Текст книги "Рэмбо 3"

Автор книги: Дэвид Моррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

5

Со стороны перевала еще раздавалась редкая беспорядочная стрельба – уже не автоматные очереди, а отдельные выстрелы из винтовок. Повстанцы охотились за советскими военными, прячущимися в завалах по ущелью. Рэмбо почувствовал отвращение, догадавшись, что пойманных солдат афганцы тут же убивают.

Если не считать этой стрельбы, то бой окончился. Пыль улеглась. Среди обломков и трупов бродили повстанцы, собирая трофейное оружие и боеприпасы.

Афганец перерезал горло раненому советскому солдату.

Рэмбо отвернулся.

Эта война не моя!

Эти люди едва в состоянии прокормить самих себя, не говоря уж о пленных. У них слишком много своих раненых, чтобы тратить медикаменты на раненых врагов. Если они позволят пленным уйти, эти советские снова вернутся и опять будут убивать повстанцев. У повстанцев нет выбора. Им приходится убивать пленных.

И все же…

Эта война не моя!

Шум заставил его обернуться. Слева, в отдалении от поля боя, образовался кружок возбужденных повстанцев, которые бросали куда-то камнями.

У Мосаада загорелись глаза. Он побежал к гогочущей толпе. Халид и Рахим тут же к нему присоединились и начали расталкивать всех, чтобы прорваться в центр.

Смущенный и недовольный, Рэмбо поспешил за ними. Когда он увидел, что служило мишенью для повстанцев, ему стало нехорошо. Русский солдат – парень не старше лет двадцати – лежал на песке, обхватив руками голову и пытаясь защититься от камней, которыми афганцы забрасывали его.

Один из моджахедов оторвал руки русского от его головы. Парень бросил вверх испуганный взгляд. Он напомнил Рэмбо забитого и несчастного щенка. Светловолосый, голубоглазый, совсем еще мальчишка, с мягкими чертами лица, которые выдавали в нем жертву, а не насильника.

Повстанцы схватили пленного за плечи и закрутили его как волчок. Парень рухнул на песок, и в него снова полетели камни. Один из афганцев достал нож, схватил парня за волосы, рывком запрокинул ему голову, чтобы удобнее перерезать обнажившуюся шею…

Рэмбо метнулся через толпу и перехватил кисть афганца за мгновение до того, как лезвие коснулось тела. Сверкающий клинок дрожал в миллиметрах от вздувшейся на шее вены; афганец пытался высвободиться из рук Рэмбо, а тот изо всех сил старался отвести нож в сторону.

Афганец зарычал. Рэмбо вывернул ему руку и перехватил нож.

Афганец отскочил и направил свою винтовку в грудь Рэмбо.

Из толпы выбежал Халид и, схватившись за ствол, опустил его в землю. Он рявкнул на афганца и тут же обратился к Рэмбо с еще большим гневом.

– Он говорит, что спас тебе жизнь, а теперь вы квиты за то, что ты спас жизнь его дочери. Тебе не надо было вмешиваться.

Рэмбо обернулся. И увидел Мусу.

Но у него не было времени сказать ему: «Слава Богу, ты жив! Слава Богу, тебя не было на скале, когда я подорвал там заряды!»

Афганцы сгрудились плотнее, их позы стали напряженнее. Рахим заговорил с яростью в голосе. Муса начал переводить.

– Ты отнял у этого человека нож. Ты обесчестил его. За оскорбление полагаться месть.

– Я не хотел его оскорбить! Я просто пытался… Афганец никогда не нападает на афганца.

– Но я же не один из вас! – настаивал Рэмбо. – Я не знаю ваших правил!

– Говори спокойнее, – произнес Муса. – Афганец никогда не кричать. Пусть сила будет в твоих словах. Крик – тоже оскорбление.

Рэмбо собрал всю силу воли, чтобы заставить голос звучать спокойно.

– Переведи ему, что я не хотел оскорбить его честь. Я уважаю его отвагу. Он великий воин. Но я не могу ему позволить убить пленника. Я не стал бы вмешиваться без веской причины. Пусть он выслушает…

Афганец, чей нож отнял Рэмбо, дрожал от ярости, и взгляд его стал бешеным.

