Текст книги "Лазутчики"

Автор книги: Дэвид Моррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Трое бандитов надели очки и направились к лестнице. Однако Тод вдруг остановился и посмотрел на Бэленджера.

– Ты, наверно, уже понял, что я художник, человек искусства. – Он прошел через комнату и скрылся в спальне.

Ощущая, что все мышцы напряглись, Бэленджер повернул голову и увидел, как предводитель шайки вышел из комнаты, держа что-то в руках.

– Вот это нужно для полного завершения картины, – сказал Тод, приближаясь к нему.

– Нет! – воскликнул Бэленджер. Осознание того, что сейчас произойдет, привело его в безысходное отчаяние.

Тод сбросил с головы Бэленджера шлем.

– Пожалуйста, не надо... – Голос Бэленджера пресекся.

Тод держал в руках наволочку. Решительным движением он натянул ее на голову Бэленджера.

Глава 43

От нее сильно пахло старой тряпкой и пылью.

– Нет, – взмолился Бэленджер. – Снимите.

– Тогда шутка не получится!

Ослепший, охваченный паникой Бэленджер слышал, как Тод, тяжело ступая, шел по комнате.

– Всем пока! – весело бросил Мэк.

– Все было клево! – добавил Джи Ди.

Бэленджер слышал, как бандиты спускались по лестнице. Звук шагов становился все тише и тише.

Жестокая память вновь вернула его на тот деревянный стул, на котором он сидел, привязанный, в сложенном из бетонных блоков грязном здании в Ираке, с мешком на голове, а единственный из тех, к кому он попал в плен, владевший английским языком, грозил отсечь ему голову. До этого мгновения он был уверен, что ничего более ужасного уже не могло с ним случиться.

Теперь он понял, как сильно заблуждался. Второй раз оказался хуже. То, что происходило сейчас, было гораздо страшней. Почти непрерывные раскаты грома. Плеск ливня. Невозможность видеть сквозь наволочку хоть что-нибудь, кроме слабого света свечей и тусклого луча фонарика со шлема профессора, фонарика, продолжавшего бестолково светить вверх, хотя его луч с трудом пробивался через простыню, которой накрыли обезглавленное тело.

Да, это было страшней. Сидеть примотанным скотчем к креслу. Задыхаться от ужаса и тяжести воспоминаний под проклятой наволочкой.

Знать, что, кроме тебя, к смерти приговорены еще три человека. Ожидать появления Ронни. Не иметь даже возможности увидеть это появление. Не иметь возможности даже услышать его шаги из-за шума ветра, грома и дождя. Ронни вполне мог прямо сейчас стоять перед ним и замахиваться тем оружием, которым недавно отрезал голову профессору, чтобы нанести еще один смертельный удар.

Грудь Бэленджера часто вздымалась. Он дышал с таким трудом, что опасался, что может умереть из-за этого. Пот непрерывно выступал на его теле; он даже представить себе не мог, что в человеке может быть столько жидкости. Пот уже насквозь промочил всю его одежду. Его кидало то в жар, то в холод. Чувствуя, как его трясет, он сказал себе, что «сейчас» должно когда-нибудь закончиться. Оно не могло продолжаться вечно. Он сумел после Ирака растянуть его на целый год. Год что-то значил. Это было куда больше, чем он ожидал. Но нынешнее «сейчас» должно было вот-вот закончиться.

Гром снова сотряс здание. Неужели Ронни молча стоял перед ним, собираясь нанести удар лезвием косы, или мечом, или мясницким ножом? "Почувствую ли я этот удар перед тем, как кровь хлынет из рассеченного горла и мозг перестанет работать?

Герой. Так меня называл этот гад. Герой. Шутка. Нет, издевательство! Герой? Я каждую ночь ору от одного и того же кошмара. Я просыпаюсь измученный, боюсь встать с кровати. Чтобы добраться до этого богом проклятого места, мне пришлось собрать все свои силы до последней унции. И сейчас все они кончились. Герой? Вот ведь сукин сын. Бросил нас здесь умирать. Мразная вонючка! Это надо же – придумать такое! Напялить наволочку мне на голову. Я ему это так не оставлю. Я найду его. Я поймаю его. Я еще возьму его за горло. Я..."

