Текст книги "Разгром конвоя PQ-17"

Автор книги: Дэвид Ирвинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Какой-то сторожевой корабль запросил «Айршир»: «Куда вы идете?» Грэдуэлл уклончиво ответил: «К черту на рога. Надеемся возвратиться первыми».

Капитан канадского сухогрузного судна «Трубэдуэ» Джордж Сэлвисен также избрал курс на остров Надежды. Через некоторое время Грэдуэлл увидел это судно; оно шло в северо-западном направлении; хотя панамский транспорт сильно дымил, Грэдуэлл усмотрел в этом скорее преимущество, чем недостаток, ибо дым говорил о том, что топливом на судне был уголь, а это помогло бы Грэдуэллу выйти из затруднительного положения. Когда «Айршир» и «Трубэдуэ» оказались друг у друга на траверзе, Грэдуэлл запросил: «Ваши котлы работают на угле?» Ответ был положительный. Грэдуэлл продолжал: «Каковы у вас запасы угля?» «На шесть месяцев», – последовал ответ. Тогда Грэдуэлл приказал: «Присоединяйтесь ко мне!»

«Трубэдуэ», довольный, что попадает под защиту военного корабля, тотчас же присоединился.

В течение всей ночи «Айршир» шел с двумя судами на северо-запад. Грэдуэлл был доволен своим экипажем, большую часть которого составляли рыбаки – народ намного выносливее любых военных моряков. Он считал себя и корабль готовыми к любым атакам немцев. Около 07.00 5 июля, подходя к кромке паковых льдов, Грэдуэлл обнаружил еще одно американское судно из конвоя – «Сильвер Сод», следовавшее почти вплотную к огромным ледяным полям на севере. Приняв его в свою компанию, Грэдуэлл понял, что никакой надежды пройти через льды к острову, где он надеялся скрыть корабли, нет. Поэтому в 20.00 5 июля Грэдуэлл передал на все три судна, что намерен завести их во льды, чтобы избежать обнаружения авиацией противника. Командир траулера принял чрезвычайно смелое решение: небольшой просчет – и его корабль могли бы раздавить огромные льдины, которые к тому же находились в постоянном движении. Грэдуэлл предусмотрительно убрал выступающий из днища обтекатель гидролокатора и медленно начал входить в полосу пакового льда, который становился по мере продвижения на север все плотнее и плотнее. Всю ночь и весь следующий день траулер и три судна медленно продвигались сквозь льды.

Капитаны трех судов безоговорочно доверились рассудительному и инициативному командиру траулера. Наконец лед стал настолько плотным и массивным, что идти дальше было невозможно. Корабли находились теперь приблизительно в двадцати пяти милях от чистой воды. По указанию Грэдуэлла суда застопорили машины, погасили котлы и устранили все источники дыма. Грэдуэлл послал своего помощника, лейтенанта Илсдена из добровольческого резерва ВМС, обойти пешком, по льду, все суда и проследить за тем, чтобы на каждом из них были заряжены и изготовлены к бою как пушки расположенных на грузовых палубах танков М-3, так и собственное оружие судов. В случае атаки надводными немецкими рейдерами они наверняка подверглись бы обстрелу мощными залпами с этих судов.

Но этим дело не кончилось. На пути в паковые льды капитан «Трубэдуэ» осмотрел запасы судовой малярной кладовки и. обнаружил большое количество масляных белил. Начальник судовой военной команды писал об этом позднее: «Командир „Айршира“ приказал капитанам судов израсходовать все имеющиеся запасы белил для покраски правых бортов кораблей, которые были обращены в сторону Норвегии. На выполнение этого приказа судам потребовалось всего лишь четыре часа. Матросы „Трубэдуэ“ окрасили свое судно от форштевня до ахтерштевня и от ватерлинии до формарса менее чем за четыре часа. Весь груз на палубе, все механизмы, люки и надстройки были покрашены в белый цвет».

Этот камуфляж оказался настолько эффективным, что пролетавшие всего в двадцати милях от судов самолеты не обнаружили маленький конвой.[25]25
  Вечером 5 июля штаб немецкой 5-й воздушной армии донес в штаб руководства войной на море в Берлине данные о положении кромки паковых льдов и добавил: «Корабли пройти туда не могли. Паковый лед тянется на 20–25 миль к северу, а дальше – сплошной лед». – Прим. автора.


