Текст книги "Рубин Рафаэля"
Автор книги: Диана Хэгер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
Джулио собирал свои нехитрые пожитки на Виа деи Коронари, готовясь отнести их вниз, когда в дверях появилась Елена. Теперь они снова были в доме одни.
– Вы уходите? – спросила Елена. Она стояла в дверном проеме в простом изящном платье из светло-зеленого полотна. Волосы были убраны под шапочку того же цвета, голова чуть наклонена к косяку.
– Да.
– Вы нашли себе другое место?
– Пока нет, но обязательно найду.
– Тогда почему вы не хотите подождать здесь, пока не найдете?
Он остановился и посмотрел на нее. Он все еще был расстроен и разочарован, и все эти эмоции отражались на его юном лице, как в зеркале.
– Все очень сложно, Елена.
Он впервые произнес ее имя вслух и запросто. Отзвук вибрировал в воздухе, насторожив их обоих.
– Я должен уйти отсюда, и все, – добавил он, понимая, что никогда не сможет объяснить ей настоящую причину.
Пока она внимательно всматривалась в его лицо, он смущенно тер затылок. У нее был очень проницательный взгляд.
– Я уже привыкла к вам, – удивительно искренне сказала она, обезоружив его своей прямотой. – Вы были для меня приятной компанией по вечерам.
Джулио снова повернулся к ней. Их разделял открытый сундук, стоявший в ногах кровати.
– А мне показалось, что вы стеснялись моего присутствия, – честно объявил он, неожиданно поняв, как ему важно, что она произнесет дальше. Ожидая ответа, Джулио почувствовал, как у него зашевелились волосы на затылке. Он понял, что Елена стала первой девушкой, с которой он оставался наедине. Теперь он осознал, как сильно ему этого хотелось.
– Я не была приучена к работе, но жизнь заставила меня трудиться. Кардинал Биббиена в детстве дружил с моей матерью, и она попросила его об одолжении. Поэтому, и только поэтому, я получила работу у синьора Рафаэля. Так что моя стеснительность скорее имела отношение не к вам, а к тому, что я так еще и не примирилась со своей судьбой.
Ему захотелось извиниться перед ней за то, что своей прямотой он лишний раз напомнил о падении ее семьи, но, когда Джулио открыл рот, он не смог произнести ни слова. Смятение и привычка подавлять свои чувства просто не позволили ему открыться. Молчание стало неловким. Обоим было что сказать, но ни один не находил в себе сил заговорить первым.
– Тогда желаю вам удачи, – тихо вымолвила Елена.
– Боюсь, ему будет очень одиноко без нас. Все-таки мы были ему настоящими друзьями, – подвел черту Джулио, понимая, что Рафаэль слишком занят своей возлюбленной, чтобы заметить их отсутствие. Во всяком случае, в первое время.
22
Серебристый предвечерний свет лился сквозь высокие сводчатые окна роскошных конюшен синьора Киджи прямо на Антонио, который убирал стойла, где содержались лучшие английские жеребцы. Несколько мужчин, в роскошных накидках из бархата и парчи и небольших шапочках, украшенных перьями и драгоценными камнями, беседуя меж собой, вошли в дверь и спокойно направились к конюху. Когда они приблизились, Антонио понял, что вышагивающий посередине господин – сам синьор Киджи. Антонио доводилось как-то видеть хозяина, но издали, а сейчас впервые посчастливилось оказаться к нему так близко, и юноша весь похолодел, кожа покрылась мурашками. Как же, ведь рядом с ним само воплощение богатства и могущества!
Мужчины вели речь о приеме с охотой, который в скором времени устраивал понтифик. Для таких празднеств обычно ставили красочные шатры, где приглашенных ожидал обильный стол. А еще для развлечения гостей там играли музыканты. Вот это жизнь, подумал юноша. У них столько свободного времени и денег, что можно запросто разговаривать, как о чем-то обыденном, о папской охоте, обозревая конюшни. Заржала лошадь, и Антонио решил, что судьба предлагает ему счастливый случай, которым грех не воспользоваться, если хочешь изменить свою жизнь к лучшему.
