Текст книги "Ярмарка коррупции"

Автор книги: Дэвид Лисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Глава 14

Я надеялся, что найду этого Гринбилл-Билли, который, по всей видимости, был пособником моего истинного врага. В тот момент я полагал, что это Деннис Догмилл, но поскольку с ним я разобраться не мог, то решил довольствоваться возможным.

Я дождался ночи и отправился в доки, в таверну «Гусь и колесо». К счастью, таверну освещало лишь несколько свечей. Воздух был спертым от вони немытых тел и дурно пахнущих ртов. Тошнотворный запах джина пропитал столы, скамьи, грязный пол и даже стены. Только аромат табака делал пребывание в этом помещении возможным.

Я подошел к человеку за барной стойкой, необычно высокому и узкоплечему, с носом, сломанным не один раз. Не испытывая особой любви к напитку, я все-таки попросил джину, чтобы не привлекать к себе внимания, и, когда передо мной поставили оловянную кружку, осторожно пригубил. Даже по пенни за пинту, бармен все равно разбавлял джин водой.

Протягивая монету за выпивку, я спросил у бармена:

– Ты знаешь Гринбилл-Билли?

Он неодобрительно посмотрел на меня:

– Все знают Билли. Кроме тебя, а значит, он тебе не нужен.

– Думаю, он бы так не сказал. Он бы тебя поблагодарил за то, что помог его найти. Где я могу его отыскать?

Он презрительно фыркнул:

– Нигде, если его спрашивают такие, как ты. Чего тебе надо? Ходишь, задаешь вопросы. Ты помощник констебля? Хочешь сделать из нас дураков?

– Ну да, – сказал я. – Именно за этим я сюда и пришел. В особенности, чтобы сделать дурака из тебя. Думаю, мне это вполне удалось.

Он прищурился:

– А ты, я вижу, за словом в карман не лезешь. Знаешь что, скажи, как тебя зовут и где тебя можно найти, и если я увижу Билли, а я не знаю, увижу его или нет, скажу ему, что ты его ищешь. Идет?

– Не идет. Так я его никогда не найду. – Я бросил пару шиллингов в кружку с джином и вернул ее бармену. – Должен быть другой способ.

– Гм… Ну, я не знаю. Последнее время его не видно. Говорят, он прячется. То ли скрывается от правосудия, то ли еще от кого-то. Может, его баба знает.

– А где ее найти?

– Скорее всего лежит на спине, – сказал он и весело рассмеялся собственной шутке. Посмеявшись вдоволь, он успокоился. – Ее зовут Люси Гринбилл. Живет в подвале дома на углу Перл и Силвер. Билли там не живет, и они не муж и жена, по крайней мере с точки зрения закона, но она взяла его фамилию, будто они на самом деле женаты. Она уж точно должна знать, где он, лучше, чем кто-либо другой.

– Лучше, чем ты, это уж точно, – сказал я.

– Я сделал все, что мог. Кстати, как твое имя? На случай, если он спросит.

Я вспомнил, как Элиас говорил о том, что мне пойдет на пользу, если меня будут видеть в подобных местах.

– Мое имя Бенджамин Уивер, – сказал я.

– Где-то я это имя уже слышал, – сказал он.

Я пожал плечами и направился к выходу, немного разочарованный тем, что моя слава была ограниченной и что он не узнал меня сразу.

– Разрази меня гром! – воскликнул он через какое-то время. – Да это же Уивер, еврей. Уивер-еврей здесь!

Не знаю, услышал ли кто-нибудь его слова в этом гуле, но, выйдя из таверны, я замедлил шаг, только удалившись от нее на три квартала.

Держась по возможности темных и занесенных снегом улиц, я дошел до дома, где, по словам бармена, жила Люси Гринбилл. Я не стал стучаться в дверь отчасти потому, что не был уверен, выдержит ли она. Это был один из тех старых домов, которые чудом уцелели после Большого пожара 1666 года. Уцелевшие дома были на грани разрушения. Пешеходы проходили мимо на свой страх и риск, поскольку кирпичи сыпались с фасада, как блохи с собаки.

