Текст книги "Компания дьявола"

Автор книги: Дэвид Лисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

– Кобб преследует моих друзей. Почему? Ты не в состоянии помочь мне вернуть ему долг, поэтому твой долг не имеет большого значения. Зачем ему нужно, чтобы ты был его должником?

Вероятно, Элиас вспомнил о своей отбивной, и к нему вернулся аппетит. Он пододвинул к себе тарелку.

– Не знаю, – сказал он, вонзая нож в мясо, – но мне кажется, было бы неплохо узнать. Лучше прежде, чем меня арестуют.

Глава четвертая

Как только я свернул на Своллоу-стрит, почти у самого дома Кобба меня окружили нищие. Их было четверо или пятеро. Это были те же оборвыши, которых я видел во время своего первого визита.

– Я тебя знаю, – сказал один.

Ему не было и десяти лет. Руки и лицо измазаны сажей и чем-то липким и коричневым, отчего его ярко-синие глаза казались еще синее.

– Это ты спас Кривого Люка от того лакея, да? – спросил он.

– Я не знал, что его так зовут, но я действительно помог мальчишке, – согласился я.

– Тогда какие у тебя могут быть дела с ними? – спросил он, кивая на дом Кобба.

Я остановился и внимательно посмотрел на парня.

– А у тебя? – И достал пару мелких монет, чтобы облегчить нашу беседу.

Он засмеялся и выхватил монеты с такой скоростью и ловкостью, что я засомневался, держал ли их вообще.

– Ну, не скажу, что у меня много дел с этим Эдгаром и его парнями. Нет, я просто люблю устраивать что-нибудь такое, из-за чего они сердятся на Эдгара, который слишком задирает нос. Он носится за нами – это правда. И бесится, когда мы к ним залезаем. Потому мы и продолжаем к ним лазать.

– А еще почему?

Он усмехнулся, обнажив гнилые зубы, как у старика.

– Ну, еще из-за денег. У них полно добра, которое легко сбыть.

– Что ты знаешь о Коббе?

– Да не очень-то много, – пожал он плечами. – Он не так часто выходит. А когда появляется, сразу садится в экипаж. Мы его пробовали дразнить, как Эдгара, но он не обращает внимания.

– А часто они принимают посетителей?

– Да не очень.

– Они не показались тебе странными?

Он задумался.

– Да нет. Странно только, что дом почти пустой. Такой большой дом, а живут в нем всего два джентльмена и один слуга. Всего один слуга, надо же. Пожалуй, и все. Живут довольно тихо.

– Ну, тогда на сегодня достаточно. – Я протянул ему свою визитную карточку. – Если заметишь что-нибудь интересное, найди меня.

Он смотрел на карточку с любопытством и полнейшим недоумением:

– Что это?

– Это карточка, – сказал я. – На ней написано мое имя и как меня найти. Если понадобится меня найти, попросишь кого-нибудь, чтобы тебе прочитали.

Он кивнул, будто я открыл ему некую священную тайну.

Под пристальным наблюдением маленьких попрошаек я постучался, и почти сразу же в дверях появился Эдгар, который окинул меня критическим взглядом.

– Удивлен, что вы так долго не появлялись.

– А теперь удивлен? – спросил я, подкрепив вопрос кулаками.

Я нанес ему удар в нос, скорее точный, чем сильный, и из носа тотчас потекла кровь. Лакей повалился на дверь, я сделал шаг вперед и ударил его в лицо прежде, чем он рухнул на пол. Удар пришелся в челюсть, и не сомневаюсь, что один или два зуба были выбиты.

Маленькие попрошайки радостно воскликнули, а я выволок лакея на крыльцо и закрыл за ним дверь. Пусть ребята делают с ним что хотят. Мне лишь нужно, чтобы никто не мешал, пока я разбираюсь с Коббом.

Я стремительно проследовал в гостиную и обнаружил там Кобба, будто он меня ждал. Повезло, что нет Хаммонда, подумал я, он-то орешек потверже. Кобб сидел, потягивая вино, и, как всегда, дружелюбно улыбался. Меня это не остановило. Я обнажил клинок и приставил к его горлу:

– Чего вы хотите?

