Текст книги "Сталин и бомба. Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956"

Автор книги: Дэвид Холловэй (Холловей)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 44 страниц)

II

Согласно оценке американской разведки в ноябре 1952 г., Советский Союз к середине 1953 г. должен был иметь около 100 атомных бомб, хотя допускалась возможность, что их число могло составить 50 бомб как минимум и 200 – как максимум^{1738}. Поскольку в Советском Союзе не публиковались конкретные цифры, невозможно сказать, насколько точными были эти оценки. Проблемы, возникшие при пуске реакторов-производителей и газодиффузионных заводов, позволяли предположить, что число бомб, имевшихся в Советском Союзе к моменту смерти Сталина, равнялось нижнему пределу оценки, данной Центральным разведывательным управлением, или было даже еще меньшим. Только в 1953 г. в арсеналы стали поступать первые бомбы серийного производства^{1739}. Это также показывает, что к середине 1953 г. запас бомб был меньше пятидесяти.

Каковы бы ни были расхождения между Маленковым и Хрущевым, они не снизили темпов развития ядерного проекта. Темпы испытаний возросли. Перед смертью Сталина было проведено три испытания; между мартом 1953 и концом 1955 г. их число составило 16 (см. таблицу на стр. 387). Новый полигон для испытаний был сооружен в 1954 г. на Новой Земле в Северном Ледовитом океане. Он предназначался для испытаний мощного оружия и для подводных взрывов. Первое такое испытание – подводный взрыв – произошло 21 сентября 1955 г.^{1740} В 1955 г. было организовано второе конструкторское бюро вооружений в Каслях (Челябинская область), примерно в 40 км от Кыштыма; цель его организации – создание конкуренции между учеными. Новая лаборатория, известная как Челябинск-70, была организована группой из Арзамаса-16. Ее первым научным руководителем стал К.И. Щелкин, первый заместитель Харитона; первым директором – Дмитрий Васильев^{1741}.[394]394
  Арзамас-16 потом был назван Всесоюзным исследовательским институтом экспериментальной физики, а Челябинск-70 – Всесоюзным исследовательским институтом технической физики.


[Закрыть] Планировалось также создать два новых больших центра для производства плутония – вблизи Томска (Томск-7) и Красноярска (Красноярск-26)[395]395
  Пять графитовых реакторов и завод химического разделения были построены в Томске-7; первый реактор стал критическим в 1955 г. В Красиоярске-26 под землей было построено три реактора и завод разделения изотопов. См.: Cochran Т. В., Norris R. S. Russian/Soviet Nuclear Warhead Production. NWD 93–1. Washington, DC: Natural Resources Defense Council. September 8, 1993. P. 86–88, 96–101.


[Закрыть].

Новое советское руководство продолжало программу развития средств доставки, начатую еще Сталиным. Развернулось массовое производство средних бомбардировщиков Ту-16 для вооружения дальней авиации[396]396
  Его первое появление состоялось в 1954 г. на празднике 1 мая. Как сообщалось, к 1960 г. было произведено более 2000 единиц. См.: Crawford N. World Weapons Database. Vol. 2: Soviet Military Aircraft. Brooklinc, Mass.: Institute for Defense and Disarmament Studies, 1987. P. 114.


[Закрыть]. Межконтинентальные бомбардировщики оказались, однако, менее удачными, и когда они вступили в строй в 1955 г., их возможности были слишком ограниченными[397]397
  В мае 1955 г. разведка США считала, что в строю находится 20 бомбардировщиков Мясищева; неизвестно было, сколько Ту-95 принято на вооружение. См.: Chart on Estimated Bloc Air Strength in Operational Units// Proposed Policy of the United States on the Question of Disarmament. Vol. 3: Reproduction of Charts Used in Presentation of May 26, 1955. Washington, DC: National Security Archive. Предполагалось, что к середине 1960-х гг. должно быть в строю 500 бомбардировщиков Мясищева (Ibid.). В действительности в 1960 г. на вооружении их было только 35 единиц и около 110 Ту-95. См.: Crawford N. Soviet Military Aircraft. P. 48.


[Закрыть]. Крейсерская скорость и высота полета Ту-95 делала его уязвимым для средств противовоздушной обороны. «Он будет сбит задолго до того, как приблизится к цели, – отметил Хрущев в своих мемуарах. – Поэтому он не мог быть использован как стратегический бомбардировщик»^{1742}. Бомбардировщик Мясищева оказался не более пригодным, поскольку дальность его полета также была невелика.

Таблица.

Советские ядерные взрывы 1949–1955 гг.

Номер испытания. Дата испытания … Место … Комментарий

1. 29 августа 1949 г. … Семипалатинск … Плутониевая бомба. Тротиловый эквивалент 20 килотонн

2. 25 сентября 1951 г. … Семипалатинск … Бомба из урана-235 и плутония. Эквивалент порядка 40 килотонн

3. 18 октября 1951 г. … Семипалатинск … Бомба сброшена с бомбардировщика Ту-4

4.[398]398
  Хотя разведка Соединенных Штатов и полагала, что испытание 12 августа 1953 г. было четвертым советским испытанием (отсюда и название «Джо-4»), Андрей Сахаров отмечает, что имело место еще испытание бомбы в начале августа (A. Sakharov. Memoirs. N.-Y.: Alfred A. Knopf, 1990. P. 173).


