Текст книги "Исключая чувства (СИ)"
Автор книги: Диана Ставрогина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
Глава 36
С наступлением рабочих дней Лару как будто закружил ураган. Трудовой простой в треть месяца не мог пройти бесследно: все, что было поставлено на паузу по вине праздничных выходных, дождалось своего часа и требовало огромного количества времени.
Дел навалилось столько, что ни на что другое Лара не обращала внимания: не было сил. Как случалось всегда в периоды большой нагрузки, она фокусировались на наиболее важном, чтобы вытянуть взваленные на себя обязательства.
Такие времена одновременно нравились ей своей интенсивностью, и раздражали тем, что не оставляли ни одной свободной минуты для осмысления собственной жизни. Иногда было здорово иметь возможность не думать о чем-то личном пару дней, но стоило этому периоду затянуться, как возникало крайне неприятное ощущение, что Лара больше не отвечает за собственную жизнь, – этого чувства она искренне не выносила.
Вернуться к прежнему режиму работы и перевести дух удалось только ближе к концу мая. Тревога, отдаленно роящаяся в сознании, теперь вышла на передний план, хотя и производила впечатление безосновательной; Лара не могла понять, что ее беспокоит. Лишь когда она внезапно поняла, что собирается увидеться с Димой третий раз за неделю, ее тревога обрела причину.
Весь месяц она была так погружена в работу, что не заметила изменений в их взаимоотношениях. Они обедали вместе в будни. Они ужинали у него дома по субботам. Он приносил ей кофе в кабинет несколько раз на прошлой неделе, – и она даже не придала происходящему значения.
Не понимать, к чему может привести подобное нарушение установленных границ, могла только полная дура, которой Лара не была. С самого начала она опасалась, что Дима невольно захочет большего; что он из тех мужчин, что стремятся построить отношения. Настоящие отношения, а не суррогат. То, чего Лара никогда не смогла бы ему дать. Однако столько месяцев он идеально соблюдал установленные правила, никогда не переходил черту, и она перестала беспокоиться о последствиях.
Тем не менее все его поступки за последнее время не могли не вызывать опасений. Что если он действительно заинтересован в чем-то еще, помимо установленных между ними отношений? Что если он все-таки умудрился в нее влюбиться?
Как бы Лара ни успокаивала себя мыслью, что будь его поведение вызвано сильными чувствами, Дима – всегда искренний, открытый и не прячущий эмоций – давно признался бы, существовал риск, который стоило поскорее устранить.
Сложность была в том, что Лара, еще в тот день, когда он заявился к ней с букетом медуницы в руках, поняла, что больше не может относиться к Диме как к случайному знакомому. Она… привязалась к нему. Он стал дорогим ей человеком; она не хотела полностью исключать его из своей жизни. Она хотела продолжать общение с ним, но слабо представляла, как этого достичь.
Любые чувства с его стороны стали бы препятствием. Она никогда не сможет дать ему или любому другому мужчине семью. Она не влюбляется. Она понятия не имеет, что такое серьезные отношения, но хорошо помнит, какого пытаться их построить, когда настоящих чувств нет; как быстро общество другого человека превращается в тягостную, выматывающую обязаловку, в которой не найти радости.
В университете Лара отлично изучила, что есть такие отношения. Попыталась встречаться с парнем, который ненадолго показался ей довольно привлекательным и интересным. Она понимала тогда, что не влюблена, но устала ждать, когда ей, как всем сверстницам и сверстникам, снесет крышу от одного конкретного человека – с ней ничего подобного не происходило.
Из слабого любопытства и чуть больше – из нежелания чего-то не знать (как вообще юрист может оставаться незнакомым с какой-либо стороной жизни?), она закрутила роман с наиболее подходящим одногруппником.
Он, конечно, тоже не был влюблен, лишь не против вступить в постоянные отношениях с приглянувшейся соседкой по парте. Впрочем, их цели мало отличались друг от друга. У них был неплохой секс, общие увлечения, компания друг друга для походов на мероприятия, где неловко появляться в одиночестве, но не более того.
Многие проводили в подобных отношениях всю жизнь, но Лара уже спустя несколько месяцев чувствовала себя совершенно опустошенной. Она не получала от этого общения ничего. Ей было тяжело проводить время с человеком, в котором она не чувствовала потребности.
