Текст книги "Исключая чувства (СИ)"
Автор книги: Диана Ставрогина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 14
В этот раз на их пути не случилось ни впечатливших ее автоматических дверей подъезда, ни удивленного взора охранника на входе – ничего не отвлекало Лару от тревоги, защипавшей внутри, стоило Диме въехать на подземную парковку. Пока длился рабочий день, она не то что не сомневалась в принятом решении – предвкушала. В перерывах между консультациями без конца вспоминала брошенный Димой через гладь зеркала взгляд – обещающий, искушающее-дразнящий, – и приятная, возбуждающая дрожь прокатывалась волнами по коже. Раз за разом.
Лара сжимала бедра под столом, дергалась из-за напряженных, постоянно соприкасавшихся с внезапно огрубевшей тканью бюстгальтера, сосков, и держалась на одной мысли о вечере.
Ждать субботы – так себе идея. Они уже завелись, у них – по крайней мере у нее, за Диму она не ручалась – две недели был полный штиль в сексуальной жизни, сопровождаемый тем не менее вихрем увлекательных фантазий. Она, конечно, могла снять напряжение самостоятельно, но особого желания обойтись обычной разрядкой не испытывала.
Хотелось яркого, острого удовольствия и пустоты в голове. Редко наедине с собой у нее получалось дойти до подобной грани, а с Димой как будто и стараться не пришлось. Все ее рецепторы тонули в неожиданности ощущений, мозг был занят, безуспешно пытаясь предсказать дальнейшие действия мужчины рядом с ней, а Лара… наслаждалась тем, что ей наконец-то не скучно.
Не было нужды подстегивать фантазию, выдумывать чьи-то прикосновения, убеждать себя в иллюзии – это сложно для не-мечтательницы, презирающей самообман. Физическая стимуляция, какой бы искусной не была, всегда требовала стимуляции мыслительной, иначе оргазм оказывался выматывающим и опустошающим, запредельно далеким от удовольствия.
Визит Димы стал событием познавательным и убедительным. Все-таки они друг другу подходили. Физически. Искрило даже средь бела дня и на трезвую голову. А Лара-то думала, что акция была единовременная и завершилась в прошлом году, но все сложилось удачнее.
Как будто она тогда на корпоративе не просто гипотетически подумала о постоянном сексуальном партнере, а желание загадала, и его даже соизволили исполнить. В виде исключения. Впервые за двадцать восемь лет. Мол, ладно, убедись, что с телесными реакциями у тебя все в порядке, просто не случалось прежде подходящего именно тебе мужчины. Узнай, что это вообще такое, когда думать сложно, сними нервное напряжение.
Ей в самом деле повезло. Она, кажется, нашла то, что искала, но сомнения никуда не делись. Лара жалела, что прежде чем повторно убедиться в том, что Дима ей подходит, успела уже заключить с ним какое-то подобие сделки. Она, конечно, никогда не любила тянуть кота за хвост и сразу выясняла все, что ее интересовало, но в нынешней ситуации имелся неоправданный риск.
Все те минуты, за которые они торопливо пересекали парковку, поднимались в лифте сразу на двадцать второй этаж и открывали дверь квартиры, Лара тревожилась.
Да, на пьяную голову секс был более чем хорош. Да, в ее кабинете их тоже знатно накрыло, но кто знает, чего там нашлось бы больше – обещания на будущее или памяти о прошедшем?
Сейчас все будет по-другому. Им придется взаимодействовать открыто и искренне, без прикрытия в виде алкоголя, и оттого Лара чувствовала себя не совсем комфортно.
– Заходи, – низкий, с уже знакомой ей хрипотцой голос прозвучал в унисон щелкнувшему замку.
Лара шагнула в темный коридор, озираясь в поисках выключателя. Позади хлопнула, закрываясь, тяжелая дверь. Зажегся тусклый свет сенсорных бра, словно отрезая их от четкой, выставленной под белые мощные лампы стерильной действительности, и тревога, занимавшая Лару последние семь минут, исчезла. Или потеряла приметность в обществе забившегося в прихожей напряжения.
В квартирной тишине безмолвное присутствие Димы заявляло о себя так отчетливо, как будто задававший ритм метроном.
