Текст книги "Рыцарь-ворон (СИ)"

Автор книги: Диана Крымская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Сара! Ради бога!.. Что случилось?

Но старая экономка не отвечала. Она уткнулась головой в плечо госпожи, пытаясь что-то произнести, – однако рыдания не давали ей вымолвить ни слова.

Эдель не на шутку испугалась. Что с Сарой?!

И тут раздался детский голосок, заставивший ее вздрогнуть всем телом.

– Мама!

Нет, конечно, ей просто послышалось. Или это какой-то чужой ребенок, случайно поднявшийся в башню и зашедший в эту комнату. Он потерялся и зовет свою маму...

Она медленно повернулась на голос, – и ноги ее едва не подкосились. В дверях стоял ее сын.

– Мама, – повторил он.

– Боже всемогущий! Дик!!

Она бросилась к сыну и прижала его к себе; слезы так и брызнули из глаз. Ее сын заговорил! Хвала Всевышнему, заговорил!..

Она уже не надеялась на это. Не чаяла когда-нибудь услышать его голос, хотя в глубине души самым огромным ее желанием было услышать именно это слово – «мама». Такое простое, выговариваемое так легко всеми детьми... Но для Эдель это было нечто волшебное, чего на свете не существует; это было как взлететь под облака, как увидеть в полной темноте, как ожить после смерти...

Она рыдала навзрыд вместе с Сарой; слезы ее капали на лицо Дика, на его темные кудри. Он стоял смирно, будто чувствуя, что не нужно сейчас вырываться, что эти материнские слезы не горькие, а сладкие, и несут в себе не печаль, а радость...

Чуть позже Эдель бежала по ступеням вниз, во двор, разыскивая мужа. Она нашла его на конюшне; он сам седлал своего вороного, видимо, собираясь выехать.

Как ни были легки шаги Эдель, он услышал их и обернулся. Лицо его было сосредоточено и, как обычно, сурово. Но это не остановило Эдель. Она не раздумывая бросилась к нему, повторяя с восторгом:

– Дик заговорил, Дик заговорил!

– Правда, миледи? Я очень рад.

Знай Эдель его чуть меньше, она бы решила, что ему все равно. Но она заметила, что лицо его немного смягчилось, в обычно холодном голосе проскользнули теплые нотки. Он был рад, в этом не было сомнений!

Ее душа вдруг потянулась к этому мужчине. И, прежде чем сама осознала, что делает, в каком-то безотчетном порыве, она обвила его шею руками, пригнула к себе его голову и поцеловала в губы.

Она не ожидала отклика, тем более такого быстрого; но он ответил, причем стремительно перехватил инициативу Эдель, и она с радостью ощутила, что поцелуй становится таким же чудесным и захватывающим, каким был предыдущей ночью. Он крепко прижал ее к себе, его руки потянули ворот ее платья, губы сместились на шею. О, как же это было приятно – его горячее дыхание на нежной коже, прикосновения губ... Она будто начала воспламеняться; воздуха в груди не хватало, он казался Эдель раскаленным.

Ей вдруг захотелось большего, – захотелось, чтоб и грудь была обнажена, чтоб муж касался и целовал и ее. Соски даже заныли от этого желания, они просили ласки, как и все ее пылающее тело. «Боже, прости мне, если это грех, но я так хочу этого!»

Но он вдруг резко отстранился. Он отпустил Эдель, и она бессильно прислонилась к столбу, поддерживавшему крышу конюшни, – ноги не держали ее.

– Миледи, мне нужно ехать, – сказал граф. – Если мы будем продолжать, то я уже не смогу остановиться.

– И не надо!

Разве это произнесла она, Эдель? Нет, какая-то другая женщина. Эдель никогда не смогла бы вымолвить такое. И какая-то другая, бесстыдная и порочная незнакомка, шагнула к де Турнелю, прижалась к нему, взяла за руку и потянула в глубину конюшни, в пустое стойло с рассыпанным по полу сеном.

Он, не сопротивляясь, последовал за ней... И вот они уже лежали на сене, и граф ласкал ее груди, которые она сама подставляла ему, целовал их и нежно покусывал розовые ягодки сосков; а его руки пробрались под юбки жены, и искусные пальцы вытворяли что-то такое невозможное с самыми укромными уголками тела Эдель, что она то вскрикивала, то стонала, то умоляла не прекращать эту сладкую пытку... А вскоре она забилась под ним, и он губами ловил крики блаженства, вырывавшиеся из ее широко открытого рта...