– Скажи ему, что я приношу извинения. Вот каким ничтожным я чувствую себя перед ним.

Рэмбо прижал нож к своему плечу и медленно провел им, разрезая тело. Хлынула кровь.

Афганец выпрямился. Рэмбо подал ему нож рукояткой вперед.

– Я глубоко сожалею о том, что произошло. Но твоя честь не пострадала. Ты не зря вынимал нож. Он испил крови.

Афганец замер в нерешительности.

– Прости меня, и я стану твоим должником, – сказал Рэмбо.

Кровь капала с его руки. Воин заколебался, недовольно повел плечами и взял свой нож.

– Благодарю тебя, – сказал Рэмбо. Афганцы одобрительно зашептались. Рэмбо расслабил плечи.

Мосаад ворчливо сказал что-то, Муса перевел:

– Он сказал, что надо поступить иначе. Так, как учит Коран. – Устроить суд. Вынести приговор. Проявить справедливость и уж потом убить пленника. Рахим возразил:

– Нет. Коран требует суда только над мусульманами. Неверных наш закон не охраняет. Этот солдат – хуже неверного. Он атеист. И к тому же трус. Когда мы напали, он убежал в камни и спрятался. Он не заслужил чести быть судимым. Палач должен увести эту паршивую собаку долой с наших глаз и обезглавить!

Афганцы закивали. Худой палач вышел вперед со своим топором.

– Муса, скажи им «нет», – стараясь придать голосу убедительность и при этом не повысить тона, проговорил Рэмбо. – Скажи им, что они должны меня выслушать. Скажи им, что мне нужен этот человек. Я думаю, он может помочь мне спасти моего друга.

– Мы обсудим это на совете, – ответил Мосаад.

– Тогда заодно обсудите и еще кое-что, – сказал Рэмбо. – С тех самых пор, как я здесь появился, мне все время приходится оказывать кому-то услуги. Теперь пришло время оказать услугу мне. Вы обещали помочь мне найти друга. Вы все время говорите о чести. Я ловлю вас на слове. Выполните свое обещание. Если этот человек окажется в силах помочь мне, оставьте его в живых.

Афганцы, казалось, были шокированы этой речью.

– Плохо! – сказал Муса. – Тебе не надо было сомневаться в их слова. Теперь у них единственная выбор – убить тебя или выполнить просьбу.

Затаив дыхание, Рэмбо ждал решения.

Вперед вышел Мосаад.

– Ты заявляешь, что не смогу выполнить свое обещание?

– Будешь считать, я тебе о нем напоминаю.

– Знаешь ли ты, чем рискуешь, когда так говоришь?

– Знаю.

Мосаад бросил на Рэмбо изучающий взгляд.

– Должно быть, твой друг и впрямь для тебя много значит.

– Он для меня как отец.

Мосаад помолчал несколько секунд.

– Ты хранишь верность, как афганец. В тебе есть страсть и мужество. Мы отдадим тебе этого человека. Но если он тебе не поможет, – Мосаад взял у палача топор, – если он попытается нас предать, тогда его голову ты отрубишь сам.

6

Траутмэн поднял голову из кровавой лужи. Он зажмурился от слепящего света, который заливал его камеру, и взглянул в сторону маленького зарешеченного оконца на двери.

Послышались шаги.

Но не уверенная поступь полковника Зейсана и прапорщика Каурова, возвращающихся продолжить допрос и снова пытать его.

Нет, на этот раз шаги были шаркающие.

Множество ног. Кто-то упал. Удар дубинки по телу. Человеческий стон. Чья-то просьба. Новые удары дубинкой. Грубые команды охранников. Снова шарканье ног.

Помогая себе руками, Траумэн встал на колени и оперся о стенку. Он нашел силы подняться и, спотыкаясь, доковылял до окошка на двери.

Через прутья решетки Траутмэн увидел бредущих мимо камеры афганцев, подгоняемых охраной. Хотя все плыло у него перед глазами, он насчитал с десяток узников, и несмотря на полный беспорядок мыслей, у него хватило догадливости понять, что эти пленные в тюрьме уже давно. Их толкали не в сторону камер. Охрана гнала людей в том направлении, откуда всегда появлялся полковник Зейсан.