Шорох одежды, звук шагов, удар горячего выдоха Ларе прямо в затылок.
– Я весь день думал, как именно тебя… поцелую. – Его губы даже волос не коснулись, но у нее дернулся каждый нерв. Пауза перед последним словом доступно поясняла, что Диме о Ларе сегодня думалось далеко не в пределах поцелуев.
Легшие на плечи руки уверенно повернули ее к себе и очень неторопливо и осторожно подтолкнули к стене – кто-то явно страдал любовью к аллюзиям на прошлый их совместный вечер. Почувствовав за собой опору, Лара замерла. Откинула назад голову, облизала губы.
– Показывай, – прошептала с вызовом. С куражом в крови.
Дима рассмеялся, добавляя ей мурашек. Пробежался руками по ее бедрам, медленно-медленно развязал пояс ее пальто, нырнул под полы, огладил бока, не выправляя блузку из-под брюк, а потом резко вжал Лару в себя.
Она ожидала соприкосновения с колючей, холодной тканью пальто, но Дима успел избавиться и от него, и от пиджака. Она чувствовала и жар тела, и упругость мышц под рубашкой, и его эрегированный член у своего живота.
Во рту стало сухо, зрение как-то в одно мгновение потеряло фокус. Лара вдруг переполнилась жадностью. Захотелось сразу и всего. Чтобы он ее поцеловал, чтобы раздел, чтобы коснулся везде… губ, шеи, груди, живота, между ног. Чтобы заполнил, заставил двигаться вместе с ним, вздрагивать, стонать, не дышать из-за перехватывающих горло залпов ощущений.
Даже поцелуя она не получила. Дима неожиданно выпустил ее из объятий, оставляя на волю стены и ослабевших в коленях ног.
Когда же он, непринужденно присев, как и в прошлую их совместную ночь, принялся снимать с нее обувь, Лара, подняв вопросительно брови, посмотрела на него снизу вверх.
– Это какой-то фетиш? – Удивление вышло усталым и чуточку не по-настоящему недовольным.
Дима глухо рассмеялся и сквозь тонкую брючную ткань быстро прикусил чувствительное местечко у нее под коленом, выбивая короткую судорогу.
– Еще скажи, что тебе не нравится. – Он поднял взгляд. Лукавый, загадочно сверкнувший в теплоте неяркого света.
Лара фыркнула. Даже если его приемчики ее будоражат, пусть не ждет признаний.
Глава 15
Лара не сразу поняла, что собственное якобы равнодушие ей же вышло боком. Если в начале прелюдии Дима открыто торопился и явно намеревался поскорее перейти к основному действу – тому, где они, обнаженные, потерявшие рассудок, на мягкой и удобной кровати, – то теперь каждый его жест стал медленнее раза в три.
Короткой застежке-молнии каждого ботинка вдруг потребовалось по тридцать секунд, чтобы разойтись под его руками, беспрестанно норовящим забраться под штанины и царапнуть гладкую кожу икр. Даже брюки (разве можно та-а-к долго стягивать свободные, легко струящиеся по ногам брюки?) он снимал с нее минут пять и с особой изобретательностью: по миллиметру, с паузами, влажными поцелуями и едва-едва болезненными укусами в им же высвобождаемую кожу бедер.
Лара слабо подрагивала всем телом, упираясь спиной в знакомую с прошлого раза шероховатость стены прихожей. Наверное, стоило раньше догадаться, насколько ее заводят стоящие на коленях мужчины. Или вот эти прикосновения у кромки трусиков, когда внутри все сжимается и вспыхивает – достаточно одного лишь предвкушения контакта, дошедшего до рецепторов горячего дыхания, фантомного ощущения мужских пальцев.
Кожа на внутренней стороне бедер у нее была сплошь эрогенной зоной, и Лара так вздрагивала от любого прикосновения, что Диме было нетрудно придумать дальнейшие издевательства. Позволив, наконец, ее брюкам упасть на пол, он не дал Ларе сдвинуться с места и продолжил ласки. Руки с пыточной медлительностью поднимались по ее ногам от лодыжек к икрам, коленям, бедрам, словно обволакивая их в мягчайший, нежно-теплый, разогревающий кожу воск.