– Винни! – Голос Бэленджера сквозь наволочку звучал приглушенно. – Вы меня слышите?

– Да!

– Вы можете хоть немного двигаться? Может быть, там найдется гвоздь или неровный край доски, о который вы сумеете перетереть ленту?

– Слишком туго!

Бэленджер услышал чье-то рыдание. Сначала он решил, что у него уже началось раздвоение личности и он слышит сам себя со стороны, но потом сообразил, что это Аманда.

– Аманда, нас не представили друг другу. – Бэленджер отлично понимал, что при таких обстоятельствах эти нормально звучащие слова являли собой олицетворение безумия. Но он должен был попробовать успокоить ее. Им ни за что не удастся выбраться отсюда, если в компании будет хоть один истерик. – Меня зовут Франк. Около стены стоит Винни. А девушку рядом с вами зовут Кора. Вообще-то я немного неточен. Слово «девушка» не политкорректно.

Тон рыданий Аманды изменился, и они сразу сделались тише. Бэленджер чувствовал, что она озадачена.

– Так. Теперь, когда мы все познакомились, я хочу, чтобы вы кое-что сделали для меня. Как вы думаете: вам удастся размотать скотч и выбраться из кресла?

– Я пытаюсь.

Бэленджер ждал. Он все так же обильно потел и чувствовал, что время уходит.

– Нет. Слишком туго.

– Кора?

– Не могу ничего поделать. Этот ублюдок все время лапал меня, но все равно не забыл замотать пленку.

Что же нам теперь делать? – задумался Бэленджер. Выдыхаемый им горячий воздух накопился под наволочкой и, казалось, вот-вот задушит его. Он напрягал память, чтобы восстановить план комнаты, найти что-нибудь такое, что могло им помочь. Стекло. Разбитая стеклянная столешница стола, который он опрокинул.

– Аманда?

Она шмыгнула носом и только после этого ответила:

– Что?

– Вы видите разбитое стекло на полу? На полпути между мной и Винни.

Пауза.

– Да.

– Как вы думаете, если я смогу опрокинуть кресло и поползти с ним, вы сможете указать мне направление к осколкам?

– ...Да.

– Я просто не обойдусь без вашей помощи.

Кресло оказалось тяжеленным. Бэленджер подался корпусом в одну сторону, потом в другую, но кресло стояло непоколебимо. Тогда он начал дергаться сильнее, резче. Кресло закачалось и через некоторое время утратило равновесие. Не видя, куда падает, не имея возможности знать, что и как происходит, он не смог приготовиться и хоть как-то ослабить удар.

А удар оказался настолько сильным, что он чуть не потерял сознание. Но такой роскоши он не мог себе позволить. Он с силой провел головой по ковру, надеясь освободиться от капюшона, но пот крепко приклеил материю к лицу и шее. Проклятую тряпку так и не удалось сбросить.

Нет времени! Бэленджер был совершенно уверен в том, что Ронни сейчас стоял над ним, улыбаясь своей равнодушной улыбкой, которую так наглядно описала Аманда, забавлялся, глядя на жалкие потуги Бэленджера, и поднимал нож для смертельного удара.

«Ну! – молча прикрикнул сам на себя Бэленджер. – Ползи!»

Хотя клейкая лента крепко держала его лодыжки, он мог передвигать колени, вихлять тазом в разные стороны и продвигать бедра вперед. Упершись правым плечом и боковой частью правого колена в ковер, он попытался потащить кресло за собой. Все его тело вновь покрылось обильным потом. Он застонал, но почувствовал, что кресло сдвинулось с места.

«Не жалей сил!» – подбодрил он себя. Плечо и колено казались обожженными от трения о ковер.

Но кресло еще немного продвинулось. Он задыхался от напряжения.

– Аманда, сколько мне осталось до стекол? – По его лицу под наволочкой ручьями стекал пот смешанный с осевшей на кожу испариной от дыхания.

– Двенадцать футов.

Нет! На это потребуется целая вечность!

Действуй!

Не могу!

Ползи!

