Текст книги "Современный английский детектив"

Автор книги: Дик Фрэнсис

Соавторы: Джон Ле Карре,Чарльз Перси Сноу
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 43 страниц)

Глава шестая
УИЛЬЯМ УЛЫБАЕТСЯ

Ленч прошёл невесело. Мы собрались в маленькой столовой, из раскрытых окон которой открывался вид на реку и унылые болота, зеленеющие в лучах солнца. Свежесть красок ясного дня ещё больше подчёркивала тревожное настроение и натянутость отношений – недомолвки… неожиданные паузы, – которые уже успели проявиться.

Мы еле уместились за столом, который явно не был рассчитан на семь персон. С плохо скрытым старанием пытались мы избегать каких-либо намёков на предмет, который занимал все наши мысли; никто ни словом не обмолвился об убийстве, но это нарочитое замалчивание было красноречивее любых слов. За столом Финбоу завёл непринуждённый разговор о крикете и о музыке, но остальные не поддержали его и с жадностью набросились на еду. Несмотря на трагедию, разыгравшуюся утром, мы ели с волчьим аппетитом. «Несмотря», я сказал? Это широко бытующее заблуждение. Глубокие переживания становятся иногда причиной непомерного аппетита, и, возможно, мы с остервенением поглощали жёсткий, как подошва, ростбиф именно благодаря тому, что стали участниками драматического события, а не вопреки этому.

Финбоу продолжал невозмутимо болтать о том о сём, и напряжённая атмосфера за столом заметно рассеялась. Однако всех нас преследовала навязчивая мысль, что эта гнетущая напряжённость в наших отношениях будет обостряться все больше и больше, пока не наступит развязка. Да, трапезу эту приятной не назовёшь. Присутствие миссис Тафтс, которая в другое время послужила бы мишенью для шуток, теперь только усугубляло нашу нервозность. Мы пытались делать вид, что нам весело, но сварливая толстуха угнетала нас своим присутствием. Она подавала на стол, недовольно ворча и не скрывая своего раздражения, а когда, неся фруктовый пирог, вдруг увидела, как Филипп гладит руку Тони, она просто вышла из себя. Она бросила пирог на стол и во весь голос завопила:

– Молодой человек, чем это вы там занимаетесь? Мы с Финбоу пытались урезонить её, но не тут-то было.

– Молодой человек, я вас спрашиваю, что вы такое делаете?

Филипп растерялся, но Тони пришла ему на выручку:

– Он гладил мою руку. И мне, между прочим, это нравится. А вам-то, собственно, что за дело?

Миссис Тафтс так и кипела от злости:

– Ну и повадки у нынешней молодёжи… гореть нам в геенне огненной за то, что мы терпим ваши грехи. Совсем распустились девицы. Вот задрать бы юбку да высечь…

Тут поднялся Финбоу.

– Дорогая миссис Тафтс, это очень достойные молодые люди, поверьте моему слову, Просто их манеры несколько отличаются от того, что было в нашей молодости, – в этом весь их грех. Не судите же так сурово…

Но миссис Тафтс, как разъярённая фурия, набросилась на него:

– А вы мне рот не затыкайте, что хочу, то и говорю, моя воля, и, пока я служу в этом доме и кормлю вас, я имею право думать об этих размалёванных девицах все, что мне заблагорассудится. Пока я жива, никто не запретит мне говорить то, что я думаю.

И она опрометью выскочила из комнаты.

– Это моя вина, – заметил Финбоу. – Её бы следовало утопить втихую – и все, но, раз мы не можем этого сделать, придётся ублажать её, насколько возможно. Если она уйдёт отсюда, о нас пойдут суды и пересуды по всей округе.

Тони в ответ засмеялась, но, к моему удивлению, я уловил в этом смехе какую-то неприятную, истерическую нотку.

– Не по себе как-то становится, – сказала она, поджав свои ярко-красные губы, – когда приходится иметь дело с полицейским и экономкой, которые заведомо считают тебя хуже, чем ты есть.

– Она, вероятно, думает, что и убийство – твоих рук дело, – отозвался Уильям.

Впервые за столом было произнесено слово «убийство».

Тони криво усмехнулась и голос её дрогнул, когда она сказала:

– Гнусная и неуместная шутка, Уильям. Конечно, один из нас преступник – от этого никуда не денешься. Впрочем, это я так. Давайте споём, что ли. – И она, поднявшись из-за стола, запела своим хрипловатым голосом: «Ты счастье души моей».

Финбоу внимательно наблюдал за ней.

– Миссис Тафтс знает что-нибудь об убийстве? – спросил я Уильяма.

– Ещё бы. Беррелл обрабатывал её целых полчаса.

– Я просил Беррелла любыми способами повлиять на неё, чтобы она не очень распускала язык, – заметил Кристофер, – и думаю, ему это удалось. Она, кажется, благоволит к нему.

– Эти двое уже успели спеться, – подхватил Филипп с напускной весёлостью. Он с беспокойством следил, как металась по комнате Тони. – Отныне я буду считать своим священным долгом сосватать их, Тони отошла от рояля и запустила руку в пушистую шевелюру Филиппа.

– Устраиваешь чужое счастье, да? – произнесла она, все ещё нервно усмехаясь. – Да тебе твою собственную судьбу и то нельзя доверить.

Филипп откинул назад волосы, которые все время падали ему на глаза, и ответил с искренней, на этот раз радостной улыбкой:

– А это я предоставляю тебе.

День тянулся тоскливо и тягостно, все были взвинчены до предела. Мы не знали, куда себя девать, и в то же время никто не мог усидеть на одном месте более минуты.

После ленча Уильям уселся в гостиной с какой-то книгой, но часто отрывался, брёл без всякой цели к реке, потом снова возвращался к чтению. Кристофер лежал на диване с романом в руках и курил одну сигарету за другой, бросая их наполовину недокуренными. Дважды он подходил к Эвис, сидевшей с убитым видом в своей комнате, и пытался уговорить её пойти погулять.

Дважды до меня доносился её еле слышный ответ:

– Не стоит, милый, я только испорчу тебе настроение.

Филипп и Тони наперекор всему уединились в саду, но Филипп то и дело оставлял её и возвращался в дом то за сигаретой, то просто поболтать с кем-нибудь. Я сидел на веранде и старался вернуть душевное равновесие, от которого я был далёк, как никогда. Финбоу устроился рядом. Просидев молча около получаса, он буркнул мне вполголоса: «Не удивляйся ничему, что бы я ни делал, у меня свой метод», – и отправился в гостиную поговорить с Кристофером и Уильямом. Он вернулся на веранду как раз в тот момент, когда около моего кресла остановился Филипп, явившийся якобы за спичками.

– А, это вы, – приветствовал его Финбоу, – посидите с нами немного, а?

– Я бы с удовольствием, но… – ответил Филипп неуверенно.

Тони лежала на берегу, опустив руку в воду; с напряжённым лицом следила она, как Филипп подвинул себе кресло и сел между мной и Финбоу.

– Не беспокойтесь, – Финбоу повысил голос, чтобы девушка его слышала, – я скоро верну его вам. Он нарочно хочет побыть немного с нами, чтобы потом в полной мере оценить ваше общество.

Я видел, как губы Тони дрогнули в улыбке, она повернулась лицом к реке и больше ни разу не взглянула в нашу сторону.

– Ваша Тони – очаровательная девушка, – доверительно сказал Филиппу мой друг.

– Да, да, – радостно отозвался Филипп. – Я впервые встречаю такую. У неё неистощимый запас жизнерадостности. Мне кажется, за эту живость я и полюбил её с первого взгляда.

Я усмехнулся про себя, представив, как Филипп, этот безнадёжный ленивец Филипп, воспылал страстью к девушке из-за одной её «живости». В то же время, говорил я себе, может быть, именно отсутствие действенного начала в нем самом и заставило его так высоко оценить это качество в Тони.

– Если бы вы прошли мимо такой девушки, вы бы не заслуживали поцелуя ни одной женщины в мире, – улыбнулся Финбоу. – Нет, кроме шуток, когда вы влюбились в Тони? Вскоре после первого знакомства?

– При первой же встрече. Это произошло в Париже, – зардевшись, начал Филипп. – Я пробовал себя на литературной ниве, но у меня ничего не получалось. И вот однажды я отправился на вечеринку к друзьям в студию на улице Вожирар… вы знаете, где это?

У Финбоу дрогнули губы.

– Знаю, – ответил он грустно. – У каждого в молодости был свой Париж.

– Там я встретил Тони первый раз. И я сразу понял, что ко мне наконец пришла любовь.

– Наконец? – удивился Финбоу.

– Да, мне стукнуло двадцать пять, но я никого ещё по-настоящему не любил, – пояснил Филипп. – Я даже решил, что так и не испытаю этого чувства до конца своих дней.

– Да-а, в таком почтённом возрасте волей-неволей начинаешь терять надежду, – поддакнул Финбоу. Филипп взглянул на него подозрительно, но продолжал:

– Она была в чёрном. Я не в силах был отвести от неё глаз. По-видимому, она тоже заинтересовалась мною. Не прошло и двух часов, как мы стояли у ограды Люксембургского сада и без конца твердили, что жить друг без друга не можем!

– Итак, все произошло, – заметил Финбоу, – стремительно.

– После этого мы уже были неразлучны и провели в Париже не то восемь, не то девять недель. Какие это были счастливые дни! Где мы только не побывали! – воскликнул Филипп.

– Вы пробовали писать в это время? – спросил Финбоу.

– Куда там, – отмахнулся Филипп, – когда Тони была рядом, я не мог собраться с мыслями. Да и потом, из меня все равно ничего не выйдет. Я уже оставил всякие попытки.

Минуту назад он горел восторгом, радуясь, что получил возможность поговорить о Тони, но вот к нему снова вернулось его обычное пренебрежительное безразличие ко всему на свете, и он буквально у нас на глазах превратился в прежнего Филиппа – легкомысленного лентяя.

– Та-ак, – протянул Финбоу. Филипп рассмеялся.

– Впрочем, какое все это имеет значение? Я провёл два пленительных месяца в Париже и привёз Тони обратно в Англию, чтобы вместе совершить эту прогулку.

– А кроме того, – заметил с улыбкой Финбоу, – вы, наверное, хотели похвастаться перед своими друзьями. Прелесть любви к красивой женщине в том и заключается, что это всегда вызывает зависть ближних.

– А вы, оказывается, циник, – заметил со своей обаятельной улыбкой Филипп. – Но вы правы: я и в самом деле хотел её показать друзьям. Мы ведь знаем друг друга не первый год. Разумеется, я хотел познакомить Тони со всеми. Я написал Роджеру, можно ли мне приехать со своей невестой, он ответил, что примет её с распростёртыми объятиями.

– И вы наслаждались бы счастьем три недели… – заметил Финбоу.

– Если бы не эта трагедия, – подхватил Филипп. – А теперь мы вынуждены сидеть в этой дыре, пока все не прояснится. Если бы этого не случилось… Все так хорошо складывалось! В самом начале путешествия мне казалось, что Тони не получит никакого удовольствия от этой прогулки, но…

Я заметил, как почти неуловимо напряглось лицо Финбоу. И хотя я не понимал, к чему он клонит, я восхищался его умением вести этот кажущийся на первый взгляд лёгким и светским разговор.

– А почему вам так казалось? – спросил он Филиппа. – Ведь она понравилась вашим друзьям?

– Да, – ответил Филипп после некоторого раздумья, – но я чувствовал, что ей как-то неуютно. Не следовало бы говорить об этом сейчас, но я считаю, что Роджер вёл себя довольно бестактно. Иногда на него находила эдакая удаль, вы знаете… И свежего человека его развязность не могла не покоробить.

– Представляю, – поддержал я.

– Да, – продолжал Филипп. – Тони впервые видела его, и её шокировали шуточки, которые он отпускал по нашему адресу. Всякие скабрёзности, вы, наверное, догадываетесь, что это было такое.

– Ещё бы, – откликнулся Финбоу. – Я никогда не находил такие шутки забавными.

– Тони вначале было не по себе. Но скоро она привыкла, и тогда нам всем стало очень весело, – сказал Филипп. – Бедняга Роджер! Как бы я хотел, чтобы он был сейчас с нами! – Тут он заметил, что Тони знаками зовёт его, и скороговоркой добавил: – Ну, я пошёл.

Он сбежал с веранды и с разбегу бросился на траву рядом с Тони. Финбоу пропел ему вслед своё глубокомысленное «та-ак» и обратился ко мне с монологом:

– Стремление людей делиться своими любовными переживаниями имеет только одно оправдание – оно помогает выуживать сведения, которые иным путём добыть невозможно. Польсти человеку, похвали его возлюбленную или возлюбленного – и можешь считать, что все нужные сведения уже у тебя в кармане. Особенно если ты обладаешь искусством вставлять не относящиеся к делу вопросы – искусством, которое, к сожалению, ещё не получило должной оценки.

Мне было невдомёк, какие полезные сведения Финбоу удалось извлечь из разговора с Филиппом, но, судя по поведению друга, он их получил. Я терялся в догадках, кого же он все-таки подозревает? Тони? А если её, то почему? Финбоу ничего не добавил к сказанному и только минут через пять объявил:

– Пойду посижу немного с Филиппом и Тони.

– А ты не находишь, что это не совсем удобно? – спросил я. Только слепой мог не заметить, что молодые люди хотят остаться наедине.

– Конечно, неудобно, – улыбнулся он и, поднявшись, неторопливо зашагал по травяному ковру, отделявшему веранду от берега реки.

Он растянулся рядом с Филиппом и Тони, и вскоре до меня донёсся их дружный смех.

Моё внимание, однако, переключилось на Эвис, которую удалось наконец вытянуть из комнаты на воздух, и теперь она прогуливалась с Кристофером по берегу. Я с тревогой увидел, что она очень бледна, подавлена и двигается как-то вяло и неуверенно. Я заметил, что Кристофер с нескрываемым беспокойством следит за каждым её шагом.

До меня донёсся взрыв смеха Филиппа и Тони, вызванный, по-видимому, очередной остротой Финбоу. Наконец Финбоу встал и присоединился к Кристоферу и Эвис, которые стояли молча, уставившись на воду. До меня долетели его слова:

– Я только что соблазнял Филиппа и Тони провести медовый месяц на Балеарских островах.

– Ну-у? – безучастно протянул Кристофер.

– А какие у вас планы на этот счёт? – спросил Финбоу… несколько бестактно, с моей точки зрения.

– Мы не можем строить никаких планов, – Эвис взглянула на него, – пока… – И голос её дрогнул.

– Дорогая моя, – сказал Финбоу, – пусть эта история не отравляет вам жизнь. Она сама по себе уже достаточно неприятна, ни к чему усугублять её лишними переживаниями.

Понемногу у них завязалась беседа, но говорили они так тихо, что я не мог уловить ни слова. По-видимому, Финбоу удалось вернуть Эвис некоторое равновесие, потому что они пришли к чаю оживлённые.

– Мы с Филиппом не уступим вам нашего милого Финбоу, – встретила их Тони.

– Что греха таить, Финбоу – непременная часть меблировки всякой молодой четы, – мягко констатировал Финбоу.

– Когда я стану главой семьи, – улыбнулся в ответ Филипп, – я вас на порог не пущу.

– Ничего, я буду утешаться чаем, – парировал Финбоу. Он извлёк миниатюрный чайничек и принялся совершать свой обычный обряд приготовления чая.

– Лучший в мире чай, – заявил он, сделав глоток.

Вдруг дверь с шумом распахнулась, и в комнату влетела миссис Тафтс. Она швырнула газету почему-то именно передо мной и, презрительно фыркнув, сказала:

– Полюбуйтесь, вам это будет интересно! – и, хлопнув дверью, удалилась.

Я развернул газету: Таинственная смерть.

Врач-онколог найден убитым на яхте.

Трагедия в Броудской заводи.

Сегодня в 9.30 утра на собственной яхте «Сирена» был найден убитым один из лучших специалистов по раковым заболеваниям доктор Роджер Миллз, племянник небезызвестного сэра Артура Миллза. Причиной смерти, как полагают, является пулевое ранение в грудь. По полученным сведениям, в числе пассажиров яхты были мисс Эвис Лоринг, которая произвела на всех неизгладимое впечатление своим эффектным костюмом на прошлогоднем маскараде в Челси, мистер Филипп Уэйд, сын судостроительного магната из Ньюкасла, и мистер Иен Кейпл, клубный завсегдатай.

Следствие по делу ведёт сержант уголовной полиции Нориджа А. Беррелл.

Из достоверных источников стало известно, что результатов расследования, проливающих свет на загадочное происшествие, можно ожидать в самое ближайшее время.

Ни слова не говоря, я пустил газету по кругу. Прочитав сообщение, все замерли в напряжённом молчании, не зная, дать ли волю страху и высказать то, что накопилось в душе, или превратить все в шутку и посмеяться. Тон задал Филипп.

– Вот как надо писать! – воскликнул он. – Если я когда-нибудь брошу рифмоплётство и займусь прозой, я возьму эту заметку за образец.

– А я-то думала, что тебе и учиться больше нечему, – тихо обронила Тони. Филипп сделал вид, что хочет бросить в неё нож.

– Меня особенно умиляет это «небезызвестный», – заметил Финбоу с задумчивым видом, – Интересно, как меняется язык: слово «известно» в дни моей юности значило только «известно» и ничего больше, теперь же оно почему-то означает «из достоверных источников стало известно».

– Или взять хотя бы характеристику Иена – «клубный завсегдатай», видите ли. Как это прикажете понимать? – подхватил Кристофер. – То ли он популярная фигура в каком-то определённом клубе, то ли в нескольких, то ли он слывёт охотником до клубов вообще или имеется в виду ещё что-то…

– А я все-таки, – продолжал Финбоу, – хотел бы знать, что же было на Эвис во время бала-маскарада в Челси, что произвело такое неизгладимое впечатление на публику?

– Насколько я понимаю, – сощурив свои необыкновенные глаза, пустила шпильку Тони, – неизгладимым в памяти публики скорее останется то, чего на ней не было.

– Ехидна, – бросила, слегка вспыхнув, Эвис.

– О каких это результатах расследования здесь идёт речь? – оборвав шутки, встревожено спросил Уильям. – Что они там ещё откопали?

Весь день после ленча он был очень молчалив, по-видимому, все ещё не преодолев своего недоверия к Финбоу; во всяком случае, мне так показалось, когда я наблюдал за ним.

– Не думаю, чтобы это было что-нибудь серьёзное, – ответил Финбоу. – Просто этот Беррелл проявляет служебное рвение. У меня такое чувство, что он нацелился на Иена, но пока ещё у него нет достаточно улик, чтобы предъявить обвинение нашему «клубному завсегдатаю».

– Но Иен никак не мог совершить это преступление, – высокомерно возразил Уильям. – Он находился в центральной каюте, когда произошло убийство…

– Вы, кажется, намерены говорить об убийстве? – осторожно прервал его Фйнбоу. – А ведь это запретная тема.

Уильям своенравно сжал губы и схватил книгу, которую читал до чая. Я взглянул на обложку и прочёл: «Мир вокруг нас».

После чая мы вынесли шезлонги на веранду и уселись там, покуривая и провожая взглядом неторопливо проплывающие по реке яхты. Ветер утих. Стоял тёплый вечер, который воскресил в моей памяти южные вечера под небом Италии, где мы три года назад так славно провели время. Особенно запечатлелся один вечер, когда мы всей компанией, точно так же как сейчас, сидели на веранде, только тогда перед нами открывался вид на лазурное Ионическое море… и тогда с нами был Роджер, весёлый, шумливый Роджер.

Кристофер тоже, видимо, вспомнил об этом.

– А помните, – начал он, – как мы коротали вечера в Сан-Пеллегрино? Тогда казалось, что в мире царит полная гармония.

– Как не помнить, – оживлённо откликнулся Филипп. – Мы ещё играли: кто больше насчитает огоньков на побережье Сицилии. Это было самое чудесное время в моей жизни. – И добавил с улыбкой: – Только Тони мне тогда не хватало!

– Я – в то время никого из вас не знала, – сказала задумчиво Тони и ещё раз повторила: – Ни единого человека. Я, как примерная ученица, брала уроки музыки в Ницце.

– Роджер раз или два тоже отдыхал в Ницце. Вам не приходилось там с ним встречаться? – спросила Эвис.

– Вот ещё глупости! – грубо оборвала её Тони. – Не могла же я знать всех и каждого в Ницце!

Филипп переменил тему.

– А где обитал наш Финбоу три года назад?

Финбоу улыбнулся и ответил:

– Мирно попивал чай у себя в Гонконге.

Разговор не клеился, он то и дело прерывался гнетущими паузами. Так мы просидели, пока алый шар солнца не скрылся за камышом. Эвис пожаловалась, что ей стало холодно, и мы перекочевали в неосвещённую гостиную. В окно виднелось небо, отливающее чуть ли не всеми цветами радуги – от жёлтого до ярко-синего, В полумраке глаза Тони, отражая переливы красок вечернего неба, светились как у кошки. Все примолкли: в самом воздухе тёмной комнаты, подсвеченной лишь бликами заката, казалось, витал дух уныния, предательства и тлена.

С облегчением услышал я шаги миссис Тафтс. Она возникла на пороге расплывчатым белесым пятном».

– Обед запаздывает, – с вызовом объявила она.

– О, это не имеет никакого значения, – тотчас откликнулся Кристофер.

– Нет, имеет, – заявила миссис Тафтс. – Очень мне нужно быть на ногах всю ночь.

– Ни в коем случае, – с сочувствием согласился Финбоу.

– Что-то случилось со светом, – объяснила она.

– Может, вам помочь? – Я кое-что смыслю в этих вещах, – вызвался Уильям.

– Не нуждаюсь, – отрезала миссис Тафтс и вышла.

Вслед ей раздался жиденький смешок: перспектива провести весь вечер в темноте отнюдь не способствовала поднятию нашего настроения. Мы сидели погруженные в мрачные раздумья. Небо совсем потемнело, и комната наполнилась какими-то смутно очерченными, неузнаваемыми предметами.

Вдруг в темноте послышался голос Кристофера?

– В это самое время вчера вечером мы сидели в каюте… Роджер говорил и говорил без умолку.

– А теперь, – еле слышно добавила Эвис, – Роджера нет…

Финбоу чиркнул спичкой, чтобы закурить сигарету, и язычок пламени на миг осветил лица сидевших с ним рядом людей. Передо мной мелькнуло лицо Кристофера – бронзовое и суровое, но я тут же забыл о нем, потрясённый выражением лица Уильяма. Он сидел, опершись локтем на подлокотник кресла к опустив подбородок на руку. Когда трепетный огонёк выхватил из тьмы его лицо, я увидел, что он улыбается: тонкая верхняя губа вытянулась в ниточку, обнажив крепкие белоснежные зубы. Откровенное торжество и жестокость были в этой улыбке! Она мелькнула и погасла, как вспышка. И лицо Уильяма снова стало прежним: серьёзным, непроницаемым, волевым. Финбоу не спеша раскурил сигарету и погасил спичку.