Текст книги "Спасительный свет (Темная сторона света) (др. перевод)"

Автор книги: Диана Чемберлен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА 37

Ребенок зашевелился.

Оливия лежала тихо. За окном ее спальни первые розовые лучи рассвета коснулись неба над заливом. Снова. Слабый трепет крыла птицы.

Прекратилось. Она закрыла глаза, прижав ладони к животу. Ей это приснилось? Нет. Слишком реально. Ребенок Пола.

Когда он снова открыла глаза, в небе ярко светило солнце, и комнату заливал чистый яркий свет. Некоторое время она лежала неподвижно, стараясь почувствовать… что-то. Может быть, это был сон. Может быть, это просто ее воображение.

У нее был выходной, и поэтому на ней все еще была ночная рубашка, когда полчаса спустя она подняла с крыльца «Бич газетт» и отнесла ее на кухню. Последнее время газеты раздражали ее, но сегодня утром там должно быть сообщение о том, что Джонатан покинул отделение скорой помощи.

Действительно, на первой же странице говорилось, что Джонатан Крамер внезапно отказался от должности. Статья не содержала никаких подробностей, кроме краткого изложения клеветнической подоплеки ситуации, сложившейся в отделении скорой помощи, и оставляла читателям возможность делать свои собственные выводы относительно того, почему Джонатан так внезапно пошел на попятную. «Этого будет недостаточно», – расстроенно подумала она.

Она уже съела половину черничного пирога, когда добралась до писем к редактору. Сегодня она их пропустит. Обычно среди них обнаруживалось с полдюжины, содержащих яростные нападки и обвиняющие ее в смерти Энни. Она уже собиралась перевернуть страницу, когда обратила внимание на подпись под последним письмом: Алек О'Нейл. Она снова разгладила страницу и начала читать:

«Я пишу, чтобы выразить свою тревогу по поводу негативных статей в прессе и хлещущей через край враждебности в адрес врача отделения скорой помощи в Килл-Девил-Хиллз, которая пыталась спасти жизнь моей жены Энни Чейз О'Нейл. Как ветеринар, я прекрасно знаю, насколько врачу легко ошибиться, принимая решение, особенно в критических ситуациях, возникающих в результате несчастных случаев. И все же, несмотря на это, я уверен, что доктор Саймон, пытаясь спасти жизнь Энни, приняла самое лучшее из возможных решений. Мне понятна злость и стремление общества найти козла отпущения, потому что последние семь месяцев я сам испытывал те же самые чувства. Но те из вас, кто знаком с великодушием Энни, знают, что она никогда не стала бы поливать грязью другого человека или губить его карьеру. Если вы проследите деятельность Энни в Аутер-Бенкс – от защиты смотрительницы кисс-риверского маяка Мери Пур до ее последней битвы за то, чтобы оставить в школе ребенка, больного СПИДом – вы увидите, что она концентрировала всю свою энергию только на помощи другим людям. Нападать на человека, который, рискуя своей репутацией, пытался спасти Энни – не лучший способ почтить ее память.

Это нелепо – полагать, что женщина с двумя пулевыми отверстиями в сердце могла выдержать сорокапятиминутный полет до ближайшего травмоцентра. Доктор Саймон вышла за рамки своих обязанностей, попытавшись прооперировать Энни в нашем местном отделении скорой помощи, вместо того, чтобы умыть руки и отправить ее в «Эмерсон», зная почти наверняка, что по дороге она умрет. Она заслужила нашу поддержку, а не травлю»

Оливия прочитала письмо дважды, забыв про свой пирог. Она позвонила Алеку домой, но, услышав его автоответчик, повесила трубку. Она набрала номер ветеринарной клиники и растерялась, когда ей ответил голос дежурной. Он наверняка занят, она не должна ему мешать.

– У меня неприятности с кошкой, – она вдруг сообразила, что этот идиотский прием подсказал ей сам Алек, когда он рассказывал, как записался на прием к своему тестю. – Я бы хотела узнать, могу ли я сегодня увидеть доктора О'Нейла?

– А что с вашей кошкой?

– Что-то с кожей. – Оливия глянула в гостиную, где Сильви свернулась уютным клубочком в плетеном кресле. – Она уже несколько дней дико чешется.

– Мы можем втиснуть вас в расписание примерно к четырем тридцати. Вам это удобно?

