чудовищем.

Я хотела, чтобы он видел во мне только королеву.

Двенадцать лет назад Грей сказал мне бежать.

Я так и сделала.

Я бежала, пока не сгорели мои легкие.

Но они все равно поймали меня.

Я понятия не имела, кто они, только то, что они были сильными и носили мантии с капюшонами и венецианские маски, закрывавшие их лица.

Следующую неделю я провела во дворце, запертая в комнате без окон.

Затем меня отвели в церковь, где накачали наркотиками, после чего я проснулась, одетая лишь в белый шелковый халат. Они привели меня в большое открытое помещение, где пол был из золотистого мрамора с кроваво-красной буквой «О», сформированной из змеи в центре. Стены были того же золотого цвета с высокими белыми колоннами, расположенными возле арочных проемов, которые вели в длинные коридоры. Над нами был круглый балкон, с которого молча смотрели другие мужчины.

Это место было очень похоже на церковь, где мы прощались с Лиамом, но ничего святого в нем не чувствовалось.

Десять мужчин сидели в ряд за деревянным столом. Спереди блестящими золотыми буквами было написано слово Трибунал.

Одна за другой другие девушки, такие как я, выходили на открытое пространство, и одна за другой их выбирал один из десяти мужчин. И вот настал мой черед.

Я помню это, как будто это было вчера. Они называли это Судным днем – днем, когда я официально принадлежала королю Уинстону Рэдклиффу – началом конца.

В течение нескольких месяцев я чувствовала только боль от потери Грея. Это было так больно, что хотелось умереть. А потом я узнала, что беременна, и вдруг мне стало ради чего жить.

Я вернула то, что они украли у меня. У меня была жизнь королевы… и матери.

Я не могла винить Уинстона за то, что он поделился моим секретом. Это был лишь вопрос времени, когда Грей узнает правду так же, как Лиам. Я никогда не хотела, чтобы принц пострадал. Я лишь хотела напугать его, чтобы он замолчал. Он сам виноват в том, что позвонил им. Он не должен был впутывать Грея.

Это был не тот конец, которого я хотела. Если бы только Грей слушал, а не осуждал. Если бы он просто понял. Мы могли бы стать могущественными вместе. Мы могли бы управлять всем.

Это была та девушка. Лирика. Я знала, что это она. Она каким-то образом просочилась внутрь и заняла место, которое когда-то принадлежало мне.

Теперь я потеряла свое королевство. Моего короля больше нет. Любая симпатия, которую я надеялась завоевать с помощью его дочери, ушла за дверь вместе с Греем. Как только он расскажет всем правду, они увидят меня такой же, как он.

Я понятия не имела, как найти своего сына. Но я была уверена, что Грей знает. Он будет пытать Уинстона, пока тот не расскажет ему. И тогда я потеряю и его.

Чендлер вошел в библиотеку. Он стоял надо мной, глядя на меня сверху вниз, словно я была жвачкой на его ботинке, помехой.

– Скажи мне, как найти фургоны.

Если я скажу ему это, он найдет конюшню. Я не знала, где она находится, и мне нравилось держать это в тайне. Но водители этих фургонов знали. Это была их работа. Они были не более чем челноками, людьми, которым хорошо платили за их молчание. Я звонила, они приезжали и привозили девушек в то место, которое им указывал Уинстон.

Это был единственный козырь, который у меня был.

– Если я скажу вам, вы меня отпустите?

Что еще я теряла? Я стояла на коленях. Там, где раньше было сердце, зияла дыра, из которой сочилась кровь – медленное кровотечение, такое, когда хочется поскорее убить себя, но облегчение от смерти не приходит.

Он размышлял над этим несколько мгновений, прежде чем провести рукой по лицу.

– Да. Я отпущу тебя.

Я знала, что он отпустит. Альтернатива означала, что он решит оставить десятки девушек на изнасилование и пытки. Он был засранцем, но он бы так не поступил. Они сделали своей миссией их спасение.

Я встала и отряхнулась.

Он схватил меня за локоть, на коже остались синяки.

– Если тебе нужен номер, мне нужно взять свой телефон.

Чендлер отпустил мою руку, отпихивая меня от себя.

Я улыбнулась про себя, когда шла обратно к дивану. И снова я играла на победу. Грей Ван Дорен забрал у меня все. Пришло время забрать все у него.

