Текст книги "Рыцарь-ворон (СИ)"
Автор книги: Диана Крымская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Эдель прикусила губу. Мириам – женщина. Как она не догадалась сразу?!
– Миледи, он вас не любит, более того, он к вам относится как к последней служанке. Боже правый, это невыносимо, видеть всё это и ничего не делать! Как я сожалею, что уговорил вас выбрать его!
Лайонел в отчаянии ерошил свои светлые волосы. Эдель не отвечала. Да и что могла она ответить? Де Турнель – ее муж, но он имеет полное право вести с собой хоть дюжину любовниц. А она, его законная жена, должна молча сносить это.
Этим утром они, наконец, смогли поговорить. Граф с частью своих людей ускакал вперед, чтобы разведать окрестности, а Эдель ехала позади с обозом. Ей удалось незаметно отстать, Лайонлу тоже, – и вот они оказались наедине.
Между тем, путники миновали развалины Фэрфакса и снова углубились в глухую лесную чащу. Теперь до Карлайла оставался день пути, и, если бог даст, и не случится чего-то из ряда вон выходящего, завтра утром Эдель сможет уже прижать к сердцу Дика...
Но даже встреча с сыном уже не радовала ее. Когда Дик узнает, что она снова вышла замуж, да еще и за норманна... Она боялась этого, пожалуй, больше даже, чем близости с мужем. Страшилась реакции сына и того, что он возненавидит ее.
– Эдель... Ты ничего не скажешь?
Она с тоской посмотрела на Лайонела. В нем единственном сейчас она видела если не защитника, то человека, верного ей одной. Верный... преданный... надежный. Он не бросил ее на растерзание де Турнеля; несмотря на отношение к себе графа, ехал с ними.
Она вдруг остро пожалела, что не Лайонел ее муж. Возможно, выйди она за него, он залечил бы ее раны, заставил бы забыть кошмары прошлого... и полюбил бы когда-нибудь Дика.
– Что я могу сказать, Лайонел? – мягко спросила она.
Он сглотнул. Голос его дрожал:
– Вчера... Он зашел в ваш шатер... но быстро вышел. Слишком быстро, чтобы...
– Ты следил?
– Я не мог не следить. Мысль, что ты принадлежишь ему, что он уже обладает тобой, сводит меня с ума! Скажи: вчера он не прикасался к тебе?
Эдель решила, что скрывать нечего.
– Нет.
Он шумно выдохнул:
– Я так и думал. А... в день свадьбы? Он не остался с тобой на всю ночь, я знаю, но он приходил к тебе вечером.
– Лайонел, в тот вечер этого... тоже не произошло.
– Хвала Всевышнему!
Синие глаза его зажглись звездами. Он протянул к ней руки:
– Эдель! Моя прекрасная Эдель!
Она отпрянула:
– Нет, Лайонел, нет. Опомнись. То, что между мной и графом не было близости, ничего не значит. Я его жена, я дала обеты перед богом, я буду верна мужу.
– Как ты можешь? Он пренебрегает тобой, он везет с собой свою любовницу, он тебя унижает, а ты готова все снести??
– Мой долг – смиренно принять уготованное мне Господом. Лишь бы граф был хоть немного подобрее к Дику... Для себя я ничего не прошу, на мне слишком много грехов, и я заслужила все, что Он послал и пошлет мне.
– Подобрее к Дику? Не надейтесь, – зло бросил Лайонел. – Знаете, миледи, что я думаю? Что он сделает вам ребенка, – и, если это будет мальчик, попросту постарается избавиться от пасынка, чтобы Карлайл достался его сыну.
У Эдель все похолодело внутри, когда она услышала это.
– Лайонел!.. Как такой ужас мог прийти тебе в голову??
– Сами подумайте, миледи, и придете к такому же выводу. Дик для Турнеля только помеха. Какой мужчина захочет, чтоб такое богатство, как Карлайл, досталось не родному, а чужому сыну?
– Прекрати. Немедленно. Граф – человек чести и рыцарь, он не способен...
– Разве вы на турнире не видели, на что способны эти так называемые люди чести и рыцари? На любую подлость, на любое преступление! И как же быстро вы забыли, что из себя представляет ваш муж! Он – норманн! И кому, как не мне с вами, знать, кто они такие, и чего от них можно ждать!
