Текст книги "Судный день (ЛП)"

Автор книги: Дилейни Фостер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 44

Времени было недостаточно.

Нам предстояло прожить еще целую жизнь.

Я еще столько всего хотела сказать, столько всего нужно было сказать.

Мы только начинали.

Я не была готова отпустить его.

Именно эти мысли роились в моей голове в течение последних нескольких часов.

Я положила голову ему на грудь, закрыла глаза и прислушалась к биению его сердца. Единственным другим звуком был ровный гудок монитора рядом с его кроватью и всплески кислорода, поступающего в тело Линкольна через пластиковую трубку. В комнате было мрачно и холодно, но его тело было теплым, когда я прижалась к нему.

Пуля пробила легкое Линкольна, в результате чего он задохнулся и захлебнулся собственной кровью. Они извлекли пулю и установили дренаж, чтобы удалить воздух и кровь, чтобы легкое смогло снова надуться. Это было несколько часов назад, а он все еще не очнулся.

Вернувшись в церковь, Грей сказал мне поторопиться. Он сказал, что у нас мало времени. Он попросил меня довериться ему, и я доверилась. Я доверила ему свою жизнь. Я доверила ему жизнь Линкольна. Он убил женщину, которая когда-то владела его сердцем, чтобы спасти меня. А я попросила его разделить меня с другим мужчиной. Сэди была мертва. Он не оставил в этом сомнений. Но я не могла позволить, чтобы ее кровь была только на его руках. Я не могла позволить ему жить с этим после всех тех эгоистичных вещей, которые я заставила его сделать. И я не могла выйти из той церкви без завершения. Я нуждалась в этом за то, что она сделала со мной, за то, что она сделала с Линком. Грей убил ее. Я хотела убедиться, что она отправится прямиком в ад. Поэтому я схватила с пола пистолет. Я направила его ей в грудь. И разрядила всю обойму в ее беззащитное тело. Я нажала на курок, слезы текли по моим щекам, а из горла вырывался крик. Щелчок, щелчок, щелчок пустой обоймы все приближался и приближался, а я все сжимала курок. Грей обхватил меня сзади, прижав к себе. Его бархатный голос успокоил мои бушующие моря.

– Достаточно, голубка, – сказал он. А потом он погрузил нас в лодку местного рыбака и спас нас. Снова.

– С ним все будет в порядке, – нежный голос Татум разнесся по комнате, отрывая меня от мрачных воспоминаний.

Я открыла глаза. Она улыбалась – всегда улыбалась. Ее кожа светилась от поцелуя острова. И счастья. Ее темные волосы были собраны в высокий хвост. Длинное голубое платье с бретельками плыло при каждом шаге. Она выглядела грациозной балериной, какой и была. Я была уверена, что Каспиан уже недалеко. Если я что-то и узнала о Братстве, так это их властную, защитную натуру.

Я села.

Татум села на край кровати и взяла меня за руку.

– Он боец. Мой брат не знает другого пути.

Чувство вины захлестнуло меня, и во рту пересохло.

– Это должна была быть я. Я должна была лежать в этой кровати с трубкой в груди.

– Неужели ты действительно думала, что кто-то из этих мужчин позволит этому случиться?

Я опустила глаза в пол. У Лео был длинный язык. Она должна была уже знать. Линкольн был ее братом. Это должно быть странно для нее.

– Ты, наверное, думаешь, что я испорчена.

– Мы все испорчены, – она сжала мою руку. – Любовь беспорядочна. Но именно такие беспорядочные моменты, те, за которые мы боремся, стоят того. Я думаю, что вы три человека, которых бросили в запутанную ситуацию, и вы справляетесь с ней так, как можете – своими сердцами. Я не собираюсь вас осуждать, потому что не могу сказать, что бы я сделала или не сделала, если бы это случилось со мной. Но я хочу сказать вам, что вы не испорчены. Ты человек с сердцем и душой.

Я подняла голову.

– Я должна быть мудрой в этих отношениях.

– Я мудрая, – ее губы приподнялись в улыбке. – А ты – озабоченная.

Мой рот опустился.

Она изогнула бровь.