В небе прогремел гром. Стены задрожали. А затем в заброшенном отеле наступила жуткая тишина. В паузе между раскатами грома, сквозь стук дождя Бэленджер услышал кое-что еще. Отдаленный слабый звук. Донесшийся со стороны лестницы. Вот он повторился.

Выстрел.

– Что это было? – спросил Винни.

– Не думайте об этом.

Шевелись! Напрягая все силы, Бэленджер продвинул кресло еще на дюйм вперед. Двенадцать футов? Слишком далеко. Я не смогу этого сделать.

Еще один выстрел.

Еще несколько. Подряд.

– Боже, помоги нам, – пролепетал Винни.

«Старайся. Делай все, что можешь!» – говорил себе Бэленджер. Теперь он слышал крики. Они раздались далеко внизу и долетели наверх, усиленные акустикой лестницы.

– Боже, прошу тебя, помоги нам, – повторил Винни.

Бэленджер рванулся изо всех сил и сдвинул кресло сразу на три дюйма.

– Стойте! – воскликнула Аманда.

– Что-то не так? – Бэленджер умудрился задать этот вопрос совершенно спокойным голосом.

– Вы сейчас врежетесь в кофейный столик. На нем стоит свеча. Вы ее свалите.

«И подожжете комнату, и мы все сгорим заживо, прежде чем Ронни успеет отрезать нам головы», – мысленно закончил Бэленджер. На самом деле он пребывал на грани потери рассудка, ему хотелось исступленно завопить, так чтобы полопались связки и из горла брызнула кровь.

– Где этот стол?

– Дюймов десять от угла вашего кресла.

С лестницы послышались новые крики.

– Где эта свеча?

– На ближнем к вам углу.

«Я никогда не доберусь до осколков стекла», – подумал Бэленджер. Чувствуя себя совершенно обессилевшим, он дернулся вместе с креслом в новом направлении.

– Вы сейчас врежетесь в стол, – предупредила Аманда.

– Я этого и хочу.

– Что-что?

– Мне нужна свеча.

На лестнице вновь наступила тишина. Двенадцать футов против десяти дюймов. Бэленджер застонал, изогнул тело и сдвинул кресло. Прогремел гром.

– Угол как раз перед вашим лицом, – сказала Аманда. Бэленджер сделал продолжительный вдох, набрав полную грудь воздуха. Пот и скопившаяся под наволочкой влага от дыхания покрывали его кожу сплошным бисерным покровом. Лента прикрепляла к креслу его плечи, но он имел возможность сгибать локти и двигать предплечьями. Вот он нащупал гладкую металлическую ножку стола. Вздрагивая от боли в локтях и плечах, опасаясь, что вывихнет их, он потянулся выше и нащупал стеклянный угол стола. «Осталось совсем немного», – подумал он. Локти и запястья болели уже совсем нестерпимо, но он все же вытянулся еще чуть-чуть и громко всхлипнул от облегчения, когда его руки в перчатках коснулись свечи.

Вынув свечу из подсвечника, он умудрился дотащить ее до края стола. Он чувствовал, как воск капает на ветровку. Держа свечу горизонтально, он зажал ее нижний конец между ногами. Даже сквозь материю наволочки огонек был виден достаточно отчетливо для того, чтобы Бэленджер смог поднести к нему свои связанные запястья. Сквозь перчатки и рукава он чувствовал жар пламени.

Скотч не горит. Он плавится. Представляя себе, как прозрачная пленка идет пузырями, как начинает она размягчаться, Бэленджер напряг силы, пытаясь развести запястья в стороны. Жар сделался почти нестерпимым. Бэленджер продолжал терпеть, и в конце концов пленка подалась и сразу лопнула. Он отдернул запястья от пламени и несколько раз прокрутил кулаками, освобождая руки от остатков липкой пакости.

Чувствуя, что надышался угарного газа до головокружения, он сдернул с головы пропитанную потом наволочку и жадно вдохнул. До чего же хорошо было вновь получить возможность использовать обе руки. Он схватил свечу, которую все это время стискивал между бедрами, и поднес огонек к левому плечу. Лента, привязывавшая его грудь к спинке кресла, начала плавиться, но одновременно загорелась ветровка. Ожоги были ему совершенно ни к чему. Он переложил свечу в левую руку, а правой, одетой в перчатку, поспешно сбил огонь с груди.