– Да.

– Как вас записать?

– Миссис Маселли, – она боялась, что имя Оливии Саймон окажется слишком хорошо известным дежурной.

* * *

В приемной ветеринарной клиники находились три собаки, и Оливия размышляла над тем, насколько честно по отношению к Сильви использовать ее подобным образом. Кошка дрожала у нее на руках, но успокоилась, едва они вошли в маленькую смотровую, где должны были ожидать Алека. «Я совершила ошибку», – думала Оливия. Она сама не одобрила бы, если кто-то вторгся к ней в рабочее время со своим личным делом. Она уже положила ладонь на ручку двери, когда с противоположной стороны в комнату вошел Алек.

– Оливия? – он выглядел озадаченным. Но в остальном он выглядел замечательно. С тех пор, как она видела его последний раз, прошло примерно полторы недели. Его загар резко контрастировал с белым халатом. – Что случилось с Сильви?

– Абсолютно ничего. – Оливия глупо улыбалась. – Извините, Алек. Я просто хотела поблагодарить вас за ваше письмо в «Газетт». У вас дома никто не отвечал, а я не могла ждать.

Алек улыбнулся. Он протянул руки, чтобы взять Сильви, и кошка свернулась у него на груди. Поглаживая ее между ушами, он сказал: – Вам не обязательно придумывать предлог, чтобы встретиться со мной.

Она почувствовала, как румянец заливает ее щеки. Это было так по-детски!

– Ваше письмо принесло мне большое облегчение, – сказала она.

– Вы не заслужили публичной порки.

– Но независимо от того, изменит ваше письмо что-нибудь или нет, я хочу, чтобы вы знали, как я благодарна вам за то, что вы его написали. За то, что вы так думаете. Я не была в этом уверена.

Алек опустил взгляд на Сильви. Кошка замурлыкала и засучила лапами по нагрудному карману халата.

– Извините, что не позвонил вам. – Он снова посмотрел на Оливию. – Несомненно, на прошлой неделе вы нуждались в поддержке, но…

– Не извиняйтесь. Я пришла сюда совсем не для того, чтобы принимать от вас извинения.

– Просто мы с вами уж слишком сблизились, – сказал он.

– Вы, должно быть, думаете, что я веду себя крайне неприлично, позволив всему этому зайти так далеко.

– Конечно же, я так не думаю. Вы довольно долго обходились без мужа, а я – без жены, и… Вас это огорчает?

– Меня это смущает.

– Пожалуйста, не принимайте это близко к сердцу.

– Ну, ладно, я, пожалуй, пойду, чтобы вы могли заняться своими настоящими пациентами. – Она протянула руки за Сильви, но он повернулся, не отдавая ей кошку.

– Не так быстро, – сказал он. – Расскажите, как вы поживаете.

У нее в голове пронесся вихрь новостей последней недели: Пол вернулся, полный раскаяния, но ей не хотелось говорить о нем.

– Я собиралась начать новый витраж, – сказала она, – но Том решил, что не будет меня больше учить.

– Чего это вдруг? – брови Алека удивленно взлетели вверх. – Я надеюсь, не из-за Энни?

Она кивнула. Алек нахмурился:

– Но это же нелепо! Я поговорю с ним.

– Пожалуйста, не надо. Вы можете сделать только хуже.

– И что вы собираетесь делать, я имею в виду витражи? Бросите ими заниматься?

– Я найду выход.

– У меня сохранилась целая куча инструментов Энни. Они валяются в доме просто так, без дела. Почему бы вам не зайти и не посмотреть, не пригодится ли что-нибудь из этого?

Ее радость была несоизмерима с его предложением.

– А у нее дома был точильный камень? Алек кивнул.

– Приходите сегодня вечером, – он вернул ей Сильви, слегка коснувшись пальцами ее груди через блузку. – Мои дети, наверное, будут дома, и это поможет нам избежать неприятностей.

Оливия снова взялась за ручку двери, но не сделала движения, чтобы уйти. Она посмотрела на Алека.

– Сегодня утром я почувствовала, как во мне зашевелился ребенок.

Он нахмурился, но она не смогла прочесть выражения его глаз. Она смущенно пожала плечами.

– Я просто хотела рассказать кому-то, – сказала она, открывая дверь.