– Ты тайком выходила из моей комнаты, чтобы сделать моему брату минет, прежде чем у меня был первый поцелуй.

– Ты этого не знаешь!

– Это ложь?

Я молча пережила воспоминание.

– Я так и думала, – она ухмыльнулась, затем прочистила горло. – Я бы хотела побыть наедине с братом. На улице есть человек, у которого был очень плохой день, и веришь или нет, но ты ему сейчас нужна, – она отпустила мою руку, молчаливо давая понять, что мне пора идти.

Грей.

И снова мое сердце разрывалось на две части.

– Я не могу уйти. Что, если Линк проснется?

– Тогда я позвоню тебе, – она посмотрела на меня так, что я поняла, что она не лукавит. – Иди.

Во время операции Линкольна одна из медсестер привела меня в смотровую комнату и осмотрела мои раны. К счастью, Сэди еще не успела полностью открыть лепестковый аппарат внутри меня, когда появились Грей и Линкольн. На шейке матки было несколько небольших разрывов, которые со временем заживут сами по себе. Мои соски были в беспорядке, но они тоже заживут.

Медсестра дала мне пару бумажных трусиков и халат без спины. В этом я вышла в коридор, в этом я вошла в приемную, в этом я увидела Грея, когда он поднял на меня глаза, отвел телефон от уха и закончил разговор. Он засунул телефон в карман, когда стоял. От его пронзительных голубых глаз у меня участился пульс. Я чувствовала себя нищей, приближающейся к королю. Его рост в шесть футов с небольшим ощущался как всемогущее присутствие в этой крошечной комнате. Где-то по дороге он раздобыл простую белую футболку. Подумаешь. Ничто в Грее Ван Дорене никогда не было простым. Только человек с его классическим совершенством мог заставить футболку Fruit of the Loom выглядеть так, словно она была создана для знати.

Его темные глаза впились в меня, пронзая до костей одним лишь затравленным взглядом.

Он сломлен.

Мое сердце билось как молот в груди, когда я потянулась к его лицу. Волосы вдоль его челюсти щекотали мои ладони.

– Я была эгоисткой, – мои руки дрожали, когда я пыталась удержаться от слез.

В его глазах на мгновение отразилась боль.

Я сглотнула.

– Ты потерял того, кого любил.

Его челюсть сжалась.

– Я потерял ее задолго до сегодняшнего дня.

– Ты мог потерять своего сына, – мое сердце сжалось, когда упала первая слеза. – Из-за меня.

Он положил свои руки поверх моих.

– Я никого не терял.

Я знала, что Киаран сейчас с миссис Мактавиш. Я знала, что с ним все в порядке. И все же мне была ненавистна мысль, что какая-то часть Грея винит меня, что он обижен на меня за то, что я вынуждена была сделать выбор.

– Ты этого не делала, Лирика. Скажи мне, что ты это понимаешь, – сказал он стальным, ровным голосом, который утешал и успокаивал меня.

Я сглотнула остатки слез.

– Тогда почему ты смотришь так далеко?

Его челюсть напряглась от моего прикосновения.

– Я показал тебе монстра внутри человека, и теперь ты боишься меня.

Я вдыхала его запах, позволяя его теплу омывать меня, когда я шагнула ближе.

– Это был не первый раз, когда я видела, как ты забираешь жизнь, – я вспомнила мужчину, который почти изнасиловал меня, и то, как Грей выжимал жизнь из его горла. – Это даже не первый раз, когда ты делаешь это для меня, – я выдержала его взгляд. – Я не боюсь тебя.

– Ты сейчас дрожишь, – его большие пальцы поглаживали переднюю часть моих рук.

– Не потому, что я боюсь тебя, – мое сердце заколотилось, а слова захлебнулись. – Потому что я боюсь, что не заслуживаю тебя.

– Ты не заслуживаешь меня? – его взгляд стал диким. Он убрал свои руки с моих, чтобы убрать волосы с плеч, с шеи. Его голова опустилась, и он впился мягкими поцелуями в мое горло. – Я недостойный, голубка, – он выпустил вздрогнувший вздох. – Мне так чертовски жаль, – он поднял голову. – Ты не должна быть здесь сейчас. Ты должна быть там… – он жестом указал на окно. – Счастливо быть замужем, закончить колледж и жить своей жизнью. Вместо этого ты здесь, разрываешь свое сердце пополам из-за двух мужчин, которые…

Я прервала его.

