Текст книги "Брат номер один: Политическая биография Пол Пота"

Автор книги: Дэвид Чэндлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Завершающие разделы плана, по-видимому, писались совсем второпях. Например, в разделе «Торговля» «импорт» состоит из «болтов и гаек, запасных деталей, промышленного оборудования и сельскохозяйственных машин, товаров, необходимых для жизни людей, и материалов для национальной обороны». В разделе «Туризм» значится лаконичное замечание: «Должны организовать: гостиницы, водоснабжение, электричество… места отдыха». В разделах по здравоохранению и социальному обеспечению подчеркивалась важность традиционных знахарей (круу кхмер), использовавших местные лекарства. Предпочтение, отданное традиционной медицине, отражало триумфаторские настроения режима, перекликалось с политикой задействования «фельдшеров» в Китае и рассматривалось как способ экономии денег. Последствия плохо продуманной медицинской программы оказались плачевными. В воспоминаниях уцелевших людей то и дело встречаются наводящие ужас рассказы о самоуверенных, неподготовленных практикующих врачах в сельской местности, многим из которых было меньше пятнадцати лет, и о том, как режим настаивал на дореволюционных (а в действительности – доколониальных) методах лечения, не уделяя должного внимания гигиене и диагностике. Во многих районах заболевшие люди получали меньше еды, чем те, кто мог работать. Реальные дела подменялись громкими словами. В разделе «Общая гигиена», к примеру, план предлагал «развить массовое движение за общую гигиену в каждой сфере», однако подробности при этом опускались.

В плане подчеркивалась важность ускорения темпов коллективизации. Это напрямую связывалось с общественным благосостоянием. «В 1977 году будет два десерта в неделю. В 1978 – один десерт каждые два дня. А в 1979 сладкое будет каждый день и т. д.» Это жуткое обещание было единственным материальным стимулом, фигурировавшим в плане.

Один из аспектов коллективизации, о котором в плане умалчивалось, состоял в развитии сети общепита. Людей заставляли принимать пищу в больших столовых, а не дома, с семьей. В результате проведения этой политики, начатой с 1977 года, семьи лишались еды и возможности ее готовить, а также общаться за столом. По словам партийного представителя, «капиталистическая структура», при которой родственники ели вместе, по-прежнему существовала в Китае и Северной Корее и замедляла дальнейшие революционные успехи этих стран. «Пока существует капиталистическая система, – заявил этот человек, – она будет… оставаться препятствием на пути социалистической революции».

Связь между семьей, институтом частной собственности и контрреволюционными идеями была установлена в XIX веке бессменным коллегой Маркса Фридрихом Энгельсом. Впрочем, кхмеры XX столетия так и не поняли, каким образом совместная семейная трапеза подвергает опасности революционный процесс и как люди, чей ежегодный доход в дореволюционные времена не превышал ста долларов, могут быть причислены к «капиталистам» или «буржуазии». Это великодушно – утверждать, что общие обеды, как и вся эта политика, вводились для пользы простых кхмеров. Однако более вероятно, что она была нацелена на укрепление контроля над народом.

Самый короткий раздел в плане – всего три страницы – отводился «культуре, грамотности, искусству, технологии, науке, массовому образованию, пропаганде и информации». Коммунисты отвернулись от «двухтысячелетней истории», отвергли многогранную камбоджийскую культуру, все это время доставлявшую удовольствие и привилегированным слоям общества, и простым людям. Высокая культура, доступная и крестьянам, включала сложные танцы, инструментальную и вокальную музыку, высокоразвитые навыки декоративного искусства (отразившиеся в плетеных тканях, бронзовых изделиях, резьбе по дереву и росписях буддийских храмов), а также давнюю традицию устной и письменной поэзии, не говоря уже о «феодальном» величии Ангкора. Сюда входили и утонченные буддийские поучения, толкования священных текстов и обширная коллекция ориентированных на морально-этические вопросы стихов, известных как чбаб.

Руководители Демократической Кампучии, находясь в эйфории от поражения американцев и лозунгов в духе «Три тонны с гектара», считали, что этим периферийным сторонам бытия не следует уделять внимание до тех пор, пока не будут решены проблемы экономики. Это довольно великодушное толкование. Более вероятно, что они презрительно или с опаской относились к индивидуальным удовольствиям, которые культура, в широком смысле этого слова, всегда предлагала простым кхмерам.

Бесспорно, малоимущие камбоджийские крестьяне в течение нескольких сотен лет обходились без науки, технологии, грамотности, массового образования, пропаганды и информации. Они находили удовольствие в своей повседневной жизни, используя такие элементы, как семейные отношения, религию и ритуалы, дружбу, путешествия «дикарями» (дао лень), совместные трапезы и болтовню. Вероятно, они не употребили бы слово вапп’тоа («культура») для описания того, что делали, однако наслаждались культурой «сверху», посещая буддийские церемонии, публичные чтения стихов и принимая в своей деревне членов королевской семьи.