Я резко открыл дверь и попал в омерзительное помещение, где валялись старые объедки, стоял неопорожненный ночной горшок и всюду был рассыпан всяческий мусор. Оно освещалось одной-единственной лампой. Гробовую тишину нарушали только снующие среди мусора крысы. Казалось, что дома никого не было, но я не хотел рисковать. По этой причине, а также чтобы мои глаза привыкли к темноте, я двигался очень медленно. Вскоре я нашел лестницу и стал по ней спускаться.

Здесь все мои попытки сохранять тишину рухнули, поскольку двигаться бесшумно по этим старым скрипучим ступеням было невозможно. Легче было бы спускаться по лестнице из сухих хлебных корок, и, как я и опасался, меня услышали. Внизу кто-то зашевелился. Я увидел свет и почувствовал запах дешевого масла.

– Это ты? – услышал я женский голос.

– М-м, – подтвердил я.

Спускаясь, я увидел, что убранство нижних комнат было ничем не лучше, чем наверху. Повсюду валялись мусор, рваные газеты и кучи грязного белья.

Подвал представлял собой одну довольно небольшую комнату. Пол был земляной, мебели почти не было, за исключением старого соломенного тюфяка, стула и стола без ножек, на котором стояла масляная лампа. Миссис Люси Гринбилл лежала на матрасе совершенно, должен признаться, голая.

Дабы мой читатель не подумал, что эта повесть становится такой же непристойной, как скандально известные произведения мистера Клеланда,[5]5
  Клеланд Джон (1709–1789) – английский писатель, автор скандального бестселлера «Фанни Хилл: Мемуары женщины для утех» (1748–1749).


[Закрыть] я замечу, что особой привлекательностью Люси не отличалась. Она была слишком худа, кожа да кости, причем, несмотря на худобу, кожа была обвислой. Ее глаза были огромны. На более живом лице они могли бы быть красивы, но у нее они глубоко запали, как у человека, злоупотребляющего джином. У этого бедного создания были все признаки людей, ставших рабами этого отвратительного напитка. Нос сморщился и расплющился, кожа стала сухой и безжизненной. Она была больше похожа на смерть, чем на соблазнительницу. Но даже будь она краше собой, думаю, ее поведение свело бы на нет то, что дала природа. Она выискивала вшей на своей одежде, сваленной по одну сторону ее голого тела. Засовывала в рот найденную вошь, щелкала зубами и выплевывала окровавленные чешуйки.

– Пошевеливайся, Тимми, – сказала она.

– Тимми, – повторил я. – Не сомневаюсь, мистер Гринбилл удивится, услышав, что вы лежите без одежды в ожидании какого-то Тимми.

Люси вскочила и была готова закричать, но я знал, что делать. Я спрыгнул с лестницы, бросился к ней на матрас и закрыл ей рот ладонью. Травмированную ногу пронзила острая боль, но я закусил губу и был решительно настроен не показывать слабости.

– Насколько я понимаю, вы попали в неловкое положение, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал грозно, а не расстроенно. – Я позволю вам одеться, но вы пообещаете, что не станете устраивать шума. Как вы видели, я двигаюсь быстро, и, если вы меня не послушаетесь, я тотчас приму меры. Прежде чем издать какой-либо звук, подумайте, желаете ли вы продолжить наше дело, которое, обещаю, не причинит вам никакого вреда, одетой или раздетой.

Я не стал дожидаться ответа. Я отпустил ее и бросил ей платье, которое она поспешно надела. Теперь, когда мы чувствовали себя более удобно, она подошла к безногому столику и дрожащей рукой потянулась к оловянной кружке, которая, судя по резкому запаху, была наполнена джином.

– Что вам надо? – спросила она, сделав глоток, достаточный, чтобы свалить с ног мужчину моего телосложения и роста.

В свете масляной лампы я мог лучше рассмотреть ее лицо. Скулы были решительными, а нижняя челюсть слабая, из-за чего казалось, что нижняя часть ее лица была подвешена к верхней и болталась, как пустой бурдюк. Когда она заговорила, я увидел, что во рту у нее осталось не много зубов, да и те были либо обломаны, либо спилены до корня. Левую щеку прорезал глубокий шрам, которого я не заметил, когда вошел. Шрам был в виде буквы «ш» и сделан широким клинком.

