Текст книги "Осколок (СИ)"
Автор книги: Диана Морьентес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
– Что, и поводов для ревности не дает? – не поверил отец.
– Бывает, – призналась девчонка. – Но я ему доверяю. Да и привыкаю потихоньку. Сцены иногда устраиваю, но это чаще так, понарошку, для профилактики.
Алексей смеялся, а Наташа была счастлива, что кто-то разговаривает с ней так по-свойски, и что этот кто-то – не друг Максима, а вполне непредвзятое лицо.
А как только к ним присоединились Максим и Евгения, беседа сразу перешла в более светское русло: стала обсуждаться тема учебы в чужом городе и все связанные с этим сложности.
Проводили гостей, уложили Катю спать… Завтра в обед поезд…
Всю ночь и все утро ненасытно занимались любовью.
*
Стояли на перроне втроем: Максим, Наташа и ее мама. Словно три чужих человека. Почему, когда до отправления остается минут десять, и когда так хочется сказать что-то важное и вечное, – теряются все слова? Наташа робко, шажок за шажком, подвигалась к любимому, и от этого Евгения чувствовала себя ненужной. Хотя, и правда, может, ей лучше было сюда не приходить? Они прощаются, наверно, месяцев на пять, а она смущает их, не дает им спокойно нацеловаться…
Увереннее всех себя чувствовал Максим. Обнимал Наташу одной рукой, не стесняясь ни ее мамы, ни посторонних прохожих.
– Ты паспорт не забыла? – в который раз неловко спросила Евгения.
– Я взяла, – кивнула Наташа исправно, даже не раздражаясь от маминых доставаний.
Равнодушный женский голос из громкоговорителей объявил на весь вокзал, что до отправления поезда осталось три минуты…
Наташа попеременно закусывала то верхнюю, то нижнюю губу, и от этого ее губы становились красными, словно накрашенные помадой.
– Я позвоню рассказать, как доехала и устроилась, – нервно пообещала она Максиму. И случайно глянув на мать, сказала доброжелательно: – И тебе тоже позвоню.
Мама с приятным удивлением кивнула. И снова возникла молчаливая пауза. Это так странно. Так больно. Сердце словно высохло. Оно скомкалось, сморщилось. Так внезапно нагрянула правда! До этой секунды не верилось…
– Девушка, заходите, мы отправляемся! – позвала проводница.
Как противно звучит ее голос! Как голос злейшего врага!
– Да, да. Сейчас, – ответила ей Наташа, небрежно обернувшись, словно не желая отрывать взгляда от Максима.
– Давай, иди, – робко сказал Макс. Погладил пальцами ее щеку. – Я люблю тебя. Не делай там глупостей.
Поцеловал ее нежно-нежно, и тут же, прикрыв глаза, – крепко-крепко… Наташа всхлипнула и задержала дыхание, чтобы не расплакаться. Обвила руками его шею и, обмениваясь с Максимом глубоким французским поцелуем, только и слышала: «…пассажиры, будьте внимательны, с первой платформы отправляется…».
– Де-ву-шка! – раздраженно позвала проводница. – У нас расписание! Поезд ждать не будет…
По щекам полились слезы.
– Не реви, – улыбнулся Максим. – Ты же знаешь – если не понравится, ты всегда можешь вернуться назад!
Наташа спешно кинулась – обняла маму, потом еще раз чмокнула любимого и нырнула в тамбур, крикнув еще раз им обоим:
– Я позвоню!
Проводница уже держала флажок наготове, и поезд тронулся в ту же секунду.
Нет, нет, нет! Я никуда не поеду! – клокотало в голове, билось пульсом в висках и душило в груди, не позволяя сделать вдох. Я не могу без тебя! Я уже не могу! Зачем я это делаю? Стояла в тамбуре и глаз не сводила с закрытой двери, провожая прозрачным взглядом все, что проползало за стеклом, неумолимо набирая ход… Последняя пара слезинок сорвалась с ресничек и рухнула на щечки. Еще немного – и Наташа поймет, что происходит.