Антонио твердым шагом двинулся вперед, но чем ближе он подходил к знатным синьорам, тем сильнее подгибались его колени. Вот он уже мог рассмотреть серебряное шитье на их одежде и унизанные перстнями пальцы. Антонио низко поклонился, надеясь почтительностью смягчить смысл предупреждения, которое он собирался сделать.
– Прошу прощения, синьоры, – услышал он собственные слова, но голос, их произнесший, показался ему чужим. Антонио редко выражал почтение и еще реже просил прощения. Он замолчал, ожидая отклика. Но его не последовало.
– Синьор Киджи, прошу вас, – позвал он снова, собрав в кулак все скромные душевные силы.
На его счастье, он стоял на пути важных персон, так что им ничего не оставалось, кроме как остановиться перед ним. В то же мгновение он ощутил на себе пристальные и взыскательные взгляды. Его сердце забилось в груди втрое чаще, но он заставил себя сохранять спокойствие, рассчитывая, что хозяин и его гости благосклонно отнесутся к человеку, держащемуся с достоинством.
– Что такое, малый? – спросил один из них, дородный седовласый мужчина с изъеденным оспой лицом и крупным носом.
– Я хочу поговорить с синьором Киджи, наедине, смело заявил Антонио, будто просил о чем-то само собой разумеющемся. На мгновение повисло молчание, потом все четверо, включая самого синьора Киджи, рассмеялись дерзости этой просьбы.
– Возвращайся к дерьму, которое ты убираешь!
– Хватит, хватит, Фредерико, это уже лишнее, – хмыкнул Киджи и коснулся пальцем темной бородки.
– Нет, он должен знать свое место, – заспорил лысый.
– У меня к нему личный разговор касательно синьора Рафаэлло, – перебил их спор Антонио, не желая упускать счастливой возможности.
Киджи выгнул густую черную бровь.
– Похоже, эта напористость все-таки дает ему право ненадолго выбраться из стойла, – заявил он с шутливым великодушием.
– Как пожелаете, – брезгливо пожал плечами лысый. – А мы не станем опаздывать на встречу к Его Святейшеству ради этого разговора.
– Я дам ему минуту, чтобы рассказал, в чем дело.
Киджи сделал пару шагов в сторону от своих компаньонов, и Антонио последовал за ним. Теперь они стояли лицом к стойлам, за резными и расписными дверьми которых обитали самые дорогие скакуны Рима.
– Прежде чем ты скажешь хоть слово, предупреждаю: я не люблю сплетен, – заявил Киджи.
– Я пришел к вам не со сплетнями, а с новостями, которые знаю из первых рук, синьор Киджи.
– Как-то ты мало похож на человека, который мог бы ими обладать.
Вот он, момент истины! Другого шанса не будет. Антонио почувствовал, ему не хватает воздуха.
– Он спит с моей невестой, а теперь еще утверждает, что любит ее!
Киджи каркнул, запрокинул голову назад и разразился громоподобным хохотом, так что слезы показались на глазах.
– Хотел бы я получать одну из его картин каждый раз, когда слышу что-то подобное! – Он покачал головой. – Прости, мальчик…
– Меня зовут Перацци, синьор. Антонио Перацци, – сказал Антонио, чувствуя, как в нем вопреки воле поднимается волна возмущения.
– В общем, тебе будет полезно узнать, что это одна из самых старых песен, которые когда-либо звучали в Риме Антонио. Мне жаль, что ты потерял свою невесту, но, помяни мое слово, она к тебе вернется. Ей просто не останется другого выхода, когда он от нее устанет. Конечно, она уже не будет невинной, но зато сможет доставить тебе больше удовольствия под одеялом!
Киджи, все еще похохатывая, развернулся, чтобы присоединиться к друзьям. Те тоже смеялись.
– Он купил ей дом на Виа Алессандрина, – ровно произнес Антонио, теперь уже так, чтобы это могли слышать остальные. – Ее отец говорит, что она не дает ему работать ни днем, ни ночью и что теперь он редко бывает в мастерской.
