Текст книги "Рама для картины"
Автор книги: Дик Фрэнсис
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
13
Почти всю ночь провел за изучением списка зарубежных покупателей. Стало ясно, что украли, пожалуй, слишком мало. Унесенный список сам по себе был, конечно, неплох, но от него было бы куда больше проку, если бы имели еще инвентарную опись картин. Впрочем, все инвентарные номера были как-то зашифрованы. Если посмотреть на них достаточно внимательно, наверное, можно разобраться, найти ключ к разгадке.
Все они, и в первую очередь те, что находились в первом, большом разделе списка, начинались с буквы М. В маленьком списке, обнаруженном мной, буква М встречалась редко, а вот другие – гораздо чаще. Номер Дональда начинался с буквы М. Номер Дейзи – с С. Предположим, рассуждал я, что буква М означает просто-напросто Мельбурн, а С – Сидней – города, где они покупали картины. Тогда что же такое А, В и Б? Аделаида, Вага-Вага и Брисбен?
Буквы и цифры первого раздела, стоящие после М, казалось, не имели никакой системы. А вот во втором, маленьком списке, цифры, хотя и относились к разным странам, шли по возрастающей более или менее последовательно. Самой большой – 54 – была пронумерована покупка некоего мистера Апдайка, проживающего в Окленде, Новая Зеландия. Дата, стоящая слева, всего недельной давности, и фамилия Апдайка не вычеркнута.
Картины из маленького списка проданы в течение трех последних лет. А в большом – те, что реализованы пять и более лет назад. Была ли уже тогда галерея? Был ли Вексфорд и в то время закоренелым мошенником, сознательно прикрывавшимся солидной вывеской? А может, некогда честный торговец произведениями искусства, соблазнившийся преступными возможностями? Судя по респектабельности галереи и по тому немногому, что знал о самом Вексфорде, предположил последнее. Только вот готовность применить насилие с этим никак не вязалась…
Отложил список, погасил свет. Лежа в темноте, вспоминал телефонный разговор, который состоялся у меня после ухода Джика.
Дозвониться из «Хилтона», наверно, легче, чем из мотеля, но слышимость была отличная.
– Вы получили мою телеграмму? – спросил я.
– Жду вашего звонка уже полчаса.
– Простите.
– Ну, что там?
– Отправил вам письмо. Хочу сказать, что в нем.
– Но…
– Сначала выслушайте. Потом обсудим.
Я говорил довольно долго, слыша в ответ бурчание.
– Вы уверены, что все так?
– Вполне, хотя кое-что – просто догадки.
– Повторите.
– Хорошо. – Повторил, и это заняло примерно столько же времени, как и в первый раз.
– Записал на пленку.
– Прекрасно.
– Хм… Что дальше собираетесь делать?
– Скоро отправлюсь домой. А пока, наверное, буду продолжать заниматься не своим делом.
– Не одобряю.
– Не рассчитывал на ваше одобрение, но ведь если бы остался в Англии, мы не узнали бы так много. Да, вот еще что… Могу воспользоваться телексом, если потребуется срочно с вами связаться?
– Телексом? Минуточку.
Ждал.
– Да, пожалуйста. – Номер был продиктован. – Адресуйте все, что посылаете, лично мне, пишите слово «срочно».
– Ладно, – сказал я. – И еще. Не мог бы с вашей помощью получить ответы на три вопроса? – Выслушал и сказал, что все сделает.
– Спасибо большое. Спокойной ночи.
Наутро Сара и Джик выглядели невыспавшимися, вялыми. Счастливая ночь, решил я.
Мы рассчитались с мотелем, засунули мой чемодан в багажник машины и уселись на заднее сиденье – обсудить планы.
– Нельзя забрать вещи из «Хилтона»? – заскулила Сара.
– Нет! – ответили мы с Джиком.
– Сейчас им позвоню, – сказал Джик, – попрошу упаковать все шмотки и оставить пока у себя. Скажу, что высылаю им чек для оплаты счета.
Он поднялся, вылез из машины и отправился делать то, что сказал.
– Купи все, что тебе нужно, потрать из моего выигрыша, – сказал я Саре.
Покачала головой.
– У меня есть деньги. Тут совсем другое. Дело в том… Хочу, чтобы все это кончилось.
– Скоро все кончится.