ГЛАВА 18

Подошвы моих ботинок гулко стучали по полу. Мои шаги были торопливыми и тяжелыми. Я потянулся вверх и ослабил галстук, в конце концов, сказал к черту и развязал эту чертову штуку. Он свободно висел на моей шее, но я все еще не мог дышать. Я захлебывался воздухом, задыхался, не мог быстро выйти на улицу. И когда двери дворца распахнулись, и я вышел во двор, я закрыл глаза и втянул в себя весь воздух, какой только мог. Выдохнул его.

Втянул.

Выдохнул.

Втянул.

Медленно.

Постепенно.

Более половины моей жизни Сэди была моей навязчивой идеей. Теперь она чувствовала себя врагом.

Лиам был мертв из-за нее.

Невинные девушки – такие, как Сэди, в которую я влюбился, такие, как Лирика – страдали из-за нее.

Двенадцать чертовых лет она была единственным, что сохраняло мне рассудок. Она была призом, за который я боролся. Она была светом в моей тьме. Она была всем, блядь, всем. Все, о чем я думал годами, это снова обнять ее, прикоснуться к ней, поцеловать ее, трахнуть ее. Любить ее. Я побывал в аду и обратно, и любая надежда на то, что все это того стоило, была просто разорвана в клочья.

Я думал, что день, когда я узнал, что она была выбрана королем и приговорена к судьбе, которую она не заслужила, был худшим днем в моей жизни. Я думал, что ничто не может быть больнее, чем осознание того, что я не спас ее.

Я ошибался.

* * *

– Так скоро вернулся? – спросил Мэддокс, когда я появилась перед дверью единственного человека, который мог придать всему этому смысл.

– Ты сделал то, что я просил?

Он кивнул.

Я вручил ему двести фунтов, затем толкнул дверь и вошел внутрь.

Я позвонил заранее, когда ехал из дворца. Как я и просил, Уинстон был на холоде. Он свернулся на кровати в позе эмбриона, прижав колени к груди, а его запястья были пристегнуты к лодыжкам. И он был голый. На тумбочке рядом с его кроватью лежали три предмета, а стул был поставлен достаточно близко, чтобы мы могли сблизиться.

На его спине все еще оставались красные полосы. Некоторые из них начали покрываться струпьями в местах разрывов кожи. Уинстон был в отличной форме для человека, которому было почти пятьдесят. Он был красив в классическом стиле. Жаль, что он был гнилым внутри.

Я не любил бездумное пролистывание страниц или игры в цифровые игры. У меня не было социальных сетей именно по этой причине. Но сейчас мне хотелось чем-нибудь занять время; чем-нибудь, что не включало бы в себя многочасовое разглядывание голой задницы Уинстона.

Я думал о Сэди и о том, как она стала такой, какая она есть. Я думал о том, что она сказала о Лирике. В этом не было ничего такого, о чем бы я не думал сам, по крайней мере, сто раз. Я был ее монстром. Я жил с этим грузом каждый проклятый день. Именно поэтому я отпустил ее. Потому что, несмотря на то, что думала Сэди, я не был похож на тех других мужчин, на таких, как Уинстон Рэдклифф. Вот почему я держался подальше от Лирики, почему каждый день оставлял ее одну в пустом поместье. Я не мог смириться с мыслью, что я ее похититель. Я думал, что если я проявлю милосердие к Лирике, то вселенная сделает то же самое для Сэди.

Я ошибался.

К черту вселенную.

Уинстон разбудил меня, пока я не погрузился в свои мысли.

– Хорошо выспался? – спросил я, когда он посмотрел на меня.

В его глазах вспыхнула паника. Беспредельный страх окрасил его мужественные черты. Он дергал за молнии, но чем сильнее он боролся с ними, тем больше они впивались в его кожу.

– Разве ты не причинил достаточно вреда?

Должно быть, он говорил о своей спине.

– Ты пробыл здесь один месяц. У меня есть двенадцать лет, чтобы нанести ущерб.

– Ты ебанутый на всю голову, ты знаешь это?

Я пожал плечами.