От зловония плавившейся пластмассы хотелось крепко сжать губы и задержать дыхание, но Бэленджер все же заставил себя подавить отвращение и поспешно сорвал ленту с плеч. Затем он согнулся, расплавил ленту, крепившую к креслу его лодыжки, и нетвердо поднялся на ноги. Не переставая напряженно прислушиваться к звукам, доносившимся с лестничной клетки, он потянулся за осколком стекла, но тут же заметил нож среди имущества, выброшенного из рюкзаков. Конечно, решил он, у этих отморозков было куда больше ножей, чем им требовалось. Кто-то из них решил освободить место для еще нескольких монет. На спиральной лестнице послышалось эхо шагов.

Бэленджер кинулся к Винни и несколькими движениями разрезал ленту на его плечах, запястьях и лодыжках. Шаги продвигались все выше и выше. Винни подхватил с пола осколок стекла и бросился к Коре, а Бэленджер подбежал к Аманде. Двое мужчин поспешно резали ленту, чтобы освободить женщин.

Раздался треск разряда молнии, предварявший оглушительный раскат грома. В беззвучном промежутке опять прозвучали приближавшиеся шаги. Неторопливые и размеренные, они заставили Бэленджера представить себе человека, который идет с расчетливой осторожностью из-за нездоровья. Или же он пьян. Или пребывает под действием наркотиков. Или он ведет себя так из-за того, что полностью уверен в исходе эндшпиля и не видит необходимости спешить.

Кора и Аманда освободились от остатков липкой ленты и поднялись с кресел. Бэленджер заметил молоток, который Тод швырнул на кучу выброшенного имущества. Он бросил его Винни, а сам остался с ножом, изготовившись для удара.

– Выключите фонари на шлемах.

Теперь в комнате светили только свечи. Бэленджер сосредоточился на черном зеве лестничной клетки.

Медленные шаги все приближались. Размеренные. Уверенные. Показалась темная тень. Бэленджер изготовился к нападению. Человек шел, широко размахивая рукой вверх и вниз. В руке был пистолет. Но человек никуда не целился. Он пользовался пистолетом, как слепой – своей тростью, проверяя, что находится перед ним. Показалась голова. Очки ночного видения. Лицо и бритый череп, покрытые татуировками. Тод. Именно он появился с лестницы. Его наглое высокомерие сменилось явственно видимым потрясением. При свете свечей Бэленджер разглядел, что парень залит кровью.

Глава 44

– Это... это вы... – Тод скинул с глаз очки таким движением, как будто решил, что они показывают ему вещи, каких не существует на самом деле. Похоже, что он совершенно не был удивлен, увидев, что Бэленджер, Винни, Кора и Аманда смогли освободиться. И при этом он вроде бы не боялся того, что они вчетвером набросятся и разделаются с ним. Нетрудно было заметить, что на самом деле он испытывал нешуточное облегчение.

– Слава богу. – Тяжелой походкой, покачиваясь от тяжести золотых монет, набитых в рюкзак и карманы, волоча ноги, он вышел из потайного прохода, игравшего роль лестничной площадки. – Нам нужно держаться вместе. Без взаимной помощи мы никак не обойдемся.

– Вы ранены? – спросил Бэленджер. – Кровь...

– Это не моя. – Тод вскинул голову на звук плеска дождевых струй из темноты за открытой дверью. – Нет... Господи! Нужно скорее все закрыть. Завалить всяким дерьмом. Скорее. Времени нет ни шиша! Закрывайтесь! Живо! Я буду охранять лестницу. Пристрелю любого, кто сюда сунется!

Но даже в дрожащем свете свечей было видно, что затвор пистолета сдвинут назад. А это значило, что магазин пуст.

– Дай-ка его мне, – сказал Бэленджер.

– Он мне самому нужен.

– Ты расстрелял все патроны.

– Что?

– У тебя пустой магазин.

– Как так – пустой?

– Винни! Аманда! – крикнула Кора. – Помогите закрыть дверь!

Втроем они снова закрыли дверь и быстро привалили к ней мебель.

