Текст книги "Между домом и роддомом (СИ)"

Автор книги: Диана Ольховицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Я буду мамой!

Пациентки в гинекологии были разные, как по возрасту, так и по диагнозу. Беременные занимали всего две палаты из двенадцати, остальные предназначались для женщин с различными гинекологическими проблемами.

В  нашей пятой палате постоянными жительницами были только мы с Машей. Но нам постоянно подселяли временных соседок.

Среди них были небеременные пациентки, кому не хватило места в обычной палате. Эти ночевали одну-две ночи, а потом переводились на освободившиеся места. Периодически появлялись беремяшки с назначением на дневной стационар: они ходили на процедуры несколько раз в неделю и просто оставляли в палате вещи.

Уже через несколько дней мы с Машей безошибочно определяли беременных: даже на самом маленьком сроке, когда животика нет совсем, особое положение выдают глаза – они словно светятся изнутри.

У очередной новенькой глазищи сияли так, что казалось, способны были осветить небольшую планету. Новая соседка была миниатюрной шатенкой с тонкими чертами лица.

– Вера, – представилась она. – А вы беременные, да? Мне сказали – это палата для беременных.

–Беременные, – улыбнулись мы с Машей. – А вы?

– Я тоже скоро стану мамой! – гордо поведала она.

– А какой срок?

– Никакой. У меня первичное бесплодие, еще десять лет назад диагноз поставили.

Тут Вера улыбнулась какой-то невероятной, по-детски солнечной улыбкой и пояснила:

– Но мы с мужем оформляем документы на усыновление чудесного мальчика!

– Поздравляю! – одновременно выдохнули мы.

«Удивительно, – подумала я про себя. – Насколько ожидание материнства меняет женщину. Даже если без физиологии, а только на душевном уровне».

Маша несколько минут помолчала, а потом начала осторожно:

– Усыновление – серьезный шаг. Вы точно все возможные способы родить испробовали? Я почему спрашиваю – тоже восемь лет забеременеть не могла: три операции прошла, таблеток вагон съела, а каких мне только процедур не делали… Но вот наконец – долгожданная беременность, причем – естественным путем.

– Здорово! – порадовалась Вера.

– Нам за эти восемь лет тоже несколько раз усыновление предлагали. Но муж, как услышал, отказался наотрез. Мол, дети-отказники  – это же понятное дело от кого, родители у них малолетние проститутки, воры и наркоманы.

Маша встретилась глазами с Верой и подняла раскрытые ладони:

– Нет-нет, лично я так не считаю! И с мужем тогда поругалась по-крупному. Не у всех малышей из детского дома родители преступники и асоциальные личности, а даже если и так – ребенок-то чем виноват? И так я мужа раздолбала, что он вроде усовестился: «Ну, хорошо, давай посмотрим, подумаем».  Но я потом от коллеги по работе такую историю услышала, что так и не решилась на усыновление.

– Какую еще историю? – взыграло во мне любопытство.

– Да у барышни из соседнего отдела тоже никак не получалось завести ребенка, – вздохнула Маша. – Взяли они с мужем приемного. Кстати, очень хорошенькую девочку, видела Ленкину фотосессию с дочкой – просто две принцессы. Но пока Ленка дочкой занималась: водила по кружкам, репетиторам да театрам – ах, ребенок никогда не видел «Золушку»! – муж преспокойно завел себе любовницу. А любовница не будь дурой – забеременела. Так муж Ленке прямо так и заявил: «Нафига ты мне сдалась с чужим ребенком, у меня скоро свой будет». Вот и осталась Ленка с дочкой одна.

– Ну и урод! – возмутилась я. – И, думаю, такой бы и родного ребенка бросил без зазрения совести.

– Вот-вот, Ленка тоже так сказала, – согласилась Маша. – Но мне что-то после этого случая стремно стало. Мой тоже на красивых баб падкий, вместе по улице идем, так он каждую мини-юбку глазами провожает. Правда, на горячем не ловила, и мне клянется, что ни-ни, но побоялась я детдомовца брать. А тут третья операция оказалась успешной и я, слава Богу, забеременела.

