Текст книги "Вечная тайна лабиринта"

Автор книги: Дэвид Маккалоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

И если они держатся за руки, то каким образом ловят мяч? Возможно, это было что-то вроде игры в вышибалы, но едва ли. Вероятнее всего, тот, к кому летел мяч, отпускал руки, ловил мяч и бросал его обратно. Крейг Райт, историк музыки из Йельского университета, продемонстрировал, что строение некоторых средневековых музыкальных произведений – с их повторами и инверсиями – повторяет форму и структуру лабиринта. Он предположил, что танцующие могли отбрасывать мяч обратно ногой или головой. Ученый не говорит об этом прямо, но это подозрительно напоминает намек на божественное происхождение футбола. Ключевые элементы здесь мяч и трехшаговый танец старшего священника. Мяч, возможно, отсылает нас к легенде о клубке Ариадны, но в то же время он символизирует одновременно пасхальное солнце – новое, живое солнце, восходящее в лучах славы после тьмы и смерти Страстной пятницы, и мир, рожденный заново после Воскресения Христова. Три шага в танце превозносят Отца, Сына и Святой Дух Троицы.

Но все эти разговоры о смерти и воскрешении не должны укрыть от нашего внимания тот факт, что танцы и игра в мяч были развлечением. Группа людей, преимущественно молодых, пели, танцевали и бросали друг другу мяч. Наверняка ни о какой степенности тут речи не шло. Гимн о Пасхальной жертве наверняка то и дело прерывался хохотом. Лишения поста были позади. Христос не только воскрес из мертвых, но еще и вернулся победителем из путешествия в ад. Было самое время как следует это отпраздновать и даже немного пошалить. В Шартре каждому канонику на Пасху выдавали по пять су – на азартные игры. В отчете из Осера сказано, что после танцев священники шли в капитул и, усевшись там в круг на лавки, принимали угощение из «сладкого мяса, фруктовых пирогов и самой разной дичи – кабана, оленины и крольчатины, белое и красное вино подавались в умеренных количествах, каждая чаша наполнялась заново не более одного-двух раз». Все это было до того весело, что каноники из Санса, в сорока милях от Шартра, в 1413 году подали прощение, чтобы на будущую Пасху им, «согласно традиции», тоже было дозволено «в свое удовольствие играть на лабиринте» – у них ведь тоже он был.

Уже в 1280-х годах епископы начали осуждать пасхальные танцы как пережиток язычества, и в Осере их формально запретили в 1531-м, хотя младшие чины духовенства протестовали – и не по религиозным причинам, а потому, что местных жителей лишили развлечения – очевидно, народ приходил посмотреть на пасхальные танцы священников. И хотя предпринимались попытки «переустройства» игры (обычно это означало убрать из нее мяч), она была официально упразднена в 1538 году решением заседания парламента в Париже.

Несмотря на всю мистику и загадочность, в лабиринте есть что-то очень несерьезное. Ведь лабиринт – это игра. Дети чувствуют это сразу же. Элемент игры, присущий дорожке лабиринта, был одной из главных причин, по которой со временем его убрали из большинства французских соборов. Дети, прямо как священники, освободившиеся от бремени поста, находили большущие лабиринты, заполняющие пространство нефов в темных, возможно даже пугающих соборах, замечательной площадкой для игр, устоять перед которой было просто невозможно. По лабиринтам можно было бегать и придумывать свои собственные игры и танцы. Некоторые считают, что именно здесь родилась игра в классики. Детский смех мешал вести службу и отвлекал молящихся – ну, по крайней мере, так говорят. Известен случай, который считается весьма типичным. В 1778 году один священник, Жан Жакмар, предложил тысячу франков (предположительно, своих собственных) за то, чтобы пол собора был разобран и старинный восьмигранный лабиринт – уничтожен. На будущий год лабиринта не стало.