Эдель молчала. Да, ее муж – норманн. Да, жестокость и подлость у него в крови, как и у всех них. Но – чтобы причинить вред маленькому невинному мальчику?? Хотя, убил же он своего пажа. Тоже почти ребенка!
Она села на лошадь и поскакала догонять обоз. Но слова Лайонела продолжали тупо стучать в голове. «Ваш сын для Турнеля помеха... Вы родите ему мальчика, и он избавится от Дика...»
– Расскажите мне о вашем сыне, мадам.
Если б не было утреннего разговора с Лайонелом, Эдель бы, скорее всего, обрадовал этот вопрос мужа. Тем более, заданный таким, неожиданно мягким, тоном. Но она целый день думала над словами своего верного друга, и пришла к выводу, что он, скорее всего, прав. Поэтому и теплота в голосе графа, и сам вопрос привели ее в смятение и заставили вновь повторить про себя: «Мой сын помеха для де Турнеля!»
– И... что же вы хотите знать о нем?
– Всё. Мне известно, что ему около пяти лет, что его зовут Ричард. Но это все.
Эдель глубоко вздохнула.
– Да, ему пять с половиной, и его зовут Дик. Он... – Она хотела сказать: «хороший, добрый, умный» – и осеклась. Вспомнились злые насмешки королевы и ее дам. «Недоумок. Глухонемой дурачок». И снова злость вскипела в ней.
– Так что он?
– Он очень добрый и очень умный. Он уже умеет читать и писать, – гордо произнесла она.
– Прекрасно, – сказал граф. – Кое-кто считает, что для будущего рыцаря подобные знания не нужны, но я придерживаюсь иного мнения. А как насчет верховой езды? Владения оружием? Его кто-то уже обучает всему этому? Сэр Мэтлок, быть может, занимается племянником?
Эдель смешалась. Разговор заходил на скользкую почву.
– Н-нет. Сэр Лайонел не занимается этим. Дика воспитываю я... пока.
– Но вряд ли, мадам, вы сможете преподать сыну тонкости воинского дела. Пора Ричарду заняться с воспитателями, которые научат его и держаться в седле, и владеть мечом и луком. Полагаю, пока он учится всему этому, играя со сверстниками? В Карлайле, наверное, много детей его возраста.
– Д-да. Много...
– Игры тоже необходимы, – кивнул де Турнель. Он смотрел на Эдель пронизывающим взором своих глубоко посаженных карих глаз, и она нервно стиснула поводья, чувствуя, что краснеет, и надеясь, что сумерки все же не позволяют ему разглядеть ее смущение.
– Мне кажется, или разговор о вашем сыне вам неприятен, мадам?
– Нет. Не неприятен. Я... просто удивлена, что вы завели об этом речь.
– Почему? – удивился он. – Я ваш муж, и отныне ваш сын – мой сын. – И снова этот подозрительно мягкий тон.
«Знаете ли вы про его детей?..» – пришли ей на ум слова королевы.
Сколько их у графа? И где они? Она вдруг задумалась над тем, был ли он раньше женат. Быть может, был. Тогда дети его вполне могут оказаться не ублюдками, а законными. «И, если среди них есть мальчик... Де Турнель избавится от Дика, и своего сына сделает наследником Карлайла!»
Надо срочно выяснить все о детях мужа. Это крайне важно. А она-то, дурочка, придумала, как избежать опасности: она попросит какую-нибудь знахарку давать ей питье, чтобы не забеременеть... Но, если у графа есть законный ребенок, мальчик, – хоть один, – то это средство станет бесполезным!
– Я надеюсь, мессир, что вы станете Дику хорошим отцом, – выдавила она, наконец.
– Я обещаю вам это, мадам. Однако, уже поздно. Кажется, впереди видна придорожная харчевня? Там и остановимся на сегодняшнюю ночь.
В этот вечер Эдель решила покорно принять свою судьбу. Не умолять, не просить. Рано или поздно, это случится все равно. Она пережила тот ужас, переживет и этот. Быть может, это не займет много времени. Она потерпит.
В конце концов, не зря же де Турнель везет в Карлайл эту Мириам? Значит, она дорога ему. Возможно, он и не станет слишком часто навещать законную жену. Его любовница очень даже симпатичная. Хоть и с перебитым носом. Интересно, он приревновал ее – за это и избил так, что сломал нос?