Маша перехватила взгляд Веры и быстро-быстро добавила:

– Не подумай, я не отговариваю. И думаю, у вас все будет по-другому – хорошо.

– Меня не отговоришь! – звонко рассмеялась Вера. – И подобных историй я выслушала немеряно. Мужу я привыкла доверять, мы вместе уже почти двадцать лет, со школы еще. Да и по здоровью мы с ним близнецы-братья – у него тоже бесплодие.

Вера небрежным жестом откинула со лба волосы и продолжила:

– А по врачам мы набегались будь здоров: и по нашим, и за границу ездили. Папа по своим связям устроил нам консультацию у одного профессора. Там уж такое светило медицины, к нему в очередь за три года записываются. Профессор все наши анализы-заключения посмотрел, да и говорит: «Можно, в принципе, попробовать ЭКО с донорской спермой. А лучше еще и с донорской яйцеклеткой. Только это ведь все равно генетически не ваш ребенок будет. Чем гадать на кофейной гуще: выносите – не выносите, не проще ли взять готового из детдома?»

Вера улыбнулась:

– Муж тоже было заикнулся про плохую наследственность, а дедок этот, профессор, расхохотался в голос: «Какие же вы все смешные! Гены им у детдомовского ребенка не те! Зато у вас, надо понимать в роду одни графья да князья, а сами вы породистые из элитного питомника. И среди ваших вседостойнейших предков на двадцать поколений назад не затесалось ни пьянчужки, ни развратника, ни воришки мелкого». Тут мы с мужем переглянулись и молчим. Чего далеко ходить – дед-то мой по материнской линии запойным алкоголиком был. Бабулю бедную босиком на снег выгонял, по двору с топором за ней бегал. И у мужа родословная не лучше: родной дядька три ходки на зону имеет, а отец матери всю жизнь изменял.

– Да уж, в семье не без урода, – согласилась Маша. – Не зря эту пословицу народ придумал. Думаю, у любого, если копнуть, такие родственники обнаружатся.

– Вот и мы так подумали, – продолжила Вера. – И профессор поддержал. «Я, – говорит, – конечно, старый материалист и безбожник, таким и умру, но одно знаю точно: дети даются свыше. Кому-то через живот, а кому-то другим способом. Но все равно, ребенок – это дар. Вот и примите его таким и будьте благодарны».

Тут в палату вошла лечащий врач Ирина Ивановна.

– Вера Аркадина? – прочитала она на истории.

– Я, – отозвалась Вера.

– И с чем вы к нам пожаловали?

– Киста правого яичника, – вздохнула Вера. – Я два года назад уже оперировала кисту с левой стороны, теперь вот справа вылезла.

– Понятно. Жалобы есть?

– Да, все стандартно, как и в прошлый раз: живот болит, цикл нерегулярный, запоры постоянно.

– Вижу, гинеколог из поликлиники вам тоже кисту ставит, – согласилась Ирина Ивановна. – Вы УЗИ делали?

– У меня талончик через две недели, – пояснила Вера. – В поликлинике один аппарат УЗИ сломался, теперь на оставшемся всем делают, талонов не хватает. Но мне вчера так плохо стало, чуть сознание не потеряла. И сегодня голова кружится, живот болит, еще и выделения какие-то странные… Муж испугался и отвез меня в приемный покой.

– Правильно сделал, – похвалила Ирина Ивановна. – А то, не дай Бог, киста лопнет, начнется перитонит. Сейчас быстренько сделаем УЗИ, возьмем все анализы и на операцию.

– Вот, девочки, – после ухода врача Вера продолжила рассказ. – Поехали мы с мужем в детский дом. И встретили там Илюшу. Прямо сразу: увидели и решили, что это наш сын. Илюшке пять с половиной, очень ласковый ребенок, а соображает как – прямо на лету все схватывает. Только разговаривает плохо – будто полный рот каши. Но детдомоский логопед сказала, что это все можно исправить. Муж еще дополнительно привозил двоюродную сестру – она тоже логопед – и та подтвердила, что если делать специальную гимнастику…

– Артикуляционную? – подсказала я. – Мы со старшим такую делаем.