Литургические танцы, исполняемые только на Пасху, широко представлены в сборниках сохранившейся до наших дней средневековой музыки. Крейг Райт обнаружил более тридцати пяти различных мелодий. Но шумные каноники танцевали на лабиринте всего один день в году, и, кроме упоминания непослушных детей, нам почти ничего не известно о том, как же использовался лабиринт в оставшиеся дни года. Должно быть, повседневные занятия были настолько обычными и обыденными, что особого упоминания они и не заслуживали. А тем временем отсутствие веской фактической информации повлекло за собой целую вереницу догадок и домыслов.

Современный британский дизайнер Эдриан Фишер, который создал и построил такое количество лабиринтов, что, пожалуй, поставил мировой рекорд, предложил чрезвычайно подробный анализ значения шартрской схемы. Среди его гипотез есть и такая: три сдавленные дуги, по которым нужно идти против часовой стрелки где-то в начале лабиринта, представляют собой время между распятием и воскрешением Христа, а более поздние и более крупные, размашистые дуги, идти по которым гораздо проще, символизируют надежду на вечную жизнь. Такие рассуждения – это скорее проявление самонадеянности и, возможно, личного опыта в прохождении лабиринта, чем имеющая твердое обоснование информация.

Излюбленный маневр авторов работ по истории лабиринтов (и, пожалуй, мы его тоже повторим) – соломенное чучело отпущения грехов. В xix веке, когда авторы путеводителей вновь открыли для себя церковные лабиринты, считалось, что средневековые паломники ходили по ним – или, как вариант, на коленях, молясь, проползали вокруг них, – чтобы снискать себе отпущение грехов, даруемое тем, кто посетил святые места в Иерусалиме, – а попасть туда после Крестовых походов стало труднее, чем когда-либо. Многие лабиринты даже назывались (согласно путеводителям) «chemin de Jerusalem» – дорога в Иерусалим. Но такое название появилось позже, ближе к середине XVIII века, и, хотя некоторые верующие, возможно, считали лабиринт дорогой к прощению грехов и вратами в рай, нет никаких доказательств того, что и христиане XIII века – будь то церковники, паломники или архитекторы – относились к лабиринту так же.

Еще посещение Иерусалима можно было заменить прохождением так называемого крестного пути, или, по-другому, свершением крестного хода, – этот обряд начал приобретать большую популярность в конце XII века, особенно среди францисканцев. Прихожане следовали по «стояниям», представляющим собой различные моменты Страстей Христовых, от осуждения до погребения на Голгофе, – точь-в-точь как паломники в Иерусалиме проходили по тому, что считается настоящей дорогой Христа – Виа Долороза. Этот род богослужения сохранился и до сих пор в большинстве католических церквей, четырнадцать стояний располагаются вокруг нефа и отражают такие моменты, как «Иисус падает в первый раз», «Симон Кириниянин помогает Христу нести крест» и «святая Вероника отирает лицо Господу Иисусу».

Изображение креста появилось на узоре шартрского лабиринта благодаря особому расположению тропинки с ее 180-градусными поворотами. Столкновения резких поворотов друг с другом напоминают некоторым наблюдателям XX века о двусторонних топорах, которые сэр Артур Эванс якобы отыскал в Кноссе, и эти места лабиринта иногда называют – в честь двуглавых топоров – labryses. Четыре лабриса расположены над центром лабиринта, и еще по три – справа и слева. Четыре поворота ниже центра не образуют идеальных лабрисов, но все развороты вместе образуют изображение креста.