И, когда он вошел в нее, с дикой яростью, какой еще не знала Эдель, когда задвигался в ней глубокими сильными толчками, тело ее вновь откликнулось на этот страстный призыв, и она снова испытала наслаждение, с которым ничто не могло сравниться.

Потом они долго лежали, прижавшись друг к другу. Голова Эдель покоилась на груди мужа, и молодая женщина слышала, как быстрыми сильными толчками бьется его сердце.

Она чувствовала себя необыкновенно счастливой. Какой чудесный сегодня день! Дик заговорил. И ее муж... нет, лучше она назовет его по имени – Антуан, – любит ее. Конечно, любит! Иначе не подарил бы ей такое сказочное путешествие в неизведанное.

Антуан. Энтони. Его так имя красиво звучит и по-английски, и по-французски...

– Я не думал, что моя холодная жена когда-нибудь растает. – Он провел пальцем по щеке Эдель.

– А я не думала, что мой жестокий суровый муж может быть таким нежным и ласковым.

Она поняла, что сказала что-то не то. Хоть в деннике было и полутемно, но она почувствовала, как граф напрягся.

– Я умею доставлять женщинам удовольствие, – коротко кинул он. Это его «женщинам» больно укололо Эдель, разрушив ощущение счастья. Она сразу вспомнила Мириам. Сколько было у него любовниц? А эта девушка-паж, – ведь она и сейчас день и ночь рядом с ее мужем. Удовлетворяет его, когда ему захочется.

Она резко села и начала натягивать на плечи платье. Прежняя Эдель молча оделась бы и ушла, но эта не могла не ответить.

– Что ж, – холодно произнесла она. – Мне тоже досталось немного от вашего умения, милорд. Благодарю и за эту малость.

– Малость? – В голосе его послышался гнев. Он сжал ее запястье железными пальцами. – Вы называете то, что произошло между нами, малостью, миледи? Ваши стоны и мольбы о продолжении еще звучат в моих ушах.

Она с трудом выдернула руку. Щеки ее запылали, когда он напомнил ей о том, как бесстыдно она вела себя несколько минут назад. Как же ей захотелось сделать ему больно!

– Жаль, вы не слышали, как я стонала, когда была с Родериком, – едко бросила она. И тотчас испуганно прикусила язык, – он схватил ее за плечи и затряс, так же, как в ту ночь, когда явился к ней пьяный.

– Я уже говорил вам, миледи: забудьте своего первого мужа! Повторяю вам это в последний раз. Еще раз услышу это имя, клянусь, вам не поздоровится!

Он отпустил ее, рывком поднялся, натянул штаны и ушел. Эдель же долго сидела в пустом деннике, переживая случившееся. Зачем, зачем она упомянула Родерика? Да, она хотела отомстить мужу. Но перегнула палку... А ведь день обещал быть таким прекрасным! Дик начал говорить!! Уже одно это было чудом...

Вторым чудом было то, что она испытала здесь. Но не грех ли это?

«Господи! Прежде всего, я должна была бежать в часовню и возблагодарить Тебя. Ведь Ты сделал так, что мой сын заговорил! А я... я бросилась к мужу. Вместо того, чтоб вознести Тебе молитву, я, как шлюха, соблазнила его. Мы с ним соединились, будто какие-то простолюдины, – на охапке сена, в конюшне! И Ты разгневался и наказал меня. Гнев Твой справедлив!»

И Эдель разрыдалась.

Еще хуже она себя почувствовала, когда, придя к себе после долгой молитвы в часовне, увидела на сундуке чашу с напитком. Ее, конечно, принесла Мириам, – девушка-паж больше не следила за женой своего господина, потому что Эдель ни разу не выразила протеста и всегда беспрекословно выпивала всю чашку.

Но сейчас Эдель так разъярилась, что, не задумываясь, выплеснула питье в окно. Ее неожиданно посетила – и покоробила – мысль, доселе не приходившая в голову: что де Турнель сообщает Мириам о каждом своем сношении с женой. Как же это отвратительно – сознавать, что любовнице твоего мужа всегда известно, когда он с тобой лег!

Вылив питье, Эдель не села, а, как тигрица в клетке, начала метаться по комнате. Проклятый напиток разрушил благостные чувства, которые вызвало в ней пребывание в доме господнем. Кажется, окажись Мириам сейчас рядом, – Эдель просто набросилась бы на нее с кулаками.

