Текст книги "Вечная тайна лабиринта"

Автор книги: Дэвид Маккалоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Чемпион представил временную версию лабиринта, выполненную в натуральную величину, на конференции любителей и мастеров «Золотой лозы» – ему интересно было посмотреть, какую энергию получат от лабиринта остальные участники, прежде чем просить дозволения у округа Мендосино на начало работ. Он разложил перед собой изображение, пригласил своих помощников-землекопов, вместе с ними произнес (как всегда) молитву и начал рыть землю, создавая форму лабиринта, а это в условиях столь пересеченной местности было не так уж и просто.

Хотя Чемпион всегда стремился создать персональный лабиринт как источник энергии, недавно он начал продвигать свой новый проект, едва ли не более амбициозный, чем кампания Лорен Артресс по «усеиванию». Однажды, взглянув на аэросъемку своих владений, он обнаружил, что три из его лабиринтов образуют прямую линию. Чемпион ничего такого не планировал и не высчитывал, поэтому теперь он призадумался о легендарных английских «лей-линиях», которые некоторые люди считают невидимыми, но могущественными энергетическими пучками, вдоль которых в Англии построено множество древних монументов. Приблизительно в это же время он обнаружил, что его лабиринты в Мендосино, древнее изображение змеи в Огайо и 55-футовый девятиугольный лабиринт, построенный им в Миссури (в целом повторяющий узор, созданный Микеланджело для брусчатки Капитолийского холма в Риме), – все находятся на одной параллели: 39^o 1' северной широты. А еще на этой параллели нашлись и другие давние лабиринты. «Уж это-то точно не может быть совпадением», – подумал он. Почему бы не развить эту тему? Почему не начать ратовать за создание линии лабиринтов, которая называлась бы Линия Искусства и тянулась бы через все Соединенные Штаты от его «цветочного жезла» рядом с водонапорной башней до Атлантического побережья – Делавера и Нью-Джерси. На противоположном конце линии можно было бы даже построить зеркальное отображение лабиринта из Мендосино, и тогда преданный любитель лабиринтов мог бы идти от одного берега Америки к другому, перемещаясь от лабиринта к лабиринту – совсем как герой рассказа Джона Чивера «Пловец», который проплыл через все графство Вестчестер, продвигаясь от одного бассейна к другому.

Чемпион, его жена и несколько друзей-энтузиастов образовали специальный комитет, в 2000 году запустили свой сайт www.theartline.org, а на следующий год представили слайд-шоу на тему Линии Искусства на встрече Общества лабиринтов в Атланте. В ответ им стали приходить обещания построить новые лабиринты, а также новости о других существующих на этой же линии лабиринтах. Всего их насчитывается около пятидесяти, и они отражают все удивительное разнообразие современных лабиринтов и их создателей. Марти Кермин строит в Мэриленде одну из своих каменных инсталляций. В полях Миссури в 1995 году появился неудобоваримый семикруговой лабиринт Тоби Эванс. Этот лабиринт огромен, его диаметр – 166 футов, и, поскольку находится он на пятиакровой территории, где муж лабиринтостроительницы осуществляет свой проект по сохранению прерий, скошенная трава здесь каждую весну укладывается в стога высотой в человеческий рост. Осенью вся эта трава сжигается в специальных противопожарных баках. И хотя Эванс, бывшая учительница рисования, считает, что в прошлой жизни была коренной американкой и жила в этом самом месте (и даже видела во сне, как деревню ее племени сожгли дотла федеральные войска), в этих осенних кострах нет ничего символического. Просто именно такого ухода требуют прерии.

