Текст книги "Разнообразная магия (ЛП)"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Послушайте, Чародей, у вас есть выбор. Мне нужен человек, чтобы ухаживать за моими машинами и выгуливать Буксира. Вы можете заняться этим и начать вести честную жизнь, или вы можете отправиться в тюрьму. Что выбираете?

Ужасный выбор. Буксир встретился взглядом со Старательным Чародеем и облизнул губы. Старательный Чародей решил, что предпочитает тюрьму.

Но Джемайма Джейн – или скорее Пруденс – с лучезарной улыбкой повернулась к полицейским, заявив:

– Он будет заботиться обо мне и Буксире. Ему нравится, когда его водят за нос.

Старательный Чародей попытался не застонать.

Похититель душ

Кот Чант не был вполне доволен – ни собой, ни другими. Причина заключалась в итальянском мальчике, которого Крестоманси неожиданно привез в Замок из поездки в Италию.

– Кот, – сказал выглядевший уставшим после путешествия Крестоманси, – это Антонио Монтана. Ты увидишь, что он обладает очень интересной магией.

Кот посмотрел на итальянского мальчика, и итальянский мальчик протянул руку и сказал:

– Как поживаешь? Пожалуйста, зови меня Тонино.

Он превосходно говорил по-английски, но с легкой запинкой в конце каждого слова, как если бы привык, что большинство слов заканчиваются на «о». В то же самое мгновение Кот понял, что будет считать дни до того момента, когда кто-то отвезет Тонино обратно в Италию. И он надеялся, что кто-то сделает это скоро.

Дело было не только в прекрасном английском и хороших манерах. У Тонино были светлые волосы – того почти сероватого оттенка, который называют пепельным блондином, – Кот и представить не мог, что у итальянца могут быть такие. Они выглядели так утонченно, что по сравнению с ними волосы Кота казались цвета грубой соломы. Как будто этого недостаточно, у Тонино были доверчивые карие глаза и робкое выражение лица, и он явно был младше Кота. Он выглядел настолько мило, что Кот пожал ему руку так быстро, как только можно, чтобы не показаться грубым, немедленно поняв: все будут ждать, что он позаботится о Тонино.

– Рад знакомству, – солгал он.

Конечно же, Крестоманси сказал:

– Кот, уверен, я могу поручить тебе познакомить Тонино со всем здесь и позаботиться о нем, пока он не освоится в Англии.

Кот вздохнул. Он знал, что ему будет ужасно скучно.

Но вышло еще хуже. Остальные дети в замке решили, что Тонино просто прелесть. Они изо всех сил старались подружиться с ним. Дочь Крестоманси Джулия терпеливо обучала Тонино всем играм, в которые играют в Англии, включая крикет. Сын Крестоманси Роджер присоединился к урокам крикета, а потом часами серьезно сравнивал с Тонино разные чары. Воспитанница Крестоманси Дженет еще больше часов проводила, воодушевленно расспрашивая Тонино об Италии. Дженет происходила из другого мира, в котором Италия немного отличалась, и ее интересовали различия.

И однако, вопреки всему этому вниманию, Тонино бродил с потерянным одиноким видом, который заставлял Кота избегать его. Он видел, что Тонино остро тоскует по дому. На самом деле, Кот был уверен, Тонино чувствует то же, что чувствовал он сам, когда впервые попал в Замок Крестоманси, и Кот не мог избавиться от раздражения, что кто-то испытывает его чувства. Он знал, что это глупо – и частично именно поэтому был недоволен собой, – но он также не был доволен Джулией, Роджером и Дженет. Он считал, что они глупо суетятся вокруг Тонино. Дело в том, что Джулия и Роджер обычно заботились о Коте. Он привык быть самым младшим и самым несчастным в замке, пока не появился Тонино и не украл его лавры. Кот прекрасно всё это сознавал, но понимание ни капли не меняло его чувства.

Хуже того: сам Крестоманси был крайне заинтересован магией Тонино. Следующие несколько дней он проводил с Тонино немало времени, устраивая эксперименты, чтобы узнать пределы его сил. Тогда как Кота, привыкшего быть тем, у кого интересная магия, оставили самостоятельно сражаться с задачами по теории магии в кабинете Крестоманси.