– Может быть, – я говорил с ним так, как учитель говорит с учеником или мать с ребенком, тщательно формулируя свои мысли. – Я собираюсь задать тебе вопрос, и то, что произойдет дальше, будет зависеть от твоего ответа. Понятно?

Он усмехнулся – смелый ход для человека, которого били раньше и связали сейчас.

– Я тебе ни хрена не должен.

Я подошел к тумбочке и взял первый предмет, держа его так, чтобы он мог видеть. Зеленое стекло полной пивной бутылки с металлической крышкой было прохладным на ощупь, как будто ее недавно достали из холодильника.

– Наверное, это бы неплохо вошло, – я посмотрел на острые края крышки и поморщился. – А вот выходить, наверное, будет неприятно.

– Ты бы не стал.

О, но я бы сделал.

Я поставил бутылку обратно на подставку, затем взял лежащий рядом огурец.

– Лично я не вижу в этом ничего привлекательного, но я слышал, что это отличный вариант на крайний случай, – я погладил внешнюю сторону и поднял бровь. – У него есть гребни.

– Пошел ты.

Я поднял банку с вазелином, которую держал на коленях, помахал ею в воздухе, затем поставил ее на пол рядом со своими ногами.

– Это один удар. Продолжай говорить, – я хотел убить его. В конце концов, я собирался это сделать. Но сегодня мне пришлось довольствоваться пыткой задницы.

Его тело заметно задрожало. Хорошо.

Я положил огурец на место, затем взял тяжелый черный фонарик, такой, каким пользуются копы.

– На случай, если у тебя появятся светлые идеи, – затем я ухмыльнулся собственной шутке и положил его обратно.

Его дыхание становилось все тяжелее. На его лбу выступили бисеринки пота.

Я полез в карман и достал пару латексных перчаток, осторожно натянув их на руки по очереди.

– Вот здесь мы становимся серьезными, – я наклонился, уперся локтями в колени и остановился в дюйме от его лица. – Где мой сын?

Молчание.

Я схватил огурец, затем зажала ему нос, пока его рот не открылся. Я запихивал его ему в горло, пока он не зашипел и не выпустил кляп.

– Теперь он будет в твоей заднице.

– Он в загородном доме в Нойдарте, – его голос дрожал, слова были быстрыми и бешеными, так не похожими на высокомерного короля, которым он себя считал. – Сразу за маленькой белой церковью с красной крышей. Вокруг дома забор из трех прутьев и металлические ворота в конце гравийной дороги.

Нойдарт был изолированным полуостровом, куда можно было добраться только на лодке. Там не было дорог. Это был маленький и причудливый городок, в котором проживало всего (может быть) сто человек. Мой отец ездил туда смотреть китов.

Я дважды чмокнул Уинстона в щеку – ту, что была на его лице – и улыбнулся.

– Это было не так уж и трудно, правда? – затем я встал, провел рукой по его заднице, раздвинув ее пошире, и засунул огурец в его тугую дырочку.

Он сжался, плюхнулся на кровать и затрепыхался.

– Какого хрена, Ван Дорен?! Я ответил на твой вопрос.

Я оставил огурец на месте, пока шел к двери, снял перчатки и бросил их в корзину для мусора.

– Если бы ты этого не сделал, это была бы бутылка.

ГЛАВА 19

В коридоре перед библиотекой в моем поместье висел семейный портрет в золотой раме. На портрете я стоял между своими родителями. Отец держал одну руку на моем плече, а другой обнимал за талию мою мать. Мы улыбались. Мы были счастливы.

Я уставился на портрет. Мое тело устало от недосыпания, от всех этих переездов и перелетов. Мой разум был измотан. Мое сердце: где-то на полу во дворце в Айелсвике.

Я уже собирался на паром в Нойдарте, когда посмотрел в зеркало и увидел темные круги под глазами, впалые щеки, помятую одежду и взъерошенные волосы. Это было не то первое впечатление, которое я хотел, чтобы у моего сына сложилось о его отце. Мне нужен был сон, горячий душ и свежий ум. До завтра оставалось несколько часов. Я нанял человека, чтобы он присматривал за дворцом. Если бы Сэди уехала, я бы знал. Если она найдет нашего сына до того, как я доберусь до него, я буду знать и это. Я знал каждый ее шаг.

– Я тоже по нему скучаю, – сказала миссис Мактавиш, сидя рядом со мной.