Киджи остановился, неожиданно вспомнив, что уже давно наблюдал только учеников Рафаэля на лесах в папской станце, а работа над новой фреской на его собственной вилле нисколько не продвигается. Пока что он видел только картоны да мелкие эскизы. Свадьба банкира приближалась с каждым днем, а фреска, изображающая бракосочетание Амура и Психеи, должна была стать не только подарком невесте, но и украшением празднества.
Мысль о том, что Рафаэль отвлекся и не успеет закончить росписи к сроку, разозлила его.
– Чего ты хочешь?
– Вернуть свою женщину, больше ничего.
– Я тебе уже сказал, она и так вернется, когда ему надоест.
– Лучше уж раньше, чем позже. А если ее еще и проучат, это лишь пойдет ей на пользу.
– А ты не глуп, Антонио Перацци, – хищно улыбнулся Киджи, поглаживая бороду. – К тому же смел, если пришел с этим ко мне Я ценю подобные качества.
Антонио почтительно поклонился.
– Благодарю покорно, синьор.
Киджи вернулся к нему и положил руку на плечо, как старому другу.
– Могу я рассчитывать, что ты станешь моими глазами и ушами в этом деле? – тихо спросил он. – И добудешь доказательства, если это и дальше будет продолжаться?
Атонио хотел сказать, что за умеренную плату согласен на такое дело, но передумал. Не стоило торговаться со вторым человеком в Риме. Если он, Антонио, проявит достаточно ума и терпения, в свое время его усилия не останутся без награды.
23
Май 1515 года
Все радовались весне, кроме Его Святейшества. Папу заботили постоянно растущие долги. Он был зол на своих советников, неспособных разрешить продолжительный кризис. Ограниченность в средствах и несдержанность понтифика в тратах создала гораздо больше сложностей с продажей индульгенций, чем он ожидал. Все громче слышался ропот недовольных, и это беспокоило обычно безмятежного наместника Бога на земле. Он стал подвержен резким вспышкам гнева, которые больше напоминали припадки.
Люди, хорошо его знавшие, в общении с ним ходили по лезвию бритвы. Обычно приема у понтифика искали по утрам, чтобы застать его отдохнувшим, или после обеда, дабы он, изрядно вкусивши яств земных, лишился сил злиться. Так было и с Рафаэлем, когда он явился в залу для приватных аудиенций с двумя помощниками, которые несли недавно законченный портрет Маргариты Луги в образе Мадонны.
Джованни да Удине поставил картину на подставку и снял черную бархатную завесу. Лик Пресвятой Девы открылся всем присутствующим. Столкновение света и тьмы, простые формы, мягкие контуры, новый цвет, а в центре всего – лицо. Нежное, светящееся. И глаза, от которых не спрятаться.
Восседая на троне, Лев бросил взгляд на кардинала деи Медичи, который устроился в кресле, на тисненой коже, прибитой золотыми гвоздями. Потом пристальный взгляд понтифика вновь обратился на Рафаэля. В небольшой комнате для приватных встреч воцарилось неловкое молчание.
– Довольно ли Ваше Святейшество результатом моей работы или желает, чтобы были произведены какие-либо исправления? – наконец спросил Рафаэль, прерывая опасно затянувшееся безмолвие. Папа и его кузен продолжали смотреть на картину.
Понтифик снова воззрился на родича, потом на Рафаэля.
– Это шедевр, сын мой. Настоящий шедевр, от которого дух захватывает. Только посмотрите, как Мадонна парит на облаке, – произнес он. – Божественная и в то же время земная. Мадонна и женщина, способная испытывать живые, человеческие чувства. Она… это лицо… – Он склонил голову. – Почему-то при взгляде на нее мне хочется плакать.
– Ваше Святейшество оказывает мне великую честь такой оценкой, – почтительно поклонился Рафаэль.
– А я просто очарован. – Понтифик обернулся, скосив выпуклый глаз на Рафаэля, который стоял, сцепив за спиной руки. Ради визита к Папе художник облачился в зеленый атлас. – Так это и есть та натурщица, о которой ты говорил?
– Да.
– Мне надо было больше доверять твоему чутью, Рафаэль. Ее лицо принесет утешение и мир всем молящимся в Сан-Систо.
И его, а не предшественника, будут восхвалять за то, что Мадонна туда попадет. Она станет еще одной частью его наследия.