[Закрыть] август 1953 г. … Семипалатинск … Бомба из делящихся материалов

5. 12 августа 1953 г. … Семипалатинск … Первая термоядерная бомба. Мощность – 400 килотонн

6–7.^{1743} 1953 г. … Семипалатинск … Бомбы из делящихся материалов

8. 14 сентября 1954 г. … Топкое … Бомба из делящихся материалов средней мощности, испытанная во время войсковых маневров

9–14.^{1744} сентябрь-октябрь 1954 г. … Семипалатинск … Серия испытаний бомб из делящихся материалов; одно из них (19 октября) было неудачным

15.^{1745} 29 июля 1955 г. … Семипалатинск … Бомба из делящихся материалов; мощность около 5 килотонн

16. 2 августа 1955 г. … Семипалатинск … Бомба из делящихся материалов; мощность около 25 килотонн

17. 21 сентября 1955 г. … Новая Земля … Подводный взрыв; мощность около 20 килотонн

18. 6 ноября 1955 г. … Семипалатинск … Версия «классической конструкции», испытанной 12 августа 1953 года; мощность около 215 килотонн

19. 22 ноября 1955 г. … Семипалатинск … Первая двухстадийная термоядерная бомба; мощность порядка 1,6 млн. тонн

Источники: большая часть информации дана в тексте книги с соответствующими ссылками. См. также ниже.

Усовершенствованная модель с новым двигателем и большим размахом крыльев все еще не обеспечивала нужной дальности полета^{1746}. Согласно А.Н. Пономареву, возглавлявшему научно-технический комитет военно-воздушных сил в послевоенные годы, «всем был хорош бомбардировщик Мясищева “М-201”, но в полном смысле межконтинентальным его не назовешь: запас топлива ограничен, конструктору с самого начала пришлось ломать голову над дозаправкой самолета в воздухе»^{1747}. Когда Хрущев выразил недовольство бомбардировщиком М-201, не обладавшим в действительности межконтинентальной дальностью полета, Мясищев ответил, что самолет мог бы отбомбиться в Соединенных Штатах и затем приземлиться в Мексике. Хрущева такой ответ не удовлетворил: «Вы что думаете, Мексика – наша теща? И к ней можно нагрянуть в любое время? Мексиканцы никогда не отдадут нам самолет»^{1748}. И все-таки появились признаки того, что вложения в разработку ракет окупятся. В конце 1953 г. Президиум принял проект Королева по разработке МБР Р-7^{1749}.[399]399
  Королев использовал для Р-7 концепцию «пакета» Тихонравова: четыре идентичных ракеты вокруг центрального ускорителя. Все двигатели запускались одновременно, и четыре ракеты первой ступени отбрасывались после выгорания топлива. Двигатели – четыре РД-107 и РД-108 – были разработаны бюро Глушко. Первый испытательный полет имел место в мае 1957 г., а первая серийная продукция этой модели была испытана в полете в феврале 1959 г. Это была ракета, которая вывела первый спутник па околоземную орбиту в октябре 1957 г. Однако Р-7 не подходила в качестве военной ракеты, и было построено лишь считанное их число. Она была уязвима для нападения, так как должна была запускаться с поверхности земли и, кроме того, для се запуска требовалось слишком много времени.


[Закрыть] «Вскоре после смерти Сталина, – вспоминает Хрущев в своих мемуарах, – Королев принял участие в заседании Политбюро и выступил с докладом о своей работе. Я не хочу преувеличивать, но я должен сказать, что мы просто остолбенели от того, что он показал нам, – как бараны, уставившиеся на новые ворота»^{1750}. В это время Королев работал также над созданием ракет Р-5 и Р-11^{1751}.[400]400
  В мае 1954 г. Королев впервые представил правительству проект искусственного спутника Земли. См.: Там же. С. 233.


[Закрыть] Ракета Р-5 с дальностью полета больше 1000 км была названа первой «стратегической» ракетой; это была первая советская ракета, способная нести на себе ядерную боеголовку[401]401
  По советской терминологии ракета с дальностью свыше 1000 километров считалась «стратегической».


[Закрыть]. (На Западе она известна как СС-3.) Ракета Р-11 с дальностью полета 150 км была рассчитана на запуск с подводных лодок, а также пригодна для сухопутных войск в качестве подвижной «оперативно-тактической ракеты» (морская модель была известна на Западе как СС-Н-3, а ее наземный аналог – как СКАД)[402]402
  Полетные испытания Р-11 начались в 1953 г. Версия для сухопутных войск принята на вооружение в 1957 г., она была спроектирована для ядерной огневой поддержки операций сухопутных сил, поэтому ее обозначали как «оперативно-тактическую». В 1959 г. Р-11 была принята на вооружение флотом для нанесения ядерных ударов по крупным промышленным и административно-политическим центрам, по военным базам в прибрежных районах. См.: Из истории… С. 232–235; Turets-ky M. The Introduction of Missile Systems into the Soviet Navy (1945–1962). Falls Church: Delphic Associates. March 1983. P. 71.