Два лабиринта на Линии Искусства – в Огайо и Индиане – находятся на территории университетских кампусов, а в Манхэттене, штат Канзас, прославленном преступлениями, описанными в романе Трумэна Капоте «Хладнокровное убийство», Джим Бьюканан обещал построить новую инсталляцию. Бьюканан – шотландский ландшафтный архитектор, который создал, возможно, самый большой лабиринт в мире. Его творение занимает площадь 3 акра, имеет классический критский семикруговой узор, в ширину тянется почти на 400 футов, а стены его местами достигают почти 5 футов высоты. Бьюканан построил его в 1996 году на вершине холма в Тэптон-парке в Честерфилде на севере Англии и использовал для этого триста тридцать тонн мусора, оставшегося от проходившей по соседству муниципальной стройки. Применение такого материала не только сделало новый лабиринт очень экономичным проектом, но еще и в буквальном смысле помогло решить проблему избавления от мусора. Традиционный британский лабиринт из дерна разросся до монументальных масштабов, он получился таким большим, что весь его узор можно охватить взором, только забравшись на холмы на другой стороне Честерфилда. Но поскольку кусочек его изогнутых стен то и дело попадает в поле зрения, в какой бы части города ты ни находился, Бьюканан уделил особое внимание тому, как будет меняться форма тени, отбрасываемой стенами лабиринта в разное время дня. Исторически лабиринт всегда был плоским или просто довольно невысоким, но у Бьюканана здесь выросли настоящие стены, и неожиданно оказалось важным то, как выглядят все три измерения лабиринта. На его территории было посажено четыре дерева, а также тысячи разноцветных полевых цветов: на внешнем кольце – васильки и ноготки, а на внутренних чередуются кольца белых цветов (ромашка, тысячелистник, бутень) и голубых (ворсянка и скабиоза). Но, несмотря на то, с какой тщательностью были подобраны цвета, лабиринт стал невероятно популярен по другой, совершенно неожиданной причине. Когда идет снег – а в Честерфилде это не редкость, тропа лабиринта наполняется людьми: молодежь съезжает с его крутых стен на санках.

«Каэрдройя», журнал, в котором была опубликована статья о лошадиной попоне викингов, вдохновившей Алекса Чемпиона, издается в деревне на юге Англии. Его редактор и издатель, Джефф Соуард, – бывший промышленный химик, который легко мог бы сойти за бывшего барабанщика из рок-группы 1970-х. Он перелопатил – и переварил, – возможно, наибольшее количество информации о лабиринтах из всех людей, кто пишет и говорит сегодня на эту тему. Его цель вполне проста – собрать все сведения (не важно, правдивые или ложные) о лабиринтах последних двадцати лет, лично посетить каждое известное, предположительное и недавно обнаруженное место расположения какого-нибудь лабиринта и запечатлеть это место в рисунках и фотографиях. Его проект не имеет временных рамок, а его цель – создать самый полный архив по исследованию лабиринтов. На сегодняшний день собранные материалы занимают две комнаты дома Джеффа и его жены Кимберли в Тандерсли, но ему еще нужно составить каталог или указатель. «Я-то знаю, где у меня что лежит», – говорит он. За последние несколько лет он написал две книги о лабиринтах, а его исследования, фотографии и рисунки публиковались (иногда даже без указания авторства) едва ли не во всех материалах на эту тему.

А еще он много путешествовал в погоне за загадочными лабиринтами – по русской Арктике, по юго-западу Америки, по испанскому Средиземноморью, по Восточной Германии – в те времена, когда пограничники слабо верили сказкам про какие-то торфяные лабиринты. Он побывал и в заброшенном карьере рядом с Шартрским монастырем вместе с Марти Кермином, и вот как он описал известняк, использованный для создания знаменитого церковного лабиринта: «Это странный-престранный камень, весь в каких-то кристаллах. С виду похож на сливочное масло, когда его откалываешь, а потом становится нежно-оранжевым».