– Запасной магазин, – сказал Бэленджер, обращаясь к Тоду. – Где запасной магазин?

Тод, впавший в какое-то подобие транса, продолжал пялиться в шахту, куда уходила винтовая лестница.

– Дай мне эту проклятую пушку. – Бэленджер вырвал пистолет из руки Тода, походя изумившись тому, как все изменилось. Всего несколько минут назад Тод, не задумываясь, убил бы его, если бы ему всего лишь показалось, что пленник намеревается завладеть оружием. Запасной магазин отыскался за поясом Тода. С ловкостью, выработанной многолетней практикой обращения с оружием, Бэленджер выбросил пустой магазин, вставил на его место снаряженный и сдвинул отжимной рычажок. Затвор скользнул на место, дослав патрон в патронник. От того, что у него в руках снова оказалось оружие, он почувствовал прилив уверенности.

Бэленджер направил пистолет в сторону лестницы.

– Что случилось?

– Я точно не знаю, – ответил Тод. Его передернуло. – Не, я точно знаю, что произошло. Только никак не соображу, как это было сделано.

– Где твои кореша?

– Мы пошли вниз по лестнице...

– Я это и сам знаю. Расскажи мне, что...

– Спускались и спускались. Кругом и кругом, по долбаному винту. На каждом этаже был такой же проход, как здесь. Только они становились все длиннее и длиннее.

– Конечно. Каждый этаж больше и шире верхнего. Чтобы подглядывать во все комнаты, Карлайлу нужно было удлинять свои проходы.

– Длиннее и длиннее, – повторил Тод. – Наконец мы добрались до низу.

– Винни, – позвал Бэленджер. – Снимите вместе с Корой и Амандой с него рюкзак. Выбросьте к черту монеты. Уложите в рюкзак наше снаряжение – сколько поместится. Остальное понесем в руках.

– Но там не было двери, – продолжал Тод. -Мы не смогли найти дверь. – Вытатуированные на его лице узоры были почти неразличимы под начавшей засыхать кровью. – Мы искали, искали, все гляделки проглядели. Ни фига. Добежали до самого конца коридора. Мне даже показалось, что конца и вовсе не будет. Только дверь мы так и не нашли. Зато нашли кое-что другое.

– Что?

– Труп.

Аманда сдавленно вскрикнула.

– Она уже давно померла, – добавил Тод.

– Она?

– Платье. На трупе было платье. Старомодное. А сама она была как мумия из кино. Значит, померла много лет назад. Вся высохла, вместо глаз – дыры. В этих очках все зеленое, так что трудно сказать наверняка, но я думаю, что она была блондинкой. Светлой. Вроде нее, – Тод указал на Аманду. – Труп сидел в углу, как будто она прибежала туда, села отдохнуть, да так и не проснулась. У нее даже сумочка была на коленях.

Аманда снова издала сдавленный гортанный звук.

– Мы отбежали к лестнице. Мэк так перебздел, что замахнулся ломом, чтобы проломить стену и выйти через нее. Но он даже не успел ударить, как с другой стороны кто-то забарабанил в стену.

– Ронни, – сказал Аманда.

– Я разглядел, где стена затряслась, и пальнул туда. Тогда застучали в другом месте, и я стал стрелять туда. А потом стали тарабанить по всей стене, и я стрелял и стрелял. Мэк и Джи Ди побежали вверх по лестнице. Я за ними. Бежали и бежали по этому долбаному винту. Тут я слышу наверху дурной вопль. Мэк. Он свалился на меня. Ноги у него словно здоровым ножом разрезали. Кровища так и хлестала, как из брандспойта. А потом он провалился под перила и полетел вниз. Джи Ди заорал: «Кто его пописал?» Я даже не успел ничего сказать. А Джи Ди опять орет: «Комната с сейфом! Мы знаем, как оттуда выйти!» И опять ломанулся вверх по лестнице. Бежал, бежал – и как грохнется! И у него тоже ноги перерезало до половины. Кровища как захлещет. Я подумал, что у меня крыша съехала. Я решил, что надо бежать оттуда, но успел скумекать, что нужно быть осторожнее, чтобы успеть разглядеть любую пакость, которая будет на лестнице. Ну, я почапал тихонечко вверх, размахивая пушкой перед собой, и, конечно, задел эту штуку.