[Закрыть].

Мощность взрыва, произведенного 22 ноября 1955 г., была подтверждена российскими источниками; мощность других бомб подтверждена не была, хотя согласно последним данным, мощность взрыва, произведенного 6 ноября, составляла примерно 250 кило-тонн.

Программы развития вооружений свидетельствуют о том, что послесталинское руководство оставалось сторонником создания мощных стратегических ядерных сил. В этом просматривается важная преемственность. В 1954 г. было организовано новое конструкторское бюро ракет дальнего действия; его руководителем стал Михаил Янгель, работавший с Королевым с 1950 г. Янгель и Королев придерживались разных точек зрения на конструкцию ракеты: Янгель предпочитал ракеты со складируемым топливом. Политическое руководство решило предоставить Янгелю возможность сформировать свое собственное конструкторское бюро в Днепропетровске^{1752}.[403]403
  Одним из первых проектов Янгеля была баллистическая ракета средней дальности Р-12 (известная на Западе как СС-4). Это была модификация Р-5 с дальностью полета 1800–2000 км. Она прошла испытания в 1957 г. и принята на вооружение в 1959 г. Янгель также работал над МКБР, известной па Западе как СС-7, которая взорвалась в 1960 г., убив маршала Неделина.


[Закрыть]

Послесталинское руководство также стремилось к созданию систем защиты от ядерного нападения. Развертывание новой системы противовоздушной обороны вокруг Москвы началось в 1954 г. Наряду с обширной сетью радиолокационных станций в течение двух лет было размещено более 3000 Р-113 – противовоздушных ракет^{1753}.[404]404
  Эта система была предназначена для отражения воздушного нападения в три раза более массированного, чем англо-американский рейд на Дрезден в феврале 1945 г. См.: Голубев О.В. и др. Прошлое и настоящее российских систем противоракетной обороны (взгляд изнутри). Москва, Исследовательский центр, Комитет ученых но глобальной безопасности, 1995. С. 4–5.


[Закрыть] Огромные вложения свидетельствуют о том, что руководство отдавало высший приоритет защите столицы. Осенью 1953 г. семеро военачальников обратились в Центральный Комитет с письмом, в котором указывали, что Соединенные Штаты скоро проведут развертывание баллистических ракет и что необходимо поспешить с созданием советской противоракеты. Была сформирована группа для изучения соответствующей проблемы, которая порекомендовала создать экспериментальную систему противоракетной обороны (ПРО). В 1956 г. началось сооружение испытательной площадки вблизи Сары-Шагана, к западу от озера Балхаш в Казахстане^{1754}.[405]405
  Некоторые идеи по ПРО были выдвинуты уже в 1948 г. Министерством обороны и конструкторами ракет. См.: Голубев О.В. и др. Прошлое и настоящее… С. 5. Капица работал над проблемой противоракетной обороны на своей даче в конце 1940-х – начале 1950-х гг. См. его письма к Маленкову и Сталину на эту тему в 1950 г. в кн.: Капица П.Л. Письма о пауке. М.: Моск. рабочий, 1989. С. 286–291, 294–295.


[Закрыть]

III

Соединенные Штаты стали размещать тактическое ядерное оружие в Европе в начале 50-х годов. В Лос-Аламосе началась работа по развитию легкого тактического оружия для использования его в полевых условиях. Корейская война послужила дополнительным стимулом; соответствующим решениям способствовали опасения, что НАТО не сумеет защитить Западную Европу от возможного нападения со стороны Советского Союза. В январе 1952 г. Объединенный комитет начальников штабов уполномочил Верховного главнокомандующего войсками союзников в Европе генерала Эйзенхауэра приступить к планированию использования атомных бомб подразделениями авиации поддержки морских и военно-воздушных сил, которые предполагалось вскоре разместить в Европе^{1755}. В Западной Европе также начали размещать и тактическое ядерное оружие для оснащения им авиации, ракет и артиллерии.

Советские вооруженные силы развивались тем же путем, что и силы НАТО, и в 1953–1954 гг. были предприняты серьезные усилия соединить искусство ведения военных операций и боевой опыт с применением ядерного оружия^{1756}. В 1951 г. военные учения в Туркестанском военном округе показали, что в этом направлении уже проведена определенная работа, но только осенью 1953 г. решением данной задачи впервые занялись всерьез. В Карпатском военном округе проводились полевые учения для «овладения способами ведения боевых действий в условиях применения “противником” ядерного оружия»^{1757}.[406]406
  Согласно сообщению армейской разведки США, маневры проходили в октябре. См.: US Department of the Army. General Staff. G-2. Soviet Training for Atomic Warfare. March 7, 1955. P. 14. Army War College Library.