– Прекрати. Я не позволю тебе сделать это, – мой голос дрожал. – Малкольм забрал меня. Ты не брал. А если бы он не забрал, то забрал бы Киптон. Я бы стала одной из тех девушек. Я могла бы закончить как Сэди, – я смахнула слезы. – Вместо этого я провела свою жизнь с двумя невероятными мужчинами – совершенно разными, но оба совершенно замечательные, – я сжала его челюсть. – Ты не должен извиняться за то, что сделал меня счастливой, Грей. Ты не должен извиняться за то, что спас меня.

Я задрожала, когда его руки скользнули в распахнутую спину моего платья, схватили меня за задницу и притянули к себе. Он был твердым, таким твердым, что у меня перехватило дыхание. Его губы прижались к моим, раздвигая их языком. Я застонала ему в рот, и он зарычал. Он углубил поцелуй, сильнее вдавливая меня в свое тело. Я вздрогнула от боли в сосках, и он тут же отстранился.

– Черт, – он схватился за шею. – Господи, о чем я только думал?

– Все в порядке, – я положила руку ему на грудь. – Я в порядке, – я тихо улыбнулась. – Просто болит.

Темные тени плясали по его резким чертам.

– Я всегда считал себя достаточно сильным, чтобы справиться с чем угодно. Но ты ставишь меня на колени, – он потянулся вниз и коснулся моего лица, осторожно, словно я была бесценной, драгоценной вещью. – Я так чертовски слаб, когда дело касается тебя, – его голос вибрировал в моей крови.

Когда-то я считала, что в моем сердце есть место только для одного, что невозможно любить двух людей и любить их одинаково. Я полагала, что люди с детьми делают это каждый день. Я никогда не понимала этого.

До сих пор.

Пока не поняла, что мое сердце вовсе не мое. Оно не должно было быть заполнено. Оно должно было быть разделено на две половины. Одно целое. У каждого из них была своя часть.

– Не хочу портить момент, – раздался в комнате голос Чендлера. – Но муж номер два проснулся.

ГЛАВА 45

– Иди к нему, – сказал я, когда Чендлер ушел, пытаясь сдержать свою ревность к тому факту, что он получил возможность увидеть ее задницу. К черту бумажные трусики. Если бы это был Лео, мне пришлось бы вырвать его гребаные глазные яблоки. Чендлер, Каспиан, Татум и Энистон приехали из Айелсвика, как только я рассказал им о случившемся. Я также позвонил миссис Мактавиш, чтобы она приехала за Киараном. Исла подсыпала в чай успокоительное, чтобы вырубить ее и Эндрю, и она могла помочь Сэди вывести Киарана из дома. Она была хороша. Я дал ей это понять. Она блестяще прошла проверку. Ей повезло, что Сэди выстрелила в нее. Я бы не позволил ей так легко отделаться. – Ты нужна Линкольну.

Она посмотрела на дверь, потом на меня, колеблясь. Она колебалась, потому что я только что поделился с ней чем-то сокровенным. Я сказал то, что никогда не думал, что скажу. А теперь она отстранялась.

У нее была такая манера позволять своему чувству вины поглощать ее. Она думала, что, желая нас обоих, она подводит нас. Она думала, что мы нуждаемся в ее выборе, чтобы каждый из нас чувствовал себя важным. Она не понимала, что, не сделав выбор, она сделала нас самыми счастливыми мужчинами на свете. Мы можем любить одну и ту же женщину и наблюдать, как она любит нас в ответ.

– Моя милая, идеальная голубка, – мой большой палец провел по ее губам, потому что я никак не мог не прикоснуться к ней, зная, что она так себя чувствует. – Я в порядке. Иди, – я не сводил с нее глаз.

Я хотел поймать ее в ловушку в этот момент. Я хотел завернуть ее в пузырь и никогда не отпускать. Но это было эгоистично, а если это сработает, если мы втроем будем одним целым, то эгоизму не будет места.