К той двери, в которую сюда привели самого Траутмэна. В сторону внутреннего двора.

Ноги Траутмэна отказались его держать. Он соскользнул вниз от окна, оставляя на металле кровавый след от разбитых губ.

У него возникло тошнотворное предчувствие.

Он сообразил, оседая на пол, что если бы советские собирались освободить пленных, то охрана обращалась бы с ними иначе. И сами пленники не молили бы о чем-то, не упрашивали солдат.

Маловероятно было и то, чтобы десятерых пленных вместе стали бы допрашивать.

Предчувствие Траутмэна окрепло, и он не смог сдержать стона.

7

Майор Азов разглядывал двор крепости из окна кабинета полковника Зейсана. Заходящее солнце отбрасывало тень от стены на шеренгу солдат, замерших по команде смирно.

Азов с отвращением покачал головой. Ему было сорок лет, и с его огрубелым лицом солдата удивительным образом контрастировали живые, полные чувства глаза. Ему страстно хотелось, чтобы он никогда не знал этой неуправляемой страны, и уж тем более не воевал здесь.

Азов повернулся к своему начальнику.

– Товарищ полковник, при всем моем уважении я должен заметить, что это была ваша идея отправить колонну вместо того, чтобы подождать, пока мы выясним, где прячутся эти бандиты.

– Вы хотите сказать, что случившееся было моей ошибкой? – переспросил Зейсан.

– Ну что вы, конечно, нет. Мы должны захватить инициативу. Однако мы не всегда можем предвидеть последствия, даже если тактически все спланировано прекрасно.

– Вы называете потерю трех вертолетов, двух танков, шести БТРов и свыше сотни солдат в течение двух дней хорошим планированием?!

Азов не решился еще раз напомнить, что идея отправки колонны принадлежала полковнику.

– Повстанцам следует преподать урок, – сказал Зейсан. – Они прячутся вблизи места нападения. Я в этом уверен. Завтра я отдам приказ о полномасштабной операции по их выявлению и уничтожению.

– А что, если они хотят внушить вам, будто прячутся в том районе? Слишком поспешными действиями вы можете как раз оправдать их надежды. Они могут опять расставить ловушку.

– Не перечьте мне, майор! Вы уже говорили о последствиях. То, что повстанцы устроили сегодня, должно действительно иметь последствия!

Азов снова посмотрел в окно на строй солдат в затененном дворе.

– А как с американским пленным?

– Что вы имете в виду?

– Его надо бы отправить в Кабул, прежде чем вы начнете объяснять местным насчет последствий. Если он узнает о… – Азов сделал жест в сторону окна.

– Американец останется тут, пока не скажет мне, где скрываются мятежники, и пока я не разберусь с этим недоразумением!

Кто-то постучал в дверь кабинета. Вошел прапорщик Кауров.

– Пленные мятежники доставлены во двор по вашему приказанию!

– Исполняйте приказ дальше.

Азов еще сильнее пожалел, что попал сюда.

8

Несмотря на толстые каменные стены камеры, Траутмэн расслышал глухие раскаты выстрелов во дворе. И далекие крики.

Голова его лежала в луже крови, а стоны перешли в проклятия.

9

Фамилия пленного была Андреев. Он сидел рядом с Рэмбо у входа в пещеру и смотрел, как солнце опускается за горы. Афганцы молились, встав на колени. Рэмбо уважительно подождал, пока молитва будет окончена, а потом по-русски объяснил Андрееву, что он от него хочет.

Голубые глаза солдата расширились: Вы так хорошо говорите по-русски!

– Это одна из моих военных специальностей. Еще я говорю по-тайски и по-вьетнамски.

– Вы солдат?

– Был когда-то, – Рэмбо задумался. – Пожалуй, можно сказать, что я в отставке. Я тебе задал вопрос. Ты знаешь, где прячут американца?

– Да, я видел вашего друга. Рэмбо наклонился ближе к пленному.