[Закрыть] Учениями руководил маршал И.С. Конев, командующий округом. Жуков помог в подготовке и проведении маневров, а Курчатов и Королев выступили на них в роли консультантов. На них присутствовали министры обороны социалистических стран и советские маршалы, а также представители военных академий и Генерального штаба^{1758}. Перед началом маневров в расписании занятий командного состава несколько дней было отведено для изучения ядерного оружия. Войска получили инструкции о воздействии ядерного оружия и методах защиты от него. Офицеры и рядовые прошли психологическую подготовку к проведению боевых действий с применением ядерного оружия. В полевых условиях особое внимание было уделено форсированным маршам, неожиданным встречным боям, атакам с хода, преодолению водных преград, операциям в ночное время с применением тактических воздушных десантов и ликвидации последствий, связанных с применением оружия массового уничтожения^{1759}.

Хотя на карпатских учениях ядерный взрыв был только имитирован, они ознаменовали новый этап военной политики. В ноябре 1953 г. Министерство обороны постановило, что весь военный персонал должен быть проинструктирован о последствиях применения ядерного оружия и о тактике и технике ведения боя, в котором оно задействовано[407]407
  Это, очевидно, приказ Министерства обороны № 215 от 9 ноября 1953 г., который инициировал эту подготовку. Он был приведен в отчете: US Department. Soviet Training for Atomic Warfare. P. 3. Советские источники не столь точны, но указывают, что приказ министерства был издан министром примерно в это время. См., например: Академия Генерального Штаба/ Под ред. В.Г. Куликова. М.: Воениздат, 1976. С. 129.


[Закрыть]. Офицерскому составу надлежало изучить характеристики нового оружия, а боевым офицерам еще и знать, как может быть использовано атомное оружие. (Основное внимание в этот период уделялось защите от атомного оружия, а не его применению.) Министерство организовало шестинедельные курсы изучения ядерного оружия для 150 генералов и офицеров^{1760}. Были изданы секретные полевые и учебные руководства, а в 1954 г. в военных округах начались учения по проведению операций в условиях применения ядерного оружия^{1761}. В штабах всех военных округов была учреждена должность старшего офицера по оружию массового уничтожения (при оперативном отделе штаба)^{1762}. Учебные планы в военных академиях были изменены, они включали изучение ядерного оружия и способы ведения ядерной войны, а в военной печати впервые с 1947 г. появились статьи о ядерных вооружениях. В течение 1954 г., например, журнал «Военная мысль» публиковал детальные отчеты об американских дискуссиях по тактическому ядерному оружию^{1763}.

Зимой 1953/54 г. началась подготовка к учениям с реальным ядерным взрывом. Они были проведены в сентябре 1954 г. на полигоне вблизи села Тоцкое в Оренбургской области, в то время – части Южно-Уральского военного округа^{1764}. В Соединенных Штатах к этому времени уже были проведены учения, в которых войска подверглись воздействию ядерных взрывов, но по своему масштабу они были меньше по сравнению с учениями в Тоцком, где принимало участие 44 тысячи человек^{1765}.[408]408
  Соединенные Штаты проводили учения с использованием войск на полигоне в Неваде между 1951 и 1957 гг. См.: Cochan Т.В. et al. Nuclear Weapons Databook. Vol. 2: US Nuclear Warhead Production. Cambridge, Mass.: Ballingcr, 1987. P. 152–156.


[Закрыть] Войсками командовал генерал Иван Петров, руководивший в 1951 г. учениями в Туркестанском военном округе, а теперь возглавлявший Главное управление боевой и физической подготовки Министерства обороны. Маршал Жуков осуществлял общее руководство маневрами.

Министерство обороны стремилось изучить условия и тактику боя с применением ядерного оружия. На полигонах были воздвигнуты разного рода защитные сооружения, от обычных полевых сооружений до укрепленных объектов: окопы и блиндажи, многие из которых были крытыми, землянки с двойными дверьми, укрытия для вооружения и боеприпасов. Когда весной и летом солдаты прибыли в Тоцкое, им сообщили, что они будут принимать участие в ядерных маневрах, и они должны были дать подписку о неразглашении соответствующих сведений в течении двадцати пяти лет. Солдаты получили инструкции по защите от воздействия ядерного взрыва. Жуков явно беспокоился, чтобы войска не были напуганы этими мерами предосторожности. «Вы слишком запугали людей мерами безопасности, – сказал он руководителям учений после того, как во время своего посещения полигонов ознакомился с подготовкой к ним. – Придется теперь вам их “отпугивать”»[409]409
  В пресс-релизе одного из таких учений, в 1955 г., заявлялось, что их целью было обучение солдат «правильной оценке ядерного оружия… каким бы мощным это оружие ни было, с ним можно обходиться и можно управляться… и что, несмотря на его разрушающую мощь, есть защита от него и па поле боя» (Ibid. P. 154). О численности советских войск см. статью Ведерникова и Моисеева в «Российских вестях». 50. Иванов Б.П. Атомный взрыв у поселка Тонкое. С. 79. Жуков периодически появлялся на полигоне. Однажды он наблюдал за танковой атакой, которая, как предполагалось, проходила через зараженную зону. Танки шли медленно, поэтому Жуков остановил их и собрал всех командиров танков. Он спросил, принимал ли кто-нибудь из них участие в штурме Берлина, которым он командовал. Когда некоторые командиры ответили, что участвовали в штурме, он предложил им действовать так же и на этих учениях. См.: Интервью с ген.-лейт. Н.Н. Остроумовым от 24 октября 1990 г.


