Текст книги "Камень преткновения"

Автор книги: Диана Палмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Но покорил ее Кэд не столько силой и мужественностью, сколько добротой. Он любил людей и не оставался равнодушным к их нуждам. Любил животных, любил природу. Готов был приютить заблудившееся животное или какого-нибудь бездомного бродягу. Выручить попавшего в беду пастуха-ковбоя или дать денег оставшемуся без гроша путнику, а сам потуже затянуть пояс. Суровый и жесткий, с нелегким характером, он в то же время был чутким и легкоранимым. Под любой маской умел распознать истинную сущность человека. И еще умел достичь поставленной цели, если даже ради этого приходилось идти на риск. В общем, его недостатки вполне уравновешивались достоинствами. И Бесс удивлялась, что он до сих пор не женат. Она знала двух женщин, с которыми у Кэда была связь. Незадолго до ее двадцатилетия у него появилась какая-то разведенная дама. Эта связь оказалась продолжительнее других, и прошел слух, будто Кэд наконец-то попал на крючок. Но не тут-то было. Разведенная дама неожиданно покинула Коулмен-Спрингс, и никто из Холлистеров о ней больше не вспоминал. Если с тех пор у Кэда и были какие-то женщины, он тщательно скрывал это от семьи, друзей и знакомых.

Сама Бесс не заводила поклонников, но, чтобы отвлечь внимание матери от Кэда, которого та ненавидела, изредка встречалась с кем-нибудь из немногочисленных знакомых мужчин. Но никто из них, по мнению Бесс, не шел ни в какое сравнение с Кэдом, и с ее стороны было жестоко водить их за нос, когда она ничего не могла им предложить. Бесс во многих отношениях была наивна как ребенок, однако Кэд, видимо, полагал, что характер у Бесс такой же утонченный, как и внешность. И здесь он ошибался. Знал бы он, как давно она его хочет…

Бесс закрыла глаза и постаралась расслабиться. Прочь воспоминания! Надо хоть ненадолго уснуть. Завтра похороны. Ее бедного отца закопают в землю, и тогда, возможно, им с матерью удастся, как говорится, завязать все узелки и взвалить на свои хрупкие плечи выпавшее на их долю тяжелое испытание – покинуть дом и попытаться начать жизнь с нуля. Такая попытка сама по себе была вызовом судьбе, и Бесс не знала, справятся ли они с ситуацией.

Глава 4

Как Бесс и ожидала, на скромную панихиду собралось довольно много народу, здесь были не только друзья и соседи, но также журналисты и фоторепортеры со всего штата. Позади всех Бесс заметила высокую, исполненную достоинства Элайз Холлистер со своими тремя сыновьями. Она встретилась с ней взглядом, и та ласково улыбнулась. Бесс не удержалась и взглянула на Кэда. Он стоял мрачный, в темном костюме, рядом с матерью и братьями, Грегом и Робертом, выделяясь своим огромным ростом. Общительный рыжеволосый Роберт был полной противоположностью Грега и Кэда. Педант-книжник Грег занимался бухгалтерией. Он был пониже Кэда, светловолосый и не такой властный, как старший брат. Бесс отвела взгляд от Кэда и стала прислушиваться к молитве священника, звучавшей на фоне приглушенных рыданий Гэсси.

Церковное кладбище вокруг пресвитерианской церкви, с надгробиями, восходившими к эпохе Гражданской войны, было расположено на небольшом холме, с которого открывался вид на блестевшую вдали реку. Здесь покоились все Сэмсоны. Вокруг росли могучие дубы, мескитовые деревья и стояла тишина. Лучшее место для вечного покоя трудно было найти. Фрэнк Сэмсон был бы доволен.

– Бедный Фрэнк, – всхлипывала Гэсси, прижимая к губам носовой платок, когда они уходили с кладбища. – Мой бедный, бедный Фрэнк… Как нам без него жить?

– Экономно, – спокойно проговорила Бесс. Все слезы она выплакала еще накануне. И теперь думала о предстоящих юридических формальностях, связанных с их банкротством. Девушке никогда не приходилось заниматься финансовыми делами, но было ясно, что действовать ей придется самостоятельно, без оглядки на Гэсси.