Они легко разбежались, Лара сделала выводы. Поняла, что отношения ради отношений ей точно не подходят. Решила, что не станет торопиться; в двадцать она еще имела довольно иллюзорных представлений о любви. Ей казалось, что все наладится, как только встретится подходящий человек. Ей казалось, нет ничего проще, чем излечиться от всей своей боли через любовь другого. Немного позврослев, она была вынуждена признать, что ничего не решается так просто, а на сложности у нее не осталось сил.
К выпуску из бакалавриата она рассталась со своими прошлыми надеждами, полностью осознав, что романтические отношения ей не подходят, что она в целом не способна на столь емкие эмоциональные вложения. Слишком высок риск провала, а она, к несчастью, вряд ли сумеет легко его пережить. Успокаивало лишь одно: она никогда не очаровывалась людьми, никогда не привязывалась к ним сходу, без оглядки; она была защищена от неожиданных, бесконтрольных чувств.
До самого появления Дмитрия Аверинцева ее жизнь долгое время была лишена эмоционального беспокойства. Мысль, что настала пора заканчивать их отношения, вызывала дискомфорт, но была более чем разумной. Лара все чаще думала о том, что полгода для подобных отношений – это большой срок. Чрезмерно большой, чтобы не привыкнуть к человеку. Пришло время понемногу отвыкать.
В первую очередь она постепенно свела их общение к изначальному минимуму. В июне они снова встречались лишь раз в неделю. Дима ничем не продемонстрировал недовольства, не пожелал видеться чаще, не попытался изменить суть из взаимоотношений, и это стало радостным облегчением. Ларе подумала, что, возможно, запаниковала зря; май выдался необычным месяцем, но не более того.
Тем не менее она все для себя решила. Решила, что через пару недель поговорит с Димой о прекращении их договоренностей. Май был предостережением, показавшим, как далеко они могли зайти в этом подобии отношений, не отдавая себе отчет в происходящем. Лара не собиралась рисковать снова. Они разойдутся мирно, и тогда, если повезет, смогут остаться друзьями.
Глава 37
Мысли, что изматывали Диму уже второй месяц подряд, снова захватили все его внимание; разговора с матерью хватило. Отложив в сторону телефон, он нахмурился и уперся взглядом в одну точку на стене. Самая обычная болтовня с мамой о повседневных делах не только не сумела отвлечь его от проблем, но даже напомнила об одной из них.
Его грядущий день рождения понемногу вставал на повестку ближайших дней, и мама уже в середине июня хотела выяснить, планирует ли ее любимый сын отмечать в их доме загородом или соберет друзей и близких в ресторане. Дима не знал, что ей сказать. До августа в самом деле оставалось не так много времени, как могло показаться, но в последние недели думалось совсем не о праздничных торжествах и радостях посиделок за общим столом.
Все, о чем – о ком – он мог думать, была Лара. Лара, что начала стремительно отдаляться от него, и он не представлял, что делать. Он думал, что стоит сказать ей все, как есть, – признаться, предложить отношения, убедить ее быть вместе; ему казалось, она почти готова увидеть, что они неслучайные люди друг для друга. Она ведь, правда, стала с ним совсем другой после того майского дня. Позволяла больше – и себе, и ему.
Он чувствовал ее нежность, открытость, желание находиться ближе. Он видел, что ей нравится быть с ним вместе. Они стали видеться чаще – он старался, не наседая, увеличить число их встреч, изменить формат их отношений. Ненароком заглядывал в ее кабинет, иногда заносил кофе, зная, что она рискует просидеть за работой до самой ночи, забыв про еду, и радовался каждой улыбке в свою сторону.
Иногда ему удавалось разговорить Лару за ужином на более личные темы. Теперь он знал немного больше, чем ничего, о ее детстве и отце, но до сих пор ни слова не слышал о ее матери и прочих членах семьи, и это настораживало.
Дима догадывался, что вероятнее всего за недомолвками прячется какой-то серьезный раздор, но спровоцировать Лару на откровенность оказалось той еще задачкой. Она уходила от любых вопросов, да так искусно, что Дима вместе с досадой чувствовал желание усадить ее за один стол со своим отцом и посмотреть, как сложится беседа, – особенно если отец загорится идеей докопаться до самой сути. Допрос вышел бы исключительно образцовый.
Впрочем, желание увидеть Лару за обеденным столом в доме родителей влекло за собой множество других. Пока мама расспрашивала его о планах на день рождения, Дима только и думал, что хочет, чтобы в этот день Лара была рядом, а что и как сложится вокруг – наплевать.
Ему не хватало ее. Эти встречи раз в неделю, как раньше, когда они только начинали их отношения без обязательств, стали пыткой.