[Закрыть]. Население деревень, расположенных в радиусе 7 км от эпицентра будущего взрыва, было эвакуировано; те, кто жили несколько дальше, получили инструкции о том, как вести себя после взрыва бомбы.

Утром 14 сентября в 6 часов 28 минут бомбардировщик Ту-4 с атомной бомбой на борту поднялся с аэродрома, находившегося в 680 км от Тонкого. Маршрут бомбардировщика обходил стороной города и был тщательно выверен; в степи были разложены костры, чтобы корректировать курс полета. Ту-4 сопровождали два легких бомбардировщика Ил-28, чтобы самолет не смог отклониться от заданного курса. Экипаж самолета совершал тренировочные полеты в течение месяца, сделав 13 вылетов. (Имелся еще и резервный Ту-4, который тоже совершил тринадцать тренировочных полетов.) Информация о состоянии бомбы и об условиях в бомбовом отсеке (температура, влажность и т. д.) посылалась по радио на командный пункт; Курчатов, принимавший участие в подготовке к маневрам, разъяснил, что атомная бомба – это «живое существо» и во время полета нужно контролировать ее состояние^{1766}.

Эпицентр взрыва был помечен большим белым крестом. Вокруг него разместили боевую технику и материальную часть; установили там также и чучела в военном обмундировании, привезли овец, собак, крупный рогатый скот и других животных. Ближайшие к эпицентру траншеи атакующей стороны располагались на расстоянии 5 км, а большая часть траншей находилась на расстоянии 6–7 км от него. Траншеи обороняющейся стороны находились в 8 км от эпицентра. В 9 часов 20 минут Жуков отдал приказ, разрешающий сброс бомбы. Была объявлена атомная тревога, и войска разместились в укрытиях. В 9 часов 33 минуты Ту-4 сбросил с высоты 8000 м атомную бомбу «средней мощности». Она взорвалась на высоте 350 м в 280 метрах от намеченной нулевой точки (эпицентра). Взрыв уничтожил дубовый лес в радиусе 1–1,5 км от эпицентра. Крытые траншеи и ходы сообщения были разрушены на расстоянии до 500 м, открытые окопы – на расстоянии 1,2–1,3 км. Булганин и высшее командование следили за учениями с расстояния 15 км; там же находились и министры обороны и начальники главных штабов социалистических стран, включая Пэн Дэхуая и Чжу Дэ из Китая. Ударная волна сбила фуражки с голов этих старших офицеров, так что адъютантам пришлось побегать!

Через пять минут после взрыва атакующая сторона начала артиллерийскую подготовку[410]410
  В одном из отчетов сообщается, что стороны назывались «Северная» и «Южная», а в другом – «Восточная» и «Западная». См.: Осин И. Тайна Тонких учений; Ведерников В., Моисеев В.В. эпицентре ядерного взрыва.


[Закрыть]. Через 21 минуту 86 легких бомбардировщиков Ил-28 атаковали обороняющуюся сторону. В ходе маневров было сброшено около 700 тяжелых бомб. По рассказу одного из участников, «бывалые офицеры, участвовавшие в штурме Берлина, потом говорили, что такого не видывали…»^{1767} Через 40 минут после взрыва специальная группа направилась к эпицентру, чтобы замерить уровень радиации. Когда началось наступление, войсковым соединениям не было разрешено приближаться к эпицентру ближе чем на 500–600 метров. После учений войска вернулись в лагерь, где подверглись дозиметрическому контролю; затем их направили в баню и сменили обмундирование.

Учения проводились, по словам тех, кто принимал в них участие, в условиях, необычайно близких к реальным. Согласно оценке высшего командования, они прошли успешно: «Были выполнены все поставленные задачи. Ядерный удар, нанесенный точно по намеченным объектам, причинил те разрушения, которые и предполагались. А воинские части, участвовавшие в этих учениях, бесстрашно пошли в район атомного взрыва, даже в его эпицентр, преодолели зоны радиации и выполнили задачи, поставленные перед частями и соединениями»^{1768}. Во время обсуждения учений Булганин говорил об атомной бомбе как о важном средстве усиления боевой мощи армии^{1769}. На офицеров, принимавших участие в маневрах, мощность бомбы произвела сильное впечатление, но они не сочли ее настолько ужасной, чтобы отказаться от ее применения в военное время^{1770}.