– Похоже, Тонино может не только усиливать чужие чары, – пояснил Крестоманси, – но и пользоваться любой магией, создаваемой другими людьми. Если это так, это крайне необычная способность. И кстати, – добавил он, поворачиваясь в дверях и выглядя таким высоким, что мог бы задеть головой потолок, – ты, кажется, до сих пор не познакомил Тонино с замком. Как так?

– Я был занят… я забыл, – надувшись, пробормотал Кот.

– Постарайся, пожалуйста, включить это в свое плотное расписание в ближайшее время, иначе я могу обнаружить, что начинаю всерьез сердиться.

Кот вздохнул, но кивнул. Никто не смел ослушаться Крестоманси, когда он становился таким. Но теперь ему пришлось встретиться лицом к лицу с тем, что Крестоманси прекрасно знает о его чувствах и не имеет к ним ни малейшего снисхождения. Кот снова вздохнул и занялся своими задачами.

Теория Магии приводила его в полное недоумение. Его проблема состояла в том, что он мог инстинктивно творить магию на самом продвинутом уровне, но понятия не имел, как он это делает. Иногда он даже не осознавал, что творит магию. Крестоманси сказал, что Кот должен изучить теорию, иначе однажды может по ошибке сделать что-нибудь ужасное. Что касается Кота, единственное, чего он хотел от магии – так это решить задачи по теории. И это единственное, в чем она была бесполезна.

Он получил шесть ответов и знал, что все они бессмыслица. После чего, чувствуя себя покинутым и эксплуатируемым, он взял Тонино на экскурсию по замку. Вышло неудачно. Тонино почти всё время выглядел бледным, уставшим и робким, дрожал в длинных холодных коридорах и на темных зябких лестницах. Кот не мог придумать, что сказать, кроме абсолютных очевидностей вроде:

– Это называется малая гостиная.

Или:

– Это классная комната, мы здесь занимаемся с Майклом Сондерсом, но сейчас он в отъезде в Гренландии.

Или:

– Это парадный вестибюль, он из мрамора.

Единственный раз, когда Тонино проявил какой-то интерес – когда они подошли к большим окнам, выходившим на бархатную зеленую поляну и сады с громадными кедрами. Он даже встал коленом на подоконник, чтобы посмотреть на них.

– Моя мать рассказывала о них, – сказал он, – но я не думал, что всё будет такое мокрое и зеленое.

– Откуда твоя мать знает о садах? – спросил Кот.

– Она англичанка. Она воспитывалась здесь, в замке, когда Габриэль де Витт, который был предыдущим Крестоманси, собрал на обучение множество детей с талантом к магии, – ответил Тонино.

Кот почувствовал себя раздраженным и почему-то обманутым оттого, что у Тонино в любом случае есть связь с замком.

– Значит, ты тоже англичанин, – сказал он.

Это прозвучало так, словно он обвинял Тонино в преступлении.

– Нет, я итальянец, – твердо ответил Тонино и с немалой гордостью добавил: – Я принадлежу к величайшему чародейскому дому Италии.

Ответить на это было нечего. Кот подумал, не сказать ли: «А я стану следующим Крестоманси – у меня девять жизней, знаешь». Но понимал, что это прозвучит глупо и хвастливо. Тонино на самом деле не хвастался. Он пытался объяснить, почему он не принадлежит замку. Кот просто отвел Тонино обратно в игровую, где Джулия охотно принялась обучать его карточным играм, и побрел прочь с чувством выполненного долга. После этого он старался избегать Тонино. Ему не нравились те чувства, которые Тонино в нем пробуждал.

К несчастью, на следующий день Джулия слегла с корью, а еще через день слег Роджер. Кот переболел корью задолго до того, как попал в замок, и Тонино тоже. Дженет не могла вспомнить, болела она корью или нет, хоть и заверила, что в том мире, откуда она пришла, корь есть, потому что можно сделать от нее прививку.

– Возможно, мне делали прививку, – с надеждой предположила она.

Жена Крестоманси Милли одарила Дженет обеспокоенным взглядом:

– Думаю, лучше тебе все-таки держаться подальше от Джулии и Роджера.

