Текст книги "Лазутчики"

Автор книги: Дэвид Моррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Холодно. Как же холодно!

Бэленджер почувствовал, что его руки отказываются сгибаться.

Вода уже подходила ему к груди.

Наконец нашел ее... Нельзя допустить, чтобы она умерла... Черт побери, как же выйти отсюда? Если бы этот ублюдок не заварил дверь...

Отдавшись на волю течения, отрывавшего его от цистерны, он пробрался к двери. "Заварено... – думал он. – Может быть, не так уж накрепко? Может быть, мне удастся оторвать ломом...

Когда на дверь давит такая масса воды? Ведь ее здесь целые тонны! Даже если бы дверь не была заварена, я ни за что не смог бы ее открыть!"

Заварена... В голове шевелилось какое-то воспоминание. Что-то важное, но что?.. Он никак не мог сообразить.

И тут Бэленджер вспомнил, что, когда Ронни появился на мониторе наблюдения, когда он указывал на обрезок трубы, приваренной поперек двери, слева от двери стоял баллон. И Бэленджер двинулся в том направлении. Молясь про себя, чтобы случилось так, что Ронни никуда не передвинул этот баллон, он шарил руками в воде, но не мог ничего найти. Тогда он окунулся поглубже, и его окоченевшие пальцы прикоснулись к гладкому металлическому предмету, несомненно, обтекаемой формы.

Когда он выпрямился, ему хотелось кричать от ощущения нового прилива надежды, но прежде, чем у этой надежды появится шанс сбыться, ему предстояло много сделать. Вода уже дошла до той самой трубы, приваренной поперек двери. Но труба не была прикреплена вплотную, между нею и дверью оставалась широкая щель. Бэленджер вынул из рюкзака фомку и запихнул в щель острый конец. Теперь ломик торчал вертикально, с крюком, обращенным к двери.

Снова Бэленджер окунулся в воду и, застонав от напряжения, поднял баллон на поверхность. Используя лямки рюкзака, он поднял баллон еще выше над водой и подвесил его на ломике. Потом он достал из рюкзака брусок пластита и втиснул его между баллоном и дверью. Затем вынул остатки скотча и закрепил форсунку так, чтобы она смотрела в середину баллона. Потом тем же скотчем он закрепил рукоятку форсунки в открытом положении. Газ с шипением пошел из баллона. Когда же Бэленджер нажал на кнопку воспламенения, факел вспыхнул, и пламя ударило в баллон.

Преодолевая сопротивление воды, он поспешил обратно к Аманде и Винни. Его состояние напоминало ему те кошмары, в которых нужно было очень быстро бежать куда-то или от чего-то, но что-то держало его за ноги, и он не мог сделать ни шагу. Видя за спиной отражение горящего факела, он изо всех сил упирался ногами в пол и раздвигал телом непрерывно углубляющуюся воду. Тяжело дыша, он завернул за цистерну. Течение прижимало Аманду и Винни к стенке, но, если бы они сделали шаг вперед, их вынесло бы как раз туда, где горело яркое пламя сварочного газа.

– Закройте глаза! Заткните уши! – прокричал он.

Аманда повиновалась без малейшего колебания.

– Винни, ты меня слышишь? Закрой глаза! Заткни уши!

Отупевший от боли, морфия и холода, Винни прижал ладони к ушам.

Бэленджер сделал то же самое. Вода уже дошла до середины его груди. «Факел... – думал он. – Сколько времени потребуется, чтобы прожечь баллон? Один, два, три, четыре... Уже пора бы и взорваться. Семь, восемь, девять... Может быть, баллон упал в воду? Или вода поднялась так высоко, что погасила факел? Тринадцать, четырнадцать...»

Яркая вспышка, оглушительный грохот. Хотя у него были закрыты глаза и зажаты уши, Бэленджер почувствовал, что оглох и ослеп. Неистовая сила подняла его, и она же, казалось ему, попыталась высосать из него жизнь. Он утратил вес и лишился способности дышать. Потом он снова ухнул вниз, и его сжало давлением. Верх и низ, право и лево – все эти понятия внезапно утратили всякий смысл. Его несло в этом мятущемся хаосе, он сильно ударился обо что-то, инстинктивно ахнул, вдохнул хорошую порцию воды и помчался вместе с потоком дальше.