Он глянул на клинок, но даже не поморщился.

– Это вы ворвались в дом, – сказал он. – Скорее, это я должен задать вам такой вопрос.

– Не играйте со мной, сударь, иначе вам придется отвечать на мои вопросы, лежа на полу и глядя на кончик своего носа.

– Едва ли вам стоит восстанавливать меня против себя, мистер Уивер. По крайней мере, пока я могу причинить вред вашим друзьям. Как, не сомневаюсь, вам удалось обнаружить, вы, а также некоторые из ваших союзников стали моими должниками. Я не хотел бы, чтобы кто-то из вас или все вы сгнили в долговой тюрьме. Хотя, как мне кажется, ваш дядюшка мог бы поправить положение, продав все свое имущество и оставшись нищим. Однако уверен, делать это ему вовсе не хочется. Но у него нет необходимости так поступать. Как вы понимаете, все в ваших руках.

– Чего вы от меня хотите?

– Уберите клинок, сударь, – сказал он. – Оружие вам не поможет. Вы не сумеете причинить мне вред, пока я обладаю такой силой над вами, и нет причины, мешающей нам стать друзьями. Полагаю, когда вы услышите то, что я собираюсь сказать, вы убедитесь, что я человек разумный. Не сомневаюсь, что мои методы и впредь будут вам не по душе, но поверьте, все будет намного проще, чем вам кажется.

Он был, безусловно, прав. Я не мог стоять весь день, приставив клинок к его горлу, и не мог причинить ему вред, пока он способен погубить моих друзей. Я убрал клинок в ножны, налил себе вина и сел напротив Кобба, презрительно глядя на него.

– Извольте рассказать.

– Это немудреное дело, мистер Уивер. Я искренне восхищен вами и вашими талантами и хочу, чтобы вы служили мне. Все предпринятые мной усилия имели целью заручиться, что так и будет. Надеюсь, вы простите мне эти ухищрения, но, полагаю, для меня это лучший способ получить ваши услуги, а для вас возможность понять, что вы имеете дело с необычным человеком.

– Не сомневаюсь, что предпринятые вами усилия обратить меня в вашего должника, разорить торговлю моего дяди и скупить долги мистера Гордона обошлись вам дороже и заняли больше времени, чем если бы вы просто меня наняли. Почему вы не предложили заплатить за мои услуги?

– Я предлагал, но, к моему сожалению, вы отказались. – Должно быть, он заметил мой недоуменный взгляд, потому что отрывисто засмеялся, отпил вина и стал отвечать на не заданный мною вопрос. – Не лично, как вы понимаете. Возможно, вы помните, что около двух недель назад к вам обратился некий мистер Уэстерли и предложил кругленькую сумму за выполнение услуги, но вы отказались от того и от другого. Когда стало ясно, что вас нельзя нанять для наших целей, пришлось применить более действенные меры.

Я вспомнил этого мистера Уэстерли, низкорослого, необычайно тучного человека, который мог передвигаться, только сильно размахивая руками, чтобы сохранять равновесие. Он был вежлив, почтителен и восхвалял мои таланты. Однако все это не имело никакого значения, так как то, что он просил меня выполнить, было не только невозможно, но и глупо до такой степени, что, извинившись, я выставил его вон.

– Так Уэстерли служил вам?

– Полагаю, точная иерархия не столь важна. Достаточно того, что я уже воспользовался вашим советом и попытался нанять вас, а вы отказались. Поскольку я не могу без вас обойтись, а вы не желаете продать свое время по доброй воле, мне пришлось принудить вас служить.

– И если я откажусь выполнить то, о чем вы просите, вы погубите моих друзей и меня самого?

– Мне бы этого не хотелось, но придется.

– А если я соглашусь?

Кобб радостно улыбнулся:

– Если вы выполните все, о чем я прошу, я сделаю так, что ваш долг испарится, так же как исчезнут заботы у ваших друзей.

– Мне не нравится, когда мне выкручивают руки, – сказал я.