Губами и языком он продолжал скольжение по коже – выше и выше, почти до самой промежности, еще прикрытой соблазнительно-изящными шелковыми трусиками. Лара довольно следила за тем, как у Димы загораются глаза при каждом взгляде на очевидно влажную ткань, и только острее заводилась сама. В ее вечном стремлении к эстетизму в очередной раз нашлись свои плюсы: некрасивых вещей у нее в гардеробе не существовало, как и риска попасть впросак из-за нелепого нижнего белья.
Напряжение росло и росло, от всякой следующей, вроде бы слабой волны удовольствия нервы внутри натягивались до болезненного раздражения, но без обещания освобождения, которого Лара сейчас хотела больше всего на свете.
Одним уверенным движением Дима вновь прошелся по ее бедру и тут же скользнул ребром ладони вдоль промежности, надавливая на промокший шелк. Лару вскинулась, неслабо ударяясь о стену затылком и выдавая первый за сегодня стон.
Ей было одновременно мучительно и тягуче хорошо. Она попыталась сжать бедра, чтобы не выпустить его ладонь, но Дима только покачал головой, другой рукой удерживая ее ноги на прежнем месте. Лара бросила на него красноречиво-недовольный взгляд.
– Издеваешься? – Шепот вышел сиплым, прерывистым.
Дима поднялся, игнорируя ее вопрос. В один шаг встал совсем близко, и она снова прекрасно чувствовала все его тело своим, слышала, как частит и прерывается его дыхание. Захватив полы блузки подрагивающими руками, Дима притянул Лару к себе, не оставляя между ними свободного пространства.
– Я же обещал, что в этот раз мы начнем с твоего оргазма, м? – Он снова проговаривал ей в губы непристойные предложения, и она первой потянулась за поцелуем, намереваясь сбить с Димы его спесь и самодовольство. Они, правда, здорово ее возбуждали, но сотворить с ним то же, что он делал с ней, хотелось неимоверно.
Секс, которым партнеры занимаются не исключительно ради своего удовольствия, а находят кайф в возбуждении друг друга, именно в погруженности в процесс – такой секс был потрясающим и по-настоящему увлекал. Он оказался несравнимо лучше того, где каждый старался только ради себя – Лара хорошо помнила, что несмотря на физическое удовольствие, после остается лишь пустота.
Затянувшийся поцелуй, страстный и глубокий, закономерно заставил Диму торопиться. Пуговицы выскальзывали из петель уже на порядок быстрее, чем расстегивались недавно молнии на ботинках.
Лара сама сняла бюстгалтер, стоило только выпутаться из рукавов. Грудь, ждавшая прикосновений весь день, реагировала на каждую ласку с небывалой чувствительностью, и Лара сквозь полуприкрытые веки с трудом, но видела, что Диме просто сносит крышу от ее отзывчивости.
Его руки лихорадочно передвигались по ее телу, он все чаще вжимался в нее бедрами, но не позволял, чуть приподнявшись на носочках, сдвинуться в сторону, чтобы найти нужный им обоим угол соприкосновения. Его губы целовали ее грудь, втягивали внутрь рта затвердевшие соски, чтобы прикусить и тем спровоцировать Лару на совершенно неприличный всхлип.
Она же просто надеялась, что он не даст ей упасть, потому что сил себя контролировать больше не было. Она могла только притягивать его за волосы еще крепче, пытаться то развести бедра пошире в ожидании его рук, то свести их как можно крепче, потому что потребность хоть в каком-то давлении была нестерпима. Когда его пальцы долгожданно легли на клитор, Лара выгнулась всем телом и едва ли вернулась в изначальное положение.
Ее подбрасывало так, что волосы цеплялись за те самые испещренные дизайнерскими рытвинами и выступами обои, цвет которых она до сих пор не знала. Пальцы, задвигавшиеся по клитору вперед-назад в агрессивно-быстром темпе соскальзовали из-за большого количества выделявшейся смазки, но затем возвращались, и прикосновения становились иными – мягкими, неторопливыми, круговыми, и так повторилось несколько раз, пока Лара наконец не захлебнулась собственным то ли уже криком, то ли все еще стоном. В ушах стоял густой белый шум.