То, что сумма таких поворотов в шартрском лабиринте – 14, позволяет некоторым полагать, что они выполняли роль «стояний» в крестном пути. И в самом деле, путеводитель xix века, рассказывая о разрушенном лабиринте в Реймсе, утверждал, что паломники часто читали по отпечатанному в местной типографии молитвеннику под названием «Стояния на пути в Иерусалим, обнаруженные в соборе Божьей Матери в Реймсе», продвигаясь по лабиринту к центру. Дата выхода книги (которая наверняка была очень похожа на раздел «Крестный путь» любого молитвенника) не указана, но наверняка она появилась на свет только спустя несколько веков после того, как был построен лабиринт. И каким бы популярным ни стал впоследствии крестный ход, едва ли лабиринты были построены специально ради этой цели. Что касается «стояний», то их количество в разных местах и в разное время менялось, и число 14 было официально зафиксировано только в 1731 году. Верующие почти наверняка всегда ходили по лабиринту. Но вот к чему именно они шли, остается загадкой. Святой Иероним, мистик и ученый, которого хорошо помнят сегодня из-за того, многие художники раннего Ренессанса изображали его дружбу со львом, любовно писал о «лабиринте Божественных таинств». Другие же определенно видели в лабиринте нечто мрачное. Одиннадцать кругов провозглашают его символическую греховность. Боэций, самый читаемый философ Средних веков, противопоставлял «непроходимый лабиринт» «удивительному кругу божественной простоты»[23]23
  Боэций. Утешение философией. Перевод В. Уколовой и М. Цейтлина.


[Закрыть]. Эразм Роттердамский, самый просвещенный человек своей эпохи, писал о «подобных лабиринту ошибках нашего мира», а Чосер, обычно такой жизнерадостный и веселый автор, в «Рассказе Рыцаря» в «Кентерберийских рассказах» описал мир мрачными словами, которые определенно были терминами, относящимися к лабиринту: «Что этот мир, как не долина тьмы, где, словно странники, блуждаем мы?»[24]24
  Перевод О. Румера.


[Закрыть] Кое-кто из людей, проходивших шартрский лабиринт, сосчитал повороты по дороге к центру и обратно и получил число 70 (большинство людей насчитывают только 68) – библейские «Дней лет наших – семьдесят лет»[25]25
  Псалом 89.


[Закрыть]. Церковный лабиринт может исполнять множество ролей одновременно. В день Пасхи здесь отмечали триумфальное возвращение Христа из преисподней, где он одержал победу над дьяволом – точь-в-точь как Тесей, победивший Минотавра. В другое время, когда священнослужители собора проходили процессией через лабиринт и пели: «Когда вышел Израиль из Египта»[26]26
  Псалом 113.


[Закрыть], они изображали скитания Моисея по пустыне. Лабиринт мог воздавать хвалу труду архитектора, который, используя, по словам Августина и «Премудрости Соломона», «меру, число и вес», повторил на Земле несовершенную версию того, что Великий Архитектор создал столь безупречным, пока человек не начал грешить. Лабиринт мог представлять собой летопись жизни каждого человека – от начала и до самой смерти, давая надежду и даже обещая вечную жизнь после нее. Закрученный и петляющий рисунок лабиринта в Божьем доме – в соборе, построенном в честь Божьей Матери, Девы Марии, представлялся еще и символом змия из Эдема, лукавого создания, познакомившего рай с грехом. Предсказывалось, что змей-лабиринт будет растоптан ногою самой Девы Марии. Ну и наконец, в дождливый день лабиринт могли использовать в качестве площадки для игр заскучавшие дети.

Но все же больше всего это было похоже на дорогу в Иерусалим – и не в тот укрепленный город на холме в Иудейской пустыне, а в Новый Иерусалим, Град Божий, описанный в предпоследней главе последней книги Библии как город, спустившийся с небес, «приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего»[27]27
  Откр. 21:2.


[Закрыть]. Место, которое святой Павел описал словами, впоследствии позаимствованными Гертрудой Стайн: «матерь всем нам»[28]28
  Гал. 4: 26.


[Закрыть]. А в глубине фантасмагорических и едва ли не галлюциногенных строф эпической поэмы Уильяма Блейка «Иерусалим» (1804) укрыты четыре простые строчки, связывающие лабиринт и Новый Иерусалим нитью Ариадны. Они адресованы «К христианам»[29]29
  Перевод М. Визеля.