– Какую штуку?

– Проволоку, натянутую поперек лестницы. Натянута туже струны. Тонкая. Я даже в очках ее не мог толком разглядеть. Я нащупал ее шпалером. Потом потрогал пальцем. Господи, она оказалась такой острой, что стоило мне только пошевелить локтем, как я остался бы без руки.

– Режущая проволока, – сказал Бэленджер.

– Может быть, я и впрямь в уме повредился. Я прополз под этой пакостью и полез дальше, вверх по лестнице, шажок за шажком, тыча перед собой пушкой, чтобы не наткнуться на другие проволоки.

– Ты бросил там Мэка и Джи Ди? Раненых?

– Уж поверьте мне, из них так хлестала кровь, что долго прожить они не могли. – Тод оставил свой нагло-высокомерный тон и теперь говорил почти как нормальный человек.

Как будто в ответ на его слова далеко внизу кто-то закричал.

– Похоже, что кто-то из них прожил дольше, чем ты ожидал, – заметил Бэленджер.

Второй крик.

– Мы все в уме повредились, – сказала Кора.

– Но как этот Ронни?..

– Он спустился следом за вами, – ответил, не дослушав, Бэленджер.

– Он шел за нами по лестнице? – Тод не верил своим ушам.

– Когда вы дошли до низу, он натянул на лестнице проволоку. Потом вышел через потайную дверь в главную часть отеля. Оттуда стал стучать по стене, чтобы напугать вас. Как он и рассчитывал, вы побежали наверх.

Тод достал сотовый телефон.

– Что вы делаете? – спросил Винни.

– Звоню моему брату в Атлантик-Сити. Он сообщит в полицию. Он пришлет нам помощь.

– Вы в конце концов решили, что лучше пойти в тюрьму, чем встретиться с этим Ронни? – с жестоким презрением спросила Кора.

– Брательник меня отмажет. – Тод быстро нажал кнопки и поднес телефон к уху. – Брательник дозвонится до здешней полиции, и... – Не договорив, он вдруг застонал. – Нет. Нет! Нет!

– Что случилось?

Раздался оглушительный раскат грома.

– Связи нет! – воскликнул Тод. – Гребаная гроза сбивает... что там летит из телефона?

– Надо было тебе позвонить раньше! – Винни обратился к Тоду впервые за время, прошедшее после возвращения присмиревшего бандита. Молодой учитель покраснел от злости. – Теперь мы должны привязать тебя к креслу и оставить Ронни. Пусть делает с тобой, что хочет.

– Вы так не поступите.

– А ты уверен? Думаешь, ты меня мало достал?

– Вы не можете себе этого позволить. Мы теперь в одной команде, – ответил Тод. – Неужели вы не понимаете? Мы должны держаться вместе. Вам потребуется любая помощь, которую вы сможете получить.

– Мы запихали в рюкзак все, что смогли, – сказал Винни Бэленджеру. – Что не влезло, прицепили к поясам. Папка с полицейскими рапортами лежит все там же: в кармане под клапаном. Наверно, они ее не заметили. А то выбросили бы, как все остальное. Хотите сувенир? – Винни протянул ему монету.

Бэленджер подбросил ее на ладони, ощущая ее вес, толщину, ее четкие грани. На одной стороне красовался величавый орел. На другом пышногрудая Свобода вздымала над головой факел. Золото, казалось, светилось. По кругу шла надпись «ДВАДЦАТЬ ДОЛЛАРОВ» и «НА БОГА УПОВАЕМ».

– Великое слово: «сувенир», – сказал он. – Оно означает, что мы еще можем выжить, чтобы вспоминать это происшествие. Оно означает надежду. – Бэленджер поцеловал монетку и сунул в карман. – Возможно, он принесет нам удачу.

– А это мы оставили вам, – указала Кора на кучку снаряжения.

Бэленджер надел оставшийся монтажный пояс и прицепил к нему рацию, молоток и полупустую бутылку с водой.

– Где фомка?

– Я же сказал, что ее взял Мэк, – ответил Тод.