– Да, правильно, – обрадовалась Вера. – Делать артикуляционную гимнастику, массаж языка, выполнять домашние задания от логопеда – и речь полностью исправится. Мы с мужем уже почти все документы на усыновление собрали, а тут у меня эта болячка…

– Ничего, – убежденно сказала Маша. – Сейчас прооперируют и забудешь. Ребенку мама нужна здоровая.

– Аркадина, на УЗИ! – в палату заглянула постовая медсестра.

– Иду-иду! – Вера одернула халатик и вышла за дверь.

Вернулась она спустя полчаса сама не своя. Проскользнула в палату, как мышка, тяжело опустилась на кровать и рассеянно уставилась в окно.

– Вера, ты что? – испугались мы. –  Из-за УЗИ расстроилась? Что-то серьезное?

– Серьезное, – согласилась Вера. – Девочки, у вас валерьянка есть?

– У меня есть, в таблетках, – полезла я в сумочку.

– То, что надо, – Вера закинула в рот сразу две таблетки, налила в стакан минералки и сделала глоток. – Представляете, захожу я в кабинет УЗИ. А врач-узистка строгая такая, на носу очки, с порога как рявкнет: «Диагноз?» Я почувствовала себя студенткой первокурсницей на последней пересдаче. «Киста яичника», – лепечу. Она: «Будет вагинальный осмотр, раздевайтесь».

Вера неожиданно закашлялась, выпила еще воды и продолжила:

– Легла я на кушетку, глаза закрыла. Все равно монитор к врачу повернут, ничего я не увижу. Узистка датчик свой засунула, что-то там смотрит. И вдруг говорит мне таким загадочным-презагадочным голосом: «Вера, а вы замужем?» Я аж глаз открыла. «Да», – говорю. «А детки есть?» Мне тут обидно стало, документы же перед ней. «У меня первичное бесплодие, разве не видите, что в истории написано?» А врачиха философски так: «На заборе тоже слово из трех букв написано. А заглянешь – ничего интересного там нет». Медсестра из-за стола привстала, на экран глянула: «Ого! Вот это да!»

Вера залпом допила воду и поставила стакан на стол:

– Вот тут я, честно скажу, перепугалась до смерти. Думаю все, конец мой близко, что-то страшное обнаружили. «Ч-ч-ч-то там у-у-у меня, – шепчу, а губы дрожат, язык заплетается. – Как моя киста?» А врачиха с медсестрой переглянулись и смеются: «Нормально твоя киста, уже шевелится. Сейчас сама полюбуешься». Узистка монитор повернула ко мне, а там – головастик.

– Погоди… – обалдела я. – Ты что… беременная?

– Узистка сказала – тринадцатая неделя,– подтвердила Вера. – Она мне вместо УЗИ кисты первый скрининг сделала. Все параметры в пределах нормы, только плацентация низкая.

– Это ерунда, – поделилась я. – У меня третий ребенок и каждый раз низкая плацентация на маленьких сроках. Потом плацента поднимается и все хорошо.

– Узистка тоже так сказала, но предупредила, что нужно пока поберечься.

– Обалдеть! – выдохнула Маша. – Вот это сюрприз. Так тебе теперь можно никого не усыновлять, свой будет.

– От Илюши не откажусь, – твердо сказала Вера. – Он мой сын. Да мы и так планировали через годик еще одного ребенка усыновить.

– Ну, Аркадина, ну ты меня и удивила! – в палату зашла Ирина Ивановна. – Я тут тебе расписала: завтра сдаешь кровь на генетику и еще много всего. И, главное, больше отдыха и позитивных эмоций.

– Я и так самая счастливая в мире! – призналась Вера. – Главное, выносить…

– Выносишь, – строго сказала врач. – У меня и не такие вынашивали. Так что сделала глубокий вдох и настроилась на победу.