Она тяжело вздохнула.
– А как ты себе представляешь идеальную жизнь? – спросил я.
– Ну… Если прямо сейчас, то, наверно, хотела бы опять оказаться с Джиком в нашем плавучем домике. Хотела бы радоваться жизни, как прежде, до твоего приезда.
– А если вообще?
Она посмотрела задумчиво.
– Ты, Тодд, думаешь, я не понимаю, что Джик – сложная натура? Достаточно посмотреть на его картины… Оторопь берет. Но с тех пор, как мы встретились, он не пишет. Ну и что? Разве мир станет хуже, если ему достанется капелька счастья? Когда есть что-то, что заставляло его писать именно такие картины, это «что-то» к нему вернется. Думаю, наши первые месяцы вдвоем – огромное счастье… Ненавижу не ту физическую опасность, которую ты внес, а ощущение – украли последние дни золотого времени. Ты напомнил ему о картинах. Уедешь, он сразу к ним вернется… Гораздо раньше, чем вернулся бы, не будь тебя.
– Отправь его поплавать. В море он всегда счастлив.
– Ты за него не беспокоишься?
Прямо посмотрел в ее потемневшие глаза.
– Беспокоюсь за вас обоих. Очень.
– Тогда пусть Бог поможет тем, кого ты ненавидишь.
И пусть Бог поможет мне – не даст полюбить жену старого друга, подумал я.
Джик вернулся с довольным видом.
– Все схвачено. Они сказали, Тодд, что есть для тебя письмо, передали его несколько минут назад. Попросили дать твой адрес для пересылки корреспонденции.
– Что ты ответил?
– Сказал, сам им позвонишь.
– Ладно… Теперь давайте двигаться.
– Куда?
– В Новую Зеландию, куда же еще?
– Далековато, – сухо сказал Джик.
И он помчал в аэропорт, битком набитый людьми, возвращавшимися с бегов.
– Если Вексфорд с Гриином нас ищут, – сказала Сара, – они непременно устроят слежку в аэропорту.
Не будь этого, подумал я, пришлось бы навести их на след.
– Люди кругом, – успокоил он жену.
Покупая билеты, узнали, что можем лететь либо прямо в Окленд, дневным рейсом, либо через полчаса, с посадкой в Сиднее.
– Через Сидней, – уверенно сказала Сара. Возможность побывать у порога родного дома явно придала ей силы.
Я покачал головой:
– Прямой рейс в Окленд. Пошли посмотрим, открыт ли еще ресторан. Позавтракаем.
Пробрались в ресторан в последнюю минуту. Официантка, увидев нас, строго посмотрела на часы. Раскошелились на яичницу с ветчиной.
– А зачем мы летим в Новую Зеландию? – спросила Сара.
– Поговорить с одним человеком об одной картине. Надо посоветовать ему подстраховаться.
– Не понимаю, зачем ехать в такую даль, если вы и так наковыряли в галерее столько, что уже можно разнести все к чертям.
– Хм… Мы не хотим разнести все к чертям. Хотим передать полиции всю эту хреновину в действии.
– Ну, ты хитер.
– Только не в живописи, – добавил Джик.
Поев, поболтались немножко по аэропортовским киоскам, накупили Джику с Сарой зубных щеток и прочей чепухи да еще сумку. Ни Вексфорда, ни Гриина не было. Других из этой кодлы – тоже. Может, конечно, они нас и видели, но мы их – нет.
– Позвоню-ка в «Хилтон», – сказал я.
Джик кивнул.
Дозванивался при нем и при Саре, они были рядом, все видели и слышали.
– Звоню по поводу адреса для пересылки моей корреспонденции. Дело в том, что пока не могу вам его дать. Буду в Новой Зеландии. Улетаю в Окленд через пару часов…
Спросили, что делать с принесенным письмом.
– Не могли бы вы его вскрыть и прочесть?
– Конечно… – Письмо было от Хадсона Тейлора. Сожалел, что не увиделся со мной на бегах, говорил, что если мне захочется, пока я в Австралии, посмотреть виноградники, он с удовольствием покажет свои.
– Спасибо.
– Всегда рады вам помочь.
– Если кто-нибудь будет меня спрашивать, пожалуйста, сообщите, куда я уехал.
Да, они сообщат. Конечно. Всегда рады.