– Кто это сделал? – спросил я.

– Мой муж, – вызывающе сказала она, словно не было ничего удивительного в том, что муж вырезает буквы на теле своей жены.

– Зачем он сделал это?

– Чтобы пометить меня как шлюху, – сказала она с гордостью. – А теперь говорите: что вам надо?

– Мне нужно узнать, где я могу повидать вашего достопочтенного мужа. – Я обнаружил, что машинально поглаживаю ноющую голень, и тотчас убрал руку. – Найти его нелегко.

– Он убьет вас за то, что вы сюда явились, а если причините мне вред, будет еще хуже. Кто вы, в конце концов?

– Меня зовут Бенджамин Уивер, – сказал я.

– О, Иисусе, спаси меня! – закричала она и отступила. Она прижала к груди свою оловянную кружку с джином, словно принимая одного спасителя за другого. – Вы пришли его убить, так?

Я сделал шаг вперед.

– Зачем мне это делать?

– Вы всех убиваете. Вы убиваете докеров. Все говорят, что вы – человек Денниса Догмилла и вы убиваете всех, кто против него.

– Не стоит слушать всех. Это не самый надежный источник. Если Билли хочет противостоять Догмиллу, лучшего друга, чем я, ему не найти.

– Тогда зачем он вам? Вы же не ищете его, чтобы стать ему другом.

– Я хочу задать ему кое-какие вопросы.

– А если он не захочет отвечать?

– Рано или поздно большинство отвечает на мои вопросы.

– Как Артур Гростон?

У меня по телу побежали мурашки. Я тотчас забыл о боли в ноге. Откуда жене Билли Гринбилла известно о моих делах с торговцем свидетельскими показаниями?

– Что тебе о нем известно?

– То, что он мертв. То, что вы его убили.

Я пожал плечами, пытаясь скрыть свое замешательство.

– Когда я в последний раз видел Гростона, он был вполне здоров. Кто тебе сказал, что я его убил?

– Матерь божья, да это все знают. Говорят, вы держали его голову в ночном горшке, пока он не задохнулся.

– Я действительно окунал его голову в дерьмо, но он был жив.

– И вы думаете, я после этого скажу, где Билли?

– Я его все равно найду, – сказал я. – Поверь моему слову. Если ты мне поможешь его найти, получишь вознаграждение за свои труды.

Она сделала еще глоток, на этот раз более скромный, из своей кружки.

– Какое вознаграждение?

– Во-первых, – сказал я, – я ничего не скажу ему про Тимми. Во-вторых, я дам тебе денег.

– Сколько? – прищурилась она.

Я подумал, что не стоит жадничать. В конце концов, это были деньги судьи. Более того, я знал, что только значительная сумма может пересилить ее страх перед Гринбиллом.

– Пять шиллингов, – сказал я.

С таким же успехом я мог предложить ей сокровища инков. Она зажала свой рот рукой, а другой оперлась о стену.

– Покажите, – прошептала она.

Я высыпал монеты из кошелька на ладонь и протянул ей. И она предпочла мое серебро своему хозяину. Если она и заметила какие-то параллели с тем, как вели себя определенные персонажи в ее священном писании, то никак этого не показала.

Билли Гринбилл, как она мне сказала, жил на чердаке дома на Кингс-стрит – неподалеку, в нескольких кварталах. Я решил, что спешить смысла нет: у меня не было желания наносить визит Билли и его друзьям, пока они не легли спать. Поэтому я нашел тихое местечко у реки, где и стал ждать, не выпуская из рук пистолета. Меня никто не побеспокоил, хотя несколько раз я слышал приближающиеся шаги.

Вскоре после полуночи я подошел к указанному Люси дому и осторожно открыл замок отмычкой. Как я и надеялся, в доме было темно и тихо. Я поднялся вверх по лестнице, стараясь делать это по возможности неслышно.

На самом верху, у входа на чердак, я вынул шпагу и проверил дверь. Она, к счастью, не была заперта. Я повернул ручку и открыл дверь.

Горела одна свеча. Будь света побольше, я бы поступил осмотрительнее. Но я открыл дверь и вошел, прежде чем понял, что меня ждет. Полдюжины мужчин со шпагами и пистолетами наготове вовсе не спали, а поджидали меня, сидя на стульях. Они улыбались.