– Оливия, – позвал Алек, и она обернулась к нему. – Вы должны были рассказать об этом Полу.

ГЛАВА 38

Впервые за семь месяцев Алек достал из стенного шкафа в коридоре чемоданчик с инструментами Энни, ее точильный камень и принес все это в кабинет. Чемоданчик был сделан из мягкой коричневой кожи, теперь покрытой слоем пыли. От одного его вида у Алека заныло в груди. Он тряпочкой протер запыленную поверхность, а затем открыл и разложил его содержимое на старом рабочем столе Энни, мужественно вдыхая старый знакомый запах – металлический и парфюмерный одновременно, смесь Энни и ее инструментов.

Инструменты не были разложены по маленьким кармашкам, а лежали как попало, в том виде, в каком она их оставила. Плоскогубцы, стеклорезы, мотки припоя и медной фольги, ножницы с тремя лезвиями. Алека немного смущало, что Оливия увидит это, увидит, какой неорганизованной была Энни. Он представил себе, как она сидела здесь, в кабинете, вечно сражаясь со своими волосами, спадавшими ей на глаза и мешавшими работать. Она сгребала массу волос руками и, закручивая, забрасывала их за спину – бессознательный жест, на который он обратил внимание еще в ту ночь, когда они познакомились. Хорошо, если Оливия возьмет кое-что из этого инструмента и использует по назначению, дав ему вторую жизнь.

– Зачем ты достал мамины инструменты?

Он обернулся и увидел в дверях Лейси. Ее волосы отросли, образовав смесь рыжего и черного.

– Оливия Саймон хочет одолжить кое-что из них.

– Почему она не может использовать инструменты Тома?

– Том сейчас не занимается с ней, и ей в данный момент нужны собственные инструменты, поэтому я предложил, чтобы она зашла и посмотрела на мамины.

– Она придет сюда? – Лейси нахмурилась. – Я думала, что ты больше не встречаешься с ней.

– Мы с ней просто друзья и ничего больше, я тебе уже объяснял, – он размышлял, не совершил ли ошибки, пригласив Оливию зайти к нему.

Он мог бы завести инструменты к ней домой. У него перед глазами всплыли воспоминания о его последнем визите к Оливии, ее гостиная, и он покачал головой. Ну, пожалуй, можно было бы забросить их к ней на работу.

Тренькнул дверной звонок, и Алек услышал, как Клей сбежал по лестнице, чтобы открыть. Он уже поговорил с Клеем, сообщив, что Оливия зайдет, объяснив, по какому поводу. Клей отреагировал необычной для него двусмысленной ухмылкой. Теперь Алек услышал в гостиной голос Оливии и ответный смех Клея.

– Мне нужно заниматься, – сказала Лейси, выходя в дверь, ведущую на кухню, а не в гостиную, чтобы не встречаться с Оливией по дороге наверх.

Оливия и Клей вошли в гостиную.

– Я собираюсь уходить, пап, – сказал Клей. Алек оторвал взгляд от инструментов.

– Ладно. Счастливо повеселиться.

Оливия улыбнулась, глядя вслед Клею. На ней было розовое в белую полоску трикотажное платье с заниженной талией. «Это как раз то, что нужно, – подумал он, – идеальный камуфляж. Никто не догадается, что она беременна».

– Ваш сын невероятно похож на вас, просто сверхъестественно, – сказала она, ставя свой тубус на стул у рабочего стола. Она взглянула на ящик с инструментами. – Ого!

– Они в некотором беспорядке, – сказал Алек. – Энни без труда смогла бы подобрать то, что вам нужно, я же ничего не могу посоветовать.

– Мне кажется, я сама справлюсь, – она кинула взгляд на него и через дверь кабинета заметила овальные окошки. – О, Алек!

Она прошла в гостиную к окошкам. Снаружи было еще достаточно светло, чтобы оживить яркие краски витражей.

– Они прекрасны. Он встал рядом с ней:

– Ваш муж тоже был очарован ими.

– Правда?

Она показала на одно из окошек в середине:

– А почему его она оставила прозрачным?

– Это не она. Я разбил его пару недель назад – запустил в него стаканом.

Оливия посмотрела на него:

– Я не думала, что вы такой неуравновешенный человек.

– Как правило это не так.

– Вы в кого-то целились?