– Но вы же кудесница, – возразила Дженет. – Вы могли бы не дать мне заразиться.

– Магия почти не воздействуют на корь, – пояснила ей Милли. – Хотела бы я, чтобы было иначе, но увы. Кот может навещать Роджера и Джулию, если хочет, но ты держись подальше.

Кот зашел в спальню Роджера, а потом – Джулии, и был потрясен тем, насколько они больны. Он видел: пройдут недели, прежде чем они поправятся достаточно, чтобы заботиться о Тонино. Он поймал себя на том, что поспешно и хладнокровно (и вопреки словам Милли) наложил чары на Дженет, чтобы она тоже не слегла с корью. И он знал, что это, вероятно, самый эгоистичный поступок, что он совершал за всю жизнь, но он просто не мог вынести мысли, что останется один заботиться о Тонино. В классную комнату он вернулся в очень плохом настроении.

– Как они? – обеспокоенно спросила Дженет.

– Ужасно, – ответил Кот из глубин своего плохого настроения. – Роджер вроде как пурпурный, а Джулия страшнее, чем когда-либо.

– А ты считаешь, что Джулия страшная? – спросила Дженет. – То есть в обычное время.

– Да, – ответил Кот. – Пухлая коротышка, как ты и говорила.

– Я злилась, когда сказала тебе это, и была несправедлива. Ты не должен мне верить, когда я злюсь, Кот. Готова поспорить, если хочешь, что Джулия вырастет ослепительной красавицей – такой же, как ее отец. У нее же его черты лица. А ты должен признать, что Крестоманси совершенно непростительно высокий, темноволосый и красивый!

Говоря, она не переставала сухо покашливать. Кот с беспокойством осмотрел ее. На прехорошеньком лице Дженет не было ни следа пятнышек, но золотистые волосы висели безжизненными мотками, а большие голубые глаза слегка покраснели по краям. Он заподозрил, что опоздал с чарами.

– А Роджер? – спросил он. – Он тоже вырастет ослепительным красавцем?

Дженет посмотрела с сомнением.

– Он пошел в Милли. Но, – добавила она, снова кашлянув, – он станет очень милым.

– Значит, не таким, как я, – грустно произнес Кот. – Я самый скверный. Думаю, я вырасту злым кудесником. И думаю, ты тоже заболела корью.

– Вовсе нет! – возмущенно воскликнула Дженет.

Но она заболела. Уже к вечеру она тоже была в постели, с ног до головы покрытая пурпурными пятнами и выглядя страшнее Джулии. Горничные снова забегали вверх-вниз по лестнице, нося поссет^[2], чтобы сбить жар, в то время как Милли снова вызвала доктора, воспользовавшись новым телефоном наверху мраморной лестницы.

– Я сойду с ума, – сказала она Коту. – Дженет очень плохо – хуже, чем остальным. Сходи убедись, что Тонино не чувствует себя слишком заброшенным, будь хорошим мальчиком.

«Так я и знал!» – подумал Кот и очень медленно вернулся в игровую.

Телефон у него за спиной снова зазвонил. Он слышал, как Милли ответила. Пройдя три медленных шага, он услышал, как повесели телефонную трубку. Милли громко застонала, и Крестоманси тут же появился из своего кабинета узнать, что случилось. Кот предусмотрительно сделал себя невидимым.

– О, Боже! – воскликнула Милли. – Это был Мордехай Робертс. Почему всё происходит одновременно? Габриэль де Витт хочет видеть Тонино завтра.

– Как неудобно, – сказал Крестоманси. – Завтра мне надо быть в Первой серии на Конклаве Магов.

– Но я должна остаться здесь с остальными детьми, – заметила Милли. – Дженет понадобится вся возможная магия, особенно для глаз. Мы можем отложить визит к Габриэлю?

– Не думаю, – необычайно серьезно ответил Крестоманси. – Возможно, завтра – последний шанс для Габриэля увидеть кого бы то ни было. Жизни теперь постоянно покидают его. А он был так взволнован, когда я рассказал ему про Тонино. Он всегда надеялся, что мы найдем кого-то с дублирующей магией. Знаю. Мы можем послать с Тонино Кота. Габриэль интересуется им почти так же сильно, а ответственность пойдет Коту на пользу.