«Я же в туннеле», – понял он. Дверь разнесло взрывом. Вода хлынула... Хаос снова подбросил и перевернул его. Он опять стукнулся о стену, вдохнул еще воды и обнаружил, что его лицо находится над поверхностью. Прямо над ним проносился окрашенный в зеленый цвет потолок туннеля. Вместе с ним плыло множество крыс. Две уже успели забраться ему на грудь.

Он вовремя увидел стремительно приближающийся угол, успел подставить ноги и лишь с силой ткнулся в стену подошвами ботинок. Поток, крутя и швыряя, тащил его дальше по туннелю. Снова оказавшись под водой, успел сделать усилие, чтобы не попытаться вдохнуть. И в следующее мгновение к нему вернулось чувство невесомости. Он, раскинув руки, описывал широкую дугу в пространстве.

Приземление вышло довольно жестким. Его прокатило по чему-то, он оказался на спине и принялся натужно кашлять, стараясь освободить легкие от попавшей туда воды. Выброшенные вместе с ним крысы продолжали карабкаться на него.

Доски. Почему-то над ним оказалась крыша из шершавых широких досок. А лежал он на мокром песке. А рядом с ним валяется сломанная, проржавевшая насквозь решетка.

«Мой бог, – сообразил он, – решетку вышибло водой. Она стояла в сливном туннеле. Меня выбросило на пляж. Я валяюсь под набережной».

Глава 62

Кланг!

Кланг!

Ветер доносил сюда лязг металлического листа, который все так же развевался под порывами ветра на заброшенном многоквартирном доме. Бэленджер вспомнил то тягостное ощущение, которое возникло у него при этих звуках семь часов назад.

Кланг!

Дождь проникал сквозь трещины в дощатом настиле набережной, падал на лицо. Он нащупал пистолет, благополучно оставшийся в кобуре. А вот окружающая темнота больше не была зеленой. Где-то на последнем этапе плавания по туннелям с него все-таки сорвало очки. Но все же он мог кое-что рассмотреть. Молнию. Огонь, пробивающийся на верхних этажах отеля. Бэленджер заставил себя сесть. Диана? Винни?

Он пристальней всмотрелся во мрак. По сторонам разбегались целые полчища крыс. Поблизости неподвижно распластался пятиногий кот с изогнутой под неестественным углом шеей. А совсем рядом со струей, продолжавшей извергаться из туннеля, лежало человеческое тело. Глубоко зарываясь в песок руками и ногами, Бэленджер пополз туда, но на полпути остановился, с ужасом поняв, что перед ним мумифицированный труп. И снова что-то в его сознании изменилось – так шарики в подшипнике начинают перекатываться под собственной тяжестью.

Слева от себя он увидел еще два вытянувшихся на песке тела. У одного из них можно было различить белокурые волосы. Не на шутку боясь, что это окажется еще один труп, он подкрался поближе.

Фигура со светлыми волосами пошевелилась. Он все так же, на четвереньках, помчался туда.

– Диана!

– Нет, – шепотом ответили ему.

Рядом с нею неподвижно лежал Винни. Бэленджер сунул ему пальцы в рот, чтобы удостовериться, что язык не перекрыл дыхательное горло и что в глотке нет каких-нибудь случайных предметов, потом перевернул парня на живот и нажал на спину, стараясь вылить воду из легких.

Винни закашлялся, изо рта хлынула вода. Бэленджер продолжал свое дело.

– Диана, нам нельзя тут оставаться, – сказал Бэленджер, продолжая свое дело.

– Но я не...

– Ронни вот-вот заявится. Мы должны уйти отсюда. – Бэленджер потащил Винни за плечи, чтобы поднять его вертикально. – Помоги мне, Диана.

Очередная вспышка молнии озарила мужчину и женщину, тащивших на плечах еще одного человека, который не подавал признаков жизни. Аманда и Бэленджер старались идти как можно быстрее, но ботинки Винни глубоко зарывались в песок. Бэленджер споткнулся, упал на колено, но нашел в себе силы подняться. Однако через десять шагов упали все трое.

Бэленджер осмотрелся вокруг.