В конце 1980-х годов бывшие солдаты, принимавшие участие в этих учениях, начали выступать с заявлениями о том, что получили серьезные заболевания в результате облучения, которому подверглись во время испытаний бомбы. Из района Тоцкого поступили отчеты о том, что заболеваемость раком превосходит нормальный уровень^{1771}. Основываясь на имеющихся в нашем распоряжении свидетельствах, невозможно судить об ущербе, нанесенном здоровью людей. Ясно, что были предприняты меры для защиты войск и населения местных деревень, но также ясно и то, что высшее командование имело приблизительное представление об условиях, складывающихся на поле боя после ядерного взрыва, и поэтому стремилось воссоздать их во время учений.

Учения в Тоцком были засняты на пленку, внимательно изучены и выводы были учтены при создании новых полевых уставов^{1772}. Полевые уставы 1955 г. ознаменовали поворотную точку в советском военном искусстве и тактике, поскольку предполагалось, что в будущей войне ядерное оружие будет использоваться как на поле боя, так и для нанесения ударов по стратегическим целям^{1773}. Оснащение НАТО тактическим ядерным оружием не заставило советскую армию отказаться от планов наступательных стратегических операций на случай войны. В качестве ответной меры Советский Союз должен был изучить условия проведения операций с применением ядерного оружия[411]411
  Акцент теперь делался на гибкость и подвижность. Джон Эриксоп пишет, что «ядерное оружия, применяемое на поле боя, преобразовало маневр в процесс, на полную мощность использующий ядерное нападение для наибольшего проникновения в глубину обороны противника, или, напротив, «контрманевр», выводящий советские войска из зоны предполагаемого ядерного удара», см.: The Evolution of the Soviet Ground Forces, 1941–1985 в кн.: Erickson J., Hansen L., Schneider W. Soviet Ground Forces: An Operational Assessment. Boulder, Colo: Westview Press, 1986. P. 26л


[Закрыть].

После учений в армейской палатке был устроен банкет. Курчатов представил маршалам и генералам некоторых ученых, ответственных за развитие ядерного оружия в Советском Союзе. Это событие означало переход ядерных вооружений из ведения Министерства среднего машиностроения к вооруженным силам^{1774}.[412]412
  Первые ядерные вооружения предназначались для военно-воздушных сил. Первой ядерной ракетой на вооружении армии была Р-5. Боевая версия Р-5 прошла полетные испытания вместе с пусковой установкой в 1955 г., а в феврале 1956 г. Р-5 испытывалась, будучи снабженной ядерной боеголовкой. См.: Из истории советской космонавтики… С. 234–235.


[Закрыть] Первая серия атомных бомб поступила в арсеналы в 1953 г., но Министерство среднего машиностроения сохраняло свой контроль над ними^{1775}. В конце 1954 г. ядерное вооружение впервые поступило в военные округи^{1776}. Жуков решительно настаивал на передаче этого вооружения под опеку Министерства обороны, но не достиг желаемого^{1777}. (Его взаимоотношения с Малышевым были очень плохими, возможно, из-за несогласия по этому вопросу^{1778}.) Для решения конфликта в Министерстве среднего машиностроения было организовано новое Главное управление, состоявшее из военных, однако оружие по-прежнему охраняли войска КГБ. Вопрос контроля все еще не был решен – вплоть до конца 50-х годов, когда в Министерстве обороны было учреждено 12-е Главное управление по ядерным вооружениям.

IV

Военная стратегия менялась медленнее, чем тактика и наука ведения боевых операций. Первые признаки ревизии сталинской ортодоксии появились в сентябре 1953 г., когда генерал-майор Н. Таленский, редактор журнала «Военная мысль», опубликовал статью «К вопросу о характере законов военной науки»^{1779}. Как можно судить по ее названию, статья представляла собой резюме дискуссии о военной науке[413]413
  Хотя «военная наука» в переводе выглядит нормально, «наука о войне», может быть, подходит лучше; в любом случае этот термин означает систематическое изучение или систематическое знание о войне.


[Закрыть]. Существенное значение ей придавало то обстоятельство, что автор поставил под вопрос адекватность «постоянно действующих факторов» как залога победы и утверждал прерогативы военных, считая главным предметом военной науки вооруженный конфликт (сфера действия военных), а не политический характер войны (сфера действия политиков и идеологов).

Дискуссии, которые последовали за появлением статьи Таленского, завершились в апреле 1955 г. публикацией в «Военной мысли» редакционной статьи, в которой было сделано заключение, что вооруженный конфликт, а не политическое устройство государств, является основным вопросом стратегии. Ее основной закон – закон достижения победы – еще не был сформулирован окончательно; победа характеризовалась как решительное поражение врага в ходе вооруженного конфликта^{1780}. Иными словами, военные специалисты считали, что победа достигается в ходе военных операций, а не является неизбежным результатом развития истории, как об этом заявил, например, Маленков в своей речи, произнесенной в ноябре 1949 г., когда сказал, что третья мировая война приведет к разрушению капиталистической системы^{1781}.