Интерес Джеффа Соуарда к лабиринтам возник еще в студенческие годы – когда он принимал участие в астрономической конференции в Винчестере. Там он наткнулся – в самом прямом смысле слова – на торфяной лабиринт на Сент-Кэтринс-Хилл. Раньше он никогда не видел ничего подобного и был удивлен тем, что в этом лабиринте нет никакой загадки, а всего-навсего одна дорожка, которая в конечном итоге приводит к центру. Он начал читать специальную литературу и искать другие подобные вещи и в 1979 году, работая химиком в нефтяной компании (он занимал эту должность целых двадцать три года), опубликовал путеводитель по британским торфяным лабиринтам. К его удивлению, первые двести экземпляров разошлись почти сразу же, и он начал получать письма с исправлениями и дополнительной информацией. Все новые сведения он тоже опубликовал и разослал экземпляры исправленной брошюры всем авторам писем – их было около тридцати. В качестве названия Соуард использовал валлийское слово Caerdroia, означающее «лабиринт», и в 1989 году «Каэрдройя» стал ежегодным журналом, сегодня на него подписано около пятисот человек.

В основном в журнал пишут те же, кто его читают, но публикуются также и материалы большинства известных людей мира лабиринтов. Есть здесь эссе и фотографии самого Соуарда, цветные вклейки с фотографиями, а также многочисленные чертежи энергетических линий и карты. По стилю журнал напоминает одновременно научное издание и подборку писем, которые отправляют друг другу друзья под Рождество. Отдельное внимание журнал уделяет знакомству англоговорящего мира с проблематикой скандинавских лабиринтов (и конкретно – с исследовательской работой Джона Крафта). А еще Соуард с увлечением развенчивает лабиринты, которые, по его мнению, не являются тем, чем их считают (или далеко не так стары, как принято думать). Например, два наскальных изображения классического лабиринта в Рокки-Вэлли в Корнуолле обычно относят к бронзовому веку и однажды даже приводили в качестве доказательства того, что древние критские моряки доплывали до берегов Британии. Но очерк дочери Джеффа Абигель убедительно доказывает, что рисунки появились там не раньше XVIII века. Меньше внимания в журнале уделяется тому, что называют элементом нью-эйдж, – статьям на тему медитации и целительства, как физического, так и духовного. Соуарда больше интересует лабиринт как исторический феномен. «Моя задача – найти и раскопать информацию. Если у вас есть своя теория о лабиринтах – прекрасно, но убедитесь, что в вашей колоде есть все карты». То есть что вы располагаете всеми необходимыми фактами. Если Лорен Артресс можно назвать духовной крестной матерью современного движения по изучению и возведению лабиринтов, то Джефф Соуард – его фактологический крестный отец.

Самая большая ассоциация, занимающаяся изучением лабиринтов, Общество лабиринтов, была основана в 1998 году и открыта для всех энтузиастов, независимо от того, сколько карт в их личной лабиринтной колоде. Сейчас в ней состоит около 650 членов, преимущественно (но не исключительно) американцев, и больше половины из них – женщины. Раз в году они устраивают четырехдневное собрание в каком-нибудь американском городе (Атланте, Сакраменто, Балтиморе) и время от времени – где-нибудь за границей (недавно они встречались в Гластонбери), где читают доклады, строят временные лабиринты, ходят по ним и вообще получают удовольствие от общения с такими же, как они, людьми, которые понимают разницу между лабиринтом и путаницей. Темы докладов и семинаров бывают самые разные – здесь могут излагать теории происхождения лабиринта, рассуждать о всевозможных производных слова «путаница» и об использовании лабиринта для лечения детей, больных аутизмом, и о том, откуда и каким образом раздобывать средства на строение лабиринтов, и о «Черной Деве» из Шартра, и о применении «волшебной лозы», и о лабиринте в танце, и о средневековой геометрии, и о использовании лабиринтов в реабилитационных отделениях. Вряд ли найдется где-нибудь другая конференция, на которой собирались бы люди столь разных профессий – от историка-медиевиста до врача-массажиста, но все они относятся друг к другу с уважением – из уважения к тому общему интересу, который свел их всех вместе.