И все равно, она, Эдель, простушка рядом с нею. «Я должна радоваться, что у него есть любовница. Это избавит меня о многих мучительных ночей!»
Она помолилась и легла в постель, прислушиваясь к звукам, доносившимся снизу, из залы, где, за длинным общим столом, остались сидеть мужчины. Граф тоже был там; когда она поднималась наверх, то видела, как он осушает большой кубок с вином. А напротив, как ни странно, сидел Лайонел. Он тоже пил.
Эдель ворочалась с боку на бок, досадуя, что муж не идет. Вот так всегда: когда чего-то боишься, ужасное обязательно с тобой случается; когда же страх подавлен, и начинаешь спокойно ждать неизбежного, – оно, как будто нарочно, обходит тебя стороной.
Наконец, дверь скрипнула, и Эдель, лежащая на боку лицом к ней, при свете зажженного шандала увидела на пороге графа. Он захлопнул дверь, но не шагнул к кровати, а неловко оперся плечом о косяк. Эдель услышала его тяжелое дыхание, уловила идущий от него запах, и поняла, что он пьян.
«Господь всемогущий, дай мне силы вытерпеть. Не оставь меня. Я буду сильной. Буду храброй... Только бы поскорей!»
Она села на постели и спросила:
– Помочь вам раздеться, мессир?
Он издал тихий смешок, который не понравился ей.
– Раздеться? Нет, благодарю, мадам.
Язык его слегка заплетался. Де Турнель был пьян больше, чем она ожидала.
– Я ждала вас.
– Даже ждали? Как это мило с вашей стороны.
– Мессир... Быть может, приказать принести вам воды?
– Я просто вас не узнаю, мадам. Что с вами? Вы не заболели? Ждете меня... Хотите раздеть... Подать воды... Право, я тронут такой заботой. Моя ласковая, верная, честная жена!
Последние слова были полны какого-то нескрываемого сарказма. Да что это с ним? Или вино всегда так на него действует?
– Я, действительно, хочу помочь вам... Чему вы смеетесь? Что смешного я сказала?
– Ничего. – Он, наконец, оторвался от косяка, сделал два шага к кровати и склонился над Эдель. Рот его криво улыбался, но глаза были темными, холодными и злыми. – Вы ничего не сказали. Вы промолчали. И я попал в ваш силок.
– В какой силок?
Он сжал ее плечи так, что она едва не вскрикнула от боли.
– В какой силок? В женитьбу на вас, мадам, вот в какой! Если б я знал о вас все с самого начала! Но нет, все молчали: и вы, и король с королевой! Если б я знал правду!
– Какую правду?
Но он не отвечал, только затряс ее, как сумасшедший. Эдель не на шутку испугалась. Что, если сейчас он изобьет ее? Сломает ей нос, как этой бедной Мириам...
– Мессир, успокойтесь, прошу вас! Какая правда? Что я от вас скрыла? Если вы о Лайонеле... то это все неправда, клянусь вам в этом жизнью своего сына!
– Вашего сына! Вашего сына! – вдруг расхохотался он сатанинским смехом. Затем отпустил ее и вышел, пошатываясь и изрыгая проклятия, оставив ее в полной уверенности, что его так называемая болезнь – не что иное, как расстройство ума. Но тогда – как можно заразиться ею?..
7. В Карлайле
На другое утро Эдель с удивлением заметила, что вся поспешность, с какой муж старался совершить путь от Лондона в Карлайл, куда-то исчезла. Они выехали из харчевни довольно поздно, уже за полдень, и в этот раз двигались куда медленнее.
Эдель удалось перекинуться с Лайонелом несколькими фразами. Она попросила его разузнать о детях графа и его болезни. Когда же он вновь спросил о прошедшей ночи, она вкратце рассказала о произошедшей вчера странной и страшной сцене между нею и мужем.
– Он выглядел сумасшедшим. И говорил как безумец. Просто пьяные так себя не ведут, Лайонел.
– О чем же он говорил?
– Я немногое поняла. Что-то о моем молчании... о силке в который он угодил, женившись на мне... Под конец он жутко расхохотался и ушел. Может, вчера вечером за столом кто-то что-то сказал ему?
Лайонел пожал плечами:
– Не знаю. Я ничего не заметил, а ведь я сидел напротив него.