– Ронни вот-вот будет здесь. Необходимо спрятаться. Нам нужно... Диана, видишь впереди вон ту ложбинку?

Никакого ответа.

Дождь лился сквозь дыры рассохшегося дощатого настила набережной.

– Помоги мне тащить Винни, – сказал Бэленджер.

На самых последних остатках сил они затащили его в ложбину.

– Ложись рядом с ним, – приказал Бэленджер.

– Но...

– Я засыплю вас. Берег будет казаться ровным. Может быть, он вас не заметит.

– А следы?

– Дождь их смоет и все заровняет.

– А как же вы?

– Я сделаю так, чтобы он пошел за мной прочь отсюда. Диана...

– Я не Диана.

– Я люблю тебя.

– Хотела бы я быть Дианой. – Она поцеловала его в щеку.

Она легла в неглубокую ложбинку (вернее, ямку), а Бэленджер наскоро забросал ее и Винни песком – ровно настолько, чтобы прикрыть. Он очень надеялся, что псевдомогила поможет этим двоим не попасть в могилу настоящую.

Он оставил открытыми только их лица.

– Холодно, – пожаловалась Аманда.

– Я уведу его, – сказал Бэленджер. – Считай до трехсот, а потом беги искать помощь. Если к тому времени ты не сможешь безопасно выбраться, значит, я оплошал и безопасности не будет никогда.

– Диане повезло, что у нее был ты.

– Был? Не понимаю. Я и сейчас с тобой.

Он повернулся, помедлил еще секунду, набираясь решимости, чтобы вернуться к тому месту, через которое попал на пляж, – трубе для стока воды из туннеля. Обломки мебели. Крысы. Высохшие трупы. Дождь действительно успел заровнять все следы. Собрав в кулак всю свою волю, Бэленджер шагнул на пляж, на край которого набегали огромные, яростные штормовые волны. Снова сверкнула молния, но он даже не вздрогнул.

Глава 63

Не дойдя несколько ярдов до линии прибоя, он повернулся лицом к набережной. За ней возвышался «Парагон», на верхних этажах которого бились языки пламени. Огонь и шторм начали борьбу друг с другом. В этом пустынном районе в это время суток, да еще и при проливном дожде, мешающем разглядеть пожар из других частей города, появления пожарников и полиции приходилось ожидать не скоро. Бэленджер не мог рассчитывать ни на чью помощь.

Справа вырисовался при свете молнии скелет заброшенного кондоминиума. Бэленджер вновь услышал лязг металлического листа.

Пистолет Бэленджер достал из кобуры и сунул сзади за пояс. А потом выпрямился во весь рост и широко расставил руки, чтобы быть как можно заметнее. Агрессивная поза должна была сказать о его намерениях все. Дескать, иди сюда, Ронни, разделайся со мной, если, конечно, кишка не тонка!

Появление Ронни на набережной сопровождалось очередным оглушительным раскатом грома. Ронни стоял на дощатом настиле возле остатков перил и смотрел в сторону прибоя. Огонь пылал прямо у него за спиной, и вид у Ронни был такой, будто он вышел из преисподней. Очки ночного видения походили на крышки, закрывавшие доступ к его душе, отчего вид у него сделался совсем чудовищным. Медленно, размеренным шагом он спускался по лестнице, держа дробовик в руках.

Раскаты грома звучали словно шаги гиганта. Несокрушимое стремление убивать, пронизывавшее весь облик высокого, худощавого пятидесятисемилетнего Ронни, придавало ему сходство со статуей титана. Чернота кевларового жилета олицетворяла жестокое могущество, которое он прямо-таки источал. Каждый его шаг утяжелялся грузом жестоко похищенной невинности и несостоявшегося детства, всей продолжительной жизни, состоявшей из боли, гнева, ужаса и смерти. Когда он приблизился, Бэленджеру стало видно, что его лицо ничего не выражает. Вернее, выражает пустоту, которую ничего никогда не могло и не сможет заполнить.

– Я очень сожалею, что с тобой произошло все то, что было, Ронни! – Бэленджер знал, что за шумом бури его слова нельзя будет расслышать. Он хотел заставить Ронни подойти поближе, а для этого было необходимо, чтоб Ронни захотел узнать, что же он ему орет. – Я ненавижу тебя, но мне бесконечно жаль того маленького мальчика!