На конференции по лабиринтам все чаще и чаще поднимается вопрос о вовлечении лабиринтов в традиционную медицину. Все большее число клиник начинает применять их в качестве одного из методов лечения. Дэвид Толцман полагает, что именно в этой области лабиринты в будущем станут приносить максимальную прибыль. Марти Кермин тоже обнаружил, что большинство лабиринтов, которые он строит, заказывают именно медики, и он полагает, что это говорит не столько о снижении интереса к более традиционному использованию лабиринтов – в церквах или школах, – сколько о возрастающем внимании со стороны медицинских учреждений. По подсчетам Роберта Ферре, в настоящий момент в Америке существует пятьдесят– шестьдесят медицинских лабиринтов. Мода на переносные тканевые лабиринты прошла, уступив место постоянным конструкциям, и это значит, что лабиринты успешно прошли испытательный период. Один более циничный наблюдатель, имеющий кое-какой опыт в медицинской области, высказывает предположение, что благотворительные организации платят за лабиринты с большим удовольствием, чем за новые магнитно-резонансные томографы, потому что лабиринты «симпатичнее и сексуальнее» и лучше заметны для случайного прохожего. Виктория Стоун, дизайнер-декоратор из медицинского центра «Калифорния Пасифик» в Сан-Франциско, полагает, что лабиринт очень привлекателен для светских учреждений потому, что, будучи «духовным», он не является при этом «религиозным».

И вот их строят, ими пользуются. И Стоун, и Толцман ссылаются на доктора Герберта Бенсона из Гарвардского медицинского колледжа, который, хотя и не употребляет слово «лабиринт», подчеркивает терапевтическое значение того, что в своей книге «Бесконечное исцеление» называет «сосредоточенной ходьбой». Один добровольный помощник, принимавший участие в постройке лабиринта в Уэстчестерском медицинском центре в пригороде Нью-Йорка, рассказывает, что был сильно удивлен, когда обнаружил, что лабиринт пользуется популярностью не столько у пациентов и их родных, как ожидалось, сколько у персонала клиники, причем преимущественно не у докторов и администрации, а у медсестер, санитаров и других, чьи рабочие часы длились долго и монотонно.

Куда больше, чем настоящих садовых лабиринтов, в больницах представлено лабиринтов другого рода. Это миниатюрные лабиринты – деревянные или пластмассовые, а иногда и просто нарисованные на ткани или бумаге, которые используются для того, чтобы прикованные к постели пациенты могли проводить по их дорожке пальцем. Как показывает потертый каменный лабиринт XIII века у дверей собора в Лукке, проводить по лабиринту пальцем люди начали почти так же давно, как и ходить по нему ногами, – и в этом повторяемом действии многие обретали успокоение, а иногда даже и избавление от недуга. Для некоторых это становится своего рода медитацией сродни перебору четок. Нил Харрис, психотерапевт, применявший лабиринты самыми разными способами, использует двусторонний ручной лабиринт – два зеркально отображенных лабиринта, вырезанные по обе стороны одной деревянной дощечки – в начале некоторых своих психотерапевтических сеансов. Пациент и врач садятся друг к другу лицом и прослеживают дорогу лабиринта пальцем, каждый – в своем темпе. Иногда они делают это молча, а иногда врач задает вопросы или предлагает тему, над которой следует подумать. Харрис обнаружил, что такая практика помогает наладить контакт между врачом и пациентом. Даже если никакой другой пользы лабиринт не несет, он дает возможность почувствовать спокойную открытость по отношению друг к другу – пока пациент и доктор заняты каждый своим делом.

Существуют истории о почти чудотворных исцелениях на лабиринте – о том, как люди вдруг перестают нуждаться в очках, а больные артритом неожиданно обретают легкую походку, о которой забыли и мечтать. А ведь и в самом деле: если лабиринт действительно представляет собой энергетический сгусток – что обещает продемонстрировать Алекс Чемпион и прочие любители «волшебной лозы», – то почему бы этой энергии не исцелять? Но истории об излечивании от болезней никогда не бывают «из первых рук». Чей-то знакомый слышал это от своего знакомого, которому кто-то рассказал, что слышал или сам наблюдал удивительное явление. Нет ни одного доказательства, которое можно было бы назвать научным. А дело все в разнице между словами «выздоровление» и «исцеление».