– Молюсь о том, чтобы Ваше Святейшество оказались правы.
– Я мудрый человек, Рафаэль, и поставлен понтификом по вмешательству Божию, так что я никогда не ошибаюсь. Моими устами говорит сам Господь. А тебе полезно к ним прислушаться.
– Ваши мудрые слова для меня на вес золота, – ответил Рафаэль тоном хорошо усвоенного смирения, чтобы потрафить тщеславию великого человека.
– Приятно слышать. – Папа улыбнулся в ответ. – Тогда позволь тебе сказать кое-что. До меня дошло, что, несмотря на строгое предупреждение, ты все же позволил себе отвлечься от работы.
Рафаэль внимательно посмотрел на понтифика. Он не ожидал такого поворота событий. Последнее заявление Папы выбило его из колеи, чего, собственно, Лев и добивался. Рафаэль отчаянно искал вежливый ответ. Он уже был свидетелем гневных вспышек Его Святейшества и как-то даже стал объектом одной из них.
– Ваше Святейшество недовольно какой-то из моих работ?
– Пока нет, – ответил понтифик, привычно протягивая руку за сластями. Пухлая длань порхнула над подносом, выбрала лакомый кусочек и отправила в рот. Папа медленно жевал. Свою речь он продолжил не сразу. – Однако мы озабочены твоей неспособностью полностью сосредоточиться на том, что ты уже пообещал сделать.
Рафаэль посмотрел на кардинала, потом снова на понтифика.
– Могу я узнать, чем именно обеспокоено Ваше Святейшество?
Кардинал деи Медичи что-то зашептал на ухо могущественному родственнику, потом уставился в окно.
– Ты, кажется, опаздываешь с выполнением фрески на вилле Киджи, не так ли, сын мой?
– На пару недель, но я не обещал завершить работы над ней до конца следующего…
Деи Медичи наклонился к уху понтифика и снова зашептал, глядя прямо на Рафаэля.
– А когда должна была завершиться работа над покоями кардинала Биббиены?
– Сейчас сложное время, Ваше Святейшество, – честно признался Рафаэль. – Наблюдение за раскопками, которое возложено на меня – и это большая честь, – отнимает много времени, наряду с выполнением чертежей для нового собора Святого Петра.
Папа моргнул своими выпуклыми глазами.
– Не больше, чем отнимает твоя новая женщина!
– Я не позволяю, чтобы что-либо мешало выполнению заказов Вашего Святейшества. Я дал слово, – изрек Рафаэль, не желая участвовать в очередном споре из-за Маргариты. – Ваша следующая станца будет готова к концу месяца.
– Человек чести никогда не станет обещать того, чего не сможет выполнить.
– Ваше Святейшество, как всегда, правы, но эта работа будет выполнена в срок.
– В таком случае я считаю, что рука синьора Романо, помогающая тебе в выполнении заказов, настоящее благословение. Ведь он оказывает тебе поддержку не только в работе? Мы видели его здесь столь часто, что для всех стало очевидно: этот юноша занимает одно из важнейших мест в твоей мастерской. Способность выполнять порученное не менее важна, чем способность творить, в этом мы убедились сами.
Пытаясь угадать, какова будет очередная ловушка, устроенная этими хитрецами, Рафаэль взглянул в лицо кардиналу деи Медичи. Известно ли им, что самый талантливый из его учеников, Джулио Романо, покинул мастерскую? Со дня переезда в Рим Рафаэль ни разу не позволял себе тратить время на личную жизнь, а теперь лишь пытался уравновесить работу и отдых. И неужели из-за этого поднялась такая буря возмущения?
Папа делал исключительно прозрачные намеки, и Рафаэль почувствовал, как давят возложенные на него ожидания. Он должен был выбирать между милостями понтифика и любовью к Маргарите.
Но как бы их примирить, чтобы не лишиться ни одного, ни второго?
– Мы слышали, что в твоей жизни появилась новая женщина. Разве мы с тобой не толковали недавно об этом самым серьезным образом?
Рафаэль напрягся, но сумел совладать с собой.
– Мне кажется, мы разговаривали о моем увлечении падшими женщинами, которое осталось в прошлом. Вы тогда пожелали, чтобы я покаялся и отказался от них. Я сделал то, что вы мне велели из любви.