Ронни все приближался. Бесстрастный, неумолимый, как и подобает палачу.

– Это здесь умер Карлайл?! – выкрикнул Бэленджер. Дождь хлестал его по глазам, норовил залиться в рот. Ронни находился все еще слишком далеко для того, чтобы что-то услышать. Это не имело значения. Он хотел, чтобы Ронни видел, что его губы двигаются, задумался о том, что он может говорить, и подошел еще ближе.

«Подойди поближе!» – думал Бэленджер. Как правило, стрельба из пистолета ведется с расстояния ярдов в пять. Но даже тогда руки стрелков дрожат от переизбытка адреналина, и потому часто случаются промахи. Руки Бэленджера тряслись и плохо слушались от холода. Он не мог даже надеяться застрелить Ронни с более или менее приличного расстояния. Зато Ронни со своим дробовиком мог прикончить его и с сорока ярдов.

Ближе!

– Наверно, старикан вышиб сам себе мозги именно здесь, да?! После того, как он осознал, что ты собой на самом деле представляешь, он стал бояться тебя куда сильнее, чем открытого пространства! Он сбежал из отеля! Он ведь нашел твой дробовик? И взял его с собой! Думал, с оружием ему будет не так страшно! И когда он стоял здесь, трясясь от страха, то увидел, что ты идешь за ним! Старик понял, что он проклят! И застрелился!

Озаряемый непрерывно вспыхивавшими молниями, Ронни подходил все ближе и ближе.

– Этот дробовик, который ты таскаешь с собой! Это из него Карлайл вышиб себе мозги, да?!

На расстоянии в тридцать ярдов Ронни остановился.

«Нет! Мне нужно, чтобы ты подошел ближе!»

– Это то самое место? Он сделал это именно здесь? Отец, о котором ты мечтал всю жизнь? Это здесь ты его напугал так, что он решил застрелиться?

Гром заглушил его слова.

Вспышка молнии словно парализовала Ронни на мгновение. А потом он подошел еще ближе, явно желая слышать, что говорил Бэленджер.

– Каким же замечательным сыном ты оказался! – продолжал кричать Бэленджер. – Он дал тебе шанс начать жизнь заново, а ты отблагодарил его за это, до краев наполнив его жизнь ужасом!

Подойдя на двадцать ярдов, Ронни остановился снова. Очевидно, отсюда он мог слышать, что говорит его будущая жертва.

– Сестра Керри!

Бэленджера донельзя изумили эти ни с чем не связанные слова.

– Что?

– Роман Драйзера! Когда ваш друг говорил о нем, он все полностью объяснил! Он сказал, что все определяют судьба и веления тела! Только забыл добавить, что нас губит наше прошлое!

– Не всегда! Только если отказаться от борьбы с ним! Но в этой адской дыре, в этом доме можно поверить и в это, и во что-нибудь еще хуже!

Молния снова парализовала Ронни. "Что с ним происходит? – лихорадочно соображал Бэленджер. – Почему он не подходит ближе?"

«Очки!» – вдруг понял он. При каждой вспышке молнии оптике нужно несколько мгновений, чтобы перенастроиться! Вспышка молнии просто-напросто временно ослепляет его!

Ронни поднес приклад дробовика к плечу.

Как только сверкнула очередная молния, снова ослепив Ронни, Бэленджер выхватил оружие из-за спины и ринулся вперед. Ронни вышел из паралича и повел стволом вслед за ним.

Бэленджер рыбкой кинулся на песок, выстрелив в падении. Дробовик Ронни прогремел на долю секунды позже начала движения. Бэленджер снова выстрелил, вскинув пистолет в направлении лица Ронни.

А затем пистолет сухо щелкнул, и затвор замер в заднем положении. Патроны кончились.

«Я хоть зацепил его?»

Бэленджер поспешно перекатился. Заряд картечи вонзился в песок рядом с ним, несколько дробинок задели его голень.

Он поспешно вскочил на ноги и, прихрамывая, побежал, пытаясь на ходу раскачиваться, чтобы помешать Ронни целиться и увести из этой части пляжа, подальше от настила набережной.