Она еще чувствовала частые сокращения внутри, когда Дима вошел в нее одним быстрым движением, от которого снова что-то оглушительно взорвалось во всем теле. Ноги ее больше не держали, сердце стучало с болезненной оттяжкой, воздуха не хватало. И было слишком, запредельно много ощущений, она с ними не справлялась, проваливаясь, теряя себя в обжигающе ярких реакциях. Никакой послеоргазменной неги не случилось, напротив, Лара готова была кончить то ли во второй, то ли в третий раз в эту самую секунду.
Дима подхватил ее под правое бедро, не давая сползти по стене вниз на отказавших ногах. Толчки учащались, выбивая из Лары громкие, томные стоны в унисон хриплым мужским, и пошлым, звонким шлепкам их тел друг о друга. Ее грудь опять мучили его губы, пальцы надавили на клитор – коротко, с нужной силой, – и с новым оргазмом Лару волной снесло в совершенное, бестелесное безвременье.
Глава 16
Для позднего вечера четверга в баре было чересчур людно. Пока разогнанная недавним мозговым штурмом кровь бодряще кипела внутри, Дима не догадывался, настолько устал, но на первом же недопитом бокале с виски захотелось попасть в тишину собственного дома. Бесконечно нарастающий людской гвалт после затянувшегося рабочего дня набирал накопительный раздражающий эффект.
Задач сегодня было, как у Золушки: с договорами закончить, иски написать, позицию пересмотреть, встречи с клиентами и доверителями провести – и конца и края не видно, и почему-то горят сроки, хотя по плану они еще вчера успевали закончить вовремя. В офисе Дима просидел на пару с Лехой до половины девятого, солидарно с ним благодарный одному прекрасному доверителю: спасибо, Сергей Юрьич, что тянули резину и скрывали важную для нашей с вами позиции в суде информацию. Огромное спасибо, что вообще удостоили признанием.
Вовремя, мать вашу. До заседания две недели. Будет им теперь с Лехой веселье. Круглосуточное.
После работы казалось, что толку сразу ехать домой нет. Голова ясная, организм взбудоражен – какой там сон. Так бывало, когда Дима во времена лихого бакалавриата за ночь учил все экзаменационные билеты: мозг разгонялся на полную, и потом еще сутки отключаться не желал. Но то было в двадцать. Порой Дима забывал, что его интеллектуальные и физические возможности уже давно начали поскрипывать и заедать. Полчаса среди выпивших, не старающихся приглушить собственный голос людей да в сопровождении набиравшей громкость музыки – и все: стучит в висках и хочется в кроватку.
Лехе, наверное, как более привыкшему и немного потерявшему слух, все нравилось. Да и забывать про рабочие вопросы вне рабочего времени он умел по одному мысленному щелчку. Отвел себе час на отдых – значит этот час он отдыхает и не помнит, что там было в офисе днем.
– Ну так что, – просканировав барную стойку на предмет вновь прибывших красоток, Леха остался равнодушным и уставился на Диму вопросительно, – кто та прекрасная мадам, чью компанию в обед ты предпочел моей?
Дима в ответ выразительно склонил голову, намекая, что совместного с Лехой обеда тогда и не планировалось, как, к слову, и с Ларой, но о ней он ничего рассказывать не собирался.
– Что тебе за дело? – Дима качнул бокалом в сторону не желавшего усмирять любопытство друга. – Проживешь и без этой информации.
Леха якобы обеспокоенно покачал головой.
– Ты, друг мой Димон, стал подозрительно скрытен. Из офиса вечерами, бывает, бегом бежишь. Бабу, что ли, завел и прячешь? Ту, из кафе, с офиге-е-е-н-ной фигурой, – протянул он в скабрезном восторге и замолчал. Ненадолго, словно додумался до чего-то другого и не столь приятного. – Или ты с Викой опять сошелся и гасишься теперь?
Дима громко хмыкнул.
– Серьезно? Переживаешь, что я вернусь к бывшей?
– Ну так, ты у нас чуть ли не с садика пытаешься новую ячейку общества замутить. Все возможно.
Слабую на самом деле провокацию Дима проигнорировал с загадочным, как у Сфинкса, молчанием. Никогда он о своих женщинах не болтал, и Леха отлично об этом знает, хоть и балаболит с начала недели, как засек его и Лару в кафе неподалеку от офиса.