Она помогла матери сесть в лимузин, и, когда откинулась на сиденье, шофер включил двигатель. На репортеров, нацеливших на них все свои камеры, Бесс не обращала никакого внимания. В черном костюме, с волосами, стянутыми в тугой пучок, бледная, без каких бы то ни было признаков косметики, она выглядела весьма утонченной. Еще утром Бесс решила, что ее скромный вид вряд ли привлечет репортеров. И не ошиблась. Зато Гэсси охотно позировала в своем черном кружевном платье, с фальшивыми бриллиантами в ушах, вокруг шеи и на запястье. Настоящие бриллианты давно были проданы, и Гэсси довольствовалась подделками, но фоторепортеры об этом не знали. Бесс шокировало, что свое горе мать превратила в настоящий спектакль, и она старалась не смотреть на нее. Гэсси способна была превратить в спектакль все, что угодно. И хотя, выйдя замуж за Фрэнка Сэмсона, бросила сцену, театральность осталась в ее натуре.

– Я не хочу продавать дом, – решительно заявила Гэсси, метнув взгляд на дочь. – Неужели нет другого выхода?

– Можно продать его с правом на аренду, – заметила Бесс. – И тогда внешне ничего не изменится, если это имеет для вас какое-то значение.

– Что с тобой происходит, Бесс? – Гэсси побагровела.

– Я просто устала, мама, – ответила девушка. – Устала и изнемогаю от горя и стыда. Я любила отца. И его самоубийство для меня настоящий удар.

– И для меня тоже, – пробормотала Гэсси.

– Неужели? – Бесс повернулась и пристально посмотрела на эту маленькую, хрупкую женщину, удивляясь собственной дерзости. После мучительной церемонии похорон всякие условности казались ей просто нелепыми. – Разве не вы довели его до самоубийства своими непомерными претензиями? Драгоценности, меха, дорогие курорты! На все это честным путем не заработаешь.

Гэсси залилась краской и отвернулась к окну, приложив к глазам платок.

– Как ты можешь так говорить со своей несчастной матерью в этот тяжелый момент…

– Простите меня! – Бесс пошла на попятную. Так было всегда. Она не могла противостоять Гэсси.

– Совершенно не понимаю, Бесс, что с тобой происходит в последнее время, – с величественным негодованием заметила Гэсси.

– Я очень обеспокоена, – ответила Бесс. – Просто не представляю себе, как расплатиться с людьми, все потерявшими из-за папы.

Брови Гэсси поползли вверх, и она воскликнула:

– Расплатиться? С какой стати? Ведь не мы брали у них деньги, а твой отец. Но он умер.

– Это ничего не меняет, неужели не понимаете? – спокойно возразила Бесс. – По закону данные им обязательства обеспечиваются его имуществом.

– Я так не считаю, – холодно произнесла Гэсси. – Допустим, какую-то часть долгов нам следует заплатить. Но ведь жизнь твоего отца была застрахована…

– В случае самоубийства, – голос Бесс дрогнул, – страховка не выплачивается. – Девушка до сих пор не могла без содрогания вспомнить лежавшего в луже крови отца и закрыла глаза. – Так что на страховку надеяться нечего.

– Что ж, пусть всеми этими делами займется поверенный, – вздохнула Гэсси. – Ему за это платят. – Она стряхнула нитку со своего жакета. – Мне уже нужен новый костюм. Пожалуй, пройдусь завтра по магазинам.

Бесс до боли захотелось оказаться в этот момент за тысячу миль отсюда. Она и так не могла справиться с обрушившимся на них горем, а тут еще Гэсси… Отец как-то ухитрялся ладить с женой, по крайней мере Бесс так казалось. Баловал он и Бесс. Но она быстро взрослела.

Бесс попросила шофера по пути домой высадить их около конторы адвоката и отпустила, сказав, что потом они возьмут такси, но шофер заявил, что дождется их, и эта доброта тронула Бесс до слез. Тем более что она не знала, сколько придется заплатить за такси.

Поверенный Дональд Хьюз, симпатичный, с голубыми глазами и добрым сердцем, был не только поверенным, но и другом семьи. Он радушно принял Бесс и Гэсси и стал объяснять им, что следует делать.

– Как я уже говорил, дом придется продать, – сказал он, переводя взгляд с матери на дочь.