Раздавшийся за спиной стон заставил его повернуться. При вспышке молнии он увидел, что Ронни опустился на колени. На его плече, там, где один из выстрелов Бэленджера пришелся не в кевларовый жилет, виднелась кровь. А позади Ронни виднелась еще одна фигура, размахивающая обломком бруска. Диана. Взмах. Вопль. Дробовик упал, ткнувшись дулом в песок. Диана ударила толстой палкой, как бейсбольной битой. При свете пожара, продолжавшего разгораться в отеле, было видно, как в сторону отлетел окровавленный кусок скальпа. Одетая лишь в промокшие насквозь ветровку и ночную рубашку, облепившие стройное тело, она снова замахнулась и ударила Ронни по затылку с такой силой, что он растянулся ничком. А она стояла над ним и била, била, била и остановилась, лишь когда палка сломалась в ее руках. Тогда она выкрикнула проклятье и вонзила острый конец обломка ему в спину.

Ронни содрогнулся всем телом и замер.

Аманда, рыдая, стояла над ним. Бэленджер захромал к ней.

– Он умер? – спросила женщина.

– Как раз сейчас он вступает в ад.

Они цеплялись друг за друга, чтобы не упасть.

– Он устроил это многим другим. Теперь настала его очередь, – сказала Аманда.

– Из-за того, в чем он был нисколько не виноват. Из-за уик-энда на Четвертое июля, случившегося целую жизнь тому назад. – Бэленджера начало подташнивать.

Кланг!

Ветер продолжал лязгать полуоторванным металлическим листом.

Кланг!

Это был погребальный звон по Ронни, по его жертвам, по отелю «Парагон». Кланг!

Бэленджер остановился, глядя на огонь в верхних этажах.

– Диана... – сказал он.

– Я не Диана.

Он перевел взгляд на нее. Потом дотронулся до ее щеки.

– Я знаю, – произнес он, наконец поверив этому. – Боже, как же мне этого хотелось...

– Вы были готовы умереть, чтобы спасти меня.

– Я однажды потерял Диану. Я не мог потерять ее во второй раз. Если бы мне не удалось спасти вас и Винни, я и сам не захотел бы жить.

– Вы не потеряли меня.

Горе стояло у него комом в горле, мешая дышать.

– Нужно идти. Мы должны помочь Винни.

Все так же поддерживая друг друга, они побрели по темному пляжу к краю дощатого настила набережной. Когда они добрались до ложбинки, Винни лежал без сознания. Они подняли его с мокрого и холодного песка.

– Мне кажется, я слышу... – Аманда повернула голову.

– Сирены.

С трудом передвигая ноги, волоча на себе Винни, они потащились вдоль набережной в том направлении, откуда приближался звук. Бэленджеру казалось, что ноги вовсе не принадлежат ему, но упорно плелся вперед – как и Аманда. На ходу он искоса посматривал на нее. Как же ужасно ему было жаль, что это не Диана или что он, по крайней мере, не может больше верить, что это Диана.

Очевидно, находясь уже в полубредовом состоянии, он проговорил это вслух, потому что Аманда повернулась к нему.

– Вы просто помните, что хотя я и не она, но меня вы не потеряли.

Они добрались до одной из лестниц, выходящих с пляжа на набережную. Переступая через сломанные ступени, они с превеликим трудом, из последних сил карабкались наверх, то и дело опускаясь на колени, но тут же вставая и продолжая путь. Свет от пожара делался ярче и ярче. Бэленджер почувствовал, что от пожара тянет теплом. Потом ветер сделался просто горячим, но Бэленджера продолжала бить крупная дрожь. Автомобили, не выключая сирен, остановились. Пожарные посыпались из своих грузовиков. Из патрульных машин торопливо выбирались полицейские.

Вершина пирамиды отеля провалилась внутрь здания. По ветру полетели искры. Шестой этаж, который так старательно поджигал Ронни, не устоял. «Прощайте, золотые монеты», – подумал Бэленджер. Он вспомнил о «двойном орле», лежавшем в его кармане. И об отчеканенных на нем словах: «На Бога уповаем».

Полицейские бегом кинулись к ним.