– Было бы странно, если бы вам это нравилось, но обещаю, все будет предельно просто. Я с радостью заплачу вам тридцать фунтов за эту конкретную услугу, что, согласитесь, довольно щедрая плата. А когда вы выполните все, что требуется, и вы, и ваши друзья будете свободны от своих долгов перед нами. Все очень даже разумно. Думаю, вы с этим согласитесь.

Я ощутил приступ гнева. Я всем нутром противился тому, чтобы позволить этому человеку относиться ко мне как к своей игрушке и заставлять делать что-то против моей воли. К черту его тридцать фунтов. Однако какой у меня был выбор? Он тщательно разузнал обо мне все, что мог. И если я сам предпочитал отправиться в долговую тюрьму, чем выполнить его просьбу, то не мог позволить, чтобы мои друзья, так часто выручавшие меня в прошлом, пострадали из-за моей гордыни.

– Мне это не по душе, – сказал я, – и знайте, что после того, как я исполню все обязательства, вам лучше поостеречься и не попадаться мне на пути, так как я не могу простить подобного к себе отношения.

– Не нахожу, что это хорошая стратегия ведения переговоров. Она лишь препятствует тому, чтобы освободить вас и ваших друзей от долгов.

– Возможно, – сказал я. – Но вы должны осознавать, что заключаете дьявольскую сделку.

– Тем не менее уверен, что, как только наши пути разойдутся, вы станете относиться ко мне по-другому и поймете, что хотя я и выкручивал вам руки, но относился к вам великодушно, и не будете думать обо мне плохо. Поэтому не позволю, чтобы ваши угрозы удержали меня от моего щедрого предложения.

Видимо, у меня не было иного выбора, как подчиниться ему в настоящее время. Средства и способы выразить мое негодование найдутся позднее.

– Тогда имеет смысл напомнить мне, чего, собственно, вы хотите.

– Очень хорошо, – сказал он.

Улыбку он сдержал, но было видно, что он необычайно доволен собой. Я капитулировал. Возможно, он знал, что так будет, а возможно, не ожидал, что все пройдет так гладко. Я почувствовал сожаление. Не надо было уступать так легко, подумал я. Нужно было заставить его заплатить за победу кровью. Но тут я вспомнил об Эдгаре и успокоил себя тем, что эту победу нельзя было считать совершенно бескровной.

Кобб начал подробно объяснять мне, что я должен сделать. Естественно, он ничего не сказал, почему и тем более как это должно быть сделано. Однако не было сомнения: он желал, чтобы дело было сделано, и причем быстро.

– Если бы вы приняли предложение мистера Уэстерли, у нас было бы больше времени для планирования. Теперь мы лишены такой роскоши. Думаю, через два-три дня появится возможность, которую нельзя упустить.

Действительно, времени было мало. Я должен был выступить в роли грабителя и проникнуть в самый охраняемый во всем королевстве дом, в котором жили самые могущественные из частных персон в мире. На планирование подобных вещей требовались месяцы, а не несколько дней.

– Вы сошли с ума, – сказал я ему. – Как, по-вашему, я смогу проникнуть в этом дом? У них там повсюду охрана, собаки и бог знает что еще.

– Вы должны найти способ. Это входит в ваши обязанности, – сказал Кобб. – Ваши друзья рассчитывают на вашу изобретательность, так ведь?

– А если вам наплевать на вашего родственника и друзей, тридцать фунтов должны послужить вам хорошим стимулом. – Это был Хаммонд.

Я не заметил, как он вошел, но он стоял в дверях, глядя на меня с презрительной ухмылкой. Я не стал обращать внимания на Хаммонда и взглянул на Кобба.

– Родственника и друзей? – спросил я. – Вы преследовали кого-то еще, кроме моего дяди и мистера Гордона?

– Ха! – засмеялся Хаммонд. – Великий ловец воров еще не до всего докопался. Быть может, мистер Кобб, вы переоценили его.