Подзаголовок к книге Мелиссы Гейл Уэст «Изучая лабиринты» начинается со слов «Руководство по исцелению». Автор – психотерапевт и руководитель центра по уходу за раковыми больными в Харвест-Хилл, штат Вашингтон, почти все ее больные неизлечимы. Она называет лабиринт «могущественным союзником» и «исконной картой целительного путешествия». Но она четко разделяет два разных понятия. Выздоровление – это окончание болезни, полное избавление от нее. А исцеление – это явление внутреннее, эмоциональное, ментальное или духовное, через которое человек становится «целым». Выздоровления, говорит доктор, добиваются «чисто механическим» воздействием, а вот исцеление – это «забота о хорошем самочувствии и целостности больного человека». Исцеления можно достичь независимо от того, насколько плохим остается физическое состояние пациента. Возможно, именно это стремление к обретению цельности, силы и умиротворения, а вовсе не мечта о чудесном избавлении от болезни притягивает к лабиринту такое удивительное количество женщин, больных раком.

Линн Филдер поставили диагноз «болезнь Паркинсона», когда ей было тридцать. Болезнь Паркинсона – это прогрессирующее дегенеративное заболевание, при котором определенные клетки мозга перестают функционировать. Причина болезни неизвестна, и способа ее излечения пока нет. Но симптомы – дрожь и отказ мозга руководить такими элементарными действиями организма, как ходьба, – можно частично контролировать с помощью препаратов. Спустя десять лет после того, как ей был поставлен диагноз, Филдер вспоминает, что вначале она ни за что не желала свыкнуться с мыслью о болезни, но прохождение лабиринта помогло ей взглянуть в лицо реальности диагноза.

С самого начала болезни Линн потеряла способность к медитации. Болезнь просто-напросто не позволяла ей сидеть спокойно. Но в «Золотых дверях» неподалеку от Эскондидо (Калифорния) – одном из первых оздоровительных курортов в стране, начавшем использовать лабиринты, она прошла по бетонной копии лабиринта из собора Благодати и обнаружила, что страсть ее мозга к движению наконец-то может оказаться полезной. Она пишет, что однажды, когда она шла по лабиринту, ее «вдруг осенило, что повороты и изгибы лабиринта напоминают мне мозг, мой мозг. Я словно ходила внутри собственного мозга, была частью его, а он – меня. И болезнь Паркинсона тоже была частью меня, а не внешним «нечто», которое живет своей жизнью». Это был поворотный момент в ее способности жить с болезнью. Теперь она могла принять заболевание как «точно такую же часть себя, как левая рука».

Однажды, когда Линн шла по лабиринту, лекарство перестало действовать и она застыла на месте – мозг отказывался давать ей команду идти. Но, как заика знает, что может без труда запеть, когда совсем не получается говорить, Линн знает хитрость, с помощью которой можно заставить ее тело двигаться – хотя бы ненадолго: для этого нужно побежать, попятиться задом или совершить еще какое-нибудь неожиданное движение. В этот день она принялась танцевать – сначала размахивая руками, а потом вращая всем телом, и таким образом ей удалось добраться до конца дорожки. Сначала, вспоминает Линн, она чувствовала себя неловко, ведь в лабиринте были и другие люди. Но потом ей рассказали, что ее танец выглядел очень вдохновенно. «В нем была свобода и полет», – говорит один из тех, кто находился тогда в лабиринте. Она освободила себя и, сама того не ведая, вернула санаторному бетонному покрытию одну из самых первых функций лабиринта – функцию площадки для танцев.