За тот час, что мы пробыли в аэропорту, Джик дозвонился в фирму, занимающуюся прокатом автомашин. Уладил с ними денежные вопросы и договорился: оставит «тачку» в аэропорту на стоянке. А я сдал свой чемодан в багаж. Понаклеили на него прорву ярлыков новозеландской авиакомпании. С паспортами проблем не было – мой всегда при мне, а Джику и Саре паспорта не нужны, потому как передвигаться из Новой Зеландии в Австралию и обратно им можно свободно. Все равно что из Англии в Ирландию.
Никаких признаков Вексфорда и Гриина не было. Мы сидели в зале ожидания, и каждый думал о своем. Только когда объявили наш рейс, заметил слежку. У меня мурашки по коже забегали. Ах, слепец! Слепец и тупица. Не Вексфорд, не Гриин, не малый из галереи, не Ренбо, не амбал… Скромное повседневное платье, аккуратная прическа, неброские сумочки и туфли. Спокойное сосредоточенное лицо. Заметил ее только потому, что она разглядывала Сару. Стояла в зале ожидания и смотрела на сидящих. Эта женщина встретила меня в галерее Ярра-ривер, дала каталог, потом проводила до дверей. Будто почувствовав что-то, резко перевела взгляд на меня. Я уже безразлично смотрел в сторону.
Мы поднялись, вместе со всеми направились к выходу. В дверном стекле видел ее отражение: стояла и смотрела, как мы уходим. Шел к самолету, не оглядываясь…
…Миссис Норман Апдайк покачала головой и сказала, что ее муж раньше шести не придет. Она была худой, остролицей и по-новозеландски жестко выговаривала гласные. Если хотим поговорить с ее мужем, придется придти еще раз.
Оглядела нас: Джик с его растрепанной бородкой; Сара в несколько помятом спортивном платье; и я, в рубашке поверх подвязанной руки и пиджака, свисающего с плеча. Да, троица незабываемая. Смотрела с недовольным видом, как мы удаляемся по дорожке от дома.
– Во, добрая душа, – пробормотал Джик.
Мы сели в машину, взятую напрокат в аэропорту, и немного отъехали.
– Ну, куда теперь? – спросил мой друг.
– По магазинам. – Сара была непреклонна – Мне нужна одежда.
Все магазины, как выяснилось, были на Квин Стрит. До закрытия – полчаса.
Ожидая Сару, мы с Джиком сидели в машине, глазели на окружающих.
– Вот и птички вылетают из своих конторских клеток, – сказал он радостно.
– Ну и что?
– А я сижу и считаю тех, что без лифчика.
– Женатый мужчина…
– Старые привычки живучи.
К Сариному возвращению насчитали восемь, одна была под вопросом. А Сара в новой светло-оливковой юбке и розовой блузке была похожа на фисташковое мороженое.
– Так-то лучше, – сказала она, бросая два тугих свертка на заднее сиденье. – Ну, поехали.
Лечебный эффект от покупки новой одежды длился все то время, что мы провели в Новой Зеландии. Это очень меня забавляло. Казалось, она чувствует себя в меньшей опасности, если выглядит свежей, опрятной. И настроение у нее от этого поднималось. Хлопчатобумажная броня, думал я. Пуленепробиваемая и быстросохнущая. Безопасность – новая брошка.
Медленно поехали назад – к холму, возвышавшемуся над бухтой, снова к дому Нормана Апдайка. Тесная улочка на окраине города. Дом – сам по себе не маленький – был как-то зажат соседями, и только, попав внутрь, можно было понять: впечатление тесноты создавалось внешней скученностью. Ведь домов вокруг видимо-невидимо. А город, раскинувшийся вокруг, казался бесконечным, тянулся на долгие мили вдоль изогнутой береговой линии. Все участки выглядели крошечными.
Экспансивность мистера Апдайка вполне уравновешивалась замкнутостью его жены. Маленький толстячок со светящейся лысиной на круглой голове называл супругу Хохотунчиком, явно без всякого шутливого смысла. Объяснили ему, что мы профессиональные художники, были бы очень признательны, если смогли бы взглянуть на знаменитую картину, которую он недавно приобрел – очень ею интересуемся.
– Вас направили из галереи?