Эдель вздохнула:
– О Господи, пусть он пьет, сколько хочет, но не будет сумасшедшим! Я так испугалась...
Лайонел злобно кусал губы.
– И я не могу защитить тебя от этого злобного зверя! Я самый несчастный и ничтожный из людей!
– Не говори так... Но тише. Эта Мириам, мне кажется, она следит за мной... Я поеду вперед.
...Чем ближе подъезжали они к Карлайлу, тем тяжелее становилось на душе Эдель. Мысли о Дике, о том, как он узнает, что она вышла за норманна, терзали как нескончаемая пытка. В конце концов, она не выдержала и решила поговорить с де Турнелем.
Она долго приглядывалась к нему. Вчерашняя буйная вспышка оставила на нем свои следы: он был чрезвычайно раздражен, мрачен как никогда, ни разу не посмотрел в ее сторону и на ее утреннее приветствие не ответил даже кивком.
Но, каким бы он сегодня ни был, ей придется попросить его кое о чем...
– Вы не в своем уме, мадам, – вот что ответил он на ее просьбу.
– Дик ненавидит норманнов. Они убили его отца, он знает об этом. Мессир, когда он привыкнет к вам, когда узнает вас лучше... тогда я... или вы... или мы вместе... скажем ему, кто вы.
– Чушь. Я не собираюсь лгать никому, даже ребенку. Пусть сразу узнает правду. Правда, мадам, не убивает. Убивает ложь.
– Вы не понимаете. Дик не такой, как все дети...
Он что-то пробурчал про себя, кажется, очередное проклятие.
...– Он очень ранимый. Очень. Это всего на несколько дней. Умоляю вас. Всеми святыми!
Она не выдержала и заплакала. Конечно, на него это совершенно не подействует. Скорее наоборот, разозлит еще сильнее. Но у нее не осталось ни сил, ни мужества.
– К черту! – воскликнул он вдруг. – Перестаньте рыдать, вы, глупая женщина. Ладно. Я согласен изображать из себя сакса. Но мои люди – норманны, и они саксонского не знают, учтите это. Так что с ними я буду говорить на французском. И не забудьте предупредить ваших людей и этого сэра Мэтлока, чтоб не проболтались.
Она забормотала какие-то слова благодарности, но он не стал слушать, хрипло расхохотался: «Сэр Энтони!», пришпорил коня и ускакал далеко вперед...
Дик бросился навстречу прибывшим. Он подпрыгнул, как шаловливый щенок, и Эдель, нагнувшись с седла, подхватила его и посадила перед собою.
– Дикки! Мой Дикки! – повторяла она, покрывая лицо сына поцелуями, но он зафыркал и начал увертываться, пытаясь избежать материнских ласк.
Как ни была она занята сыном, но все же заметила, что де Турнель тяжелым взглядом смотрит на Дика. Было что-то такое напряженное в его глазах, что заставило ее снова вспомнить предупреждение Лайонела...
Но надо было представить все же сыну графа.
– Сынок, у меня есть для тебя новость. – Большие карие глаза мальчика доверчиво смотрели ей в лицо. – В Лондоне я... вышла замуж, – облизнув пересохшие губы, с запинкой вымолвила она. Дик застыл. Глаза его широко распахнулись. – Теперь у меня есть муж... – продолжала она, чувствуя, как он отдаляется от нее с каждым произнесенным словом. – Вот он, на черном коне. Его зовут сэр Энтони.
Дик медленно перевел глаза на де Турнеля; он побледнел, губы зло сжались. Несколько мгновений мальчик и мужчина изучали друг друга; затем граф громко отдал приказание своим людям слезать с коней. Услышав чужую речь, Дик побледнел еще больше. На лице его отразились изумление и гнев. Он обернулся к матери и спросил знаком, который она прекрасно поняла: «Норманны?»
– Да, милый, это норманны, – ответила она тихо.
Он соскользнул с седла и опрометью бросился прочь...
– Ваш сын не глухой.
Эдель возмущенно воскликнула:
– Конечно, нет! Он не говорит, но прекрасно все слышит.
– И он понимает французский?
– Да.
– Странно. Вы учили его? Зачем?
– Он и латынь знает. Зачем? Просто, чем больше человек знает языков, тем легче ему в этой жизни. Рано или поздно, Дик столкнулся бы с норманнами. Лучше знать язык вра... язык тех, кого не любишь, – это может помочь там, где не ждешь.