Обратиться к лабиринту можно только по собственной воле – просто пассивно поддаться его влиянию едва ли возможно. Дора Гэллахер – христианский священник-волонтер в Гейтсвилле, штат Техас, городке с шестью тюрьмами, в которых содержится более восьми тысяч осужденных. В 2000 году она решила, что было бы очень неплохо построить для своей паствы лабиринт, и обстоятельства продиктовали форму, которую он мог принять. Лабиринт должен был складываться и быть достаточно легким для того, чтобы она сама могла его носить, ну а поскольку никаких средств на лабиринт ей выделить не могли, он должен был еще и почти ничего не стоить. И вот Дора купила три двенадцатидолларовых рулона черной пластиковой пленки для грядок – такой, которую используют огородники для того, чтобы у них не росли сорняки, – и вместе с восемью заключенными женского отделения тюрьмы Маунтен-Вью (одна из которых была иудейкой, а еще одна – мусульманкой) вырезала и сшила пластиковые полотна. Прочитав в разделе книги Мелиссы Уэст про то, как сделать лабиринт своими руками, девушки взяли мел и нарисовали шартрский узор (без 112 лунаций) тридцатифутовой ширины, а затем, кое-что стерев и исправив, нанесли желтую краску с помощью распылителя. Работа заняла у них около двух месяцев.

«Краска уже немного пообтерлась – мы ведь активно используем лабиринт, и к тому же мне приходится каждый раз его складывать, чтобы носить с собой в чемоданчике, – говорит Гэллахер. – Но это даже придает ему ценности. Пластик такой легкий, что, когда ходишь по нему, он колышется, словно волны или ветер над головой. И узор постоянно немного движется».

Дора раскладывает свой лабиринт каждую субботу с шести до десяти часов утра, и бывало такое, что одновременно по нему шло тридцать женщин. Некоторым из здешних заключенных нужно провести в тюрьме всего несколько лет. Но есть и такие, кто приговорен к 25 годам лишения свободы или даже к пожизненному заключению. Некоторые ходят по лабиринту все четыре часа, что он там лежит. Некоторые идут, садятся передохнуть и идут снова. Кое-кто носит с собой Библию и читает ее. «Тишина – вот что сразу обращает на себя внимание. – рассказывает Гэллахер. – Тюрьмы – это очень шумное место. Надсмотрщик был не очень-то рад идее с лабиринтом, но на него произвело неизгладимое впечатление то, что нам удалось хотя бы на несколько часов добиться тишины». Кроме того, Дора дает женщинам бумажные пальцевые лабиринты, которые они могут взять к себе в камеру, но не знает наверняка, пользуются ли они ими.

Но Гэллахер и не просит от лабиринтов невозможного. Одна из заключенных рассказала ей, что, когда шла по лабиринту, думала о своей матери, которая недавно умерла, и ей показалось, что она впервые ее по-настоящему узнала. Гэллахер не ведет каталога драматических прорывов вроде этого. «Женщины приходят и идут по лабиринту, – говорит она. – И на несколько часов наступает мир. Лабиринт – удивительная метафора. В нем нет правил, нет твердых убеждений, а есть всего лишь путь. Никакой магии, понимаете? Всего лишь орудие, инструмент». И хотя дальше она не продолжает, трудно не вспомнить молитву Франциска Ассизского, в которой он просит Бога сделать его инструментом мира.