Как только поезд пересек с соответствующим грохотом железнодорожный мост через Сочинку – побрела к себе в купе. Забралась на верхнюю полку и мучилась часа два. Потом попутчики, семья с ребенком лет десяти, стали спрашивать ее, в чем дело, и она начала понемногу успокаиваться… Женщина ее очень внимательно слушала и с улыбкой сочувствовала. А Наталья выговорилась и, правда, боль стала меньше. Осталась просто тоска.
– Ну, вот и все, – вздохнул Максим, когда последний вагон поезда скрылся из виду.
В мыслях так и вертелось, смешиваясь с обидой: «Бросила меня. Оставила меня одного. Что теперь делать? Как жить дальше?» Вслух больше ничего не говорил: слишком тяжело пока.
Через пару минут остолбенелого стояния на опустевшей платформе в разум прорвался ласковый Женин голос:
– Максим, можно я приглашу Вас куда-нибудь пообедать?
Макс просканировал Женино лицо – показалось, что она кокетничает. Нет, не показалось. Улыбнулся, задумался на секунду и, глядя ей в глаза, медленно отрицательно покачал головой. Женщина растерялась, видимо, почувствовала себя неловко от его отказа, но вновь расцвела, когда он добавил хитро:
– Это я Вас приглашу!
– М-м! – восторженно протянула Женя. – Как скажете! Люблю инициативных мужчин!
По-джентльменски предложил взять его под руку, и они с Евгенией отправились через здание вокзала к стоянке – вниз по широкой закругленной каменной лестнице. Женщина ужасно гордо чувствовала себя рядом с этим красавцем-мужчиной и поймала себя на ревнивой мысли: Наташка же такая мелкая, глупая, ей бы кого-нибудь попримитивнее… А она ишь какого парня себе отхватила!
Максим привез Евгению в «Призрак». Не в ночной клуб, конечно, а во второй зал, который работает как раз днем и до двенадцати ночи. Это единственное кафе, в качестве которого он не сомневается. Хотя сам с легкостью согласился бы и на чебуречную, но Евгения же важный начальник в Администрации города, и что-то попроще может оказаться не ее класса. Не просчитался: Женя была в восторге. Официантка, по знакомству с Максимом, обслуживала их столик в десять раз тщательнее, хотя и без того в «Призраке» у персонала отшлифованные манеры. Жене понравился и интерьер, и меню, а когда принесли заказанные салаты и солянки, восторгалась еще и вкусом.
Флиртовала с ним напропалую. Макс понимал это совершенно отчетливо. И терялся. Не знал, как реагировать. Так же поначалу, еще в двадцать пять лет, не знал, как реагировать на кокетство школьниц. Грубо ответить – нельзя. А прозрачных намеков, что все эти улыбки на него не подействуют, – недостаточно. Ни ученицы, ни Евгения не воспринимают это всерьез.
– Максим, а можно я задам Вам вопрос сильно личного характера? – улыбнулась женщина, и Макс насторожился: этого еще не хватало! – Вы спите с Натальей? Точнее, я понимаю, что да. А давно?
– С начала этого года, – ответил он смело и, немного помолчав, перехватил инициативу: – Теперь я Вам задам личный вопрос. Она Вам родная дочь?
Евгения изменилась в лице, ее взгляд стал холодным, острым и металлическим, как вилка возле ее тарелки. Она даже не успела опомниться после его столь конкретного ответа – а тут еще эта тема… Все кокетство словно рукой сняло. Растерянно пробормотала:
– По-моему, Вы вмешиваетесь не в свое дело!
Максиму показалось, что это уже достаточно ясный ответ.
– По-моему, Вы тоже вмешивались не в свое, – улыбнулся он ей дружелюбно, и Евгения, вроде, поддалась его обаянию… Напомнил спокойным, приятным голосом: – Я на Ваш вопрос ответил честно. Хотя когда-то Вы собирались под суд меня отдать, если я пересплю с Вашей дочерью… Ну, так что? Родная?
Евгения опустила голову и несколько секунд бессмысленно вертела в руках вилку. Потом, обдумав что-то, покачала головой:
– Нет. А как Вы догадались?
– Просто сопоставил все, что знаю, – пожал Максим плечами, – обдумал. У меня же тоже есть дочь. Правда, родная. Сравнил. К тому же, знаете, Наташа же на Вас не похожа. Сначала я думал, что она похожа на отца, но когда познакомился с Алексеем… У него такая заметная, нестандартная внешность, что трудно было бы не обнаружить у Наташи хоть какие-то черты Вашего мужа, если бы они были.