[Закрыть]:

 
Я дам тебе нити златой конец —
Туже ее смотай.
С нею в Иерусалимской стене
Сыщешь ворота в рай.
 

Давайте взглянем еще раз на Марра Mundi, гигантскую карту мира XIII века, хранящуюся в соборе Херефорда. Как уже говорилось в первой главе, карта – круглая и, как на большинстве средневековых карт, восток у нее наверху, запад – внизу, север – слева, а юг – справа. Если бы вы держали карту перед собой, проникая через западные ворота в Шартрский, Амьенский или любой другой лабиринтный собор, ее расклад был бы правильным: противоположная от входа стена собора выходит на восток, и точно так же напротив вас оказался бы восток на карте. И вход в лабиринт тоже был бы прямо перед вами. Если бы лабиринт сам был круглой картой, вы бы стояли у западного края мира, позади Геркулесовых столпов – Гибралтарского пролива. Посередине лабиринта – его центр, ciel, точь-в-точь как Иерусалим – центр карты. Прямо по курсу, в восточной глубине собора расположен высокий алтарь, в то время как на восточной верхней части карты – на краю мира – значится Эдем.

В средневековой географии запад – место мертвых. Выражение «двигаться на запад» и в самом деле использовалось в значении «умирать» довольно долго – вплоть до двадцатого столетия. На внутренних западных стенах церквей и соборов традиционно изображают сцены Страшного суда: Иисус, в роли судьи, посылает спасенных направо, а проклятых – налево. Жестокость наказания варьируется от собора к собору. Мозаики XII и XIII веков на задней стене базилики на острове Торчелло в венецианской лагуне изображают головы, части тела, зверски оторванные и горящие в вечном огне, и змей, проползающих сквозь пустые глазницы. А не так далеко, в Падуе, более гуманистическая фреска Джотто на задней стене Капеллы дель Арена изображает робкого грешника, прячущегося за деревом. Ну а шартрский Страшный суд – это и не гротеск, и не мягкое предупреждение: здесь он проступает на темных витражах большого окна-розы.

Человек, входящий в шартрский лабиринт, сначала двигается по направлению к ciel, затем вынужден повернуть налево (в направлении проклятых), потом – направо (к спасенным), затем снова налево, откуда уже рукой подать до больших круглых лепестков, окаймляющих центральный круг. Потом – опять с такой же быстротой – человека отбрасывает от цели, и, в силу особой структуры лабиринта, он словно движется все дальше и дальше от центра. Высоко над западной стороной (в области мертвых) человек видит, что в центре окна-розы находится фигура Иисуса: и Он здесь не на кресте (хотя в Шартре есть несколько изображений распятия), но показывает раны, нанесенные Ему во время Его пребывания на земле, – кровавые раны от гвоздей на ступнях и ладонях, рваный разрез на боку – от острия копья. Время от времени, по мере продвижения на восток, идущему на глаза попадается алтарь – место священников и Святых Даров, но все же большая часть пути лабиринта движется в направлении запада, через грешный мир простых людей. Слева и справа, на витражах, подаренных средневековыми гильдиями, изображены сцены повседневной жизни – люди торгуют обувью, подковывают лошадей. А с высокого круглого окна за судом наблюдают ангелы и апостолы – в то время как архангел Михаил (который, как считалось, еще и спускался к душам в ад) помогает судье Иисусу. Демоны гонят проклятых прочь с помощью орудий, которые американские фермеры назвали бы сенными вилами. Ад и сам зияет – как настоящий, широко раскрытый зубастый рот. Если лабиринт и в самом деле представлял собой средневековую карту мира, человек, идущий по нему, имел возможность посетить или пройти мимо любой страны, континента или острова. Ну и наконец, от самого удаленного от центра кольца тропа совершает резкий поворот (под прямым углом) в сторону востока, и после еще нескольких быстрых поворотов идущий по ней человек, отвернувшись от смерти и суда и обратясь к алтарю и вечной жизни, входит в круг (ведь и Иерусалим на Марра Mundi– тоже круг) Священного города, del, Нового Иерусалима – «матери всем нам», по словам святого Павла.

