Текст книги "Разнообразная магия (ЛП)"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Люси подняла взгляд.

– Никто не понимает, – сказала она, скорбно уставившись в стену. – Ненавижу Фрэнсиса. А мне всегда приходится выходить за него замуж и жить с ним долг-ик-долго и счастливо.

Неудивительно, что это разозлило Фрэнсиса.

– А я ненавижу тебя! – проревел он, подпрыгнув.

Стол с грохотом перевернулся – стаканы, деньги, карты и свечи вместе с ним. В последовавшей ужасающей неразберихе во тьме дверь за спиной Кэрол каким-то образом распахнулась, и она выскочила наружу так быстро, как могла…

…И обнаружила, что снова сидит в шезлонге на солнечной террасе. В руке она держала бумагу, а зонтик болтался возле ног. К ее раздражению, кто-то пролил на ее голубое платье нечто, похожее на помадку, и оно осталось длинной липкой полосой.

– Tonino! Vieni qui!^[7] – позвал кто-то.

Кэрол подняла взгляд и обнаружила, что мимо Крестоманси, который пытался собрать сломанный шезлонг, проталкивается толпа людей и спешит вниз по лестнице с террасы. Вначале Кэрол не могла понять, кто эти люди, пока не заметила мелькнувшего среди них Фрэнсиса, а потом – Люси, которая одной рукой вцепилась в бутылку, а другой – в руку Нормана, того человека, которого Кэрол встретила первым, сидящим на ящике. Она предположила, что остальные – многотысячный каст. Она всё еще пыталась представить, что произошло, когда Крестоманси бросил сломанный шезлонг и остановил последнего проходившего по террасе человека.

– Прошу прощения, сэр, – произнес Крестоманси. – Не возражаете кое-что объяснить, прежде чем уйдете?

Это был Мелвилл, по-прежнему в кухонном фартуке. Длинной злодейской ладонью он разгонял дым от кастрюли и с ужасно скорбным выражением на длинном злодейском лице смотрел на свою помадку.

– Похоже, она испорчена, – сказал он. – Хотите узнать, что произошло? Что ж, думаю, начал всё многотысячный каст – где-то в то время, когда Люси влюбилась в Нормана, так что, вероятно, начал Норман. В общем, они стали жаловаться, что никогда не получают возможности быть настоящими людьми, и Пол услышал их. Понимаете, Пол очень амбициозен, и он знал, как и все мы, что Фрэнсис на самом деле не создан быть героем…

– Действительно. У него слабый подбородок, – согласился Крестоманси.

Кэрол задохнулась и собиралась уже запротестовать – и ее протест в тот момент был бы полон слез, – когда вспомнила, что покрытый щетиной подбородок Фрэнсиса действительно выглядел маленьким и дрожащим под сигарой.

– О, вы не должны судить по подбородкам, – сказал Мелвилл. – Посмотрите на мой. А я не больше злодей, чем Фрэнсис герой. Но в Фрэнсисе есть раздражительность, и Пол сыграл на этом с помощью Бимбо и виски, а Люси в любом случае была на стороне Пола, потому что она терпеть не может, когда ее заставляют носить платья с оборками и жеманно улыбаться Фрэнсису. Они с Норманом хотят заняться сельским хозяйством. А Марта – на мой взгляд, очень легкомысленная девушка – присоединилась к ним, потому что ненавидит обязанность убирать декорации в столь короткие сроки. Так что они все пришли ко мне.

– И вы держали оборону? – спросил Крестоманси.

– Всё время в течение «Калеки из Монте-Кристо» и «Арабского рыцаря», – признал Мелвилл и легким шагом пересек террасу, чтобы поставить кастрюлю на перила. – Понимаете, я люблю Кэрол и готов быть хоть тремя злодеями за раз, если это то, чего она хочет. Но когда она начала сон на Ярмарке сразу после «Лондонского тирана», мне пришлось признать, что все мы крайне перегружены. У нас совсем нет времени побыть собой. Ой-ой, – добавил он, – кажется, многотысячный каст готовится устроить дебош.

Крестоманси подошел и оперся на перила, чтобы посмотреть.