Эта дискуссия была важна для развития советской военной мысли, но она была далека от специфических проблем стратегии. Более резкие ноты прозвучали в начале 1955 г., когда Булганин и Жуков созвали совещание старших офицеров для глубокого изучения «современной военной техники и передовой военной теории»^{1782}. Выступая перед высшим командованием, Булганин указал на необходимость уделять серьезное внимание буржуазной военной науке, потому что армии империалистов, хотя они и имеют иную классовую основу, используют то же вооружение, что и Советский Союз, и потому что буржуазная военная наука отражает опыт прошедших войн^{1783}. В феврале 1955 г. в редакционной статье журнала «Военная мысль» подчеркивалось, что офицерский корпус должен иметь четкое представление о военных операциях в современной войне и что войска должны быть подготовлены к очень трудным условиям, в которых им придется сражаться^{1784}.[414]414
  Жуков настаивал на интенсивном изучении материальной части ядерных вооружений, когда стал министром в феврале 1955 г. См.: Павленко Н.Г. Размышления о судьбе полководца// Маршал Жуков: полководец и человек. Т. 2. М.: Новости, 1988. С. 138.


[Закрыть]

Советская военная стратегия нуждалась в основательном пересмотре, потому что в начале 1950-х годов ядерная угроза Советскому Союзу резко возросла. Запасы ядерных вооружений в Соединенных Штатах увеличились с 832 единиц в 1952 г. до 1161 – в 1953 г., 1630 – в 1954 г. и 2280 – в 1955 г.^{1785}. Командование стратегической авиации имело сеть баз, с которых бомбардировщики средней дальности могли нанести удар по Советскому Союзу; а в июне 1955 г. межконтинентальный бомбардировщик Б-52 поступил на вооружение стратегических военно-воздушных сил США. В 1955 г. советские ядерные запасы были, несомненно, меньше американских. Дальняя авиация имела в своем распоряжении большое число устаревших бомбардировщиков Ту-45 и совсем немногим более совершенных бомбардировщиков средней дальности Ту-16. К середине 1950-х годов на вооружение дальней авиации поступило небольшое количество межконтинентальных бомбардировщиков (вероятно, 30), но они, как известно, не удовлетворяли советское руководство.

В первые годы своей деятельности администрация Эйзенхауэра разработала стратегию «нового взгляда», которая в большой степени опиралась на ядерные вооружения^{1786}. В ходе войны стратегическая авиация могла бы нанести массированный удар по Советскому Союзу. На инструктаже, проведенном командованием стратегической авиации (КСА) в марте 1954 г., была представлена четкая картина того, как оно собирается это реализовать^{1787}. Оптимальный план, по мнению КСА, состоял в том, чтобы разместить свои заправщики и бомбардировщики на базах за пределами Соединенных Штатов перед нападением на Советский Союз. В соответствии с этой инструкцией «была произведена оценка, согласно которой КСА сможет при таких условиях пустить в ход 600–750 бомб, приближаясь к российской территории с разных направлений, чтобы одновременно подавить станции раннего предупреждения. Потребовалось бы около двух часов от этого момента до того времени, когда бомбы будут сброшены по трассе полета, при этом одни цели будут подавлены (американское кодовое название операции – “Браво”), а другие уничтожены (американское кодовое название – “Дельта”). В результате этих двухчасовых операций Россия стала бы грудой дымящихся и зараженных радиацией руин»^{1788}.

В этом нападении должно было участвовать 150 бомбардировщиков Б-36 и 585 – Б-47. Бомбардировщики Б-47 не обладали межконтинентальной дальностью полета, а Б-36 могли наносить удар со своих баз в Соединенных Штатах, неся только небольшой бомбовый заряд. Следовательно, Соединенные Штаты должны были предпринять атаку со своих ближайших к Советскому Союзу баз, если они хотели нанести полномасштабный удар. Главными целями для нанесения прицельных ударов были установки атомной энергетики (их число оценивалось в 25), аэродромы (по оценке, 645), военные штаб-квартиры и центры государственного управления^{1789}.[415]415
  Эти цифры не приводились на брифинге КСА, а взяты из материалов брифинга в Объединенном комитете начальников штабов в феврале 1955 г.; он проводился группой оценки систем вооружений при министерстве обороны. Материалы этого брифинга также приложены к статье Розенберга.


[Закрыть] В число целей входили имеющие ключевое значение для ведения войны промышленные объекты атомной энергетики, самолетостроения, газо– и нефтедобычи и переработки, производства боеприпасов, стали и электроэнергии^{1790}. Группа оценки систем вооружений (ГОСВ) Министерства обороны пришла к выводу, что воздействию планируемого в тот момент атомного нападения на Советский Союз подвергнутся 77 миллионов человек, из которых 60 миллионов погибнут. Из 134 крупнейших городов 118 подвергнутся бомбардировке, и от 75 до 84% их населения будет уничтожено^{1791}. Эти оценки намного превосходили данные, представленные в мае 1949 г. в отчете Хармона. Бомбы новой конструкции и увеличение их запасов делали ядерную войну еще более разрушительной.