Я был слишком погружен в свои мысли, чтобы услышать, как она подошла.

Я продолжал смотреть, пораженный тем, как мой отец требовал уважения, даже на фотографии.

– Он всегда точно знал, что сказать и что сделать.

Слабая улыбка заиграла на ее губах.

– Твой отец был хорошим человеком.

Может быть, не в обычном понимании этого слова, но в нашем мире он был одним из лучших.

Ее мужа наняли садовником в Убежище еще до моего рождения. Трибунал проводил тщательную проверку биографий всех, кто приходил извне, и все подписывали договор о неразглашении. Любой сотрудник, нарушивший этот контракт, платил жизнью. Это было в контракте.

Мистер Мактавиш был пойман за фотографированием собрания Братства. Он сказал, что один из членов общества попросил его об этом. Тот отрицал это. В наказание дед Каспиана – глава Трибунала – публично опозорил мистера Мактавиша, внес его в черный список, чтобы он никогда не смог найти другую работу, и пригрозил сделать то же самое со всей его семьей. А потом он убил его. Вскоре после этого родился я. Мой отец, всегда непокорный, взял миссис Мактавиш в качестве домработницы несмотря на то, что сказал Донахью. По какой-то необъяснимой причине отец пожалел ее, а моя мать – теперь уже хозяйка поместья с новорожденным – нуждалась в помощи. Он пощадил жизнь миссис Мактавиш. С тех пор она была светом в моей жизни.

– Как ты думаешь, из меня получится хороший отец? – спросил я ее.

– Я думаю, ты учился у лучших, – она провела рукой по моему бицепсу в утешительной манере матери. – Я думаю, у тебя много любви, а дать ее некому.

Я думаю, она выпила.

– Ты думаешь, это подходящее место для ребенка? – я оглядел длинный коридор. – Это не совсем кричит о радости и смехе.

Она усмехнулась, и ее глаза сверкнули.

– О, здесь было много смеха. Просто тебя не было рядом, чтобы услышать его, – она вдохнула. – Леди Лорен вдохнула жизнь в эти стены, – она посмотрела в сторону библиотеки, где Лирика проводила свои дни. – Без нее здесь тихо.

Лорен. Лирика так и не смогла привыкнуть к этому имени. Я не знаю, что она ненавидела больше: имя или то, что ее называли леди.

– Надеюсь, ненадолго.

Она оглянулась на меня, ее глаза расширились и засветились надеждой, как всегда.

– Она вернется?

– Нет, – я все испортил, когда отпустил ее. Насколько мне было известно, миссис Мактавиш была хозяйкой этого дома, сейчас и всегда. Я оставил все надежды на то, что это изменится, когда вышел из дворца и оставил Сэди с Чендлером.

Я обдумывал, как рассказать ей обо всем, что произошло за последние несколько дней. Я доверял миссис Мактавиш. Пять лет назад я сказал ей, что уезжаю на встречу и привожу домой жену, и она даже не моргнула. Она приняла Лирику так, словно это было обычным, повседневным делом.

– У меня есть сын.

Я никогда и никому ничего не приукрашивал. Зачем начинать сейчас?

Ее дыхание сбилось, затем она сглотнула. Я увидел, как в ее мягких карих глазах промелькнула тысяча вариантов. Я никогда не встречался. Я не приводил сюда никого, кроме Лирики.

– Леди Лорен? – спросила она после долгих секунд молчания.

Математика сработала. Лирики не было уже почти год. Но биология не работала. Чтобы зачать ребенка, нужно было заниматься сексом. Я трахнул Лирику, один раз, пять лет назад, но не кончил, из какого-то извращенного чувства долга перед Сэди.

– Сэди. После того, как ее забрали, а меня отправили в тюрьму, она узнала, что беременна, – сказать это вслух другому человеку было все равно, что сорвать швы с незаживающей раны. Пять секунд назад я вспоминал, как я так старался не предать ее, а теперь я произносил ее предательство вслух. – У нас есть двенадцатилетний сын.

Ее взгляд смягчился.

– Ты видел его?

Я медленно покачал головой.

– Я даже не знаю его имени.

– Сэди знает, что ты знаешь об этом ребенке?

– Да.

– И она хочет, чтобы ты стал частью его жизни?