– Боюсь, так, – сказал он. – Как думаете, почему Кэрол заставляет вас так тяжело работать? Честолюбие?

Из города теперь доносился такой шум, что Кэрол не выдержала и тоже подошла посмотреть. Большая часть многотысячного каста направлялась прямо к пляжу. Они радостно вбегали в воду, таща за собой маленькие купальные кабинки на колесиках или просто отбрасывая одежду и погружаясь. Это вызвало громкий протест со стороны постоянных отдыхающих. Еще больше возмущенных криков доносилось от главной площади за казино, где многотысячный каст хлынул в изысканные кафе, громко требуя мороженое, вино и лягушачьи лапки.

– Выглядит весело, – сказал Мелвилл. – Нет, не совсем честолюбие, сэр. Скажем, скорее Кэрол вскружил голову успех, и ее маме вместе с ней. Нелегко остановиться, когда твоя мама ждет, что ты будешь продолжать и продолжать.

По главной улице теперь мчался кэб, запряженный лошадьми, а за ним бежали кричащие, дерущиеся, взбудораженные люди. Их преследовал небольшой полицейский отряд. Видимо, всё из-за того, что седобородый человек в кэбе щедро разбрасывал во все стороны горсти драгоценных камней. Большей частью арабские драгоценные камни и пиратские сокровища, подумала Кэрол. Она заинтересовалась, окажутся ли они стеклом или настоящими драгоценностями.

– Бедняга Бимбо, – сказал Мелвилл. – Он нынче вообразил себя кем-то вроде царственного Санта Клауса. Слишком часто играл такие роли. Думаю, ему пора на пенсию.

– И какая жалость, что твоя мама велела кэбу подождать, – сказал Крестоманси Кэрол. – Это там не Фрэнсис, Марта и Пол? Как раз заходят в казино.

Так оно и было. Кэрол видела, как они, взявшись под руки, вальсируют по мраморной лестнице – отправляющаяся кутить троица.

– Пол говорит, у него есть методика, как сорвать банк, – произнес Мелвилл.

– Весьма распространенное заблуждение, – заметил Крестоманси.

– Но он не может! – воскликнула Кэрол. – У него нет настоящих денег!

С этими словами она случайно опустила взгляд. Ее бриллиантовая подвеска исчезла. Так же как и бриллиантовая брошь. Пропали сапфировые и золотые браслеты. Даже застежка на сумочке была сорвана.

– Они обокрали меня! – вскричала она.

– Должно быть, это Марта, – грустно произнес Мелвилл. – Вспомни, она была карманным воришкой в «Лондонском тиране».

– Ты, похоже, задолжала им немало заработной платы, – заметил Крестоманси.

– Но что мне делать? – простонала Кэрол. – Как я всех верну?

Мелвилл, похоже, беспокоился за нее. Выражение его лица казалось злодейской гримасой, но Кэрол прекрасно его поняла. Мелвилл был милым.

Крестоманси выглядел просто удивленным и слегка скучающим.

– Имеешь в виду, ты хочешь вернуть всех этих людей?

Кэрол открыла рот, чтобы сказать, что да, конечно, хочет! Но не сказала. Они так веселились. Бимбо переживал лучшие мгновения своей жизни, носясь по улицам и разбрасывая драгоценности. Люди в море были счастливой плескающейся массой, а официанты бегали по площади, принимая заказы и шлепая блюда и стаканы перед многотысячным кастом в кафе. Кэрол только надеялась, что они используют настоящие деньги. Повернув голову, она заметила, что некоторые из многотысячного каста дошли до площадки для игры в гольф и, похоже, решили, что гольф – командная игра, в которую играют примерно как в хоккей.

– Пока Кэрол размышляет, – сказал Крестоманси, – Мелвилл, каково ваше личное мнение о ее снах? Как того, кто видел их изнутри?

Мелвилл с несчастным видом потянул себя за усы.

– Я боялся, что вы спросите меня об этом. Конечно, у нее потрясающий талант, иначе она не смогла бы всё это делать, но иногда я чувствую, что она… ну… повторяется. Скажем так: думаю, насколько Кэрол не позволяет быть собой нам, настолько же не позволяет и себе.