Камбоджийские сельские бедняки были готовы принять революцию, однако многие из них не желали менять уклад своей размеренной жизни. Исключение составляли безземельные крестьяне, подростки и те, кто принял учение марксизма-ленинизма. Крестьяне предпочли бы трудиться, используя новейшие достижения науки и техники, сохранив при этом свой культурный багаж, особенно в тех случаях, когда «культура» спускалась к ним «сверху». Не правда ли, в людях, незнакомых с нищетой и сельской жизнью, но строивших на пустом месте государство, чувствуется нечто зловещее, даже отталкивающее? Коммунисты пытались насильно превратить аграрную страну в индустриальную, не имея для этого ни знаний, ни ресурсов. Действуя якобы во благо сельских жителей, они требовали от крестьян невозможного, при этом запрещая людям пользоваться выгодами, которые дает образование, а также лишая их радостей семейной жизни.[217]217
  См.: FBIS, Daily Reports, June 18, 1976, где говорится о том, что «клика предателей и эксплуататорские классы были напуганы духом коллективизма», продемонстрированного крестьянами. Однако эти самые крестьяне предпочитали работать в одиночку или с родственниками, и поэтому насаждаемая правительством коллективизация вызывала у них возмущение. Тем не менее хвастливо заявлялось, что «все остатки прежних систем работы, производственных техник, убеждений и индивидуалистического образа жизни… были упразднены нашими… крестьянами» (FBIS, Daily Reports, March 13, 1978).


[Закрыть]

Революционная культура резко порывала с прошлым. Обсуждая план, представитель партии зашел так далеко, что заявил следующее: «Если бы мы избрали [дореволюционную] «культуру» [в качестве основы для образования], это обернулось бы смертельной катастрофой для Партии». Эти идеи перекликались с теми, что в то время занимали умы китайцев. Единственным проявлением культуры, упомянутым в плане, были революционные стихи и песни, хотя еще до этого в плане говорилось о «книгах для чтения» как об элементе повседневной жизни наряду с «легким изучением политики и культуры» (курсив добавлен автором). Что касается стихов и песен, то в них должны были «описываться достойные образцы… строительства социализма».[218]218
  Переводы революционных песен времен ДК, датирующихся 1975–1976 годами, см. в книге Kiernan and Boua. Pesants and Politics in Kampuchea, p. 236–238. В своей книге Prisonnier des khmers rouges (p. 131) Сианук называет песни, транслировавшиеся радиостанцией «Пномпень», «музыкальной пыткой». По словам Пика (Au deladu del, p. 146), Пол Пот написал текст государственного гимна, хотя в своем выступлении «Long Live the 17 Anniersary» он сказал о коллективном авторстве.


[Закрыть]

По поводу образования в плане отмечалось, что лозунгом Камбоджи станет «половину работай, половину учись» (как в Китае), что начальное образование будет введено «начиная с 1977 года», а среднее – «одновременно… в некоторой степени» (курсив добавлен автором). Когда-то увлекавшиеся книгами лидеры партии были заинтригованы идей «неграмотной» практики. В действительности, хотя в период Демократической Кампучии и было выпущено несколько базовых учебников, до 1978 года в стране было открыто, по-видимому, считанное количество начальных и ни одной средней школы. Предложения плана относительно среднего образования были полной утопией, тем не менее программы по истории вызывают некоторый интерес. На уроках истории должно было рассказываться о «революционной борьбе народа, революционной борьбе за страну, за демократию, социалистическую революцию и за строительство социализма».[219]219
  См.: D. Chandler. Seeing Red, p. 34–56.


[Закрыть]

На последних страницах плана снова говорится о значении партии для Камбоджи и важности партийного центра для партии. «Решающий фактор – это Партия… Если Центр охватит все, все охватит и Партия… тоже сделают армия и народ».

Понятно, что Четырехлетний план был сделан наспех и кое-как, страдал наивностью и недостатком информации. Его можно рассматривать почти как ритуальное представление, часть превращения Камбоджи в настоящее коммунистическое государство. При ознакомлении с планом складывается такое ощущение, что он был написан в качестве подражания другим социалистическим странам, а не с серьезной целью улучшить материальное благосостояние камбоджийского народа. Это была грубая, бестолковая и, возможно, отчаянная попытка Пол Пота «ухватиться за колесо истории» – любимое выражение красных кхмеров – чтобы получить контроль над будущим Камбоджи.

Кризис сентября – октября 1976

В начале сентября 1976 года умер Мао Цзэдун, и 18 сентября, вдень похоронной церемонии в Пекине, Пол Пот в очень пылких выражениях отдал ему дань уважения. При этом он впервые публично заявил, что Камбоджей управляет «марксистско-ленинская» организация, добавив, что из теоретических трудов Мао можно было много чего почерпнуть. Это единственный эпизод в работах Пол Пота, где он признается в том, что читал коммунистическую литературу.[220]220
  Два панегирика Пол Пота Мао Цзэдуну, произнесенные 18 сентября, см. в FBIS, Daily Reports, September 20, 1976. В своих хвалебных речах Пол Пот упомянул следующие работы Мао: «Анализ классов к китайском обществе» (1926), «Проблемы стратегии китайской революции» (1936), «О затяжной войне» (1938), «О противоречии» (1937), «О практике» (1937), «О новой демократии» (1940), «О китайской революционной культуре, литературе и искусстве» (1942?), «О правильном управлении противоречиями в народе» (1957) и «О классовой борьбе». См.: John Bryan Starr and Nancy Anne Dyer. PostLiberation Works of Mao Zedong: A Bibliography and an Index. Berkeley, Calif., 1976. Я не смог установить дату написания «О классовой борьбе». «Заявление [Мао] в поддержку камбоджийского народа, сделанное 20 июня 1970 года», упомянутое Пол Потом, – это, вероятно, заявление, с которым Мао выступил 20 мая 1975 года. Я благодарен Сержу Тиону за эту ссылку.