Женщина вздохнула и тихо рассказала:
– У нас два года не было детей. Обратились к врачу и узнали, что у меня очень маленькие шансы. Я пробовала лечиться, но все бесполезно. Решили усыновлять. Хотели мальчика, младенца, чтобы разыграть перед соседями историю про беременность и роды… Но мальчики все были с какими-то болезнями. А тут как раз молодая мамаша принесла трехнедельную малышку – абсолютно здоровенькую и ужасно миленькую! А я как раз тогда «месяце на седьмом» находилась… У нас к тому времени уже разрешение органов опеки было, и мы сразу сделали вид, что у меня начались преждевременные роды. Так и забрали Наташку. Правда, эта юная особа, которая ее родила, успела назвать ее Эвелиной. Но мы подумали, что это слишком заметное имя – вдруг эта проститутка одумается и решит найти и вернуть себе свою дочь…
– Она была проституткой? – уточнил Максим.
– Да нет, девчонка шестнадцати лет. Я ее не видела, воспитатели в Доме ребенка рассказали, что эта школьница влюбилась в какого-то иногороднего спортсмена, залетела, а он спокойно вернулся к себе в город, и больше о нем ничего не слышно. А она родила, принесла ребенка домой, но родители не разрешили ей оставить малышку. Выгнали ее из дома. Они, видимо, люди строгого воспитания, и не позволили дочери позорить их семью. А она сама без жилья и без денег с малюткой бы просто не справилась. Отдала ребенка, чтобы вернуться домой. Вот так.
Максим молчал и не проявлял практически никакого впечатления. Евгения, впрочем, тоже. Она размышляла и постукивала вилкой по столу. Мужчина сам прервал эту паузу:
– Жень, мне, в принципе, все равно, кто ее кровные родители, но я рад, что она попала именно к вам. А иначе даже не представляю, что из нее бы выросло. Вы молодец! Даже несмотря на ваши с ней не самые близкие отношения, даете ей деньги, оплачиваете эту ее прихоть с театральным институтом…
Мама улыбнулась: приятно слышать, приятно знать, что хоть кто-то ценит то, что она делает для своей непутевой, непослушной дочки. А Макс чувствовал себя лжецом: больше всего хочется упрекнуть Женю в том, что она ругалась, оскорбляла, даже била девчонку, вместо того, чтобы попытаться любить ее именно такой, какая она есть.
– Мы с Лешей с самого начала знали, что не удастся сделать из Наташиного рождения тайну. Всегда найдется какая-нибудь досужая соседка, которая с удовольствием откроет ей глаза. Так что, я думаю, если решите рассказать Наталье правду, то Вы сделаете это намного тактичнее, чем какой-нибудь «доброжелатель»…
– Я не стану ей рассказывать! – возразил Макс. – Это ваше семейное дело. Или Вы надеетесь переложить всю свою ответственность на меня? Так вот не надейтесь! Я чужие секреты не выдаю.
***
– Ну вот, мы с тобой снова одни… – прошептал Макс.
Катюшка его уже не слышала, она тихонечко посапывала, уснула, забыв закрыть ротик. Максим сидел рядом в кресле, дотянувшись рукой, гладил ее по голове, поправляя волосики, чтобы они не щекотали ей щечки, и с грустью смотрел на безмятежное, ангельское личико дочки.
Сердце сжималось, причиняя неимоверную боль. Все стало, как раньше. Как было до появления в их жизни фонтана по имени Наташа. Теперь Катя снова вынуждена будет жить на два фронта – через день, то с ним, отцом, то с бабушкой и дедушкой. Для ребенка, только что пошедшего в школу, это довольно тяжело, ведь само изменение привычного стиля жизни – уже стресс. Добавить к этому намечающиеся нагрузки первоклассника… Еще плюс (точнее, минус) внимание отца… и матери…
Укладывать Катюшку спать с самого начала стало обязанностью Наташи. Наташа кормила дочку, возилась с ней все свое свободное время. У Кати проблемы с чтением – не любит она это занятие. Но Наташа как-то умудрилась научить писать ребенка, не умеющего читать и плохо знающего печатные буквы!
