Текст книги "Преданное сердце"

Автор книги: Дик Портер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА VIII

Я был удивлен тем, как страшно изменилась Америка. В моей памяти она сохранилась живописной и ухоженной, богатой красивыми пейзажами и домами, но то, что я видел сейчас в окне поезда, поражало своей запущенностью. Мне пришло в голову, что мои мысли на эту и на другие темы для многих могут оказаться небезынтересными. Я уже представлял себе, как сижу в нашей гостиной в окружении друзей и знакомых, жадно ловящих каждое слово, и рассуждаю о том, чем Европа отличается от Америки. Разумеется, им захочется также услышать о моей службе в армии. Я сообщу им кое-какие мелочи о своей работе в разведке, но добавлю, что о самом интересном можно будет рассказать только через десять лет. Напустив на себя таинственности, я предстану перед ними в некоем загадочном ореоле. Потом, не откладывая дела в долгий ящик, я извещу их о своем решении вернуться в Берлин. Нравится – не нравится, а теперь я сам себе хозяин, и если родители попробуют мне помешать, они быстро увидят, как сильно я переменился. На этот случай я даже заготовил речь, смысл которой сводился к тому, что в Америке, конечно, неплохо, но в данный момент она меня не устраивает, и поэтому я возвращаюсь туда, где ощущаю гармонию жизни. Разговор с родителями состоится в первый же вечер, в гостиной, сразу после ужина.

На деле, однако, все вышло несколько иначе. Не успел я переступить порог, как мама сунула мне под нос список всех приглашенных на сегодня. Что касается отца, то он вернулся домой в последнюю минуту перед нашествием. В шесть часов начали прибывать гости; войдя, они прямиком направлялись к бару. В семь появились закуски, а к восьми, казалось, в гостиной собрались все мало-мальски знакомые мне жители Нашвилла, притом под изрядным хмельком. Ко мне подошла мамина приятельница миссис Мак-Киннон и, вздохнув, сказала:

– Вы, конечно, рады, что снова дома, – как я вас понимаю! Мы с мужем сами вернулись только месяц назад и буквально прыгали от счастья. Я Дэвиду так и сказала: съездить в Европу, конечно, приятно, но возвращаться еще приятнее. Мне все время казалось, что если я увижу хотя бы еще один неисправный туалет, еще одного хама-официанта, то не выдержу и закричу. Как это у вас хватило терпения так долго там прожить? Подумайте, они даже не знают, что такое завтрак; по их мнению – это булочка, смазанная джемом. Нет-нет, я прекрасно знаю, что это такое – снова оказаться дома!

Коэн Джексон, старый университетский приятель, протиснулся ко мне со стаканом виски в руке и спросил трубным голосом:

– Слушай, это правда, что женщины там не бреют волос?

– Да, в основном.

– По-моему, это омерзительно – когда женщина поднимает руку, а у нее подмышкой клок волос.

– Ничего, привыкаешь.

– А волосы на ногах? Как можно лечь в постель с женщиной, у которой волосатые ноги?

– И с этим осваиваешься.

– Ну, не знаю, я бы не смог. Я бы первым делом дал ей бритву и велел побриться.

– Вряд ли она бы послушалась. Они там считают, что волосы – это нормально.

– Волосы – нормально? Что же они, слепые что ли? Неужели видеть женщину, заросшую волосами, им так же приятно, как женщину с чистой кожей?

– Они просто не обращают на это внимания.

– Я бы точно обратил. И еще я слышал, что там можно купить любую женщину, какую захочешь.

– Ну, там есть проститутки – как, впрочем, и здесь.

– При чем тут проститутки? Просто подходишь на улице к любой симпатичной женщине, предлагаешь ей нужную сумму – и дело в шляпе.

– Этот номер у тебя пройдет с тем же успехом, что и в Америке.

– У меня другие сведения. То есть, конечно, какую-нибудь богатую аристократку вряд ли так купишь, а всех остальных – пожалуйста.

– Слушай, Коэн, если ты в Европе станешь на улице предлагать женщинам отдаться за деньги, то в девятнадцати случаях из двадцати получишь по морде.

– Ну, у меня другие сведения.

Потом ко мне подошла Кэрол Энн Эллистон. Она недавно вышла замуж за Спейна Кимбро, и я еще не успел привыкнуть к тому, что теперь ее зовут Кэрол Энн Кимбро.