На протяжении долгого времени понятия «лабиринт» и «город» были тесно связаны между собой. А потом в нефах главных соборов Франции родилось такое понятие, как Град Божий.

Пять. Поле

Грандиозные французские церковные лабиринты могли служить образцами для подражания средневековым архитекторам и строителям. Но одновременно с их созданием под высокими сводами длинных нефов более простые лабиринты – из земли и камня – выкладывались прямо под открытым небом, не во Франции, а по всей Северной Европе, начиная от Исландии и Британских островов и заканчивая арктической частью России. И тут уже не шло речи ни о каком профессионализме. Деревенские ли жители, фермеры ли, пастухи, рыбаки или монахи, вдохновлялись ли они христианством, язычеством или фольклорными преданиями, – авторы всех этих «открытых» лабиринтов были любителями. Лабиринт был таким же привычным атрибутом английских деревенских лужаек или побережий шведских и норвежских рыболовецких городков, как в Америке – бейсбольный стадион. Для точности сравнения – раньше, еще до того, как поля для игры перешли в ведомство парковых учреждений или отделений Малой лиги[30]30
  Малая лига– бейсбольная лига для мальчиков и девочек 8-12 лет.


[Закрыть], когда поля для игры создавались и поддерживались в порядке теми же, кто на них играл.

Если не брать во внимание основной принцип (обычно – вариации на тему традиционных критского или шартрского узоров), английские и скандинавские лабиринты очень разные. Английские торфяные лабиринты делались так: верхний слой почвы – дерн – срезали и удаляли, создавая, таким образом, узор. А скандинавские лабиринты устраивались с помощью камней – больших и маленьких, из которых геометрический рисунок выкладывался на поверхности земли. По сравнению с тщательнейшим образом вырезанным и прилаженным камнем церковных полов эти лабиринты невероятно хрупки. Без постоянного ухода лишенные дерна дорожки зарастают травой, а скандинавские камни с каждой весной все глубже уходят в землю. Да и сама забота об этих лабиринтах способна разительно изменить их размер и форму. Изображение в нефе Шартрского собора и после восьмисот непростых лет выглядит почти так же, как в 1202 году. Но ни один из сохранившихся наружных средневековых лабиринтов не дошел до наших дней в том виде, в каком его создавали. Чтобы сохраниться, все они вынуждены были подвергаться постоянной переделке.

Шекспир, который рос в относительно маленьком городке, был, вероятнее всего, знаком с торфяными лабиринтами. В его пьесах часто встречаются аллюзии на тему лабиринтов, но только в одном отрывке отчетливо и явно говорится непосредственно о британском торфяном лабиринте, и речь в нем идет о том, как легко может исчезнуть тропа под ногами. Это эпизод из первого явления второго действия комедии «Сон в летнюю ночь». Хотя Тесей, правитель афинский, является здесь одним из главных действующих лиц, о его приключениях в лабиринте Миноса на Крите ничего не говорится. Вместо этого речь идет исключительно о британских реалиях. Жалуясь на необыкновенно отвратительную погоду – еще одна британская традиция, – Титания, царица эльфов, говорит о лабиринте, который, вероятно, жителям XVI века был знаком не понаслышке. Она упоминает долгие недели ужасного дождя и сильнейшего ветра. Поля слишком грязны и для весенней пахоты, и для хороводов на природе[31]31
  Перевод М. Лозинского.


[Закрыть].

 
Дерн, где играют в мельницу, затоплен.
И лабиринты на лугах зеленых
Заброшены и еле различимы.
 

Старый торфяный лабиринт на небывало пышной зеленой траве зарастает, всеми заброшенный. Слушатели Титании, очевидно, понимали, о чем она. Кому, в конце концов, охота бегать по грязному лабиринту под беспрестанным водопадом дождя?