– Где?

– В крепости.

– Он жив?

– Кто знает, сколько он еще продержится? Они его здорово колотят. Каждый день.

Желваки заиграли на скулах у Рэмбо.

– Покажи мне, где они держат. Нарисуй карту.

– Все равно его нельзя выручить. Крепость защищена слишком хорошо. Даже все эти мятежники не возьмут ее.

– Они и не собираются туда идти. Я пойду сам.

– Вы? – изумился Андреев.

– Со своим другом. У двоих есть шанс проникнуть внутрь незамеченными.

– Но вокруг крепости минные поля! Даже если у вас есть карта, без проводника через них не пройти, – Андреев что-то прикинул про себя. – Вам придется взять с собой меня.

– Придется? Подумай как следует.

– Вы не уверены, можно ли мне доверять?

– Вот там стоит человек с топором, у которого нет сомнений по этому поводу. Почему ты бежал с поля боя?

– Вы думаете, я трус?

– Я ничего про тебя не знаю. И даю тебе шанс объясниться.

Андреев пригладил свои светлые волосы.

– То, что мы здесь делаем, неправильно. Я люблю свою страну, но эту войну ненавижу. Многие солдаты думают так же, как я. Некоторые даже бегут. Это плохая война. Как во Вьетнаме.

– Да, – сказал Рэмбо, – как во Вьетнаме. – Он почувствовал привкус во рту. – Ты хочешь сказать, что собирался дезертировать?

Андреев недоуменно огляделся.

– Похоже, я так и сделал.

– Если только эти люди тебя примут. Андреев опустил взгляд.

– Да. Конечно, если…

– Они захотят, чтобы ты сражался против своих. Ты способен на это?

– Солдаты в крепости для меня не свои. Я родом из очень большого города, Пермь называется. Там у меня свои. А те, кто живет в Москве, они и понятия не имеют, как у нас плохо. Военные забирают молодежь из деревни и посылают служить подальше от дома. А в Москве говорят, что мы здесь побеждаем. Это неправда. На войне никто не побеждает. Это война не моя. Плохая война. Если мне афганцы разрешат остаться, то они для меня и будут свои.

Рэмбо пристально на него посмотрел.

– Вы можете мне доверять. Андреев не подведет американца. А вот можно ли вам верить?

– Чтобы спасти тебя, я рисковал своей жизнью.

– А я теперь рискую своей, чтобы помочь вам.

– Ну хорошо. Я об этом подумаю. Рэмбо обернулся на звук шагов по камням.

К ним приближалась Мишель с дочкой Халида и с неизменной сигаретой в зубах.

– Я подумала, тебе интересно посмотреть, как поживает твоя подружка.

Рэмбо улыбнулся ребенку, которого ему довелось спасти. Малышка заговорила.

– О чем это она, Мишель?

– Да так, ни о чем.

– Скажи мне.

– Ты же знаешь, что такое дети. Сначала скажут, а потом подумают. Она сама не соображает, о чем говорит.

Рэмбо ждал.

– Ну ладно, – произнесла Мишель. – Она надеется, что скоро тебя ранят и тогда она сможет за тобой ухаживать.

– Может быть, ей и повезет.

ЧАСТЬ VII

1

Рэмбо изучал нарисованную Андреевым карту до тех пор, пока не выучил наизусть каждую относящуюся к крепости мелочь. Он поднялся со своего места в углу лазарета, где сидел рядом с керосиновой лампой, откинул одеяло и вышел в темноту.

В эту ночь повстанцы не зажигали огней. Лагерь полностью был погружен во тьму. Если вертолеты прилетят в предгорья, чтобы отомстить за дневное нападение, они откроют огонь, заметив малейшее движение. Прошло несколько секунд, прежде чем глаза Рэмбо привыкли к темноте. Светомаскировка палаток была идеальной – они не выделялись среди ночных теней. Только редкие всхрапы да чмоканье копыт в грязи выдавали место, где среди деревьев были спрятаны кони. Даже погода сегодня была союзником, небо затянули плотные облака и скрыли свет звезд.