– Я думаю, в Господа Бога. – Он засмеялся, и она коснулась его руки. – Том попробует снова собрать его для меня. – Он направился в сторону кухни, и она последовала за ним. – Хотите чаю со льдом?

– Спасибо.

Он достал из холодильника кувшин, а из шкафчика над мойкой два зеленых стакана.

– Ну, и как поживает Оливия? – спросил он, разливая чай. – Мы ведь не разговаривали с вами с того дня, как ездили в Норфолк.

Она взяла из его рук стакан и прислонилась к столу.

– Оливия слегка запуталась. – Она опустила взгляд на стакан, и ее густые темные ресницы легли на щеки. – Много чего произошло с тех пор, как мы беседовали последний раз, не говоря уж о том, что я стала самым непопулярным врачом в Аутер-Бенкс.

Он покачал головой:

– Я сожалею.

– Но позавчера мне предложили работу. Позвонил главный врач больницы «Эмерсон мемориал» и предложил мне должность в их травмоцентре.

– В самом деле? – Алек поставил свой чай на стол, явно расстроенный. – Вы примете предложение?

– Не знаю. Мне нравится здесь, и я бы хотела, чтобы мне снова начали доверять как врачу. – Она отпила чай, глядя на Алека из-за края стакана. Ее глаза имели тот же зеленый оттенок, что и стекло стакана.

– Пол изменился после своей поездки, – сказала она. – Он стал очень внимательным ко мне.

– Это замечательно, – Алек натянуто улыбнулся. – Он разлюбил… свою прежнюю, как ее там?..

– Не думаю, что он полностью покончил с ней, но он действительно старается. Дело в том, что, по его словам, Аутер-Бенкс вызывает у него воспоминания о ней, и поэтому он хочет отсюда уехать.

– Вот как? Значит, работа в Норфолке стала бы идеальным решением? – Он взял свой чай и направился в кабинет. – Я так и полагал, что это всего лишь вопрос времени.

Он хотел знать больше, он хотел знать, занимались ли они любовью.

– Вы сказали ему о ребенке?

– Еще нет.

Они снова были в кабинете, около старых инструментов Энни, и Алек с трудом выдерживал их запах.

– Это все решит, Оливия, – сказал он. – Пол такой романтичный. Если вы ему скажете…

– Я пока не могу.

– Он сам поймет это достаточно скоро, вы так не думаете?

Она посмотрела вниз, на свое бело-розовое полосатое платье с просторным напуском на животе.

– Что, уже заметно?

– Совсем нет, если смотреть на вас. Но… я полагаю… он ваш муж… – Он почувствовал, что краснеет, и Оливия улыбнулась.

– Я пока не подпускаю его к себе слишком близко.

– А-а-а, теперь понятно. – Он переложил ее тубус на стол. – Ну, садитесь.

Не успела она сесть, как зазвонил телефон, и Алек снял трубку. Звонила дежурная из ветеринарной клиники. Она сказала, что это срочный вызов. Собаке в глаз попала колючка.

Он повесил трубку и, улыбаясь, объяснил все Оливии.

– Это вы уговорили меня выйти на работу, – сказал он. Займитесь пока этим, – он показал на инструменты. – Я не знаю, как долго меня не будет, так что специально не ждите. Если вам что-нибудь понадобится, Лейси здесь.

Он поднялся наверх, сообщить Лейси, что уходит. Она сидела на кровати, вокруг были разбросаны книги и бумажки, из радиоприемника неслась действующая на нервы музыка.

– Папа, – захныкала она. – Пусть она уйдет, если тебя здесь не будет.

– Она только пришла, Лейси. Я позвоню, если сильно задержусь.

Алек вышел из комнаты, прежде чем она успела высказать еще какие-нибудь возражения, и спустился вниз. Он остановился в дверях кабинета, но Оливия полностью погрузилась в свое занятие. У нее на коленях лежал лист миллиметровки, и она, задумчиво закусив нижнюю губу, склонилась над ним с ножницами Энни в руках. Он ушел, решив ее не беспокоить.

На улице его окутал влажный, соленый воздух. «Вольво» Оливии слегка запотела и сверкала в розовых лучах заката. Проходя мимо нее к своему «бронко», Алек провел рукой по теплому, гладкому крылу машины.