Кэрол поняла, что Мелвилл – единственный из ее людей, кто ей действительно нравится. Она искренне устала от остальных. Хотя она этого не признавала, они давным-давно ей наскучили, но у нее никогда не оставалось времени придумать кого-то более интересного, поскольку она всегда была занята следующим сном. А что, если уволить их всех? Но не ранит ли это чувства Мелвилла?

– Мелвилл, – встревоженно спросила она, – тебе нравится играть злодеев?

– Моя дорогая, это полностью на твое усмотрение, но признаю, иногда мне хотелось бы быть кем-нибудь… ну… не с черным сердцем. Скажем, с серым сердцем. И немного более сложным.

Это было нелегко.

– Если я соглашусь, – произнесла Кэрол, размышляя над этим, – мне придется сделать перерыв в снах и потратить некоторое время – возможно, долгое время, – на то, чтобы по-новому взглянуть на людей. Ты не возражаешь подождать? Это может занять около года.

– Нисколько, – ответил Мелвилл. – Просто позови, когда понадоблюсь.

Он наклонился и поцеловал Кэрол руку в своей лучшей и самой злодейской манере…

…И Кэрол опять оказалась сидящей в шезлонге. Однако на этот раз она терла глаза, и на террасе никого не было, кроме Крестоманси, который держал сломанный шезлонг и разговаривал вроде как по-итальянски с худеньким мальчиком. Мальчик, видимо, поднялся от бассейна. Он был в плавках, и с него на плиты капала вода.

– О! – произнесла Кэрол. – Значит, на самом деле это был лишь сон!

Она заметила, что выронила зонтик, и потянулась поднять его. Похоже, по нему кто-то прошелся. И на ее платье осталась длинная полоса помадки. Затем она, конечно, поискала брошь, подвеску и браслеты. Они исчезли. Кто-то порвал ее платье, снимая брошь. Ее глаза метнулись к перилам и обнаружили на них маленькую подгоревшую кастрюлю.

Кэрол вскочила и бросилась к перилам, надеясь увидеть спускающегося по лестнице Мелвилла. Лестница была пустой. Но она подоспела вовремя, чтобы увидеть кэб Бимбо, остановленный и окруженный полицейскими в конце бульвара. Бимбо в нем не было. Как будто он использовал трюк с исчезновением, который она придумала для него в «Калеке из Монте-Кристо».

Внизу на пляже толпы многотысячного каста выходили из моря и ложились, чтобы позагорать, или вежливо одалживали пляжные мячи у других отдыхающих. На самом деле, Кэрол с трудом могла отличить их от постоянных туристов. На площадке для игры в гольф человек в красной спортивной куртке распределял и выстраивал рядами многотысячный каст, чтобы научить их начальному удару. Тогда Кэрол посмотрела на казино, но там не было ни следа Пола, Марты или Фрэнсиса. Однако возле площади звучало пение, доносящееся из переполненных кафе – ровное нарастающее пение, поскольку среди многотысячного каста, конечно, было несколько больших хоров. Кэрол повернулась и осуждающе посмотрела на Крестоманси.

Крестоманси прервал итальянский разговор и подвел к ней маленького мальчика, взяв его за худое мокрое плечо.

– Присутствующий здесь Тонино, – сказал он, – довольно необычный маг. Он усиливает магию других людей. Когда я понял направление твоих мыслей, я подумал, лучше ему быть здесь, чтобы поддержать твое решение. Я подозревал, что ты решишь поступить как-то так. Поэтому я и не хотел здесь репортеров. Не желаешь ли теперь спуститься к бассейну? Уверен, Дженет одолжит тебе купальник, как, возможно, и чистое платье.

– Ну… спасибо… да, пожалуйста… но… – начала Кэрол, когда мальчик указал на что-то позади нее.

– Я говорю по-английски, – сказал он. – Ты выронила бумагу.

Кэрол живо повернулась и подобрала ее. Там было написано красивым наклонным почерком:

«Настоящим Кэрол Онейр освобождает Фрэнсиса, Люси, Марту, Пола и Бимбо от всех дальнейших профессиональных обязанностей и предоставляет многотысячному касту отпуск на неопределенный срок. Я же беру отпуск с твоего любезного позволения и остаюсь

Твоим слугой,

Мелвиллом».