– Почти, – сказали мы, а Джик добавил:
– Мой друг известен в Англии как художник, рисующий лошадей, его картины представлены во многих лучших галереях, они выставлялись даже в Королевской академии…
Малость переборщил, но на Нормана Апдайка эти слова произвели впечатление, и он широко распахнул дверь:
– Заходите, заходите. Картина в гостиной. Сюда, пожалуйста.
Провел нас в большую, забитую вещами комнату с темным пушистым ковром на полу. Хохотунчик, поглощенная дурацкой комедийной передачей, сидела, впившись в телевизор. Взглянула мрачно; приветствия не последовало.
– Вот сюда, – Норман Апдайк продолжал сиять, величественно прокладывая путь между громоздких кресел. – Ну, что вы об этом скажете, а?
Маленькая картинка, размер – четырнадцать на восемнадцать дюймов. Вороной конь с вытянутой шеей и укороченным хвостом стоял, склонив голову; фон – блекло-голубое небо; на переднем плане – пожухлая трава. Все это было покрыто старым на вид лаком.
– Херринг, – пробормотал я благоговейно.
Улыбка Апдайка стала еще лучезарнее.
– Вижу, вы знаток своего дела. Только, знаете, стоит дороговато.
– Разрешите взглянуть поближе?
– Подойдите.
Стал рассматривать. Вблизи была очень хороша. Действительно – как настоящий Херринг, умерший в 1865 году. Но еще и очень была похожа на дотошного Ренбо. Без микроскопа и химического анализа тут делать нечего – на глаз не определишь.
– Прекрасно, – сказал восхищенно, снова повернувшись к Херрингу. – Его ни с кем не спутаешь. Настоящий мастер.
Апдайк сиял.
– Вам следует остерегаться грабителей.
Внимание Хохотунчика ненадолго переключилось на меня. Короткий мрачный взгляд – и снова на экран.
Апдайк похлопал Сару по плечу.
– Пусть ваш друг не тревожится, грабители нам не страшны.
– Почему же?
– У нас по всему дому поставлена сигнализация, – заулыбался он. – Грабитель не пролезет.
Сара с Джиком сделали то же, что и я, – оглядели комнату. Как и я, не увидели в ней ничего такого, что стоило бы украсть. Зачем устанавливать сигнализацию по всему дому? Апдайк понаблюдал, как они озирались, и совсем расползся в улыбке.
– Я покажу молодым людям наши маленькие сокровища, а, Хохотунчик?
Хохотунчик даже не ответила. Из телевизора раздавался утробный гомерический хохот.
– Нам было бы очень интересно, – сказал я.
Самодовольно ухмыльнулся, предвкушая удовольствие от показа того, что достойно восхищения. Сделал несколько шагов и, подойдя к одному из шкафов, большому и темному, который выглядел встроенным в стену, широким жестом распахнул двойные дверцы.
Внутри – шесть глубоких полок, на каждой стояло несколько разных фигурок из нефрита. Бледно-розовые, кремово-белые, бледно-зеленые, гладкие, полированные, с затейливой резьбой, дорогие. Под ними была темная, тяжелая на вид подставка. Джик, Сара и я одобрительно загудели.
– Гонконг, конечно, – сказал хозяин. – Я там несколько лет работал. Симпатичная коллекция, а? – Прошел дальше, к следующему темному шкафу и открыл двойные дверцы. Полок там было больше, и разных фигурок – тоже.
– Плохо разбираюсь в нефрите, – сказал я извиняющимся тоном. – Не могу по достоинству оценить вашу коллекцию.
Он понарассказал об этой декоративной мути гораздо больше, чем нам хотелось.
– В Гонконге частенько удавалось ухватить что-нибудь очень дешево. Проработал там больше двадцати лет.
Мы с Джиком переглянулись. Я слегка кивнул головой.
Джик тут же распрощался с Норманом Апдайком. Пожал ему руку и, обняв Сару за плечи, сказал, что нам пора. Апдайк вопросительно посмотрел на жену. Та по-прежнему сидела, прилипнув к телевизору, не выражая ни малейшего желания выполнить обязанности гостеприимной хозяйки. Она даже не взглянула в нашу сторону. Апдайк, добродушно пожав плечами, пошел провожать нас до двери. Он открыл ее, и Джик с Сарой сразу же вышли, оставив нас вдвоем в холле.