...В таком состоянии и нашел ее Лайонел.

– Миледи. – Он низко поклонился, прижав руку к сердцу. Эдель присела на скамью у окна, и показала ему на вторую, стоявшую напротив. Но молодой рыцарь не последовал ее приглашающему жесту и остался стоять. Он сказал тихим, но зловещим голосом:

– Я вернулся из Лондона с новостями, миледи.

– Вот как? – довольно равнодушно спросила она. – Что же случилось, сэр Лайонел? Королева наконец-то в положении?

– Нет. Новость касается вас, миледи. И вашего мужа.

Эдель насторожилась, но постаралась не показать этого.

– Говорите же, в чем дело, сэр. У меня много дел.

– Я узнал кое-что о прошлом де Турнеля. – Он помолчал немного, пока Эдель не подняла на него встревоженный взгляд. И тогда выложил свою новость: – Это он напал шесть лет назад на Фэрфакс. Граф лично возглавлял отряд.

Эдель стиснула руки. Она подозревала это – с того самого момента, как увидела, какое лицо было у мужа, когда он смотрел на развалины Фэрфакса. Но... неужели это он был тем вороном? Нет-нет, конечно, Лайонел что-то перепутал. Он или ошибается, или клевещет на графа.

– Вы хотите сказать, что мой муж – рыцарь-ворон? – спросила она, и голос ее невольно задрожал.

– Я этого не утверждаю. Поскольку вместе с де Турнелем в захвате вашего замка участвовал и де Буажи. Они были тогда лучшими друзьями, и вместе совершили немало грязных дел. Нападали на замки и селения, грабили, убивали, насиловали.

При последнем слове Лайонела Эдель вся сжалась. С трудом она смогла задать вопрос:

– В таком случае... рыцарь-ворон – это или граф, или герцог? Не так ли?

– Да, миледи. Несомненно, это один из них.

– Откуда у вас эти сведения?

– Из самого надежного источника. Я разговорил одного из людей де Буажи, который тоже принимал участие в походе на Фэрфакс. Он рассказал, что предводителем был де Турнель.

Эдель молчала, обдумывая услышанное и пытаясь справиться с внутренней дрожью. Ее муж захватил и сжег Фэрфакс! Его люди вдоволь похозяйничали там, прежде чем сжечь замок. Конечно, по его приказу. И это он... или же герцог де Буажи – был вороном.

Нет, Лайонел явно не лгал. Осталось только выяснить, кто же был вороном – де Турнель или де Буажи.

Однако Эдель вдруг поняла, что не хочет знать правду. Когда-то она готова была отдать все, что имела, душу продать дьяволу, лишь бы выяснить это. Но теперь... теперь все изменилось. Что, если ее муж окажется вороном? Она связана с ним неразрывными узами. Она принадлежит ему. И от этого никуда не деться.

Если же ворон – де Буажи... Что ж, пусть Бог накажет его за содеянное. Но не она. Она не сможет.

Рыцарь-ворон никогда не умрет от ее рук или же по ее приказу. У нее на то есть очень важная причина. Самая важная в жизни.

– Вы молчите, миледи, – произнес Лайонел. – Скажите же хоть что-нибудь.

– Что я могу сказать вам?

– Вспомните. Тогда, на той поляне, мы поклялись отомстить. За ваш Фэрфакс. За Родерика. Я принес вам весть о том, кто такой рыцарь-ворон. Значит, пришла пора нашего мщения.

– Лайонел, но мы по-прежнему не знаем, кто именно тот злодей. Да и можно ли верить человеку, который рассказал тебе это? Не наплел ли он тебе сказку?

– Нет. Он говорил правду. Я задал ему много вопросов, и на все получил исчерпывающие ответы.

– Кроме одного. Почему он не знает, кто – Буажи или мой муж – был рыцарем-вороном?

Лайонел пожал широкими плечами:

– Он являлся рядовым воином и не был близок к предводителям. К тому же, сами знаете, рыцари в походе часто даже едят и спят в латах и шлемах.

Он был прав. Эдель глубоко вздохнула. Затем сказала:

– Я отказываюсь от мести.

– Что вы говорите, миледи? Вы хотите стать клятвопреступницей?

– Предпочитаю стать ею, нежели мстить не виновному.