– Хэмилтон, – воскликнула она, – какое счастье, что ты там ни на ком не женился!

– А, собственно, почему?

– А ты спроси у родителей Тодда Гудлоу – они тебе расскажут.

– А им откуда знать?

– Ты что, не слышал?

– Я только что вернулся.

– Значит, так: Тодд служил лейтенантом в Штутгарте, там познакомился с какой-то немкой и решил во что бы то ни стало на ней жениться. Родители пробовали его отговорить, но он на них – ноль внимания. Ну, поженились они честь по чести, привез он ее сюда, а теперь рвет на себе волосы. Вид у него прямо как у мученика.

– Чем же он так мучается?

– Если бы ты ее увидел, то сразу бы понял. Поперек себя шире и целыми днями только и делает, что сидит и читает журналы про кино. Не готовит, не убирает – ничего. Тодд мне уже сказал, что спит и видит, когда она уберется восвояси. Ни с кем из семьи эта Эльке не разговаривает, а ведь они все сделали, чтобы она чувствовала себя как дома.

– Что ж он женился на такой, которая поперек себя шире?

– Наверно, из-за грудей. На нее посмотришь – одни груди видно.

Потом подошел Сэнфорд Адамс – опрятный и элегантный, как никогда раньше. Он теперь занимался продажей недвижимости.

– Слушай, тут про тебя говорят, что ты в Германии был вроде как шпионом.

– Я служил в разведке.

– А ты знаешь, что Уэбб Перкинс во время корейской войны был чуть ли не главным нашим шпионом в Японии? Его специально обучили японскому, и он там выполнял всякие хитрые задания.

– Я вел допросы в Берлине.

– Уэбб рассказывает фантастические истории про свои японские дела.

– У нас в Берлине тоже были фантастические случаи. – Вот, например, про одного японца, который был четверным агентом и работал на китайцев, а мы думали, что он тройной агент и работает на нас.

– Однажды объявили, что русские вот-вот нападут на Берлин, и мы уже решили, что всем нам крышка.

– Попроси Уэбба, чтобы он рассказал тебе эту историю.

– Подозреваю, что некоторые из тех, кого я допрашивал, были двойными агентами.

– А тот японец был четверным агентом.

– У нас там работали интересные ребята из Принстона, Стэнфорда, Беркли. Сильная была группа.

– Понятно, а мы тут с Уэббом занялись коммерческой деятельностью. Сейчас проворачиваем одну операцию по продаже участков в Грин-Хиллз. Помяни мое слово, это будет крупнейший торговый центр в Нашвилле. Уже сейчас от желающих нет отбоя.

– Должно быть, Уэбб учил японский там же, где я русский.

– Ну, сейчас он, наверно, его уже подзабыл. По-японски-то здесь ни с кем не поговоришь. Но в бизнесе он сечет – будь здоров. Надо будет как-нибудь устроить вам встречу.

Разумеется, присутствовали и Колдуэллы. Как всегда, они были исключительно любезны и рассказали о том, как замечательно я принимал их в Берлине. При этом имя Эрики ни разу не было упомянуто, так что выходило, будто мы провели то воскресенье втроем, а не вчетвером. Среди слушателей была и Сара Луиза. Я уже видел ее, когда встречал гостей, – тогда она лишь сказала, что очень признательна за заботу о родителях, потом добавила: "Сегодня ты, наверно, нарасхват – не буду тебя отвлекать", – и исчезла.

Все это время она, разумеется, пользовалась гораздо большим вниманием, чем я. Сейчас Сара Луиза стояла возле Симса и Сисси и усердно им суфлировала: "Расскажите, как вы видели русских солдат у памятника. А теперь про продавщицу в магазине, где вы покупали оловянные тарелки. А теперь про то, как папа учил бармена делать "манхэттен".[72]72
  «Манхэттен» – вид коктейля.


[Закрыть]

Чувствовалось, что Сара Луиза неплохо подкована. Неужели родители ничего не говорили ей про Эрику?

– Да, кстати, вам привет от Эрики, – сказал я. – Она была очень рада с вами познакомиться.

– Ах, ну конечно, Эрика, – сказала Сисси, – никак не могла вспомнить, как ее звали.