Он хотел больше. Много больше.
Видеть ее каждый день.
Говорить с ней о чем угодно и когда угодно.
Иметь возможность прикоснуться к ней, когда хочется. Целовать ее всякий раз, когда она рядом.
Засыпать и просыпаться – с ней.
Мечтой было просто завалиться с Ларой на диван в собственной гостиной и посмотреть какой-нибудь фильм.
Все то, что являлось рутиной для влюбленных парочек, недоступное, невозможное сейчас, обернулось вдруг самыми желаемыми занятиями на свете.
Дима хотел простоты. Хотел Лару рядом. Всегда. Тоска по ней была до того острой и изнурительной, что он едва держался от опрометчивых признаний и отчаянных уговоров. Он знал, что еще не время. Он боялся, что проговорится раньше, чем придумает, как все не испортить.
Он боялся, что Лара сдержит свое слово: закончит все, едва поймет, что у него есть к ней чувства. Сила которых в последнее время пугала и его самого.
Он дожил до тридцати лет, научился завязывать общение с любыми людьми: разных характеров, взглядов, темпераментов, – два раза пытался построить более чем серьезные отношения, но все равно не знал, как подступиться к женщине, которую хотел получить больше всего остального.
Он зашел в тупик.
Остаток дня заполнили консультации с клиентами, и до вечера Дима вполне успешно (довольно условная для него категория в последнее время) избегал давящих размышлений и почти не поддавался нервному ожиданию вечера. Суббота, из-за выпавшего на будний день государственного праздника, была рабочей, так что впервые за несколько недель он уезжал из офиса в компании Лары.
Машины в центре ползли по асфальту с переменным успехом, но никогда прежде семибалльная пробка не вызывала у Димы столько положительных эмоций. Затор на дороге дал ему шанс провести чуть больше времени с той, что всегда торопилась сбежать.
За ужином они говорили мало. Лара была задумчива и как будто напряжена, а Дима постоянно ловил себя на том, что молчит и просто пялится на нее, не в силах себя перебороть. В затылке пульсировало от того, какая неразбериха творилась у него в голове.
Его вело от разворачивающихся перед глазами фантазий – всего, что он целую неделю планировал сделать с ней, едва она пересечет порог его квартиры; от желаний, которых он не мог пока осуществить; от невозможной потребности оставить эту женщину здесь, с собой, удержать ее в пределах собственного дома, доказать, что эти отношения нужны им обоим.
Он с опозданием заметил, что беседа окончательно сошла на нет. Лара, наверное, в попытке разбавить общую невеселость, заявила:
– Твои кулинарные способности до сих пор меня впечатляют. Очень вкусно! – Она покачала головой с сожалеющей улыбкой на губах. – Когда еще меня будут так кормить?
Уткнувшись взглядом в тарелку перед собой, Дима усмехнулся, не веря тому, что слышит. Двойной смысл сказанного был легко понятен.
Он резко поднялся из-за стола. Подойдя к Ларе, подал ей руку, дождался, когда она вложит свою ладонь в его, и потянул за собой в спальню. Боль, злая и тоскливая, жгла его изнутри.
Он больше не мыслил разумно. Не пытался контролировать свой каждый шаг, выбрав в качестве мерила реакции Лары. Он собирался – хотя бы на одну ночь – свести ее с ума так же, как она свела с ума его. Не дать ей уйти до самого утра. Удержать рядом с собой.
Путь в спальню был слишком долгим. Развернувшись к Ларе, Дима ее поцеловал. С отчаянием и ожесточением, со всеми чувствами, о которых не мог сказать. Вжимая в себя, стягивая одежду на ходу. Если Лара и хотела, пока они недолго переводили дыхание, что-то сказать, он ей не позволил.
Он чувствовал, как она хватается за его плечи, не доверяя ослабевшим ногам. Как зарывается пальцами в его волосы, царапает ногтями затылок, вызывая во всем его теле дрожь. Как ее бедра соприкасаются с его, и от этого прикосновения почти становилось больно.
Он целовал ее везде, где только мог дотянуться. Слепо шарил руками по ее телу, стягивая блузку, поспешно расстёгивая юбку, наверняка полубезумным взглядом наблюдал за тем, как она сама снимает белье.
Он жадничал, как никогда раньше. Вся Лара была для него, он едва ли отпускал ее от себя хотя бы на пару сантиметров. Он не мог ею надышаться, зарываясь лицом в изгиб ее шеи, вдыхал запах, от которого с первого дня знакомства у него всегда плыли мозги.
