Текст книги "Рама для картины"

Автор книги: Дик Фрэнсис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

16

Мы выехали в Мельбурн рейсом новозеландской авиакомпании. Нас пасли ангелы в форме цвета морской волны. Сара выглядела неплоха, Джик окончательно потерял товарный вид, а я представлял собой некую смесь – желтой охры, серого и белого. Но, по-моему, такого не бывает.

После тысячемильного перелета через Тасманово море, после чая в самолете, опять оказались в небольшой аэропортовской комнате. Доставили туда прямо от трапа. Встретил здоровенный австралийский полицейский в штатском.

– Портер, – представился он, сжимая костяшки наших пальцев своей лапищей, как у кузнеца.

– Который из вас Чарльз Тодд?

– Я.

– За дело, мистер Тодд. – Посмотрел, не выказывая ни малейшего расположения.

– Вы что, больны или… – У него был грубый громкий голос; он, наверное, помогал внушать мальчишкам страх, доводить слабонервных до инфаркта. Мне он, как я понял, неохотно предоставил временный статус своего подчиненного.

– Нет, – сказал я, вздохнув.

– Да у него одежда к телу прилипла, – заметил Джик. – А в Мельбурне холодно.

Я улыбнулся.

– Удалось сделать то, что вы планировали?

Решив, что Джик чокнутый, снова перевел взгляд на меня.

– Не стали начинать до вашего приезда, – ответил он, пожав плечами. – Там, на улице, ждет машина. – Повернулся к двери и, не придержав ее для следом идущей Сары, устремился наружу.

В машине сидел шофер. Портер сел вперед и начал переговоры по рации. В каких-то туманных выражениях сообщил, что компания прибыла. Пора начинать.

– Куда мы едем? – спросила Сара.

– На твою встречу с одеждой, – сказал я.

– Правда?

– Куда же еще? – хмыкнул Джик.

– Мы забрали ваши вещи, Тодд, – сказал Портер довольным голосом. – Вексфорда, Гриина и Снелла обыскали по прибытии. Они пойманы с поличным. Замки на вашем чемодане исцарапаны, покорежены, но не взломаны. Содержимое должно быть в порядке. Утром сможете все забрать.

– Грандиозно. А что-нибудь от списка покупателей там осталось?

– Да, бумага промокла, но прочитать можно. Имена покупателей в Канаде.

– Прекрасно.

– Как раз сейчас потрошим галерею Ярра, а Вексфорд – помогает. По моему сигналу будет действовать.

– Думаете, будет?

– Послушайте, мистер, а вы что, не стали бы?

Подумал, что я-то не Вексфорд, надо мной не висит угроза тюремного заключения.

Машина затормозила у боковой двери «Хилтона». Портер живо выпрыгнул и застыл столбом, ожидая когда мы с Сарой и Джиком выберемся. Прошли через знакомый холл центрального входа, потом за стойку дежурного, а там и в служебную комнату. Высокий служащий усадил нас, предложил кофе с бутербродами. Портер, посмотрев на часы, сказал: надо ждать.

Было шесть часов. Через десять минут человек в рубашке и при галстуке принес Портеру портативную рацию. Тот надел наушники, стал слушать эфирные голоса.

Попили кофе, стали ждать.

Семь.

При искусственном освещении Сара выглядела бледной и усталой. Джик – не лучше. Борода у него совсем свесилась на грудь. Я сидел и думал – о жизни, о смерти, о галстуке в горошек.

В одиннадцать минут восьмого Портер схватил свой наушник и напряженно уставился в потолок. Потом, расслабившись, передал нам сообщение, несколько разрядившее обстановку.

– Вексфорд сделал именно то, на что мы рассчитывали. Машина заработала.

– Какая машина? – спросила Сара.

Портер тупо уставился на нее.

– Произошло то, – сказал он, разжевывая слова, – что мы и планировали.

– О!

Опять послушал свой наушник. Потом сказал:

– Он заглотил наживку.

– Дурак.

То, что появилось на лице Портера, было почти похоже на улыбку.

– Все жулики дураки. Каждый по-своему.

Стрелки подошли к половине восьмого и стали двигаться дальше. Я посигналил Портеру бровями. Он покачал в ответ головой:

– Не можем все говорить по радио. Больно много ушей прислушивается.