Лейси появилась в дверях кабинета. Оливия оторвала взгляд от инструментов и ее поразил вид Лейси: она выглядела гораздо старше своих четырнадцати лет.

– Здравствуй, Лейси, – сказала она. – Как поживаешь?

– Хорошо. Лейси зашла в кабинет и переставила стул от стола Алека к рабочему столу. Она села, подтянув голые ноги на стул и обхватив колени руками. Трудно было сохранять серьезное выражение лица, глядя на ее волосы.

– Над чем вы работаете? – спросила она. Оливия задумалась. Она не могла ей ответить, что делает витраж для детской: не могла же она сказать Лейси, что беременна, когда ее собственный муж понятия об этом не имел.

– Я делаю витраж для одной из спален в моем доме.

– У вас есть рисунок? Мама всегда работала с рисунком.

– Да.

Оливия подняла лист миллиметровки с колен и положила его на стол. Возможно, рисунок воздушных шаров показался Лейси слишком простым, после тех композиций, которые делала ее мать. Но Лейси улыбнулась.

– Красиво, – сказала она, и ее голос прозвучал искренне. Она наблюдала, как Оливия достает рулон медной фольги из кейса. – Вы не сказали папе, что видели меня у себя в отделении?

– Нет.

– Почему?

– То, что происходит в скорой помощи, строго конфиденциально. – Она посмотрела на Лейси. – Как себя чувствует твой приятель? Парень, который баловался креком?

Лейси сморщила нос:

– Это не мой приятель. Он вернулся в Ричмонд, и вообще он негодяй.

Оливия кивнула:

– Он рискует своим здоровьем.

– Его это не беспокоит. У некоторых людей такая паршивая жизнь, что их не волнуют подобные вещи.

Лейси взяла моток припоя и начала крутить его в руках. Ее ногти были коротко обкусаны, некоторые – до мяса. За колючей внешностью скрывалась испуганная девочка.

– Твой отец рассказывал мне, что у тебя целая коллекция старинных кукол, – сказала Оливия.

– Да. – Лейси не отрывала взгляд от припоя. – Моя мама дарила мне их на каждый день рождения.

– Можно мне посмотреть на них?

Лейси пожала плечами и встала. Оливия поднялась следом за ней по лестнице. Они прошли мимо комнаты, которая, по всей видимости, была спальней хозяина: кровать с четырьмя колонками по углам, застланная пикейным покрывалом. Лейси открыла дверь в свою спальню, и Оливия не смогла сдержать восторга:

– О Лейси, это потрясающе!

На полке, протянувшейся на три четверти периметра комнаты, сидели чопорные куклы с широко открытыми глазами в изысканных платьях с кружевами. Над и под ними были расклеены афиши рок-групп: молодые люди вызывающего вида, в кожаных брюках и жилетах, с голой грудью, длинными волосами и серьгами в ушах.

Лейси улыбнулась ее реакции.

– Эта комната похожа на тебя.

– Что вы имеете в виду?

– Наполовину ангельская, наполовину дьявольская.

– Я думаю, что дьявольская – на три четверти. Оливия увидела у нее на кровати учебники.

– Чем ты занимаешься?

– Биологией и алгеброй, – со вздохом ответила Лейси.

Оливия взяла учебник биологии и начала его листать, вспоминая, как ее увлекла биология, когда она училась в школе. Она прочла весь учебник за первую же неделю учебного года.

– И что ты изучаешь сейчас?

– Всякую чепуху по генетике. – Лейси взяла в руки лист бумаги. – Это моя домашняя работа. Я ненавижу эту чепуху. Мне нужно изобразить теорию наследственности в виде какой-то таблицы или что-то в этом роде.

Оливия посмотрела на лист, а потом перевела взгляд на Лейси:

– Я помогу тебе разобраться с этим.

– Вы не обязаны мне помогать.

– Но я хочу. – Она скинула туфли и забралась на незастеленную кровать Лейси. – Садись, – она показала на место рядом с собой.

Лейси опустилась рядом с ней на кровать.

Оливия рассказала о законах Менделя, о доминантных и рецессивных генах. Наконец Лейси начала улавливать смысл. Они занимались тем, что сравнивали ушные раковины и сворачивали в трубочку языки – Оливия могла это сделать, а Лейси нет, – когда снизу послышался лай Трипода.