– Есть еще один человек, – спокойно сказал Кобб. – Вы должны осознавать, насколько важно задуманное нами. Мы должны исключить любую возможность провала, поэтому, кроме двух упомянутых вам людей, мы также вмешались в дела…

– Подождите, сударь. – Хаммонд хлопнул в ладоши с детской радостью. На его уродливом лице эта радость выглядела гротескно. – Быть может, груз ответственности будет тяжелее, если вы не станете разглашать этих сведений. Пусть он гадает, кто следующий попадет в капкан. Так и надо сделать. Вы читали, что пишет Лонгин о возвышенном? Он замечает, что темнота страшнее любого монстра, даже самого ужасного, выставленного на свет.

– Не думаю, что в наших интересах заставлять джентльмена терзаться этим, – сказал Кобб добродушно. – А также я думаю, не стоит применять поэтическую теорию к делам человеческим. Прошу тебя, племянник, не путать жестокость и стратегию. Хотя поначалу нам пришлось выкрутить ему руки, теперь, когда все прояснилось, мы хотим, чтобы мистер Уивер был нашим другом. – Он повернулся ко мне. – Третий человек, на которого нам пришлось оказать давление, – это мистер Мозес Франко, ваш сосед и, как мне сказали, ваш особый друг.

Я почувствовал, как мое лицо залилось краской. Я и без того мучился, что из-за меня мой близкий родственник и лучший друг попали в кабалу, но нести ответственность за человека, с которым меня мало что связывало, было еще хуже. Дядя и Элиас хорошо меня знали, доверяли мне и понимали: я сделаю для них все, что в моих силах, – но осознавать, что благополучие едва знакомого мне человека висит на нитке и зависит от моей уступчивости, было нестерпимо.

– Франко! – воскликнул я. – Он мне никто. Зачем вы его впутали в это безрассудство?

Хаммонд сдавленно засмеялся.

– Никто, говорите. Вздор.

Кобб с серьезным видом легонько потер руки, как врач, подбирающий слова перед тем, как сообщить неприятное известие.

– Меня осведомили, сударь, что между вами и мисс Габриеллой Франко существует кое-какая связь. Меня неправильно осведомили?

– Неправильно, – ответил я.

В течение трех или больше лет я всем сердцем мечтал жениться на вдове своего кузена Мириам, но все кончилось плохо и без малейшей надежды на счастливую развязку. Хотя дядя Мигель желал этого союза, он тоже понимал, что крепость лежит в руинах, поэтому пытался подыскать мне партию, которая, по его мнению, благотворно скажется на моем домашнем хозяйстве и личном счастье. У меня вошло в привычку сопротивляться подобным попыткам, но иногда я наносил визит выбранной им даме, если находил ее достаточно интересной. Мисс Франко действительно была красивой женщиной с веселым характером и соблазнительной фигурой. Если бы мужчина женился на женщине исключительно из-за ее соблазнительных форм, я бы уже давно отдал себя узам Гименея. Но я полагаю, что следует учитывать также и другие соображения, немаловажным из которых является сочетание темпераментов. Я находил мисс Франко привлекательной во многих аспектах, она соответствовала моим чрезвычайно взыскательным вкусам в отношении слабого пола, но в целом скорее отвечала требованиям к менее серьезным отношениям, чем матримониальные. Не была бы она дочерью почтенного друга моего дядюшки, возможно, я бы добивался отношений, имеющих менее постоянную природу, но удерживался от этого из уважения к своему дяде и отцу дамы. В любом случае это не имело существенного значения, ибо после трех или четырех нанесенных визитов в дом Франко, признаюсь, я понял, что отец девушки мне столь же приятен, как и она сама. Потом я узнал, что в Салониках тяжело заболела бабушка юной дамы, и прекрасный ангел тотчас уехала туда ухаживать за родственницей.

Я собирался продолжить дружбу с вызывающим у меня расположение отцом, но все как-то не выдавалось возможности. А теперь, став источником его незаслуженных неприятностей, я опасался, что этот факт вряд ли будет способствовать установлению крепких дружеских связей.

– У меня нет никаких обязательств перед семьей Франко, так же как у них нет обязательств передо мной, – сказал я. – Их дела представляют для меня столь же незначительный интерес, как дела любого из моих соседей. Прошу вас не втягивать их в это дело.