[Закрыть]

Два дня спустя за предательство был арестован партийный секретарь с северо-востока Ней Саран (Я). Еще один стойкий приверженец партии – Кео Меас – был арестован 25 сентября. Ктому времени было объявлено об уходе Пол Пота с поста премьер-министра по состоянию здоровья. На посту премьера его заменил Нуон Чеа. Поскольку Пол Пот вернулся к работе в октябре, отставка действительно могла объясняться плохим здоровьем вождя партии. Не исключено, что она была как-то связана с кризисом наследования в Китае. Однако, скорее всего, Пол Пот вышел в отставку для того, чтобы сбить с толку и подтолкнуть к действиям врагов партии, которых можно было сокрушить, когда они открыто заявят о себе. Тот факт, что об отставке было объявлено на радиостанции «Пномпень» и стало известно за границей, говорит о том, что Пол Пот надеялся частично шокировать и иностранные державы ’.[221]221
  О кризисе в сентябре 1976 года см. В. Kiernan. Introduction’ to Document 5 Pol Pot Plans the Future, p. 164 и далее; E. Becker. When the War Was Over, p. 278–279 и D. Chandler. Revising the Past in Democratic Kampuchea: When was the Birthday of the Party? // Pacific Affairs (Summer 1983), p. 283–300.


[Закрыть]

К концу сентября политический кризис набрал силу. Основой для него послужило, очевидно, незначительное расхождение мнений по поводу даты основания Коммунистической партии Камбоджи. В сентябрьском номере журнала партийной молодежи была опубликована десятистраничная статья, восхвалявшая двадцать пятую годовщину партии и датирующая ее истоки 1951 годом, когда шла Первая индокитайская война. Статья расходилась с мнением Пол Пота, хотя, возможно, была им же и «подброшена», чтобы «выкурить противников из норы». Как мы уже видели, в партийных документах 1974 года «первым» был назван партийный съезд, состоявшийся в 1960 году, что предвещало пересмотр истории партии в пользу Пол Пота. Кроме того, на заседании постоянного комитета в марте 1976 года в этой связи было замечено следующее: «Не использовать 1951 год – сделать окончательный разрыв». В октябре 1976 года, после того как Кео Меас и Ней Саран попали в S-21, появилась статья, занимавшая тридцать одну страницу. В ней начало партии связывалось с ее «первым» съездом 1960 года и отмечалось, что «следует переделать историю Партии в нечто незапятнанное и безупречное», т. е. без вьетнамского компонента.[222]222
  Cm.: Chandler. Revising the Past…; FBIS, October 31,1978, рассказ сбежавшего кадрового работника, переданный по вьетнамскому радио, где вспоминался приказ Центрального Комитета, отданный в сентябре 1976 года; этот приказ предписывал считать годом создания партии «1960 год»: «Все, кто вступил в Партию до этой даты, не должны считать себя ее членами».


[Закрыть]

Маловероятно, чтобы Кео Меас, находившийся под домашним арестом, готовил заговор с целью свержения Пол Пота. С Ней Сараном больше неясностей, поскольку его сохранившееся признание очень фрагментарно. К тому же было известно, что после 1975 года он поддерживал обширные связи с вьетнамцами. Лишь его Пол Пот назвал предателем в интервью Нейту Тейеру в 1997 году. Кео Меас был удален из партии, видимо, потому, что у него сохранились сторонники среди радикалов 1950-х, недовольных Пол Потом и чрезвычайной политикой, отразившейся в Четырехлетием плане. Впоследствии Иенг Сари говорил о «государственном перевороте» сентября 1976 года. Но если даже попытка переворота и была совершена, то не похоже, чтобы в ней были замешаны вооруженные силы, ибо никто из важных военных чинов не попал в S-21 в период с сентября до конца года. Более вероятно, что Пол Пот выступил против двух беззащитных старейших членов партии, чтобы вселить страх в подчиненных, а также укрепить свой личный контроль над партийным аппаратом.

Изначально Пол Пот намеревался представить Четырехлетний план и, возможно, объявить о существовании партии на государственных празднествах в честь годовщины партии 30 сентября 1976 года. Однако торжества не были проведены, и о существовании партии не было объявлено еще год. Четырехлетний план никогда не был обнародован. Вместо празднования очередной годовщины создания партии Пол Пот занялся истреблением врагов в рядах партии и разбирательством с враждебным Вьетнамом.