Веру я встретила примерно через год в детской поликлинике: она, как и я, стояла с трехмесячной дочуркой в процедурный кабинет на прививку.

С ними был хорошенький кудрявый мальчик лет шести, он так трогательно рассказывал маленькой сестренке, что прививка – это совсем не больно.

– Илюша? – улыбнулась я.

– Да, – удивился ребенок. – А откуда вы меня знаете?

– Твоя мама рассказывала. Молодец, ты очень хорошо разговариваешь.

– Еще не совсем, я звуки «р» и «л» путаю, – признался Илья. – Но тетя Юля сказала, что к школе подтянем. А потом она будет с Соней заниматься.

– А Соня тоже «р» и «л» не выговаривает?

– Она вообще ничего не говорит, – рассмеялся Илья. – Только плачет. Потом что она еще маленькая. Правда, Соня?

Соня ничего не ответила. Она старательно сосала пустышку.

Статистика

После утреннего обхода мы с Машей решили попить чаю с печением.

Я вскипятила чайник и достала из коробки два пакетика заварки. Маша разложила на тарелке несколько видов печения и вафли.

Тут у Маши зазвонил телефон.

– Привет! – весело ответила она. – Ты куда, звезда моя, пропала? На звонки не отвечаешь, вконтакт не заходишь.

Маша выслушала ответ и сделала большие глаза:

– Да ты что! Даешь, подруга! Молодец, поздравляю!

Она широко улыбнулась:

– И сколько неделек? Восемь? Ой, маленькие еще совсем. У меня уже почти тринадцать.

Она поговорила еще несколько минут, нажала отбой и радостно посмотрела на меня:

– Представляешь, моя подруга детства тоже беременная! Здорово, будем вместе гулять с малышами!

– Поздравляю, – улыбнулась я.

– Я в последнее время замечаю, что у нас какой-то бум рождаемости, – поделилась Маша. – В моем отделе из пяти девчонок двое беременных, соседка из квартиры напротив вообще на сносях – на днях родить должна, теперь вот еще и подруга.

– Это только так кажется, – рассмеялась я. – Ты сама беременная, поэтому обращаешь внимание на таких же, как ты. Когда с ребенком гуляешь – замечаешь, как много мамочек с детьми. А мама, когда ногу подвернула, рассказывала: «Иду, хромаю. Смотрю – вокруг многие хромают».

– Да нет же! – упрямилась Маша. – Беременных стало больше, я же вижу!

– А по статистике у нас в прошлом году рождаемость упала, – вздохнула я. – Отрицательный прирост населения.

– Ой, – скривилась Маша. – Вот только не надо про статистику. Я по работе как раз отчеты в статистику делаю, так что прекрасно знаю, какую там фигню пишут.

– А если проверка придет? – удивилась я.

– И что она проверит? – хмыкнула Маша. – Мы по закону ведем упрощенный учет. А статистика такие подробности в отчетах просит, которые мы и сами не знаем. Поэтому цифры им рисуем…

– С потолка? – подсказала я.

– Не, с потолка ненаучно. Мы используем старую проверенную формулу: «Два пэ четыре эс».

– Это еще что значит? – обалдела я.

– Пол, потолок, четыре стены, – со смехом пояснила Маша. – Поэтому извини, но в статистику я не верю. Можешь считать меня статистической атеисткой.

Маша размешала в чае сахар и взяла с тарелочки печение.

Тут в палату заглянула медсестра с пачкой бланков:

– Девочки, заполните анкеты, пожалуйста.

– Что еще за анкеты? – удивились мы.

– Это министерство опрос проводит. Для статистики. Не волнуйтесь, анкеты анонимные.

– Для статистики, значит, – многозначительно ухмыльнулась Маша.

Я подошла к медсестре и взяла два бланка. Быстро пробежала глазами вопросы и удивленно посмотрела на Машу:

– Это не для беременных анкета, а для каких-нибудь пациенток наркодиспансера! Вот послушай, вопрос: «Как часто вы курите?» Варианты ответа: «Один раз в день и реже», «Два раза в день», «Три раза в день и чаще».