«Нет, не пойдет! – подумал Кот. – Ненавижу ответственность!» По-прежнему невидимый, он сбежал обратно в игровую, думая: «Почему я?» Почему они не могут отправить кого-нибудь из волшебников персонала, или мисс Бессемер, или еще кого? Но, конечно, все будут заняты, учитывая, что Крестоманси уедет, а Милли будет присматривать за Дженет.

В игровой Тонино свернулся на одном из потрепанных диванов, погрузившись в одну из любимых книг Джулии. Он едва поднял взгляд, когда дверь открылась будто сама по себе, и Кот снова сделал себя видимым.

Кот понял, что Тонино сходит с ума по книгам. Те же признаки он видел в Джулии и Дженет. Это стало облегчением. Кот тихонько ушел в свою комнату, собрал все книги, которые Дженет пыталась заставить его прочитать и до которых у Кота не дошли руки – и в любом случае, неужели Дженет ждала, что он станет читать книги под названием «Милли идет в школу»? – и принес всю охапку в игровую.

– Вот, – сказал он, сбрасывая их на пол рядом с Тонино. – Дженет говорит, они хорошие.

Свернувшись на другом помятом диване, Кот подумал, что именно так и становятся злыми кудесниками: делая множество добрых дел из дурных побуждений. Он пытался придумать способы, как завтра отвертеться от возни с Тонино.

Кот в любом случае всегда боялся визитов к Габриэлю де Витту. Он был таким старомодным, резким и настолько явно кудесником, и всё время, пока находишься там, приходилось помнить, что надо вести себя в старомодной вежливой манере. Но в последнее время стало еще хуже. Как сказал Крестоманси, девять жизней старого Габриэля де Витта оставляли его одна за другой. Каждый раз, когда Кота брали навестить его, Габриэль де Витт выглядел всё более больным, старым и исхудавшим. И тайным ужасом Кота было, что однажды, вежливо беседуя с ним, он на самом деле увидит, как уходит одна из жизней Габриэля. Он знал, что закричит, если такое случится.

Ужас подобной возможности настолько не давал Коту покоя, что он едва мог говорить с Габриэлем, поскольку наблюдал и ждал, когда уйдет жизнь. Габриэль де Витт сказал Крестоманси, что Кот – странный замкнутый мальчик. На что Крестоманси самым своим саркастичным тоном ответил:

– Серьезно?

«Люди должны заботиться обо мне, – подумал Кот, – а не ломать мой дух, заставляя сопровождать итальянских мальчиков на встречу с престарелыми кудесниками». Но он не смог придумать ни одного способа отделаться от этой обязанности, который Милли или Крестоманси тут же не разоблачили бы. Крестоманси, похоже, знал, когда Кот становился нечестным, даже раньше, чем Кот понимал это сам. Кот вздохнул и отправился спать, надеясь, что утром Крестоманси передумает и решит послать с Тонино кого-нибудь другого.

Этому не суждено было случиться. Крестоманси появился на завтраке (в шлафроке цвета морской воды с рисунком в виде разбивающихся волн), чтобы сообщить Коту и Тонино, что они отправляются к Габриэлю де Витту в Далвич на поезде в десять тридцать. После чего он ушел, и, шурша юбками, пришла Милли, чтобы дать им денег на поезд. Выглядела она очень уставшей после бессонной ночи, проведенной у постели Дженет.

Тонино нахмурился:

– Не понимаю. Разве монсиньор де Витт не был предыдущим Крестоманси, леди Чант?

– Зови меня Милли, пожалуйста, – ответила Милли. – Да, верно. Габриэль оставался на посту, пока не решил, что Кристофер готов принять его, после чего ушел в отставку. О, понимаю! Ты думал, он умер! О, нет, вовсе нет. Он столь же полон жизни и энергии, как всегда – увидишь.