Чистки в Демократической Кампучии, 1975–1977

Самый обширный документальный источник для изучения Демократической Кампучии и ее самое тревожащее наследие представляет собой архив из 4000 признаний, собранных в период с 1975 до начала 1979 года включительно в центре для допросов в Туолсленге. Центр размещался на территории бывшей средней школы в южной части Пномпеня. Документы из этого многотомного архива указывают на то, что около 14 000 мужчин, женщин и детей прошли через S-21 с конца 1975 до начала 1979 года. Всего лишь горстка приближенных подверглась допросам, пыткам и казням. В 1975 году в этом центре было зарегистрировано лишь 200 человек, в 1976 здесь находилось 1622 узника, тогда как в 1977 их было уже 6300 человек. Хотя записи 1978 года неполны, по-видимому, в тот год в центре было зарегистрировано по меньшей мере 5000 заключенных. Выжила лишь половина из них: по какой-то причине такие альтернативы смертной казни, как тюремное заключение или «перевоспитание», которые так широко применялись в коммунистическом Вьетнаме и Китае, в Камбодже никогда серьезно не рассматривались. Эти 4000 признаний вызывают мрачное, угнетающее чувство. Некоторые из них занимают всего-навсего три-четыре страницы, зато другие состоят из нескольких дел общим объемом в несколько сотен страниц. Во всех этих досье признаются преступления, совершенные против партии. Зачастую арестованные сознавались в сотрудничестве с зарубежной разведкой. Это напоминало СССР во время сталинских чисток 1930-х годов. На самом деле, вполне вероятно, что партийные лидеры в Камбодже посчитали сталинские чистки важнейшим средством укрепления власти и потому воспользовались подобными методами.[223]223
  См. R. Conquest. The Great Terror. New York, 1953, p. 151 и далее, а также Tucker. Stalin: The Years in Power, p. 441–478. Не все из казненных являлись членами партии, однако на урон, нанесенный партии, указывает тот факт, что в 1975 году, еще до начала деятельности S-21, в ее рядах насчитывалось всего лишь четырнадцать тысяч мужчин и женщин (Carney. Organization of Power, p. 95).


[Закрыть]

Исследователи, работающие с этим архивом, приходят в ужас при виде такого огромного количества боли, жестокости и загубленных невинных жизней.[224]224
  Подробное изучение архива S-21 см. Chandler, Voices from S-21. Лучшим коротким введением в историю S-21 по-прежнему остается одна из ранних работ – Л. Barnett. Ch. Воиа and В. Kiernan. Bureaucracy of Death. New Statesman, 1980, May 2, p. 668–676. См. также Becker. When the War Was Over, p. 271–298; Vickery. Cambodia, 1975–1982, p. 151–152; Ing Pech. Tuol sleng // L’6v6nement du jeudi, 1990, December, p. 318 и S. Heder. Khmer Rouge Opposition to Pol Pot: ProChinese or Pro-Vietnamese? (неопубликованная семинарская работа, 1990). Последующие исследования, такие, как Voices from S-21, основаны на этих источниках, на беседах с Гедером и на документах из S-21, любезно предоставленных Дэвидом Хоуком в 1986–1987 годах. За тексты признаний и связанные с ними материалы я благодарен Энтони Барнетту, Тимоти Карнею, Май Эбихаре, Кейт Фрисон, Бену Кирнану, Джуди Ленджервуд и Майклу Виккери. Я также благодарю сотрудников архива в Музее геноцида в Туолсленге и персонал Центра документации Камбоджи в Пномпене за помощь, оказанную мне в процессе моих частных посещений их архивов.


[Закрыть] Эти признания вряд ли можно считать объективными историческими источниками: как-никак все они были вырваны под пытками. За все время никто не был оправдан. Во многих текстах демонстрируется искренняя преданность Коммунистической партии Кампучии. По меньшей мере несколько жертв (но кто конкретно?) были неповинны в заговоре против партии, тогда как другие (также невозможно определить) – наоборот. На автобиографические сведения, содержащиеся во многих из этих документах, полагаться особо нельзя, хотя личные сведения, касавшиеся дореволюционной карьеры авторов признаний, довольно точны. Ввиду того, что заключенные должны были полностью признать свою вину, тексты их признаний не помогают выявить степень подрывной деятельности того или иного заключенного, хотя, вероятно, самые длинные принадлежали тем, кого подозревали в наиболее серьезных преступлениях. Некоторые из этих признаний после 1979 года были забракованы. Главная ценность данных документов состоит в том, что они служат доказательством непрекращавшихся фобий руководства камбоджийской партии. В общем и целом они являются удручающим свидетельством того, насколько красные кхмеры были заражены жестокостью и недоверием. Впрочем, то, что представляло собой угрозу партии или являлось доказательством неверности ей, постоянно менялось. Подобно всем контрреволюционерам, враги партии были движущимися целями.[225]225
  Сама партия была движущейся мишенью. В 1976 году один из тех, кто проводил допросы в S-21, заметил: «Партия изменяется быстро и часто; [это] меняет состав заключенных, которых мы должны допрашивать, способы составления документов, методологию допроса. Мы должны вовремя приспосабливаться к системе, перепрыгивая вместе с движением» (цит. по: Chandler. Tragedy, p. 287–288). Того же в 1977 году требовала и редкторская статья в Tung Padevat: «Как нужно судить хороших, средних, не очень хороших, сомнительных, сильных и не сильных [кадровых работников]? Их должно судить движение… когда что-нибудь идет не так [и] массы будут знать, что это вина не Партии, а того человека, который провел линию Партии на практике» (Tung Padevat. [October – November 1977], p. 37). В своей работе Khmer Rouge Opposition Гедер уподобляет процесс анализа сведений, поступавших из Туолсленга, «игре с калейдоскопом».