– А варианта «не курю» нет?

– Нет, – подтвердила я. – Получается, он входит в вариант «Один раз в день и реже».

– А ну-ка дай сюда, – заинтересовалась Маша. Взяла бланк и начала читать следующий вопрос:– «Сколько половых партнеров было у вас за последний месяц?» Ответы: «Три и менее», «От трех до пяти», «Более пяти».

– И про алкоголь тоже самое! – рассмеялась я. – Варианта «не пью» нет! Самый безобидный – «выпиваю раз в день или реже».

– Ну вот! – Победоносно посмотрела на меня Маша. – Что я тебе говорила? Статистика – это лженаука! Знаешь, какой анализ можно сделать на основании этих анкет? Что у всех беременных в среднем по три половых партнера, что практически ежедневно мы опрокидываем по стопочке и выкуриваем по сигарете.

– Получается, что так…  Действительно, бред какой-то.

– Но даже если про рождаемость цифры верные, – убежденно заявила Маша. – То это данные прошлого года. В прошлом году мы с тобой не участвовали. А в этом участвуем, так что все будет хорошо.

У меня в голове начали сами собой щелкать цифры: сколько это детей нужно родить нам с Машей, чтобы исправить общероссийскую статистику? На цифре с четырьмя нулями я сбилась и расхохоталась в голос. При этом случайно задела кружку: свежезаваренный зеленый чай с жасмином выплеснулся на стол и бодро растекся по бланкам анкет.

Так что наших с Машей ответов в статистике по пьянству и курению беременных нет.

Молочная мама

Рано утром в палату вошла симпатичная кареглазая шатенка с аккуратным животиком. Она достала из сумки халат, быстро переоделась и уселась на свободную кровать.

– Вика! – представилась новенькая. – Меня из ЖК на дневной стационар отправили. Во сколько здесь обход?

– Часов в девять обычно, – зевнула Маша. – Но бывает и в десять.

– Это хорошо, – улыбнулась Вика. – Значит, до обеда должна управиться. Мне уже и анализы взяли, и укол сделали. Сказали подождать обхода и можно домой.

Вика поправила халатик и пояснила смущенно:

– У меня просто малая капризничает, от себя надолго не отпускает. А все потому, что пришлось от груди отлучить. Теперь Кристина боится, как бы маму совсем не забрали.

– А сколько вашей девочке? – заинтересовалась Маша.

– Почти два с половиной.

– Ого!  Это вы два с половиной года кормили грудью?

– Я бы и дальше кормила, – смутилась Вика. – Молока много было. Но забеременела вторым – врач строго сказала прекратить.

– Какая вы молодец, – вздохнула Маша. – Я тоже хочу кормить грудью, даже книжек про грудное вскармливание накупила, но боюсь – не получится. У мамы молока не было, мы с сестрой на смесях выросли. У сестры тоже детки – искусственники. Так и шутим, что в нашем роду коровы не молочные, а мясные.

– Это все предрассудки! – убежденно заявила Вика. – Есть, конечно, генетические особенности, но практически каждая мама может кормить своего ребенка. Главное – действительно этого хотеть.

– В книжке тоже так написано, – согласилась Маша. – Поэтому буду пробовать. Для ребеночка мамино молочко очень важно – это и здоровье, и положительные эмоции.

– И еще много чего. В нашей семье вообще к кормлению грудью особое отношение. Если бы у моей бабушки не было молока, то наша семейная история сложилась бы совсем по-другому. А точнее, нашей большой семьи и вовсе бы не было.

– Это какая-то семейная легенда, да? – у Маши загорелись глаза.

– Вроде того. Хотя события полностью реальные.

– А можете рассказать, а? – Маша погладила живот. – Обожаю истории из жизни. Раньше сериалы смотрела, а теперь терпеть их не могу – все там какое-то ненастоящее, надуманное, словно кусок пенопласта жуешь.

– Хорошо, расскажу, – Вика посмотрела на часы. – Тем более до обхода еще минут сорок.