Было время, когда Кот тоже думал, что предыдущий Крестоманси умер. Он думал, что настоящий Крестоманси должен умереть, прежде чем на пост заступит следующий, и он обеспокоенно следил за Крестоманси, не собирается ли тот потерять оставшиеся две жизни, обрушив на Кота всю громадную ответственность за контролирование магии в этом мире. Он испытал немалое облегчение, узнав, что всё гораздо проще.

– Не о чем беспокоиться, – сказала Милли. – Мордехай Робертс встретит вас на вокзале, а потом после обеда отправит обратно в кэбе. А здесь вас на вокзал отвезет на машине Том и встретит вас, когда вы вернетесь в три девятнадцать. Вот деньги, Кот, и еще пять шиллингов, если захотите перекусить на обратном пути. Потому что, какой бы квалифицированной ни была мисс Розали, она понятия не имеет, сколько нужно есть мальчикам. Никогда не имела и нисколько не изменилась. И, когда вернетесь, я хочу узнать обо всем.

Она тепло обняла обоих и умчалась, бормоча:

– Лимонный ячмень, жаропонижающее через полчаса, и затем мазь для глаз.

Тонино отодвинул свое какао:

– Думаю, меня укачивает в поездах.

Это оказалось правдой. К счастью, после того как молодой человек, работавший секретарем Крестоманси, высадил их на вокзале, Коту удалось найти вагон, где они были только вдвоем. Тонино сел в дальний угол закоптелого маленького помещения, опустив окно так низко, как только можно, и прижав ко рту носовой платок. Хотя его и не вырвало на самом деле, он становился всё бледнее и бледнее до тех пор, пока Кот уже с трудом мог поверить, что человек может быть настолько бледным.

– С тобой такое было всю дорогу от Италии? – слегка испуганно спросил Кот.

– Гораздо хуже, – ответил Тонино сквозь платок и отчаянно сглотнул.

Кот знал, что должен посочувствовать. Его самого укачивало – только в машинах. Но вместо того, чтобы пожалеть Тонино, он разрывался между чувством превосходства и раздражением из-за того, что Тонино опять заслуживал жалости больше, чем он.

По крайней мере, это означало, что Коту не придется с ним разговаривать.

Далвич был приятным городком немного к югу от Лондона, и как только поезд с пыхтением отошел от платформы, деревья закачались под порывами свежего воздуха. Тонино глубоко вдохнул, и на его лицо начали возвращаться краски.

– Плохо переносит путешествия, да? – сочувственно спросил Мордехай Робертс, когда вел их в ждавший возле вокзала кэб.

Этот мистер Мордехай Робертс всегда немного озадачивал Кота. Со своими светлыми, почти белыми кудрями и лицом цвета темного кофе он выглядел гораздо большим иностранцем, чем Тонино, и однако говорил на чистом, совершенно не иностранном английском. На английском образованного человека, что было еще одной загадкой, поскольку Кот всегда смутно предполагал, что мистер Робертс – что-то вроде слуги, нанятого присматривать за Габриэлем де Виттом после его отставки. А кроме того мистер Робертс был еще и сильным магом. Когда они садились в кэб, он с упреком посмотрел на Кота:

– Знаешь, существуют сотни чар против укачивания в транспорте.

– Я думал, что наложил на него чары, – неловко ответил Кот.

В этом состояла его старая проблема – он не был уверен, когда использовал магию, а когда нет. Но что действительно заставляло Кота чувствовать себя неловко, так это знание, что если он действительно использовал магию на Тонино, то не ради Тонино. Кот терпеть не мог смотреть на людей, которым плохо. И опять он совершал хороший поступок из дурных побуждений. Такими темпами он точно станет злым кудесником.

Габриэль де Витт жил в просторном удобном современном доме с большими окнами и металлическими перекладинами на крыше по последней моде. Он стоял среди деревьев на новой дороге, за которой открывался вид на деревню.

Мисс Розали распахнула чистую белую парадную дверь и пригласила их внутрь. Она была забавной маленькой женщиной с сединой в черных волосах, которая всегда, неизменно носила серые кружевные митенки. Она представляла еще одну загадку. На левой руке у нее под серым кружевом митенки скрывалось большое золотое обручальное кольцо, и это, как думал Кот, могло означать, что она замужем за мистером Робертсом. Тем не менее ее всегда называли мисс Розали. Во-вторых, она вела себя так, словно она ведьма. Однако ведьмой она не была. Закрыв парадную дверь, она сделала несколько отрывистых жестов, будто накладывала охранные чары. Но на самом деле их накладывал мистер Робертс.