– Язык врага, – повторил насмешливо граф. – Вы тоже прекрасно говорите по-французски. Как вы научились?
– Моя мать была из Нормандии. Она привезла с собою служанку, которая стала мне и кормилицей, и, затем, няней. Мама умерла, когда я была совсем маленькой. Няня научила меня маминому языку.
– А я все думал: почему вас зовут Эдель. Это ведь не саксонское имя. Ричард, кстати, тоже... Странно, что вы назвали так сына.
Эдель совсем не нравился этот разговор. Какое ему дело до имени ее или Дика? С другой стороны, она заметила, что настроение мужа явно улучшилось. В голосе его появились мягкие, почти задушевные, нотки.
Впрочем, чему она удивляется? Они прибыли в Карлайл, спокойно и безо всяких дорожных происшествий; и де Турнель, наконец, увидел, какое богатство приплыло к нему в руки. Плодородный зеленый край и прекрасный, хорошо укрепленный замок. Конечно, он доволен тем, что отныне все это принадлежит ему.
– Мне просто нравится это имя, – коротко ответила она. И добавила, после некоторого колебания: – И Родерику тоже нравилось. Мы хотели назвать так своего первенца.
– Родерик. Я слышал, что он провел с вами после венчания всего одну ночь, и вы понесли?
– Да, – глухо произнесла Эдель. Ей не хотелось говорить об этом. Не хотелось вспоминать...
– Вам повезло.
Она вскинула голову:
– Повезло, мессир? Повезло, что я стала вдовой через несколько часов после того, как вышла замуж? Повезло, что ваши сородичи напали на наш лагерь и всех безжалостно перебили, включая моего любимого мужа?
Де Турнель помрачнел.
– Да, вы правы. И я понимаю, что этот разговор навевает горькие воспоминания и неприятен вам. Но мне бы хотелось знать более подробно, что случилось тогда на той лесной поляне. Вы можете мне рассказать?
Эдель глубоко вздохнула.
– Зачем вам это?
– Я хочу знать.
– Для меня это тяжело. Да и я мало могу рассказать. Я вышла за Родерика вечером, нас обвенчал священник прямо на той поляне... а утром на нас напали норманны...
– Утром? Было очень рано?
– Да. Едва рассвело.
– Как получилось, что вы остались живы, если убили всех?
– Я... – Она в замешательстве замолчала. Лгать в этом было святотатством, но деваться было некуда. – ...Я отошла к ручью умыться. Услышала шум схватки, бросилась назад... – Голос ее задрожал. Она вспомнила то, что так часто снилось ей в кошмарах: крики, хрипы, стоны, лязг мечей, визг насилуемых женщин... Она тихо продолжила: – Было поздно. Норманнов было намного больше, они быстро расправились с отрядом Родерика. Я ничем не могла уже помочь нашим людям. Спряталась и просто смотрела...
Она сглотнула, и ей показалось, что слюна стала соленой. Как тогда, в замке, – то была кровь, которая наполнила ее рот, когда она искусала костяшки пальцев, чтобы не закричать от ужаса и бессилия...
– Значит, вас не заметили. И не тронули.
«Не тронули?? О, нет, мессир!»
– Да. Меня не заметили.
– Кто-нибудь, кроме вас, спасся?
– Лайонел... Сэр Лайонел Мэтлок.
– Его, очевидно, ранили и сочли убитым?
– Да. Его ранили в плечо, когда он пытался защитить Родерика. Он потерял сознание, а, когда очнулся, все было кончено. Родерик был мертв. Как и все остальные.
Перед ней, как наяву, встала увиденная ею тогда на поляне сцена: Лайонел, стоящий на коленях, с искаженным от боли и горя лицом, рыдающий, с кинжалом, приставленным к горлу... И Родерик, распростертый у его ног.
– Вы сказали позавчера, что на Родерика напал отряд рыцаря, носившего знак ворона. Мне бы хотелось знать подробнее, что это был за знак.
Зачем он мучает ее??
– Я не совсем понимаю, мессир... Для чего это нужно.
– Многие рыцари-норманны носили тогда гербы, им не принадлежащие. Придуманные. Некоторые даже прикрывались чужими гербами. Возможно, ваш рассказ поможет восстановить справедливость.