– О, хорошо! – произнесла Кэрол. – Ой! Что мне делать с мистером Хитрусом? И как сообщить об этом маме?

– Я могу поговорить с Хитрусом, – сказал Крестоманси, – но твоя мама – исключительно твоя проблема. Хотя твой отец, когда вернется из кази… э, с рыбалки… наверняка тебя поддержит.

Папа поддержал Кэрол несколько часов спустя, а с мамой иметь дело было немного проще, чем обычно, поскольку она была ужасно смущена тем, что приняла жену Крестоманси за служанку. Однако к тому моменту больше всего Кэрол хотела рассказать папе о том, что ее шестнадцать раз столкнули с трамплина и что она научилась плавать двумя стилями – ну, почти.

Тирский мудрец

В мире под названием Тира Небеса были идеально организованы. Всё было так четко отработано, что каждый бог и богиня точно знали свои обязанности, правильные молитвы, расписание работы, абсолютно точный характер и безошибочное место над или под другими богами.

Такого порядка придерживались все: и Великий Зонд, царь богов, и каждый божок, божество, младшее божество и дух, вплоть до самой несущественной нимфы. Даже невидимые драконы, жившие в реках, имели свои невидимые разделительные линии. Вселенная работала как часовой механизм. Человечество не всегда было таким размеренным, но чтобы приводить его в порядок, существовали боги. Так продолжалось веками.

Поэтому нарушилась сама природа вещей, когда посреди ежегодного Фестиваля Воды, на котором имели право присутствовать только водные божества, Великий Зонд поднял взгляд и увидел, как к нему сквозь чертоги Небес несется Империон, бог солнца.

– Уходи! – в ужасе вскричал Зонд.

Но Империон продолжил нестись, превращая собравшиеся там водные божества в шипящий пар, и в волне жара и теплой воды достиг подножия верховного трона Зонда.

– Отец! – настойчиво вскричал Империон.

Будучи верховным богом, Империон имел право называть Зонда отцом. Зонд не помнил, являлся ли он в самом деле отцом Империона. Возникновение богов не было таким упорядоченным, как их нынешнее существование. Но сын он ему или нет, Зонд знал, что Империон нарушил правила.

– Приклони колени, – строго велел Зонд.

Империон проигнорировал и этот приказ. Возможно, и к лучшему, поскольку пол Небес был уже затоплен дымящейся водой. Империон не отводил от Зонда пылающего взгляда.

– Отец! Родился Мудрец Распада!

Зонд вздрогнул в облаках горячего пара и попытался вызвать у себя чувство смирения.

– Написано, – произнес он, – что родится Мудрец, который будет всё подвергать сомнению. Его вопросы разрушат утонченный порядок Небес и ниспровергнут всех богов в хаос. Также написано…

Тут Зонд понял, что Империон заставил и его нарушить правила. Надлежащая процедура состояла в том, чтобы Зонд призвал бога пророчества и велел бы ему проконсультироваться с Книгой Небес. Потом он понял, что Империон и есть бог пророчества. Это было одной из его четко определенных обязанностей. Зонд набросился на Империона:

– Как прикажешь понимать твое появление? Ты бог пророчества! Иди и посмотри в Книге Небес!

– Я уже посмотрел, отец, – сказал Империон. – И обнаружил, что на самой заре богов я предсказал появление Мудреца Распада. Написано, что Мудрец родится и что я об этом не узнаю.

– В таком случае, – победоносно произнес Зонд, – как ты, стоя здесь, сообщаешь мне, что он родился?

– Одно только то, что я могу прийти сюда и прервать Водный Фестиваль, показывает, что Мудрец родился. Наш Распад явно начался.

Среди водных богов пронесся всплеск ужаса. Они собрались в дальнем конце зала – как можно дальше от Империона, – но прекрасно слышали. Зонд попытался собраться с мыслями. Из-за пара, поднятого Империоном, и пеной ужаса, валившей от остальных, чертоги Небес пришли в состояние более близкое к хаосу, чем он видел когда-либо за тысячи лет. Еще немного, и Мудрец с его вопросами будет уже не нужен.