Она устроилась на кровати поудобнее и начала рассказ:

– Бабуля моя после войны осталась совсем одна: отец на фронте погиб, а маму в Германию на работы угнали, там она и сгинула. Родственники тоже где-то по большой стране растерялись. Так что воспитывалась бабушка в интернате, и очень, кстати его хвалила: учителя там были сильные, а кроме обычных школьных предметов учили их и шить, и готовить, и даже правилам сервировки стола и этикету.

– Институт благородных девиц прямо, – позавидовала Маша. – Сейчас у нас не то, что в интернате – в обычной школе детей никаким практическим навыкам не учат. Племяшке по технологии сказали нарисовать на листе бумаги бутерброд и переписать из интернета рецепт, как его делать. Вот и все обучение.

– В интернате тоже свои проблемы были, – признала Вика. – И драки, и воровство, и разборки с местными. Но история совсем не про это. После окончания школы бабушка уехала по комсомольской путевке строить оросительный канал. Очень хотелось ей мир посмотреть, да и для родной страны пользу принести – так они тогда воспитаны были. Бабуля была точь-в-точь, как девушка из старых советских фильмов: комсомолка, активистка, хохотушка. Глазищи огромные, коса до пояса – парни по ней с ума сходили. А влюбилась в бригадира – тот тоже мужчина видный был. А уж ухаживал как – такие стихи писал, что в их в центральных газетах печатали. Говорил, подожди немного,  денег заработаю – закатим комсомольскую свадьбу да махнем на медовый месяц в Сочи. Да только все это оказалось обманом.

– Все они так говорят, – вздохнула Маша. – И у меня такой был – все подожди, да подожди, а потом выяснилось, что он и вовсе жениться не собирается. Пять лет из-за него потеряла. Надо же – времена меняются, а эти гады всегда одинаковые.

– Как бабуля забеременела, – продолжила Вика, – оказалось, что у бригадира на большой земле есть жена и трое детей. И он по-быстрому так рассчитался и уехал, даже с бабулей не попрощался.

– Сволочь! – припечатала Маша. – Это ж каким нелюдем надо быть, чтобы сироту обмануть. Ей же даже пойти некуда.

– Да, – согласилась Вика. – В интернат не вернешься, а в родном селе изба давно развалилась. В рабочем общежитии пообещали выселить – с детьми у них не положено было.

– Я бы с ума сошла, – вздохнула Маша.

– Я тоже не представляю, что бы я в такой ситуации делала. Но бабуля не отчаялась. Поплакала, конечно, пару дней, а потом решила, что теперь ее задача – воспитать ребенка достойным человеком. Собиралась пойти в дворники – там обещали коморку выделить.

– А потом потихоньку дослужилась до большого начальника, – предположила Маша. – Как в фильме «Москва слезам не верит».

– Бабуле больше повезло. Ей не пришлось своего счастья двадцать лет ждать. А все из-за грудного молока.

Вика опять взглянула на часы и продолжила:

– В положенный срок родила бабуля здоровую девочку и лежала в послеродовой палате. Палаты в то время были большие – по восемь человек, детки лежали отдельно – в детском отделении, их только на кормление приносили. Больница была провинциальная, все девчонки в палате простые, как и бабуля, из народа. И тут приводят к ним этакую столичную штучку – вся в золоте, французскими духами пахнет. Оказалось – прилетела к мужу, и тут внезапно начались преждевременные роды. Ребенок родился недоношенным, слабеньким, врачи сказали, что шансов, что выживет, мало.

– Бедная, – посочувствовала Маша. – Что ж ее угораздило на таком сроке куда-то лететь? Неужели выхода не было?

– За мужем следила, – пояснила Вика. – Ревновала очень. Как узнала, что ребенок проблемным родился – быстренько на него отказную написала, грудь перетянула и села себя в порядок приводить. Все для мужа старалась – чтобы к его приезду хорошо выглядеть. А у бабули как раз молоко пришло, да так много, что кошмар. Дочку на кормление принесли, та быстренько наелась и спит, а молоко все прибывает и прибывает. У бабули грудь, как камень, уже и температура подниматься начала.