А сколько раз Катя прибегала к Наташе с тетрадкой и требованием нарисовать ей то слона, то пожарную машину, то очередную принцессу… Максим ворчал время от времени, что Наташа должна иногда отказываться, чтобы не разбаловать ребенка. Что нельзя потакать всем детским прихотям, тем более, если у взрослых намечались романтические планы на вечер… Катя и сама превосходно может себя развлечь: она, как и Наташа, очень любит рисовать и может часами сидеть над какой-нибудь раскраской. Или играть с Барби. Но Наташа вылезала из постели и шла рисовать слонов…
Наташа сделала за него всю его родительскую работу… С любым «почему» Катя уже давно ходит не к нему, а к Наташе. Наташа водила Катю в поликлинику, а потом несколько дней сидела с ней на больничном. Максим, впрочем, сам на это согласился только после долгих уговоров и непобедимых Наташиных аргументов: дескать, если школьница несколько дней побудет дома – ничего страшного не случится, позанимается и самостоятельно. А вот если учителя не будет в школе почти неделю – то это ж сколько учеников останутся без знаний! Это ж как трудно потом будет объяснять ученикам две темы за один урок и пытаться догнать программу! И это ж сколько учеников будут во время свободного урока болтаться неизвестно где и неизвестно, что с ними может случиться, ведь другого учителя физики в школе просто нет!
Когда растишь ребенка в одиночку, то ищешь уже не себе девушку, а дочке – маму. Наверно, поэтому с другими девушками ничего и не получалось. Ведь одинокий отец – очень заманчивая цель для одиноких женщин, но цель труднодостижимая. Наташу в силу ее возраста Макс никогда не рассматривал как потенциальную мать для Кати. Может, поэтому эта связь оказалась такой прочной? Вдруг улыбнулся сам себе. Всплыло в памяти такое далекое воспоминание… Давняя фраза четырнадцатилетней Наташи: «Детям нужны счастливые родители, а не несчастные». Действительно. Выбрал девушку, которую хотел сам – и не ошибся. Хотя, если бы подумал в тот период о Кате, то у Наташи вообще не было бы никаких шансов. Ну какая может получиться мать из школьницы?!
Все возвращается на прежние места… Как будто ничего и не было. Как будто он просто спал и видел приятный сон, а теперь с трудом просыпается. Уже несколько дней живет в такой полудреме: кажется, что настоящая реальность была вчера, а сегодня все какое-то расплывчатое, ненастоящее. И с каждой секундой все больше убеждается, что реальность начинается как раз только сейчас, и она вовсе не так прекрасна, как это витание в облаках длиной в два года.
И обида на любимую, и безумное скучание по ней, и просто одиночество – как больно, когда все это случается одновременно!
– Мы с тобой снова одни, – прошептал Макс спящей малышке. – А я уже забыл, что это такое…
Глава 2. Развилка
Вам знакомо чувство страха? Словно проваливаешься с огромной высоты в океан, вокруг – лишь горизонт, и ты барахтаешься в одиночестве и не можешь понять: то ли это свобода, то ли западня?
Вам знакомо чувство растерянности? Когда, например, кладут перед тобой чистый лист бумаги и говорят: «Рисуй!» Что рисовать? Мелькают перед глазами всего-то несколько мелких недостойных идей, но лист такой белоснежный – одна неловкая точка – и проигрыш.
Знакомо ли Вам чувство смирения? Когда шаг сделан. Когда рисунок уже начат, а другие чистые листы отсутствуют. Или когда понимаешь, что доплыть до горизонта невозможно.
Наташа никогда ни о чем не жалеет! Но бывают моменты, когда она осознает, что каждая осуществленная возможность означает сотню упущенных. Или даже хотя бы только одну упущенную, но какую! Прежде чем сравнивать величины, их необходимо привести к общему знаменателю. А какой фактор сравнения может быть между любимым мужчиной и карьерой?
Едва ступив на Московскую землю – на путь своей карьеры – дала себе слово смириться. Позвонить о том, что доехала нормально, решила сначала маме: в качестве тренировки. Но, набрав после этого номер Максима, все же не сдержалась и расплакалась.