– Вот как, значит, любовь? Мощный зов плоти способен извратить человеческий разум, заставляя его поверить во что угодно. Разве не так, сын мой? – вопросил понтифик.
– При всем уважении к вам, Ваше Святейшество, это касается не ума, а сердца.
Понтифик доел круглое пирожное и с отсутствующим видом стряхнул крошки, усыпавшие его колени.
– А как тогда насчет племянницы кардинала, девушки, с которой ты обручен?
– Я не могу больше сохранять верность этой клятве и уже сказал ей об этом.
– И что? Неужели ты собираешься жениться на этой… женщине, которая позирует тебе, когда свободна от работы в семейной пекарне в Трастевере?
– Вы знаете о синьорине Луги?
– О ней знает весь Рим, сын мой. Я слышал, эта новость наделала много шуму.
Рафаэль кивнул в знак согласия.
– Больше всего я хочу на ней жениться, Ваше Святейшество, и тем самым положить конец сплетням и слухам.
Задумавшись, Папа теребил пухлый подбородок. В комнате установилась тишина.
– Абсолютно невозможно, – наконец провозгласил Его Святейшество. – Этому не бывать.
– Могу я спросить почему?
– По многим причинам. Во-первых, мы не знаем ни одного известного художника, кроме тебя, кто бы всерьез задумывался об отношениях с женщиной, выходящих за рамки временной любовной связи. Ни Микеланджело Буонарроти, ни Леонардо да Винчи в этом замечены не были. Для таких людей, как ты, единственной истинной страстью может быть только работа. Конечно, если они хотят достичь успеха. Это самая главная причина.
Рафаэлю хотелось ответить, что оба упомянутых художника известны своим пристрастием к некоторым запретным радостям плоти, как Содома, и брак не привлекает их по этой самой причине. Множество миловидных юнцов населяло залы и потайные покои Ватикана, но об этом он не посмел бы сказать никогда.
– В чем состоят другие причины?
– В кардинале Биббиене. Он не позволит тебе позорить его племянницу и честь его фамилии, учитывая, что ты помолвлен с Марией уже несколько лет. Кардинал и так в ярости из-за слухов о твоей женщине, тем более что она низкого рода.
– Если мне будет позволено на ней жениться, разговоры прекратятся.
– Это даже не обсуждается! Нет. И хватит об этом. Больше ни слова!
Рафаэль видел, что понтифик рассердился. Обычно красное лицо его побагровело. Но мастер не мог так легко сдаться. Он никогда в жизни еще не хотел жениться или хотя бы провести рядом с кем-то остаток жизни. Так было до встречи с Маргаритой. Он предпочитал пойти против воли властителей Рима: Агостино Киджи, кардинала Биббиены и даже самого Папы, но не терять своей любви.
– Так ты отдашь ему заказ на новую станцу? – спросил Джулио деи Медичи своего брата, когда Рафаэль вышел из комнаты. – Или наконец бросишь кость бедному Микеланджело?
Понтифик взял с подноса очередное пирожное, продолговатое, украшенное ядрами миндаля, и стал медленно жевать, не торопясь с ответом.
– Увы, меня все больше заботит наш Рафаэль. Маленькая сплетня о нем и его женщине переполошила весь Рим.
– Да, об этом действительно кричат на каждом углу, – подтвердил кардинал. – Прошлым вечером ко мне приходил Агостино с теми же жалобами. Бессмертная душа Рафаэля явно в опасности.
– Меня занимает не его душа, а мое наследие! Он должен работать!
– Киджи сказал, что его человек доносит, будто эта женщина, дочь пекаря, настолько завладела разумом Рафаэля, что он почти не кажет носу в мастерскую! А совсем недавно он там практически жил!
Папа посмотрел на Мадонну.
– Какой бы совершенной натурой она ни была, похоже, эта простолюдинка лишила Рафаэля разума, вынудив его запустить самые важные заказы и испортить отношения с кардиналом Биббиеной.
– Бернардо в своей племяннице души не чает. Она единственная вызывает в нем чувства, хоть отдаленно напоминающие человеческую привязанность. Не думаю, что он позволит Рафаэлю якшаться с девкой из Трастевере.