– Мастит, – прокомментировала я. – Жуткая штука, у меня со старшим было, хорошо спохватились вовремя.

– Вот-вот, – подтвердила Вика. – Акушерка как бабулину грудь увидела, давай на нее орать:

«Ты, дура, чем думаешь? Тебя что мама сцеживаться не научила? Сейчас к хирургу под нож пойдешь!»

Бабуля в слезы:

«Нет у меня мамы и никого нет, мы с дочкой одни на белом свете!». Акушерка вздохнула и давай ей грудь разминать и расцеживать, боль жуткая, бабуля зубы сцепила, чтоб не кричать. Тут нянечка из детского отделения зашла, поглядела на эту картину и говорит:

«Молоко не выливайте, мне отказницу покормить нужно. Хотя, наверное, не поможет уже – ребенок ничего не ест».

А бабуле так жалко этого отказного ребенка стало – такая же сирота, как и она, получается:

«А можно мне на эту девочку посмотреть?»

Нянечка рукой махнула:

«А толку-то? Но если хочешь – смотри».

Зашла бабуля в детское отделение, детки все запелёнатые, как космонавты в скафандрах, лежат по кроваткам и сопят в две дырочки. А эта малышка – крохотная такая – не спит, смотрит в потолок, и губки скорбно так поджаты, как у старушки.

Бабуля ее на руки взяла:

«А почему это такая красавица ничего не кушает? Надо попить молочка!»

Малышка словно поняла ее и губами причмокнула.

«Слушай, девка, – оживилась нянечка. – А ты ей живую сиську сунь, вдруг возьмет? Это ж не резина какая-то!»

Малышка взяла грудь, сделала два глотка и заснула.

«Экая она слабенькая! – вздохнула нянечка. – Нет сил сосать».

И предложила бабуле:

«Давай я тебе в нашей каптерке постелю, будешь с ней лежать, и все время сиську давать. Пусть сколько хочет, столько и ест, куда ей режим, ей рассосаться надо».

– Кормление по требованию, – улыбнулась я. – Прямо как сейчас.

– Я тоже считаю, что это правильнее, – согласилась Вика. – Ребенок сам знает, сколько и когда ему нужно молока.

И продолжила рассказ.

– Так бабуля с отказницей всю ночь пролежала. Та сначала плохо ела – по глоточку, но бабуля ее уговаривала, губки молоком смазывала, в ротик молоко брызгала. И девочка понемногу-понемногу и вошла во вкус. К утру порозовела, повеселела, взяла грудь хорошо, да как начала сосать, прямо как молокоотсосик маленький. И все бабулины затвердения на груди рассосала. Так они друг друга спасли.

– Молодцы девочки! – порадовалась Маша.

– Утром пришла детская врач, бабулю похвалила и сказала, что ей теперь двоих на кормление приносить будут. Вернулась бабуля в палату, а там как раз к московской фифе муж приехал. Да какой муж! Зашел в палату, все девчонки ахнули: молодой, красивый, да еще и в летной форме. В те времена летчики вообще чуть ли не небожителями считались. А этот оказался не просто летчиком, а летчиком-испытателем, как раз там, в глухих степях, они новые самолеты испытывали.

Жена его с прической, при макияже, вся как картинка из журнала – мужа увидала и сделала трагическое лицо:

«Милый, такое несчастье! Я так страдаю!»

А он строго так:

«Где наш ребенок? Я хочу видеть ребенка!»

Жена глаза надушенным платочком промокнула и всхлипнула:

«Врачи сказали, что она не выживет. Может, она уже… Ах, давай уедем из этого ужасного места!»

Летчик сморгнул и сказал твердо:

«Без ребенка, живого или мертвого, я отсюда не уеду. Если так, то хоть похороню по-человечески».

Тут бабуля не выдержала и говорит:

«Не волнуйтесь, все в порядке с вашей девочкой. Она умница и очень хорошо кушает».

Летчик развернулся, прямо в глаза посмотрел:

«А вы кто?»