«Сон в летнюю ночь», вероятнее всего, поставили на сцене впервые в 1595 году. Специалист по творчеству Шекспира Дж. Б. Харрисон отметил, что за год до того дождь шел чуть ли не все лето напролет, иногда за день выпадало по нескольку дюймов осадков, и так продолжалось с мая по сентябрь. Все, что успело вырасти, сгнило на полях. Летописи тех лет свидетельствуют о том, что подобная погода была здесь чем-то из ряда вон выходящим, а еще тогда же над Англией стояли ужасные туманы. Первые зрители, услышавшие монолог Титании, наверняка согласно кивали в ответ, вспоминая прошлогодние потопы, но точно так же знакомы они должны были быть и с тем, с какой легкостью можно потерять торфяной лабиринт в траве, если им не пользоваться. Да и с игрой в мельницу и зелеными лугами они были знакомы куда лучше, чем древние греки, к которым Титания по сюжету пьесы обращалась.

Интересно, что во многих частях Британии под верхним слоем почвы обнаруживался потрясающей белизны мел. Демонстрация таких меловых линий – древнее народное искусство англичан. За долгие века до того, как в здешних пшеничных полях возникли выстриженные особым образом круги, на склонах британских холмов стали появляться гигантских размеров рисунки из меловых линий. Самый старый из них – утонченно-абстрактная лошадь 360 футов в длину (некоторые предпочитают видеть в ней дракона), растянувшаяся поперек склона холма Аффингтон неподалеку от Оксфорда. Впервые о ней упоминается в записях XII века, но, возможно, она намного старее. Самая выдающаяся меловая фигура – это героических пропорций обнаженный мужчина, размахивающий палицей, – прямо настоящий Геракл – на склоне холма в Серн-Эббасе, графство Дорсет. Хотя можно купить себе открытку, утверждающую, что «Гиганту» полторы тысячи лет, вероятнее всего, он появился здесь в XVII веке. Есть и множество других меловых рисунков, среди которых – карта Австралии рядом с городом Бат, и все они были сделаны по той же технологии, что использовалась для изготовления торфяных лабиринтов, и каждые три-пять лет их необходимо было поправлять. Возможно, именно благодаря тому, что торфяные лабиринты воспринимались почти как живые существа, они нашли такое богатое отражение в народном творчестве. И хотя в XIX веке было принято у всех лабиринтов находить христианские корни (правда, тогда большинство из них называли «путаницами»), почти ни одна из историй не имеет ни малейшего отношения к Христу или церкви. Чаще всего ссылались на то, что все лабиринты были построены рядом с аббатствами, монастырями или другими христианскими учреждениями. В общем, это действительно так. Но в Британии Средних веков и Возрождения любая постройка располагалась недалеко от какого-нибудь места поклонения. И интереснее то, что от сохранившихся торфяных лабиринтов не ближе до церквей, чем до римских развалин – стен разрушенных крепостей и лагерей. На одном широко растиражированном рисунке изображены двое набожных монахов, которые, опустившись на колени, склонив головы и сложив руки в молитве, движутся по тропе торфяного лабиринта. Ее отчетливый узор, повторяющий рисунок церковного лабиринта в Реймсе, позволяет безошибочно угадать в этом лабиринте многократно описанный, но не доживший до наших дней внешний лабиринт в Ноттингемшире в Центральной Англии. Расположенный рядом с посвященными святой Анне источником и часовней 1409 года лабиринт был вспахан и разрушен в 1797 году. Рисунку очень подходит такой древний вид, но на самом деле он был сделан в годы правления королевы Виктории, и представление о том, что монахи «проходили» лабиринт на коленях, – не более чем гипотеза.