– Что с вами случилось?! – воскликнул один из них.

Оседая на землю, Бэленджер слышал непрерывное «кланг-кланг-кланг!» железного листа. Обрушилась еще одна часть здания. Но в аду много кругов. Ровно столько же, сколько у прошлого.

– Что с нами случилось? – чуть слышно пробормотал он в ответ и с великим трудом заставил себя выдавить два слова: – Отель «Парагон».

Послесловие автора: одержимость прошлым

Каждый писатель отлично знает, что чаще всего ему приходится отвечать на вопрос: где вы берете идеи для ваших произведений? Лазутчики... Хотя до недавнего времени я не был знаком с этим словом в его данном значении, основная концепция этих людей, как выяснилось, держала меня в плену на протяжении большей части моей жизни.

Когда мне было всего девять лет, я жил со своими родителями в тесной квартирке над рестораном, пользовавшимся великой популярностью у посетителей всех многочисленных баров в округе. (Дело происходило в городишке под названием Китченер, расположенном в южной части канадской провинции Онтарио.) Мне чуть не каждую ночь приходилось слышать шум пьяных драк, случавшихся в том самом переулке, куда выходило окно моей спальни. И в самой квартире тоже было много шума. Хотя моя мать и отчим никогда не дрались между собой, их споры, переходившие в скандалы, вселяли в меня такой страх, что очень часто я укладывал под одеяло подушки, чтобы казалось, будто я смирно сплю в постели, а сам в это время дрожал с открытыми глазами под кроватью.

Я часто сбегал из этой квартиры и бродил по улицам, где раскрыл для себя тайны каждого переулка и каждой автостоянки в радиусе десяти кварталов. Одновременно узнал и тайны заброшенных зданий. Сейчас, ретроспективно, я немало удивляюсь тому, что ни в одном из своих походов я не вляпался в какую-нибудь смертельно опасную неприятность. Но я был уличным ребенком, владевшим тем, что позднее назовут искусством выживания, и двумя наихудшими вещами, которые случились со мной, были столкновение с кошкой, разодравшей мне запястье, да торчащий ржавый гвоздь, который вонзился мне в ступню сквозь подошву. Оба случая закончились заражением крови.

Эти заброшенные здания – коттедж, фабрика и многоквартирный дом – совершенно очаровывали меня. Разбитые окна, заплесневелые обои, облупившаяся краска, гнилостный запах прошлого вновь и вновь заманивали меня к себе. Самым интересным из всех был многоквартирный дом, потому что он хотя и был покинут, но не опустел. Арендаторы побросали, съезжая, столы, стулья, тарелки, кастрюли, лампы и диваны. По большей части, все это находилось в столь жалком состоянии, что было ясно, почему это имущество не переехало вместе со своими хозяевами. Тем не менее, вкупе с валявшимися журналами и газетами, эти столы, стулья и тарелки – призрачные остатки той жизни, которая когда-то кипела в здании, – создавали иллюзию, что люди все еще пребывали здесь.

Я больше чувствовал это, нежели понимал умом. Осторожно взбираясь по скрипучим лестницам, обходя кучи свалившейся с потолка штукатурки и дыры в полу, разглядывая разоренные комнаты, я то и дело разевал рот от удивления, делая все новые и новые открытия. На буфетах гнездились голуби. В диванах обитали мыши. На стенах росли грибы. На растрескавшихся от дождевой воды подоконниках зеленела трава. Многие из пожелтевших газет и журналов датировались временами еще до моего рождения.

Но самым большим открытием из всех стал для меня альбом с граммофонными пластинками, который я нашел на полу, застланном продранным линолеумом, рядом с трехногим столом, валявшимся на боку. Что это называется альбомом, я узнал только со временем. Дело в том, что до начала 1950-х годов грампластинки делались из хрупкой пластмассы, были толстыми и тяжелыми, имели лишь по одной песне на каждой стороне и хранились в прикрепленных к общему корешку бумажных пакетах. Такие упаковки точь-в-точь походили на альбомы для фотографий. К тому времени, когда я сделал эту находку, диски этого вида (воспроизводившиеся на скорости 78 оборотов в минуту) уже сменились тонкими долгоиграющими виниловыми пластинками, которые были намного прочнее, содержали по целых восемь песен на каждой стороне и прокручивались со скоростью 33 оборота в минуту.