Я был последним, кто отвечал за то, чего хотела Сэди. Раньше я думал, что знаю. Теперь я понятия не имел. Она была испорчена. В глубине души я знал, что какая-то ее часть будет такой. Как она могла не быть такой? Но я никогда бы не догадался, до какой степени. От одной мысли об этом мне становилось плохо. Я не мог не чувствовать себя ответственным.

– Я собираюсь встретиться с ним завтра, – впервые с тех пор, как я себя помню, в моем голосе не было уверенности. Было только тихое эхо страха. Что, если он откажется меня видеть? Что, если он увидит меня и отвергнет после нашей встречи? – Я несу ответственность за другую жизнь, жизнь, которую я помог создать, и я понятия не имею, с чего начать.

Она положила ладонь мне на грудь, прямо туда, где должно было находиться мое сердце.

– Вот, – она улыбнулась. – Ты начинаешь прямо здесь.

ГЛАВА 20

Пятьдесят минут езды на лодке от Маллаига дали мне достаточно времени для размышлений. Вода была спокойной. Скалы и горы обрамляли озеро с обеих сторон. Миссис Мактавиш предложила поехать со мной, но это было то, что я должен был сделать один. К тому времени, как мы подъехали к пирсу, я написал и переписал свои слова дюжину раз. В Нойдарте были в основном леса, горы и ущелья, за исключением маленькой, причудливой деревушки у причала парома. Полуостров расположен между Лох-Хорн и Лох-Невис. На гэльском языке Хорн означал ад, а Невис – рай. В течение двенадцати лет Уинстон помещал моего сына в чистилище на Земле. Здесь не было приема сотовой связи. Нет Wi-Fi. Они сами вырабатывали электричество и варили свое пиво. Это был отдельный от нашего мир.

Один ряд белых зданий выстроился вдоль скалистого края, недалеко от воды. Через середину деревни проходила асфальтированная дорога, которая на окраине развивалась. Одна дорога вела к огромному поместью, похожему на мое на материке. Другая вела к деревенским домам, разбросанным по лесу. По склонам холмов текли ручьи. Деревья были пышными и полными. Благородные олени гуляли на свободе, ничего не боясь. Птицы перекликались друг с другом с ветки на ветку. Старики сидели на зеленой лужайке перед белыми зданиями, пили и смеялись беззаботно. Люди ехали на велосипедах по узкой дороге. Здесь не было ни транспорта, ни оживленных тротуаров, ни небоскребов. Это было место, куда приезжаешь за покоем. Или чтобы спрятаться.

Здесь были машины, в основном Land Rover, для местных дорог. В остальном здесь не было ничего современного. Я нанял одного из тех стариков, что сидели на лужайке, чтобы он отвез меня к белой церкви с красной крышей. Легче было соврать, что я ищу прощения, чем сказать правду о своих грехах. Когда мы подъехали к зданию, я понял, почему он так странно на меня смотрел. Некогда белая каменная поверхность была испещрена темными полосами, на которых проливной дождь оставил свои отпечатки. Трава была неухоженной, заросшей высокими сорняками и мертвыми кустами мангольда. Засохшие ветви деревьев оплакивали потерю жизни, которую когда-то вело это здание. Здесь давно никого не было.

Я прошел остаток узкой дороги, пока не нашел забор с тремя деревянными перилами и гравийную дорогу. Я перепрыгнул через металлические ворота и прошел еще полмили до небольшого коттеджа с кедровым сайдингом и А-образной крышей. Ряд высоких окон выходил на холмы позади него. С одной стороны был сад, обнесенный каменной стеной, с небольшим столом и стульями. С другой стороны была река.

Каждый хруст гравия под ногами звучал как лавина грязи и камней. Воздух был электрическим на моей коже. Я чувствовал каждую чертову вещь в гиперсознании. Мое горло было сжато.

Моя рука была тяжелой, когда я поднял ее, чтобы постучать в двойные стеклянные двери. Мое сердце замерло, когда одна из них распахнулась.

Это было оно.

Миниатюрная женщина с клубнично-светлыми волосами, заплетенными в косу, поспешила наружу, закрыв за собой дверь.

– Чем могу помочь, сэр? – ее акцент был тяжелым, как у миссис Мактавиш. Она была одета в светло-желтое платье, спускавшееся ниже колен.