– А мы что можем поделать? Похоть – сильный искуситель. Во всяком случае, так говорят, – высказался Папа.
– Микеланджело и Рафаэль давно соперничают друг с другом. Определенно, Буонарроти приложил руку к распространению слухов, хоть и находится во Флоренции.
– Ах да, – кивнул Папа. – Не началось ли это противостояние с тех самых пор, когда Буонарроти работал над Сикстинской капеллой, а Рафаэль расписывал Станца делла Сеньятура?
– Действительно, все могло начаться именно тогда. Каждый подсматривал за работой соперника, сравнивая ее со своей собственной. А теперь на стороне Микеланджело выступил Себастьяно, – согласился кардинал. – Кто знает, может, от влюбленного Рафаэля будет больше толку, если он почувствует угрозу соперничества?
– Предлагаешь пригрозить ему? Тем, что он больше не единственное дарование в глазах Его Святейшества?
– Именно.
Папа улыбнулся.
– Рафаэль чего-то от меня хотел… Что же он у меня просил? А, рубиновое кольцо, которое нашел на раскопках Домус Ауреа. Подозреваю, он хочет подарить его своей девке. Раньше я всегда давал ему все, о чем он меня ни просил. А что, если я…
– Мысль, достойная истинного Медичи! – усмехнулся Джулио. – Пока мы не предприняли более решительных действий, почему бы тебе действительно не сделать того, что ты задумал? Это поставит его на место. К тому же он узнает, что если разочарует Его Святейшество, то падет, как и все остальные. А потом мы посмотрим, что он будет делать дальше.
Маргарита в одиночестве сидела в библиотеке, огромной комнате, уставленной высокими книжными шкафами, где пахло старой кожей и древностью. Когда пришел Рафаэль, она пыталась читать поэму Овидия о любви. Он остановился, наблюдая за тем, как ее палец скользит вдоль строк, голова решительно склонена над книгой. Глядя на сосредоточенно нахмуренные брови, он почувствовал, как любовь к ней охватывает его с новой силой.
– Наверное, Поппее приходилось проще! – засмеялась она, подняв глаза и увидев Рафаэля.
Он подошел к ней и, встав на колени, взял ее за руки.
– Мы должны серьезно поговорить.
– Ты чем-то обеспокоен?
– Только тем, что мне предстоит тебе сказать.
– Тебе кажется, что ты погорячился с этим домом?
– Что ты! – мрачно усмехнулся он, сжимая ее руки и поднося к губам. – Ты сейчас живешь там, где должна жить. Нет, я хочу поговорить о том, что было до нашей встречи. Есть одна девушка… она ухаживала за моим домом на Виа деи Коронари.
Маргарита внимательно посмотрела ему в лицо.
– И эта девушка, управлявшая твоим домом, завладела и частью твоего сердца?
– Нет, Елена никогда не трогала моего сердца. Просто я допустил непростительную вольность. Мне было одиноко, и похоть заглушила доводы здравого смысла. Как только все кончилось, мы оба пожалели об этом. Я же настолько раскаивался и был напуган, что, когда мы встретились, попросил ее поискать другого места, чтобы ты ни о чем не узнала.
Она откинулась на спинку кресла, закрыла книгу и тихо улыбнулась.
– Понятно.
– Я был таким себялюбцем, Маргарита! Мне неприятно об этом говорить, но только теперь я понял, что лишил молодую женщину привычной жизни, девственности. Мне было так противно, что я не хотел, чтобы вы с ней встречались, – признался он. Внезапно ему совсем по-детски захотелось, чтобы его поняли и простили. – Из-за всей этой истории я расстался с Джулио.
– Ты лишился помощника в разгар работы? Когда завален заказами? Но почему ты мне ничего не сказал?
Он задумался, а когда наконец заговорил, посмотрел ей прямо в глаза.
– Мне было стыдно. Джулио успел подружиться с Еленой за то время, что провел под моей крышей. Мало того, что этот мальчик блестящий художник, он еще и обладает чутким сердцем. Он не захотел становиться свидетелем того, как я ломаю жизнь честной молодой женщине, и все из-за собственного чувства стыда и вины. Он сказал, что если я буду настаивать на том, чтобы Елена ушла из моего дома, то и он будет вынужден искать работу в другом месте.