– Справедливость? – с горечью повторила она. – О какой справедливости вы говорите? Родерика подло убили, и тот, кто это сделал, до сих пор, быть может, живет и здравствует, как ни в чем не бывало...
– И все же, – мягко настаивал он, – расскажите. Что это был за ворон? Летящий, сидящий? На каком поле он располагался?
– Это был огромный ворон. – Она закрыла глаза, и медленные тяжелые слезы покатились из них, – слишком свежо было воспоминание. Как будто все это произошло вчера... – Он распростер крылья на весь щит. Поле...
– Алое, я полагаю?
– Нет. Лазурное.
– Было ли что-то в его лапах или клюве?
– Нет. Ничего. Один ворон, и все.
Де Турнель глубоко вздохнул и прошелся по зале. Лицо его стало мрачным и сосредоточенным. Эдель спросила:
– Вы хотите знать что-то еще, мессир? Если нет, я пойду к сыну.
– Ступайте, – глухо сказал он.
Лайонел, застегивая пояс и напевая, поднимался по лестнице. Он только что неплохо провел время с одной из замковых девиц. Давненько его никто так не ублажал, девка оказалась горячей штучкой. Лайонелу такие нравились – бесстыдные и готовые на все.
Он сам удивлялся, что его, несмотря на такие предпочтения, тянуло к Эдель. Холодной и неприступной. Он хотел ее. Очень хотел. И очень ревновал к этому негодяю Турнелю.
Судьба вновь обошла его стороной. Проклятому норманну достались и замок, и земли, и Эдель. А ему, Лайонелу, – никаких земель, ничего, только замковые потаскушки.
Впрочем, граф все еще не овладел своей женой. Тут Лайонел ошибиться не мог. Слишком хорошо он знал Эдель, знал, как боится она близости. Если б это произошло, она вела бы себя совсем иначе.
Интересно, почему норманн тянет с этим? Эдель сказала, что он чем-то болен. Не этим ли объясняется то, что он не торопится осуществить свои супружеские права? Надо, надо все выяснить об этом мерзавце. О его недуге, о каких-то там его детях. Как можно подробнее.
– Олень был могуч, олень был силен.
Но добрый лук имел сэр Джон.
Летела, пела его стрела,
И прямо в шею оленю вошла!
Великолепная песня. Как раз для лучника. Черт побери, сейчас бы еще пару глотков доброго эля, да кусок хорошо прожаренной оленины в придачу. И жизнь стала бы совсем отличной!..
– Сэр, мне надо сказать вам несколько слов.
Ну вот. Хорошего настроения как ни бывало. Откуда, олений рог ему в зад, взялся этот треклятый граф?
Лайонел неохотно последовал за де Турнелем в залу. Что еще за разговор? Или норманн снова начнет угрожать, чтоб он, Лайонел, не приближался к его жене? Плевать на его угрозы. Лайонел готов голову дать на отсечение, что Эдель с куда большей охотой оказалась бы в постели с ним, чем с собственным мужем.
– Моя супруга рассказала мне о том, как погиб ее муж. Теперь хотелось бы послушать вас.
Лайонел почувствовал неприятный холодок между лопаток. К чему ворошить прошлое? Если только этот граф сам не был тогда на той поляне... А вдруг он и есть рыцарь-ворон? Но нет; это наверняка был де Буажи.
– И зачем это вдруг понадобилось? – злобно прищурился Лайонел. – Если она вам все рассказала, что могу добавить я?
– Вы много чего можете добавить. А я посмотрю, совпадет ли ваш рассказ с тем, что поведала мне моя жена.
– А если я предпочту ответить молчанием?
– Я так же молча вышвырну вас из Карлайла, любезный сэр.
Эти слова заставили Лайонела крепко призадуматься. Покидать Карлайл сейчас было отнюдь не в его интересах.
– Ну хорошо. Когда на нас напали норманны...
Он видел, что граф слушает его хмуро, не перебивая. Судя по выражению его лица, едва ли Лайонел ошибся хоть в чем-то.
– Я защищал Родерика до последнего. Он был ранен, хотя и не смертельно. Но потом рыцарь-ворон нанес мне удар по голове, я упал. А, когда очнулся, увидел, что брат лежит вниз лицом, а на спине его расплывается страшное кровавое пятно...
Он хорошо помнил, что нужно говорить, – хотя единственным человеком, которому они с Эдель рассказали свою версию, был старик барон, и с тех пор прошло столько лет.