– Оставьте нас, – велел Зонд водным божествам. – События, превышающие даже мою власть, вынуждают прервать этот фестиваль. Позже вас информируют о том, какое решение я приму.

К ужасу Зонда, водные божества колебались – еще одно свидетельство Распада.

– Обещаю, – сказал он.

Водные божества приняли решение. Все, кроме одного, волнами исчезли. Остался Окк – бог всех океанов. Окк был равен по положению Империону, и жара ему не угрожала. Он остался на месте.

Зонд не был доволен. Ему всегда казалось, что Окк – наименее упорядоченный из богов. Он не знал своего места. Он был таким же беспокойным и непостижимым, как человечество. Но что Зонд мог поделать, когда Распад уже начался?

– Мы позволяем тебе остаться, – снисходительно сказал он Окку, а для Империона добавил: – Как же ты узнал, что Мудрец родился?

– Я изучал Книгу Небес по другому вопросу, – ответил Империон, – и страница открылась на моем пророчестве, касающемся Мудреца Распада. Поскольку там говорилось, что я не буду знать дня и часа, когда Мудрец родится, следовательно, он уже родился, иначе я бы не узнал. Однако остальная часть пророчества была похвально точной. Через двадцать лет, начиная с настоящего момента, он начнет подвергать сомнению Небеса. Что нам делать, чтобы остановить его?

– А что мы можем сделать? – безнадежно произнес Зонд. – Пророчество есть пророчество.

– Но мы должны сделать что-нибудь! – вспыхнул Империон. – Я настаиваю! Я бог порядка, даже больше, чем ты. Подумай, что будет, если солнце станет неточным! Для меня это значит больше, чем для кого бы то ни было. Я хочу, чтобы Мудреца Распада нашли и убили, прежде чем он начнет задавать вопросы.

Зонд был потрясен:

– Я не могу этого сделать! Если пророчество говорит, что он должен задавать вопросы, значит, он должен их задавать.

Тут приблизился Окк.

– В каждом пророчестве есть лазейка, – заявил он.

– Конечно, – огрызнулся Империон. – Я вижу лазейку так же хорошо, как тебя. Я пользуюсь беспорядком, вызванным рождением Мудреца, чтобы попросить Великого Зонда убить его и низвергнуть пророчество. Таким образом восстанавливая порядок.

– Софистика не то, что я имел в виду, – сказал Окк.

Двое богов уставились друг на друга. Пар от Окка окутывал Империона, а потом проливался обратно на Окка – размеренно, как дыхание.

– Тогда что ты имел в виду? – спросил Империон.

– В пророчестве, – ответил Окк, – явно не говорится, в каком мире Мудрец будет задавать свои вопросы. Существует множество других миров. Человечество называет их миры-если, имея в виду, что однажды они были одним миром с Тирой, но отделялись и шли своим путем после каждого неопределенного события в истории. В каждом мире-если есть свои Небеса. Наверняка существует какой-нибудь мир, в котором боги не настолько упорядочены, как мы здесь. Пусть Мудреца поместят в этот мир. Пусть он задает свои предопределенные вопросы там.

– Хорошая идея! – Зонд облегченно хлопнул в ладоши, вызвав неподобающие бури по всей Тире. – Согласен, Империон?

– Да, – Империон полыхнул от облегчения, а, ослабив бдительность, он тут же начал пророчествовать: – Но должен предупредить: странные вещи происходят, когда вмешиваются в судьбу.

– Странные – возможно, но никогда беспорядочные, – заявил Зонд.

Он позвал обратно водных богов, а вместе с ними – всех богов Тиры. Он объяснил им, что только что родилось дитя, которому суждено распространить Распад, и велел каждому обыскать всё до краев земли и найти этого ребенка.

(«Края земли» являлось официальной формулировкой. Зонд не верил, что Тира плоская. Но выражение не менялось веками, как и все Небеса. Это означало «смотрите везде»).