– Мистер Апдайк, – сказал я, – в галерее… что за человек это был… который продал вам Херринга?
– Мистер Грей, – ответил он, не задумываясь.
– Мистер Грей… Мистер Грей…
– Такой приятный человек, – закивал Апдайк, улыбаясь. – Сказал ему, что очень плохо разбираюсь в живописи, но он уверял, что от моего маленького Херринга получу не меньше радости, чем от всего моего нефрита.
– Так вы сказали ему о вашем нефрите?
– Ну разумеется… То есть… хочу сказать, если вы чего-то не знаете, вам ведь хочется показать, что разбираетесь, так ведь? Любому свойственно…
– Конечно, свойственно. А как называлась галерея мистера Грея?
– Э… – Он, казалось, удивился. – По-моему, вы сказали, что он послал вас посмотреть мою картину.
– Я так много хожу по галереям, что забыл, в какой именно это было.
– Художественная галерея Руапегу. Был там на прошлой неделе.
– Там?
– В Веллингтоне. – Улыбка сползала с его лица. – Послушайте, что все это значит? – На его круглой физиономии появилось недоверчивое выражение. – Зачем вы приехали? Наверное, мистер Грей и не посылал вас ко мне.
– Нет, – сказал я. – Но, мистер Апдайк, мы вовсе не желаем причинить вам никакого зла. Мы действительно художники, мой друг и я. Теперь, когда увидели вашу коллекцию нефрита… считаем, что должны вас предупредить. Слышали, что дома некоторых людей были ограблены вскоре после покупки картин. Говорите, что установили везде сигнализацию? На вашем месте я бы убедился, что она исправно работает.
– Но… Боже милостивый…
– Тут орудует целая банда воров. Они следят за продажей картин, грабят тех, кто их купил. Вероятно, считают: если кто-то, скажем, покупает Херринга, у него есть что украсть.
Посмотрел на меня очень внимательно.
– Хотите сказать, что, сообщив мистеру Грею о моем нефрите…
– …благоразумно было бы принять дополнительные меры предосторожности.
– На какой срок?
– Не знаю, мистер Апдайк. Может быть, навсегда.
На жизнерадостном лице появилась озабоченность.
– Что заставило вас приехать ко мне, рассказать все это?
– Чтобы расправиться с этой бандой, и не такое сделал.
Он снова спросил, почему, и я сказал:
– Мой двоюродный брат купил картину. Дом его был ограблен. Жена брата спугнула грабителей, и ее убили.
Норман Апдайк долго смотрел мне в лицо.
Я выдавил из себя улыбку.
– Мистер Апдайк… пожалуйста, будьте осторожны. Может быть, настанет день, когда полиция придет посмотреть на вашу картину и спросит, где вы ее купили… Так будет. Во всяком случае, сделаю для этого все, что смогу.
Вместе с улыбкой на его лице появилось понимание.
– Буду их ждать, – сказал он.
14
Джик отвез нас из Окленда в Веллингтон – восемь часов в машине.
На ночь остановились в мотеле в городке Гамильтон, к югу от Окленда. Утром снова тронулись в путь. Никто за нами не гнался, не останавливал, не выслеживал. Я был почти уверен – не засекли.
Впрочем, Вексфорд уже должен знать, что список зарубежных покупателей – в моих руках, а в нем, как ему известно, было несколько новозеландских адресов. Он не мог угадать, какой из них я выберу для посещения, но мог и должен был догадаться: любой адрес, в номере которого первой буквой стоит В, приведет прямиком в Веллингтонскую галерею.
Значит, там будет наготове.
– У тебя что-то чересчур мрачный вид, Тодд, – сказала Сара.
– Извини.
– О чем ты думаешь?
– Когда остановимся пообедать?
Она засмеялась.
– Мы только что позавтракали.
Миновали поворот на Роторуа, проехали дальше, мимо горячих источников.
– Ну, кто желает горячих грязей? – спросил Джик.
Где-то здесь, объяснила нам Сара, была электростанция, использующая выбросы пара из-под земли. Это мерзейшие черные кратеры, воняющие серой. Местами земная кора была такой тонкой, что явственно чувствовалась вибрация: звук под ногами глухой. Сару, когда она была маленькой, возили куда-то в эти края. В местечко под названием Вайотапу, после чего у нее были кошмары…
– Фу, – сказал Джик. – У них тут землетрясения бывают раз в две недели. По пятницам.