[Закрыть]

Центр S-21 официально финансировался, и в интересах чиновников было сохранять доверие своих вождей. Это означало, что признания, дела и секретные бумаги должны были писаться в Туолсленге. Затем руководителю S-21 Каинг Кек Йё (Дуч) надлежало отсылать их своему начальнику Сон Сену (Кхьё), который передавал их в К-1, партийный штаб. Признания, считавшиеся особенно интересными, нередко перепечатывались через копирку, чтобы получить несколько экземпляров. Дело становились толще; все больше и больше подозреваемых привозили в центр, оформляли, допрашивали и «сокрушали»(ком-тек). На местах, т. е. в зонах, трех независимых свидетельств того, что кто-то служит в Центральном разведывательном управлении США (ЦРУ), было достаточно для ареста, и если расспросы порождали еще больше сомнений, узника увозили в Туолсленг. Трудившиеся неподалеку рабочие, смутно представлявшие, что там происходит, описывали центр для допросов как «место [куда люди] входят и никогда не выходят(конлаенхчоулминдаелчень)».

В центре S-21 работало более ста мужчин и женщин. Допросы обычно вели молодые малообразованные крестьяне; многие из них были курьерами или бойцами в 25-м домбоне на заключительном этапе гражданской войны. Некоторые из них приступили к работе в центре лишь после нескольких недель политподготовки. Машинистки, архивисты, фотографы, электрики также работали в этой конторе, равно как и несколько бывших преподавателей, которые были способны записывать допросы, «получать ответы для Партии» (как выразился один из них) и анализировать тенденции. Самым печально известным из этих учителей был начальник центра – Дуч, мужчина китайско-кхмерского происхождения из Компонгтома, который раньше отвечал за безопасность в особой зоне. Подчиненных он всегда держал в страхе, а начальство – радовал. Благодаря этому он пережил период ДК в отличие от, по меньшей мере, шестидесяти человек из штата центра, которые были казнены по разнообразным обвинениям.[226]226
  Исследование персонала S-21 см. D. Chandler. Voices from S-21, Chapter 2. Более семидесяти сотрудников S-21 подверглись чистке в период с 1976 по январь 1979 года. Их признания представляют особый интерес. В 1971 году французский ученый Франсуа Бизо на три месяца был задержан компартией Камбоджи вблизи Удонга. За это время его заставили составить три подробных автобиографических заявления того рода, которые впоследствии станут основой для признаний в S-21. Допрашивал Бизо Дуч, впечатливший француза как «человек принципа», полностью посвятивший себя делу революции. Интервью автора (июль 1989).


[Закрыть]

Те, кого привозили в центр в конце 1975 и начале 1976 года, в большинстве своем оказывались бывшими солдатами Лон Нола, камбоджийцами, получившими образование во Вьетнаме, случайными иностранцами либо бывшими революционерами, которые мешали членам партии, работавшим в сельской местности.

В мае 1976 года одна из воинских частей, размещавшаяся в Пномпене, то ли по ошибке, то ли намеренно, взорвала несколько артиллерийских орудий недалеко от штаба партии. По-видимому, солдаты хотели, чтобы их демобилизовали и позволили вернуться домой. Самой важной фигурой среди допрашиваемых оказался комиссар Пром Сомбат (Чан Чакрей), тридцатитрехлетний бывший монах, которому вскоре был присвоен номер в виде римской цифры «I». Это было сделано в ходе расследования «заговора», количество участников которого к концу года достигло двадцати. Чакрей признался в том, что работал на ЦРУ, вьетнамцев и Кхмер Серей («Свободных кхмеров»), проамериканскую, антисианукскую группировку, активно действовавшую в дореволюционное время. Некоторые из этих признаний (но какие?) могли оказаться правдой, однако Чакрей также утверждал, что Кхмер Серей пользуется поддержкой советских и вьетнамских коммунистов. Это абсурдное утверждение являлось типичным из тех, которые затем передавались Пол Поту и другим руководителям партии.

Арест Чакрея подтолкнул Дуча составить докладную записку на имя «Уважаемого старшего брата» (возможно, Сон Сен), указывавшей на то, что, по его мнению, было сговором вьетнамских коммунистов и ЦРУ, участвовавших в заговорах против партии. Эти связи стали лейтмотивом признаний, сделанных в 1977–1978 годах. Особое подозрение пало на членов партии из восточной зоны. Как предположил Стив Гедер, это произошло потому, что члены партии этой зоны, во главе которых стоял партийный секретарь Сао Фим, хотели занять более решительную оборонительную позицию по отношению к Вьетнаму. Пол Пот и его товарищи все еще надеялись на то, что Вьетнам падет сам.[227]227
  См. признание Чан Чакрея и [On the nature of the 1976 military plan], June 6,1976 года. Аргумент Гедера состоит в том, что, хотя сотни заключенных обвинялись в провьетнамских настроениях, какие-нибудь провьетнамские настроения или заявления в поддержку Вьетнамской рабочей партии едва ли всплывают в текстах. Возможно, что солдаты 170-й дивизии бунтовали по большей части затем, чтобы добиться улучшения жилищных условий и права жениться. См. «Kampuchea Dossier» II (Hanoi, 1978), p. 65, Vietnam Courier, а также мнение Стива Гедера, высказанное автору (в письме, август 1991). Исследование чисток 1976 года см. Chandler, Voices from S-21, Chapter 3.