Совсем рядом, справа от стены обрыва, отделился неясный контур человека, до этого полностью сливавшийся с камнями.

– Муса, мне надо, чтобы ты попереводил.

Они зашагали к палатке прямо перед ними. Негромкий разговор оборвался, едва они вошли внутрь. Пламя свечи выхватило встревоженные лица Халида, Рахима и Мосаада.

– Этот советский рассказал тебе что нужно? – спросил Халид.

Рэмбо развернул перед ними карту.

– Но как проверить, правда ли это? – спросил Рэмбо.

– Я показал ее вашему шпиону, тому солдату, который вчера прискакал предупреждать о колонне. Он сказал, что подразделение афганцев, в котором он служил, размещалось не в самой крепости, а рядом. Однако он дважды бывал внутри и на карте показано все то, что он успел там рассмотреть.

– А как насчет того, что он рассмотреть не успел? – не успокоился Мосаад.

– Это я скоро узнаю.

– Скоро? – нахмурился Мосаад. – А как скоро? Когда ты собираешься уйти?

– Сегодня ночью.

– Этой ночью? Но тебе нужно время приготовиться.

– Нет у меня времени. Пленный сказал, что они пытают моего друга. Боюсь, они могут убить его. Я должен его выручить как можно скорее.

– Мне это не нравится, – заявил Мосаад.

– Я и сам не в восторге.

Мосаад с восхищением посмотрел на Рэмбо.

– Я обещал помочь тебе и хочу выполнить обещанное. Сколько тебе нужно людей?

– Муса и еще пятеро, чтобы постеречь лошадей.

– Но как же можно атаковать крепость такими слабыми силами?

– Я не буду атаковать. По крайней мере так, как привыкли вы. У нас это называлось набегом. «Проныра Питер».

– Проныра Питер? Это что за…

– Засунуть и тут же слинять.

Перевод Мусы вызвал веселое оживление вождей.

– Тогда я буду молить Аллаха и за твою задницу, – сказал Халид.

Однако следующая фраза Рэмбо заставила их посерьезнеть.

– Я возьму с собой пленника.

– Неужели ты ему веришь? – спросил Мосаад.

– Нет. Но мне приходиться рисковать. Он говорит, что вокруг крепости – минные поля. Нужно, чтобы он меня через них провел.

– Но что если он закричит и даст знать часовым? Он может предать тебя.

– Обещаю, если он позовет часовых, то умрет первым.

– Но вторым можешь оказаться ты сам, – заметил Мосаад.

– В таком случае вам потом не придется объяснять, каким дураком я оказался.

Мосаад сжал плечо Рэмбо.

– Мне бы не хотелось, чтобы такой прекрасный игрок в бузкаши не дожил до следующей победы.

– Следующий раз победа будет твоя.

– Что ж, пусть нам выпадет случай это проверить. Они улыбнулись и вышли из палатки. Оказавшись в темноте, Мосаад посмотрел на небо. Голос его был суров.

– Аллах лишает тебя своего благословения.

– Не понимаю, о чем ты.

Вождь показал на клубящиеся облака. Они надвигались, пряча далекие звезды.

– Будет буря.

Пульс Рэмбо стал чаще.

– В таком случае, ты ошибаешься, – сказал он возбужденно. – На самом деле Аллах благословил меня!

– Теперь я ничего не понимаю, – произнес Мосаад.

– Нет времени сейчас объяснять. Муса, нам надо уйти до начала бури.

Рэмбо поспешил мимо еле различимых палаток и вошел в ту, где афганцы держали под стражей Андреева.

– Ты идешь со мной, – сказал Рэмбо. – Быстрее!

– Вы даете мне шанс проявить себя?

– Если ты сбежишь с поля боя, как тогда…

– Я не трус. За то, во что я верю, я буду сражаться.

– Ты поверь, что если мне что-то покажется подозрительным, то… – Рэмбо вытащил свой длинный изогнутый нож, – то я доведу до конца игру, которую воины начали сегодня утром. Я тебе глотку перережу.