– Потратила на нас массу времени, показала весь Восточный Берлин, – добавил Симс. – Внимательная девушка.

На этом разговор про Эрику закончился. Вскоре он вообще перешел на университетскую футбольную команду – тему, гораздо более близкую собравшимся, – и стал громче и оживленнее. Через какое-то время я неожиданно столкнулся с Уэйдом Уоллесом. В списке гостей его имени не было, и я даже не знал, что он в Нашвилле.

– Извини за опоздание, – сказал он, – прямо сейчас из Атланты. Ну, здорово.

– Чем занимаешься? – спросил я.

– Разве Колдуэллы тебе не сказали?

– Что именно?

– Я тоже работаю в "Камберленд Вэлли". Так что мы теперь с тобой сотрудники.

– Ну и как тебе?

– Отлично. Да, слушай, страшно рад, что ты не женился. А то тут до меня доходили всякие слухи.

– От кого?

– Да так, вообще. Говорят, ты там спутался с какой-то библиотекаршей. Только этого тебе сейчас не хватало – повесить на шею стерву.

– Никакая она не стерва.

– Это – там, а здесь все было бы по-другому. Прости – мне надо поговорить с Симсом.

Вскоре Симс сказал, что завтра рабочий день, и им с Сисси пора домой.

– Сара Луиза, – обратился он к дочери, – ты поедешь с нами или еще останешься?

Сара Луиза неопределенно пожала плечами и взглянула на меня; все прочие также посмотрели в мою сторону, а мама толкнула меня в бок.

– С удовольствием тебя провожу, – сказал я. Когда гости разошлись, я повез Сару Луизу домой. По дороге она не закрывала рта, и меня несколько раз подмывало рассказать ей все: и то, что я люблю другую, и то, что скоро уеду назад в Берлин, но нужные слова никак не шли на ум, потому что мысли мои были заняты совсем другим. Мне просто не верилось, что всем, с кем я сегодня беседовал, было глубоко наплевать на то, чем я занимался эти три года. Ни моя полная опасностей и приключений жизнь, ни мои самобытные идеи нисколько их не интересовали.

И я представил себе, что было бы, если бы я вернулся с Луны. Вот ко мне подходит Сэнфорд Адамс и говорит:

– Слушай, тут про тебя рассказывают, что ты вроде как слетал на Луну.

– Да, – отвечаю я, – я был первым человеком, ступившим на лунную поверхность.

– Ну, насчет Луны я не спец, зато в недвижимости кое-что смыслю: мы тут с Уэббом Перкинсом проворачиваем одно дело с участками в Грин-Хиллз – представляешь, там будет крупнейший в Нашвилле торговый центр! Сейчас я тебе все расскажу.

Когда мы выехали на дорогу, ведущую к дому, я все еще бился над этой загадкой, а Сара Луиза по-прежнему щебетала. Не доезжая до боковой просеки, где мы, бывало, останавливались, она вдруг умолкла, потом сказала:

– Давай свернем.

То, что Саре Луизе хватит смелости предложить такое, уже приходило мне в голову, и ответ уже был готов – твердое «нет», – но тут я ощутил ее руку на своем бедре. Три недели, проведенные без женской ласки – сперва в море, потом в пункте демобилизации, – сделали меня несколько возбудимым. Моментально вспомнилась старая присказка насчет того, что члену совесть не указ, и я понял, насколько она справедлива.

В следующую минуту машина уже катилась по просеке, потом Сара Луиза выключила фары и зажигание, и мы остановились. Когда она забралась на меня, я все еще чувствовал себя хозяином положения. Все, что она может сделать с моим членом, подумал я, я могу с тем же успехом сделать и сам. Когда ей надоест целоваться и она полезет мне в штаны, я приму необходимые меры обороны. Со мной эти штучки больше не пройдут! Некоторое время все действительно шло по заведенному порядку, и я ждал момента, когда Сара Луиза расстегнет на себе кофточку и попытается расстегнуть мою заветную молнию. Вместо этого она вдруг скользнула с сиденья на пол и начала целовать через брюки мой пенис. Меня разобрало такое любопытство, что я позволил ей вытащить его наружу. Намерения у Сары Луизы и вправду оказались самые серьезные: сперва она лизала член, будто это был леденец на палочке, потом, когда он начал подергиваться, засунула его себе в рот и застонала.