[Закрыть]

Избавление от друзей

В сентябре 1976 года, когда Ней Саран и Кео Меас попали в Туолсленг, процедура допросов и содержание подозреваемых еще не была налажена. Арестованные думали, что в конце концов их могут освободить. Все-таки они являлись старыми друзьями «Брата номер один». Их отношения с вождем партии завязались еще в начале 1950-х.

В 1950-х годах Кео Меас был партийным активистом в Пномпене. Кроме того, он провел какое-то время на Базе 100 и вместе с Салот Саром ездил во Вьетнам и Китай в 1965–1966 годах. В то время Сар пользовался кодовой кличкой «Поук». В 1968 году Меас вернулся во Вьетнам и в качестве связного работал бок о бок с Кхьё Тирит и Иенг Сари.

Его признание состоит из нескольких писем, обращенных к «Поуку» (Пол Поту). В них он клятвенно заверяет, что ни в чем не виновен, и отчаянно пытается вернуть расположение вождя, объясняя споры «1951–1960 годов». Так, например, 24 сентября он вспомнил разговор, который состоялся в 1964 году. Пол Пот сказал ему следующее: «Во Франции было несколько таких кхмеров, которые не смогли стать настоящими кхмерами». Эта обрывочное замечание, относившееся, возможно, к Тиоунн Мумму, не было продолжено, так как Меаса подвергли новому наказанию. Он утверждал, что был верным кхмером, и пытался привлечь внимание Пол Пота («Я написал вам письмо несколько месяцев назад. Вы получили его?»). В 1966 году, когда, вероятно, они возвращались домой из Китая, Пол Пот сказал Меасу: «Наша Камбоджа хочет полностью отделаться от Вьетнама и Советов». Меас согласился с этим, однако его признание становится более взволнованным, когда его обвинили в создании новой, провьетнамской партии. «Я чувствую, что эти обвинения абсурдны, – писал Меас. – Они необъяснимы. Я… не делал ничего такого… Это очень серьезно. Если товарищ Поук не простит меня, тогда мне останется лишь смерть». Он не дождался в ответ от своего друга ни слова.[228]228
  См. признание Кео Meaca (сентябрь-октябрь 1976).


[Закрыть]

Ней Саран также близко общался с Пол Потом, находясь на Базе 100, и во время гражданской войны занимался активной деятельностью на северо-востоке. От его признания уцелели лишь чрезвычайно интересные фрагменты. Через десять дней после ареста Саран добавил к своему признанию: «Принуждения во время написания не было… Однако хочу дать понять, что с 28 сентября я отвечал под жестокими пытками». Эти предложения были вычеркнуты Дучем, заметившим: «Не используй это… слово. Ты не имеешь права сообщать такие вещи Организации». Однако вскоре после этого Ней Саран, не веривший в то, что партия причастна к выбиванию из него ложных признаний, заявил: «Если вы хотите заставить меня отвечать, тогда пытайте, и я заговорю».

Это было слишком даже для Дуча. В служебной записке от 1 октября, предназначенной для того, кто отвечал за допрос Ней Сарана, он написал: «Организация решила, что, если этот человек продолжит запираться… его следует наказать и не позволять больше дурачить нас… Организация считает [его поведение] вызывающим по отношению к Партии». В заключение служебной записки Дуча подчиненным разрешалось «применять к Ней Сарану «горячие» методы в течение длительного срока» и было добавлено, что «даже если это убьет его, это не будет нарушением правил Организации». После этого Сарана допрашивали еще неделю, а потом казнили.[229]229
  См. признание Ней Сарана (сентябрь-октябрь 1976). Тот факт, что единственные копии записок сохранились в архиве S-21, говорит о том, что они никогда не выносились за пределы тюрьмы.


[Закрыть]

По мнению Дуча – и, вероятно, Пол Пота – Кео Меас и Ней Саран были замешаны в своеобразном заговоре, уходившем корнями в 1950-е. До конца 1976 года среди арестованных их ранга оказались бывший член ЦК Кео Мони, вернувшийся из Ханоя в 1970 году, несколько должностных лиц из восточной зоны и бывшие участники Прачеачонской группы. Посол Камбоджи в Ханое Сьен Ан, который находился в Париже вместе с Пол Потом и учился в Лицее Сисовата вместе с Иенг Сари, был вызван домой для консультаций, арестован и казнен. То же самое произошло и с его женой. В ее признании утверждалось, что ее муж узнал о «Марксе-Ленине» от Иенг Сари, когда много лет назад они вместе учились. Судя по всему, дружба или длительное сотрудничество с лидерами партии не гарантировало выживания. Не гарантировала спасения и верность партии, воспринимавшаяся как улица с двусторонним движением.[230]230
  См. признания Нон Суона и Сьен Ана. В признании Суона содержатся биографии нескольких партийных лидеров, включая Пол Пота, – этот отрывок приводится в Приложении 1. См. также признание Хак Сьен Лами (декабрь 1976), где утверждается, что о планах вьетнамцев напасть на Камбоджу стало известно в середине 1976 года.