– Клянусь честью, – воскликнул Хаммонд, – похоже, финансовое положение постороннего беспокоит его больше, чем дела друга! Думаю, следует оставить долги мистера Франко, скажем на всякий случай, в нашей власти.

Кобб покачал головой:

– Простите, но мой племянник имеет на это право. Возможно, если вы докажете, что являетесь нашим надежным партнером, мы его освободим в скором времени от долгов. А пока, поскольку это гарантирует нам ваше сотрудничество, долги мистера Франко останутся в нашей власти.

– Ошибаетесь, – тихо сказал я, – если думаете, что я беспокоюсь за него больше, чем за дядю. Мой дядя нездоров, и долги могут подорвать его и без того слабое здоровье. Если вы отпустите его из своего капкана, я сделаю все, что вы велите. У вас останутся в качестве гарантии Франко и Гордон.

– Признаюсь, мне известно, что он страдает плевритом, и у меня нет ни малейшего желания усугублять его страдания… – начал Кобб.

– Полно! – воскликнул Хаммонд. – Вы не можете диктовать условия, Уивер. Условия диктуем мы. Если вы не будете противиться, вашему дяде ничего не грозит. Нет нужды ссылаться на его здоровье. Вы не в том положении, чтобы торговаться, так как вам больше нечего нам предложить. Чем скорее вы выполните задание, тем скорее ваши друзья будут оставлены в покое.

Я понял, что выбора нет. Благополучие трех человек, а в случае Франко и моего дяди – и их семей, зависит от моего подчинения приказам Кобба. Тот факт, что выполнение этих приказов сопряжено с риском для моей жизни, по-видимому, ничуть не волновал моих новых работодателей. Они вели себя так, будто речь шла о выполнении пустяковой просьбы, тогда как на самом деле хотели, чтобы я проник в дом, укрепленный, как крепость, где жили люди столь могущественные и жадные, что одна мысль об этом вызвала во мне холодный ужас.

Глава пятая

Британская Ост-Индская компания вела свои дела в Лондоне в Крейвен-Хаусе, находившемся на пересечении улиц Леденхолл и Лайм. Здесь располагался не только особняк директората, но и склады, занимавшие большую территорию, ограниченную двумя упомянутыми улицами, а также Грейт-Черч-стрит на западе и Фенчерч-стрит на юге. По мере роста богатства Ост-Индской компании требовалось все больше места для хранения специй, чая, драгоценных металлов и, конечно, импортного полотна, муслина и ситца, которые пользовались необычайным спросом у жителей Британии. Сейчас, когда я пишу эти мемуары, спустя многие годы после описываемых событий, компания ассоциируется главным образом с чаем, а во времена моего детства чай относился к специям. Однако в описываемое мною время компания была известна во всем мире благодаря ее индийским тканям.

Каждый день, кроме христианской субботы, в светлое время суток в теплые месяцы можно было наблюдать постоянный поток носильщиков и возчиков, снующих с их бесценным грузом между складами компании и Биллингсгейтским доком, где разгружались и загружались корабли. Даже в холодные месяцы, когда судоходство практически прекращалось, этот муравьиный поток не иссякал, ибо самому почитаемому идолу, называющемуся прибылью, поклонялись вне зависимости от времени года.

Я был не особо сведущ в делах Ост-Индской компании, но знал следующее: Крейвен-Хаус охранялся чуть ли не армией, призванной защищать не только бесценные запасы на складах, но и сам Крейвен-Хаус. В отличие от других торговых компаний, таких как Африканская, Ливанская и, безусловно, Компания южных морей, получившая дурную славу и в стране, и в мире, Ост-Индская компания не была монополистом в своей торговле. Это была повсеместно признанная компания с историей, насчитывающей более ста лет. Серьезных конкурентов у нее практически не было, однако директора компании имели веские причины охранять свои секреты. Только глупец, причем большой глупец, мог отважиться бросить вызов такой организации. Возможно, я был способен проникнуть в дом быстро и хитроумно, но, когда человек сталкивается с силой, способной тратить миллионы фунтов с легкостью, с какой я трачу пенни, он неизбежно обречен на неудачу.