Каждое прикосновение Лары к его телу воспринималось как дар, но мучительный: словно расставание было ближе и вероятнее, чем казалось. Его переполняла тоска, неугасающая, неумолимая тоска.
Он целовал Лару с мыслью, что никто не поцелует ее так, как он. Он ласкал ее грудь, живот, спускался ниже, чувствовал влагу на пальцах, проникал внутрь, выбивая из нее стоны, от которых темнело в глазах, и думал, что ни с кем ей не будет так хорошо, как с ним. К пальцам присоединялись губы, Дима, сдерживаясь из последних сил, мучил Лару, подводя к грани, обводил клитор языком, втягивал его губами, едва ощутимо прикусывал зубами и возвращал касания языка, надеясь, что она сама никогда не захочет уйти от него.
– Иди… сюда… – Сквозь гул в ушах, он едва услышал, что Лара что-то говорит. Скорее даже требует, тянет на себя, делая слова более чем ясными.
Каждое проникновение отзывалось сумасшествием во всем теле. Дима не знал, чего хочет больше: продлить его или быстрее пересечь грань. Он потерялся во времени, провалился в ощущения с головой. Забыл обо всем, кроме выгибавшейся под ним самой желанной женщине на Земле.
В тусклом свете ночников у кровати он видел перед собой только яркие зеленые глаза. Глаза ведьмы, в которую он умудрился влюбиться. По которой сходил с ума с первой встречи. Теперь он мог в этом признаться. Хотя бы себе.
Он пропал. Еще в декабре пропал.
Ларин громкий стон, протяжный и обволакивающий, срезонировал во всем теле, словно то было проводником. Дима, толкнувшись в последний раз, кончил следом за Ларой, и рухнул рядом, не выпуская ее из рук.
Сознание заволакивал знакомый колдовской туман, но вместе с ним вернулся страх. Дима кожей чувствовал, как мягкое, расслабленное негой тело под ним напряглось. Он знал, что Лара сейчас встанет, чтобы уехать к себе.
Слова, опасные, безнадежные, несвоевременные слова, неспособные ее удержать, все равно вырвались на свет.
Глава 38
От наступившей в одно мгновение полной тишины у Димы зазвенело в ушах. В груди зажгло, но он не сразу сумел сделать вдох. Паника накатила оглушающей волной. Лара, тоже, кажется, позабывшая о необходимости дышать, дернулась под ним. Почувствовав уперевшиеся в грудь в сопротивлении ладони, Дима отстранился.
Освободившись, Лара выбралась из постели и бросилась подбирать вещи. Ни разу не обернувшись, нервно надевала все, что попадалось ей под руку. Дима, сев на кровати, застыл, не зная, как поступить. Безмолвие Лары было мучительным. Сердце обдало холодом – страха и глупой, беспочвенной надежды обреченного; он уже понимал, что облажался.
Он не был готов сказать эти слова. Но не смог промолчать. Не смог удержать себя. Сглотнув, он с трудом заговорил, смелости хватило лишь произнести:
– Лара? – Собственный голос показался ему чужим.
Она, до сих пор стоявшая к Диме спиной, вздрогнула и как будто сжалась.
– Меня больше не интересует наша договоренность, – вопреки ее виду, она чеканила слова: лишенные эмоций и чувств. Формальные и бессодержательные. – С сегодняшнего дня мы прекращаем… все.
– Лара, давай просто обсудим. Я лю…
– Не надо!
– …Давай поговорим, – не пропуская взглядом ни единого движения ее тела, Дима пытался говорить уверенно. Надеялся, что сможет ее убедить. Предложить то, что ее устроит. Успокоить. – Ты не можешь отрицать, что тебе хорошо со мной. Больше чем хорошо. Это стоит того, чтобы попробовать быть вместе. Послушай…
– Нет, это ты послушай! – Лара в конце концов развернулась к нему лицом, уже полностью одетая. – Я же предупреждала тебя! Я сразу расставила рамки, чтобы этого не случилось. Почему, почему ты просто не прекратил все раньше? – Ее голос, неживой и металлический, временами переходил на хрип.
Она была явно испугана, но продолжала напирать, словно стремилась обвинить Диму во всем, но он не мог больше просто соглашаться с тем, что устроило бы ее, что избавило бы ее от любых проблем. Встав с кровати, он, избегая малейшего зрительного контакта с Ларой, нашел на полу брюки и оделся. Заговорил уже после; резче, чем собирался:
– Потому что я не могу контролировать то, что я чувствую. Потому что я, как оказалось, влюбился в тебя с первой встречи, только дошло не сразу. Вот такие дела. – Он пожал плечами, не сумев скрыть зарождавшуюся в нем из-за ее упрямства злость и посмотрел на Лару, но она отвела взгляд, а затем усмехнулась.