А едва ступив еще и на порог своей комнаты в студенческом общежитии, поняла, что смиряться – и вовсе не ее призвание. Поняла это сразу, основываясь на интуиции и внешнем виде теперь уже соседки с неопрятными, жжено-коричневыми сухими волосами и надменным заносчивым тоном.
На следующий день обратила внимание на пальцы соседки с редким именем Эльза. Пальцы были морщинистые, с короткими, желтыми, неухоженными ногтями. Еще через несколько дней, проведенных среди гор опустошенных соседкой банок из-под пива, Наташа попросила коменданта общежития переселить ее в другую комнату, но все места были заняты. Ей предложили подождать до первой сессии: вдруг кого-нибудь отчислят. Всего-то полгодика!
Эльза, старшекурсница, беззастенчиво пользовалась дорогим Наташиным шампунем, и Наташа начала прятать свои вещи. Эльза везде разбрасывала одежду, никогда не мыла за собой чашку, и грязная чашка с прилипшим к донышку кофе стояла до следующего раза на самом видном месте. Когда Наташа стирала, и Эльза принесла ей еще и свои трусы, Наташа просто швырнула ей эти трусы в лицо. …Их драка оказалась веселым спектаклем для ворвавшихся в незапертую дверь желающих поглазеть. Правда, за это обеим девчонкам пригрозили отчислением из общаги.
С тех пор драк хоть и не было, но единственные слова, которыми соседки обменивались, были «Убери свои ноги с прохода, сучка» и «Не попадайся мне на глаза, сучка». Впрочем, разговаривали они не часто: Эльза постоянно где-то пропадала до позднего вечера, иногда не приходила ночевать вообще.
И без нее было очень грустно. Наташа оглядывала бардак, в котором приходится жить, и сильно тосковала по Максу. Впрочем, забывала о Максе только на интересных уроках, или когда ее отвлекала Эльза. Часто звонила ему, но, как дура, не могла ничего сказать. Хотелось послушать его голос, но о чем спросить – не знала. Макс расспрашивал сам, и Наташа с радостью кидалась что-то рассказывать ему, но положительные эмоции иссякали довольно быстро: держала возле уха телефонную трубку и понимала, насколько Максим сейчас далеко. А, вешая трубку, старалась сдержать слезы и поднималась к себе в комнату, чтобы зарыться с головой под одеяло.
***
Максим Викторович спустился на первый этаж школы и сейчас шел по коридору, держа за руку Катюху, а Катя, тормозя его и лениво заплетаясь ножками, точно так же вела за руку свою любимую Барби. Поравнялся с охранниками, и несколько юных девчонок, развлекающие здесь то ли Андрея, то ли Саню, с восторгом и щенячьей радостью поздоровались с учителем. А Андрей в первую очередь потрепал по голове малышку:
– Ты с куклой вообще не расстаешься? – улыбнулся он Катьке, согнувшись, чтобы быть ей по росту. – Тебя учительница не ругает за это?
Девочка самодовольно мотнула головой, и ее жиденький белобрысый хвостик залетал из стороны в сторону.
– Да они пока только рисуют, лепят из пластилина, даже танцуют! – пояснил папа. – С понедельника начнутся настоящие занятия. Анжела Эдуардовна считает, что малышам нужно время, чтобы адаптироваться к новой обстановке, познакомиться друг с другом. И я тоже считаю, что детей нельзя сразу нагружать еще и уроками письма и чтения.
Саня, сидя за партой в окружении девушек, подмигнул Катюхе одним глазом, и та сильно засмущалась.
– Иди сюда! – позвал Саня шепотом и указал себе на колени. – Ты умеешь разгадывать сканворды?
Максим отпустил дочку к молодому охраннику, и Андрей, как бы оставшись с другом наедине, спросил:
– Ну что, как холостяцкая жизнь?
– Ужасно! – признался Макс и рассмеялся. Когда бы еще от него можно было услышать такое мнение?! – Либо я старею, либо одно из двух! – и шутливо повис у Андрея на шее, как ребенок, скуля и жалуясь: – Андрюха, мне так тоскливо!
– Ничего, мой маленький! – смеялся охранник и хлопал его по спине. – Потерпи, скоро привыкнешь.