Конечно, я сразу усек, в чем тут фокус, но усек-то усек, а что толку. Длительное воздержание сделало свое дело. И у кого она только всего этого набралась? Не у Фреда ли Зиммермана? Что ж, и от него хоть какая-то вышла польза. Не успела Сара Луиза поразить меня своим новым искусством, как я почувствовал, что фонтанирую, словно гейзер. Когда все кончилось, меня охватило такое умиротворение, что я даже не заметил, проглотила она или выплюнула. Через минуту я ощутил легкие прикосновения бумажной салфетки и услышал голос Сары Луизы:

– Ну вот, теперь ему хорошо, он снова в своем домике.

Конечно, я мог бы сообщить ей все, что собирался, когда выруливал на главную аллею или когда мы подъезжали к дому, но в голове царил такой кавардак, что мне стоило невероятных усилий не съехать в кювет. Да и потом – разве позволительно джентльмену порывать отношения с дамой, которая только что сосала ему член? Нет, лучше подождать. У дверей Сара Луиза напомнила мне, что завтра у них прием. Перспектива еще одного такого же вечера мне никак не улыбалась, и я ответил, что хотел бы побыть с родителями. "Так они тоже будут, – сказала Сара Луиза, – и они, и все, кто был сегодня, и еще много-много народу". Выхода не было. Я поцеловал Сару Луизу – по-братски, как я надеялся, – но тут же ощутил у себя во рту ее язык. Когда я шел назад к машине, у меня было странное чувство, будто я попробовал собственной спермы.

Когда я вернулся, родители уже легли спать, оставив записку с выражением радости по поводу того, что я снова дома. Я начал подозревать, что они меня просто избегают, и подозрение это усилилось на следующее утро. Я встал в полвосьмого – задолго, по моим предположениям, до того, как отцу идти на работу, – но дома обнаружил лишь нашу домработницу Наоми и еще одну записку. В записке говорилось, что у отца деловой завтрак, мама тоже отправилась по делам и они безумно рады моему возвращению, а Наоми сказала:

– Только сейчас и ушли. Хозяйка сказала – будет поздно: две встречи у нее да еще обед. Но они уж вам так рады, так рады.

Когда я готовил речь, предназначавшуюся для родителей, мне как-то в голову не приходило, что мне ее не перед кем будет произнести. Я занялся тем, что распаковал чемоданы, потом зашел в университет, но когда вернулся днем домой, там опять была одна Наоми.

– Мама ваша звонила, – сообщила она, – говорит, задерживается, управится только к вечеру, когда вам в гости идти.

Натурально, тютелька в тютельку в нужное время мама и вернулась. Колдуэллы звали к половине седьмого, а ее машина подлетела к дому без чего-то шесть, на несколько секунд опередив машину отца. Оба они тут же бросились наверх принять душ, наскоро крикнув мне с лестницы: "Привет!", а когда спустились, готовые к выходу, было двадцать минут седьмого. Хотели они того или нет, а им предстояло провести вместе со мной пятнадцать минут в машине – столько занимала дорога до Колдуэллов, – и, если постараться, этого времени могло бы хватить на то, чтобы сообщить им то, что я хотел. Я решил просто сказать, что мы с Эрикой любим друг друга, что мы помолвлены и что я возвращаюсь в Берлин. Но когда мы вышли, мама сказала мне: "Хэмилтон, поезжай в «шевроле», а нам с отцом еще нужно заехать за Гарднерами". Деться было некуда – приходилось отложить наш разговор еще на один день.

У Колдуэллов вся компания была в полном сборе. Все снова рассказывали про свои дела, но разбегались при первом намеке на то, что я могу начать рассказывать про свои. Сестра Сары Луизы спросила, какое на меня произвело впечатление то, что Сара Луиза защитила диссертацию.

– Это потрясающе, – ответил я.

– А как тебе ее идея получить диплом преподавателя?

– Отличная идея.

– Из нее должен выйти хороший преподаватель.

– Да, все задатки налицо.

– Но знаешь, что я тебе скажу? На самом деле она вовсе этого не хочет.

– Неужели?

– А знаешь, чего она хочет? Выйти замуж и зажить семейной жизнью.