Все обитатели Небес искали везде и всюду. Нимфы и божки прочесывали горы, пещеры и леса. Домашние божества вглядывались в колыбели. Водные боги обыскивали пляжи, берега рек и морей. Богиня любви глубоко зарылась в свои документы, чтобы найти, кем могли быть родители Мудреца. Невидимые драконы заплывали посмотреть изнутри баржи и плавучие дома. Поскольку в Тире для всего был свой бог, ни одно место не было пропущено, ничем не пренебрегли. Империон искал усерднее всех, сверкая в каждый закоулок и расщелину на одной стороне мира и заклиная богиню луны делать то же самое на другой стороне.

И никто не нашел Мудреца. Была пара ложных тревог, как, например, когда богиня домашнего очага доложила о ребенке, который никогда не перестает плакать. От этого младенца, сказала она, просто на стенку лезешь, и если это не Распад, то что такое тогда Распад? Было также несколько отчетов о детях, родившихся с зубами, или шестью пальцами, или другими подобными странностями. Но каждый раз Зонд мог доказать, что ребенок не имеет с Распадом ничего общего. Месяц спустя стало ясно, что младенец-Мудрец не найдется.

Империон был в отчаянии, поскольку, как он сказал Зонду, порядок означал для него больше, чем для любого другого бога. Он так беспокоился, что солнце начало терять жар. В конце концов, богиня любви посоветовала ему пойти расслабиться со смертной женщиной, пока он сам не стал причиной Распада.

Империон понял, что она права. Он спустился навестить человеческую женщину, которую любил уже несколько лет. Для богов было укоренившимся обычаем любить смертных. Некоторые посещали своих возлюбленных во всевозможных причудливых формах, а у некоторых было несколько возлюбленных одновременно. Но Империон был честным и верным. Он никогда не появлялся перед Нестарой иначе как красивым мужчиной и преданно ее любил. Три года назад она родила ему сына, которого Империон любил почти так же сильно, как Нестару. До того, как родился беспокоивший его Мудрец, он пытался немного изменить правила Небес и добиться утверждения его сына богом.

Ребенка звали Таспер. Когда Империон спустился на землю, Таспер копался в песке рядом с домом Нестары – красивый ребенок, светловолосый и голубоглазый. Империон с нежностью задумался, умеет ли Таспер уже как следует говорить. Нестара беспокоилась о том, как долго он не может научиться.

Империон приземлился рядом с сыном:

– Привет, Таспер. Что ты так усердно копаешь?

Вместо того, чтобы ответить, Таспер вскинул золотистую голову и закричал:

– Мама! Почему, когда приходит папа, становится так ярко?

Всё удовольствие Империона испарилось. Конечно, никто не может задавать вопросы, пока не научится говорить. Но было бы слишком жестоко, если бы его собственный сын оказался Мудрецом Распада.

– А почему бы нет? – защищаясь, спросил он.

Таспер нахмурился на него:

– Я хочу знать. Почему?

– Возможно, потому что ты счастлив видеть меня, – предположил Империон.

– Я не счастлив, – сказал Таспер, выпятив нижнюю губу; его большие голубые глаза наполнились слезами. – Почему становится так ярко? Я хочу знать. Мама! Я не счастлив!

Из дома выбежала Нестара – настолько встревоженная, что едва улыбнулась Империону.

– Таспер, милый, в чем дело?

– Я хочу знать! – провыл Таспер.

– Что ты хочешь знать? Никогда не встречала такого пытливого ума, – гордо сказала Нестара Империону, беря Таспера на руки. – Поэтому он так долго не начинал говорить. Он не хотел говорить, пока не понял, как задавать вопросы. И если не дашь ему точный ответ, он будет плакать часами.

– Когда он впервые начал задавать вопросы? – напряженно спросил Империон.

– Где-то месяц назад, – ответила Нестара.

Империон почувствовал себя по-настоящему несчастным, но не подал виду. Ему стало ясно, что Таспер действительно Мудрец Распада, и он должен унести его в другой мир. Он улыбнулся и сказал:

– Любовь моя, у меня для тебя чудесные новости. Таспера приняли как бога. Сам Великий Зонд возьмет его виночерпием.

– О, но не сейчас же! – вскричала Нестара. – Он такой маленький!

Она выдвинула множество и других возражений. Но в итоге позволила Империону забрать Таспера. В конце концов, какого лучшего будущего можно желать для ребенка? Она передала Таспера на руки Империону, засыпав его всевозможными обеспокоенными советами насчет того, что он ест и когда ложится спать. С тяжелым сердцем Империон поцеловал ее на прощание. Он не был богом обмана. Он знал, что не осмелится увидеть ее еще раз из страха рассказать правду.