Бесс кивнула:

– Мы готовы к этому. Кроме того, у мамы еще остались драгоценности…

– Я не стану продавать последние драгоценности, – прервала ее, подавшись всем телом вперед, Гэсси.

– Но это необходимо, – продолжала Бесс.

– Нет, – отрезала Гэсси. – И не будем к этому возвращаться.

Девушка вздохнула:

– Я могу продать свои.

– Только не жемчуг двоюродной бабушки Дори! – воскликнула Гэсси. – Это я тебе категорически запрещаю!

– Он скорее всего фальшивый, – заметила Бесс, избегая взгляда матери. – Бабушка Дори любила недорогие украшения, вы же знаете.

Бесс ошибалась. Это выяснилось уже на следующий день, когда она отнесла жемчуг к ювелиру и была ошеломлена названной им суммой. Но ни поверенному, ни матери она ничего не сказала. В отношении этого жемчуга у нее были свои планы.

– Очень жаль, жемчуг был бы весьма кстати, – тихо заметил Дональд. – Теперь об акциях, облигациях и ценных бумагах…

Когда были расставлены все точки над i, Бесс поняла, что они полностью обанкротились. Кредиторы, согласившись на возмещение в размере пятьдесят центов за доллар, вернут себе хоть что-то, а Бесс и Гэсси не останется ничего. Картина жертв и лишений, которую нарисовал Дональд, показалась весьма мрачной, по крайней мере Гэсси.

– Я покончу с собой, – воскликнула она с театральным пафосом.

Бесс пристально посмотрела на мать.

– Великолепно, – взорвалась она, сломленная горем. – Только этого мне не хватало. Два самоубийства в семье меньше чем за неделю.

Гэсси, похоже, устыдилась.

– Простите меня, – пробормотала она.

– Все не так плохо, как кажется, Гэсси, – мягко произнес Дональд. – Вы и не представляете, сколько людей искренне вам сочувствуют. Я вчера собственными ушами слышал, как старый Джейми Григгс восхищался вашим самообладанием.

– Правда? – улыбнулась Гэсси. – Как это мило с его стороны…

– Кстати, Бесс права. Можно продать дом с правом на аренду, при условии, что вам удастся найти покупателя. – Выставьте его на продажу и посмотрите, как пойдет дело. А пока подпишите несколько документов.

– Хорошо, – согласилась Гэсси, просияв при мысли о том, что останется в своем доме.

– А как быть с Холлистерами? – тихо спросила Бесс. – Вы же знаете, Кэд в трудном положении и надо вернуть ему все сполна. Он вложил самую крупную сумму, и несправедливо платить ему по пятьдесят центов за доллар.

– Пожалуй, – вздохнул Дональд. – Кэд здорово пострадал. Обычно он осторожен и не идет на большой риск, но на этот раз оплошал. И чем это для него обернется, одному Богу известно. Его ждут трудные времена, если он не вернет свои деньги. А жаль, ведь его финансовые дела только-только начали поправляться.

– Но он сделал это по доброй воле, никто его не принуждал, – с негодованием заявила Гэсси.

– Да, это правда, – согласился Дональд. – Но с точки зрения закона он вложил деньги в гарантированную сделку. Фрэнк Сэмсон дал ему письменную гарантию, и теперь он сможет ее реализовать.

– Разве это не странно для такой рискованной сделки, как папина? – взволнованно спросила Бесс.

– Возможно, но у Кэда есть законные основания вернуть свои деньги. Все, до последнего цента.

– Выходит, до глубокой старости я буду ежемесячно посылать Кэду чек на десять долларов – рассмеялась Бесс, но тут же залилась слезами. Она была в полном отчаянии… Отец умер, семья опозорена и вдобавок долги, которые придется всю жизнь выплачивать, одной, без всякой помощи. Гэсси такая же опора, как сломанная трость. Она повиснет на Бесс тяжким бременем и, словно капризный ребенок, будет требовать красивые дорогие вещи, превратив жизнь Бесс в сущий ад.

– Не плачь, Бесс, встрепенулась вдруг Гэсси. – Все будет хорошо, дорогая.

– Разумеется, – всхлипывая отозвалась Бесс, прижимая к глазам носовой платок. – Простите меня. Я просто очень устала.

Дональд кивнул. Уж он-то хорошо знал, что ждет Бесс. С этой стареющей женщиной, ее матерью, девушка хлебнет горя.