– Но они оба виноваты, – горячо возразил молодой рыцарь. – Они оба разорили и сожгли ваш замок. Возможно, они оба причастны и к гибели Родерика.

– Лайонел, хватит, – твердо произнесла она. – Даже если б я знала точно, кто рыцарь-ворон, я бы не стала мстить. Я не могу мстить... отцу своего сына.

– Отцу своего сына? – расхохотался вдруг Лайонел. – Эдель, да брось! Сколько их было – поимевших тебя в ту ночь в Фэрфаксе? Трое, пятеро, десятеро?

– Как ты смеешь? – возмущенно вскричала она. – Он был один! Один!

– Не смеши. Ты молодая и красивая девушка, – и всего один обладал тобой? Так не бывает. В захваченных замках женщины достаются всем, кто их захочет. Смотри: у тебя щеки краснеют. Я прав, я же знаю. Конечно, тебе было бы легче, если б только рыцарь-ворон взял тебя. Все-таки в нем течет непростая кровь, он дворянин. Поэтому ты занимаешься самообманом: якобы тебя изнасиловал только он. Но на самом-то деле их было несколько. Признайся, наконец, в этом.

– Я ни в чем не намерена признаваться, – отрезала Эдель. – Ты перешел границы, Лайонел. Уйди немедленно.

– Ну уж нет. Никуда я не пойду. – Лайонел шагнул к ней и навис над нею. Красивое лицо его исказилось и побагровело от злобы. – Я знаю, почему ты отказалась от мести. Ты спишь с этим мерзавцем-норманном. Да, представь, мне все известно. Ты спишь с ним, и уже давно. И, как я вижу, в его грязных объятиях ты забыла и о сожженном Фэрфаксе и его несчастных защитниках, и о своем подло убитом женихе.

– Уйди! Я не хочу тебя видеть! – крикнула она.

– Норманнская шлюха – вот кто ты!

Он вдруг схватил ее и прижал к стене.

– Шлюха,– повторил он хрипло.

– Лайонел!! Я буду кричать, если ты не отпустишь меня!

– Кричи. Пусть прибегут люди. И я расскажу им, что их хозяйка на самом деле лгунья. Что она вовсе не была женой сына барона Карлайла, а выдумала это, чтобы никто не узнал о ее позоре. И что Дик – не сын Родерика, а ублюдок какого-то норманна.

– Ты обещал молчать! Дал клятву!

Он осклабился:

– Ты тоже давала клятву, милая. Но отступилась от нее. Вот и я следую твоему примеру.

– Тебе никто не поверит!

– А это мы посмотрим. Знаешь, я давно заметил: люди куда охотнее верят во всякую грязь.

Он повалил ее на пол, одной рукой, как клещами, сжав запястья, а второй пытаясь залезть ей под юбку. Эдель забилась под ним, но он был очень тяжел и силен, и все ее усилия были напрасны. – Ну же, раздвинь ноги, как ты делала для своего поганого муженька и тех, других...

– Убери руки от моей жены, ты, ублюдок.

Лайонел замер. Эдель повернула голову и увидела в дверях бледного от ярости, хотя внешне и спокойного, де Турнеля. Сзади него стояла Мириам.

12. Исчезновение Дика

Эдель знала, что для Лайонела слово «ублюдок» является самым большим оскорблением. Она видела, как лицо Лайонела налилось кровью. Затем он вскочил одним прыжком, как тигр, и с диким рычанием кинулся на графа. Де Турнель не удержался на ногах, и мужчины покатились по полу, нанося друг другу страшные удары.

Какое-то время казалось, что Лайонел одерживает победу. Он подмял противника под себя и, схватив его за волосы, несколько раз с силой ударил головой о пол. Но у графа оказалась крепкая голова, он изловчился и ударил Лайонела ногой, сбросил с себя и уже сам навалился сверху на соперника.

Лайонел извивался под ним, как червяк под ногой, но не мог справиться с де Турнелем.

– Я предупреждал тебя, Мэтлок, чтобы ты не смел приближаться к моей жене, – тяжело дыша, сказал граф. – Но ты оказался слишком туп, чтоб прислушаться к моим словам. Значит, пришло время поговорить с тобой по-другому.

– Ты сам дурак, де Турнель! – прохрипел придавленный тяжелым телом соперника Лайонел. – Ты думаешь, твоя жена невинная овечка? Да она готова лечь под каждого, кто окажется на ее пути! Знаешь, сколько было у нее любовников? Она и со мной спала много раз. Просто сейчас чего-то заартачилась.