2

Ветер крепчал. Пока Рэмбо вел своего коня вниз по каменистому склону, стараясь попасть в лощину, летящий песок жалил его в лицо. В нарастающем хаосе бури трудно было находить дорогу. Спасибо и на том, подумал Рэмбо, что хоть до этого места мы добрались до начала бури.

И все равно путь был тяжелым. Хотя группа и шла знакомыми тропами, часто приходилось искать объезд вокруг свалившихся камней и поваленных деревьев. Если бы не прекрасное знание местности афганцами, им ни за что не удалось бы добраться сюда до рассвета. Зато теперь буря кстати, подумал Рэмбо.

Вместе с темнотой она обеспечивала прекрасное прикрытие и вдобавок должна была отвлечь внимание часовых. Да, Мосаад наверняка ошибался. Аллах вовсе не оставил нас своей милостью.

Аллах? – Рэмбо удивился собственным мыслям. Вот что значит слишком долго прожить среди мусульман. Начинаешь и сам думать, как они.

Рассуждения о судьбе никогда его не занимали. Он верил в то, что сам распоряжается своей судьбой, а не наоборот. Но эта налетевшая буря, словно ниспосланная самим провидением, заставила его задуматься.

Нет, решил он наконец. Просто мне везет. Или, может статься, везеньем по незнанию называют Божий промысел. Неожиданно ему вспомнились слова Траутмэна, произнесенные им в литейной в Бангкоке в их последнюю встречу.

– Джон, ты должен смириться со своей судьбой. Я не верю в судьбу!

– Да. И в этом твоя беда. Ты должен принять себя таким, какой ты есть.

– Принять то, что ненавижу?

Ну что ж, и сейчас его работа была ему ненавистна, но он делал то, что получалось у него лучше всего и в чем ему не было равных.

Конь впереди замедлил шаг и встал. Рэмбо почувствовал, что животное обернулось. К нему подошел Андреев. Муса и остальные воины подвели своих коней к лощине и присоединились к ним.

Голос Андреева был еле слышен за воем ветра.

– Лошадей оставим здесь. Склоны хоть немного их прикроют.

– До крепости еще далеко?

Андреев поднес к глазам светящийся циферблат компаса и показал рукой на северо-запад.

– Сотни три метров вон в том направлении.

– Ты уверен? В этой буре недолго и ошибиться.

– Я здесь провел целый год. Поверьте, я хорошо знаю, где крепость.

– Тут рядом пройдешь и не заметишь.

– Она большая, заметите. Но запомните: они держат пленников в северной части, в подвале, – сказал Андреев. К ним подошел Муса.

– Намажься этим, – он открыл какую-то жестяную банку.

– Что это?

– Жир леопарда, смешанный с сажей.

– В такую бурю? Маскировка нам не нужна.

– Здесь, – да, – сказал Муса. – А в крепости?

– Согласен, – кивнул Рэмбо.

– Сторожевые собаки боятся запаха леопарда. Учуяв его, они убегают, поджав хвост.

Рэмбо растер жир по лицу и по тыльной стороне ладоней. Кисти он вытер о рубаху – ему совершенно не хотелось, чтобы они скользили. Он должен быть готов крепко держать оружие.

Летящий песок налипал теперь на лицо и делал человека совершенно неразличимым в буре.

Пока Муса и Андреев мазали жиром друг друга, Рэмбо лишний раз проверил, что нож надежно укреплен на поясе, а вместе с ним – чехол для лука и стрел. Он подтянул лямки рюкзака и вскинул на плечо автомат-гранатомет. Муса и Андреев проверили свои винтовки.

– И последнее, – Рэмбо отвязал от своего седла свернутую веревку и перекинул ее через руку. На одном из концов веревки был привязан крюк.

– Все готовы?

Готовы были все.

Рэмбо перевел дыхание, успокаивая нервы… Подумал о Траутмэне… И крепко ухватился за гимнастерку Андреева.

– Пошли.

Стараясь перекрыть голосом рев бури, Муса что-то прокричал пяти афганцам, остававшимся стеречь коней.

– Я им сказать: если мы не вернемся через час, пусть уходить.

Муса вцепился в рубашку Рэмбо. Они вышли из лощины. Буря поглотила их.