Она была моложе, чем я себе представлял, около тридцати, может быть, около сорока, и примерно на фут ниже меня. Простая красотка. Неудивительно, что Уинстон еще не убил ее. Вероятно, он планировал ее трахнуть, если уже не сделал этого.

– Я ищу мальчика. Около двенадцати лет с поразительными голубыми глазами, если мне правильно сказали.

Ее тело напряглось.

– Боюсь, вы ошиблись местом.

Я мрачно усмехнулся.

– Уверяю вас, это не так.

– Вам нужно уйти.

– Слушайте очень внимательно то, что я собираюсь сказать, – я подошел к ней ближе, прижав ее спиной к двери. – Я ищу своего сына. Мне сказали, что здесь его можно найти, – я посмотрел через ее плечо на стеклянные двери, затем снова на ее глаза. – Итак, либо Уинстон солгал мне, либо вы лжете мне, – мой голос был спокойным, но выражение лица дало ей понять, что это предупреждение. – Я не люблю лжецов.

Ее грудь вздымалась и опадала от быстрого дыхания, но она стояла на своем. Мне это понравилось. Мне понравилось, что у человека, присматривающего за моим сыном, хватило смелости противостоять мне, чтобы обеспечить его безопасность.

– Король…

– Вы больше не работаете на короля.

Дверь открылась позади нее, заставив ее попятиться назад. В проем шагнул молодой парень, и я был поражен. На один-единственный, испытанный момент я испугался. Я никогда ничего не боялся так, как боялся подвести его. При виде его у меня сжалось горло. Сердце ударилось о грудную клетку. С раздвинутыми губами и пересохшим ртом я рассматривал его – загорелую кожу, полные губы, льдисто-голубые глаза и сильные скулы.

– Мэм, все в порядке? – спросил он, и в этот момент я был горд.

Так чертовски гордился этим мальчиком, который в свои двенадцать лет имел инстинкт защитить женщину, которая заботилась о нем.

Она повернулась к нему и улыбнулась.

– Да, Киаран. Все в порядке.

Я также гордился этим, тем, что она не проявила страха.

– Киаран, – повторил я медленно, оценивая, как это звучит. Киаран. Сильный. Благородный.

Женщина кивнула, ее глаза все еще были полны осторожности.

– С, а не К. Это значит…

– Маленький темный, – или, более буквально, черный. Я был серым, а он – черным. Это было похоже на проклятие, и я ненавидел Сэди за то, что она отметила его этой темнотой, прежде чем у него появился шанс стать кем-то другим, кем-то большим.

Она коротко изучила меня, затем посмотрела на него. Для невидящего глаза выражение ее лица ничего не выдавало. Ее мысли были ее собственными. Но я знал, что она делает. Она сравнивала его со мной.

Она подняла на меня глаза.

– Заходите в дом.

Она старалась казаться спокойной, но я услышал в ее тоне неприкрытые эмоции. Она волновалась. Я видел это в ее глазах. Она была его опекуном, его другом, его матерью в течение двенадцати лет. А потом появился я, и она понятия не имела, зачем я здесь и чего от меня ожидать.

Внутри коттедж был большим, открытым и гостеприимным. Огромное кресло и светло-коричневый диван стояли по бокам большого каменного камина. В открытой кухне на круглом столе для завтрака были разбросаны книги. Вокруг пахло свежеиспеченным хлебом к чаю, который лежал на кухонном столе.

Это был его дом. Мой сын вырос здесь. Я впитывал все это, внезапно забеспокоившись, что никакие земли, лошади или модные вещи не сравнятся с уютом настоящего дома.

Могу ли я сделать свой дом домом?

Для него – да.

Киаран сел в кресло.

– Ее Величество знает, что Вы здесь?

– Как, по-твоему, я нашел тебя? – я указал на одну сторону дивана. – Можно?

Женщина кивнула, затем села на противоположную сторону.

– Откуда вы знаете королеву? – спросил он.

Я сел, не сводя с него взгляда. Он был высоким. Во всяком случае, он казался высоким. Не то чтобы я знал много двенадцатилетних мальчиков, с которыми его можно было бы сравнить. Его лицо было сильным и зрелым, а не круглым и молодым, как я ожидал. Он был одет в серые шорты и белое поло, изысканные для его возраста, подходящие молодому парню для ношения в загородном доме в глуши.