На протяжении веков жители Ноттингемшира называли свой лабиринт то Пастушьей путаницей, то – в честь и без того прославленного местного героя – Дорогой Робин Гуда, но никогда – чем-нибудь имени святой Анны. С годами узоры изменялись после многочисленных поправок и переделок, а их название всегда свидетельствовало о том, что к церкви эти лабиринты никакого отношения не имеют: Хижина Юлиана, Мизмейз, Троя, Стены Трои, Город Троя, Девичья Беседка и очень часто – просто Деревенский Лабиринт. И лишь про лабиринт на склоне Сент-Кэтринс-Хилл (холма Святой Екатерины) можно положительно утверждать, что название его имеет религиозные корни.

Хижина Юлиана, одна из самых хорошо сохранившихся (и расположенная удачнее всех уцелевших торфяных лабиринтов), может похвастать всем набором противоречий, необходимых хорошей археологической загадке. Она находится в деревне Алкборо, на высоком утесе, под которым две реки – Трент и Уз – соединяются и образуют реку Хамбер. Хотя это и более окультуренное место, оно все же очень напоминает Акнабрек – горный хребет в Шотландии, покрытый древними изображениями чаши с кольцами. Вдали лежит Йоркшир, и в конце весны – начале лета далекие холмы становятся ярко-желтыми от цветов рапса. Лабиринт вырезан на уступе скалы и состоит из одиннадцати кругов – в шартрском стиле, но он немного больше, чем схожий узор в соборе.

Давайте начнем с самого названия, Хижина Юлиана, Юлиан или Джулиан, – это одна из форм имени Юлий, и в средневековой Британии почти все римское приписывалось Юлию Цезарю. Здесь же поблизости можно обнаружить остатки римских стен, возможно представляющие собой развалины лагеря, который сами римляне называли Аквис. А еще Юлиан – это вариант имени Джиллиан, или Джилл, – фамильярное обращение к любой незнакомой девушке, как Шейла в Австралии или Коллин в Ирландии. Одна из самых распространенных историй о торфяном лабиринте говорит о состязании, где в центре лабиринта стояла девушка, а юноши бежали к ней по тропе лабиринта: кто первый домчит – тому и приз.

В середине xix века один старик из Алкборо записал свои воспоминания о беге по тропинкам лабиринта – «то внутрь, то наружу» – и о том, в какие игры здесь играли в канун Майского дня. Он упоминал ощущение «будто бы что-то невидимое и неведомое убеждает нас в чем-то и помогает нам». Майский день? Любой, кто читал «Золотую ветвь» Джеймса Фрэзера или «Героя с тысячью лиц» Джозефа Кэмпбелла, знает, что эти игры были отголосками весенних обрядов плодородия.

Старейшее упоминание Хижины Юлиана, дошедшее до наших дней, датируется столетием раньше – началом XVIII века. Авраам де ла Прим, которого часто называли также «йоркширским антикваром», писал в период между 1671 и 1704 годами о том, что в шести милях от Хижины Юлиана, в Эпплби находится еще один лабиринт, под названием Стены Трои. И тот и другой, по словам антиквара, были площадками для римских игр, а холмы вокруг них предназначены были для зрителей, которые сидели и наблюдали за соревнованиями. О каких именно соревнованиях идет речь, он не уточняет, но вероятнее всего, это были бега. Еще одна классическая аллюзия: другой Юлиус (или Юл) был сыном Энея, тем самым мальчиком, который участвовал в Троянских играх, описанных в пятой книге «Энеиды» Вергилия. Но, честно говоря, слишком уж это замысловатое объяснение того, откуда у лабиринта появилось такое название.

Бенедиктинский монастырский дом находился в непосредственной близости от лабиринта между 1080 и 1220 годами, и, возможно, монахи и были его создателями. Есть и еще одно объяснение возникновения лабиринта: якобы его построил (или поручил построить) рыцарь, замешанный в убийстве Томаса Бекета, архиепископа Кентерберийского, совершенном в 1170 году прямо в его соборе. Епитимья за преступление заключалась в том, чтобы предпринять паломничество в Иерусалим, но, поскольку рыцарь счел такое паломничество невозможным – или просто-напросто чересчур опасным, если учесть всех этих крестоносцев, – он решил в виде компенсации построить лабиринт. Но такое объяснение может оказаться несостоятельным, если принять во внимание то, что шартрский лабиринт появился приблизительно в 1220 (а может, даже и в 1202) году.