Совсем как в Англии, подумалось мне. Пресса может оказаться на месте преступления раньше, чем полиция, а мышка – услышать о мышеловке.

Портер снова надел наушник и застыл.

– Он здесь, – сказал кому-то.

Сердце у меня часто застучало. Мы были уже вне опасности. По крайней мере, так казалось, но сердце бухало тяжело, как барабан.

Портер оторвался от рации, вышел в фойе.

– А нам что делать? – спросила Сара.

– Ничего особенного, только слушать.

Мы втроем подошли к двери, приоткрыв ее дюймов на шесть. Слышали, как кто-то просил ключи от комнат, спрашивал о письмах и поручениях, о мистере таком-то…

И вдруг раздался знакомый голос. У меня мурашки по коже забегали. Голос был уверенный: человек не ожидал неприятностей.

– Я пришел забрать пакет, оставленный здесь в прошлый вторник неким мистером Чарльзом Тоддом. Он сказал – оставил его в камере хранения. У меня есть его письмо с разрешением отдать пакет мне.

Послышался шелест бумаги, видно, передавал письмо. Глаза у Сары стали круглыми, испуганными.

– Ты писал его?

– Нет.

Служащий там, за дверью, сказал:

– Благодарю вас, сэр. Подождите минутку, я принесу.

Наступила долгая пауза. Сердце у меня громко стучало, но больше ничего не произошло.

Дежурный вернулся.

– Пожалуйста, сэр. Это картины.

Стало слышно, как тащили папку и сверток с картинами – шуршала упаковка.

Неожиданно голос служащего произнес:

– Сейчас их вынесу.

– Справитесь, сэр?

– Да, да, спасибо. До свидания. – В голосе было нетерпение.

И тут громкий голос Портера врубился в хилтонский бархат, как топор:

– Думаю, мы сумеем позаботиться об этих картинах, если вы не возражаете. Мельбурнская городская полиция…

Я приоткрыл дверь и выглянул. Портер, прямой, большой, грубый, стоял в вестибюле, требовательно протянув руку. Рядом – двое полицейских в штатском. У центрального входа – еще двое, в форме. Все было сделано без дураков.

– Почему… э… инспектор… По поручению моего юного друга, Чарльза Тодда…

– Что это за картины?

– Понятия не имею. Он просил забрать их.

Тихо вышел из комнаты, прошел через дверцу, обойдя вокруг стойки. Встал, облокотившись, с утомленным видом. Он был всего в шести футах, справа от меня. Мог, протянув руку, до него дотронуться. Полагал, это достаточно близкое расстояние, как Портер и просил.

Почувствовав, что что-то происходит, начали стекаться обитатели «Хилтона». Стояли неровным полукругом. Издали наблюдали.

– Мистер Чарльз Тодд просил забрать их? – громко спросил Портер.

– Да, именно так.

Взгляд Портера резко переместился на меня.

– Вы просили его?

– Нет.

Эффект подобен взрыву бомбы. Именно этого хотела мельбурнская полиция. Не было вежливой идентификации личности с последующим спокойным арестом. Мне бы не следовало забывать собственный вывод – управлял этой бандой жестокий ум.

Стоял перед разъяренным быком, смотрел ему в глаза. Он понял – его провели.

– Ты же мерзавец! – завизжал он.

Навалился на меня всем телом, я потерял равновесие, упал на одно колено, задыхаясь под его цепкими руками, придавленный двумя сотнями фунтов живого веса. Старался отбиться, пустив в ход кулаки, но не мог. Злость выплеснулась на меня, как лава.

Ребята Портера оттащили его, не дав свершиться убийству на ворсистом ковре. Поднявшись на ноги, услышал, как защелкнулись наручники. Он стоял здесь, рядом со мной, тяжело дыша. Встрепанный, с дрожащими скованными руками. Безудержное бешенство мгновенно лишило его внешнего лоска. Все дикое нутро было наружу.

– Привет, Хадсон, – сказал я.

Портер заметил:

– Не предполагал, что так озвереет.

– Он всегда был зверем. В душе.

– Вам следовало это знать. Я-то никогда его не видел.

Кивнул Джику, Саре и заспешил за своим пленником.

Мы тупо смотрели друг на друга. Обитатели отеля стали отчаливать. Плюхнулись втроем на ближайший диванчик, Сара посередине, мы с Джиком – по краям.