– Вам придется пойти наверх, мальчики, – сказала мисс Розали. – Я теперь не позволяю ему вставать. Он так беспокоился о встрече с юным Антонио, что заболел. Так взволнован из-за новой магии. Сюда.

Они последовали за мисс Розали по покрытой ковром лестнице и прошли в просторную солнечную спальню, где на больших окнах слегка колыхались белые занавески. Всё, что только можно, было белым: стены, ковер, кровать со сложенными стопкой белыми подушками и белым покрывалом, веточка ландышей на прикроватном столике, – и таким аккуратным, словно здесь никто не жил.

– А, Эрик Чант и Антонио Монтана! – произнес Габриэль де Витт из груды подушек. Его слабый сухой голос звучал нетерпеливо. – Рад встрече. Подойдите и сядьте так, чтобы я мог вас видеть.

Два простых белых стула располагались по обеим сторонам от кровати, примерно посередине. С окончательно оробевшим видом Тонино скользнул к ближайшему. Кот мог его понять. Обходя кровать, чтобы сесть на другой стул, он подумал, что белизна призвана заставлять Габриэля де Витта выделяться на ее фоне. Габриэль был таким худым и бледным, что среди обычных цветов его едва ли можно было бы заметить. Белые волосы сливались с белизной подушек. Лицо так сжалось, что казалось двумя пещерами из выступающих скул и высокого белого лба, из которых лихорадочно сверкали решительные глаза. Кот старался не смотреть на путаницу волос на груди, видных в горловине белой ночной рубашки под слишком острым подбородком. Почему-то это казалось непристойным.

Но самое удручающе, подумал Кот, садясь, состояло в запахе болезни и старости в комнате и в том, как, несмотря на белизну, по краям скапливалась тьма. Неясно вырисовывавшиеся углы комнаты казались серыми. Кот не отрывал взгляда от длинных жилистых кистей рук Габриэля, сложенных поверх белого покрывала, потому что они казались самым нормальным в нем, и надеялся, что визит продлится не слишком долго.

– Что ж, юный Антонио, – произнес Габриэль, и Кот не мог смотреть на то, как сухо шевелятся его бледные губы. – Я слышал, ты лучше всего творишь магию, когда используешь чужие чары.

Тонино робко кивнул:

– Думаю, да, сэр.

Не отрывая взгляда от неподвижных сложенных рук Габриэля, Кот приготовился к часовому разговору о теории магии. Но к его удивлению, непонятный разговор продолжался лишь около пяти минут. А потом Габриэль сказал:

– В таком случае, с твоего позволения, я хотел бы поставить небольшой эксперимент. Самый простой. Как ты мог заметить, я нынче очень слаб. Я хотел бы сотворить небольшое заклинание, чтобы сесть, но думаю, без твоей помощи не слишком преуспею. Ты сделаешь это для меня?

– Конечно, – ответил Тонино. – Будут… будут ли верными для этого случая чары силы? Мне придется петь, если не возражаете, потому что так мы делаем в Доме Монтана.

– Как угодно, – согласился Габриэль. – Тогда, как будешь готов.

Запрокинув голову, Тонино запел вроде бы на латыни – к удивлению Кота, очень приятно и мелодично, – в то время как руки Габриэля едва заметно двигались на покрывале. Когда песня закончилась, подушки под головой Габриэля перестроились во вздымающуюся груду, подтолкнувшую старика в сидячее положение. Затем они оттолкнули его от себя, так что он сидел уже сам – довольно устойчиво.

– Отличная работа! – сказал Габриэль.

Он явно был в восторге. Его выступающие щеки слегка порозовели, а глаза сверкали в своих пещерах.

– У тебя очень сильная и необычная магия, юноша, – он нетерпеливо повернулся к Коту: – А теперь я могу поговорить с тобой, Эрик. Это важно. Твои оставшиеся жизни в безопасности? У меня есть причины считать, что кое-кто ищет их, также как и мои.