Тут бабуля хотела сказать, что она кормилица, но встретившись с летчиком взглядом, смутилась и правильное слово забыла. Поэтому промямлила:

«Я вашей дочке молочная мама!»

Летчик еще несколько секунд смотрел бабуле в глаза, затем повернулся на каблуках и вышел из палаты.

Вернулся он примерно через час. Жена бросилась к нему, но он прошел мимо нее, как мимо пустого места. Подошел к бабуле:

«Собирайся, через два часа летим в Москву».

«Как, куда, почему?» – растерялась бабуля.

«Я в курсе твоей ситуации, – пояснил он. – И знаю, что ты сделала для моей дочери. Поэтому предлагаю работу няни и… – Тут он улыбнулся. – Молочной мамы. А я со своей стороны обещаю, что ни ты, ни твой ребенок, ни в чем нуждаться не будут».

Потом он повернулся к жене, презрительно оглядел ее искусно накрашенное лицо и сказал:

«А тебя я больше видеть не желаю. Ты от нашего ребенка отказалась, значит, и от меня тоже. Свои вещи и свидетельство о разводе получишь по почте».

– Суровый мужчина! – уважительно протянула Маша.

– Да, – согласилась Вика. – Дедушка был строгим, но справедливым. И нас всех очень любил.

Тут она улыбнулась и пояснила:

– Бабуля няней недолго работала. Примерно через два месяца красавец-летчик разглядел в ней нечто большее и сделал предложение. А бабуля в слезы:

«Я так не хочу, это вы ради ребенка, а любви у вас нет».

Дедушка рассмеялся тогда и говорит:

«Это раньше у меня любви не было. А теперь я наконец-то встретил настоящую Любовь с большой буквы и никуда ее не отпущу». А бабушку-то мою Любой звали, Любовью то есть.

Вика вздохнула и продолжила:

– Прожили дедушка с бабушкой душа в душу пятьдесят пять лет, кроме мамы и тети Лиды у них еще два сына родилось, а потом внуки пошли – целых десять человек. И ушли старики тоже в один год друг за другом – сначала дед, а через два месяца – бабушка. Мне их до сих пор не хватает.

– А можно нескромный вопрос? – не выдержала Маша. – Ваша мама и тетя Лида – это и есть те две девочки, которые родились в далеком провинциальном роддоме?

– Да, – улыбнулась Вика.

– А кто из них чей? Вы по какой линии?

– А вот и не знаю! – рассмеялась Вика. – Мама с тетей Лидой всю жизнь себя сестрами – близняшками считали, они и похожи – обе темноволосые и кареглазые. Дед с бабушкой им эту историю только за несколько лет до своей смерти рассказали, я уже взрослой была – школу заканчивала. А на вопрос кто чей старики хитро переглянулись и ответили: «А мы уже за давностью лет и не помним. Да и какая разница – вы для нас одинаково родные и любимые».

– Ну если у вас много молока… – задумалась Маша. – То вы, наверное, с бабушкиной стороны…

– Не факт! И у мамы, и у тети Лиды молока было одинаково – хоть залейся. И у меня, и у двоюродных сестер тоже. В общем, в нашей семье смесями никто детей не кормил.

– Девочки, – в палату заглянула медсестра. – Быстро прибрали на тумбочках, кровати поправили, сейчас будет обход вместе с заведующей!

Я торопливо начала засовывать в тумбочку открытую пачку печения и йогурт.

Маша с задумчивым видом сидела на кровати.

– Удивительная история! – проговорила она. – Вика, вам ее нужно непременно записать!

– Я бы записала, – Вика поправила покрывало на кровати. – Но я не умею красиво мысли излагать – сочинения всю жизнь на трояки писала. А вот точные науки – это мое, пять лет подряд на городских олимпиадах первые места занимала. Поэтому лучше я детям-внукам буду устно рассказывать.

– Тогда пусть Дианка запишет, – кивнула Маша на меня. – У нее вроде с сочинениями более-менее. Запишешь, а?

– Запишу, – пообещала я.

Теперь можно сказать, что это обещание я выполнила.