– Я люблю тебя, – она выдохнула, затем сглотнула. Моя челюсть застыла. – Думаю, я люблю тебя с той ночи, когда ты вытащил меня из ванны, – она выглядела такой храброй, такой сильной, даже когда ее голос дрожал. – И не смей притворяться, что ты меня не любишь.

Это были всего лишь слова, полный рот слогов, заполнивших тихую пустоту пространства. Но они имели силу луны, вызывая приливную волну эмоций, обрушивающуюся на меня.

Мои губы дрогнули.

– Я бы не посмел.

Облегчение нахлынуло на нее, расслабляя плечи.

– Тогда скажи это.

Они были там, обжигали мое горло, сидели на кончике языка. Мои губы разошлись, чтобы произнести их. А потом…

– Пожалуйста, – сказала она. Ее язык высунулся, чтобы смочить губы. – Сэр, – биение ее пульса дрожало на дне горла.

Трахните. Меня. Эти слова были как щелчок двух пальцев, заставивший мой член взреветь.

– Иди, – я сосредоточился на своем дыхании. – Твоя киска может быть болезненной, но твой рот, похоже, работает просто отлично, – я пригнулся, приблизив губы к ее уху. – Уходи сейчас же. Пока я не засунул свой член в это милое маленькое горлышко.

– Мы еще не закончили, – сказала она через плечо, уходя.

– Верно, голубка. Мы еще далеко не закончили.

Если две души продолжают находить друг друга, возможно, им не суждено быть врозь.

Я отпустил ее.

Она нашла дорогу назад.

Линкольн мог бы сказать то же самое. Он тоже однажды потерял ее. А потом вернул ее.

Ей нужна была его буря.

Ей нужен был мой покой.

И мы оба нуждались в ее огне.

ГЛАВА 46

Медсестра проверяла показатели Линкольна, когда я открыла дверь и вошла в палату. Она была симпатичной, миниатюрной и немного старше меня. Ее длинные светлые волосы были собраны в хвост, и даже в темно-синем халате ее изгибы были хорошо заметны. Я смотрела, как она улыбается Линку, когда он открыл рот, чтобы она засунула градусник ему под язык. Ревность уколола мое сердце. Я не хотела, чтобы она прикасалась к нему. Я определенно не хотела, чтобы она приближалась к его рту. Его языку. Его губам. Они принадлежали мне.

Это то, что он чувствовал, когда видел меня с Греем? Что чувствовали они, когда видели меня друг с другом?

Могла ли я любить Линкольна настолько сильно, чтобы терпеть прикосновения другой женщины?

Я не знала, была ли я настолько сильной.

Я посмотрела на него, лежащего там, с трубками, линиями и аппаратами, прикрепленными к его телу, и поняла, что да. Я бы разделила его тело, если бы это означало сохранить его сердце.

– Я пойду найду кофе, – сказала Татум. – Если мне придется выпить еще одну чашку горячего чая, я буду кричать.

Я рассмеялась.

– Ты привыкнешь к этому.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросила она, открывая дверь. Ее глаза пробежались по моему телу. – Кроме настоящей одежды? – она засмеялась.

– Нет. Я в порядке, – я шлепнула себя по заднице. – Бумажные трусики и все такое.

Линкольн ухмыльнулся вокруг термометра.

– Точно, – Татум направила свой взгляд на Линка. – Больше никаких геройств, хорошо? – затем она улыбнулась, выходя и закрывая дверь.

– Привет, – сказал он, когда медсестра вытащила термометр у него изо рта. Он усмехнулся, и комната засветилась вокруг него.

– Привет, – я ухмыльнулась в ответ. – Это было отличное шоу, которое ты устроил. Побыть Тони Старком и попытаться спасти мир.

– Все выглядит хорошо, – сказала медсестра. – Я вернусь примерно через час с лекарствами, – она что-то напечатала на ноутбуке, который стоял на тележке, а затем оставила нас одних.

Я стояла у его кровати, проводя кончиком пальца по его челюсти.

– Ты больше никогда не сможешь меня так пугать.