Протекающие поблизости реки тоже прибавляют загадочности легенде. Святой по имени Юлиан в действительности существовал в Средние века – это был человек благородного происхождения и заядлый охотник, построивший знаменитое лесное жилище. Легенда рассказывает, как однажды, по нелепой случайности, Юлиан убил своих родителей. Существует предположение, что он неожиданно вернулся домой с охоты и обнаружил пару в своей постели. Посчитав, что это жена ему изменяет, он убил их, не посмотрев, кто же это такие. К несчастью, то были его родители, нагрянувшие без предупреждения и получившие от гостеприимной жены Юлиана лучшую постель в доме. Юлиан расплатился за содеянное тем, что построил лесную хижину, укрытие неподалеку от речного брода, желая предоставить место для отдыха усталым путникам. (Один из них окажется прокаженным, но это совсем другая история.) В результате прощенный Юлиан стал святым покровителем содержателей постоялых дворов. Правда, трудно поверить в то, чтобы лабиринт и место для отдыха находились в одном и том же месте, и к тому же никакого брода здесь нигде поблизости нет.

Существует и еще одна, не менее сомнительная речная история, которая сильно попахивает ложной мифологией xix века и популярными тогда высокохудожественными туристическими путеводителями. Согласно этой легенде, речной бог или дух – у него даже есть имя, Гур – так сильно ненавидел христианский лабиринт (возможно, он верил в сказку о страдающем от осознания своей вины рыцаре) и толпы паломников, которые его посещают, что наслал одновременно наводнение и сильнейший шквал – чтобы смыть лабиринт. Хижина на высокой горе осталась невредимой, но по сей день каждую весну поток воды, известный под именем Шквал с Трента, с ревом проносится по речной долине – но ему никак не удается смыть того, на что он был изначально нацелен.

Ключевые моменты всех историй о с Хижине Юлиана связаны и с другими торфяными лабиринтами: место, напоминающее о древности, бег, игры, епитимья и доступная девушка. Есть и другое ключевое понятие, которое невозможно игнорировать, – повторяющиеся ассоциации лабиринта с городом. Точно так же, как Юлиан может быть лингвистической вариацией имени Джиллиан, bower (дом) вполне мог бы оказаться искаженным burgh или borough («бург») – словом, означающим «город» или «защищенное место» и присутствующим в названиях многих географических названий – Питсбург, Эдинбург и городок (borough) Бруклин. И точно так же – близлежащий Алкборо (с borough на конце). К концу xvii века Джон Обри, антиквар, увлекающийся разными «диковинами» – в том числе и такими, которые имели отношение к человеческим поступкам и достижениям, использовал слово borough как синоним «лабиринта».

К концу XIX века мировой судья в Алкборо, который несколько раз наблюдал за тем, как по его наказу «дом» подравнивали и заново срезали дерн, знал, насколько хрупкая конструкция – лабиринт. Поэтому-то он и решил позаботиться о том, чтобы узор сохранили в каком-нибудь более долговечном материале, чем дерн. После того как в 1887 году была переустроена местная англиканская церковь Иоанна Крестителя, Джеймс Гултон Констебл из Уолкот-холла – местный мировой судья, упоминаемый также как «владелец поместья», разместил на новом полу церковного крыльца уменьшенную, но зато каменную копию лабиринта. Этот же дизайн повторяется здесь и на витражном окне над алтарем – совсем маленький, но зато разместившийся высоко надо всеми, и спустя годы прихожанки станут мастерить кружево, изображающее «дом», и украшать ими улицы. А буквально через дорогу, на кладбище, шартрский лабиринт красуется на металлическом диске в центре каменного креста над могилой Гултона Констебла. И в связи со всем этим можно сказать, что Алкборо – одна из самых «лабиринтовых» деревень в Англии.