Солнце светило весело, кругом была зелень, но таких листьев я никогда раньше не видел. Нестерпимо яркие пятна – и тут же глубокие таинственные тени: ущелья и скалы, и уходящие в небо стволы деревьев, и колыхание травы, высокой, по плечи, похожей на перья. Чужая страна, дикая и прекрасная.
– Посмотри-ка на этот чиароскуро, – сказал Джик, когда мы проносились мимо особенно живописной долины.
– Что такое чиароскуро? – спросила Сара.
– Светотень, – ответил Джик. – Контраст и равновесие. Технический термин. Весь мир – чиароскуро, и все женщины и мужчины – только пятнышки света и тени.
– Всякая жизнь – свет и тень, – сказал я.
– И всякая душа.
– А враг – серый.
– А серый цвет получается, если смешать вместе красный, белый и синий.
– Серые листья, серые смерти – все превращается в одинаковое серое ничто.
– Уж вас-то двоих никто и никогда не назовет серыми, – вздохнула Сара.
– Серый! Грей! – осенило меня вдруг. Ну, конечно, черт побери!
– О чем ты? – спросил Джик.
– Грей – это фамилия человека, который снял художественную галерею в пригороде Сиднея. И фамилия человека, продавшего Апдайку его так называемого «Херринга», – тоже Грей.
– О, Господи! – Сара вздохнула, и вместе с этим вздохом улетучилось наше радужное настроение.
Краски дня померкли.
Как же их много! Вексфорд и Гриин. Малый. Женщина. Харли Ренбо. Два мерзавца в Алис-Спрингсе, одного из них я знаю в лицо, а второго (того, что был за моей спиной) – нет. Может быть, тот, которого не знаю, – Бровастый. А может, и нет. Если нет, тогда еще и Бровастый. А теперь вот Грей.
Не меньше девяти. Может, десять. Как же разобраться со всей этой бандой, да так, чтобы они меня не раздавили? Или, что еще хуже, – не раздавили Сару или Джика?
Интересно, кто же совершал ограбления? Что, посылали парочку-троечку амбалов за границу? Или нанимали по контракту местных? Если посылали своих, так и Регину убил один из них? Может, я уже с ним встречался?
Все раздумья были впустую. Только добавил еще виток к этой закрученной спирали.
Так поджидает он меня в Веллингтоне или нет?
Добрались до столицы к полудню. Остановились в гостинице «Таунхаус» – из ее окон открывался великолепный вид на гавань. И тут я подумал, что среди больших городов нет другого такого, как старый, туманный, болотистый Лондон, но это совсем другая история. В новом и ухоженном Веллингтоне кипела своя жизнь. И своих достоинств у него вполне хватало.
Поискал в телефонном справочнике художественную галерею Руапегу – не нашел. Спросил у дежурной в гостинице, как туда добраться – не знает.
Купил местную карту автомобильных дорог. Сказали, что она пригодится. Ведь гора Руапегу – потухший вулкан, в кратере которого озеро с теплой водой. Если бы ехали из Окленда, то проехали бы мимо него. Поблагодарил. Пошел наверх, показал карту Джику и Саре.
– Можно было бы найти эту галерею, – сказал Джик. Только что мы там будем делать, когда приедем?
– Корчить им рожи через стекло.
– Вы чокнутые, у вас ума хватит, – испугалась Сара.
– Давай поедем, посмотрим, – предложил я. – Ведь они не увидят нас в машине, если просто проедем мимо.
– Но вообще-то, – неосторожно сказал он, – мы же хотим, чтобы они знали о нашем приезде.
– Почему? – удивилась Сара.
– О, Господи!
– Ну почему?
– Спроси у Тодда – его идея.
– Ну ты и чудила, – сказал я.
– Почему, Тодд?
– Мне нужно, чтобы свою энергию они потратили на наши поиски, а не на то, чтобы уничтожить все улики в Мельбурне. Пусть ими займется полиция. Мы же не можем их арестовать, правда? А если полиция зашевелится, когда уже ничего не найдешь…
Она кивнула.
– Значит, это имел в виду, когда говорил, что хочешь передать полиции всю… «хреновину в действий?» Только не сказал, что хочешь их заставить нас преследовать.