– Мне все равно, были ли у моей жены любовники, и уж тем более – сколько их было. А что касается тебя, Мэтлок, то ты лжешь. Ты не обладал ею. У тебя это на лице написано.

Эдель, уже поднявшаяся на ноги и прислонившаяся бессильно к стене, выпрямилась. Слова мужа очень больно задели ее. Ему все равно! Значит, он ни во что не ставит ее честь? Как может он быть так равнодушен, когда ее так оскорбляют? Выходит, он совершенно не уважает ее... А она-то наивно думала, что он ее даже полюбил!

– И тебе все равно, от кого у твоей женушки ребенок?

Эдель перестала дышать. Неужели Лайонел осмелится?? Да нет. Он не способен. Он и изнасиловать бы ее не смог. Как бы ему ни хотелось овладеть ею, но в нем есть благородство и чувство справедливости.

Граф схватил Лайонела за грудки и встряхнул, как котенка.

– Заткни пасть, Мэтлок, иначе подавишься своими зубами. Ричард – мой сын, запомни это раз и навсегда. А теперь поднимайся и проваливай. И чтоб через полчаса духу твоего не было в Карлайле. И – предупреждаю – если тебя еще раз увидят на моих землях, то немедленно схватят и вздернут на первом попавшемся дереве.

Эдель выдохнула. Он сказал, что Дик – его сын... Что ж, по крайней мере, он любит Дика. Но то, что он ни во что не ставит ее саму, саднило душу и рождало злость и ненависть.

Де Турнель поднялся на ноги, вслед за ним встал и Лайонел. Оба мужчины выглядели далеко не лучшим образом: всклокоченные, в порванной в пылу борьбы одежде. На скуле графа красовался большой синяк, левый глаз Лайонела заплыл.

– Убирайся, – сказал де Турнель. – Забирай свои пожитки – и прочь с моей земли.

– С превеликим удовольствием, мессир Антуан, – отвесил шутовской поклон его противник. – Ты не представляешь, как мне было омерзительно жить под одной крышей с такой грязной собакой, как ты. А ты, Эдель, не радуйся, а хорошо подумай, зачем этому норманнскому выродку называть Ричарда своим сыном. Он просто дурит тебе голову, моя красавица. В один прекрасный день он избавится от твоего ребенка, помяни мое слово! Он и тебя сживет со свету. И больше не будет рядом никого, кто бы защитил тебя от этого негодяя!

Эдель отвернулась и зажала уши руками. О, как бы ей хотелось не слышать этих ужасных слов! Но Лайонел сказал это со злости, конечно, ее муж не способен на все это.

Лайонел, слегка пошатываясь, вышел. Мириам, все еще стоящая в дверях, молча уступила ему дорогу.

Когда шаги Лайонела затихли, Эдель повернулась к мужу, бросив Мириам одно слово:

– Уйди.

Девушка-паж посмотрела, однако, вначале на де Турнеля; и, только когда тот коротко кивнул головой, зашагала прочь.

– Вот, значит, как, мессир, – с горечью произнесла Эдель по-французски. – Так вы цените честь вашей жены. Вам безразлично, что ее оскорбляют на ваших глазах...

– Вы хотели, чтоб я прикончил вашего деверя, мадам? – холодно поинтересовался граф, скрещивая руки на груди. – Так еще не поздно. Если вы желаете этого, я тотчас распоряжусь, и через четверть часа тело Лайонела Мэтлока будет болтаться на крепостной стене.

– Нет, – поспешно ответила она. – Я вовсе не это имела в виду. Но ваши слова о том, что вам все равно, сколько у меня было...

Она не договорила, спазм перехватил горло.

– Мне действительно это все равно, – тем же ледяным тоном сказал де Турнель. – До замужества со мной. Но не все равно – после того, как я надел вам на палец обручальное кольцо, и мы произнесли брачные обеты. Поверьте, мадам, – то, что стало моим, я никогда не отдам без боя. А вы моя.

Эдель резко вскинула голову:

– И Мириам тоже ваша, не так ли?

– Что вы имеете в виду?

– Она ваша любовница. Я это прекрасно знаю.