Кот мысленно обратился к некоей картонной книжечке спичек, большая часть которых была использована.

– Ну, Крестоманси запер их в замковом сейфе со множеством чар. Они чувствуются в порядке.

Глаза Габриэля сверкнули вдаль, пока он тоже рассматривал жизни Кота.

– Действительно, – сказал он. – Они чувствуются в безопасности. Но я никогда не был полностью спокоен, когда там была заперта другая жизнь Кристофера. Знаешь, я поместил его последнюю жизнь в золотое кольцо и запер его в этом самом сейфе – это было в те времена, когда он терял жизни чуть ли не каждую неделю, и, понимаешь, что-то надо было делать, – но для меня стало громадным облегчением, когда он женился, и мы смогли отдать жизнь Милли в качестве обручального кольца. Я предпочел бы, чтобы твои жизни охранялись столь же хорошо. Книжечка спичек – такая хрупкая вещь.

Кот знал об этом. Но Крестоманси казался ему лучшим возможным хранителем.

– Как думаете, кто ищет их? – спросил он.

– А вот это самое странное, – ответил Габриэль, по-прежнему глядя вдаль. – Единственный человек, которому подходит та форма магии, что я чувствую, умер по меньшей мере двести лет назад. Кудесник, известный как Невилл Паукк. Он был последним из самых злых кудесников.

Кот уставился на Габриэля, который уставился вдаль, точно старый костлявый пророк. Тонино по другую сторону кровати тоже таращился, выглядя таким же испуганным, каким Кот себя чувствовал.

– Почему вы думаете, – хрипло спросил Кот, – что это может быть кто-то из прошлого?

– Потому… – начал Габриэль.

И тут случилось то, чего так боялся Кот.

Лицо Габриэля де Витта вдруг утратило всякое выражение. Подушки у него за спиной начали медленно оседать, из-за чего он снова опустился в лежачее положение. Затем Габриэль де Витт будто выбрался из себя. Высокий старик в длинной белой ночной рубашке отделился от лежащего старика и мгновение стоял, с грустью переводя взгляд с Кота на Тонино, а потом ушел в даль, которая каким-то образом не являлась частью белой комнаты.

Они оба повернули головы и смотрели ему вслед, пока он шел. Кот обнаружил, что сквозь фигуру уходящего старика может видеть Тонино, ландыши на прикроватном столике, а потом угол платяного шкафа. Старик становился меньше с каждым шагом, пока, наконец, не потерялся в белой дали.

Кот сам удивился, что не закричал – хотя и был близок к этому, когда снова посмотрел на лежавшего на подушках Габриэля де Витта и увидел, что его лицо стало голубоватым и еще более впалым, а рот медленно открывался всё больше и больше. Кот не мог издать ни звука или пошевелиться, пока Тонино не прошептал:

– Я видел тебя сквозь него!

Кот сглотнул:

– Я тоже. Видел тебя. Почему?

– Это была его последняя жизнь? – спросил Тонино. – Он теперь на самом деле умер?

– Не знаю. Думаю, мы должны кого-нибудь позвать.

Но, видимо, кто-то уже узнал. По ковру снаружи протопали шаги, и в комнату ворвалась мисс Розали, за которой следовал мистер Робертс. Оба бросились к кровати и встревоженно уставились на Габриэля де Витта, словно ожидали, что он проснется в любую минуту. Кот бросил еще один взгляд на разинутый рот и странный голубовато-восковой цвет лица и подумал, что никогда не видел никого, настолько явно умершего. Он видел родителей прямо перед похоронами, но они выглядели почти спящими, а вовсе не так.

– Не беспокойтесь, мальчики, – сказала мисс Розали. – Просто ушла очередная жизнь. У него остались еще две.

– Нет, ты забываешь о жизни, которую он отдал Ашет, – напомнил мистер Робертс.

– О, точно, – сказала мисс Розали. – Глупо с моей стороны. Но у него осталась еще одна. Почему бы вам не пойти вниз, мальчики, пока не начнется новая жизнь? Порой это занимает немало времени.