Затем с Таспером на руках Империон поднялся в средние слои под Небесами в поисках другого мира.

Таспер с интересом посмотрел вниз на громадный голубой изгиб мира.

– Почему… – начал он.

Империон поспешно заключил его в сферу забвения. Он не мог позволить, чтобы Таспер задавал вопросы здесь. Вопросы, которые должны распространить Распад по земле, произведут еще более сокрушительный эффект в среднем слое. Сфера представляла собой серебряный шар – не прозрачный и не матовый. Таспер останется в ней как бы спящим, не двигаясь и не взрослея, пока сфера не будет открыта. Обезопасив таким образом ребенка, Империон прикрепил сферу к плечу и шагнул в соседний мир.

Он переходил из мира в мир, с удовольствием обнаружив, что их существует почти бесконечное множество, так что выбор оказался невероятно богатым. Некоторые миры находились в таком беспорядке, что он с ужасом отказался от мысли оставить здесь Таспера. В некоторых боги возмутились вторжением Империона и кричали, чтобы он ушел. В других возмущалось человечество. Один мир, в который он пришел, был настолько рациональным, что, к своему ужасу, он обнаружил, что боги там мертвы. Было множество других, которые, казалось, могли подойти, пока он не запускал по ним духа пророчества, и каждый раз тот говорил ему, что Тасперу здесь будет нанесен вред.

Но, наконец, он нашел хороший мир. Он выглядел спокойным и изысканным. Несколько здешних богов казались цивилизованными, но беспечными. На самом деле Империон был слегка озадачен, обнаружив, что они, похоже, делятся с человечеством немалой частью своих сил. Но человечество вроде бы не злоупотребляло этой силой, и дух пророчества заверил его, что, если он оставит Таспера здесь внутри сферы забвения, ее откроет тот, кто хорошо обойдется с мальчиком.

Империон поместил сферу в лесу и с искренним облегчением поспешил обратно в Тиру. Там он отчитался Зонду о том, что сделал, и все Небеса возрадовались. Империон проследил, чтобы Нестара вышла замуж за богатого человека, который подарил ей не только благосостояние и счастье, но и множество детей взамен Таспера. Затем с легкой грустью он вернулся к упорядоченной жизни Небес. Утонченное устройство Тиры продолжило существовать, не тронутое Распадом.

Прошло семь лет.

Всё это время Таспер ничего не знал и оставался трехлетним. И вот однажды сфера забвения распалась на две половинки, и он заморгал в солнечном свете – каком-то менее золотом, чем тот, который он знал.

– Так вот что вызывало возмущение, – пробормотал высокий мужчина.

– Бедный малыш, – сказала леди.

Вокруг Таспера был лес, и рядом, глядя на него, стояли люди, но, с точки зрения Таспера, после того, как он с отцом поднялся в средний слой, ничего не происходило. И он продолжил вопрос, который начал тогда:

– Почему мир круглый?

– Интересный вопрос, – произнес высокий мужчина. – Обычно отвечают: оттого, что его углы стерлись из-за вращения вокруг солнца. Но он мог быть так спроектирован, чтобы мы заканчивали там, где начали.

– Сэр, вы сбиваете его с толку такими рассуждениями, – сказала другая леди. – Он всего лишь малыш.

– Нет, ему интересно, – заметил другой мужчина. – Посмотрите на него.

Тасперу действительно было интересно. Он одобрял высокого мужчину. Он был немного озадачен тем, откуда тот появился, но предположил, что высокий мужчина мог быть послан сюда, потому что отвечает на вопросы лучше Империона. Таспер заинтересовался, куда делся Империон.

– Почему ты не мой папа? – спросил он высокого мужчину.

– Еще один проницательнейший вопрос, – ответил высокий мужчина. – Потому что, насколько мы смогли выяснить, твой отец живет в другом мире. Скажи, как тебя зовут.

Еще одно очко в пользу высокого мужчины. Таспер никогда не отвечал на вопросы, он только задавал их. Но это было приказом. Высокий мужчина понимал Таспера.