Втайне она надеялась, что он попытается как-то оправдаться, или скажет «нет»... Но он только усмехнулся. Ей захотелось дать ему пощечину – так, чтоб и на второй его щеке появилась отметина... Но вместо этого она ударила его оскорблением:

– Лайонел прав! Вы в самом деле норманнский выродок!

По лицу его прошла судорога гнева. Но, прежде чем муж ответил, Эдель выбежала из комнаты.

И никто из них – ни Мириам, ни де Турель, ни Эдель, – не заметил скорчившегося в темном углу коридора Дика...

Через полчаса, как и было велено хозяином Карлайла, Лайонел покинул замок. Через седло изгнанника был перекинут довольно увесистый мешок с личными вещами. Эдель видела со стены, как ее деверь повернул коня на север, в сторону Лондона. У молодой женщины тревожно сжалось сердце, когда всадник исчез вдали за поворотом дороги.

Лайонел был, как он и сам сказал, единственным ее защитником в Карлайле. Отныне его нет. Она в полной власти мужа. Она оскорбила его, и вряд ли он простит ей это. Что ждет ее теперь?

Она вздохнула и поспешила по ступеням вниз. Дел было много – и, как бы ни хотелось ей сейчас забиться куда-нибудь, как раненый зверек, и поплакать над своей участью, – они не ждали.

– Миледи, вашего сына нигде нет.

Сара развела руками, качая головой. На лице ее выразился испуг. Эдель, однако, не разделяла тревоги старой домоправительницы.

– Играет где-нибудь с мальчишками.

– Нет. Они все во дворе, и все твердят в один голос, что давно не видели Дика.

– Может быть, они снова обидели его?

– Не похоже.

– А искали его в подземелье? Раньше он часто прятался там.

– Спускались и звали его, но он не откликнулся.

Эдель нахмурилась. Где может быть Дик? Но тут в голову ей пришла новая мысль.

– А где сэр Энтони? – спросила она.

– Он уехал куда-то вместе со своим пажом.

«Со своим пажом!» Эдель с трудом подавила приступ злости.

– Значит, он взял и Дика с собой. Кто-нибудь видел, как они выезжали?

– Один из людей вашего мужа видел. Но он говорит, что мальчика с ними не было.

– Он ошибся. Конечно, Дик уехал с сэром Энтони.

До вечера Эдель тешила себя этой мыслью. Но, чем ближе надвигались сумерки, тем тяжелее становилось у нее на душе. Когда совсем стемнело, а мужа с Мириам все не было, она не выдержала, позвала людей и вместе с ними обошла весь замок, разыскивая сына. Но поиски ничего не дали; Дик как в воду канул.

Когда, наконец, вдали раздался топот копыт, и, проскакав под решеткой, во двор замка въехали де Турнель и Мириам, Эдель стремглав бросилась им навстречу в безумной надежде, что сейчас увидит сына... Но мальчика с ними не было.

– Где Дик? – спросила она, вцепляясь в стремя графа.

– Дик? – в недоумении спросил он.

– Где мой сын? Ведь он уехал с вами, не так ли? Куда вы его дели?

– Со мной? Я не брал его с собой.

Но Эдель заметила, как муж переглянулся с Мириам; и, как ни короток был этот обмен взглядами, ей стало все ясно. Де Турнель лжет. Он решил отомстить ей за оскорбление и забрал ее сына... И где теперь Дик? Она похолодела. В голове всплыли прощальные слова Лайонела: «В один прекрасный день он избавится от твоего ребенка, помяни мое слово!»

Она схватилась теперь уже за ногу мужа и затрясла ее изо всех сил.

– Где мой сын? Негодяй, зверь, чудовище, куда ты дел моего мальчика??

– Клянусь богом, миледи, я не знаю, где Дик! – Муж тщетно пытался высвободить ногу, чтобы слезть с лошади. Наконец, Мириам, уже соскочившая с коня, оттащила – не без труда – Эдель от графа, и он спрыгнул на землю.

Эдель вырвалась из рук Мириам:

– Не позволяй твоей любовнице дотрагиваться до меня! – крикнула она де Турнелю. Где-то сзади ахнула услышавшая эти слова Сара, но Эдель было уже все равно. – Куда ты дел Дика, говори, мерзавец!

Она была в исступлении, и чуть было не бросилась на мужа, но ее удержали Мириам и двое подоспевших воинов.

– Заприте мою жену в ее комнате, – приказал граф. – А вы, Сара, ступайте за мной. Расскажете мне, что здесь произошло в мое отсутствие.