[Закрыть] Пока траулер и суда находились во льдах, они оставались скрытыми от противника и, следовательно, чувствовали себя в безопасности.

По мере того как крейсера Гамильтона отходили все дальше и дальше от рассредоточенного конвоя, моральный дух английских и американских моряков падал все ниже и ниже. В ночь на 5 июля таинственность событий усилилась: предположение, что крейсера поспешили покинуть конэой, чтобы вступить в единоборство с кораблями противника, все еще было в силе. Однако почему же крейсера не возвращаются к конвою теперь, когда стало ясно, что немецких кораблей нет? Крейсера по-прежнему отходили на запад 25-узловой скоростью. Однажды, когда корабли вырвались из полосы тумана, крейсер «Норфолк» обнаружил немецкую подводную лодку в надводном положении прямо по своему курсу. Командир крейсера капитан 1 ранга Белларс попытался таранить ее, однако на лодке прозвучал сигнал срочного погружения, и она успела уйти на глубину под киль «Норфолка». Эти подводные лодки – Гамильтон еще не знал этого – и были той самой единственной причиной, по которой Гамильтону приказали отходить «полным ходом».

На кораблях начали поговаривать о том, что королевскому флоту приказали удирать от немцев; этот слух распространился по кубрикам крейсеров со сверхъестественной быстротой. Командир крейсера «Лондон» рассказывал позднее: «Припоминаю одну деталь. В те напряженные дни я все время был на мостике. Вечером, когда мне принесли ужин, мой вестовой подошел к столу и, убирая посуду, тихо сказал мне: „Очень жаль, сэр, что нам пришлось оставить этот конвой…“ Я узнал потом, что эта тема оживленно обсуждается экипажем; нужно было предпринять какие-то шаги, чтобы поднять моральный дух людей».

Белларс сказал Гамильтону, что экипаж крейсера необходимо полностью информировать о происшедшем, чтобы прекратить распространение слухов. Гамильтон обещал сделать это.

В 01.15 5 июля Гамильтон, пытаясь подавить уныние людей, передал на все корабли своей эскадры следующее объяснение: «Я знаю, что все вы, как и я, сильно переживаете тот печальный факт, что нам пришлось оставить эти замечательные суда и предложить им идти в порт назначения самостоятельно. Под прикрытием базовой авиации противнику удалось сосредоточить в этом районе значительно превосходящие силы. Нам приказано поэтому отойти на запад. Мы все сожалеем, что отличные действия кораблей ближнего прикрытия не могли продолжаться. Я надеюсь, что вскоре все мы получим возможность свести счеты с противником».

Командир американского крейсера «Уичита» капитан 1 ранга Хилл ответил: «Спасибо. Я разделяю ваши чувства». Из формулировки этого сигнала Гамильтона следует, что он все еще был убежден в том, что немецкие линейные корабли находятся в море.

Через два часа такое представление обстановки неожиданно было разбито: в 03.22 крейсерские силы получили из адмиралтейства радиограмму, в которой сообщалось, что, по данным разведки, тяжелые корабли противника вышли из Тронхейма и Нарвика и «предположительно» находятся в районе Альтен-фьорда.[26]26
  Линейный флот адмирала Тови получил это сообщение приблизительно в то же время. В журнале боевых действий командира 99-го оперативного соединения адмирала Гиффена под датой 5 июля об этом записано: «В 03.00 из адмиралтейства получена радиограмма, в которой сообщается, что тяжелые корабли противника предположительно находятся севернее Тромсё, но ничего не говорится о том, в море они или нет». – Прим. автора.


[Закрыть]

Радиограмма явилась для Гамильтона тяжелым ударом. Немецкие корабли, следовательно, в море не были и не наносят сейчас ударов по рассредоточенным судам конвоя PQ.17?

Какими бы мотивами ни руководствовалось адмиралтейство, рассредоточивая конвой, Гамильтон понял теперь, что присоединение к крейсерам эсминцев капитана 3 ранга Брума ничем не оправдывалось и не послужило никаким целям.

О возвращении эсминцев к судам не могло быть и речи: к этому времени они были рассредоточены в районе площадью 7500 квадратных миль. Самое большое, что эсминцы могли бы сделать, – это защитить отдельные суда, если найдут их. Но запасы топлива на эсминцах к этому времени были уже на исходе. Гамильтон решил, что, поскольку существует вероятность наступательных действии английских линейных сил против немецких тяжелых, кораблей, возможно с участием авианосца «Викториес», самым полезным применением неудачливых эсминцев Брума будет их участие в этих действиях союзников. Рассудив таким образом, Гамильтон приступил в 11.30 к выполнению длительной программы пополнения эсминцами запасов топлива с крейсеров. В течение нескольких часов четыре эсминца из шести приняли топливо.

Капитан 3 ранга Брум тоже был озабочен осложнениями, вызванными отходом эсминцев от рассредоточенного конвоя, поэтому в утренние часы 5 июля он сообщил о своих переживаниях английскому адмиралу:

«Мои последние краткие указания судам конвои PQ.17 и остальным кораблям охранения были следующими: суда конвоя рассредоточиваются и следуют в русские порты; остальные корабли охранения следуют поодиночке в Архангельск; подводные лодки остаются для атаки, если противник появится до того, как конвой рассеется, затем действуют по указанию старшего офицера. „Паломарес“, несомненно, принял на себя старшинство, однако я чувствую, что, покинув таким образом свои замечательные корабли, я оставил их в беде. Докладывая об этих поспешных и недостаточных указаниях, я прошу поэтому, если необходимо, уточнить и дополнить их при первой к тому возможности».

Но в Баренцевом море никто не «принял на себя старшинства». За немногими упомянутыми нами исключениями, все суда и корабли охранения отходили на максимальной скорости, беспокоясь лишь о своей безопасности. Во второй половине дня 5 июля, испытывая все более усиливающееся предчувствие дурного, Гамильтон запросил Брума: «Имели ли вы какие-либо предварительные указания относительно действий кораблей охранения на случай рассредоточения конвоя? На каком основании вы считали, что эсминцы должны были отделиться и поступить в распоряжение командующего эскадрой крейсеров? Я лично полностью одобряю ваши действия».

По-видимому, ободренный последней фразой Гамильтона, Брум ответил: «Никаких указаний. Предложение присоединиться к вашим силам исходило лично от меня. На основании имевшейся у меня в то время скудной информации я считал, что предстоит бой с целью задержать противника, пока конвой рассредоточивается, и что наиболее эффективно эсминцы могут быть использованы, если они будут под вашим командованием». Этот сигнал Брума заканчивался следующей фразой: «Решение оставить остальные корабли охранения было для меня самым неприятным, и я готов в любое время возвратиться и собрать их».[27]27
  После войны официальный историк (Роскилл) дал иное толкование этого сигнала Брума. Он написал: «Брум, с другой стороны, был уверен, что его эсминцам прикажут вернуться назад, чтобы защитить рассредоточенные суда, поскольку предсказывавшаяся угроза встречи с противником ослабла». Во второй половине дня 5 июля он сообщил адмиралу Гамильтону: «Я готов в любое время возвратиться назад», и это был «намек на то, что он хотел бы быть там, где ему предписывал быть долг». (Цитируется из доклада Брума, написанного им тремя днями позднее, когда он испытывал еще большую печаль, но был более благоразумным.) Правильно, конечно, что Брум в соответствии с практикой на флоте попадал в подчинение Гамильтона сразу же после присоединения к его эскадре и мог, следовательно, только «делать намеки». Однако полный текст сигнала Брума показывает, что он намекал на то, что хочет возвратиться и собрать свои корабли, ничего не сказав при этом о судах конвоя. Более подробно о действиях эсминцев см. в приложении 2 на стр. 369.– Прим. автора.


[Закрыть]

На двух американских крейсерах «отступление» огорчило моряков и ввело их в замешательство. «Что же это за верховное командование у нас, если, располагая такими мощными силами, оно не использует их?» – задавал вопрос лейтенант Фэрбенкс. «Что, англичане стали бояться выстрелов? Разве таким путем выигрываются войны?» Такие гневные вопросы задавались на американских крейсерах, «таково было настроение утром 5 июля». Капитан 1 ранга Хилл сидел на своем стуле на мостике «Уичиты», уставившись на спокойное теперь море. Он понимал, что экипаж испытывает чувство разочарования. Корабельная типография напечатала специальный выпуск газеты, поместив в ней серию радиограмм английского адмиралтейства и описание событий предшествующего дня. Передовая статья гласила:

«Никто не может обвинить нас в робости, как никто не может сказать про англичан, что у них кишка тонка. В конце концов, они воюют уже около трех лет; целый год они боролись одни, без союзников, без подготовленной армии, без достаточного вооружения. Их флот разбросан по всем семи морям мира. Тот, кто видел английский народ в Лондоне, в Ливерпуле, Бристоле, Портсмуте, Ковентри или в Саутгемптоне, может засвидетельствовать его мужество. Тот, кто видел, как действуют десантно-диверсионные войска „командос“, тот, кто был в Дюнкерке или на Мальте, мог бы сказать о них доброе слово. Нет, мы родственники и союзники в более чем одном отношении. Мы участвуем в этой игре всего лишь семь месяцев. Мы свежи и полны сил, и все, что нам нужно, – это показать себя, и вполне возможно, что такой шанс появится гораздо быстрее, чем мы думаем».

Это был бесславный конец первой крупной совместной англо-американской военно-морской операции.

Приблизительно в то же время, когда Гамильтон и Брум обменивались сигналами, а типография – крейсера «Уичита» печатала первые экземпляры специального выпуска корабельной газеты, контр-адмирал Майлс, глава английской военно-морской миссии в Москве, имел первую «срочную встречу» с адмиралом Алафузовым в здании главного морского штаба в Москве. Это были неприятные минуты для обоих адмиралов. Сон адмирала Майлса был нарушен его секретарем, который стремительно ворвался к нему, размахивая копией радиограммы адмиралтейства о рассредоточении конвоя PQ.17 – единственной из тысяч оперативных радиограмм адмиралтейства, полученных Майлсом. Не успел Майлс лечь после этого в постель, как его снова разбудили, на этот раз сообщить, что начальник главного морского штаба адмирал Алафузов требует встречи с ним в 12.00.

Алафузов был болен гриппом в тяжелой форме, но, несмотря на это, его подняли с постели для встречи с Майлсом. Когда английский адмирал вошел в кабинет, Алафузов выглядел очень усталым; его сильно знобило. Майлс держался от Алафузова на почтительном расстоянии. Русский адмирал упрекнул его за решение английского адмиралтейства рассредоточить конвой (русские, очевидно, читали радиограммы адмиралтейства). Суда конвоя, заявил Алафузов Майлсу, уничтожаются одно за другим, и русские радиостанции перехватили много передаваемых ими сигналов бедствия. Алафузов закончил свое заявление требованием, чтобы Майлс добился от адмиралтейства полного и детального объяснения происшедшего; это объяснение должно быть представлено Народному комиссару военно-морского флота адмиралу Кузнецову в течение ближайших нескольких дней. Кузнецову приказано доложить об этом Сталину.

Поскольку события с конвоем PQ.17 были подняты на политический уровень, Майлс поспешно возвратился в служебное здание своей миссии и направил срочную радиограмму прямо в адрес адмирала сэра Дадли Паунда с просьбой прислать оценку обстановки адмиралтейством в момент принятия им решения о рассредоточении конвоя.

ГЛАВА 5
ОБРАЗЦЫ ДОБЛЕСТИ
(Суббота 4 июля – понедельник 6 июля)

Прошло некоторое время, прежде чем немцы начали понимать, что происходит с конвоем PQ.17. Радиограммы с подводных лодок, поступающие в штаб адмирала Шмундта в Нарвике, говорили о замешательстве и нерешительности противника.

Незадолго до 01.00 5 июля адмирал Шмундт передал командирам подводных лодок позднейшие результаты воздушной разведки: «ВВС доносят: в 00.30 конвой растянулся на двадцать пять миль».

За час до этого Шмундт получил радиограмму от Тейчерта с «U-456», в которой сообщалось, что эскадра крейсеров союзников – четыре крейсера в двух колоннах с эсминцами на обоих флангах – неожиданно отделилась и направилась на юго-запад.

Теперь Шмундт получил еще одну непонятную радиограмму от Тейчерта, который доносил, что к 23.15 часть судов конвоя проходит мимо него на север, в то время как эскадра крейсеров находится далеко на юге и снова резко меняет курс.

Подводная лодка капитан-лейтенанта Саймона – «U-334», следовавшая по пятам конвоя, прошла через район крупной воздушной атаки на конвой вечером 4 июля и около 00.30 5 июля обнаружила два поврежденных немецкой авиацией судна – «Нэйварино» и «Уильям Хупер». В 00.45 «U-334» выстрелила в первый из них торпеду с расстояния около шести кабельтовых, но судно перевернулось и затонуло еще до того, как до него дошла торпеда. В 01.0 °Cаймон выстрелил две торпеды по второму судну, и приблизительно через пять минут после взрыва торпед оно затонуло.

В течение некоторого времени после, этого донесения подводных лодок указывали на то, что конвой снова скрылся в полосе густого тумана. Однако в 02.00 Тейчерт донес, что обнаружил несколько отдельных судов конвоя, собирающихся в группу неподалеку от места нахождения его лодки. Вскоре командир «U-457» Бранденбург донес, что потерял эскадру крейсеров, за которой должен был следить, и одновременно просил разрешения атаковать суда конвоя, которые видит. Штаб Шмундта пришел к заключению, что эскадра крейсеров, как докладывал Тейчерт, отходит на запад. В 03.15 командующий северо-восточной группировкой ВВС сообщил, что согласно донесению, полученному час назад от следящего за конвоем разведывательного самолета, конвой, по-видимому, разделился на северную группу, состоящую из девятнадцати судов, трех «эсминцев» и двух сторожевых, кораблей, и южную группу – из двенадцати судов и «легкого крейсера», за который летчик мог ошибочно принять один из хорошо вооруженных кораблей ПВО. Этот самолет уверенно подтвердил, что в составе кораблей, сопровождающих суда, нет ни одного тяжелого.

Начав охоту за отдельными судами конвоя и не опасаясь теперь последствий нарушения радиомолчания, командиры немецких подводных лодок отправляли Шмундту одно донесение за другим. В 03.35 Тейчерт («U-456») сорбщил, что видел, как конвой рассредоточивается: «наблюдаю много неохраняемых одиночных транспортов, идущих северо-восточными и юго-восточными курсами». Через пять минут поступило донесение Саймона («U-334»), в котором сообщалось о потоплении поврежденного судна «Уильям Хупер», а также о том, что с лодки наблюдали три тонущих корабля, включая, возможно, тяжелый крейсер.[28]28
  Никаких крейсеров потоплено не было. Немецкие ВВС тем не менее воспользовались этим донесением и претендовали на потопление тяжелого крейсера. – Прим автора.


[Закрыть] Еще через пять минут Бранденбург («U-457») сообщил свои координаты и донес, что он преследует одиночное судно. Подобные донесения поступали в Нарвик в течение всей ночи.

В 07.45 Тейчерт донес в Нарвик, что суда конвоя широко рассредоточились и идут в юго-восточном направлении и что они, очевидно, перегруппировываются по мерe улучшения видимости. Адмирал Шмундт приказал всем лодкам арктической волчьей стаи сосредоточить усилия на атаке небольших конвоев и отдельно идущих судов; однако лодки должны перенацелить свои усилия на эскадру крейсеров, если таковую обнаружат.

Под поверхностью Баренцева моря две немецкие подводные лодки уже готовились к атаке: подводная лодка «U-703» уверенно догоняла новое английское грузовое судно «Эмпайр Байрон», а подводная лодка «U-88» выходила на позицию для атаки американского транспорта «Карлтон». Капитан 6645-тонного «Эмпайр Байрона» Джон Уортон, являвшийся одновременно заместителем командира конвоя, выбрал наконец минутку и задремал на своем кресле в капитанской. рубке на мостике. Уортон находился на посту непрерывно тридцать шесть часов и, несмотря на холодный дневной свет полярной белой ночи, бодрствовать больше был не в состоянии. Он уступил свое место на мостике лейтенанту ВМС – начальнику артиллерийской военной команды на судне, которая все это время тоже не отходила от своих боевых. постов. Судно доставляло в Россию одну из первых партий новых танков «Черчилль»; это было второе плавание судна в составе конвоев в Советский Союз.

В 07.15 «U-703» выстрелила первые две торпеды с расстояния около двух миль.

Командир лодки капитан-лейтенант Байлфелд принял скорость хода «Эмпайр Байрона», равную 10 узлам, но обе торпеды прошли впереди судна, не причинив ему никакого вреда. Сигнал боевой тревоги на судне не прозвучал, – значит, атака прошла незамеченной. Байлфелд считал, что его торпеды прошли по корме судна, поэтому для второго залпа он принял скорость хода, равную 12 узлам, и выстрелил торпеды из второго и четвертого аппаратов. Торпеды прошли еще на большем расстоянии впереди судна. Пока торпедисты поспешно перезаряжали первый аппарат, Байлфелд развернул лодку на 180° для стрельбы из кормовых аппаратов. Прошел час. Теперь он определил скорость хода судна точно: она составляла всего восемь узлов.

Находясь от судна на расстоянии всего полумили, Байлфелд нетерпеливо ждал, когда оно придет на пересечение нитей перископа, поставленного под прямым углом. В 08.27 «U-703» послала торпеду прямо в машинное отделение судна. Байлфелд видел через перископ, как из кормового; трюма вырвалось облако дыма. Все на лодке ясно услышали металлический удар взрыва зарядного отделения торпеды. Судно начало медленно оседать в море.

Капитан Уортон спал настолько крепко, что не услышал никакого взрыва. Его разбудил лейтенант-артиллерист, когда закричал, что судно торпедировано, но Уортон не поверил ему, так как чувствовал, что судно все еще движется вперед, и довольно быстро. Тем не менее он выглянул из рубки. На палубе стоял ад кромешный: команда уже готовилась оставить судно и спускала на воду четыре спасательные шлюпки. Уортон пошел на мостик проследить за уничтожением секретных документов. Судовой радист спросил его, нужно ли взять на шлюпки аварийную радиостанцию, но Уортон ответил, что радиостанцию на шлюпки уже отправили. В результате взрыва двенадцать артиллеристов оказались заживо погребенными в нижних помещениях; сквозь шум устремившейся в пробоину воды Уортон слышал их душераздирающие крики, но сделать что-нибудь для их спасения было невозможно.

Уортону пришлось прыгнуть в воду с мостика. Его подобрали на спасательный плотик, а затем переправили на одну из шлюпок. Капитан приказал всем спасшимся на двух шлюпках, одна из которых имела двигатель. На поверхности моря плавало несколько тел, в одном из них Уортон, к своему ужасу, узнал радиста, с которым разговаривал несколько минут назад. Через двадцать минут после атаки судовой котел взорвался и пробоина в корпусе увеличилась; шум устремившейся внутрь судна воды стал оглушительным. Прошло еще несколько минут, и «Эмпайр Байрон» затонул. Через девять минут после попадания пятой торпедой нетерпеливый Байлфелд выстрелил в судно шестую торпеду, но промахнулся. Когда судно затонуло, находившийся неподалеку американский транспорт «Питер Керр» нарушил радиомолчание и передал в эфир сигнал бедствия для «Эмпайр Байрона», но забыл при этом указать координаты места его гибели. Всего на спасательных шлюпках оказалось сорок два человека; восемнадцать моряков погибли.

Капитан-лейтенант Байлфелд всплыл в надводное положение и направил подводную лодку к шлюпкам. В течение всей операции он не проронил ни единого слова, а теперь этот высокий блондин, в сопровождении матроса в блестящих крагах и с автоматом в руках, спустился на палубу подводной лодки и начал кричать на английских моряков. Капитан Уортон еще раньше приказал своим офицерам снять форменную одежду и не выдавать немцам, кто является капитаном потопленного судна. Капитан инженерных войск Джон Раймингтон, который шел на «Эмпайр Байроне» для обучения русских обращению с танками «Черчилль», не пожелал расстаться со своей замечательной, сверкавшей белизной шерстяной курткой; она была на нем и тогда, когда шлюпки подбирали людей из воды, и теперь, когда к ним приблизилась подводная лодка. Командир немецкой лодки крикнул: «Что, разве в английском торговом флоте моряков не учат гребле?» – саркастическое замечание по поводу трудностей, которые испытывали матросы, подгребая тяжелыми веслами, чтобы подойти к подводной лодке. Когда шлюпки приблизились, немецкий офицер спросил: «Почему вы участвуете в этой войне? Зачем вы рискуете своей жизнью и доставляете танки большевикам? Кто у вас здесь капитан?» Никто не пошевельнулся и не проронил ни слова.

Взгляд немецкого офицера остановился на опрятно одетом старшем буфетчике «Эмпайр Байрона», однако тот поспешно объяснил, что он не капитан судна. Наконец командир немецкой лодки заметил капитана Раймингтона и приказал ему перейти на подводную лодку. Все протесты Раймингтона остались без внимания, и его увели во внутренние помещения лодки. Затем командир немецкой подводной лодки разрешил перейти на шлюпку судовому инженер-механику, которого немцы подобрали в море.

Одновременно с лодки передали на шлюпки некоторый запас сухарей, консервированного яблочного сока и немного колбасы. «Далеко ли до ближайшей земли?» – спросил капитан Уортон. «Около двухсот пятидесяти миль», – ответил командир подводной лодки. Затем на лодке прозвучал ревун, и она погрузилась вместе с взятым ею в плен англичанином.

Несколько позднее адмирал Шмундт получил победное донесение подводной лодки «U-703»: «Потоплен 10000-тонный „Эмпайр Байрон“ в точке АС.2629. Груз – танки. Назначение – Архангельск. Капитан Джон Раймингтон взят на борт в качестве пленного. Конвой продолжает идти курсом 120°. Продолжаю преследовать».

Данные о том, что конвой направлялся в Архангельск, имели для Шмундта большое значение.

Приблизительно в то же время, когда Шмундт читал донесение Байлфелда, контр-адмирал Гамильтон, находившийся со своей эскадрой в четырехстах милях западнее дрейфующих спасательных шлюпок с «Эмпайр Байрона», сообщил командиру крейсера «Уичита»: «Как я понимаю, пока потоплено только одно судно. В целом же конвой был рассредоточен успешно».

Мы уже познакомились с «Карлтоном» – эксцентричным американским сухогрузным транспортом, который сбил английский «харрикейн», поднятый в воздух с помощью катапульты с одного из судов конвоя PQ.16 во время налета на него немецкой авиации; в «Карлтон» тогда попала бомба, и он вынужден был возвратиться. 4 июля в него чуть не попала торпеда, которая все же нашла жертву и поразила «Кристофера Ньюпорта». Теперь, имея на борту 200 тонн груза, состоящего из взрывчатки, танков и боеприпаса к ним, «Карлтон» медленно продвигался по волнам Баренцева моря, держа курс на Архангельск. Мы познакомились также с Джеймсом Акинсом, этим разговорчивым моряком, красноречиво описавшим нам все, что произошло с «Карлтоном».

Из сорока четырех человек экипажа этого судна (включая двенадцать военных моряков-артиллеристов) никто не подозревал, что противник находился в тот момент совсем рядом с ними. В течение трех часов подводная лодка «U-88» под командованием капитан-лейтенанта Хейно Бохмана догоняла судно, чтобы занять позицию для атаки. Теперь, вскоре после 09.00, при видимости не более четырех-пяти кабельтовых, Бохман завершал последний маневр для атаки. На самом малом ходу он всплыл под перископ и приготовил к выстрелу первый и третий торпедные аппараты. Первую торпеду он нацелил на фок-мачту, а вторую – в точку, находящуюся в пятнадцати метрах впереди задней мачты судна. В 10.15 «Карлсон» появился на перекрестии нитей перископа, и Бохман выстрелил обе торпеды с дистанции три кабельтова. Прошло тридцать три секунды.

В это утро, последнее утро «Карлтона» в его четырехмесячном плавании из Филадельфии, Акинса разбудили в 09.45 для заступления на вахту в 10.00, поэтому оставшиеся пятнадцать минут он использовал на то, чтобы съесть бутерброд и выпить кружку кофе. Когда Акинс встал к штурвалу, он увидел впереди по курсу полосу тумана, «в которой, как я надеялся, мы успеем скрыться еще до того, как появится какой-нибудь самолет». В рулевой рубке было тепло, поэтому он снял с себя куртку и ботинки. В трех кабельтовых от судна, на глубине тринадцати метров, экипаж «U-88», затаив дыхание, прислушивался к затихающему рокоту двух смертоносных торпед, шедших к цели на глубине трех метров. Одна попалав цель, так как раздался резкий металлический звук, но потом стало снова слышно работу винта: наверное, не сработал взрыватель.

Неожиданно раздался сильнейший взрыв, и Бохман увидел через перископ грибоподобное облако черного дыма, полностью закрывшее собою цель. Акинсу показалось, что все вокруг него падает. Раздался взрыв второй торпеды. В первые секунды Акинс не понял, что произошло, поскольку он все время опасался только самолетов, а о подводных лодках и не думал. Он схватил свою куртку и ботинки и собрал весь штурманский инструмент, который можно было взять с собой на спасательную шлюпку. Две из трех спасательных шлюпок были разбиты взрывом торпеды, включая и ту, на которую был расписан Акинс. Весь экипаж судна должен был теперь разместиться на одной шлюпке и четырех спасательных плотиках.

Помощник капитана и еще три человека устремились к носовому плотику правого борта, а Джеймс Акинс и еще пять человек взобрались на плотик левого борта. Между тем командир «U-88» развернул лодку для атаки «Карлтона» из кормовых аппаратов и в 10.22 выстрелил третью торпеду. Но судно в этот момент вздрогнуло и начало отворачивать влево. Торпеда прошла мимо цели.

Плотик, на котором был Акинс, все еще держался у борта, ожидая, когда на него сойдет капитан, норвежец Хансен. Однако тот не хотел покидать судно, не столько из-за привязанности к нему, сколько из-за того, что третья торпеда с «U-88» продолжала описывать на поверхности моря неправильные круги и несколько раз проходила совсем близко от спасательной шлюпки и плотиков. Один из менее опытных американских матросов приготовился было отпихнуть торпеду веслом, если она снова пройдет слишком близко, но другие удержали его от этого опасного шага. Наконец торпеда остановилась и затонула Хансен спустился сначала на плотик, а затем перешел на шлюпку. В 10.50, когда Бохман уже готовился выстрелить четвертую торпеду, стойкий «Карлтон» медленно перевернулся вверх дном и через несколько секунд скрылся под водой.

«U-88» всплыла в надводное положение. «Все мы приготовилиь к тому, что немцы обстреляют нас из пулемета, – рассказывал потом Акинс. – Однако командир лодки, узнав название потопленного судна, оставил нас в покое. У него было еще много дел». Из надводного положения Бохман радировал Шмундту, что он потопил 10000-тонный транспорт, но при этом не указал даже его названия.

Моряки «Карлтона» сгруппировали все плотики у спасательной шлюпки и принайтовили их к ней; они подобрали из воды все плавающее имущество, которое могло пригодиться им. Сделали перекличку: все были на месте, кроме кочегаров Пелта и Стилуэлла и трюмного машиниста Фрея, которые находились во время взрыва в машинном отделении. Некоторые из спасшихся имели сильные ожоги; их разместили на одном из плотиков так, чтобы они могли лежать. Примерно в течение часа моряки шли на веслах в направлении, где, как они рассчитывали, была Россия. «Каждый был тогда счастлив, – вспоминает Акинс, – поскольку мы считали, что самое страшное позади. Капитан предложил, чтобы шлюпка с девятнадцатью моряками ушла вперед, за помощью, поскольку одна она могла бы двигаться значительно быстрее. Однако все проголосовали против этого и решили оставаться вместе». Никто не преуменьшал опасности положения. Пока море спокойное, все хорошо, но до земли по меньшей мере четыреста миль, и, если разразится шторм, моряки, находящиеся на плотиках, долго не выдержат. Горизонт, за исключением северной части, где едва виднелись айсберги, был абсолютно чистым.

К тому времени командующий ВМС группы «Север» генерал-адмирал Карле получил сообщение, что немецкая подводная лодка видела эскадру крейсеров, отходящую полным ходом на запад. По-прежнему не поступало никаких сообщений о месте нахождения каких бы то ни было авианосных сил, и немецкому командованию все еще представлялось, что рядом с конвоем PQ.17, который, как доносили, был теперь широко рассредоточен, находились военные корабли, вероятно только легкие крейсера.