– Проклятые, безмозглые... – Бэленджер заставил себя сдержаться. Газоанализаторы он оставил: теперь они представляли собой ненужную и обременительную роскошь. – Можно оставить и это. – Он поднял водяной пистолет. – Его, наверно, тоже бросили ради лишней горстки золота.

– Дайте его мне. – Кора поднесла игрушку к носу, как будто надеялась, что она сохранила запах ее убитого мужа, но с отвращением покачала головой, видимо не почуяв ничего, кроме уксуса.

Аманда зябко поежилась.

– Эй, возьмите мою ветровку. – Винни поспешно снял куртку и набросил женщине на плечи.

Она с благодарностью взглянула на него, надела ветровку поверх ночной рубашки и застегнула на «молнию». Ветровка оказалась достаточно длинной, чтобы прикрыть ее бедра.

– Готовы? – спросил Бэленджер.

– К чему? – спросил Тод. – Мы ничего не можем сделать.

– Мы можем подняться выше.

– Выше? Что вы такое говорите?

– В пентхауз. – Бэленджер поднял свою каску, которую Тод бросил на пол. Фонарь не горел. Он щелкнул выключателем. Фонарь остался темным.

– Ты, кусок дерьма! Знаешь, что ты сделал? Ты разбил лампу!

– В пентхауз? – повторил Тод с таким видом, будто не понимал, что ему говорят.

– Я не могу. – Аманда дрожала всем телом, причем не от холода. – Как раз туда Ронни меня привел.

– Там есть и другие потайные лестницы. Я в этом уверен, – сказал Бэленджер, горестно разглядывая ставший бесполезным фонарик на своем шлеме. – Они все сходятся к пентхаузу. Ронни не может караулить их все. Нам наверняка удастся найти лестницу, по которой мы сможем выбраться отсюда, прежде чем он поймет, что мы смылись.

– Ага, а можем выбрать как раз ту, которая приведет нас прямиком к нему в лапы, – ответил Тод.

– Ты хочешь сидеть здесь? Но ведь он знает, где мы находимся, и направится как раз сюда.

– У нас есть оружие.

– Твоими стараниями в нем осталось только тринадцать патронов. И с чего ты взял, что у Ронни не найдется пушки еще покруче?

Лицо Тода перекосилось так, словно его тошнило.

– Тебе нужно выбросить монеты. – Бэленджер указал на раздутые карманы Тода. – Тяжесть будет мешать тебе двигаться.

– Хоть убивайте, но такие бабки я не кину.

– У Винни и Коры есть фонари на шлемах. Где твой фонарь?

– Потерял.

– Обалдеть можно! Значит, у нас остался только один – тот, который кто-то из этих поганцев, Мэк или Джи Ди, бросил, чтобы освободить еще немного места для золота. – Винни указал на большой ручной фонарь, висевший в чехле у него на поясе.

– Да, света маловато. Придется погасить свечи и взять их с собой, – сказал Бэленджер. – И кое-что еще.

Когда Бэленджер сидел, привязанный к креслу, с надетой на голову наволочкой, и ждал, когда же придет Ронни, чтобы отрезать ему голову, он говорил себе, что не может быть ничего более кошмарного, чем то, что ему тогда приходилось переживать. Но его жизнь складывалась таким образом, что ему вновь и вновь приходилось убеждаться в своей неправоте на этот счет. Дела становились все хуже. Так бывало всегда – только так, и не иначе. И то, что он сейчас должен был сделать, лишний раз доказывало это.

Он повернулся к обезглавленному телу профессора, остававшемуся на диване. Сквозь тонкую материю простыни продолжал светить фонарь с зажатого между ногами шлема. Испытывая глубокое отвращение к себе, Бэленджер поднял край пропитанной кровью простыни и запустил под нее руку. Его дрожащие пальцы наткнулись на бороду профессора. С величайшей ненавистью к себе и своему поступку он расстегнул подбородный ремень и вытащил из-под простыни пластмассовую каску. Голова убитого наклонилась. Бэленджер поднял шлем и чуть не заплакал при виде покрывавшей его крови.

– Простите меня, Боб, – сказал он. – Мне ужасно жаль.

Он надел каску с лампой на голову, и его всего передернуло.

– Надо идти.