– У Тодда список и картины, которые мы увели. Они захотят все отобрать. Ему нужно, чтобы эти гады сосредоточились здесь. Если решат, что смогут заполучить свое добро и заткнуть нам глотки…
– Джик, – прервал его я, – ты увлекся.
Сара смотрела то на него, то на меня. Тревога на ее лице уступала место какому-то безнадежному спокойствию.
– Если решат, что смогут вернуть все назад и заткнуть нам глотки, – продолжила она, – будут активно искать, чтобы убить. А вы собираетесь всячески в этом потворствовать. Да?
– Нет, – сказал я. – Хотя, впрочем, да.
– Они все равно будут нас искать, – уточнил Джик.
– Ну, да, а мы покричим им «ку-ку», так?
– Хм, – сказал я. – По-моему, они уже это знают.
– Господи, дай мне силы. Ладно. Я теперь понимаю, что вы делаете и почему ничего мне не говорите. Это, конечно, свинство. Признаю, вам чертовски везет, гораздо больше, чем я думала. Ведь мы пока целы и относительно невредимы. Ладно, пусть они точно знают, что мы здесь. Только одно непременное условие: мы будем сидеть тихо до тех пор, пока не предупредите полицию в Мельбурне.
Поцеловал ее в щеку.
– Заметано.
– Как мы это сделаем?
Я улыбнулся:
– Воспользуемся телефоном.
Кончилось тем, что Сара сама же и позвонила. Ее австралийский голос трудней запомнить, чем мой или Джика – очень чувствуется английский акцент.
– Это художественная галерея Руапегу? Да? Может быть, смогли бы мне помочь? Хотела бы поговорить с кем-нибудь из администрации. Да, понимаю, но это важно. Да, подожду. – Она закатила глаза и прикрыла трубку рукой. – Наверно, секретарша. Новозеландка какая-то.
– Ты молодец, – сказал я.
– Да? Алло? Вы не могли бы назвать мне ваше имя? – У нее вдруг широко раскрылись глаза. – Вексфорд. Э… Мистер Вексфорд, меня только что посетили три весьма странных человека, они хотели посмотреть картину, которую у вас купила некоторое время назад. Очень необычные люди. Сказали, что вы их ко мне послали. Я не поверила. Подумала – может, лучше проверить у вас. Вы посылали посмотреть мою картину?
Из трубки раздавалось громкое возбужденное клокотание.
– Описать их? Молодой светловолосый человек с бородкой. Второй – с пораненной рукой. И лохматая девица неряшливого вида. Я их выставила. Что-то мне в них не понравилось.
Она сделала гримасу, слушала клокочущий голос.
– Конечно, никакой информации они от меня не получили. Я же говорю, что-то в них не понравилось. Где живу? Да здесь, в Веллингтоне. Хорошо, спасибо вам большое, мистер Вексфорд, очень довольна, что вам позвонила.
Положила трубку, а в ней все еще раздавалось клокотание.
– Спросил мое имя.
– Ай да девушка, – сказал Джик. – Ну и актриса моя жена!
– Вексфорд. Сам Вексфорд.
Сработало.
Я одобрительно хмыкнул.
– Теперь, когда они знают, что мы здесь, может, хотите куда-нибудь прокатиться?
– Нет, – сразу ответила Сара. Она выглянула из окна, посмотрела на гавань. Там шла обычная суета. – Здесь очень славно, а мы и так целый день провели на колесах.
Не стал возражать. Думал, что один телефонный звонок вряд ли сразу привлечет внимание наших врагов к Веллингтону. Вот и предложил куда-нибудь съездить – доставить удовольствие Саре.
– Если станут обзванивать гостиницы, нас не найдут, – уточнил Джик. Даже если попробуют узнать в «Таунхаусе». Будут спрашивать Кассаветса и Тодда, а не Эндрюса и Пила.
– А мы Эндрюс и Пил? – спросила Сара.
– Мы с тобой Эндрюсы, а Тодд – Пил.
– Очень приятно познакомиться, – сказала она.
Мистер и миссис Эндрюс и мистер Пил пообедали в ресторане гостиницы без всяких происшествий. На этот вечер мистер Пил отказался от своей повязки – слишком заметно. По той же причине мистер Эндрюс не стал сбривать бороду.
Потом разошлись по своим комнатам, легли спать. Я очень мило провел время за отклеиванием бинтов на ноге. Раны, полученные при падении на дерево, совсем не были похожи на правильные операционные швы. Когда проинспектировал все эти длинные извилистые дороги, проложенные по малиновому гористому фону, должен был признать – доктора классно сделали свое дело. С момента падения прошло четыре дня, и нельзя сказать, что я вел пассивный образ жизни, но все их рукоделие сохранилось. Ни один шов не разошелся. Понял, что прогрессировал незаметно для себя – от ужасного самочувствия до состояния, когда почти перестал испытывать неудобства. Поразительно, думал я, до чего же быстро способно восстанавливаться человеческое тело, если, конечно, повезет.
Заклеил свои сувениры новым лейкопластырем, купленным с этой целью утром в Гамильтоне. Нашел способ улечься в постели так, чтобы мои выздоравливающие кости не бунтовали. Дела идут на лад, самодовольно думал я, отходя ко сну.
Наверное, слишком недооценивал ситуацию. И то отчаяние, которое должен был испытывать Вексфорд по приезде в Новую Зеландию, и злость, упорство, с какими он нас разыскивал. Недооценил впечатление, произведенное дилетантским ограблением на профессиональных воров. Недооценил собственные успехи – страх и бешенство, ими вызванные.
Мое представление о Вексфорде, рвавшем на себе последние волосы в почти комическом отчаянии, было ошибочным. Он преследовал нас с маниакальной решимостью. Непреклонно, безжалостно, жестоко.
Утром проснулся поздно. День был по-весеннему ветреный, но теплый, солнечный. Сделал себе кофе, благо в номере для этого было все необходимое. А тут Джик позвонил по телефону.
– Сара говорит, что ей сегодня надо помыть голову. У нее волосы слипаются.
– Я что-то не заметил.
Услышал, как он усмехнулся.
– Брак открывает новые горизонты женской натуры. В общем она ждет в холле, внизу, хочет, чтобы отвез ее купить шампунь. Вот и подумал – надо предупредить тебя, что уезжаем.
Я сказал обеспокоенно:
– Ты будешь осторожен…
– Ну, конечно, – ответил он. – Мы не поедем в сторону галереи. Вообще не поедем далеко. Только до ближайшего магазина, где можно купить шампунь. Позвоню, как только мы вернемся.
На этой жизнерадостной ноте он отключился. Через пять минут телефон снова зазвонил.
Это была дежурная.
– Ваши друзья просят, чтобы вы спустились вниз, они в машине.
Оставил у дежурной ключ, прошел через центральную дверь к продуваемой ветром и разогретой солнцем стоянке. Огляделся – Сары с Джиком не было.
Было бы немножко лучше, если бы левая рука не была подвязана под рубашкой… А так – они просто схватили меня, я потерял равновесие и упал. Подхватили, бесславно засунули в машину.
Внутри сидел Вексфорд: комиссия по приему гостей в составе одного человека. Враждебность его глаз за тяжелыми стеклами очков была градусов этак на сорок ниже нуля. И никакой нерешительности в поведении. Он снова, как тогда, держал меня за закрытой железной дверью. На сей раз не собирался совершать ошибок.
На нем по-прежнему галстук-бабочка; веселенький горошек не очень-то соответствовал серьезному предмету в руке.
Толкнули меня к нему Гриин и парень, которого прежде не встречал; он был похож на Бровастого. Сердце ухнуло вниз быстрее, чем лифты в «Хилтоне». Оказался зажатым между Бровастым и Вексфордом, а Гриин уселся впереди, на водительское место.
– Как меня нашли?
Гриин, злобно оскалясь, достал из кармана поляроидный снимок и протянул мне. Мы втроем – Джик, Сара и я – стояли у киоска в аэропорту.
Понял: женщина из галереи, наблюдая наш отлет, не теряла времени зря.
– Поспрашивали в гостиницах, – сказал Гриин. – Это было нетрудно.
Не стал ничего говорить. Надо было немножко перевести дух.
Никто из них тоже не выказывал особого желания беседовать. Машина тронулась, Гриин вывез нас в город. Вексфорд злорадно уставился на меня. Бровастый стал закручивать мне правую руку за спину; хватка была такая, что не до прений. Не давал выпрямиться. Голова моя почти касалась колен. Все это было унизительно и больно.