– Значит, смерть сводного брата была для вас настоящей трагедией? Такой, что вы даже хотели покончить с собой? – спросил, когда рассказ был закончен, граф.
– Конечно. Я любил Родерика и готов был отдать за него жизнь, – твердо ответил Лайонел.
– Хм. Ну ладно.
Не верит. Этот мерзавец-норманн не верит... Ну и к чертям собачьим! Все равно правду он никогда не узнает. Лайонел не проговорится и под пыткой; да и Эдель будет нема как рыба до самой смерти. Они оба будут молчать; и дело даже не в том слове, что дали они тогда, на поляне, друг другу. А в том, что обоим им есть что скрывать. Слишком опасное. Слишком жуткое...
– Я вам не доверяю, Мэтлок, – произнес граф. – Вы уже доказали, что способны лгать, наговорив мне там, в харчевне, на Дика.
– Я нисколько не солгал, – возразил Лайонел. – Мальчишка впрямь недоумок. Вы просто его еще не знаете. Он вам доставит много хлопот, вот увидите. Я пытался подружиться с ним, но это настоящий волчонок. Даже местные ребятишки не играют с ним, хоть он и сын хозяйки замка, и постоянно избивают.
– И вы не вступаетесь за него? Он же ваш племянник.
Лайонел пожал плечами:
– Это бесполезно. Они не перестанут бить Дика. Не пороть же всех здешних детей до полусмерти, чтоб они не делали этого. К тому же, он сам лезет к ним...
– Ладно. Ступайте, сэр. Поменьше показывайтесь мне на глаза и помните, что, за малейшую провинность, я без пощады выдворю вас из моего замка.
Лайонел, произнеся про себя очередное проклятие, вышел. «Из моего замка!..» «Мой замок, моя жена!» Вот мерзавец!
«Терпи, Лайонел, терпи... Когда-то так было с Родериком, теперь черед этого норманнского пса. Терпение – вот главное качество характера, которое необходимо бастарду!»
8. Первый урок
Эдель сладко потянулась. Как же хорошо! Солнечные лучи, проникавшие через узкое оконце в ее спальню, обещали теплый и погожий день; она была в Карлайле, дома; Дик был рядом... И муж снова не пришел к ней ночью. Сколько поводов для радости!
Она кликнула служанок и, пока те занимались ею, раздумывала, почему же он не пришел. Ответ напрашивался, впрочем, сам собой. Боже, как же ей повезло, что граф привез в замок свою любовницу! Быть может, он и вовсе не тронет ее, Эдель. Вот было бы счастье!
Девушки, видя хорошее настроение госпожи, возясь с ее платьем и волосами, негромко переговаривались, и она вдруг услышала фразу, которая заставила ее очнуться от приятных мечтаний.
– Мы-то с моим Варбалдом так хорошо вчера ночь провели! Он любил меня без устали. Знала бы ты, сколько раз я в рай с ним отправилась!
– Ой, завидую я тебе, Деора! Мой-то, если раз в дней пять меня захочет, так и то радуюсь.
– А ты попробуй... – и они зашептались.
Эдель нахмурилась. То, о чем они говорили, было ей непонятно и будило какую-то глухую тоску. «Я могла бы быть счастлива только с одним человеком. С Родериком. Он любил меня, он всегда был со мной нежен и ласков...» Ей стало еще горше, когда она вспомнила бывшего жениха и сравнила его с графом де Турнелем. Родерик – веселый, добрый, открытый. Ее муж – угрюмый, злобный, жестокий.
– Миледи! Миледи! – послышался со двора взволнованный голос Сары.
– Что там происходит? – вскочила Эдель. Она не стала ждать, когда служанки заплетут ей косы и накинут на голову вуаль, и поспешила к двери...
Она так и думала. Дика снова избили. Из рассеченной губы сына текла кровь, он то и дело вытирал ее рукавом. Сара виновато говорила:
– Миледи, вы же знаете, сколько раз я говорила ему не приближаться к этим маленьким негодяям. Но он все равно поступает по-своему!
Эдель сжала руки в кулаки.
– На этот раз я выясню, кто виноват. И этому мальчишке не поздоровится.
– Да они его все бьют. Всем скопом накидываются...
– Значит, будут наказаны все. Так больше продолжаться не может!
– Что здесь случилось?