– Вот уж никогда бы не сказал.

– Шутишь, да?

Потом ко мне подошел брат Сары Луизы – Клей.

– Здорово, что ты вернулся, – сказал он. – Пока тебя не было, Сара Луиза только о тебе и говорила. Может, хоть сейчас мы все отдохнем.

Где-то посередине вечера я решил, что наслушался достаточно, и вышел проветриться. Я успел позабыть, что такое южная ночь, и после кондиционированного воздуха в доме Колдуэллов словно погрузился в горячую влагу. Стрекотали бесчисленные цикады. Идя по саду, я подумал, что, наверно, здешняя атмосфера и звуки мало чем отличаются от атмосферы и звуков где-нибудь в джунглях. Так я дошел до беседки, стоявшей в сотне ярдов от дома. В такую ночь никто, конечно, не выйдет на улицу. Я был в безопасности. Я сел и стал смотреть на усыпанное звездами тропическое небо, как вдруг мне на глаза легли чьи-то две ладони.

– Угадай, кто это? – сказала Сара Луиза.

– Элеонора Рузвельт?

– Господи, почему именно она? Даю еще две попытки.

– Мэрилин Монро?

– Это уже приятнее. Ну, еще разок.

– Сара Луиза Колдуэлл.

– Никак тебя не проведешь!

– Я вообще хорошо угадываю.

– Что ты тут делаешь?

– Смотрю на звезды.

– Тебе не нравится, как проходит вечер?

– Да нет, все замечательно. Просто захотелось прогуляться.

– Так в кино всегда бывает. Ты не пьян?

– Нет.

– Не болен?

– Нет.

– По-моему, тебе нужна помощь.

– Со мной все в полном порядке.

– Знаю – потому так и говорю.

И с этими словами она начала гладить мне член – точно так же, как и в прошлый вечер, и – как и в прошлый вечер – я завелся с пол-оборота. Бросив взгляд по сторонам – нет ли там кого, – Сара Луиза опустилась передо мной на колени и опять принялась демонстрировать свое новое искусство. На этот раз я продержался дольше, но не намного. Только ее голова начала ходить вверх-вниз, как пушка снова выстрелила. Откинувшись в изнеможении, я все-таки нашел в себе силы посмотреть, что Сара Луиза будет делать потом. Как подобает благовоспитанной даме, она захватила две салфетки – для себя и для меня – и теперь, аккуратно сплюнув в одну, другой начала вытирать мне член, приговаривая:

– Ну вот, теперь ему хорошо.

– И он снова в своем домике, – продолжил я.

– И он снова в своем домике. – Моя ирония не дошла до нее. – Ты, конечно, знаешь про ближайший уикенд?

– Про ближайший уикенд?

– Как, тебе никто не говорил?

– Что именно?

– Все, наверно, считали, что ты уже знаешь. Что мы едем в Атланту. Камилла Морлок зовет всех к себе на выходные. Прием в твою честь.

– А нельзя было сперва спросить меня, хочу ли я ехать?

– Приглашено полно народу. Увидишь, тебе понравится. Будут все атлантские знакомые, а из Нашвилла – Джулия с Роббом, потом Лиза Мэри со Стюартом и Лора Энн с Морганом. Мы с тобой едем в одной машине с Джулией и Роббом. Они заскочат за тобой завтра в восемь утра. Ты что, правда не знал?

Это была последняя капля. Я твердо решил поставить все на свое место, а раз так, то начать можно прямо сейчас.

– Послушай, Сара Луиза, мне надо тебе кое-что сказать.

– Подожди минутку – вроде кто-то идет. Давай-ка лучше вернемся, а то все начнут гадать, куда мы пропали.

Перед самым уходом Симс Колдуэлл обнял меня за плечи и сказал:

– Мы страшно рады, что ты вернулся. Зарплату тебе начнут начислять с завтрашнего дня, а на работу выйдешь через месяц. Ты заслужил отпуск.

– Но, сэр…

– И никаких возражений. По-моему, Сисси хочет выпить. Прошу прощения.

Я уж и позабыл, какой Атланта богатый город. Я всегда считал, что у нас в Бэл Мид шикарные дома, но когда мы на следующий день добрались до Атланты и поехали по Бакхеду,[73]73
  Богатая часть Атланты, застроенная особняками.