Во второй половине дня соседи, следуя деревенскому обычаю, принесли Сэмсонам поесть, и Бесс возблагодарила Бога, что существует такой обычай. Элайз Холлистер прислала жареных цыплят и немного овощей, но сама не пришла. Не пришел и Кэд. Бесс недоумевала, но еду приняла с благодарностью. Мод помогла Бесс расставить на столе блюда с едой, после чего Гэсси, жалуясь на головную боль, отправилась в постель. Как только она ушла, Бесс достала жемчуг двоюродной бабушки Дори, села в машину и поехала к Холлистерам.

Она миновала несколько выгонов для скота, где внутри на ржавых серых столбах вдоль ограды была натянута проволока, с пропущенным через нее электрическим током. Дом Холлистеров, как уже было сказано выше, не блистал роскошью, но жить в нем было удобно. Бесс с любовью оглядывала обшитое белой вагонкой свежеокрашенное двухэтажное здание, а также террасу с двумя креслами-качалками и качелями. Вокруг дома росли могучие дубы и орех, а весной здесь всё буквально утопало в цветах, которые заботливо выращивала Элайз, благодаря чему и прославилась. Теперь же, в зимнюю пору, дом выглядел печально и уныло.

Поставив машину в подъездной аллее, Бесс пошла к дому. Уже стемнело, луна скрылась за тучи, но, к счастью Бесс, на террасе горел свет. Бесс шла медленно, размышляя о том, какой трудный выдался день. Но и вечер обещал быть не легче. Бесс даже не переоделась – на ней был тот же черный костюм, что и на похоронах, никакой косметики, волосы выбились из тугого пучка.

Прислушиваясь к звукам телевизора, доносившимся из глубины дома, Бесс постучала.

К ее удивлению, дверь открыла сама Элайз. У нее были такие же, как у Кэда, темные глаза, а волосы, некогда черные, поседели.

– Бесс, – ласково проговорила Элайз. – Что привело вас сюда?

– Мне нужно поговорить с Кэдом, – усталым голосом ответила Бесс. – Он дома?

Женщина проницательная, Элайз сразу же заметила зажатую в тонкой руке Бесс шкатулку для драгоценностей.

– Дорогая, мы пока не умираем с голоду, – проговорила она. – Пожалуйста, идите домой. У вас были трудные дни.

– Не надо, – прошептала Бесс, сдерживая слезы. – Не надо меня жалеть, я этого просто не вынесу. У меня сердце разорвется на части.

Элайз кивнула:

– Ладно. – Она выдавила улыбку. – Кэд в кабинете. Второй этаж, дверь справа. Мальчики смотрят телевизор, – добавила она, взглянув на дверь гостиной, – и вам не помешают.

– Благодарю вас. За все. Жареные цыплята были восхитительны. Мама тоже передает вам свою благодарность.

Элайз хотела что-то сказать, но вдруг осеклась, а потом проговорила:

– Это единственное, что я могла сделать. Хотела приехать сама, но сломалась машина и мальчики не смогли меня отвезти.

– Это не важно. Мы все равно вам очень благодарны, – тихо заметила Бесс. – Мне так хотелось бы научиться готовить!

– Напрасно Гэсси не позволяла Мод учить вас стряпать, – сказала Элайз.

Бесс вздохнула, потом сообщила:

– Мод уходит от нас в конце недели. Пришлось ее отпустить. – Бесс попыталась улыбнуться. – Постараюсь сама научиться готовить. Сожгу несколько обедов, но в конце концов что-нибудь получится.

– Разумеется… Если мы можем чем-нибудь помочь…

– Спасибо. – Бесс коснулась плеча Элайз, повернулась и пошла по длинному коридору, поднялась на второй этаж и постучала в дверь справа.

– Войдите.

Голос Кэда звучал устало и раздраженно. Это не прибавило Бесс храбрости. Она вошла и в изнеможении прислонилась к двери. Затем оглядела комнату с потертым линолеумом на полу и такими же потертыми коврами. В общем, кабинет Кэда не шел ни в какое сравнение с кабинетом в Спэниш-Хаусе. Кресла выцвели от времени, а картины на стенах восходили к двадцатым годам. На письменном столе, заваленном бухгалтерскими книгами и бумагами, стояла небольшая лампа.