Именно по этой причине я отказался от предложения мистера Уэстерли, когда он пришел ко мне несколько недель назад и предложил сорок фунтов (очевидно, вознаграждение снизилось по мере повышения расходов) за совершение поступка, который я счел невероятно глупым. А именно, я должен был проникнуть в Крейвен-Хаус, пробраться в кабинет одного из директоров и украсть документы, важные для предстоящего заседания совета акционеров компании. Я объяснил мистеру Уэстерли, что риск быть пойманным слишком велик, а последствия слишком серьезны.

Я вспомнил один случай, прогремевший несколько лет назад: некоему жулику по имени Томас Абрахам удалось украсть из Крейвен-Хауса шестнадцать тысяч фунтов. Он спрятался внутри здания, взял свою добычу и ждал, пока все не покинут территорию на ночь. К несчастью, он перестарался, укрепляя свою храбрость перед началом операции, и был вынужден покинуть надежное укрытие, чтобы справить нужду. Как раз во время этой злополучной, но вынужденной экспедиции он был схвачен. Мистер Абрахам был приговорен к смерти за свое преступление, но, проявив редкое великодушие, компания заменила этот приговор на пожизненные каторжные работы в одном из ее отдаленных поселений в Ост-Индии. Я не считал жизнь раба в тропиках, с жарой, болезнями, голодом и войной, такой уж большой милостью и всем сердцем желал избежать подобной судьбы.

С другой стороны, выяснилось, что мистер Кобб осознает трудности, с которыми я неизбежно столкнусь, и, желая, чтобы моя миссия увенчалась успехом, согласен пойти на определенные расходы, дабы облегчить мое проникновение в здание компании при условии, что я в каждом отдельном случае докажу их оправданность. Заручившись подобным обещанием, я отправился в путешествие, которое, как я полагал, не могло закончиться не чем иным, как катастрофой.

Покидая дом Кобба, я перешагнул через распростертое тело слуги Эдгара. Он был жив, я видел, как вздымается и опадает его грудная клетка, но маленькие попрошайки обошлись с ним довольно грубо. Прежде всего, он был совершенно гол, так как с него сорвали всю одежду, что было жестоко, ведь на улице стоял холод и земля обледенела. Во-вторых, у него вокруг глаз были раны и синяки, которых я не причинял. Я понял, что мальчишки его не жалели и били сильно. Мне никак нельзя было показывать своей слабости Эдгару, так как он не преминул бы меня за это наказать.

Я нанял экипаж, который отвез меня в Спиталфилдс, к таверне «Корона и челнок», где можно было найти человека, с которым мне требовалось срочно поговорить. В столь ранний час заняться мне было нечем, поэтому я заказал эль и сел с кружкой обдумывать ожидающие впереди неприятности. Я кипел от возмущения, и мысль о том, как меня использовали, вызывала неудержимый гнев, который не оставлял меня, даже когда я пытался думать о чем-нибудь другом. Однако признаюсь, я был заинтригован. Мистер Кобб поставил передо мной задачу, причем чрезвычайно сложную, и теперь мне было необходимо найти решение. Хотя я сказал тогда мистеру Уэстерли, что задание невыполнимо, теперь я понимал, что переоценивал трудности. Нет, оно не было невыполнимым, оно было лишь немыслимым. Однако при хорошем планировании я вполне мог справиться с тем, что от меня требовалось, и, возможно, даже легко.

Так я размышлял на протяжении двух, а возможно, трех часов, выпив пять, а может, шесть кружек эля. Признаюсь, я был не в самой своей лучшей форме, когда дверь таверны резко распахнулась и вошла группа из шести крепких молодых людей. Все они держались вокруг своего вожака. Присмотревшись к нему, я понял, что это Диваут Хейл собственной персоной – он-то мне как раз и был нужен. Он не скрывал, что расстроен, – голова повисла, плечи опущены. Его товарищи, одетые в одежду из грубого некрашеного полотна, окружили его и утешали как могли.