Дима еще никогда не видел, чтобы она делала или говорила что-либо в такой издевательской манере, как сейчас. Все из сказанного, слово за словом, било с нужной силой:
– Что ж, очень жаль, но я вполне четко сформулировала условия, так что на этом все, – взмахнув рукой в сторону, Лара направилась к двери.
Дима бросился наперерез, не позволяя ей уйти. Все случилось совсем не так, как он представлял и планировал. Все рушилось прямо у него на глазах.
Лара не хотела слушать. Как бы ни были хороши ее попытки скрыть свое состояние за безэмоциональными и безжалостными репликами, он, несмотря на постепенно расползающиеся внутри него отчаяние и страх, не мог не замечать, что она сама на грани слез.
– Лара, стой! – Дима потянулся к ней, надеясь удержать за руку, но она мгновенно отшатнулась. Пришлось стоять на месте, лишь бы не усугублять ситуацию, хотя хуже, наверное, и быть не могло. Пусть он и произносил все эти рассудительные, важные слова, веры в то, что Лару можно убедить, не осталось. – Я же не требую от тебя ничего прямо сейчас, я предлагаю тебе попробовать. Просто попробовать. Мы подходим друг другу, ты разве не видишь? – Он снова вглядывался в ее лицо, надеясь заметить толику сомнения, неуверенности, но Лара намеренно смотрела куда угодно, кроме него, скрываясь в полутьме.
– Ты ни черта обо мне не знаешь. Я… – она прервалась, засмеявшись с горькой пустотой в голосе, – я точно тебе не подхожу. Отношения – это не мое, понятно? Я не влюбляюсь. Никогда.
– Откуда ты знаешь? – Дима вернулся к уговорам, но уже не имея никакой надежды. Он издавал звуки, превращая их в слова и предложения, но чувствовал, что сила его аргументов не достигает цели, утекает в небытие. – Не руби с плеча. Поверь мне, я готов подождать. Никакой спешки, окей? Я догадываюсь, ты боишься отношений, но это решаемо. Слышишь? Все решаемо.
Лара затрясла головой, не поддаваясь, не позволяя себе задуматься над его предложениями, и еще на шаг приблизилась к выходу из спальни.
– Я ничего не боюсь. – В ее ответе звучала злость. – Как я уже сказала, мне не нужны отношения. Все.
– Лара…
– Мы закончили.
Дима выругался. Как вообще с ней можно прийти к конструктивному диалогу, если она просто не желает попытаться? Если она готова бросить то, что есть между ними, лишь бы не пересиливать себя?
– Я тебя люблю, ты слышишь? Мы не можем «закончить», – он выделил последнее слово, повторяя за ней, – на этом.
Лара отступила к порогу. Свет из гостиной очерчивал ее силуэт, словно ей предстояло не просто уйти, а раствориться, рассыпаться на невидимые частички. Исчезнуть.
Дима смотрел на нее, не отрываясь, подмечал без всякого намерения каждый симптом охватившего ее страха: поза сломленного, не желающего бороться человека, подрагивающие руки, не находящие себе места, хаотично блуждающий взгляд, что она пыталась спрятать от него, – они выдавали ее с головой. Ужас был в том, что Дима все равно ничего не мог поделать. Не мог ее убедить.
– Мне это не нужно, понятно?
– Это бред. Все, что ты сейчас говоришь, это бред. – Не желая примиряться с провалом, он продолжал что-то отвечать в последней попытке остановить, заставить задуматься, признаться. Выбрать его, а не свой страх. – Чего ты боишься? Это важнее, чем… Мы с тобой справимся. Я уверен, что справимся. Лара, пожалуйста.
– Нет. Мы договаривались: никаких истерик. Я сказала, что мы расходимся, значит, мы расходимся. Это все.
Дима усмехнулся. К черту. Он сказал все, что мог.
– Как пожелаешь. – Их взгляды наконец встретились, сердце трепыхнулось в груди, убеждая его рвануть к Ларе в последний раз, но Дима остался на месте. – Никаких истерик. Можешь идти.
Ничего не ответив, Лара вышла из комнаты. Дима запретил себе идти следом.
На этом, действительно, все.