За столом, склонившись над бумагами, сидел Кэд. С минуту он не поднимал головы, и Бесс потрясло выражение крайней усталости на его лице. Теперь вся ответственность за ранчо и за семью лежала на нем. Как, должно быть, он ненавидел Сэмсонов за то, что они с ними сделали, грустно подумала Бесс.

Кэд наконец поднял голову, и, когда увидел Бесс, к выражению усталости на его лице добавилась горечь.

– Хэлло, Бесс, – приветствовал он ее не без удивления. – Светский визит?

– Думаю, вы охотно спустили бы меня с лестницы, если бы я осмелилась явиться со светским визитом после того, что мы вовлекли вас в такую историю, – виновато проговорила Бесс, ставя на стол шкатулку.

– Что это? – спросил Кэд.

– Жемчуг двоюродной бабушки Дори, – тихо ответила девушка.

Кэд вскинул брови, взял шкатулку, открыл ее и едва не зажмурился от сияния старинного розового жемчуга, которому цены не было. Бесс видела, что Кэд потрясен, хотя ни единый мускул не дрогнул на его лице.

– Ваш поверенный знает о нем? – спросил Кэд, сверля ее взглядом.

Бесс отвела глаза.

– Я решила, что это необязательно, – уклончиво ответила она. – Затея папы обошлась вам дороже, чем другим кредиторам. А этот жемчуг возместит вам все до последнего цента.

– Он стоит гораздо дороже – закрывая шкатулку и ставя ее на стол, резко заявил Кэд. – Это фамильные драгоценности. Наследство ваших будущих детей.

Бесс остановила взгляд на видневшейся из-под его расстегнутой голубой рабочей рубашки груди.

– Вряд ли у меня когда-нибудь появятся дети, – возразила она. – Так что жемчуг мне ни к чему.

– Он пригодится вашей матери, – сказал Кэд, вставая из-за стола. – И я ни за что не поверю, что она одобрила ваш поступок. Думаю, вы даже не сказали ей, что принесете мне эту шкатулку.

– Ей сейчас не до меня, – робко проговорила Бесс.

Кэд медленно обошел стол, сел на край и закурил. Джинсы плотно облегали его крепкие мускулистые ноги и узкие бедра. Бесс не могла отвести от него восхищенных глаз.

– Что у вас останется после того, как вы расплатитесь с долгами?

– Мы не расплатимся, – просто ответила Бесс, завороженная его мужественностью, с трудом сдерживая желание подойти к нему поближе. Сердце ее билось так сильно, что, казалось, сейчас выскочит из груди.

– Я сказал вашему поверенному, что готов согласиться на пятьдесят центов за доллар, – тяжело дыша, произнес Кэд, всматриваясь в лицо Бесс, – хотя это не самый лучший вариант.

– Мне следовало догадаться, что вы это сделаете.

– Зачем тогда вы принесли мне жемчуг? – тихо спросил он. – Неужто думали, что я соглашусь уладить дело таким образом?

Бесс улыбнулась:

– Я не была уверена, но надеялась. Вы первый и главный участник сделки и потеряли гораздо больше других. Я не хочу, чтобы вы лишились Лэриета.

– Это мне не угрожает, – бросил Кэд. – Я найду способ его сохранить.

Взгляд Бесс скользнул по его запыленным башмакам. Он постоянно был в трудах. С лица его не сходило холодное, насмешливое выражение, но в глазах таилась тоска, и Бесс чувствовала, что под маской равнодушия скрывается горячее, жаждущее любви сердце. Но это сердце Кэд Холлистер держал на замке и никому не открывал. В том числе и Бесс.

Это давалось ему нелегко. Сейчас на юном лице Бесс можно было прочесть все ее чувства. Кэда сводила с ума сама мысль о том, что уже много лет Бесс буквально боготворит его. Но слишком много было причин, не позволявших ему поддаться ее обаянию, хотя Кэда неудержимо влекло к этой девушке. Ее мать была уверена в благоразумии Бесс. И хотя теперь они стали нищими, Бесс в отличие от Кэда с самого рождения была создана для роскоши. К тому же на нем лежала ответственность за Лэриет и семью, тем более сейчас, когда из-за отца Бесс он потерял все, что имел.