Маргарита была поражена. Она мало знала Джулио, но к тому времени смогла понять, насколько он важен для работы мастерской Рафаэля.
– Неужели ты действительно думал, что я тебя не пойму?
– Я уже не знаю, что думал. – Он закрыл лицо руками. – Знаю только одно: я уже много лет не испытывал серьезных чувств к кому-либо. А теперь, когда у меня есть ты, я боюсь тебя потерять. Я теперь похож на человека, который слишком долго страдал от жажды и вдруг нашел чудесный родник. – Он вздохнул. – Как я был не прав! Теперь я это понимаю.
– Тогда ты должен сделать все, чтобы это исправить.
То, что она сказала, было просто и убедительно, и Рафаэль почувствовал огромное облегчение. Конечно, она права.
– А как же девушка? Ты не станешь ее винить? Тебя не будет беспокоить ее присутствие?
Маргарита протянула руку и коснулась лица Рафаэля. В ее глазах читалось понимание и сочувствие.
– Бедный Рафаэль. Тебя загнали в угол. Елена – часть твоего прошлого, мимолетное мгновение. Я же, любовь моя, надеюсь стать твоим настоящим и будущим, – нежно произнесла она. – Ей не надо меня бояться. Если она согласится у тебя остаться.
Рафаэль притянул ее к себе и крепко поцеловал.
– Благодаря тебе я хочу быть хорошим человеком, – промолвил он на прощание. – Пойду разыщу ее и извинюсь. Я сделаю все, чтобы добиться прощения, что бы она ни сказала мне в ответ.
– Это правильно, ты сделаешь это не ради ее ответа.
Он улыбнулся и покачал головой.
– Раньше я был уверен в том, что мир нуждается во мне и моем искусстве. Теперь же я понимаю, что тоже нуждаюсь в нем. Мне очень нужны и Джулио, и Елена, – признался он, снова ее целуя. – Правда, ты мне нужна несравнимо больше, чем они все вместе взятые.
24
Елену проводили в большую библиотеку дома на Виа Алессандрина. В первую очередь в глаза ей бросились высокие витражи из синего, красного и зеленого стекла и огромные шкафы со старинными книгами. С середины потолка свисала большая люстра-подсвечник. Комната была великолепна и внушала трепет. Когда за Еленой с громким щелчком закрылись высокие резные двери, замкнув ее внутри обширного пространства, полного солнечного света и цветных бликов, она застыла и приготовилась с достоинством принять то, что ее ждало впереди. И тут она увидела, что перед камином на стуле с высокой спинкой сидит не Рафаэль, а Маргарита. Ну что ж, она умеет переносить разочарования. Сможет стерпеть и это.
Не одна Елена трепетала перед будущим в этом доме. Вся прислуга недоумевала, зачем Маргарите понадобилось разговаривать наедине с бывшей экономкой Рафаэля. Особенно беспокоился об этом Рафаэль, которого тоже не пустили в библиотеку, когда туда пришла Елена.
Маргарита не спеша отложила книгу на маленький столик, встала и направилась к Елене, которая заметно задрожала.
– Вы хотели меня видеть, синьора Луги, – произнесла чуть слышно Елена. Она решила обратиться к подруге Рафаэля как к замужней женщине, чтобы выказать уважение.
– Да. – Маргарита сцепила перед собой руки, прежде выпачканные в муке, а теперь поблескивающие золотыми украшениями. – Ну что ж, – она вздохнула и помолчала. – Значит, вы – Елена.
– Да, синьора.
Две женщины стояли лицом к лицу. Пока Маргарита медленно шла к Елене, обе думали о превратностях судьбы. Елена родилась в роскоши, а жизнь смирила ее бедностью. Маргарита же, рожденная в нищете, была осыпана милостями жизни благодаря необыкновенной любви.
– Могу я спросить, чего именно вы хотели, синьора Луги? – сбивчиво осведомилась Елена, страшась самого вопроса не меньше, чем ответа на него.