– В другой раз ты его достанешь, – сказал один.

– Он чуть тебя не увидел. Он поворачивал в твою сторону, но эта грязная шлюха с ребенком загородила дорогу, – сказал другой.

– Просто не повезло. Но ты его еще достанешь, – утешал третий.

Из толпы утешителей появился мрачный вожак, крепкий мужчина лет сорока с неухоженной огненно-рыжей шевелюрой и очень светлой кожей. Лицо украшали неопрятная борода и пятна, характерные для подобного цвета кожи, а также имеющие более зловещую природу. Но у него были яркие зеленые глаза, и, хотя на лице имелось множество веснушек и пятен, а также сотня шрамов, полученных в боях, он казался крепким человеком, которого так же трудно победить в горе, как Ахиллеса в задумчивости.

– Вы хорошие друзья, ребята, – сказал он своим товарищам. – Хорошие друзья и товарищи – это главное. С вашей помощью у меня в конце концов получится.

Он двинулся вперед, опираясь о стол, чтобы не упасть. С тех пор как я видел его в последний раз, он сильно сдал. Его немощность напомнила мне о дяде, и меня захлестнула новая волна грусти, ибо все, кого я знал, и всё, что я знал, приходило в упадок.

Он был широк в плечах и в груди, но похудел из-за болезни. Опухоль на шее, которую он безуспешно пытался скрыть под галстуком бурого цвета, бывшим когда-то белым, стала больше, а по пятнам на лице и руках можно было догадаться, что скрывалось под одеждой.

С большим трудом он подошел к столу с явным намерением утопить свои несчастья в пиве, но при этом внимательно осмотрелся вокруг, как хищник, который страшится большей угрозы, чем он сам. Затем он увидел меня.

К своей радости, я заметил, что его лицо немного прояснилось.

– Уивер, Уивер, рад тебя видеть, дружище. Но боюсь, ты пришел в ужасное время. Ужасное время. Все равно, садись ко мне. Денни, ну-ка принеси нам по кружечке. Вот и молодец. Садись сюда, Уивер, но прошу, не говори мне ничего грустного.

Я так и сделал и, хотя я уже выпил достаточно, не стал отменять заказа. Не успел я устроиться, как кружки, наполненные элем, появились перед нами. Я едва пригубил напиток, а Диваут Хейл жадно выпил половину своей кружки одним залпом.

– Я тебя вовсе не избегаю. Ты не думай, но время настало тяжелое, дружище, очень тяжелое. Накормишь семью, заплатишь хозяину за жилье, купишь свечей, обогреешь комнату, смотришь – и ни фартинга не осталось. Но если только заведутся хоть какие деньжата, да поможет мне дьявол, клянусь, я тебе верну все, что должен.

Я не то чтобы вовсе запамятовал, что был кредитором Диваута Хейла, но не придавал большого значения этому несущественному долгу. Я часто выполнял поручения бедняков и разрешал им платить, когда у них появлялась возможность. Большинство в конечном итоге расплачивалось то ли из благодарности за оказанную услугу, то ли из страха последствий – сказать трудно. Однако в случае с мистером Хейлом можно было скорее полагаться на первое, чем на второе. Он и его товарищи вряд ли кого бы то ни было боялись – подобных недругов они побеждали запросто.

Так или иначе, но я оказал ему хорошую услугу и теперь именно на этот факт рассчитывал. А поскольку он задолжал мне четыре шиллинга, он, возможно, более внимательно выслушает мое предложение. Около трех месяцев тому назад пропал без вести один из его людей, и Хейл попросил меня найти того. Он был его любимчиком и сыном кузена. Семья беспокоилась. Как выяснилось, причин для беспокойства не было. Парень сбежал с подавальщицей, пользующейся дурной репутацией. Парочка жила в Ковент-Гардене, наслаждаясь своим союзом и зарабатывая на жизнь древним ремеслом – очищая карманы. Мистер Хейл был разочарован и отнесся к поведению родственника с негодованием, но обрадовался, что парень жив.