– Я никуда не уйду, птичка, – его ореховые глаза плясали в ярком флуоресцентном свете больничных ламп. – И когда я умру – потому что мы все умрем, в конце концов – я все равно буду с тобой. Здесь, – он поднес руку к моей груди, прямо над сердцем. – И здесь, – он поднял руку и коснулся моего виска. – И здесь, – он провел рукой по моей киске. – Я в тебе. Выжжен в твоей душе. Ты никогда не избавишься от меня.

Я заползла на кровать и свернулась калачиком, стараясь не давить на его легкие. И мы так провели остаток ночи, его руки обхватили меня, его тепло струилось по мне, пока мы погружались в сон.

ГЛАВА 47

Первое, что я подумал, когда увидел Линкольна, лежащего на больничной койке с трубками в груди и венами, было: это должен быть я. Это не должен был быть он.

Я сидел на стуле рядом с его кроватью и слушал, как монитор пищал в такт биению его сердца. Пришлось потрудиться, но Татум удалось уговорить Лирику уйти с ней, чтобы у меня был этот момент с Линкольном.

Мне это было необходимо. Было много вещей, которые нужно было сказать.

Лирика сказала мне, что любит меня.

Я тоже любил ее. Я любил ее так сильно, что мне было чертовски больно. Я любил ее больше, чем кого-либо, кроме Киарана. Но я не мог сказать ей это в ответ. Я не мог дать ей такую надежду. Не сейчас. Только не после этого. Дело было не только во мне или Лирике. Мы были втроем. И дело было уже не только в трахе. Это было намного глубже.

– Иногда у меня бывают такие мысли, – голос Линкольна выдернул меня из моей головы. Он был хриплым и густым, как будто он проглотил стекло. Наши глаза встретились, и его глаза были тяжелыми от слабости. Это должен быть я. – Они хаотичны, постоянно крутятся в моей голове, – он полуулыбнулся. – Но они спокойны, когда она рядом. Я думаю, она делает это и для тебя.

Так и есть.

Она, блядь, сделала.

Я сидел в тишине, наблюдая за ним и давая ему закончить.

– Мы с Лирикой были год вместе, прежде чем ее забрали у меня, – он тяжело сглотнул. – У тебя было четыре гребаных года с ней, – он рассмеялся. Больше для себя, чем для меня. – Четыре года. Я знаю, что она сделала со мной после первого. Я не могу представить, что четыре года могут сделать с мужчиной.

Я мог бы сказать ему, что она расколола его, просочилась в его вены и поглотила его душу. Вместо этого я сказал:

– Я никогда не прикасался к ней, – я выдержал его взгляд. – Кроме той единственной ночи. Я не хотел делать то, что сделал, – мое сердце заколотилось при воспоминании. – Я видел, что эти мужчины делают с женщинами. Ты видел это, – я покачал головой. – Я не мог позволить, чтобы это случилось с ней, поэтому я стал меньшим из двух зол. Но я никогда не прикасался к ней после этого. Я не мог так поступить с ней. Не мог поступить так с тобой, – я знал, что она уже рассказала ему все это, но ему нужно было услышать это от меня.

– Так почему сейчас? Ты позволил ей уйти. Почему ты не мог просто оставить ее в покое? – в его голосе не было злости или ревности. Было только искреннее любопытство. Я не винил его за это. Я задавал себе тот же вопрос.

– Потому что, как бы ты не хотел признать это. Я – часть ее, а она – часть меня. Как ты и сказал – четыре гребаных года, – я сглотнул, готовясь к следующей части. – Но ты – большая часть ее, и, если ты не можешь этого сделать, тогда я уйду. Я уйду из этой комнаты и никогда не вернусь. А когда она спросит, я скажу ей, что все это было ошибкой, – каждое мое слово было пулей, пронзившей мое сердце. Как та, которую он принял ради нее, ради нас обоих. Я говорил, что он не заслуживает ее. Я был чертовски неправ. – Потому что она не причинит тебе вреда. Она слишком сильно тебя любит. Если ты не хочешь этого, она уйдет от нас обоих, как она и сказала. Ты знаешь, что так и будет.

Он моргнул и отвел взгляд. Мы оба знали, что это правда.

– Прежде чем я позволю этому случиться, я отпущу ее. Лучше пусть у нее будет половина сердца, чем совсем никакого, – мой голос сломался. Черт. Было ощущение, что кто-то обмотал мое собственное сердце острой проволокой и тянет, тянет. Я истекал кровью. – Я выйду за дверь и скажу ей, что не могу этого сделать, – проволока натянулась сильнее, разрывая мое сердце на куски. – Я буду ее злодеем.

Его челюсть напряглась, а взгляд ожесточился.

– К черту это. Пошел ты, – он поморщился и уперся рукой в бок, когда сел. – Тебе не удастся сделать из меня неуверенного парня, который не может справиться с давлением, в то время как ты – сильный, который уходит от девушки ради общего блага. А она тем временем лежит ночью в постели, скучает по тебе и обижается на меня. Я видел этот фильм. Я знаю, чем все закончится. Пошел ты. Ты не должен играть роль героя.

Я закрыл глаза и выдохнул медленный, ровный вдох, когда открыл их снова.

– Сильный? Ты думаешь, я сильный? Думаешь, меня не убивает каждый раз, когда она смотрит на тебя так, будто ты повесил луну? Каждый раз, когда она прикасается к тебе? Что я не хочу, чтобы она была только со мной? – я наклонилась вперед, ближе к нему, упираясь локтями в колени. – Но я понимаю. Она любит нас обоих. Мы оба любим ее, но, чтобы любить ее правильно, так, как она заслуживает, мы должны уважать друг друга, – я смотрел на трубки, капельницу, монитор сердца, затем встретил его взгляд. – Я знаю, что мы не всегда так поступали, но именно поэтому я здесь, чтобы сказать тебе, что я уважаю тебя до чертиков. Именно поэтому я сейчас здесь, а не с ней. Только скажи, и я уйду.

Я убивал людей голыми руками. Я разрушал империи. Разрушал королевства. Но сейчас у этого человека была сила сокрушить меня одним словом.

– Может, я и получил пулю, но ты убивал ради нее. Ты отдаешь частичку своей души каждый раз, когда отнимаешь жизнь, чтобы спасти ее. Я не могу позволить тебе выйти за дверь без того, чтобы ты не знал, что я тоже уважаю тебя до усрачки.

Мое чертово сердце заколотилось. Мой желудок завязался узлом. Мои руки дрожали, когда я смотрел на них и видел кровь, как будто она все еще была там – кровь Сэди. Я уже убивал ради Лирики. Я отдавал частички своей души за меньшее. Но это, черт возьми. Это было самое трудное, что я когда-либо делал. И я бы сделал это еще сто раз, чтобы добраться до этого момента, блядь, прямо здесь.

Я думал, что все эти годы меня влекла к Сэди любовь. Но существует тонкая грань между любовью и одержимостью. Любовь вернула меня к Лирике. Я был одержим идеей спасти Сэди.

И я не мог.

Не мог.

Я дал клятву защищать ее, а вместо этого убил ее.

Воспоминание об этом – металлический зажим в моей руке, ее тело, поддающееся силе, ее кровь, покрывающая мою кожу, и ее лицо. Ее гребаное лицо. Господи. Оно прорвалось сквозь меня, воспроизводилось снова и снова по кругу, грызло меня, разъедало изнутри.

Мои глаза жгло. Я смахнул слезы и прочистил горло, сглатывая их. Я не спас ее, черт возьми.

Я сжал виски.

– Господи Иисусе. Думаю, мне нужно выпить.

– Эй, парень. Все в порядке, – сказал Линкольн. – Тебе пришлось наблюдать, как тот, кого ты любишь, превращается в того, кого ты ненавидишь. Это дерьмо бьет сильно. А теперь это. Я. Мы, – он наклонился вперед, насколько мог, и посмотрел мне в глаза. – Думаю, я пытаюсь сказать, что, если мне придется разделить ее сердце с кем-то, я рад, что это ты.

Провод защелкнулся. Мое сердце перестало кровоточить.

Я улыбнулся Линкольну. Черт, мы улыбнулись друг другу.

Потом я сказал:

– Разве ты не знаешь? Здесь нет героев. Здесь мы все гребаные злодеи.