В общем, Кэд счел своим долгом сделать все, чтобы Бесс охладела к нему. Однако по-прежнему читал в ее наивных глазах обожание и с трудом сдерживал свою страсть. Доведенный до неистовства, он однажды так жестоко унизил ее, что до сих пор чувствовал угрызения совести. Тогда было просто необходимо заставить Бесс не думать о нем, но теперь…

Кэд неожиданно встал со стола, и Бесс невольно отпрянула. Без всякой видимой причины это разозлило Кэда.

– Бога ради! – взорвался он с пылающим взглядом.

Бесс, закусив нижнюю губу, во все глаза с опаской смотрела на Кэда.

Кэд видел, что она испугалась, и это вызвало в нем приступ ярости. Он испытывал неодолимое желание схватить ее в объятия и до смерти зацеловать, чтобы она задохнулась – не от страха, от наслаждения. И сознание того, что он не вправе этого сделать, сводило его с ума.

– Не тряситесь так, дорогая, – язвительно произнес он. – Вряд ли найдется мужчина, способный опьянеть от страсти к вам.

Кэд уже говорил ей об этом, и Бесс ничуть не обиделась. Она лишь потупилась, и на лице ее появилось несчастное выражение.

– Я знаю, – сказала она. Не возмутилась, не возразила, и это привело Кэда в еще большее бешенство. Она была так дьявольски уязвима…

Девушка смотрела на него своими кроткими карими глазами, в которых Кэд прочел призыв. Этот взгляд обжег его, парализовал его волю, он стал терять контроль над собой. Неожиданно он положил руку ей на предплечье и прижал к себе так, что она почувствовала тепло его мускулистого напряженного тела. На широкой груди, в завитках темных густых волос, словно бриллианты, сверкали капельки пота.

– Это лучшее, что вы можете предложить? – серьезно спросил Кэд севшим голосом. Его глаза были совсем близко, и это потрясло Бесс. Кэд же, увидев, что она в замешательстве, проклинал себя за свой дурацкий вопрос. Девушка не поняла, что он имел в виду, до того была наивна.

– Вы имеете в виду жемчуг? – спросила Бесс. – Увы, это единственное, что осталось, и еще несколько маминых драгоценностей…

Кэд смотрел на нее с нескрываемым презрением.

– И разумеется, ваша мама не откажется от своих сокровищ, даже для уплаты долгов, не правда ли?

Бесс так устала, что у нее даже не было сил защищать свою мать от нападок Кэда.

– Кэд, неужели вы не можете поговорить со мной о чем-нибудь другом и оставить в покое мою мать? – спросила она с мольбой в огромных глазах.

Кэд видел, что она в полном изнеможении. По ее лицу разлилась бледность. Слишком тяжкое бремя пришлось взвалить этой юной девушке на свои хрупкие плечи. Мать словно пиявка высасывала из нее кровь, лишая девических радостей.

Темные глаза Кэда так сузились, что стали похожи на щелки. Неужели, думал он, Бесс не понимает, что он не столько нападает на Гэсси, сколько защищает Бесс? Кэд не мог оторвать взгляда от ее рук, от пышных грудей и бедер. Он понимал, что она чувствовала, видел, как хотела его. Как затрепетала под его взглядом.

Охваченный желанием, он тем не менее не мог дать себе волю. Мешали воспоминания о ее роскошной, богатой жизни и разрушившее эту жизнь внезапно свалившееся на нее несчастье. Да, в ее нынешнем состоянии он легко мог одержать над ней победу. Но травмировал бы ее душу еще больше, чем Гэсси. Бесс не устояла бы перед ним.

Кэда возбуждало желание, пылавшее в ее обычно кротких глазах, и он понимал, что может случиться непоправимое, если он сейчас же не выпроводит ее.

Но он был не в силах сделать это, наслаждаясь исходившим от нее запахом жасмина, завороженный ее восхитительным взглядом. Он был для нее божеством. Он читал в ее невинных глазах не только желание, но и настоящую искреннюю любовь и, не удержавшись, отвел с ее длинной, изящной шеи прядь мягких, шелковистых волос. Даже в строгом черном костюме и ослепительно белой блузке она выглядела необычайно соблазнительно. Уделяй она немного больше внимания своей внешности, была бы настоящей красавицей. Но мать не научила ее ухаживать за лицом и волосами и хорошо одеваться, опасаясь, что девушка затмит ее своей красотой. Кэд в отличие от Бесс это понимал.