Дверь за мной закрылась.

– Уивер, – сказал один из них. – А я гадал, почему тебя не было так долго.

Я посмотрел на него. Он был моим сверстником или чуть старше. Небритый и толстогубый, он походил на странную помесь рабочего и утки.

– Гринбилл-Билли, – сказал я.

– К вашим услугам, или, может быть, наоборот, ты к моим.

Один из его парней встал и взял у меня шпагу и оба пистолета. Они не потрудились проверить, нет ли у меня другого холодного оружия, спрятанного на ногах.

– Значит, – сказал я, – Люси велели сказать, чтобы я пришел сюда.

– Точно. Мы тебя ждем уже несколько дней и, поверь, рады, что ты пришел, потому что нам осточертело сидеть в этой комнате.

– И теперь вы намерены схватить меня и получить вознаграждение?

– Это предпочтительнее, но если надо будет тебя убить, мы это тоже сделаем.

– Зачем? – спросил я. – Какой вам смысл с этим связываться?

Гринбилл ухмыльнулся, и даже в темноте было видно, что зубы у него в ужасном состоянии.

– Какой смысл, ты говоришь? Сто пятьдесят фунтов, вот какой смысл. Обещаешь, что будешь вести себя тихо-тихо, когда мы поведем тебя к мировому судье, чтобы получить свое вознаграждение?

– А что если я не стану обещать?

– Если не пообещаешь, мы все равно отведем тебя туда, разбив тебе голову в кровь, а можем и не разбивать. Может, пойдешь и не будешь рыпаться?

Я пожал плечами:

– Я уже однажды сбежал из Ньюгейта, не сомневаюсь, что смогу это сделать еще раз.

Он засмеялся:

– Ты, я вижу, в себе уверен. Но это их проблемы, а не мои. Поэтому давай собирайся.

Я пришел к заключению, что плох тот ловец воров, которому нужно оружие, чтобы защитить себя. Иметь оружие, конечно, предпочтительнее, но если, чтобы спасти себе жизнь, нужны кулаки, раздумывать не приходится. Ко мне подошли двое, намереваясь, как я понимаю, схватить меня за руки. Я сделал вид, что позволю им это сделать, но, когда они приблизились ко мне на нужное расстояние, я схватил их руки и зажал у себя под мышками, а затем нанес резкий удар локтями. Я столкнул обоих головами, и они повалились навзничь.

Билли времени не терял. Он навел на меня пистолет, а я схватил одного из его соратников, который понял, что ситуация меняется для него к худшему, и направлялся к выходу. Я ухватил его за плечи и повернул в сторону Билли, превратив труса в свой щит. Либо Билли поспешил, либо ему было наплевать, но он выстрелил в плечо своего товарища.

Мне это было только на руку, поскольку в считаные секунды я разделался с тремя из шести парней. Я мог только надеяться, что и дальше мне будет везти. Выстрелив, какое-то время Билли был беззащитен. Я бросился к нему, но один из его дружков прыгнул мне на спину, пытаясь свалить меня с ног. Это был не самый удачный прием в смертельной схватке, но тем не менее он позволил Билли подбежать к двери. Мой противник сидел у меня на спине, сдавив мне горло рукой. Я с силой ударил его о стену, но он не ослаблял хватки, а, наоборот, сдавливал мне горло с удвоенной силой. Я повторил тот же маневр, стараясь приложить его головой. На этот раз удар был достаточно сильный, и парень сполз с моей спины на пол, присоединившись к своим раненым собратьям.

Билли и его уцелевший товарищ исчезли из виду. Либо они спасались бегством, либо отправились за подмогой. Ждать, пока они поднимут суматоху, я не мог. Но я не мог упустить и такую прекрасную возможность узнать хоть что-то. Один из тех, у кого было разбито лицо, лежал, свернувшись, на боку и хныкал. Я пнул его ногой, давая понять, что не намерен вступать в переговоры.

– Зачем я нужен Билли? – спросил я.

Он ничего не ответил, и, поскольку времени у меня было в обрез, пришлось прибегнуть к более эффективному методу. Я поставил ногу ему на горло и повторил вопрос.

– Я не знаю, – сказал он дрожащим голосом, давясь слюной и пеной. Вероятно, я выбил ему зубы или повредил язык. – Из-за денег.

– Из-за денег? Вознаграждение?

– Да.

– Билли убил Йейта?

– Нет, это ты его убил.

– Кто такой Джонсон?

Я так много раз задавал этот вопрос, что не надеялся получить ответ, но то, что услышал, меня удивило.

– Я не знаю его настоящего имени, – сказал он.

– Но ты его знаешь?

– Естественно, я его знаю. Его все знают.

– Нет, не все. Расскажи.

– Ну, он, естественно, агент Претендента на трон. Никто не знает его настоящего имени, но все называют его так.

– Кто его так называет? Кто?

– В питейных заведениях. Когда пьют за здоровье настоящего короля, пьют за его здоровье тоже.

– И какое отношение он имеет ко мне?

– Твои дела тебе должны быть лучше известны, чем мне.

С этим трудно было не согласиться.

Внизу послышались шаги и свисток ночного сторожа. Я не мог больше терять времени с этим парнем и поспешил вниз, удостоверившись, что Билли не устроил мне там засаду. Но он предпочел отправиться в более безопасное место. Придется найти иной способ его отыскать. Кроме этого, у меня были другие заботы. К примеру, мне хотелось знать, почему тот, кто нанял Артура Гростона, чтобы предоставить свидетелей на процессе, вознамерился создать впечатление, будто я агент Претендента. Теперь я понимал, что обвинение меня в убийстве Йейта было лишь частью огромного заговора, в результате которого мое имя и мою жизнь предполагалось уничтожить безвозвратно.

Едва избежав смерти и плена, я решил дать себе передышку от приключений, но, вернувшись на Вайн-стрит, обнаружил, что мой день на этом не завершился. Меня ждала записка с ошеломительным известием.

Я не придал особого значения словам жены Гринбилла, но, как оказалось, напрасно. Записка была от Элиаса, получившего сведения от знакомого хирурга. Коронер попросил друга Элиаса осмотреть тело Артура Гростона, которого нашли мертвым. Убийство совершил предположительно Бенджамин Уивер.

Глава 15

В записке Элиас предлагал встретиться за завтраком. Я понял, что он считает ситуацию неотложной, если готов даже на ранний подъем, поэтому я немедля отправился в назначенное время на встречу. Увы, он не был столь же пунктуален, и когда наконец появился, я допивал третью или четвертую чашку кофе.

– Прости, что заставил тебя ждать, – сказал он, – но я вчера лег ужасно поздно.

– И я тоже, – сказал я. – Попал вчера в засаду в довольно неудобное время.

– Да, надо же. Неприятно, должно быть. Послушай… гм… Эванс, странная получается ситуация с этим Гростоном. Как тебе известно, он был убит, и все знают, что ты, то есть Уивер, что-то имел против него.

– Но меньше, чем тот, кто его нанял. И теперь трудно будет узнать, кто именно. Как он был убит? Уж не захлебнулся ли в ночном горшке?

Элиас недоверчиво посмотрел на меня:

– Признаюсь, за всю мою практику хирурга такого вопроса мне еще никто не задавал. Нет, насколько мне известно, он не захлебнулся в дерьме. У тебя есть причины предполагать, что это было так?

Я решил не посвящать его в подробности.

– Тогда как он умер?

– Ну, у меня есть друг, которого часто приглашают коронеры Лондона и Вестминстера осматривать трупы, если есть подозрение на убийство. Когда его позвали осмотреть тело Гростона, он решил сообщить мне, помня о нашей дружбе. Тело было не в лучшем состоянии, поскольку пролежало довольно долго, прежде чем было обнаружено. Тем не менее хирург установил, что Гростона несколько раз ударили по лицу тяжелым предметом, а затем, когда он упал, на всякий случай задушили. Это было довольно жестоко.

– И твой друг решил сообщить тебе об этом только потому, что я упомянул Гростона на процессе?

– Нет, не только. Видишь ли, подле тела нашли записку. Он переписал ее для меня.

Он протянул мне листок, на котором было написано:

«Я бинжимин уивер еврей сделал это благослови бог короля якова и папу и грифина мелбери».

Я отдал записку Элиасу.

– Ты должен поблагодарить своего друга, что он исправил так много ошибок в моем письме.

– Бог мой, ты можешь быть серьезным? Все это вовсе не весело.

Я пожал плечами:

– Не думаю, что Гростон мог еще что-нибудь мне сообщить, поэтому, признаюсь, я не слишком огорчен его смертью. Что касается записки, трудно представить, что кто-то поверит, будто я сочинил эту чушь. Тот, кто это написал, должен быть удивительным тупицей.

– Или? – сказал Элиас.

Я заерзал на стуле, когда до меня дошло, что он имел в виду. Записка была слишком глупа, слишком абсурдна, чтобы кого-то убедить.

– Или удивительно умна, как мне кажется. То есть ты считаешь, что ее мог составить как умный тори, так и жестокий виг?

– Конечно, никто, кроме самых доверчивых тупиц, не поверит, что ты мог написать записку, благословляющую Папу. Никакой заговорщик, а тем более папист, этого не сделает. Но что если Гростона убили, чтобы создать иллюзию заговора?

– Следовательно, его убили тори и обставили дело так, будто это сделали виги, чтобы навредить тори. Это чрезвычайно тонкая игра.

– Возможно, слишком тонкая для тори. В конце концов, это всего лишь политическая партия, а члены партии, как правило, не связывают себя с делами такого уровня и размаха.

Я понял, на что он намекает.

– Якобиты?

– Ш-ш-ш, – резко прервал он меня. – Не произноси это слово так громко в моем присутствии. Не забывай, я – шотландец и легкая мишень для обвинений. Но ты прав, они вполне могут стоять за всем этим. Виги и тори способны, конечно, немного поскандалить и повозмущаться, и дело может даже принять серьезный оборот, если страсти накалятся, но на такое хладнокровное убийство они не способны, даже во время выборов. А вот некоторые из якобитских заговорщиков могут пойти дальше. Если они считают, что поражение вигов на выборах может вдохновить французов на финансирование вторжения, будь уверен, они готовы найти уйму желающих разбить головы сотням таких Гростонов и не упустят возможности.

– При чем здесь я? Якобиты никогда не были друзьями иудеев. Тебе это не кажется странным? Вигов всегда критиковали за чрезмерную терпимость к евреям и нонконформистам, а тори всегда возмущались, что евреи и диссентеры захватили слишком много власти.

– Едва ли это означает нечто большее, чем умение извлекать выгоду в любых обстоятельствах, – сказал он. – Пирс Роули, ставленник вигов, сделал все, чтобы тебя несправедливо обвинили, а ты бросил ему вызов своим побегом. Никто не мог этого предвидеть, но ты невольно стал козырем в кампании против вигов. А ты знаешь англичан. Если они решили возненавидеть евреев, а через минуту решили их полюбить, то ничего странного они в этом не находят.

– Будь прокляты эти интриги, – пробормотал я. – Сначала белая роза, которую дал мне Гростон, а теперь это…

Я рассказал Элиасу о своей встрече с Гринбиллом и его бандой, а также о признании одного из докеров, что Джонсон – известный якобит.

– Похоже, – сказал задумчиво Элиас, – что кто-то хотел связать твое имя с якобитами еще до того, как судебный процесс приобрел политический характер. Кому это было нужно? Уж точно не якобитам.

– Да, – сказал я. – Мой враг должен ненавидеть меня и якобитов в равной степени.

– И мы снова возвращаемся к Деннису Догмиллу, – заметил он. – И снова даже не знаем, почему он желает тебе зла. Мы так ничего и не знаем о женщине, которая помогла тебе совершить побег. Перед нами столько вопросов, Уивер, на которые мы не знаем ответов.

– Мне это тоже не нравится. Ума не приложу, что делать дальше.

Он пожал плечами:

– Можешь уповать на то, что они больше никого не убьют от твоего имени.

– Как бы не так, – сказал я. – И я даже знаю, кого они убьют.

Его зрачки расширились.

– Свидетелей, которые давали показания против тебя на процессе?

Я кивнул.

– Но зачем? От них-то какой вред?

– Не знаю, но их можно убить без труда, а обвинить в убийстве меня.

– Уивер, похоже, ты не отдаешь себе отчета о масштабе своих проблем. Это нечто большее, чем смерть докера. Здесь пахнет настоящим антигосударственным заговором. Якобиты собирают силы и используют тебя в качестве ширмы. Ты должен пойти в министерство и рассказать все. Они тебя защитят.

– Ты с ума сошел? Правящая партия и осудила меня на смерть, и привела в действие все эти механизмы. Насколько я могу судить, правительство и хотело, чтобы все подумали, будто я связан с якобитами. И даже если за всем этим не стоят влиятельные виги и если я все же решу обратиться к ним теперь, откуда мне знать, что меня не обвинят в заговоре? Они с радостью вздернут меня в Тайберне и будут подсчитывать голоса, даже не сочтя за труд разобраться, кто виноват, а кто нет. Ты сам прекрасно знаешь, что для них важнее извлечь выгоду из создавшегося положения, чем восстановить справедливость.

– Да-да. В этом ты прав. Они будут рады тебя вздернуть, чтобы потом сказать: «Вот заговорщик-якобит. Мы доказали, что угроза была реальной». Так что ты собираешься теперь делать?

– Найти свидетелей первым и ждать, когда придет убийца.

Мне не хотелось вновь обращаться за помощью к Мендесу, но обстоятельства сложились так, что выбора у меня не было. И поскольку под угрозой была не моя жизнь, а жизни других людей, я решил, что проявлять гордыню неуместно. Поэтому я написал ему и попросил встретиться у него дома вечером. Ответ я попросил отослать в заранее выбранную мной кофейню. Когда я зашел проверить почту, оказалось, что Мендес прислал ответ. Он писал, что считает небезопасным встречаться у него дома, и предлагал мне нанять отдельную комнату в какой-нибудь таверне по моему выбору и сообщить ему место и время встречи. Я немедля сделал, как он просил, и послал ему записку, но никак не мог успокоиться, ибо не понимал, почему он считал опасным встречаться у него дома. Неужели кому-то стало известно о нашей предыдущей встрече? Неужели мой враг следил за Мендесом?

Чтобы выяснить это, надо было ждать. Когда пришло время, я снял костюм Мэтью Эванса и вылез через окно в переулок между домами. Было бы проще и намного безопаснее перемещаться в костюме джентльмена, тем более что газеты писали, что Уивера видели в некоторых неблагополучных частях Лондона. Но хотя Мендес и проявил себя как самый надежный союзник, я не собирался поверять ему все свои секреты.

Я был рад, что проявил осторожность, так как вскоре обнаружил, что доверял мистеру Мендесу, вероятно, больше, чем следовало. Когда я вошел в нанятую комнату, он ждал меня, но был не один.

Рядом с ним стоял Джонатан Уайльд.

До того как он встретил свою судьбу на виселице, едва ли Уайльд был так близок к смерти, как в тот момент, включая и знаменитую историю, когда Блускин Блейк вонзил свой клинок ему в горло. Я молниеносно захлопнул за собой дверь и выхватил из кармана пистолет. Еще секунда, и я готов был разрядить его в голову Уайльда.

Но я не сделал этого. Очевидно, меня остановило лицо Уайльда, выражавшее полнейшее спокойствие. Это означало, что либо Уайльд не собирается причинять мне вред, либо он настолько подготовлен причинить мне вред, что бояться ему нечего. В любом случае мне не хотелось увеличивать и так многочисленные неприятности еще одним убийством, и я колебался.

– Уберите пушку, – сказал он, отхлебывая из пивной кружки. – Если бы я хотел вас схватить, то уже сделал бы это. Однако мне от вас больше проку, если вы будете на свободе, а не в кандалах. И ошибаетесь, если думаете, что сто пятьдесят фунтов могут вскружить мне голову.

Я опустил пистолет и подошел к столу. Мендес уже протягивал мне кружку с элем.

– Тебе нечего бояться, – сказал он.

– Тогда почему ты не сказал мне, что приведешь его с собой? – спросил я Мендеса, по-прежнему не решаясь сесть.

Мендес молчал. В присутствии Уайльда он не принадлежал себе, а был марионеткой ловца воров. Я ничего от него не добьюсь.

– Он ничего не сказал, – ответил Уайльд, – потому что иначе вы бы не пришли.

Это было правдой, но, на мой взгляд, не объясняло предательства. Однако винить было некого, кроме самого себя. Как мне ни хотелось доверять Мендесу, я знал, что он человек Уайльда, и не было ничего удивительного в том, что он привел на встречу своего хозяина. Единственное, что было непонятно, – зачем.

Уайльд выглядел таким спокойным и непринужденным, что любой человек, одолеваемый тревогой, должен был рядом с ним ощущать себя полным ничтожеством. Этот великий вор обладал удивительной способностью внушать уважение к себе, и я, хотя прекрасно знал, чего он стоит, не был бы исключением, если бы не проявлял осторожности. Поэтому я напряг все мускулы, чтобы не поддаться его странному обаянию.

– Давайте не будем утруждать себя этими придирками. – Я держался прямо, стараясь тоже выглядеть уверенным, однако слабая улыбка на губах ловца воров говорила о том, что мне это не вполне удавалось. – Ваше участие в моих проблемах изрядно меня нервирует после вашего выступления в суде.

– Неужели? – спросил он. Черты его лица были настолько резкими и заостренными, что, мне казалось, они могли обрушиться под давлением его улыбки. – Вам было бы спокойнее, если бы я высказался о вас нелестно, чего вы, без сомнения, ожидали?

– Определенно, это меня не удивило бы.

– Простите, если я вас удивил, но мне казалось, вы должны скорее чувствовать благодарность. Я отставил в сторону все наши расхождения, чтобы оказать вам услугу. Было время, когда мы с вами боролись за один и тот же приз или, что еще хуже, были конкурентами. Но в этом деле я ваш искренний друг.

– У меня нет сомнений, что вы поступили так потому, что это вам выгодно. Мистер Мендес сообщил мне, что вы не испытываете особой любви к Деннису Догмиллу и будете в восторге, если я причиню ему вред.

– Это так. У меня возникли подозрения о его причастности, как только я услышал о смерти Йейта. Мендес сказал мне, что вы ничего не знаете о женщине, которая передала вам воровские инструменты. Это правда?

– Я до сих пор уверен, что это вы организовали, – сказал я, будучи не так в этом уверен.

Он засмеялся:

– Можете верить, если хотите. Вы, наверное, страшно разозлились, полагая, что я принял такое деятельное участие в вашем освобождении. Однако, поверьте, я в этом вовсе не участвовал.

– Тогда не понимаю, что вам нужно, – покачал я головой. – Зачем вы пришли сюда?

– С единственной целью, Уивер, а именно предложить вам помощь. Поверьте, я не являюсь другом тори, это всем известно, но Догмилл и его комнатная собачка Хертком – просто наказание для моего бизнеса. Да я поддержу хоть кардинала Уолси, если он выступит против Херткома и сделает Догмилла своим врагом. Я полагал, что в этой выборной гонке нет места никому, кроме этих негодяев, но тут появляетесь вы, и ситуация становится намного интереснее. Мне на руку, что вы мечетесь по городу, устраиваете стычки с хулиганами и ищете правду. Поэтому я рад вам помочь.

Я горько усмехнулся:

– Если я провалюсь, тем лучше. А если я добьюсь успеха, вы будете считать меня своим должником.

Он слегка наклонил голову в знак согласия.

– Уивер, вы всегда производили впечатление здравого человека. Я не сомневаюсь, что услуга, оказываемая сейчас, принесет плоды в будущем. Поэтому я пришел узнать, чем могу вам помочь. Может быть, вам нужны деньги?

Я сердито нахмурился. Я не мог допустить, чтобы Уайльд предлагал мне деньги, как щедрый дядюшка.

– Мне не нужны ваши деньги.

– Они тратятся ничуть не хуже, чем любые другие, уверяю вас. Что касается ваших финансов, похоже, ваши методы отъема денег у судей оказались действенными. Однако должен заметить, Роули всегда был покладистым. Мне жаль, что из-за вас он был вынужден уйти в отставку для поправления здоровья.