Они пообедали-то вместе всего пару раз, когда не сговариваясь встретились на пороге одного и того же заведения. Не сидеть же за отдельными столами, только потому что у них все, кроме секса, под запретом? Хотя Лара в первое их столкновение так поступить и порывалась, но это было бы уже совсем странно. Дима не видел ничего плохого в непринужденном общении и всячески его поощрял.
В эти месяцы их установленные встречи временами проходили среди недели: чаще для компенсации пропущенной по разным причинам субботы, но иногда в дополнение к ней, если вдруг выдавался свободный вечер буднего дня. Случалось это, к сожалению, нечасто, но все равно к началу марта Дима и Лара уже вполне изучили друг друга и понимали, чего ожидать. Нащупали естественные границы приемлемого в рамках их договоренности поведения. Проверили на практике, что такая модель взаимоотношений очень сносно себя показывает и ничем им не угрожает.
Прежняя неловкость исчезла. Убедившись, что все идет своим чередом, что от простой приятной беседы никто не спешит вдруг закатывать сцену ревности или мечтать о частном доме в элитном поселке, детях и собаке на заднем дворе, они – особенно, конечно, Лара – перестали трястись над соблюдением границ.
Темп жизни был таким, что продолжать, например, избегать совместных ужинов после работы, если встреча случалась в будний день, было глупо. Да и молчать, ничего не зная друг о друге, – тоже. Они не говорили о личном, но свободно обсуждали рабочие моменты, интересные судебные процессы, новые изменения в законодательстве, книги, фильмы, новости и прочие безопасные для их ситуации явления этого мира. Лара сначала пыталась держаться совсем уж особняком, но объективно признала, что в этом нет смысла. Никому не станет хуже, если они перекинутся парой слов.
Общаться с ней было здорово. Интересная, умная, вдумчивая женщина. Удивительно, что его первое впечатление о ней оказалось до того точным. С ней действительно было легко, и Дима в который раз порадовался, что в январе решил-таки прогуляться до ее кабинета и получил лучшие не-отношения в жизни. Дело ведь не столько в очерченных условиях, сколько в личности Лары. Она цельная, уверенная, рассудочная. И потрясающе страстная. Поэтому с ней подобные отношения работали и не искажались.
На столе звякнул телефон. Дима потянулся за ним, с усмешкой замечая, как Леха активно строит глазки какой-то девушке за угловым столиком.
Лара Гишар: «Привет! Извини, я не смогу в сб. Спишемся на следующей неделе».
Нахмурившись, Дима смотрел на непогасший экран.
Странно, в прошлых сообщениях Лара всегда указывала причину (он первое время удивлялся, но, наверное, она считала нужным продемонстрировать, что не нарушает свои обязательства просто так); даже про критические дни писала спокойно, не став зря смущаться (хотя о чем он, Лара и смущение? П-ф-ф!), про работу тем более говорила прямо и сразу предлагала другой день. А тут так.
Не могло же ей уже наскучить их соглашение?
Глава 17
В пятницу Лара традиционно просидела в офисе допоздна, заканчивая все, что не успела в течение недели. Заодно, пока работа горела в руках, надеялась добраться до той части дел, что в другие времена всегда планировала на субботу. В своей завтрашней продуктивности она сомневалась.
От тишины вокруг немного звенело в ушах. Наверняка в офисе уже не было ни души, даже она сама обычно уходила пораньше и, уже вернувшись в свои чертоги, снова бралась за документы, но этим вечером смена обстановки точно не пошла бы ей на пользу, а напротив, навевала бы мысли, которых Лара избегала с того дня, как был куплен билет на поезд. И последние лет восемь, если не десять. Меньше вспоминаешь – меньше болит. Золотое правило для всех желающих выжить после купания в бочке с дегтем.
Когда Лара была совсем-совсем юной, не вспоминать было слишком тяжело. Все ее беды и вопросы всегда возвращались: днем, едва выдавались свободные от учебы или других занятий полчаса, ночами вместо сна – и так по кругу. Годами. Потом, очень внезапно стало как будто бы легче, и она опрометчиво подумала, что все. Время прошло, забрало переживания, присыпало их песком или чем потяжелее.