[Закрыть]

Пол Пот и «Микробы»

Ближе к концу декабря 1976 года, когда в S-21 скопилось порядочное количество папок с делами, Пол Пот собрал членов партии на учебно-подготовительную встречу. В его тоне слышалось разочарование, а само выступление изобиловало упоминаниями «врагов» и «предателей», которые задали тон чисткам 1977 года. Триумфальный оптимизм, звучавший в более ранних выступлениях Пол Пота, исчез, уступив место более приглушенным, зловещим интонациям. В одном из отрывков выступления говорилось о «болезни в Партии»:

«Мы не можем точно поставить диагноз. Болезнь должна возникнуть, чтобы ее можно было изучить. Из-за того, что накал народной революции и накал демократической революции был недостаточен… нам не удается найти микробы (мерок), заразившие партию. Они скрыты от глаз. Однако благодаря дальнейшему развитию нашей социалистической революции, которая проникает в каждый уголок Партии, армии и все больше затрагивает народ, мы можем выявить эту заразу. Он будет вытеснен… социалистической революцией… Если мы будем ждать дальше, микробы могут причинить нам непоправимый вред».[231]231
  См.: Pol Pot Plans the Future, p. 177–216, а также D. P. Chandler. A Revolution in Full Spate//The Cambodian Agony. New York, 1987, p. 165–179). Этот отрывок вызывает в памяти обвинение, высказанное Сталиным в 1933 году: «Капиталисты… сумели проникнуть в нашу Партию», и похожее заявление Мао, озвученное в 1976 году: «Буржуазия находится прямо внутри Коммунистической партии» (цит. по книге J. Paltiel. The Cult of Personality: Some Comparative Reflections on Political Culture in Leninist Regimes. Studies in Comparative Communism 16, 1, 2 [Spring – Summer 1983], p. 49–64).


[Закрыть]

Угроза, о которой продолжил говорить Пол Пот, заключалась во внутрипартийных противоречиях между коллективизмом и индивидуализмом, между руководством партии и любым человеком, который выступал против него. «Если мы попытаемся похоронить их, – предупреждал Пол Пот, – они разрушат нас изнутри». Отдельных личностей можно было выжечь из государства тем же самым «революционным накалом», неусыпной бдительностью и непрекращающейся классовой борьбой. Это должно было продолжаться до тех пор, пока руководители партии досконально не изучили бы биографию всех и каждого и не укрепили бы свой контроль над «штурмовыми атаками». Однако как можно было распознать «врагов» даже с учетом этой информации? Пол Пот дал не особо ценные указания на этот счет:

«Затаились ли еще в Партии изменнические, засекреченные элементы или же они исчезли? Благодаря нашим наблюдениям за последние десять лет становится ясно, что они никуда не делись. Это потому, что они постоянно проникают в Партию. Кое-кто действительно предан, чья-то верность колеблется. Враги могут легко проникнуть. Они остаются – пусть даже один или два. Они остаются» (курсив добавлен автором).[232]232
  Pol Pot Plans the Future, p. 183.


[Закрыть]

Пол Пот ничего не сказал о том, как собирается действовать в соответствии со своими «наблюдениями», однако те, на кого он смотрел во время выступления, чувствовали себя очень неуютно. Кризис, заявил Пол Пот, еще больше повысил важность секретной работы. Этим утверждением он оправдал свое решение не объявлять о существовании партии внешнему миру:

«Сложившаяся в стране ситуация в достаточной мере подходит для того, чтобы Партия стала действовать открыто… Дружественные партии просили нашу Партию выйти из подполья. Враги тоже хотят, чтобы мы это сделали. Так они получат возможность беспрепятственно следить за нами. Выход Партии из подполья ставит проблему дополнительной защиты руководства. В сентябре и октябре [1976 года] мы думали о том, чтобы заявить о себе в открытую, однако тогда обнаружились документы, доказывающие, что враги пытались нанести нам поражение… Если Партии предстояло бы выйти из подполья, между определенными людьми возникли бы дополнительные противоречия» (курсив добавлен автором).[233]233
  Там же, с. 204.


[Закрыть]

Неужели Пол Пот считал, что некоторые из этих «врагов», или «определенных людей», слышали его слова? Он не торопился установить их личности. Знал ли он врага в лицо? Ему приходилось притворяться, что так и было, однако он явно нервничал, и его напряженность передалась аудитории. «Кому же можно доверять?» – этим вопросом, задавались слушатели Пол Пота. Человеку, сидящему рядом со мной? Но почему? Должно быть, им также было известно, что именно Пол Пот, а не они, контролировал аппарат террора, позволявший коммунистам удерживать власть. Иначе говоря, они должны были бояться еще больше, чем сам Пол Пот.