Эдель яростно сопротивлялась, но с ней справились и почти на руках унесли в ее покои, где и заперли на засов.

Де Турнель же расспросил Сару и немедленно организовал поиски пропавшего пасынка. Карлайл озарился светом множества факелов. Люди искали мальчика и в замке, и вокруг него. Но поиски были тщетны. Дик исчез.

Филипп де Буажи сделал последний выпад и с грязным ругательством излился в податливое тело. Затем вышел из него, перекатился на спину и вытянулся во весь рост. Что ж, хоть эта девка оказалась что надо.

Сегодня он потребовал у хозяйки веселого заведения девственницу. И чтоб без обмана, как в прошлый раз, когда он был сильно пьян, – не то он им обеим шеи свернет.

Когда девчонку доставили к Филиппу, он велел ей убегать от него и сопротивляться. Ему, как дикому зверю, нравилось догонять жертву, перед тем, как сожрать ее.

Но девица оказалась на удивление прыткой и верткой; прежде чем поймать ее, Филипп упал, больно ударившись коленом; а, когда, наконец, схватил, она расцарапала ему лицо, едва не оставив без глаза, и лягнула так, что отбила у него всю охоту к играм. Он взял ее быстро и жестоко, и даже ее крики и мольбы о пощаде не удовлетворили его.

После такой неудачи Филипп снова послал к хозяйке слугу, велев привести опытную девку. И вот сейчас он почувствовал, что она даже чересчур опытна: с таким наслаждением и умением она принялась сосать его достоинство.

– Не устала? – спросил он.

– С вами, мой господин, – никогда, – лукаво ответила она и снова погрузила его немаленький член в свой рот. Он застонал и грубо выругался. Он всегда ругался, когда ему доставляли удовольствие.

Голос из-за двери прервал их игры:

– Монсеньор, к вам посетитель.

– Дьявол бы его побрал, – пробурчал Филипп. – Кого там нелегкая принесла в такой час?

– Какой-то сакс, господин.

– А. Пусть войдет.

Филипп спихнул с себя девку и, встав, натянул штаны.

Дверь открылась, и на пороге возникла высокая фигура. Мужчина склонился в низком поклоне:

– Приветствую, мессир де Буажи.

– Сэр Мэтлок, – небрежно кивнул герцог, даже не предлагая гостю присесть. – Что привело вас ко мне снова?

Он заметил, что Лайонел смотрит мимо него, оглянулся и увидел, что девица сидит, не прикрывшись, и откровенно пялится на красавца-сакса. Он схватил ее за волосы, выволок из постели и, смачно шлепнув по аппетитным ягодицам, толкнул к двери:

– Проваливай, шлюха.

Когда девка закрыла за собой дверь, он вновь спросил Лайонела:

– Ну, что там еще за дело?

Он спрашивал так, будто ему все равно; но на самом деле нетерпеливо ждал ответа.

– Проклятый де Турнель выгнал меня из Карлайла, – сказал Лайонел.

– Ха! – Филипп насмешливо ткнул пальцем ему в лицо. – У вас на физиономии это и без объяснений увидеть можно. И этого следовало ожидать. Зачем Антуану соперник в собственном доме? Я бы на его месте тоже побыстрее от вас избавился... Но это все, с чем вы явились? Поплакаться мне на судьбу и показать свои синяки? Или же случилось что-то поважнее? В прошлый раз вы сказали, что постараетесь поссорить Антуана с женой. Вам это удалось?

– Можно сказать, что да. Она не доверяет ему. Боится. Ненавидит. К тому же, эта Мириам. Видели бы вы лицо леди Эдель, когда я сказал ей, что паж графа на самом деле – его любовница.

– Ну, и что? Мадам де Турнель не пускает ненавистного мужа в постель?

Лицо Лайонела исказилось злобой.

– Ей пришлось уступить недоноску.

– Еще бы! – расхохотался герцог. – Если мы, норманны, что-то хотим, то получаем это. Это вы, саксы, у женщин под пятой. А мы, уж если какая-то бабенка оказалась нам по душе, не станем с ней церемониться: пусть быстро ложится, поднимает юбку да раздвигает ноги пошире.

Лайонел не стал спорить. Он без приглашения уселся на лавку, стоявшую в углу.

– Я хочу пить. Дорога была дальней.