Он сжал ее руку в своей. Она положила пальцы на мою ладонь. Девять дней. Такой долгий путь.

– Не знаю, как вы, – сказал Джик, – а я бы выпил пива.

– Тодд, – сказала Сара. – Рассказывай.

Втроем сидели наверху, в моей спальне. Настроение было расслабленное.

Я зевнул.

– О Хадсоне?

– О ком же еще? И не смей спать, пока не расскажешь.

– Ладно… Искал его или кого-то другого еще до того, как встретились.

– Почему?

– Из-за вина. Украденного у Дональда из подвала. Тот, кто его украл, знал, что оно там, и что надо спуститься по лестнице на несколько ступенек, открыть неприметную дверку… Вино обычно пакуется в ящики дюжинами. Было украдено больше двух тысяч бутылок. Без тары с ними очень много мороки. Это заняло бы столько времени! А время для грабителей – штука важная. К тому же – особое вино. Дональд говорил, это целое состояние. Короче, оно требовало умелого обращения, и продать его нужно было уметь. Поскольку бизнес Дональда – вино, и причиной поездки в Австралию тоже было вино, я сразу стал искать того, кто знал Дональда. Знал, что он купил картину Маннингса, что разбирался в хороших винах. Вот тут и появился Хадсон Тейлор. Подходил как нельзя лучше…

– Приятный, дружелюбный, – кивнула Сара.

– И богатый, – добавил Джик.

– Деньгоголик, – сказал я, стаскивая покрывало с кровати, вожделенно глядя на белые простыни.

– Кто?

– Деньгоголик. Только что придумал слово. Человек, имеющий непреодолимую тягу к деньгам.

– Таких на свете пруд пруди, – засмеялся Джик.

– На свете полно пьяниц. У алкоголиков – навязчивая идея. У деньгоголиков – тоже. Им всегда не хватает. И не может хватить. Сколько бы ни было – хотят еще. Деньгоголики сделают все, чтобы получить побольше. Воруют детей, убивают, подделывают счета, грабят банки…

Уселся на постель с ногами. Чувствовал себя погано. Бесчисленные мои ссадины болели. У Джика, как я понимал, было то же самое.

– Давай дальше про Хадсона, – сказала Сара.

– У Хадсона организаторские способности… Это были международные операции. Тут надо потрудиться. Знать технологию.

Джик дернул за колечко и, протягивая банку с пивом, морщился от боли.

– Сумел убедить, что ошибался на его счет, – сказал я, потягивая пиво через треугольное отверстие. – Был очень осторожен. Притворился – ему нужно выяснить название галереи, в которой Дональд купил свою картину. Не думал, конечно, что представляю для него опасность, считал всего лишь кузеном Дональда… Но только до тех пор, пока не поговорил с Вексфордом – там, на бегах.

– Помню, – кивнула Сара. – Когда ты сказал, что из-за этого все пошло насмарку.

– Да… Тогда подумал: он сказал Вексфорду, что я – кузен Дональда, и только. Но, конечно, Вексфорд тоже сообщил ему – дескать, видел Гриина в Сассексе на развалинах дома Мейзи, потом оказался в галерее, рассматривал подлинник картины, которая у Мейзи сгорела…

– Боже милостивый, – сказал Джик. – Ничего удивительного, что пришлось смываться в Алис-Спрингс.

– Тогда еще не думал, что тот, кого мы ищем, – Хадсон. Искал жестокого человека, который действует через своих подчиненных. Хадсон не выглядел жестоким. – Помолчал. – Он только однажды выдал себя, когда проигрывал на скачках. Сильно сжал бинокль – побелели костяшки пальцев. Но нельзя называть профессиональным грабителем того, кто выходит из себя при проигрыше.

Джик ухмыльнулся:

– Я бы его не так назвал.

– Да уж ты бы назвал, не постеснялся… – сказала Сара.

– Думал об этом в больнице, в Алис-Спрингсе… С момента, когда купили картину Ренбо, и до того, как нырнул с галереи, прошло слишком мало времени…

– Слушай, – сказала Сара, – а ведь я тоже удивилась тогда на стадионе… Подошел к рам. Подумала: раз мы могли увидеть его с трибун, то и он мог где-то увидеть тебя с нами.

– К тому времени до них дошло, – вмешался Джик, – что надо было заткнуть тебе глотку. У них был для этого шанс, они его прохлопали… Я бы с удовольствием посмотрел, что там у них творилось, когда узнали – обчистили галерею. – Он опрокинул банку, допивая последние капли пива.

– На следующее утро, – сказал я, – в «Хилтон» кто-то принес письмо от Хадсона. Откуда он узнал, что мы там?

Они удивились.

– От Гриина, должно быть, – предположил Джик. – Мы никому не говорили. Были очень осторожны.

– И я был осторожен. В этом письме он приглашал посетить его виноградники. Так вот… если бы у меня не было сомнений на его счет, мог бы и поехать. Был другом Дональда, а виноградники – наверное, интересно.

– О, Господи!

– Ночью, во время бегов, когда мы были в мотеле недалеко от Боксхилла, позвонил в английскую полицию. Поговорил с человеком, который занимался делом Дональда. Попросил задать ему несколько вопросов… Сегодня утром получил ответы.

– Утро кажется таким далеким, будто прошло несколько световых лет, – сказала Сара.

– Мм…

– Какие ответы и какие вопросы?

– Вопросы были такие: рассказал ли Дональд о вине в подвале Хадсону? Говорил ли о том же Вексфорду? Не Хадсон ли посоветовал Дональду и Регине сходить на Маннингса в Художественный центр? Ответы такие: «Да, конечно», «Нет, зачем бы я стал это делать!», «Да».

Они помолчали, подумали.

– Ну и что? – спросила Сара.

– А вот что – мельбурнская полиция сочла: этого совершенно недостаточно. Они бы поверили в виновность Хадсона, если бы убедились – связь между ним и галереей действительно существует.

Потому поддразнили его картинами и барахлом, которое мы утащили… А он за всем этим и явился.

– А как? Как поддразнили?

– Устроили очень просто: Вексфорд услышал обрывки ложного рапорта о странных вещах, оставленных в камерах хранения некоторых гостиниц, в том числе – о картинах в «Хилтоне». Когда мы прилетели, они дали ему возможность воспользоваться телефоном.

Считал, что никто не слышит. Позвонил Хадсону, знал, где его найти, – и рассказал. Тот сам написал письмо от моего имени в «Хилтон», примчался, чтобы уничтожить улики.

– Совсем рехнулся, да?

– Идиот он, конечно. Но ведь считал, что я мертв… Никак не думал, что его кто-то может подозревать. Ему бы сообразить – звонок Вексфорда к нему могла подслушать полиция… Но Вексфорд был уверен, что звонит из обычной телефонной будки.

– Подло, – сказала Сара.

– Чтобы поймать подлеца, будешь подлым.

– Никогда бы не поверила, что Хадсон может так озвереть. Он был такой… страшный. – Сара вздрогнула. – Невозможно представить, под внешним дружелюбием скрывается чудовищная ярость…

…Наутро мы прощались в аэропорту.

– Как странно говорить «до свидания», – сказала Сара.

– Буду приезжать, – сказал я.

Они покивали.

– Ты пошел бы на это еще раз? – спросил Джик.

– Думаю, да.

Наклонился и поцеловал Сару, жену моего старого друга.

– Эй, – сказал он. – Найди себе свою такую.

17

Мейзи увидела меня первой. Налетела, как большая красная птица с распростертыми крыльями. Это было в понедельник, на Уолвергемптонских скачках.

– Здравствуйте, голубчик, так рада, что вы вернулись. Как добрались? Оттуда так долго добираться, правда? Да еще эти самолеты вечно опаздывают, да? – Она погладила меня по руке, внимательно вглядываясь в мое лицо, сказала – А вы не очень хорошо выглядите. Не обижайтесь только, и вы что-то совсем не загорели, хотя, правда, вас ведь не было, по-моему, всего две недели. Ничего удивительного… Ой, какие кошмарные раны на руке! Вы сейчас шли так осторожно…

Замолчала, наблюдая, как жокеи, один за другим, проезжали мимо нас.

Рассказал ей об организации Хадсона, о галерее в Мельбурне, о списке покупателей, которых предполагалось ограбить.

– Я была в этом списке?

– Да, были.

– И вы отдали его полиции?

– Да не волнуйтесь так, Мейзи. Ваше имя уже было вычеркнуто. Я только замазал его получше.

Улыбнулась мне.

– Да, глупым вас никак не назовешь, а?

Не был в этом уверен.

– Боюсь, вы потеряли свои девять тысяч компенсации.

– Ну да ладно, голубчик, – радостно улыбнулась она, – так мне и надо, правда. Нечего было обманывать таможню, хотя, честно говоря, если бы опять была такая ситуация… От этих налогов можно с ума сойти. Так рада, голубчик, что никто не придет, не постучит ко мне. Я ведь живу у сестры – пока мой дом не готов…

– Какой – ваш?

– Решила не перестраивать тот, что в Уорсинге. Без вещей, которые мы с Арчи вместе покупали, он будет уже не тот. Вот и продаю участок земли на побережье за приличную сумму. Нашла славное местечко – там, за дорогой к Саундаунскому ипподрому.

– А не собираетесь жить в Австралии?

– Ох, нет, голубчик, все-таки очень далеко. От Арчи далеко.

Ужасно любил ее, Мейзи.

– Истратил все ваши деньги…

– Неважно, голубчик. Можете написать для меня две картины. Мой портрет и мой новый дом.

Ушел после третьего забега, сел в поезд, доехал до Шрусбери, а оттуда – автобусом до конторы инспектора Фроста.

Он был на месте, по уши в бумагах. Слегка улыбнувшись, сказал:

– Ну и муравейник же разворошили!

– Как Дональд?

Фрост не поднял глаз. Губы у него дрогнули.

– Мы сообщили мистеру Стюарту, что ограбление его дома и убийство миссис Стюарт, как теперь убедились, произошли без его ведома и участия. В результате действий неких не связанных с ним организаций.

Холодные слова утешения.

– Понял то, что услышал?

– Был у него сегодня утром. Производит впечатление человека, который все прекрасно понимает.

– А как с Региной?

– С телом миссис Стюарт…

– Дональд хочет ее похоронить, – сказал я.

Фрост посмотрел с почти человеческим участием.

– Трудность в том, – сказал он, – что при расследовании убийства тело жертвы должно сохраняться на тот случай, если по требованию защиты понадобится провести еще одно вскрытие. В данных обстоятельствах мы не имели возможности предъявить кому бы то ни было обвинение в убийстве. Не говоря уже о том, чтобы предоставить возможность организовать защиту. – Кашлянул. – Сможем выдать тело миссис Стюарт только после того, как требования будут удовлетворены.

Я посмотрел на свои пальцы, сплел их.

– Поеду с ним повидаюсь.

Фрост вышел со мной на улицу. Зимний вечер только начинался, фонари горели ярко.

– Неофициально, – сказал он, медленно шагая по тротуару, – могу сообщить, что мельбурнская полиция обнаружила в галерее список имен, принадлежащих, как выяснилось, известным взломщикам. Фамилии, как и в списке зарубежных покупателей, распределены по странам. В Англии – четверо. Не должен вам этого говорить… Вполне вероятно, что убийцей миссис Стюарт окажется один из них.

– Правда?

– Да. Но не ссылайтесь на меня.

Вдруг забеспокоился.

– Не буду. Выходит, ограбления – дела местных взломщиков?

– Похоже, да.

Гриин, подумал я. Гриин мог их нанять. А потом проверять в сгоревших домах, как выполнена работа.

Остановился. Рядом с нами был цветочный магазин, в котором работала Регина. Фрост посмотрел на большие бронзовые хризантемы в ярко освещенной витрине, потом вопросительно взглянул мне в лицо. Сунул руку в карман, достал шесть револьверных гильз и дал их Фросту.

– Это гильзы от оружия, из которого человек по имени Гриин стрелял в меня. Выронил, когда перезаряжал револьвер. Говорил вам по телефону…

Он кивнул.

– Возможно, убедят в том, что Гриин способен на убийство.

– Да… Ну и что?

– Только предположение…

– Так скажите.

– Гриин был в Англии примерно в то время, когда умерла Регина.

Удивленно посмотрел на меня.

– Она могла знать его в лицо. Была в галерее. Может, именно поэтому и убили. Просто связать, засунув кляп в рот, было недостаточно. Если бы осталась в живых, наверняка опознала бы…

– Ну… это все догадки.

– Точно знаю, что Гриин был в Англии через две недели после Регининой смерти. Точно знаю, что был по уши завязан в аферах с продажами картин. Знаю, что убил бы любого, кто сумел бы доказать его виновность. А остальное… что ж… в вашей власти.

– Боже мой, – сказал Фрост. – Боже мой.

Я пошел вперед, к автобусной остановке. Он двинулся за мной. В глазах у него была какая-то муть.

– Хочется знать, что именно натолкнуло вас на след этой организации?

– Ценная информация от осведомителя.

– Какого осведомителя?

– Мошенника в красном пальто с блестящими волосами и с сумкой из крокодиловой кожи. Нельзя выдавать информаторов.

Он вздохнул. Покачал головой, остановился и достал из кармана пиджака обрывок ленты телекса.

– Знакомы с австралийским полицейским по имени Портер?

– Конечно.

– Вот что он прислал вам. – Протянул ленту. Я прочел четко отпечатанный текст: «Скажите этому томми, художнику, спасибо».

– Вы отправите ответ?

– Давайте.

– «Какие сложности!»

Стоял в темноте рядом с домом Дональда и смотрел в окно.

Он сидел в освещенной гостиной перед портретом Регины. Рамы по-прежнему не было. Вздохнул и позвонил.

Дональд долго шел к двери. Открыл.

– Чарльз! – Он вяло удивился. – Думал, ты в Австралии.

– Вчера вернулся.

– Входи.

Мы прошли на кухню.

Уселись за стол друг против друга. У него вид изможденного пятидесятилетнего человека.

– Как твои дела? – спросил я.

– Дела?

– Торговля, вино.

– Не хожу в офис.

– У тебя никогда не было проблем с наличными деньгами. Скоро будут.

– Ну и ладно.

– Ты зациклился. Как иголка в проигрывателе.

Не прореагировал.

– Полиция знает, что не ты устроил ограбление.

Медленно кивнул.

– Этот человек… Пришел и сказал. Сегодня утром.

– Очень хорошо.

Не ответил.

– Нужно кончать с этим, Дональд. Она умерла. Мертва уже пять недель и три дня. Хочешь увидеть ее?

Он ужаснулся.

– Нет! Конечно нет!

– Тогда перестань думать о ее теле.

– Чарльз! – резко встал, громыхнув стулом. Был оскорблен, разгневан.

– Она в холодном шкафу, – сказал я. – А ты хочешь, чтобы была в ящике, в холодной земле. В чем разница?

– Уйди, – сказал он громко.

– Та часть Регины, по которой ты убиваешься, это только коллекция минералов. Это… не Регина. Настоящая Регина в твоем мозгу. В твоей памяти. Единственно возможная ее жизнь – помнить о ней. В этом бессмертие. Ты убиваешь ее снова и снова, не желая больше жить.

Он повернулся и вышел. Мне было слышно – направился в гостиную. Подождал минуту и двинулся за ним. Белая дверь была закрыта. Открыл ее. Вошел. Он сидел в кресле, на своем обычном месте.

– Уходи.

– Забираю эту картину с собой в Лондон, – сказал я.

Встревожился. Встал.

– Нет.

– Да.

– Ты не можешь. Ты мне ее подарил.

– Ей нужна рама, – сказал я. – Иначе она покоробится.

– Ты не увезешь ее.

– Можешь поехать со мной.

– Не могу уехать отсюда.

– Почему?

– Не будь идиотом, – сказал раздраженно. – Ты знаешь – почему. Из-за…

Его голос замер.

– Регина будет с тобой там, где будешь ты. Где бы ты ни думал о ней, она будет с тобой.

Молчание.

– Ее нет в этой комнате. Она в твоей голове. Ты можешь уехать отсюда и взять ее с собой.

Молчание.

– Она была великолепной. Без нее чертовски плохо. Но она заслуживает лучшего, самого лучшего из того, что ты можешь сделать.

Молчание.

Подошел к камину и снял портрет. Регина улыбалась, как в жизни. Не доделал как следует левую ноздрю, подумал я.

Дональд не пытался остановить меня.

– Выведем твою машину, поедем ко мне. Прямо сейчас.

Пауза.

– Пойдем.

И тогда он заплакал.

Я перевел дух, переждал.

– Ладно. Как у тебя с бензином?

– Мы можем, – сказал он, шмыгнув носом, – заправиться по дороге.