Партия, продолжил Пол Пот, росла слишком быстро, и в нее затесалось много ненадежных людей. Кадров, на которых можно было бы положиться, катастрофически не хватало: лишь за половину коллективов в стране отвечали члены партии, а в некоторых областях ответственные должности были доверены «людям 17 апреля». Пол Пот обвинил этих «капиталистов» в недовыполнении производственного плана. Поэтому пришло время расширить и очистить партию, чтобы ускорить темпы революции. Этого можно было достичь при помощи борьбы «против классов любого рода в камбоджийском обществе», повторной проверки биографий, перемещения членов партии из одной зоны в другую и подчеркивания достоинств коллективных приема пищи, труда и принятия решений.

Чистки среди интеллигенции

В январе 1977 года в Пномпене были арестованы два высокопоставленных деятеля партии – Тоуч Фоён и Кой Туон (Кхуон). Туон, уроженец восточной части и бывший лицейский преподаватель с большим опытом работы на севере, занимал должность министра торговли, однако, возможно, находился при этом под наблюдением. Тоуч Фоён, выпускник лицея Сисовата, в 1950-е обучавшийся во Франции, эффективно следил за общественными работами.[234]234
  См. признание Кой Туона, которое, по-видимому, было отобрано после 1979 года. Vickery. Cambodia, 1975–1982, p. 148–149. Во многих признаниях, написанных в 1977 году, упоминается знакомство заключенных с «Кхуоном». Возможно, как и в случае с Хоу Йоуном в 1975 году, Пол Пот считал популярность Кой Туона прямой угрозой себе. Похоже, Пол Пот чувствовал себя более комфортно с людьми, подобными Нуон Чеа, Кхьё Самфану и Иенг Сари, у которых не было основы для власти за пределами Центрального Комитета. Та Мок, с мощной сетью подчиненных в юго-западной зоне, смотрелся на этом фоне исключением, подтверждающим правило.


[Закрыть]

Оба этих человека в течение многих лет вращались в партийных кругах и чувствовали себя там как рыбы в воде. У них имелись друзья и за пределами партии. Они были знакомы с Ней Сараном, Чаном Чакреем и другими, впоследствии арестованными членами партии. Эти связи в конце концов и «стали доказательством» вины. Их тоже нужно было арестовать и тем самым ликвидировать «все цепочки предателей» (кхсаекбот). Вероятно, оба присутствовали на декабрьской встрече и могли оказаться двумя из «определенных людей», упомянутых Пол Потом. После того как на допросах их довели до полного изнеможения, Туон и Фоён признались в создании «сетей ЦРУ». Одним из главных последствий ареста стала чистка, проведенная среди их знакомых, многие из которых относились к партийной интеллигенции. В облаве, которую в 1978 году устроил Дуч, он особенно выделил интеллигентов, «притворявшихся прогрессивно мыслящими и проникших в партию для сбора информации». Вскоре после этого произошла перетряска руководящих кадров партии, работавших с Кой Туоном. В начале 1977 года тридцать два человека из этой группы были отправлены в S-21.[235]235
  Впоследствии Ху Ним утверждал, что на следующем собрании, которое состоялось вскоре после этого и доступ куда был ограничен, Пол Пот огласил имена четырех мужчин, казненных в S-21. Трое из них (Чхук, Чакрей и Фен) были связаны с восточной зоной (Pol Pot Plans the Future, p. 303). Cm. также Picq. Au dela du ciel, p. 99–100. Как написал Пик, кто подвергся тогда чистке, «были людьми, которых я знал и которыми восхищался».


[Закрыть]

Пока Тоуч Фоёна и Кой Туона с пристрастием допрашивали, Пол Пот посетил северо-запад страны. Бывший боец, Чхит До, вспоминал о том, как встретил Пол Пота в Сиемреапе на «заседании, посвященном очищению структуры власти Кампучии». «Когда он говорил, он казался славным парнем, но то, что случилось потом, было вовсе нехорошо», – сообщил До.[236]236
  В апреле 1977 года в Чикренге, провинция Сиемреап, разразилось восстание, продолжавшееся неделю. Оно было жестоко подавлено, восставшие понесли тяжелые потери. Возможно, это выступление убедило Пол Пота в том, что в данном регионе у партии действительно имелись враги. См. Thach Кео Dara. Une rovolte de la population. Sereika 28 (1978, 28 сентября, p. 7–8); Kampuchea dossier II, p. 65, а также Vickery. Cambodia 1975–1982, p. 126–127.


[Закрыть]«То, что случилось потом» почти во всем северном и северо-западном регионе – это замещение «вычищенных» членов партии, занимавших военные должности и отвечавших за политработу на местах, партийцами, переведенными с юго-запада и находившимися под контролем Та Мока. Члены партии из юго-западных районов, такие, как сам Та Мок, имели репутацию особенно жестких и ретивых исполнителей. Вскоре они стали карающим мечом Демократической Кампучии. Неспособность «новых людей» принести доход, которого от них требовало партийное руководство, считалась намеренной. Члены партии, отвечавшие за катастрофу, «объективно» – по партийной терминологии – считались «вредителями», «врагами» и «предателями».