Стоило ему коснуться ее волос, как Бесс остановила на нем долгий страстный взгляд и слегка приоткрыла губы.

– Вы хотите меня, не правда ли? Очень хотите, – тихо произнес Кэд, гипнотизируя ее своими темными глазами.

Бесс ног под собой не чуяла от счастья. Сбывалась ее заветная мечта. Его рука ласкала ее волосы, глаза были устремлены на ее мягкие, нежные губы… У Бесс задрожали коленки. Кэд видел, как возбуждена Бесс, в то время как ее не покидала мысль, выдержит ли она еще одно унижение.

– Кэд… не надо, не делайте этого, – прошептала охваченная дрожью Бесс, когда его пальцы скользнули к ее губам.

– Что я не должен делать, Бесс? – хрипло спросил он, теряя над собой контроль, опьяненный запахом ее тела. Он машинально перебирал пальцами бусинки ее ожерелья, слегка касаясь нежной бархатистой кожи и вызвав у Бесс целую бурю неизведанных ощущений.

– Я не могу больше, не выдержу, – прерывисто шептала Бесс.

Кэд взглядом ласкал ее красиво очерченные, слегка припухшие от разгоравшейся страсти, чуть приоткрытые губы. Полуопущенные веки не могли скрыть блеска ее глаз. У Кэда перехватило дыхание, когда Бесс облизнула пересохшие губы.

Все больше возбуждаясь, Кэд скользил пальцами по ее атласной шее и, подойдя к Бесс вплотную, ощутил ее груди.

Бесс подняла на Кэда полные восторга и надежды глаза. Огонь страсти разгорался в ней все сильнее. Но Кэд, вместо того чтобы прильнуть губами к ее губам, дразнил ее легкими прикосновениями пальцев.

Вдруг он склонился к ней и вкрадчиво спросил:

– Что бы вы отдали за один мой поцелуй, Бесс? – Голос его показался девушке слишком низким, чужим и незнакомым.

Она ощутила на своих губах его дыхание и, забыв о девичьей гордости и вообще обо всем на свете, прерывисто дыша, прошептала:

– Все, все! Разве вы не знаете? Решительно все, Кэд!..

Она положила руки ему на плечи, впилась в них ногтями и прижалась к нему. Годами сдерживаемое желание готово было выплеснуться наружу. Стоило ему склониться к ней, прильнуть губами к ее нежным, податливым губам, обнять ее, ощутив ее тело, и сбылась бы заветная мечта Бесс, а он овладел бы женщиной, которая долгие годы берегла для него свою любовь, чистую, непорочную. Для него одного.

И он склонился к ней, его дыхание слилось с ее дыханием, ее тело жаждало слиться с его телом. Но в этот последний момент чувство долга взяло верх над эмоциями.

Бесс еще ребенок, маменькина дочка.

Эта мысль вернула его к действительности. Да, Бесс хочет его, жаждет испытать новые ощущения. Кэд для нее – божество, предмет обожания, и она ослеплена своей иллюзией. Но ее мечты идут вразрез с его мечтами. Пройдут годы, прежде чем он сможет дать волю своим чувствам.

Он поднял голову, и его рука бессильно повисла, оторвавшись от нежной шеи Бесс.

– Нет, – проговорил он. В его голосе не было грубости. Но это единственное слово заставило Бесс отпрянуть и залиться краской.

Бесс глубоко вздохнула и, откинув с лица непокорную прядь своих медово-каштановых волос, старалась заглянуть в темные глаза Кэда. Только сейчас осознав, что она фактически предлагала Кэду заняться любовью, Бесс ощутила жгучий стыд.

– Вы слишком молоды и слишком наивны для такого мужчины, как я, Бесс, – холодно, с трудом подбирая слова, проговорил Кэд. – Отправляйтесь домой, вас ждет мать.

Не оборачиваясь, он взял стоявшую позади него на столе шкатулку с жемчугом и бросил ее Бесс с таким видом, словно там был не драгоценный жемчуг, а игральные камешки.

Дрожащими руками Бесс поймала шкатулку. Он не хочет ее. Это не новость для девушки. Он просто играет с ней, насмехается, как и тогда, три года назад. Только еще более жестоко. Потому что сегодня она показала, как страстно желает его.