Оказалось, сроки давности ни причем. Просто на последнем курсе магистратуры Лара начала действительно много работать. С раннего утра и до глубокой ночи. Вечная усталость обернулась волшебной таблеткой: никаких мыслей, кроме как о выполнении полученных от адвоката-наставника задач, никакого самокопания. Наконец, Лара получила шанс засыпать, едва касаясь любой частью тела кровати – и это было избавлением, пусть и не безграничным.
Конечно, боль возвращалась. И возвращалась со всей накопленной силой, обрушивалась, стоило натолкнуться на внезапный триггер. Любое воспоминание, любой, самый слабый отголосок, связанный с прошлым, бил в цель, но Лара методично заставляла себя принять то, что случилось.
И приняла. И смирилась, что в действительности боль останется навсегда. И научилась ее не замечать. Прекратила жалеть себя и страдать в сослагательном наклонении.
В этом году не замечать тяжелее.
У ее беды через восемь дней двадцатилетие.
Грядет своеобразный юбилей.
Лара еще прежде поняла, что круглые даты личных трагедий всегда как будто шокируют сознание, поэтому их игнорировать не выходит. Они воспринимаются как некий рубеж, как повод для переосмысления произошедшего. Того, что стало с тобой. Того, что стало с твоей когда-то семьей. Очередной неизбежный виток страдания для тех, кто не сумел забыть.
Глубоко-ранящие, выбивающие из колеи кусочки другой жизни, почти чужой – до того давно она была покинута, ничем не привязанная к нынешней Ларе, – разматывались в голове, как бесконечная катушка пленки. И осознание исчезнувшей связи почему-то вызывало панику и давление в груди. Ничего не поделаешь, память – главный источник сожалений.
Рубеж он и есть рубеж. Нужно просто его перейти.
Домой Лара засобиралась только после десяти. Добравшись до холла, она напоследок бросила взгляд вдаль коридора: в одиннадцатом часу тусклый свет лился лишь из-под одной двери. Руководитель их отдела не торопился домой. Впрочем, как обычно.
Нажав на горевшую зеленым кнопку вызова лифтов, Лара вздохнула то ли с раздражением, то ли с сочувствием. Вопреки доводам разума Денис, как и все любившие себя пожалеть люди, иногда чересчур ее бесил.
Вместе с пониманием (она действительно его прекрасно понимала) в комплекте шла злость: он своей болью упивался – и упивался с размахом. Думал, наверное, что никто ничего не видит и не знает, но и Лена уже давно все поняла, и Лара, даже без ее объяснений, всегда замечала в нем главное – потухший взгляд и полное равнодушие ко всему на свете.
Эгоист чертов. Затянувший просто за компанию в свое болото Лену. Не понимающий самых простых вещей.
Ведь так немного надо, если ты давно полумертвый внутри: сцепи зубы и умело прикидывайся целым и невредимым, чтобы не вызывать у остальных ни беспокойства, ни желания добить. А главное – не подпускай близко к себе нормальных людей и не порти им жизнь. Тебя они уже не спасут, а вот ты их погубишь с легкостью.
Еще одно золотое правило для тех, кто в бочке с дегтем успел захлебнуться. Иногда Лара едва сдерживалась, чтобы Денису об этом правиле не рассказать.
Дома половину ночи она провела на кухне, медленно потягивая виски в надежде почувствовать хотя бы намек на сонливость. Пустыми глазами безотрывно следила за пламенем свечи, стоявшей на столе. Думать о том, куда через несколько часов отправится поезд, не хотелось. Квартира словно пропиталась тяжелой и густой северной тоской. Той самой, что была в прошлом оставлена родному Петербургу.
В нем вообще много чего осталось.
Петербург – это боль. Он пронизан ею от брусчатки под ногами до неба над головой: куда не посмотри – везде найдешь воспоминание.
Петербург – город-летопись ее жизни. Двадцать лет назад он был городом счастья. И стал городом горя и рухнувшей веры. Городом, где ей растоптали сердце и перебили душу.
Любимый город, и в нем невыносимо жить. В нем в восемнадцать лет она чувствовала себя обессилевшей, иссушенной до последней капли крови старухой.
Этот город утром ждет ее к себе.