Кот с Тонино с благодарностью спрыгнули со стульев. Но как только они это сделали, Габриэль пошевелился. Его рот захлопнулся, а лицо снова стало лицом живого человека – человека, который выглядел бледным и нездоровым, но, несмотря на это, переполненным сильными чувствами.

– Розали, – произнес он слабым капризным голосом, – предупреди Крестоманси. Невилл Паукк шныряет вокруг этого дома. Я очень ясно его сейчас почувствовал.

– О, глупости, Габриэль! – резко и властно воскликнула мисс Розали. – Как это может быть он? Вы знаете, что Невилл Паукк – каким бы ни было его настоящее имя – жил во времена первого Крестоманси. Это более чем за сто лет до вашего рождения!

– Говорю тебе, я чувствовал его! – настаивал Габриэль. – Он был там, когда уходила моя последняя жизнь.

– Вы не можете этого знать, – настаивала мисс Розали.

– Я знаю. Я изучал этого человека, – продолжал упорствовать Габриэль, его голос становился всё более слабым и дрожащим. – Когда я только стал Крестоманси, я изучал его, поскольку мне необходимо было знать, каким бывает действительно злой кудесник, а он был самым изобретательным из всех. И это весьма изобретательно, Розали. Он пытается сделать себя сильнее, чем любой из Крестоманси. Предупреди Кристофера, что он в опасности. Особенно предупреди Эрика.

– Да, да, да, – ответила мисс Розали, настолько явно просто поддакивая ему, что Габриэль заметался в отчаянии, сбросив одеяло на пол. – Конечно, я предупрежу их, – она натянула одеяло обратно. – Успокойтесь, Габриэль, пока вам не стало плохо, и мы сделаем всё, что вы хотите.

Она многозначительно посмотрела на мистера Робертса, чтобы он увел из комнаты Кота и Тонино.

Мистер Робертс кивнул. Он взял мальчиков за плечи и вывел их на лестничную площадку. Когда он мягко прикрыл дверь, они услышали за спиной голос Габриэля:

– Послушай, Розали, я не брежу! Паукк научился путешествовать во времени. Он опасен. Я отвечаю за то, что говорю.

Его голос звучал так слабо и так расстроенно, что мистер Робертс с крайне обеспокоенным видом сказал:

– Слушайте, мальчики, наверное, вам лучше отправиться домой. Не думаю, что он почувствует себя достаточно хорошо, чтобы еще говорить с вами сегодня. Я вызову вам кэб и позвоню в замок сказать, что вы вернетесь на более раннем поезде.

К этому моменту Кот ничего не хотел больше, чем этого. Судя по виду Тонино, он чувствовал то же самое. Единственное, о чем Кот жалел – они пропустят обед. Правда, представление мисс Розали об обеде заключалось в помидоре и салате-латуке, и у них было пять шиллингов Милли. Он последовал за мистером Робертсом вниз, думая о пончиках и вокзальных пирогах.

К счастью, когда они дошли до главных ворот, по улице как раз грохотал кэб: одна из тех старомодных запряженных лошадями повозок, похожих на большую вертикальную коробку на колесах, в которых кучер сидит наверху этой коробки. Она была потрепанной, а лошади – тощими, но мистер Робертс с большим облегчением окликнул ее и заплатил кучеру, когда мальчики взобрались внутрь.

– Вы можете успеть на поезд в два тридцать, – сказал он. – Поторопитесь, кучер.

Он закрыл дверь, и кэб тронулся. Кэб был вонючим и трясущимся, его колеса скрипели, но Кот посчитал, что возможность уехать так быстро того стоила. До вокзала было недалеко. Кот сидел в полумраке внутри коробки и чувствовал, как его разум от облегчения опустошается. Он хотел не думать о Габриэле де Витте еще очень долгое время. Вместо этого он думал о вокзальных пирогах и сэндвичах с солониной.

Но спустя полчаса тряски, вони и скрипа что-то начало его озадачивать. Он повернулся к другому мальчику в полутьме рядом с ним.

– Куда мы ехали?

Тонино – если его действительно так звали: Кот обнаружил, что не знает точно – неуверенно покачал головой.