Во дворе появился де Турнель в сопровождении Мириам. Эдель кинула на них ненавидящий взгляд. Нет, она, конечно, рада, что он проводит ночи с любовницей... Но днем мог бы так открыто с нею не ходить. Не один Лайонел такой догадливый, в Карлайле быстро прознают, что Мириам – женщина.
– Ничего, мес... милорд.
– Ничего? – Брови его сошлись на переносице. – Мне кажется иначе. И, на будущее, миледи: на моей земле меня касается все. Даже последняя мелочь. Эти мои слова и к вам относятся, Сара.
– Да, милорд, – низко присела экономка.
– Так что произошло?
– Сына миледи избили мальчишки, милорд, – объяснила Сара.
– Вот как. – Де Турнель разглядывал Дика, стоявшего с низко опущенной головой. – Что ж тут такого? К чему весь этот шум? Парни любят подраться. Достаться может всякому. Даже хозяйскому сыну.
– Но его бьют постоянно, милорд, – вмешалась Эдель. – Так больше продолжаться не может, нужно наказать зачинщиков.
– Например, вздернуть их на крепостной стене, миледи? – усмехнулся граф.
Эдель надменно взглянула на него:
– Нет. Я не имела в виду такую жестокость. Но выпороть маленьких негодяев вполне можно.
Дик затряс головой.
– Ты не хочешь, чтоб твоих обидчиков наказывали? – спросил, подходя к нему, граф.
Дик закивал.
– Видите, миледи: ваш сын против. И я с ним согласен. Наказывать никого не будут. Мальчишки разберутся сами. А ты, Дик, если даже был побит, не опускай голову. Всякий, даже самый смелый и сильный, может быть побежден, но, если он чувствует себя правым, не склоняется перед победителем.
Эдель увидела, что его слова подействовали на ее сына. Дик выпрямился и вздернул подбородок. Карие глаза его сверкнули.
– Кстати, Дик, ты уже в таком возрасте, когда пора заняться обучением воинскому делу, – сказал де Турнель. – Верховая езда, владение мечом и луком, – всем этим с сегодняшнего дня я сам займусь с тобой.
Эдель вздрогнула.
– С сегодняшнего дня? Но, милорд...
– В чем дело, миледи? – повернулся к ней граф. – Вы против обучения вашего сына? Или против того, чтоб я занимался с Диком?
– Я... Я... – Эдель замолчала, хотя сердце ее стучало молотом в груди. Посетившая ее мысль была слишком ужасна. Не хочет ли граф во время одного из таких уроков расправиться с Диком? Ведь случаи, когда на тренировках один из воинов калечил или убивал другого, происходили довольно часто.
– Вас ждет много других дел, милорд, – нашлась, наконец, она. – Вы хозяин Карлайла, а это большое поместье. Едва ли у вас найдется много времени для обучения Дика. Я сама найду для него хорошего учителя... какого-нибудь опытного воина...
– Не сэра ли Мэтлока? – съязвил граф. Дик тревожно посмотрел на мать. Но она ничего не ответила.
– Дик будет заниматься со мной, – подытожил муж. – Я смогу найти для этого время, миледи. И начнем мы прямо сейчас. Мириам, принеси все необходимое. В замке наверняка должны найтись подходящие для возраста Дика лук со стрелами и меч. И вели на конюшне оседлать моего коня и еще одну лошадь, пусть выберут самую смирную.
Эдель ничего не оставалось делать, как молча следить за приготовлениями. Но она заметила, что Дик, кажется, даже рад, и ей чуточку стало легче. Если у де Турнеля и есть злые замыслы, едва ли он посмеет осуществить их на первом же уроке. Да и она будет рядом, и не позволит, чтоб этот жестокий норманн причинил вред ее мальчику.
Эдель торопливо шла, вернее, почти бежала, по тропинке к реке. Именно там, на большом ровном лугу, граф де Турнель занимался с Диком. Жене, как ни просила и ни умоляла она его, он не позволил присутствовать при уроке.
– Женщинам там не место, – вот все, что он ответил на все ее мольбы. Хотя эту свою Мириам и взял с собою... А больше никого.
И вот прошло уже столько времени, – а они все не возвращались. Эдель, хоть и пыталась отвлечь себя всякими делами, каждую минуту думала о Дике и о том, что происходит там, на берегу.