– Ладно, – вздохнул Макс, отстраняясь от друга. И обернулся на дочку. – Катерина! Я хочу есть!
Одиннадцатиклассница подошла сбоку к Андрею и ласково прикоснулась к его руке: Максим аж растерялся от увиденного, но попытался не проявлять своих впечатлений. Хотя весь намек на кокетство на этом и закончился.
– Андрюха, можно мы с подругой оставим у тебя сумки? – попросила девушка. – Мы погуляем пару часиков по Цветному, а потом заберем.
– Ну, оставляйте, – разрешил охранник. – А там не бомба случайно?
– Конечно, бомба! – кивнула школьница. – Знаешь, гулять с бомбой опасно, поэтому мы решили оставить ее тебе!
– Ну, хорошо, – улыбался Андрей направо и налево. Старшеклассницы – это его вечная слабость. – Ставьте под парту. Только подальше, чтобы директор не видел.
– Андрей, ты просто душка! – захихикала девчонка, характерно одарив его улыбкой, как в дешевых фильмах.
И мужчина, как подросток, просто засиял от восторга.
– Андрей, ты просто душка! – передразнил Макс, когда школьницы полезли с сумками под парту.
– Завидуешь? – обрадовался охранник. И гордо задрал нос кверху. – Наконец-то девушка тебя проигнорировала и обратилась ко мне!
И вдруг, словно наперерез, прорвался все тот же милый голосок:
– Максим Викторович, а завтра что, физики не будет?
Учитель с улыбкой «моргнул» другу бровями, мол, «ну, кого там проигнорировали?», а девчонке только равнодушно покачал головой отрицательно.
– Почему? – по-прежнему не отставал нежный девичий голос.
– Не хочу, – ответил учитель.
– Максим Викторович, ну скажи-и-те! – просила девчонка, жалобно поставив бровки уголком.
Сколько ей? Шестнадцать? А ведет себя совсем как дитё! Макс уже не в первый раз ловит себя на мысли, что не совсем педагогически реагирует на поведение девочек-подростков. Раздражается.
Подошел к дочке, оставив учениц без внимания, и снова попросил:
– Катюнь, пойдем, зайчонок! Твоему папе, к сожалению, компот с булочкой между уроками не выдают. А уже половина третьего!
Забрал ребенка с Санькиных колен и повел в столовую.
В столовой была очередь. Сейчас перемена, да к тому же у многих закончились уроки, и дети, разные по ростам и возрастам, шумели вокруг, толкались, дрались… Максим взял поднос и встал в очередь. Закрыл глаза на несколько секунд, стараясь держать равновесие. Устал после семи уроков, и болело горло. Так совпало, что сегодня ни в одном классе не было ни самостоятельной работы, ни опытов. Пришлось много говорить, объяснять темы уроков и принципы взаимного уважения в обществе…
Внимательно выслушал сбивчивый и переменчивый Катин заказ и отправил ее занимать столик. Рядом пацаны лет десяти принялись на кулаках выяснять, кто за кем в очереди. Повара и кассирша делали им замечания, нервничая и психуя, а Максим стоял, не шелохнувшись. Больше всего на свете хочется остаться одному. Погрустить.
– Настя, – вдруг обратился он к взвинченной пацанскими выходками кассирше, – оставьте их в покое. Они мужики, пусть сами разбираются, без унизительного женского вмешательства.
– Это Вас в университете так учили воспитывать? – вспылила Анастасия, любимая Наташина работница столовой.
– Нет, – ответил Макс спокойно и безмятежно. – Это жизнь так учит. Есть такие профессии, где просто необходимо отрешаться от лишних раздражающих факторов… Мне, пожалуйста, борщ, маленькую тарелочку супа, вот еще я взял салат, соус… Ну, Вы сами видите, – учитель улыбнулся и указал на поднос. Пока повариха наливала первое, продолжал, обращаясь к кассирше: – У меня друг есть, психолог. К нему люди идут со своими проблемами. Так вот поначалу, когда начал практиковать, он сам был как чемодан чужих проблем! Реально переживал! А потом понял, и меня научил, что иногда надо просто сказать себе: это не мое дело, и я не буду из-за этого волноваться. Хладнокровие, знаете ли, очень помогает выйти психически здоровым из многих ситуаций!