Как показал инструктаж в КСА, военные стратеги в Соединенных Штатах полагали, что наиболее эффективной ядерной наступательной операцией явился бы один массированный удар, поражающий всю сеть выбранных целей. Из инструкции ГОСВ с очевидностью следовало, что такой «идеальный» удар – это упреждающий удар, в результате которого советские войска будут разгромлены, не успев воспользоваться своим ядерным оружием^{1792}. Трумэн и Эйзенхауэр решительно отклоняли возможность превентивной войны, хотя в правительстве этот вариант был подвергнут серьезному обсуждению^{1793}.[416]416
  Советский Союз был осведомлен о существовании в американском политическом мышлении мнения в пользу превентивной войны. В докладе разведки, подготовленном в декабре 1955 г. Комитетом информации при Министерстве иностранных дел, говорится, что, хотя сторонники превентивной войны не занимают ключевых постов в администрации Эйзенхауэра, их деятельность «тем не менее в значительной степени усиливает угрозу войны». См.: Об изменениях в расстановке и соотношении сил в буржуазных кругах основных капиталистических стран по вопросам войны и мира. ЦХСД, ф. 5, он. 28, д. 285. С. 79.


[Закрыть] Возможность упреждающей атаки, однако, не была исключена, она считалась жизненно важной для выполнения главной задачи – ослабления советского атомного удара.. После смерти Сталина возможность внезапного нападения была центральным элементом при пересмотре советской военной стратегии. Стремясь приуменьшить масштабы катастрофы 1941 года, Сталин утверждал, что внезапность является привходящим фактором в войне. В начале 50-х годов на дальнюю авиацию была возложена миссия по уничтожению американских стратегических ядерных сил, и это подразумевало упреждающий удар по противнику, поскольку стратегическая авиация должна быть уничтожена еще на земле. В военной печати после смерти Сталина важность фактора внезапности была признана более открыто, но сталинская ортодоксия все еще запрещала дискуссию о необходимости учитывать возможность внезапного нападения. Однако в феврале 1955 г. журнал «Военная мысль» опубликовал ранее отклоненную статью маршала бронетанковых войск Павла Ротмистрова, в которой он отстаивал необходимость принятия Советским Союзом упреждающей стратегии^{1794}.

Ротмистров, крупнейший военачальник, командовавший танковыми войсками в годы войны, в то время преподавал в Академии Генерального штаба. В статье он утверждал, что внезапное нападение с использованием атомного или водородного оружия может привести к существенно более серьезным последствиям, чем в прошлых войнах. Внезапность теперь становилась одним из решающих факторов успеха не только в отдельных сражениях или операциях, но и во всей войне. В некоторых случаях внезапное нападение с массированным применением ядерного оружия могло бы привести к быстрой гибели отдельного государства, которое не сможет оказать сопротивление из-за серьезных нарушений в его экономической и социальной структуре или же вследствие его неблагоприятного географического положения. Соединенные Штаты и Великобритания планировали внезапное нападение на Советский Союз, заявлял Ротмистров. В прошлом агрессоры часто начинали войну внезапным нападением на другие страны, и Советский Союз не может игнорировать уроки, преподанные историей: войска «должны быть всегда готовы к упреждающим действиям против коварства агрессоров»^{1795}. Задача вооруженных сил, писал он, – «не допустить внезапного нападения врага на нашу страну, а в случае попытки совершения нападения не только успешно отразить атаку, но и нанести по врагу встречные или даже упреждающие внезапные удары (т. е. удары с целью предупредить наступление. – Д. X.) страшной сокрушительной силы. Для этого советская армия и военно-морской флот обладают всем необходимым»^{1796}.

Внезапность нападения теперь играла главную роль в советской военной стратегии. Через месяц после публикации статьи Ротмистрова редакционная статья в «Военной мысли» повторила его слова о том, что вооруженные силы «должны быть всегда готовы к упреждающим действиям против коварства агрессоров»^{1797}. Она продолжала критику сталинской версии событий 1941 года. Начался пересмотр историографии, в процессе которого Сталина обвинили в ошибках, связанных с неожиданным нападением Германии; на него была возложена ответственность за недостаточную подготовку Красной армии^{1798}. Жуков, который в 1941 г. был начальником Генерального штаба и с тревогой следил за подготовкой немецких вооруженных сил к нападению, согласно последним сведениям, убеждал Сталина вести подготовку к упреждающему удару^{1799}. Поэтому упор на превентивность удара, проводимый после того, как Жуков стал министром, не вызывает удивления.

Однако основной причиной тяготения Советского Союза и Соединенных Штатов к упреждающим действиям было положение, связанное со стратегическим ядерным равновесием. Для Соединенных Штатов угроза советского ядерного «ответа» могла бы существенно уменьшиться (или даже быть исключена), если бы советские ядерные силы были уничтожены на земле. Для Советского Союза мощность американского нападения могла быть в значительной степени уменьшена, если бы советские бомбардировщики смогли уничтожить бомбардировщики Соединенных Штатов прямо на их базах. Высшее советское военное командование опасалось «опоздать», потому что в этом случае оно потеряло бы большую часть своих ядерных сил и в значительной степени, если не полностью, утратило бы способность нанести ответный удар. Стратегический баланс был неустойчивым в том смысле, что каждая из сторон имела сильное желание напасть первой – как будто война уже была неизбежна.