– Я знаю ее очень давно. С тех пор, как она была в твоем возрасте, – сказал я ему.

– Правда?

– Да, – я обдумал свои следующие слова. – Тогда она была другой, – я скучал по той девушке, по той, которую я кормил с ложечки краханом (прим. традиционный шотландский десерт из смеси взбитых сливок, виски, мёда, малины и обжаренных овсяных хлопьев), пока мы устраивали пикник в саду. Я слизывал крем с ее губ, а потом сухо трахал ее на фоне конюшни.

– Как тебя зовут?

Я не винил его за вопросы. Я ожидал большего, более жесткого, чем это.

– Грей.

Он откинулся в кресле, обработал мой ответ, изучил мое лицо.

– Она как-то говорила о тебе. Она сказала, что я выгляжу так же, как ты. Король велел ей никогда больше так не говорить.

Она рассказала ему обо мне. Это было простое утверждение, но осознание того, что она это сказала, вдохнуло в меня новую жизнь. Она сказала ему, что он похож на меня. Она назвала ему мое имя.

Я хотел рассказать ему все. Он заслуживал правды – всей правды. У него уже столько всего отняли. Я должен был рассказать ему хотя бы правду.

– Почему ты так думаешь? То, что ты похож на меня, я имею в виду.

Он пожал плечами.

– Тебе кто-нибудь рассказывал о твоем отце?

– Да. Они говорили, что он сидел в тюрьме за плохие поступки, – в его голосе был намек на уязвимость, в глазах – голубых глазах, печальных глазах, моих глазах – плескалась боль.

Женщина на другом конце дивана прочистила горло, как будто он сказал что-то, чего не должен был говорить. Им не нужно было ничего от меня скрывать. Я не представлял угрозы, несмотря на то, каким меня выставили Сэди и Уинстон.

– Ты когда-нибудь открывал шипучий напиток, и пена выливалась через верх, создавая беспорядок?

Он кивнул, молча.

– Или выходил на улицу поиграть и спотыкался о бревно или падал в яму?

Еще один кивок.

– Ты не встряхивал напиток и не клал туда бревно, но в итоге ты оказался в беспорядке или поцарапал коленку из-за того, что не мог контролировать, – я наклонился вперед, упираясь локтями в колени и глядя ему в глаза. – Ты спросил, знает ли королева, что я здесь, но ты никогда не спрашивал почему.

– Почему ты здесь?

Я присел на край дивана, как можно ближе к нему.

– Потому что я достаточно долго не знал тебя. Потому что я твой отец. И я действительно попал в тюрьму. Но это было что-то вроде того, что я только что объяснил, что-то, что я не мог контролировать, – и в тот день, когда я вышел, я поклялся, что никто и ничто больше не будет иметь надо мной власти.

– Так вот почему вы никогда не приходили? Вы были в тюрьме?

Я мог бы солгать. Возможно, мне следовало бы. Но быть здесь, смотреть на него, видеть себя в нем, знать все годы, которые я пропустил, заставляло меня злиться. Возможно, я не способен быть героем, в котором он нуждался, но я отказывался быть его злодеем.

– Я никогда не приходил, потому что никогда не знал.

– О, – сказал он мягко, тихо, как будто понял, что был секретом, и это перевернуло мое сердце, чертовски переломило его.

Я соскользнул с дивана и присел на корточки перед его креслом.

– Но теперь я знаю, и я хотел бы взять тебя к себе домой на некоторое время. Если тебе там понравится, ты сможешь оставаться там столько, сколько захочешь.

– А как же Исла?

Исла. Значит, так ее звали.

Я взглянул через плечо на женщину, глаза которой были полны слез.

– Исла тоже может приехать, – она была для него постоянной, знакомой. Он нуждался в ней. Но это не значит, что я не проведу проверку, чтобы убедиться, что она та, за кого себя выдает.

Киаран улыбнулся, кивнув. Она была небольшой, но искренней.

– Хорошо. Думаю, мне бы это понравилось.

Я бы тоже этого хотел.

– Тебе просто нужно принести свои любимые вещи. Остальное мы купим, когда приедем.