– Ладно, Максим Викторович, – сдалась кассирша, неосознанно повторяя его спокойный терпеливый тон. – Проходите, не задерживайте очередь.
– А обед сегодня за счет заведения? – ухмыльнулся мужчина.
– Ой, простите, Вы меня совсем заболтали! Сорок четыре девяносто.
Максим отдал ей пятидесятирублевую бумажку и улыбнулся наигранно, как в «Макдоналдсе»:
– Спасибо, что без сдачи! Приходите еще!
Кассирша только рассмеялась в ответ и устало покачала головой.
Вышел в зал и остановился, ища глазами, где Катя. И увидел… Олю, первую Наташину барабанщицу. Оля, видимо, заметила его раньше и сразу кивнула ему присоединиться. Она сидела за столиком совершенно одна, и Макс на секунду растерялся. Катя вот, неподалеку. А там Оля. Обе на него смотрят и ждут, когда он сядет. Прошел мимо Кати, позвал ее за собой, и они вместе с дочкой составили компанию бывшей ученице.
– Ты чего это, со школой никак распрощаться не можешь? – спросил он радостно, ставя на стол тарелки с подноса. – Ты одна? – уточнил он тут же, пока еще не окончательно обосновался за этим столом.
– Одна, одна, присаживайтесь! – тараторила девушка так же весело. – А это кто? Познакомите?
Катюша уже уселась на стуле и посадила возле тарелки свою Барби.
– Катерина Максимовна, мой детеныш, – объяснил учитель гордо. – Она теперь здесь первоклассница.
– Здорово! Уже такая взрослая! – улыбалась девушка. – А я Оля.
– Очень приятно! – ответила Катя воспитанно.
– Так какими судьбами ты здесь оказалась? – спросил Максим Ольгу, отломив Кате половинку хлеба.
– Вас повидать зашла, – призналась девушка. – Ну и пообедать заодно по старой памяти. Как Наташа?
Мужчина ложкой зачерпнул борща и в очередной раз отметил про себя, что Оля всегда в первую очередь спрашивает про Наташу.
– Наташа в Москве, в институте театральном, – промямлил он с обидой.
– Вы что, расстались? – удивилась Ольга.
– Да нет. Пока нет. А там видно будет, что получится из жизни в разных городах… А ты поступила в музучилище?
– Да, я же Вам говорила, меня туда очень хотели взять. А Наташа в каком именно институте?
– В РАТИ, ГИТИСе.
– Ух ты! – присвистнула Оля с восторгом. – Вот молодец! Я всегда верила, что Наташа достигнет успеха… – и смутилась, поняв, что слишком наглядно демонстрирует свои чувства.
Максим порассказывал, какая Наташе соседка по комнате досталась, как Наташе нравятся занятия, как Наташа скучает по Сочи…
– И по Вам, – улыбнулась Оля с пониманием.
Максим думал не говорить этого, чтобы не дразнить барабанщицу, но все же признался:
– Да, надеюсь, что и по мне.
– И по мне тоже! – вставила свое слово Катюшка плаксивым голосом.
– Конечно, зая, и по тебе! Олечка, а у тебя все хорошо? Я бы, глядя на тебя, сказал, что нет.
Оля промолчала, опустив взгляд в свою тарелку с пирожным.
– Как ты провела лето? – снова попытался учитель выведать хоть что-нибудь.
– Не так, как хотелось бы, – вздохнула девушка. – И, к сожалению, незабываемо…
– Что случилось?
Оля извиняющимся тоном сказала:
– Максим Викторович, я не могу говорить здесь об этом… – и мимоходом, совершенно неосознанно, взглянула на ребенка. Наверно, не хочет говорить при Кате.
– А вообще лично мне сказала бы? – спросил Максим с уважением.
Оля вдруг помрачнела. Казалось, она перестала замечать, что происходит вокруг, перестала слышать весь этот суматошный детский шум. Оля упорно смотрела в тарелку и размышляла. Такая неоспоримо женственная… Как она может быть лесбиянкой?