Филипп прищурился. Что-то этот сакс слишком самоуверен. Наверняка в рукаве у него еще что-то припрятано, иначе он бы себя так не вел.

Он встал, налил себе и гостю по кубку хорошего вина, протянул один Лайонелу.

– Вижу, что вы не просто так явились. Может, хотите плату за ваши услуги? Хоть вы и не рассорили супругов де Турнель, но я готов дать вам...

Лайонел гордо выпрямился:

– Я рыцарь, мессир! Мне нужны не деньги, а месть.

– В таком случае, хватит ходить вокруг да около. Говорите прямо... сэр рыцарь.

Но Лайонел не торопился, сначала выпил вино, затем попросил еще раз наполнить кубок. Герцог начинал закипать. Он что, кравчий этого ублюдка? Наконец, сакс заговорил.

– У меня есть предложение, герцог. Мы оба хотим отомстить де Турнелю, не так ли?

Филипп молча кивнул.

– Так вот, я предлагаю взять Карлайл.

Герцог хмыкнул и почесал волосатую грудь.

– Вы, кажется, белены объелись, сэр. Карлайл, как я слышал, весьма укрепленный замок. Да и народу в нем довольно, и умеющего держать оружие в руках, чтоб отразить любую атаку.

– Я уверен в успехе, – со значением произнес Лайонел.

– Вот как? Вы полагаете, что я готов ради мести бросить на неприступную крепость своих людей, послать их на верную смерть? Я ненавижу Антуана де Турнеля, но я не сумасшедший.

– Вам не придется никуда бросать своих людей, мессир. Вы возьмете Карлайл, не пошевелив и пальцем.

– Как когда-то – Фэрфакс? – медленно и с расстановкой сказал Филипп. – Тогда вы тоже мне изрядно помогли, сэр Мэтлок.

Лайонел вздрогнул и заметно побледнел. Герцог усмехнулся:

– Или вы думали, что я так глуп и забывчив, что не узнаю в вас того мальчишку, который провел нас по подземному ходу в Фэрфакс? И который на моих глазах прикончил Родерика Карлайла?

– Вы... вы ошиблись, мессир, – хриплым голосом ответил Лайонел. – Я не знаю, о чем вы.

– Ну, конечно. То-то вы стали белее снега. Знаете, такое смазливое лицо вряд ли забудешь.

Лайонел нервно откашлялся.

– Ну, хорошо,– наконец, сказал он. – Да, это, действительно, был я. Но я не хочу вспоминать прошлое. И предупреждаю: если вы посмеете кому-то рассказать об этом, то вам не поздоровится.

– Ой, как страшно, – засмеялся Филипп. – Впрочем, я не собираюсь никому выдавать ваш секрет, дорогой сэр... До тех пор, пока мы союзники. Ведь мы союзники, не так ли? И наш главный враг – де Турнель.

Лайонел кивнул.

– Ну, а теперь выкладывайте, да поживее, свой план захвата Карлайла. Там тоже есть подземный ход, о котором вам случайно известно?

– Нет.

– Тогда как же мы проникнем в замок?

– Я вам скажу. Но прежде кое о чем условимся, мессир. Когда мы войдем в Карлайл, вы получите де Турнеля. Вы можете разграбить замок и вывезти из него все, что вам угодно. Чтобы король не узнал, кто напал на Карлайл, вашим людям придется вырезать всех его обитателей... Но вы дадите слово рыцаря и дворянина, что не тронете леди Эдель. Она моя.

Филипп фыркнул:

– Пожалуйста. Даю слово. Мне эта саксонская дурочка не нужна. Я хотел жениться на ней только потому, что того же желал де Турнель... А вы, однако, много выиграете, сэр Мэтлок: получите и замок, и женщину, которую хотите. Станете хозяином Карлайла... Впрочем, я забыл: если Антуан умрет, Карлайл достанется сыну вашей несравненной леди Эдель. Ведь у нее есть сын, не так ли?

– Да, есть, – глухо подтвердил Лайонел.

– Что ж, от мальчишки легко избавиться. Особенно такому умнику, как вы, – подмигнул Филипп. – Но говорите же, как мы возьмем замок? Не томите. Эй, стойте, куда вы?

– Мой ключ к Карлайлу в соседней комнате, мессир. Сейчас вы увидите его.

– Вот как? Любопытно...

Лайонел вышел за дверь. А, когда вновь оказался на пороге, Филипп увидел у него на руках маленького темноволосого мальчика.