До этого случая я никогда не видел альбома грампластинок. Открыв обложку, я почувствовал благоговение, на силу которого почти не повлиял вид трещины на сломанной пластинке. Два диска оказались поврежденными. Но большая часть (как сейчас помню – четыре) были совершенно целыми. Прижимая это сокровище к груди, я поспешил домой. У нас стоял не обычный радиоприемник, а радиола – приемник со встроенным проигрывателем грампластинок. Я переключил скорость вращения на 78 оборотов в минуту (тогда ею обладали все проигрыватели) и положил на диск одну из пластинок.

Эту песню я проигрывал много раз. Даже сегодня я явственно слышу ее потрескивающий и хрипловатый звук. Я точно помню ее название: «Свадебные колокола разрушили нашу старую шайку». Порывшись в Интернете, я выяснил, что песня была написана в 1929 году Ирвингом Каэлом, Вилли Раскином и Сэмми Фэйном. Мелодичная и ритмичная, она стала одним из хитов на несколько дней, которые то и дело возникали в те годы. Но в то время я ничего не знал об этом. И совершенно не понимал чувств, которые выражал текст, рассказывавший об одиночестве молодого человека, друзья которого переженились один за другим. Больше всего меня очаровывал скрипучий звук. Он исходил прямиком из прошлого и служил туннелем во времени, по которому мое воображение могло путешествовать назад, в давно прошедшие года. Я представлял себе вокальную группу в странной одежде, окруженную незнакомыми вещами, исполняющую старомодную музыку среди декораций, которые всегда были черно-белыми и получались не в фокусе. Как ни прискорбно, я не могу вспомнить названия группы. Так что обессмертить ее мне не удастся.

С тех пор я не мог сопротивляться искушению исследовать многие другие заброшенные здания, не говоря уже о туннелях и водостоках, хотя мне уже ни разу не удалось найти что-нибудь столь же незабываемое, как тот альбом пластинок. Я долго считал, что привязанностью к разрушающимся заброшенным постройкам обязан своему довольно безрадостному детству, что я одинок в своей одержимости поисков связей с прошлым. Но теперь мне ясно, что таких, как я, очень много.

Они называют себя городскими исследователями, городскими авантюристами и городскими спелеологами. На жаргоне их называют лазутчиками, пронырами, сталкерами и еще по-всякому. Если вы напечатаете в поисковой строке Yahoo слова «urban explorer», то с изумлением обнаружите, что вам предлагается 170 000 Интернет-контактов. Повторите то же самое в Google, и вы изумитесь еще больше – там контактов окажется 225 000[15]15
  На ноябрь 2005 г. адресов сайтов, отвечающих этим поисковым условиям, нашлось в Yahoo и Google, соответственно, 40 500 и 37 200. Возможно, что автор не ограничил условия поиска и захватил изрядное количество сайтов, посвященных иной, в том числе и весьма отдаленной тематике.


[Закрыть]. Разумно будет предположить, что каждый из этих сайтов создан не одиноким исследователем. В конце концов, никто не станет создавать сайт, если он или она не ощущает своей сопричастности к кругу единомышленников. За этими 395 000 контактов стоят группы, и логично предположить, что на каждую группу, гласно заявляющую о себе, найдется несколько других, которые предпочитают скрытное существование.

У желающих сохранить анонимность имеются для этого серьезные основания. Прежде всего – имейте это в виду, – деятельность городских исследователей незаконна. Ведь в ее основе – проникновение без разрешения в частные владения. Кроме того, это чрезвычайно опасное, порой смертельно опасное занятие. Чтобы отпугнуть любителей лазить по старым постройкам, власти угрожают им большими денежными штрафами и даже тюремным заключением. Вследствие такой политики на многих веб-сайтах особо оговаривается, что исследователи должны получать разрешение от владельцев собственности, всегда соблюдать множество мер предосторожности и никогда не совершать никаких противозаконных действий. На первый взгляд кажется, что те, кто делает такие предупреждения, преисполнены чувства социальной ответственности, но лично я предполагаю, что значительную часть притягательности этим исследованиям придают острое ощущение опасности и занятия запрещенным делом.