Волна горя и стыда захлестнула Бесс, и, не в силах смотреть на него, она закрыла глаза. Потом справилась наконец с собой и уже спокойным тоном сказала:

– Если вы не возьмете жемчуг, то получите всего по пятьдесят центов за доллар, как и остальные участники сделки.

– Я давно порвал договор, подписанный вашим отцом, – резко заявил он. – Так что зря вы сюда ехали, только бензин израсходовали.

– Еще одно унижение… – чуть слышно проговорила Бесс.

– Какое еще унижение? – спокойно спросил он. – Я знаю, что вы хотите меня, и знал об этом всегда.

Бесс отвернулась, чтобы он не видел заструившиеся по щекам слезы.

– Как бы то ни было, вы получите свои деньги, Кэд. Все, до последнего цента, – сказала она неуверенно.

Ее голос показался Кэду каким-то чужим, к тому же он не мог остаться равнодушным к ее слезам. А мысль о том, что, отвергнутая им, она найдет другого мужчину, привела Кэда в ярость.

– Надеюсь, вы не наделаете глупостей? – спросил он, шагнув к Бесс.

– Что вы имеете в виду?

– Не позволите, к примеру, Гэсси отдать вас замуж за какого-нибудь жирного, плешивого миллионера, только для того, чтобы вернуть мне деньги.

Бесс тяжело вздохнула, когда, отступив на шаг, коснулась спиной дверной ручки.

– Вам-то какое до этого дело? – вскричала она в отчаянии. – Вы же не хотите меня и никогда не хотели. Зачем же играть со мной, как с попавшейся на крючок форелью? Вы очень жестокий, Кэд, и мне кажется, я вас ненавижу!

Кэд и бровью не повел. Только глаза злобно блеснули. Он вскинул голову и холодно улыбнулся:

– В самом деле? Почему же вы так жаждали моих губ? Тоже из ненависти?

Вмиг ее залитое краской лицо стало мертвенно-бледным. Она, как всегда, отступила, закрыв от стыда глаза.

– Нет. Но мне очень хотелось бы вас ненавидеть, – запинаясь ответила она. – Я пыталась долгие годы… – Она сморгнула навернувшиеся на глаза слезы. – А сюда пришла потому, что переживаю вашу потерю и хотела помочь вам. Но вы даже помощь мою отвергли. Я знаю, вы меня не хотите. И всегда это знала. Мечтала быть красивой, чтобы вы желали меня, а я вас оттолкнула. Тогда вы поняли бы, что такое страдания, как поняла это я!

Бесс толкнула дверь и выбежала в коридор. Сердце ее было разбито. Кэд отвратителен, жесток, холоден как лед. Она больше не хочет его. Она его ненавидит…

Увы! Она любит его! Его губы… они сулили ни с чем не сравнимое блаженство… И она жаждала их, охваченная неистовым желанием. Но для него это было всего лишь игрой. И он ушел, оскорбив ее снова насмешкой!..

Некоторое время Кэд смотрел на закрывшуюся за девушкой дверь. Он ненавидел себя за свою жестокость. Перед глазами все еще стояла униженная, несчастная Бесс. Но ведь он не хотел ее унижать, хотел защитить, в частности и от самого себя. Достаточно было одного поцелуя, чтобы он перестал владеть собой. А сейчас ему меньше всего нужна была связь с Бесс, не сулившая ничего хорошего и совершенно безнадежная.

Лицо Кэда пылало, когда он выскочил из комнаты. Проклятая жизнь! Не в его правилах было извиняться, но он хотел как-то утешить Бесс, чье сердце ранил с такой беспощадностью.

В холле он увидел Бесс, которая рыдала, уткнувшись в плечо его матери.

В глазах Элайз, когда она бросила взгляд на сына, Кэд прочел участие и сострадание и в то же время укор, который видел только что в глазах Бесс. Он посмотрел на мать, потом на плачущую Бесс, вернулся в кабинет и тихо притворил за собой дверь. Никогда, пожалуй, он еще не совершал в жизни таких ужасных и, как ему казалось, непоправимых ошибок.

– Ну же, ну, – тихо приговаривала в это время Элайз, гладя выбившиеся из пучка и рассыпавшиеся по спине мягкие волосы Бесс. – Все образуется, дорогая.