[Закрыть] нас встретили особняки, которые по величине вполне можно было принять за отели. Камилла Морлок жила в одном из самых больших особняков. Однажды я уже был у нее дома, еще когда учился в университете, после нашего футбольного матча с местной командой, но тогда было темно, и я не смог как следует все рассмотреть. Теперь, когда мы с Сарой Луизой шли к дверям, у меня было полное ощущение, что за ними мы увидим коридорных и портье. Хотя из Нашвилла прибыла целая компания, каждого поселили в отдельной комнате. Родители Камиллы были такими же любезными, как и Колдуэллы, но – хотя в это было непросто поверить – еще более богатыми.

В этот приезд я увидел Атланту в новом свете. Раньше я останавливался в общежитии братства "Сигма хи" при местном университете, и все наши развлечения состояли в том, что мы пили прямо там или ходили в студенческий клуб. Если не считать новых лиц, футбольный уикенд в Атланте был совершенно такой же, как в Нашвилле. У Морлоков же, не успели мы осмотреться, как уже лежали вокруг огромного бассейна – такого большого я еще никогда не видел. Бассейн этот изгибался вокруг лужайки, уходя куда-то далеко вглубь, к видневшимся там цветам. Сара Луиза расстелила свое полотенце прямо передо мной и легла на него, а остальные растянулись неподалеку.

Сперва все разговаривали наперебой, так что прошло порядочно времени, прежде чем я успел хорошенько рассмотреть Сару Луизу; когда же наконец рассмотрел, то увидел, что она нацепила на себя какое-то немыслимо урезанное бикини, из которого, стоило Саре Луизе подпереть голову руками, начинали выглядывать ее соски. Я не видел эти соски целых два года и уже успел позабыть, какой у них пикантный вид. Не прошло и пяти минут, как плавки на мне взбухли и продолжали оставаться такими весь остаток дня. Пока дворецкий обносил нас напитками, а вся компания – человек двадцать – оживленно беседовала, я занимался тем, что разглядывал соски Сары Луизы. Иногда Сара Луиза меняла позу, и тогда соски исчезали из виду, но через какую-нибудь минуту вновь представали взору. Интересно, сколько еще народу смотрело это представление? Лично мне было неприятно, что я оказался зрителем. Все это явно делалось с целью меня подразнить – и только потому, что, насколько я мог судить, уединиться нам с Сарой Луизой не было никакой возможности. Я огляделся в поисках подходящего места: сад, сосновая роща, гараж – всюду таилась опасность быть обнаруженными. Я на мгновение представил себе, как Сара Луиза увлеченно занимается своим новым делом, а в этот момент над нами возникает грозная фигура мистера Морлока – и у меня мурашки побежали по телу. Я злился, что вид этих сосков так меня распалил, но, увы, факт оставался фактом.

Вечером на Саре Луизе была кофточка, почти такая же открытая, как купальник. Я, как и остальные наши ребята, болтался около Сары Луизы и глядел на то, что удавалось увидеть. За ужином в банкетном зале и потом, когда пили коньяк и ликеры, взгляды присутствующих то и дело устремлялись к этой кофточке – когда наконец из нее что-нибудь выскочит? Даже женщины – и те смотрели, а Агнес Энн Кэндлер заметила, усмехнувшись: "Жаль, что я не смогла надеть такую". На что Сара Луиза ответила: "Еще немного, и смогла бы".

Кто бы мог подумать, что весь вечер пройдет под знаком какого-то кусочка плоти, под знаком страха и надежды увидеть тайком чьи-то соски? Ложась в постель, я никак не мог решить, чем заняться: поонанировать ли, выпить ли еще или попытаться заснуть – и в конце концов остановился на последнем. Уже начиная дремать, я вдруг услышал, как дверь тихонько отворилась и закрылась, щелкнул замок. Чьи-то легкие шаги прошлепали по ковру, и прямо над ухом раздался шепот Сары Луизы:

– Хэмилтон, ты не спишь?

– Сплю.

– Можно я к тебе залезу?

– Если хочешь.

Раздался шорох сбрасываемого пеньюара, одеяло сдвинулось в сторону – и вот уже Сара Луиза уютно прижалась ко мне.

– Мне стало одной скучно, – сказала она.

– Неужели?

– А вообще-то я страшно тебя хочу.

На ней была короткая ночная рубашка, которая тоже полетела на пол.

– Видишь, как я тебя хочу?

– Не уверен.

– Тогда почему же я все это делала? Ты что, забыл? Позавчера в машине? Вчера в беседке? И почему тогда я пришла сейчас?

– Не уверен.

– Ну как мне тебя убедить?

Тут, движимая внезапной идеей, она схватила мою руку и засунула ее себе между ног. Там было так влажно и скользко, что сперва даже показалось, будто это вазелин.

– Ну, теперь видишь, что я не обманываю?

– Возможно.

– Неужели ты совсем меня не хочешь?

Желая посмотреть, хочу я ее или нет, Сара Луиза протянула руку к моему пенису, который, разумеется, был тверд.

– Ты хочешь – хочешь, как и я, – сказала она. – Ах, Хэмилтон, что нам делать?

Более легкого вопроса мне еще не задавали. Не долго думая, я попытался залезть на Сару Луизу, но тут она как бы застыла.

– Нет, Хэмилтон, только не это.

– Но ты ведь говоришь, что хочешь меня.

– Да, но не так. Пока не так. Я все еще невинна, Хэмилтон, и хочу выйти замуж невинной.

Я бессильно откинулся на подушку.

– Хэмилтон, я думала, ты знаешь. Ты что, расстроился?

– Твои поступки – это твое личное дело.

– Ну вот, расстроился.

– Я в отчаянии.

– Ты думал, мы будем заниматься любовью?

– Такая мысль приходила мне в голову.

– Неужели ты не знал, что я еще невинна?

– Я как-то об этом не думал. Честно говоря, после твоего романа с Фредом я в этом сомневался.

– Хэмилтон, за кого ты меня принимаешь?

– Что значит – "принимаешь"?

– Ты действительно считаешь, что я могла бы опуститься до того, чтобы отдаться Фреду?

– Ну, между вами были близкие отношения. Он тебе нравился. А люди нередко занимаются любовью.

– Только не я. И среди моих знакомых нет ни одной приличной девушки, которая бы этим занималась. Возможно, там, откуда ты приехал, люди живут по-другому, но мы пока что следуем принципам.

– А зачем?

– Затем, что именно это отличает приличных людей от подонков.

Мы помолчали.

– Извини, если я тебя обидела, – сказала наконец Сара Луиза.

– Ничего страшного.

– Не стоило мне приходить. Просто хотелось побыть рядом с тобой.

– Благодарю.

– И еще я хотела, чтобы ты знал, какие у меня к тебе сильные чувства. Чтобы ты знал, что тот, за кого я выйду замуж, получит в жены настоящую женщину и даже больше.

– Послушай, если ты думаешь о браке…

– Не бойся, это не предложение.

Чтобы прекратить неприятный для себя разговор, она снова потянулась к моему пенису, но в нем, увы, уже не было прежней стойкости. Тут я собрался наконец рассказать Саре Луизе о своих планах, но она вдруг сползла под одеяло вниз и начала стягивать с меня трусы. Я не стал ей мешать и потом, когда она принялась за работу. Неужели Фред научил ее всему этому или, может, она сама придумывала по ходу дела? Она то лизала мне яйца, то ласкала член пальцами и губами, то проводила языком по моим бедрам. Словом, трудилась на совесть, и все кончилось так же, как и в прошлые два вечера. Когда Сара Луиза вытирала меня салфеткой, я подумал, что тоже должен сделать ей приятное, и, хотя ощущал смертельную слабость, тоже полез вниз под одеяло.

– Ты что, с ума сошел? – воскликнула Сара Луиза. – За кого ты меня принимаешь? – И, крепко сжав ноги, отпихнула меня. – Не знаю, как там в Европе, но у нас ни одной приличной девушке и в голову не может прийти позволить такое!

К этому времени я уже начал понимать, что ее моральные принципы для меня непостижимы, что они основаны не на логике, а на сиюминутной прихоти. Если она может делать это со мной, то почему мне нельзя делать это с ней? Я уже готов был спросить, но тут Сара Луиза снова заговорила:

– Опять я тебя обидела. Прости. Все у меня выходит не так, как надо. Зачем, зачем я только пришла? – И она всхлипнула.

– Ты вовсе меня не обидела. Я рад, что ты пришла. Но мне нужно тебе кое-что сказать.

– Какой же ты жестокий! Ты же видишь, как мне плохо. Зачем же делать еще хуже? Разве ты не джентльмен?

– Не знаю.

– Ты так переменился в этой своей Европе. Ты стал холодным и циничным. Где тот Хэмилтон, которого я когда-то знала, который обнимал меня и говорил: "Не плачь, Сара Луиза, все будет в порядке"?

Она жалобно потянулась ко мне, с глазами, полными слез. Если ее сейчас не успокоить, подумал я, она наверняка заревет и перебудит весь дом. Я обнял ее и принялся ласково поглаживать, ощущая, как моя Майка становится мокрой от ее слез. Порой казалось, что Сара Луиза вот-вот возьмет себя в руки, но всякий раз она снова разражалась рыданиями. Наконец она взглянула на меня все еще полными слез глазами и сказала:

– Значит, я по-прежнему тебе дорога?

– Да, но я все-таки должен тебе кое-что сказать.

– Нет-нет, не надо, а то все испортишь. – И Сара Луиза приложила мне пальчик к губам. – Не заставляй меня жалеть о том, что я пришла. Я хочу просто помнить, что все еще дорога тебе, что ты прежний Хэмилтон.

С этими словами она взбила подушку, устроила мою голову на ней поудобнее и поцеловала меня в лоб. Я попытался что-то сказать, но Сара Луиза ответила "Ш-ш!", раздался шелест надеваемых ночной рубашки и пеньюара, шорох шагов по ковру и звук осторожно открываемой и закрываемой двери. Я лежал, отчаянно досадуя, будучи уверен, что не смогу уснуть, однако выпитое за ужином и забота, проявленная Сарой Луизой, оказали магическое действие, и очнулся я уже утром.

Накануне на ней было черное бикини, сегодня – такое же, только белое, еще эффектнее оттеняющее загар, и опять все только и делали, что глазели на нее.

– Прямо не могу, как хороша, – сказала мне Лора Энн Лоу. – Форменное чудо.

– Да, она следит за собой, – ответил я.

– Следит за собой? Ты что, смеешься? Я вот, например, за собой слежу, а где ты видел, чтобы был такой ажиотаж? Просто она самая красивая.

Тут в наш разговор включился Морган – парень, который был с Энн.

– Догадываешься, почему у нее всегда такой вырез? – спросил он меня.

– Чтобы на нее смотрели?

– Старик, ей до смерти хочется замуж. Неужели непонятно?

– Понятно.

– И вот что я тебе скажу. Тот будет полным кретином, кто откажется от возможности на ней жениться.

– Ну, люди бывают разные…

– Надеюсь, что ты не такой кретин, каким кажешься, – если судить по поступкам.

Робб развил эту тему.

– Знаешь, Дэйвис, – сказал он мне, – в университете, конечно, ты часто вел себя по-идиотски, но сейчас превзошел сам себя. У тебя в руках самая завидная невеста на всем Юге, а ты на нее ноль внимания. Смотри, другой такой не найдешь.

– По-моему, я был с ней достаточно ласков.

– Ну да, ласков! Будто нарочно отворачиваешься.

Остальные были того же мнения. После обеда Лиза Мэри сказала мне:

– Хэмилтон, ты изменился. Это Германия так на тебя подействовала?

– В каком смысле?

– Ты так себя ведешь – словно жалеешь, что уехал оттуда.

– Да, иногда я скучаю по Германии.

– Если, по-твоему, ты выше всех нас, тогда, может, стоит вернуться обратно?

– Господь с тобой, я вовсе так не считаю.

– Но ведешь ты себя именно так – и с Сарой Луизой, и со всеми остальными.

После очередного внушения я понял, что надо попробовать перековаться. Вообще-то я мог поклясться, что все это время был таким же, как всегда, – радушным и веселым, – но послушать их, так выходило, что я чуть ли не испортил всем уикенд. Наверняка, это Сара Луиза им на меня накапала. Как бы то ни было, чтобы отвязаться, я начал изо всех сил стараться стать душою общества и, по крайней мере, добился того, что выволочки прекратились. На обратном пути в Нашвилл Сара Луиза шепнула мне: