Текст книги "Современный английский детектив"

Автор книги: Дик Фрэнсис

Соавторы: Джон Ле Карре,Чарльз Перси Сноу
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 43 страниц)

– Что вас просили передать? Я слушаю, – сказал я.

– Дела говорят громче, чем слова, – мягко сказал водитель.

Он подошел ко мне и расстегнул мою куртку, все время глядя мне прямо в глаза, явно провоцируя меня ударить его ногой. Я не пошевелился. Он развязал мне галстук, расстегнул мне воротник сорочки. Мы глядели в глаза друг другу. Я надеялся, что гляжу на него так же без выражения, как он на меня. Я перестал напрягать руки и дал им свободно повиснуть за спиной, после чего люди, державшие меня, тоже ослабили свою хватку.

Водитель отступил и обернулся к четвертому человеку, который все время стоял молча, прислонившись к стене фургона.

– Ну вот, теперь он твой, Сынок, – сказал водитель, – передай ему сообщение.

Сынок был молодой парень с бакенбардами. Но я не всматривался ему в лицо, я смотрел на его руки.

У него был нож. Рукоятка лежала у него на ладони, и его пальцы, только слегка сгибались, не сжимая ее. Так держат нож профессионалы.

В манерах Сынка не было ничего похожего на издевательскую почтительность водителя. Он наслаждался своей работой. Он встал прямо против меня и приложил острие своего короткого клинка к моей груди. Оно лишь едва кольнуло меня, так легко было его прикосновение.

Вот дьявольская история, подумал я. Отцу будет совсем не интересно получить требование о выкупе, подкрепленное моими мольбами о спасении. Этого я никогда не смогу пережить. И я был убежден, что эта маленькая мелодрама имела целью привести меня в необходимое состояние запуганности. Я прижался к столбу, словно для того, чтобы отодвинуться от ножа.

Угрюмо сжатые тонкие губы Сынка растянулись в усмешке.

Использовав как трамплин стойку, к которой я прислонялся, я рванулся вперед и вбок и со всей силой, на которую был способен, ударил коленом Сынка в пах и вырвался от людей, державших меня за руки.

Я бросился к двери и толкнул ее. В тесном пространстве фургона у меня не было никаких шансов, но я думал, что если б мне удалось вырваться в лес, там бы у меня появилась надежда справиться с ними. Я знал пару коварных приемов в драке, которым меня научил мой двоюродный брат, живший в Кении и бравший уроки у племени мау-мау.

Но у меня ничего не вышло.

Я попытался выскочить в дверь, но она отворялась туго и медленно. Водитель схватил меня за лодыжку, я сбросил его руку, но драгоценные секунды были потеряны. Люди, державшие меня за руки, ухватились за мою одежду. Сквозь открытую дверь я увидел мельком человека, который прогуливал лошадь взад и вперед. Он вопросительно смотрел на фургон. Я забыл о нем.

Я яростно отбивался кулаками, локтями, ногами, но людей было слишком много. Кончилось тем, с чего началось: я опять стоял у обитой рогожей стойки с вывернутыми назад руками. На этот раз эти двое были уже не так нежны со мной. Они крепко ударили меня о стойку спиной и навалились на мои руки всей своей тяжестью. Я чувствовал, как у меня выворачиваются плечи, выгибается позвоночник. Я стиснул зубы.

Сынок, держась за низ живота, согнулся в три погибели в углу фургона. Но наблюдал за мной с удовлетворением.

– Ага, и ему больно, этому ублюдку, – сказал он. – А ну, Чубчик, дай ему еще разок, Чубчик ударил меня.

Сынок засмеялся. Это был неприятный смех.

Я чувствовал, что нажми они покрепче, и у меня будут порваны связки, они вывернули мне плечевые суставы. Непохоже было, чтобы я мог что-нибудь сделать.

Водитель затворил дверь и подобрал нож с пола. Теперь он уже не казался таким спокойным, как раньше. Мой кулак угодил ему в нос, и из носа сочилась кровь. Но темперамент ему не изменил.

– Хватит, Чубчик, хватит, – сказал он. – Хозяин не велел, чтобы мы его калечили. Он из-за этого такой шум устроит. Вы ж не хотите, чтобы хозяин узнал, что вы его не послушались. Ведь не хотите? – В его голосе была угроза.

Давление на мои плечи понемногу ослабло. Усмешка Сынка перешла в злобную гримасу. Выходило, что я должен быть благодарен хозяину хоть за что-то, если и не за очень многое.

– Ну, мистер Йорк, – сказал водитель с упреком, вытирая кровь голубым платком, – все это было совершенно ни к чему. Мы хотели только передать вам сообщение.

– Я плохо слышу, когда в меня тычут ножом, – сказал я.

Водитель вздохнул.

– Да, сэр, я вижу, это была ошибка. Это делалось, чтобы вы поняли, что предупреждение серьезное, ясно? Попробуйте не обратить на него внимание – и вы заработаете крупную неприятность. Крупную неприятность, я вам говорю.

– Что это за сообщение? – спросил я, заинтригованный.

– Вы должны прекратить задавать вопросы по поводу майора Дэвидсона, – сказал он.

– Что? – Я уставился на него. Это было так неожиданно. – Я не задавал вопросов по поводу майора Дэвидсона, – сказал я неуверенно.

– Этого я не знаю, сэр, – ответил водитель, утирая кровь, – но сообщение такое, и вы хорошо сделаете, если примете его во внимание, сэр. Это я вам говорю для вашей пользы. Хозяин не любит, когда суют нос в его дела.

– А кто он, этот хозяин? – спросил я.

– Ну, сэр, вы бы лучше не задавали таких вопросов, Сынок, поди скажи Берту, что здесь мы дело покончили. Будем грузить лошадь.

Сынок поднялся со стоном и пошел к двери, все еще держась руками за низ живота. Он что-то прокричал сквозь дверное окно.

– Стойте спокойно, мистер Йорк, и вам никто не повредит, – сказал водитель с неослабевающей вежливостью. Он утер и осмотрел платок – не идет ли еще кровь из носу. Кровь шла. Я внял его совету и стоял неподвижно. Он отворил дверь и вылез из фургона. Сынок и я молча обменивались взглядами.

Потом послышался шум отодвигаемых болтов и задвижек, и боковая стенка фургона откинулась, образуя скат. Пятый человек, Берт, провел лошадь по скату и привязал ее в ближайшем отсеке. Водитель снова поднял борт и закрепил его.

Я использовал этот короткий промежуток времени, пока в фургон проникал дневной свет, чтобы повернуть, насколько мог, голову и получше разглядеть Чубчика. Я увидел то, что, впрочем, и ожидал, но это только усилило мое изумление.

Водитель влез в кабину, хлопнул дверцей и завел мотор.

Берт сказал:

– Тащите его к выходу.

Меня не нужно было просить.

Фургон двинулся. Берт открыл дверь. Чубчик и его приятель отпустили мои руки, и Берт толкнул меня в спину. Я оказался на земле в тот момент, когда набиравший скорость фургон съехал с обочины на пустынную дорогу. Мне помогла профессиональная хватка падать с лошади. Инстинктивно я упал набок и перекатился.

Я сидел на земле и смотрел вслед все набиравшему скорость фургону. Номерной знак был забит дорожной пылью, но я сумел все же разглядеть буквы – АРХ.

«Лотос» так и стоял на обочине. Я поднялся с земли, отряхнулся и пошел к своей машине. Я собирался нагнать фургон и проследить, куда он направится. Но предусмотрительный водитель фургона принял меры, чтобы я не мог этого сделать. Мотор «лотоса» не заводился. Я поднял капот, чтобы посмотреть, что он там Наломал. Три свечи из четырех были вывинчены и лежали аккуратный рядком на крышке блока цилиндров. Понадобилось десять минут, чтобы поставить их на место, уж очень у меня дрожали руки.

Пришлось отказаться от надежды догнать фургон или хотя бы кого-нибудь, кто видел, куда он скрылся. Я сел в машину и застегнул воротник сорочки. Галстук пропал.

Я взял автомобильный справочник и отыскал в нем буквы АРХ. Насколько можно было доверять справочнику, лошадиный фургон был зарегистрирован в Западном Суссексе. Если только номерной знак не фальшивый, при желании можно было разыскать владельца фургона. Минут пятнадцать я сидел и думал, потом завел мотор и поехал обратно в Мейденхед.

Город сиял огнями, хотя магазины были уже закрыты. Дверь полицейского участка была раскрыта настежь. Я вошел и спросил инспектора Лоджа.

– Его еще нет, – сказал полицейский у стола в углу, взглянув на часы. Было половина седьмого, – Но он должен быть с минуты на минуту. Подождите его, сэр.

– Вы говорите, еще нет? Вы хотите сказать, что он только сейчас начинает работу?

– Да, сэр. Он сегодня в ночной смене. По субботам вечера бывают трудные, – добавил он, улыбаясь. – Танцевальные площадки, рестораны, автомобильные аварии. – Я улыбнулся ему в ответ, сел на скамью и стал ждать. Через пять минут Додж вошел, быстро снимая на ходу пальто.

– Добрый вечер, Смолл, что нового? – спросил он полисмена.

– Тут вас дожидается джентльмен, – сказал Смолл, указывая на меня. – Он ждет всего пять минут. Лодж обернулся. Я встал.

– Добрый вечер, – сказал я.

– Добрый вечер, мистер Йорк. – Лодж пристально посмотрел на меня, но не выказал никакого удивления. Взгляд Лоджа задержался на воротнике моей сорочки, и его брови чуть заметно поднялись. Но он сказал только:

– Чем могу быть полезен?

– Вы очень заняты? – спросил я. – Если у вас есть время, я хотел бы вам рассказать… как я потерял галстук. – Посреди фразы я вдруг замялся, не решаясь сказать прямо, что меня избили. Так что Смолл окинул меня удивленным взглядом, явно подумав, что я спятил, если пришел в полицию, чтобы рассказывать инспектору, как я потерял свой галстук.

Но Лодж, умевший понимать с полуслова, сказал:

– Входите в мой кабинет, мистер Йорк. – Он прошел вперед, повесил на крючок шляпу и пальто и зажег газовую горелку, но ее раскаленные прутья не сделали более уютной эту суровую, наполненную папками комнату.

Лодж уселся за свой опрятный стол, а я, как и в прошлый раз, сел напротив. Он предложил мне сигарету и поднес зажигалку. Успокоительный дым проник мне в легкие, и я подумал: с чего же мне начать?

Я сказал:

– Есть у вас что-нибудь новее с позавчерашнего дня по делу майора Дэвидсона?

– Нет, боюсь, ничего. Теперь это для нас дело не срочное. Вчера мы обсудили его на совещании и консультировались с вашим старшим распорядителем. Есть решение следственного суда, и вашу историю считают плодом юного разгоряченного воображения. Никто, кроме вас, не видел проволоки. Желобки на столбе препятствия могли быть от проволоки, а могли быть и не от проволоки, а когда они появились, вообще не известно. Я так понял, что это довольно распространенная практика у служителей ипподрома – в промежутках между скачками натягивать проволоку между столбами, чтобы всякого рода любители из публики не прыгали через препятствия и не портили березовых брусков. – Он помолчал, а затем продолжал:

– Сэр Кресвелл сказал, что, по мнению некоторых членов Национального комитета конного спорта, с которыми ой беседовал, вы просто ошиблись. Если вы и видели проволоку, она, конечно, использовалась кем-нибудь из служителей ипподрома именно в этих целях.

– Они расспрашивали этого служителя? – спросил я. Додж вздохнул.

– Старший служитель сказал, что не оставлял проволоки на скаковой дорожке, но один из людей, состоящих у него в штате, очень стар и голова у него путаная, так что он не уверен, не оставил ли тот по забывчивости.

Мы смотрели друг на друга в мрачном молчании.

– Ну а сами вы что думаете? – спросил я наконец. Лодж сказал:

– Я верю, что вы видели проволоку и что майор Дэвидсон был с ее помощью сброшен на землю" Есть один факт, который я лично считаю настолько важным, что он дает мне основания верить вам. Служитель, назвавшийся Томасом Куком, не пришел получать деньги за два дня работы. Мой опыт показывает, что у рабочего человека должны быть веские основания, чтобы пренебречь конвертом с получкой. – Он желчно улыбнулся.

– Я могу вам дать еще один факт в доказательство того, что падение майора Дэвидсона не было несчастным случаем, – сказал я, – но тут вы опять должны поверить мне на слово, потому что доказательств у меня нет.

– Говорите.

– Кто-то очень уж постарался подсказать мне, чтобы я не задавал неловких вопросов об этом деле. – Я рассказал ему историю с фургоном и добавил:

– Ну, как здесь насчет плодов юношеского разгоряченного воображения?

– Когда это все случилось? – спросил Лодж.

– Примерно час тому назад.

– А что вы делали с тех пор, пока не пришли сюда?

– Думал, – ответил я, раздавливая окурок сигареты.

– О, – сказал Лодж, – а вы подумали о неправдоподобности некоторых деталей в вашей истории? Они не понравятся моему начальнику, если я доложу их.

– Ну так не докладывайте, – сказал я, улыбаясь. – Но я полагаю, что самая вопиющая неправдоподобность, – это то, что пять человек, одна лошадь и лошадиный фургон были посланы для того, чтобы передать мне сообщение, которое можно было просто послать по почте.

– Это определенно указывает на организацию необычайных масштабов, – сказал Лодж с оттенком иронии.

– Ну уж не меньше десяти человек, – сказал я. – Парочку из них, очень может быть, вы найдете в больнице. Лодж выпрямился на своем стуле.

– Что вы имеете в виду? Откуда вы это знаете?

– Пять человек, остановивших меня сегодня, – это все шоферы такси. Из Лондона или из Брайтона, не знаю, откуда именно. Три дня тому назад я видел их в Пламптоне, когда они зверски дрались с соперниками.

– Что?! – воскликнул Лодж. Потом он сказал:

– Да, я видел об этом статью в газете. Вы уверены, что они из тех?

– Уверен, – сказал я. – В Пламитоне Сынок тоже был с ножом, но его прижимал к земле грузный такой мужчина, так что у него не было возможности пустить свой нож в ход. Но его лицо я запомнил совершенно точно. Чубчика тоже ни с кем не спутаешь – у него такая характерная челка. И остальные трое были в той группе в Пламптоне. Я ждал там одного приятеля, чтобы подвезти его в своей машине, и у меня было достаточно времени, чтобы рассмотреть этих шоферов после того, как их разняли. У Берта, человека, который водил лошадь, и сейчас синяк под глазом, а тот, что держал мою правую руку, не знаю, как его зовут, у него на лбу кусок лейкопластыря. Но почему они на свободе? Я думал, их отправят в тюрьму за нарушение общественного порядка.

– Может быть, выпустили под залог или они отделались штрафом. Я не знаю, я не видел отчета, – сказал Лодж. – Ну так зачем, по вашему мнению, послали такую кучу людей, чтобы передать вам сообщение?

– Если вдуматься, конечно, очень лестно для меня, что послали сразу пятерых. – Я усмехнулся. – Может быть, у таксистов сейчас безработица и им больше нечем заняться. А может быть, как сказал тот водитель, это нужно было, чтобы все это как следует до меня дошло.

– А вот это наводит меня на мысль еще об одной неправдоподобности, – сказал Лодж. – Вам к груди приставлен нож, а вы кидаетесь вперед. Как это? Ведь это явно лезть на рожон!

– Я бы не рискнул, если б он держал его острием чуть-чуть выше. Но он держал его против грудинной кости. Нужен молоток, чтобы пробить ее ножом. Я рассчитал, что скорее выбью нож, чем напорюсь на него. Так и вышло.

– И нож не оставил следа?

– Царапина, – сказал я.

– Давайте посмотрим, – сказал Лодж, вставая и обходя стол.

Я расстегнул сорочку – вторую и третью пуговицы. Как раз там у меня на коже остался неглубокий порез примерно в дюйм длиной. Он уже подсох, и вокруг на груди остались ржавые следы крови. Сорочка была испачкана в нескольких местах. Пустяк. Я почти не чувствовал боли.

Лодж опять уселся. Я застегнул сорочку.

– Ну, – сказал он, покусывая кончик карандаша, – какие вопросы вы задавали по поводу майора Дэвидсона и кому?

– Вот это действительно самое странное во, всем этом деле, – сказал я. – Я почти ничего ни у кого не спрашивал. И мне, безусловно, никто ничего толком не сказал.

– Но вы кого-то задели за живое, – сказал Лодж. Он достал из ящика лист бумаги. – Назовите мне имена всех, с кем вы говорили об этой проволоке.

– С вами, – быстро ответил я. – И с миссис Дэвидсон. И все слышали, как я говорил во время следствия, как я нашел эту проволоку.

– Но я заметил, что пресса явно обошла вниманием материалы следствия. А о проволоке даже не было упомянуто, – сказал Лодж. – И ни у кого, кто видел вас на допросе, не могло создаться впечатление, что вы решили – кровь из носу! – распутать это дело. Вы приняли заключение следователя очень спокойно и ничем не выразили, что не согласны с ним.

– Спасибо, что вы предупредили меня заранее, чего мне ждать, – сказал я.

Список, составленный Лоджем, выглядел явно куцым на большом листе бумаги.

– Кто-нибудь еще? – спросил он.

– О… одна приятельница… некая мисс Эллери Пенн. Я сказал ей вчера вечером.

– Приятельница? – переспросил он грубовато.

– Да, – сказал я. Он записал и ее.

– Еще кто-нибудь?

– Нет.

– А почему нет? – спросил он, отодвигая лист.

– Я считал, что вам и сэру Кресвеллу нужно свободное поле действий. Я думал, что могу спутать вам карты, если начну задавать чересчур много вопросов. Ну чтобы люди не насторожились, отвечая на вопросы, что-то в этом роде. Но, судя по всему – вы же сами говорите, что бросаете это дело, – я, кажется, мог действовать свободно. – Я говорил с некоторой горечью.

Лодж внимательно посмотрел на меня.

– Вам неприятно, что вас считают юным и чересчур горячим, – сказал он.

– Двадцать четыре года – это уже; не юность, – сказал я. – Помнится, был премьер-министр, который в этом возрасте управлял Англией. И неплохо управлял.

– Это к делу не относится, вы отлично понимаете, – сказал он.

Я усмехнулся.

Лодж сказал:

– Что вы теперь думаете делать?

– Поеду домой, – ответил я, взглянув на часы.

– Нет, я по поводу майора Давидсона.

– Задайте вопрос полегче, – ответил я быстро.

– Несмотря на предупреждение?

– Именно по этой причине, – сказал я. – Самый факт, что пять человек были посланы запугать меня, показывает, сколько тут кроется. Билл Дэвидсон был хорошим другом, вы знаете. Я не могу смиренно позволить тому, кто был причиной его смерти – кто бы он ни был, – остаться безнаказанным. – Я подумал секунду. – Прежде всего я разыщу владельца тех такси, которые водят Чубчик и компания.

– Ну что же, неофициально я желаю вам удачи, Но будьте осторожны, – сказал Лодж.

– Конечно, – сказал я, вставая. Лодж проводил меня до самой двери на улицу и пожал мне руку.

– Держите меня в курсе, – сказал он, – Хорошо.

Он дружески помахал мне и занялся делами.

Я возобновил свое прерванное путешествие в Котсуолд. Плечи у меня отчаянно болели, но, пока я сосредоточивался мыслями на истории с Биллом, я забывал об этой боли.

Я понял вдруг, что и «несчастный случай» с Биллом, и моя история с этим фургоном, взятые вместе, могли навести меня на след того, кто все это замыслил. Было вполне логично предположить, что это был один и тот же человек. Оба покушения были чересчур сложны, чересчур тщательно разработаны, притом что всего этого можно было добиться гораздо проще. В моем сознании возникли слова «окольный путь», и я копался в памяти, стараясь доискаться, откуда они взялись. В конце концов я вспомнил угрожающее письмо, которое получил Джо Наитвич с опозданием на десять дней. Но потом я решил, что тревоги Джо никак де связаны со смертью Билла.

И нападение на Билла и предупреждение, полученное мной, решил я, были выполнены более жестоко, чем они били задуманы. Билл погиб в какой-то мере от случайности, а со мной обошлись бы менее жестоко, не пытайся я бежать. Я пришел к выводу, что мне надо искать человека с богатой фантазией, человека, который собирался быть жестоким только до известных пределов и у которого маленькие петарды благодаря своей сложности взрывались с большей силой, чем это было задумано.

И меня утешала мысль, что мой противник не обладает сверхчеловеческим умом. Он мог делать ошибки. И пока самой большой его ошибкой, подумал я, было то, что оно такими трудами передал мне предупреждение, единственным результатом которого было мое решение действовать еще энергичнее.

Два дня я ничего не предпринимал. Невредно было сделать вид, что предупреждение подействовало.

Я играл с детьми в покер и проигрывал Генри, потому что был занят мыслями о делах его отца.

– Ты совсем не думаешь, как ходишь, Аллан, – сказал Генри с насмешливым сочувствием, Отняв у меня десять фишек, когда у него на руках были только две пары.

– По-моему, он влюбился, – сказала Полли, глядя на меня оценивающим взглядом. – Этого еще не хватало!

– Тьфу! – сказал Генри, тасуя карты.

– Что такое «влюбиться»? – спросил Уильям, который, к большому неудовольствию Генри, играл «в блошки» своими фишками.

– Всякие охи-вздохи, – сказал Генри. – Поцелуи и прочая ерунда.

– Значит, мама в меня влюбилась, – сказал Уильям.

– Не будь дураком, – сказала Полли с высоты своих одиннадцати лет. – Любовь – это когда свадьба, невеста, конфетти и все такое.

– Ну, Аллан, – сказал Генри оскорбительным тоном, – живо кончай со своей любовью, а то у тебя не останется ни одной фишки.

Уильям взял свои карты. У него широко раскрылись глаза и рот. Это означало, что у него по меньшей мере два туза. Тузы были единственными картами, с которыми он начинал торговаться. Я видел, как Генри искоса взглянул на него и снова стал смотреть в свои карты. Он сбросил и прикупил, три карты и, когда до него дошла очередь, сделал пас. Я перевернул его карты лицом – у него были две дамы и две десятки. Генри был реалистом. Он знал, когда надо сдаваться. И Уильям, прыгавший от восторга, выиграл всего лишь четыре фишки, когда на руках у него было три туза и пара пятерок.

Не в первый раз я подумал о причудах наследственности. Билл был дружелюбный человек, настоящий мужчина со множеством достоинств. Сцилла очень подходила к нему, она была любящая, добрая женщина. Но ни один из них не был одарен чрезмерным интеллектом, и тем не менее наградили своего старшего сына исключительным, острым умом.

И мог ли я предположить, снимая карты для Полли и выравнивая стопку фишек для Уильяма, что Генри уже хранил в своем проницательном Девятилетнем мозгу ключ к разгадке гибели его отца?

Он сам этого не знал.