– В последнее время, – сказал Хейл, – прокормить семью становится все труднее. Конкуренция со стороны дешевой материи из дальних стран, где рабочим ничего не платят, да местных ребят, что устраиваются за границами столицы, чтобы не подчиняться законам Лондонской компании. Нам платят вполовину меньше, столько, чтобы мы ноги не протянули от голода, а если что не по вкусу, полно других ребят, не таких разборчивых. Они покупают по дешевке и продают втридорога. Нас таких в Лондоне десять тысяч, десять тысяч занятых в этом ремесле. Если ничего в ближайшей время не переменится, если мы жизнь не наладим, в городе станет на десять тысяч нищих больше. Мой отец и его отец занимались этим ремеслом, и всем наплевать, станет еще одно поколение ткать ткани или нет. Главное, чтобы сейчас можно было получить их по дешевке.

Требовалось незамедлительно его успокоить.

– Я пришел не для того, чтобы выбивать долг. На самом деле я пришел предложить тебе денег.

Хейл поднял на меня глаза:

– Этого я никак не ожидал.

– Хочу дать пять фунтов в обмен на кое-что.

– Сгораю от нетерпения узнать, что может стоить такую кучу денег. – Он смотрел на меня с недоверием.

– Хочу, чтобы вы пошумели против Ост-Индской компании.

Диваут Хейл гомерически расхохотался. Ударил в ладоши.

– Уивер, когда мне опять взгрустнется, я вызову тебя. Ты исправил мое настроение. Нет ничего замечательнее, чем когда тебе предлагают пять фунтов за то, что ты хотел бы сам сделать бесплатно.

Всю свою жизнь Диваут Хейл ткал шелк. И хотя его трудолюбие и мастерство были бельмом на глазу его врагов, среди ткачей он считался вожаком. Впрочем, этот статус был столь же неофициальным, сколь и непререкаемым. Он и его сотоварищи по цеху вели войну, продолжающуюся без малого почти сто лет, против Ост-Индской компании, так как импортные товары, а именно прекрасные индийские ткани, составляли конкуренцию фланели и шелкам, которые они с таким трудом производили. Их главное средство протеста – общественные беспорядки – сослужило им в прошлом хорошую службу, и парламент не раз был вынужден уступать требованиям ткачей. Естественно, было бы глупо полагать, что ткачи могли добиться своего лишь таким образом. В королевстве, и особенно в Лондоне, было немало влиятельных людей, которые опасались, что импортные товары Ост-Индской компании способны нанести непоправимый урон британским тканям и обогатить одну компанию за счет отечественной промышленности. Таким образом, бурные выступления ткачей и интриги представителей интересов ткацкой промышленности в парламенте составляли, вместе взятые, ощутимый противовес могуществу жадных махинаторов из Крейвен-Хауса.

Улыбка начала сходить с лица Хейла, и он покачал головой:

– В прошлом мы были настроены бунтовать, но сейчас нет причин. Парламент бросил нам объедки, и на какое-то время мы довольны. Компания не давала нам повода стучаться к ним в ворота. И так как мы победили в последней битве нашей маленькой войны, затевать новую драку было бы неприлично.

– Кажется, я упомянул некий стимул, ради которого можно поступиться приличиями, – сказал я. – Пять фунтов. И само собой, списание твоего долга.

– Может, и упомянул. Чего ж не упомянуть-то. Упомянуть можно. Но не знаю, соглашусь ли я.

– Можно спросить, почему?

– Знаешь, где я был сегодня вечером с моими товарищами, которые были так добры ко мне? Я был в театре на Друри-лейн. Кое от кого – не буду говорить от кого именно, но с годами у меня возникли определенные связи – мне стало известно, что там собирается неожиданно появиться сам король. А знаешь, почему я так хотел встретиться с его германским величеством?

Сначала я подумал, что должна быть какая-то политическая причина, но потом быстро отказался от этой идеи. Ответ был очевиден. Пятна на коже Диваута Хейла и опухоль на шее были вызваны золотухой, которая у бедняков называлась королевским злом. Я сразу понял: он верит этим историям, будто одно прикосновение короля может излечить его болезнь.