Группа совсем других добровольцев построила совсем другой лабиринт в Нью-Йорке через год после того, как 11 сентября 2001 года был разрушен Всемирный торговый центр. Расположенный в Бэттери-парке на южном краю Манхэттена, лабиринт находится всего в нескольких шагах от памятника погибшим на корейской войне и оставшейся от войны 1812 года круглой артиллерийской батареи, которой парк обязан своим названием и которую Национальная парковая служба использует в качестве билетной кассы для желающих добраться на пароме до статуи Свободы или на остров Эллис. Лабиринт расположился в роще из молодых кедров, подаренной Нью-Йорку Иерусалимом на двухсотлетие, но порт отсюда так близко, что слышно, как бьются волны о борта пристающих кораблей. Один из кедров растет внутри лабиринта. Всякий, кто собирается пройти лабиринт, сразу видит перед собой это дерево, и оно загораживает от вошедшего не только дальний обзор, но и собственно лабиринт. Вообще, получается, что для того, чтобы сделать первый поворот в том, что потом окажется круговым критским узором, человеку приходится слегка пригнуться. Пуристы могли бы заметить, что этот лабиринт не соответствует классическим представлениям. Его дорожка – шире, чем принято. Центр – круглый, что для данного плана нетипично, и занимает большую площадь, чем обычно. Поскольку этот лабиринт предназначен для густонаселенного города, его дорожки обрамлены сделанным из вторичного сырья бельгийским кирпичом (любезно предоставленным садово-парковым ведомством). Сама же дорожка высажена клевером, подорожником и полынью – растениями, которые раньше использовались в целительных целях, – и по задумке должна быть заметно мягче, чем трава в парке вокруг. Только в самом конце семи кругов, когда идущий заканчивает резкие петляния взад-вперед и круто сворачивает в сторону центра, ему (или ей) открывается наконец то, что упорно загораживал кедр. Это зияющая пустота на горизонте, которую раньше заполнял находящийся всего в нескольких тысячах футов отсюда Всемирный торговый центр. Остро чувствуешь: насколько важным может быть то, чего не видно.

Лабиринт субсидируется комитетом по охране природы Бэттери-парка, который наложил ряд ограничений. Всю работу должны были выполнять живущие по соседству волонтеры, все материалы должны были быть изготовлены из вторсырья, все растения на прилегающих к лабиринту клумбах (полынь, лаванда, шалфей, шиповник) – быть лечебными. Архитектор лабиринта – соблюдший большую часть этих правил – молодая шотландка, Эриейн Бёрджесс, которая называет свою фирму по созданию лабиринтов, состоящую из одного человека, Camino de paz – Дорога мира.

Лабиринт Бэттери-парка до того изящен и так ненавязчиво вписывается в пейзаж, что некоторые люди жалуются на то, что его трудно отыскать. Еще один классический критский лабиринт Эриейн находится на краю Лонг-Айленд-Саунд во дворе «Дубов» – особняка xix века в Нью-Рошеле, штат Нью-Йорк. В настоящий момент особняк выполняет роль оздоровительного центра, и когда Эриейн собралась построить свою версию скандинавского каменного лабиринта и призвала на помощь волонтеров, а также попросила для работы полторы тысячи камней, она получила и то и другое.

Лабиринты, о которых Бёрджесс особенно любит рассказывать, изящными никак не назовешь. Начиная с 1999 года она строит лабиринты в испаноязычной части Мотт-Хэвена, южного района Бронкса, который известен, скорее, благодаря криминальной статистике и фильмам вроде «Форт-Апач, Бронкс». Пожалуй, правильнее было бы сказать, что Бёрджесс не столько строит, сколько вдохновляет местных детей – на строительство лабиринтов и на опыт их прохождения. Бёрджесс выкладывает лабиринты в таких людных местах, как городская игровая площадка, центральный сад, автомобильная стоянка приходской школы или дворы жилых домов. Обычно набор в ряды волонтеров проходит так: какая-нибудь девочка выглядывает в окно своего дома и видит, как работает Бёрджесс и все остальные, тогда она спускается вниз – узнать, не строят ли они там один из «кругов на полях», снискавших популярность благодаря фильму «Знаки»[49]49
  Фильм Найта Шьямалана 2002 года с Малом Гибсоном в главной роли.


[Закрыть], – остается, чтобы помочь, и в следующий раз уж наверняка приходит снова. Бёрджесс мечтает о том, чтобы можно было застроить лабиринтами целый район, – это будет не только гордость местных жителей, но и предмет интереса для приезжих. В достижении этой благородной цели ей помогают как организации, от которых логично ждать поддержки, – например, городская парковая служба Нью-Йорка, – так и совершенно неожиданные, такие как Министерство лесной промышленности США, стремящееся улучшить свой имидж в глазах жителей города.

Бёрджесс работала над своим самым причудливым – и самым ярким – проектом в Мотт-Хэвене в то же самое время, когда делала лабиринт в Бэттери-парке. Расположенная на территории принадлежащего церкови жилого комплекса для малоимущих под названием «Дома Джорджа Гарди», эта пятикруговая, свободная вариация шартрского плана выглядит так, словно ее нарисовал ребенок. Стены лабиринта сделаны из фрагментов ствола деревьев – местами использованных целиком, в виде кругляшей, а местами – разрубленных пополам. Бёрджесс получила их от службы по уходу за деревьями, и там были просто счастливы избавиться от целого грузовика стволов за счет этого проекта вместо того, чтобы самим вывозить их из города. Помощники у Бёрджесс были разновозрастные: и увлеченный трехлетний карапуз, и несколько тринадцатилетних подростков. Но большинству было лет по 9-10, они таскали деревянные материалы из приготовленной кучи и складывали их вдоль линий, которые Бёрджесс нарисовала на земле. Некоторые пеньки нужно было ставить вертикально, а некоторые – класть на бок, и тогда они становились похожи (как сказал какой-то ребенок) на спины динозавров, которые кружат вокруг центра. Бревна в центре стоят вертикально, и дети сидят на них, как на скамейках, разговаривая обо всем подряд, начиная от динозавров и заканчивая грибами, которые вдруг выросли прямо здесь на дорожке. Многие из тех, кто проходил этот лабиринт, обнаружили также, что куда веселее пробегать его по верхам бревен, чем проходить по серединной борозде, в которой часто разводится грязь и сырость.

Бёрджесс ничего не имеет против такого использования своего лабиринта. Ведь, как свидетельствует название ее персональной фирмы, она считает лабиринты дорогами мира, мира внутри себя. Но в то же время она считает их и «эффективным противоядием» против необходимости постоянно идти куда-то с определенной целью – эту мысль подбросил ей кто-то из тех, кто целыми днями добирается из одного места в другое исключительно пешком или на велосипеде. Свой первый лабиринт она построила в Шотландии в 1995 году, после того как увидела роскошную книгу о садовых лабиринтах. Первый лабиринт Бёрджесс находился в лесу под Эдинбургом и был построен из кирпичей, оставшихся от разрушенной стены. Бёрджесс говорит, что лабиринты страшно заинтересовали ее еще и потому, что ее имя – это французский вариант имени «Ариадна». «Я задалась вопросом – а какой бы лабиринт построила сама Ариадна? И похоже, мне еще только предстоит это узнать».

На волне возросшей популярности лабиринтов в конце 1990-х годов появились такие новые лабиринты, в реальность которых просто невозможно было раньше поверить. Один из них, в «Новой Гармонии», штат Индиана, в деревне, где отец Рэпп некогда построил один из своих лабиринтов из живой изгороди, сегодня представляет собой прямо-таки идеальную модель охраны исторических памятников. Здесь восстановили старый лабиринт Рэппа – хотя никто и не знает точно, каким он был в первоначальном виде, – а кроме того, выложили прямо на улице, под открытым небом потрясающую копию лабиринта из Шартрского собора. Ее строительством занималась частная организация, предварительно проконсультировавшись с Робертом Ферре и воспользовавшись его тщательнейшими измерениями оригинального лабиринта. Говорят, лабиринт обошелся в кругленькую сумму – больше четверти миллиона долларов – и стал одним из самых дорогих лабиринтов в мире. Он в точности повторяет устройство шартрского с единственной небольшой поправкой: к центру немного приподнимается – чтобы дождевая вода свободно стекала вниз, не образовывая луж на поверхности. Ну и еще, сделан он из идеально подогнанного и отполированного гранита вместо «странного-престранного камня», который обнаружил в шартрском карьере Джефф Соуард. Результат – гладкая поверхность, скользкая и безупречная, как хоккейное поле после того, как по нему проехала машина для заливки льда. Облезшая желтая краска на пластиковом лабиринте Доры Гэллахер, пожалуй, ближе к узору на истоптанном церковном полу, чем эта идеальная гладь.