– Таспер, – послушно ответил Таспер.

– Он такой милый! – воскликнула первая леди. – Я хочу его усыновить.

И остальные дамы, собравшиеся вокруг, горячо согласились.

– Невозможно, – сказал высокий мужчина.

Его тон был мягким, как молоко, и твердым, как скала. Тогда дамы принялись умолять его поухаживать за Таспером хотя бы один день. Один час.

– Нет, – мягко произнес высокий мужчина. – Он должен вернуться немедленно.

И все дамы вскричали, что на родине Таспера может поджидать великая опасность. Высокий мужчина сказал:

– Конечно же, я позабочусь об этом, – он протянул руку и поднял Таспера на ноги. – Пошли, Таспер.

Как только Таспер вышел из сферы, две ее половинки исчезли. Одна из дам взяла его за другую руку, и его повели прочь – сначала ехали на лошадях, и ему очень понравилась тряска, а потом вошли в громадный дом, где находилась сильно сбивающая с толку комната. В этой комнате Таспер сел в пятиконечной звезде, и вокруг него стали появляться картинки. А люди качали головами:

– Нет, и не этот мир.

Высокий мужчина отвечал на все вопросы Таспера, и Тасперу было настолько интересно, что он даже не рассердился, когда ему не позволили ничего съесть.

– Почему нет? – спросил он.

– Потому что одно твое присутствие здесь заставляет мир содрогаться, – объяснил высокий мужчина. – Если ты поместишь внутрь себя еду, она, будучи тяжелой частью этого мира, может разорвать тебя на куски.

Вскоре после этого появилась новая картинка.

– Ага! – воскликнули все.

А высокий мужчина сказал:

– Значит, Тира! – он удивленно посмотрел на Таспера. – Должно быть, кто-то посчитал тебя беспорядочным, – после чего он снова посмотрел на картинку – лениво и внимательно. – Нет беспорядка, нет опасности. Пошли со мной.

Он опять взял Таспера за руку и повел его в картинку. И в тот же момент волосы Таспера стали гораздо темнее.

– Просто предосторожность, – пробормотал высокий мужчина немного извиняющимся тоном, но Таспер даже не заметил.

Во-первых, он не знал, какого цвета его волосы были раньше, а во-вторых, его охватило удивление от того, как быстро они перемещались. Они со свистом влетели в город и резко остановились. На самом краю бедного квартала находился хороший дом.

– Здесь есть подходящие люди, – сказал высокий мужчина и постучал в дверь.

Ее открыла грустная леди.

– Прошу прощения, мадам, – сказал высокий мужчина. – Вы случайно не теряли маленького мальчика?

– Да, – ответила леди. – Но это не… – она моргнула и вскричала: – Да, это он! О, Таспер! Как ты мог так убежать? Огромное спасибо, сэр.

Но высокий мужчина исчез.

Леди звали Алина Алтан, и она была так убеждена, что она мать Таспера, что Таспер вскоре тоже в этом уверился. Он счастливо устроился с ней и ее мужем доктором, который много работал, но не был богат.

Вскоре Таспер забыл высокого мужчину, Империона и Нестару. Иногда его озадачивало – и его новую мать тоже, – что, хвастаясь им перед друзьями, она всегда чувствовала себя обязанной сказать:

– Это Бадиен, но мы зовем его Таспер.

Благодаря высокому мужчине, никто из них так и не узнал, что настоящий Бадиен сбежал в тот день, когда появился Таспер, и упал в реку, где его съел невидимый дракон.

Если бы Таспер вспомнил высокого мужчину, он также мог заинтересоваться, почему с его появлением для доктора Алтана начался путь к процветанию. Люди в бедном районе по соседству вдруг поняли, какой хороший врач доктор Алтан и как мало он берет. Вскоре Алина смогла позволить себе отправить Таспера в хорошую школу, где Таспер часто выводил из себя учителей множеством вопросов. Он обладал, как часто с гордостью говорила его новая мать, самым пытливым умом. Хотя он быстрее большинства освоил Первые Десять Уроков и Девять Добродетелей Детства, учителя часто раздражались на него настолько, что рявкали: