Текст книги "Разгром конвоя PQ-17"

Автор книги: Дэвид Ирвинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Находившийся иа эсминце «Уилтоп» артиллерийский наблюдатель капитан-лейтенант Хиггснс записал в эти минуты следующее:

«18.36 – Открыли огонь. Самолет сбрасывает торпеду.

18.40 – Легли на курс 105°.

18.47 – С „Кеппела“: „Неопознанная станция доносит, что в направлении конвоя идет торпеда“.

18.50 – Курсовой 160° левый борт, два самолета. Легли на курс 100°.

18.51 – Курсовой 90° левый борт, самолет идет на нас. Самолет, курсовой 140° правый борт.

18.52 – „Кеппел“ ведет огонь по самолету впереди по курсу».

В хаосе приказов, указаний, замечаний и предостережений воздушная атака, казалось, закончилась в тот же момент, что и началась: два самолета-торпедоносца исчезли в дымке впереди конвоя. Существовала одна опасность, которой нельзя было пренебрегать: эти вызывающие сильное напряжение личного состава полеты немецких самолетов над конвоем имели своей целью отвлечь внимание кораблей охранения от снующих вокруг конвоя подводных лодок. В 18.56 эсминец «Лимингтон» уже передавал по радио предостережение о появлении новых самолетов: «Самолеты противника идут на конвой, пеленг 160°».

На этот раз наблюдатели на кораблях увидели не менее семи торпедоносцев, приближавшихся к конвою с правых курсовых углов. Четыре самолета отделились от других и стремительно пролетели над конвоем на низкой высоте, обстреливая из пушек корабли охранения, которые создавали вокруг конвоя огневую воздушную завесу. Один самолет, казалось, летел прямо на русский танкер «Азербайджан»; три спасательных судна, шедшие в хвостовой части конвоя – «Рэтлин», «Зафаран» и «Замалек», – открыли интенсивный зенитный огонь. «Зафарану» удалось попасть 100-мм бризантным снарядом прямо под носовую часть атакующего самолета, однако подбитому самолету удалось в свою очередь обстрелять пушечным огнем «Замалек». Рикошетирующие осколки снарядов попали в ходовую рубку маленького спасательного судна и ранили трех старшин из прислуги зенитных пушек в средней части судна; одному из них выбило осколком глаз. Судовой военный врач лейтенант Макколм и санитар лазарета перенесли раненых в операционную, оборудованную в одном из трюмов судна, и приготовились оперировать их, как только дадут отбой воздушной тревоги.

«Хейнкель-115»– трудноуязвимые самолеты, и те из них, которые попали в зону обстрела зенитным огнем, вынесли больше, чем казалось возможным. В отчете о боевых действиях американского грузового судна «Джон Уайтерспун» записано: «…казалось, что огонь 50-мм пушек не причиняет самолетам никакого вреда – снаряды ударяются в них и отскакивают». Только один самолет получил роковое попадание, вероятно тяжелым снарядом с «Зафарана». Этот самолет, пилотируемый командиром немецкой эскадрильи, прошел сквозь завесу зенитного огня с торговых судов, пролетев прямо между двумя колоннами транспортов, но заметно снизил свою скорость над кораблями завесы охранения в носовой части конвоя. Медленно теряя высоту, подбитый самолет упал наконец в море впереди конвоя.

Корабли непосредственного охранения Брума сразу же направились к еще державшемуся на воде самолету. Капитан 3 ранга Брум передал на эсминец «Уилтон»:

«Самолет сбит и находится на воде. Обследуйте!» Через бинокль офицеры эсминца видели, как немецкие летчики вылезли на крыло тонущего самолета и торопливо надували желтую резиновую лодку. Положение летчиков вряд ли могло быть хуже: с другого направления к ним спешили еще два эсминца, находившиеся от самолета приблизительно в одной миле.

Затем случилось такое, о чем пережившие трагедию конвоя PQ.17 все еще говорят с благоговением и неверием. Из-под низких облаков появился еще один «Хейнкель-115». Он начал уменьшать высоту полета, явно намереваясь сделать посадку около тонущего самолета и резиновой надувной лодки, как раз на пути к ним эсминцев. Командир «Уилтона» лейтенант Адриан Нортей обратился к своему командиру артиллерийской боевой части и спросил, не хочет ли он сделать выстрел по неподвижной цели: «Стрелять по сбитым летчикам, кажется, не полагается, – сказал он, – но если мы, черт возьми, дадим им улизнуть, то они прилетят к нам через несколько дней и потопят многих из нас. Открыть огонь!»

Схема 1. Охранение конвоя PQ.17

Эсминец открыл огонь по сбитому самолету из орудий главного калибра, продолжая быстро приближаться к нему. Снаряды рвались все ближе и ближе от самолета, поднимая вверх огромные столбы воды. Другие корабли тоже открыли огонь. Почти касаясь гребешков волн, второй «хейнкель» пронесся по направлению к резиновой лодке с сидящими в ней немецкими летчиками и резко остановился в окружении вздымающихся от разрыва снарядов водяных смерчей из соленой воды. В течение нескольких секунд три летчика подбитого самолета поднялись на борт подрулившего к ним «хейнкеля»; его пилот дал полный газ и, искусно маневрируя между водяных столбов от взрывающихся снарядов, набрал необходимую скорость, оторвался от воды и исчез в облаках.

Все произошло в считанные минуты. Командир «Уилтона» прекратил огонь и с чувством разочарования, которое понятно только обманувшимся охотникам, возвратился на свое место в завесе охранения конвоя. Через несколько минут корабли прошли мимо покачивающихся на волнах подбитого самолета и желтой резиновой шлюпки. В первом бою с PQ.17 немцы проиграли: они потеряли самолет, не причинив почти никаких повреждений судам и кораблям. Не увенчались успехом и попытки подводных лодок прорваться сквозь завесу охранения. Гул моторов самолетов постепенно затих; артиллеристы собрали стреляные гильзы израсходованного боеприпаса; суда конвоя еще раз заняли свои места в походном ордере. Однако разведывательный самолет по-прежнему следил за конвоем.

Поздно вечером 2 июля две группы немецких линейных кораблей, как и было запланировано, вышли из Тронхейма и Нарвика в передовые базы в Вест-фьорде и Альтен-фьорде. В 20.00, то есть через полчаса после драматического спасения немецких летчиков под самым носом английских эсминцев, группа во главе с «Тирпицом» уже шла шхерным фарватером – защищенным проходом между норвежским берегом и плотной линией близрасположенных островов. Несмотря на плотный туман, линейный корабль «Тирпиц» и крейсер «Хиппера» и сопровождающие их эсминцы прошли узким и извилистым фарватером в проливе Нерёйсаунд; даже такой корабль, как «Тирпиц», не воспользовался при этом услугами находившегося в готовности буксира – еще одно свидетельство высокой морской выучки его командира капитана 1 ранга Топпа. Во время едва не кончившегося катастрофой мартовского выхода «Тирпица» в море норвежские лоцманы настоятельно рекомендовали Топпу обойти изобилующий навигационными опасностями Вега-фьорд; на этот раз он провел корабль через пролив без всяких трудностей. Топп вынужден был отказаться от защиты, обеспечиваемой шхерным фарватером только на коротком переходе менаду островами Каура и Гриппе; он прошел этот отрезок пути 25-узловым ходом менее чем за сорок пять минут.

К 00.30 3 июля – время, когда в бухте Боген снялась с якоря группа кораблей, базировавшаяся на Нарвик, – туман усилился и закрыл весь пролив Тьелд-саунд.

В 02.15, когда «Лютцов» – флагманский корабль адмирала Кюммеца – входил в самую узкую часть этого пролива, карманный линкор сел на мель и сильно повредил днище, в результате чего затопило несколько водонепроницаемых отсеков.

Моряки, верящие в предрассудки, могли бы радоваться: данный эпизод подтвердил, что всем кораблям с измененным названием грозит несчастье. Этот линейный корабль был спущен на воду под названнием «Дейчланд» (Германия), но в начало войны Гитлер философски рассудил, что его лучше переименовать в «Лютцов», ибо «Дейчланду» не пристало ни быть потопленным, ни затопленным.[4]4
  Обсуждая эпизод посадки «Лютцова» на мель, Гитлер заявил, что он отклонил предложение назвать какой-нибудь линейный корабль своим именем: было бы катастрофой, если этому кораблю пришлось бы провести целых полгода в доке; по этой же причине «Дейчланд» был переименован в «Лютцов», ибо «потеря „Дейчланда“ оказала бы на немецкий народ „куда более сильное воздействие, чем любое другое событие“. – Прим. автора.


[Закрыть] Посадка на мель «Лютцова» исключала какое бы то ни было участие его в операции «Найтс мун». Кюммец перенес свой флаг на «Шеер», а «Лютцову» приказал возвратиться в бухту Боген.

Переход тронхеймской группы прошел с меньшими потерями. Когда корабли вошли в узкости Джимсёй в Вест-фьорде, три из сопровождавших «Тирпица» эсминцев один за другим наскочили на подводную скалу, расположенную на кромке глубоководного фарватера. Эти корабли так повредили свои винты и гребные валы, что их тоже пришлось исключить из состава сил, участвующих в операции. «Тирпиц» и «Хиппер», которые следовали строго по осевой линии главного фарватера, благополучно обошли эту не нанесенную на карту подводную опасность. Норвежские почтовые суда пользовались этим фарватером многие десятилетия, да и малые военные корабли норвежского флота, имеющие, правда, сравнительно небольшую осадку, не раз проходили здесь благополучно; немецкие же эсминцы с их глубоко посаженными гребными винтами имеют осадку приблизительно на один метр больше, чем норвежские.

Повреждения кораблей еще раз показали немцам, с какими трудностями связано использование внутренних шхерных фарватеров у норвежского побережья: они были недостаточно исследованы в навигационном отношении и примечательны тем, что узкие проходы неожиданно блокировались плотными волнами густого тумана. Немцы отнеслись к этим неудачам спокойно и убедили себя в том, что они не окажут существенного влияния на операцию. Адмирал Редер узнал об этих неприятных событиях на небольшом совершенно секретном совещании в Берлине, состоявшемся утром 3 июля. Штаб руководства войной на море подчеркнул, что, хотя исключение «Лютцова» из состава участвующих сил достойно сожаления, эти не окажет существенного влияния на достижение конечных целей операции «Найтс мув». Согласно докладу начальника штаба руководства войной на море, машины и вооружение «Лютцова» фактически были пригодны к использованию, и командир корабля просил разрешения по-прежнему участвовать в операции. Право принять окончательное решение по этому вопросу командующий ВМС группы «Север» предоставил адмиралу Шмундту в Нарвике, но последний, выслушав доклады специалистов, решил, что повреждения слишком серьезны, и окончательно исключил возможность участия «Лютцова» в операции.

Корабль должен был возвратиться в Германию для прохождения четырехмесячного ремонта. К моменту выхода первой группы линейных кораблей из Тронхейма вечером 2 июля конвой PQ.17 обнаружили еще три подводные лодки; таким образом, за ним следили теперь пять лодок. Однако погода к этому времени ухудшилась, а корабли охранения конвоя предпринимали все возможное, чтобы удерживать лодки в подводном положении и не подпускать их к охраняемым судам. Весь вечер и всю ночь они сбрасывали глубинные бомбы, и их режущие слух раскатистые взрывы не давали возможности уснуть трем тысячам офицеров и матросов на кораблях и судах конвоя. Капитан-лейтенант Хейно Бохман, который в течение всей второй половины дня пробирался на своей лодке («U-88») через туман в голову конвоя, намеревался предпринять «кабинетную» атаку: хотел погрузиться впереди конвоя и всплыть на перископную глубину после прохождения над ним кораблей охранения. Он всплывал дважды, но в обоих случаях слишком рано, ибо обнаруживал на своем траверзе, всего в нескольких сотнях метров, спешившие к лодке эсминцы. Во втором случае к тому моменту, когда он подвсплыл еще раз, видимость из-за тумана уменьшилась до двухсот метров, и конвой ускользнул. Командир подводной лодки «U-355» капитан 3 ранга Гюнтер Ла-Бом испытывал такие же трудности: «В точке АВ.4895 эсминец заставил меня снова погрузиться. В точке АВ.5159 контакт с конвоем восстановлен, но в точке 5271 во время маневра всего конвоя обнаружен сторожевым кораблем и вынужден погрузиться. Сброшено шесть глубинных бомб, повреждений нет…»

В 21.30 2 июля контакт с конвоем поддерживали только «U-456» (Тейчерт) и «U-255» (Рич). Тейчерт донес, что видимость постоянно ухудшается. Через десять минут после того, как Рич выстрелил двумя торпедами по эсминцу и промахнулся, он всплыл, но конвоя больше уже не видел. Теперь контакт с конвоем поддерживала только подводная лодка «U-456». Видимость по-прежнему была очень плохой, и в 22.30 Тейчерт следовал за конвоем, ориентируясь только по следам мазута на поверхности воды и по пеленгам гидрофонной установки. Через некоторое время и такой контакт был потерян.

Разведывательные самолеты следили за конвоем до полуночи, после чего корабли и суда полностью скрылись в полосе тумана. Силы прикрытия конвоя немцы к этому времени все еще не обнаружили.

Немецкие подводные лодки возобновили контакт с конвоем лишь утром 3 июля, но адмиралтейство почему-то дало в 07.15 сигнал «по флоту», в котором сообщалось, что, согласно данным радиопеленгования, немцы доносили о месте PQ.17 в 04.47 и в 06.37; фактически если кто-нибудь и доносил о конвое, то это, во всяком случае, были не немцы. Единственными радиограммами, переданными немецкими подводными лодками в эти часы, были следующие: в 03.30 «U-456» донесла, что она по-прежнему идет за конвоем по масляному следу; в 07.00 «U-355» донесла свое место (очевидно, значительно южнее конвоя) и об улучшении видимости; «U-376» и «U-251» в 04.07 и 08.40 соответственно донесли, что у них осталось по 35 тонн дизельного топлива, которое позволит им следовать за конвоем только до меридиана 30° в. д., откуда они должны будут возвратиться в Киркенес для приемки топлива. Снова появилась опасность, что подводные лодки окажутся позади конвоя. В 07.48 Шмундт передал им по радио данные о конвое – курс и скорость хода – по состоянию на 00.00 3 июля и информировал командиров лодок, что он намерен установить новую линию патрулирования в районе острова Медвежий. Вскоре после этого подводные лодки «U-255» и «U-456» обнаружили большие пятна мазута с отходящими от них следами. «U-255», с трудом пробиваясь сквозь волны тумана, при видимости, уменьшающейся до 200 метров, услышала шум винтов кораблей на значительном удалении на левой раковине. «Хорошо известно, как далеко распространяется звук под водой», – объяснял позднее капитан-лейтенант Рич29. Он передал срочную радиограмму в Нарвик и лег на курс в приблизительном направлении на шум.

Другие подводные лодки терпеливо ждали дальнейших разведывательных данных из Нарвика. Гидрофонная установка на «U-88» была неисправна, но командир этой лодки, приняв во внимание данные счисления и донесение Рича об обнаружении, шел вперед и в 14.30 записал в вахтенный журнал: «Контакт с конвоем восстановлен». Одна из причин, по которым подводные лодки встретились с трудностями в восстановлении контакта с конвоем, заключалась в следующем. Около семи часов утра 3 июля конвой изменил свой курс к востоку. Во время приближения конвоя к точке поворота на новый курс Гамильтон умышленно удерживал свои четыре крейсера и три эсминца в таком районе, в котором возможность обнаружения их противником сводилась до минимума. Он ходил переменными курсами в районе плохой видимости намного севернее конвоя, с тем чтобы не быть обнаруженным разведывательными самолетами противника, которые могли «проскочить» конвой. Гамильтон понимал: немцы достаточно дальновидны, чтобы предположить, что конвой прикрывается крейсерскими силами ближней поддержки, но он оставался в стороне, надеясь заставить противника строить догадки относительно местонахождения этих сил.

Первоначальная оценка обстановки Гамильтоном сводилась к следующему: с целью заманить линейный флот Тови «Тирпиц» может пойти в направлении конвоя QP, находившегося теперь далеко к югу, в то время как два карманных линейных корабля, с которыми могли бы помериться силами крейсера Гамильтона, предпримут самостоятельное нападение на конвой PQ.17, вероятно, где-то в районе острова Медвежий. Поэтому, чем большие силы Гамильтона оставались необнаруженными противником, тем больше было у него шансов поймать два карманных линкора в ловушку и заставить их принять бой. Однако к полудню 3 июля становилось все более ясным, что такая оценка обстановка ошибочна: разведка до сих пор не обнаружила «Тирпица», идущего к конвою QP. Гамильтона стало все больше охватывать «неприятное чувство», как он выразился, что он находится со своими кораблями не с той стороны конвоя PQ.17, с которой он мог бы защитить его от надводных сил противника:

«Существовала возможность того, – писал позднее в своем докладе контр-адмирал Гамильтон, – что карманные линкоры произведут нападение на конвои и отойдут невредимыми».

Гамильтоп решил поэтому, что настало время ввести в действие вторую часть «генерального плана» адмиралтейства: противнику следовало теперь предоставить возможность обнаружить крейсерские силы, как только позволит погода.

В 08.45 Гамильтон повернул свои корабли в соответствии с этим решением на восток и лег на курс, параллельный курсу конвоя, по-прежнему оставаясь на расстоянии двадцати пяти миль севернее. Вскоре крейсера уже прокладывали свой путь через район, усеянный полузатопленными спасательными шлюпками и резиновыми надувными плотиками с судов – живое напоминание о суровых испытаниях, которые перенес в этом месте пять недель на, зад конвой PQ.16 под воздействием немецкой авиации.

Несколько позднее были рассеяны последние сомнения относительно возможности атаки конвоя PQ.17 линейными силами немецкого флота: Гамильтон получил срочную радиограмму, в которой говорилось, что главные силы немецкого флота находятся в море. В 14.20 3 июля английский разведывательный самолет «спитфайер» прорвался сквозь облачность над Аас-фьордом в пятнадцати милях восточнее Тронхейма и обнаружил, что «Тирпица» на его якорной стоянке нет. Адмиралтейство направило командующему крейсерскими силами радиограмму с сообщением, что воздушным фотографированием района Тронхейма установлено: «Тирпиц», «Хиппер» и четыре эсминца находятся в море. Для обнаружения возможного прорыва немецких кораблей в Атлантику было усилено воздушное патрулирование к югу от Исландии и в Датском проливе. На розыск «пропавших» немецких кораблей были высланы все наличные патрульные самолеты. Однако район Нарвика по-прежнему оставался неразведанным.

По мнению Гамильтона, немцы должны были теперь наверняка знать о присутствии его сил: хотя облачность все еще была сплошной, видимость значительно улучшилась.

Первым признаком того, что его корабли находятся недалеко от конвоя, явился для Гамильтона немецкий разведывательный самолет, а затем на горизонте появился и сам конвой: верхушки мачт судов и кораблей напоминали собой неровный забор из кольев. Гамильтон быстро изменил курс эскадры, надеясь, что немецкий самолет теперь уже определенно заметил его корабли и донес о них в Норвегию. Однако к 17.00 никакого подтверждения со стороны адмиралтейства, что такое донесение было передано самолетом, не поступило. Немцы, казалось, следили только за конвоем.

Поток донесений об обнаружении конвоя позволил немецкому командованию прийти к заключению, что PQ.17 намерен следовать, прижимаясь к кромке паковых льдов на большей части своего пути, удерживаясь, таким образом, как можно севернее.

PQ.17, очевидно, находился теперь на расстоянии приблизительно 90 миль к западу от острова Медвежий, и казалось, что он пройдет между этим островом и Шпицбергеном – первый конвой PQ, избравший путь севернее острова Медвежий. В донесениях сообщалось, что конвой состоит из тридцати восьми грузовых судов, идущих в четырех колоннах, охраняемых завесой из эсминцев, и что суда буксируют над собой аэростаты воздушного заграждения. Гладкая поверхность моря по-прежнему препятствует прорыву подводных лодок через завесу охранения и атаке судов, поэтому они вынуждены довольствоваться выполнением задачи наведения на конвой немецких самолетов. В 16.44 Шмундт радировал двум лодкам, поддерживавшим контакт с конвоем: «Главная задача – следить за конвоем».

Адмиралтейство действительно стремилось провести конвой PQ.17 как можно дальше к северу от мыса Нордкап. Приблизительно три часа назад Уайтхолл сообщил адмиралу Гамильтону неожиданные результаты последней воздушной разведки ледовой обстановки в этом районе. Это сообщение было получено в 17.45, как раз в тот момент, когда с крейсера «Лондон» намеревались катапультировать самолет для ледовой разведки. В результате разведки, произведенной во второй половине дня 2 июля, стало ясно, что проход между островом Медвежий и кромкой паковых льдов теперь расширился до 90 миль, поскольку во льдах появилась трещина и отколовшиеся льдины растаяли; летчик разведывательного самолета наблюдал на пути конвоя один участок, по-видимому, проходимого разреженного льда и отдельные небольшие айсберги высотой до десяти метров. До этого момента у Гамильтона не было никаких оснований считать, что ширина прохода больше 40 миль, как это было отмечено разведкой неделю назад. Гамильтон позднее заметил, что перспектива представилась ему в тот момент «более обнадеживающей». Он отложил вылет самолета на ледовую разведку и послал его вместо этого к «Кеппелу» – флагману сил охранения – с указаниями капитану 3 ранга Бруму провести конвой в семидесяти милях севернее острова Медвежий, а затем держаться на удалении четырехсот миль от авиационной базы Банак в Северной Норвегии.

Когда в 19.00 самолет приблизился к «Кеппелу», последний принимал в это время топливо с танкера «Олдерсдейл». Это был уже второй раунд пополнения запасов топлива прожорливыми эсминцами. Капитан 3 ранга Брум наблюдал, как самолет передал с помощью сигнального фонаря Олдиса новые указания о маршруте конвоя, а также сообщение, что Гамильтон намерен остаться со своими силами в тридцати милях к северу; в дополнение к этому самолет сообщил, что американский эсминец «Роуэп» должен возвратиться в состав эскадры крейсеров. В 20.00 Брум изменил курс конвоя к северо-востоку (53°).

Между тем адмиралтейство оценило обстановку так же, как и Гамильтон, и в 19.08 направило Бруму указание пройти по меньшей мере в пятидесяти милях севернее острова Медвежий. Однако, когда в 21.30 командир сил охранения сообщил адмиралтейству свой фактический курс, стало ясно, что Брум решил не следовать указаниям Гамильтона и вел конвой, склоняясь дальше к востоку, что и Гамильтон и адмиралтейство считали целесообразным ввиду угрозы воздушных атак противника. У командира сил охранения были основания утверждать, что с точки зрения угрозы воздушных атак для неповоротливого, идущего со скоростью восемь узлов конвоя было почти безразлично, находится ли он в трехстах или пятистах милях от аэродромов противника. Брум считал более благоразумным быстрее продвигаться на восток, используя благоприятные условия плохой видимости, чем терять время на обход по маршруту вне пределов радиуса действия немецкой бомбардировочной авиации. Разве приказы адмиралтейства неделю назад недостаточно ясно указывали, что конвой должен «двигаться на восток даже в том случае, если он будет нести потери»? Тови впоследствии поддержал аргументацию Брума.

Около 21.00 3 июля Гамильтон получил шифровку из Уайтхолла, в которой сообщалось, что «Тирпиц», «Хиппер» и четыре эсминца определенно вышли из Тронхейма, однако пятью часами позднее адмиралтейство дополнительно сообщило, что, хотя эти корабли идут на север, непосредственной угрозы конвою пока не существует. Поскольку туманная погода в Баренцевом море благоприятствовала переходу конвоя, адмиралтейство пока больше ничего не предпринимало и намеревалось ждать развития событий. И на торговых судах и на кораблях охранения, после того как они вошли в зону вероятных боевых действий, оптимизм экипажей, наблюдавшийся в предшествующие дни, сменился нервозностью. Многие моряки отказывались от сна в своих кубриках, так как опасались ночных торпедных атак противника; коки и другие моряки подобных специальностей, которые обычно проводили большую часть времени в помещениях на нижних палубах, стремились теперь устроиться для сна как можно выше ватерлинии 35. В 04.30 4 июля Гамильтон передал на свои корабли, что они будут следовать теперешним курсом до 06.00, после чего повернут на юг, в направлении конвоя, чтобы занять место на его южном фланге, со стороны Норвегии.

Все немецкие военные корабли находились теперь в Вест-фьорде и Альтен-фьорде.

Исключение составляли лишь поврежденный «Лютцов» и три эсминца, которые «вышли из игры». Корами с нетерпением ждали кодового сигнала из Киля, чтобы выйти в море и атаковать конвой. Но командование в Киле ничего не могло предпринять без санкции штаба руководства войной на море в Берлине, а тот в свою очередь был связан приказом Гитлера – прежде чем атаковать конвой, необходимо установить местонахождение союзных авианосцев и нейтрализовать их.

К концу второй половины дня 3 июля немецкий штаб руководства войной на море оказался перед необходимостью принять важное решение, ибо союзный авианосец был обнаружен, но вскоре снова потерян: в 13.50 разведывательный самолет обнаружил и следил в течение трех часов за крупным соединением сил противника (оно включало авианосец), находившимся приблизительно в трехстах милях юго-западнее конвоя.

Этот самолет фактически видел соединение линейных сил адмирала Тови, когда оно шло на свою позицию прикрытия конвоя с южных направлений.[5]5
  В 02.00 3 июля соединение было… обнаружено разведывательными самолетами, которые следили за ним до 04.30». Эти два самолета входили в состав базирующегося на Тронхейм разведывательного авиационного крыла 40-й бомбардировочной эскадры. – Прим. автора.


[Закрыть] Однако приблизительно через час после обнаружения сил союзников первым самолетом второй немецкий самолет донес, что он видел такое же соединение противника в ста милях юго-восточнее первого. Это обстоятельство, естественно, внесло элемент неопределенности в планы немецкого командования, так как в составе «второго соединения» летчик якобы видел авианосец и два линейных корабля. Фактически никакого второго соединения не существовало: ни Тови, ни Гамильтои, который удерживал свои корабли в сотнях миль севернее, не доносили в это время о появлении над их соединениями разведывательных самолетов противника. В результате этого ошибочного донесения немецкое командование считало, что в арктических водах находится второй авианосец, который нужно найти и нейтрализовать до выхода в море немецких линейных сил. Принять решение стало еще труднее.

Немцы сразу же осознали возможность ошибки: оперативный отдел их штаба оказался достаточно сообразительным, чтобы выдвинуть гипотезу, что фактически было только одно соединение, но тот или другой летчик неправильно определил его место; все соединение могло состоять из авианосца, двух линейных кораблей, трех крейсеров и пяти эсминцев. Несмотря на заступничество командования ВВС на Лофотенских островах за двух своих летчиков и подтверждение их способностей опознавать морские цели и определять их координаты, адмирал Шмундт считал, что сосредоточение двух таких соединений тяжелых кораблей маловероятно; командующий ВМС группы «Север» в Киле. присоединился к этому мнению, но все же предостерег, что полностью исключать возможность нахождения в этих водах двух таких соединений было бы неразумным. Нельзя было, например, объяснить, что произошло с другой группой тяжелых кораблей – «линкором» и тремя крейсерами,[6]6
  Вероятно, соединение Гамильтона. – Прим. автора.


[Закрыть] которые были опознаны два дня назад в районе Исландии. Таким образом, несмотря на то что на любом уровне в ВМС – от командующего немецким флотом на севере Шнивинда, Карлса и до Редера —.не считали, что такие слабые силы противника могли бы серьезно воспрепятствовать проведению операции, в Германии в целом превалировали неопределенность и сомнения; успокаивало лишь то, что действия кораблей в операции при необходимости можно было бы приостановить в любой момент. Немецкий штаб руководства войной на море был убежден, что движение двух групп линейных сил все еще не обнаружено противником. Тем не менее ограничения, наложенные фюрером, оставались в силе: хотя авианосцы противника были найдены, они еще не были нейтрализованы, а туман делал тщетными все попытки вновь обнаружить линейные силы противника.

Поэтому в начале второй половины дня 3 июля генерал-адмирал Карле приказал Шмундту: «Задействуйте подводные лодки, у которых мало топлива (особенно Тимма и Маркса), против соединения тяжелых кораблей противника, используя остаток топлива у них на атаку и возвращение в ближайшие базы для пополнения запаса топлива».

Шмундта этот нереалистичный приказ вывел из себя. Хотя Шмундт, являясь подчиненным Карлса, должен был выполнить приказ безоговорочно, он заявил ему, что о линейных силах противника ничего не известно уже в течение десяти часов; что две названные в приказе лодки находятся на удалении четырехсот миль; что он планировал использовать лодки, исчерпывающие свой запас топлива, «в решающей фазе» действий против конвоя, а затем возвратить их в Киркенес для приема топлива и что, наконец, эффективные действия против линейных сил противника возможны только при использовании большого числа подводных лодок с достаточным запасом топлива для длительного пребывания в море. Карле не отвечал на эти возражения в течение нескольких часов.

В 16.00 3 июля Карле связался по телефону с начальником штаба руководства войной на море в Берлине и запросил, будет или не будет проводиться операция «Найтс мув» и следует ли предпринимать в этой связи те или иные шаги. Он предложил вывести «Тирпица» из Вест-фьорда и присоединить его к группе кораблей в Альтея-фьорде; обе группы могли бы затем выйти в море вместе, как только позволит обстановка. Штаб руководства войной на море доложил это предложение Редеру, но без разрешения Гитлера он не посмел одобрить даже этого незначительного шага.[7]7
  Практическое значение такой меры с точки зрения выигрыша времени сомнительно. Скорость движения линейных сил ограничивалась бы максимальной скоростью хода карманного линкора, который уже находился в Альтен-фьорде. Возможно, что психологический мотив предложения Карлса заключался в том, чтобы склонить вышестоящее командование принять положительное решение о возможности выхода линейных сил для проведения операции. – Прим. автора.


[Закрыть] Редер распорядился подготовить по этому вопросу доклад фюреру и отразить в нем следующее: он, Редер, сознает, что обстановка полностью еще не выявлена и что воздушная разведка не смогла установить с достаточной уверенностью последние передвижения линейных сил противника; что штаб руководства войной на море и командование ВМС группы «Север» согласны, что группу во главе с «Тирпицем» следует перевести в Альтен-фьорд и объединить с другой группой линейных кораблей, чтобы избежать потери времени, если – и когда – будет дан приказ на выход сил в море для проведения операции. Вице-адмирала Кранке попросил при докладе фюреру особо подчеркнуть, что у него испрашивается разрешение только на предварительное передвижение кораблей, а не на выход их в море для проведения операции.

Генерал-адмирал Карле настоятельно просил, чтобы окончательный приказ на операцию был дан по возможности не позднее 22.00 3 июля. Однако, хотя Крапке (представитель Редера в ставке Гитлера) попытался увидеть фюрера, чтобы доложить ему просьбу Редера, ему это не удалось, так как фюрера в ставке не было.[8]8
  В 04.00 3 июля Гитлер вылетел из своей ставки в Растенбурге для пребывания в течение всего дня в штабе группы армия «Юг» в Полтаве. – Прим. автора.


[Закрыть] Тем не менее Кранке заверил Редера в том, что, судя по общему тону предшествующих обсуждений Гитлером этого вопроса, он, Кранке, полагает, что каких-либо возражений со стороны фюрера не будет. Командованию ВМС группы «Север» сразу же было приказано принять меры к переводу группы кораблей во главе с «Тирпицем» из Вест-фьорда в Альтен-фьорд.