– Кто-нибудь дома? – позвал с кухни женский голос.

– Это Нола, – сказала Лейси. – Мы здесь, Нола, – крикнула она.

Они услышали шаги на лестнице, а затем в дверях комнаты появилась привлекательная блондинка в синем костюме с пирогом в руках. «Это женщина, которая имела „планы“ в отношении Алека», – вспомнила Оливия.

– О, извини меня, Лейси, – сказала Нола. – Я не знала, что у тебя гости.

Оливия, чуть-чуть наклонившись вперед, протянула руку:

– Я Оливия Саймон.

– Она друг папы, – сказала Лейси.

– Я просто помогаю Лейси с биологией. – Оливия чувствовала себя так, как будто обязана давать Ноле какие-то объяснения. – Алека срочно вызвали в ветеринарную клинику.

– А-а-а. – Нола выглядела немного растерянно. Она убрала за ухо прядь волос. – Ну, я принесла для него этот пирог. Скажешь ему, Лейси?

– Конечно.

– Я оставлю его на кухонном столе. Это его любимый – с клубникой и ревенем.

Нола вышла, и они сидели молча, пока не услышали, как внизу открылась и закрылась дверь.

– Она – мама моей лучшей подруги, – сказала Лейси. – Мне кажется, она хочет стать и моей мамой тоже.

– Ты имеешь в виду… выйти замуж за твоего отца?

– Именно так.

– Тебе хотелось бы этого?

– Да, почти так же, как оказаться на пути несущегося паровоза.

Оливия засмеялась.

Лейси задумчиво рисовала маленькие кружочки в уголке своей домашней работы.

– Не думаю, что мой папа когда-нибудь женится снова, – сказала она.

– Нет?

Лейси покачала головой:

– Он слишком сильно любил мою маму.

Оливия посмотрела на ряд кукол. Со своими огромными, распахнутыми глазами они выглядели испуганными.

– Замечательно, что у тебя есть все эти куклы, которые напоминают о ней. А какая из них любимая?

Лейси встала и прошла к противоположной стене комнаты, чтобы снять с полки одну из кукол – прекрасную, черноволосую, умеющую ходить. Она плюхнулась обратно на кровать и усадила куклу на колени Оливии как раз в тот момент, когда они услышали шум подъехавшего автомобиля.

– Папа приехал, – сказала Лейси, но не сдвинулась с места.

– Оливия? – позвал Алек из кабинета.

– Мы здесь, – крикнули они хором, и Лейси засмеялась.

На лестнице послышались шаги, а потом и сам Алек появился в дверях, не в состоянии скрыть изумления от открывшейся перед ним сцены. Они выглядели так, словно дружили всю жизнь: Лейси – с учебником биологии в руках, и Оливия – с черноволосой куклой на коленях.

– Ну… привет, – он улыбнулся.

– Как собака? – Оливия встала.

– Будет жить.

– Оливия помогла мне с домашним заданием. – И Нола приходила с пирогом для вас. – У Оливии возникло приятное ощущение принадлежности к этому дому: она стояла босиком на полу и была желанным гостем в комнате дочери Алека. – Ваш любимый, – добавила она, – с ревенем и клубникой.

– Она стерла до костей пальцы, очищая для тебя эту клубнику, папа.

– Не будь такой ехидной, Лейси, – улыбнулся Алек, явно сдерживаясь, чтобы не засмеяться. Он посмотрел на Оливию: – Хотите пирога?

– Да, – Лейси спрыгнула с кровати. – Пойду разрежу его.

Алек посмотрел вслед Лейси, когда та вылетела из комнаты и рванула вниз по лестнице.

– Она стала похожа на человека, – он провел пальцами по руке Оливии и сжал ее запястье, прежде чем отпустить. – Как вам это удалось?

Домой Оливия возвращалась в приподнятом настроении. Сворачивая на подъездную дорожку, она напевала себе под нос и продолжала улыбаться, поднимаясь по ступеням, так что чуть не споткнулась о вазу с огромным букетом цветов, стоявшую на крыльце.

Она присела на корточки, чтобы прочитать карточку, прислоненную к вазе, и почувствовала головокружение от пронзительного аромата.

«Жаль, что не застал тебя и не смог вручить лично. Люблю тебя, Лив.

Пол.»