Прошло мгновение, второе. Потрескивали поленья в камине, подчеркивая молчание, в котором женщины смотрели в лицо друг другу.
– Давайте начистоту. Я хочу предложить вам место моей личной камеристки и компаньонки.
Рука Елены метнулась к губам, и ответ вырвался сам собой:
– Я не могу!
– Ваши самые ценные качества пропадут на кухне, в чьем бы доме вы ни работали, – спокойно произнесла Маргарита, начав маленькую речь, которую репетировала все утро. – Я знаю историю вашей семьи. У нас обеих недавно круто изменилась жизнь. – Она поправила складки платья, и продолжила: – И в этой моей новой жизни я мало кому могу доверять. Джулио Романо, чистая и добрая душа, один из немногих, кому я доверяю безоговорочно. А он поверил вам, причем настолько, что ушел от Рафаэля, когда от него ушли вы. Для меня это идеальная рекомендация.
– Простите синьора, но служить вам…
– Я не прошу вас служить мне, Елена. Мне очень нужна дружба и поддержка надежной женщины, которая помогла бы мне не потеряться в сложном и пугающем мире, где я неожиданно оказалась. Признаться, иногда я боюсь его до смерти. Мне очень нужно, чтобы кто-нибудь научил меня вести себя как подобает настоящей даме, чтобы я не опозорилась в присутствии друзей Рафаэля. Пока я избегала таких встреч, но рано или поздно мне предстоит на них пойти.
– Но вы и так настоящая дама, синьора Луги!
– Но не такая, как вы, получившая благородное воспитание!
– Мне трудно поверить, что вы готовы пойти на такое. И имею в виду: взять меня к себе, учитывая все обстоятельства.
– Не труднее, чем поверить, что вы наконец поможете мне научиться тому, чего я не умею. – Маргарита робко улыбнулась. – Мне очень нужна подруга, которой я могла бы доверять. Джулио доверяет вам, значит, вы достойны доверия. Давайте начнем с того, что вы станете моей горничной и компаньонкой. А дальше мы уже решим с вами вдвоем.
– Но то, что произошло между мной и…
– Давайте не будем говорить о том, чего уже не изменить и что никак не влияет на наше будущее. Совсем недавно, будучи молодой глупышкой, я считала, что женщине не пристало самой зарабатывать на жизнь для себя и своей семьи. Узнав же о вас, о вашей решимости и силе духа, я устыдилась своих убеждений. Мне стыдно потому, что, глядя на вас, я понимаю, что такое истинное достоинство. Поэтому давайте не будем долго задерживаться на нашем прошлом и начнем жизнь сначала. Если, конечно, вы не против.
В подкрепление своих слов Маргарита жестом предложила Елене присесть рядом с ней. Поколебавшись всего мгновение, Елена примостилась на краешке обитого гобеленом кресла с резными ножками и подлокотниками.
– Тогда расскажи мне обо всем. Ты, правда, выросла в такой вот роскоши? – спросила Маргарита, оглядывая великолепную библиотеку, по-прежнему не в силах поверить в свое счастье.
– Правда. Но благодаря переменам, происшедшим в моей жизни, я поняла, что богатство может исчезнуть так же быстро, как появилось. Мудрая женщина всегда будет об этом помнить, кем бы она себя ни считала.
– Я вижу, что у нас с тобой больше общего, чем могло показаться с первого взгляда. – Они снова замолчали, но теперь молчание было полно раздумий и воспоминаний.
– Значит, ты согласна? – спросила Маргарита, внимательно наблюдая за гостьей.
– Если вы уверены в том, что сами этого хотите.
– В этом я совершенно уверена.
Елена поклонилась, выражая почтение девушке, которая в свое время могла так же почитать ее саму.
– Тогда я сочту за честь служить вам, синьора.
– Я очень надеюсь на то, что мы не будем госпожой и служанкой, а в один прекрасный день просто станем подругами, – искренне ответила Маргарита. – Похоже, в этой новой жизни мне не обойтись без друга.
– Как ты можешь быть такой добросердечной? – позже спросил у нее Рафаэль. Они лежали вдвоем на большой кровати темного дерева и слушали шелест дождя за окном.