Они сидели втроем за одним столиком, как эстетически прекрасный островок в бурлящем, темном и неопрятном потоке реальности. Максима легко можно было бы назвать блондином, когда рядом нет Катюшки с ее по-детски невинными волосиками, или Ольги, такой классической девушки с картинки с ярко-пепельным мелированием. Оля очень напоминает Дашу, его первую жену. Тоже высокая и с красивыми чертами лица, как фотомодель. Только Даша, пожалуй, никогда не бывала такой грустной.
– Знаете, Максим Викторович, – вздохнула девушка, – я бы сказала Вам, потому что Вы меня всегда понимали. Но меня останавливает то, что Вы мужчина.
– Раньше тебя это не останавливало, – отметил учитель.
Оля снова замолчала и погрузилась в размышления. Максим доедал второе, а Катя – еще тот едок – уже самостоятельно игралась с куклой.
– Я завтра себе выходной устроил, – улыбнулся Макс, чем сразу же отвлек Олино внимание на себя. И подмигнул ей: – Только не говори никому, ладно? Я отца утром в больницу везу. И хотя это займет часа полтора, но я решил не приходить и на остальные уроки.
Оля улыбнулась ему в ответ и снисходительно покачала головой:
– Прогульщик! Ученики, наверно, безумно счастливы! Я вот что-то не помню, чтобы Вы хоть раз прогуливали урок у моего класса. Хотя, скорее всего, это только пацаны рады, – рассмеялась Оля уже совсем от души. – Девчонки, небось, локти кусают. У нас накануне физики такая паника в классе начиналась! Только и обсуждалось со всех сторон, кто какую прическу сделает, кто как оденется… Это чтобы повторов не было, понимаете! А то однажды одна девочка сделала такую же прическу, как другая, и та другая ей чуть волосы все не повыдергала, мол, физик теперь будет думать, что у нее нет индивидуальности!
Учитель улыбался, слушая Олин шпионский доклад, но понимал, что это все для него не новость. Ведь не слепой, сам всегда видел, как старательно наряжаются девчонки в те дни, когда у них физика. Раньше наряжались только для него…
– Знаешь, Олечка, к нам тут еще один парень пришел работать, информатику ведет. Так что мои страдания теперь поделены пополам. Правда, ему должно быть сложно: он чего-то такой скромный… Да и молодой совсем, только институт окончил, ему двадцать два, что ли. А девочки-то у нас далеко не тихони… Особенно те, что помладше, класс восьмой-девятый. Я бы сказал, с тенденцией к безнравственности.
Поболтали так с Олей еще какое-то время, хотя уже всё доели и просто занимали столик. Катюха не выдержала и отпросилась к охранникам. Разговаривали ни о чем. Олю что-то беспокоило, и говорить на конкретные темы ей было сложно. Причем, Максиму показалось, что в Катином присутствии Оля вела себя гораздо расслабленнее, чем с ним наедине.
– Хочешь, сходим куда-нибудь завтра? – предложил Максим.
– Куда? – насторожилась девушка.
Мужчина пожал плечами:
– На твой выбор. Может, отвлечешься от своих проблем. А сегодня мне пора домой: баиньки и в клуб. А, как насчет завтра? Кафе, кино, парк?
Оля засмущалась и пробормотала:
– Я бы хотела что-то более официальное…
– Конференция по проблемам экономики в условиях перехода к рыночным отношениям? Хотя я предпочел бы семинар по парапсихологии. Чтобы узнать, как загипнотизировать семиклассников, чтобы они сидели молча и сорок минут внимательно слушали физику.
Оля, смеясь, встала из-за стола. Максим тоже поднялся, и они медленно направились к выходу, ловко лавируя между скопищами школьников и уклоняясь от предательски метких тел пятиклассников.
– Разве Вы еще не умеете гипнотизировать? – саркастически удивилась девушка. – Девчонки же на вас, как заколдованные, сорок минут смотрят, не отвлекаясь!
В этой фразе словно проскользнула обычная девчачья ревность, но Макс не ожидал ревности от Оли, поэтому не обратил внимание.
– Оленька, ты сегодня нереально подняла мою самооценку! – рассмеялся Максим. – А я тебе еще ни одного комплимента не сказал!
– Да я же от чистого сердца! – улыбалась Оля.