Очень показательно, что в их сленге для обозначения входа в заброшенное здание используется термин «проникновение»[16]16
  Infiltration (англ.).


[Закрыть], позаимствованный из словаря военных, у которых этим словом обозначается скрытный проход или попадание любым другим способом на территорию, контролируемую противником. Как указано в тексте, опубликованном на сайте www.infiltration.org, цель исследователей – попасть туда, «где вас, как считается, быть не должно». Лазутчики по большей части – это люди умственного труда в возрасте от восемнадцати до тридцати лет, хорошо образованные, профессионально занимающиеся или увлекающиеся историей и архитектурой, зачастую работающие в областях, связанных с компьютерными технологиями. Соратники по интересам имеются у них в Японии, Сингапуре, Германии, Польше, Греции, Италии, Франции, Испании, Голландии, Англии, Канаде, Соединенных Штатах и многих других странах. Австралийские группы зачарованы тайнами водосточных лабиринтов под Сиднеем и Мельбурном. Европейские группы изучают в основном военные сооружения, сохранившиеся после мировых войн. Исследователи США проникают в классические универмаги и отели, оказавшиеся заброшенными после того, как социальные пертурбации привели к массовому исходу жителей из таких городов, как Буффало и Детройт. В России лазутчики интересуются прежде всего секретной в недавнем прошлом многоуровневой подземной системой, созданной во времена «холодной войны» и предназначенной для эвакуации руководителей страны в случае ядерного удара. Неиспользуемые больницы, санатории, театры и стадионы – в каждой стране имеется широчайшее поле для городских исследований.

Едва ли не первым городским исследователем считается некий француз, заблудившийся в 1793 году во время экспедиции в парижские катакомбы. Его тело было обнаружено лишь одиннадцать лет спустя. Как говорит один из персонажей романа, в рядах первых городских исследователей был Уолт Уитмен. Автор «Листьев травы» служил репортером «Бруклинского стандарта» и опубликовал там статью о туннеле Атлантик-авеню. Этот туннель, построенный в 1844 году и широко разрекламированный как первый туннель городской железной дороги, был заброшен всего через семнадцать лет. Но перед тем, как входы в туннель завалили, через него прошел Уитмен. «Темно, как в могиле, холодно, глухо и безмолвно, – написал он. – Как прекрасно было вновь увидеть землю и небеса, выйдя из мрака! Может быть, было бы небесполезно время от времени отправлять нас, смертных, по крайней мере неудовлетворенных жизнью, а таких немало среди рода людского, на несколько дней постранствовать по какому-нибудь туннелю. Возможно, после этого мы меньше роптали бы на Божье творение».

Но Уитмен не оценил сути городского исследования. Он обратил внимание на непривлекательные качества туннеля. Зато для истинного приверженца холодная, сырая, темная тишина туннеля, или обезлюдевшего кондоминиума, или давно заброшенной фабрики – и есть настоящая цель. Притягательность призрачного жутковатого прошлого: я подозреваю, что именно это испытывал очередной исследователь, когда вскрыл тот самый туннель Атлантик-авеню в 1980 году, через 119 лет после того, как тот был завален и забыт.

Наиболее любопытный случай из практики современных городских исследований произошел недавно в парижских катакомбах. Эти катакомбы представляют собой часть 170-мильной туннельной системы, лежащей под Парижем и оставшейся после проводившихся на протяжении веков работ по добыче камня, из которого и строился город. В 1700-х годах, когда на парижских кладбищах не осталось места, часть туннелей была использована для захоронения многих тысяч трупов. В сентябре 2004 года французская полицейская команда во время учений нашла полностью оборудованный кинотеатр среди костей. Сиденья были вырезаны в скальном грунте. В маленькой смежной пещере работали бар и ресторан с выставленными на витринах бутылками виски, оснащенные профессиональной электрической и телефонной системой. Примером, свидетельствующим о том, что работа городских исследователей может представлять интерес не только для них самих, служат события, происшедшие в Москве в 2002 году. Тогда чеченские террористы захватили театр со зрителями и актерами. После того, как военные взяли здание в плотное оцепление, городской исследователь провел солдат внутрь через забытый туннель.