Текст книги "Сталин и бомба. Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956"
Автор книги: Дэвид Холловэй (Холловей)
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 44 страниц)
III
Военный баланс к концу второй мировой войны был крайне неустойчивым. Соединенные Штаты и Великобритания имели стратегические бомбардировщики, как и флоты с авианосцами, которые могли нанести удар по Советскому Союзу. Советский военно-морской флот и военно-воздушные силы, во время войны ограничивавшиеся в основном поддержкой сухопутных сил, не могли угрожать непосредственно Соединенным Штатам[261]261
Соединенные Штаты и Великобритания имели авианосцы, десантные и транспортные суда, которых не было у Советского Союза, имевшего намного меньше крейсеров, эсминцев и подводных лодок. Похожая картина была при сравнении сил стратегической авиации.
[Закрыть]. «В ближайшем будущем Советский Союз не в состоянии напасть на континентальные Соединенные Штаты», – отмечал в ноябре 1945 г. Объединенный разведывательный комитет при ОКНШ{1195}. Но в войне в Европе или континентальной Азии, делал вывод комитет, «Советский Союз будет иметь численное преимущество над Соединенными Штатами, Великобританией и Францией вместе взятыми»{1196}.
Советское военное руководство было, конечно, в курсе угрозы атомного воздушного нападения, оно понимало также, что Советский Союз не способен нанести удар по Соединенным Штатам. В конце 1946 г. и начале 1947 г. Генеральный штаб подготовил «План активной обороны территории Советского Союза» для Высшего Военного Совета{1197}. Этот план определял три главные задачи вооруженных сил: «обеспечить надежное отражение агрессии и целостность границ, установленных международными соглашениями после второй мировой войны», «быть готовыми к отражению воздушного нападения противника, в том числе с возможным применением атомного оружия». Третья задача ставилась перед военно-морским флотом, который должен «быть готовым отразить возможную агрессию с морских направлений и обеспечить поддержку сухопутных войск, действующих в приморских районах»{1198}. Согласно этому плану, военно-воздушные силы и силы противовоздушной обороны должны обеспечить прикрытие сухопутных сил и всегда быть готовыми к отражению внезапного воздушного нападения. Флот должен был поддерживать сухопутные силы высадкой войск, прикрытием прибрежных флангов и быть всегда готовым к отражению воздушного нападения. Где возможно, военно-морской флот должен был проводить самостоятельные операции, разрушая коммуникации противника, устанавливая мины и прикрывая самые важные морские направления, но его первостепенной задачей была поддержка сухопутных сил[262]262
Тот же источник давал военно-морской баланс на 1947 год: США и Объединенное Королевство имели 167 авианосцев всех классов и 7700 палубных самолетов, тогда как Советский Союз не имел ничего; США и Объединенное Королевство имели 405 подводных лодок, Советский Союз – 173 (2,3:1); линейных кораблей и больших крейсеров – 36:11 (9:1); крейсеров – 135:10 (13,5:1); эсминцев и кораблей эскорта – 1059:57 (18,6:1). Советский Союз не имел десантных судов, тогда как в 1947 г. у США их было 1114, вдобавок 628 транспортных судов (Там же. С. 24.).
[Закрыть].
Сухопутные войска были ударной силой советской военной машины. После отступлений и поражений 1941 и 1942 гг. Красная армия выросла во всесокрушающую силу, которая выбросила вермахт из Советского Союза и Восточной Европы и взяла Берлин. 500 армейских дивизий после войны были сокращены до 175, но эти оставшиеся дивизии были усилены: танковые и механизированные дивизии развертывались с большим числом танков и орудий, а пехотные (стрелковые) дивизии усиливались танками, самоходными орудиями и мототранспортом. Их огневая мощь и мобильность были значительно повышены{1199}.[263]263
Решено было задержать лучших офицеров в вооруженных силах, и только 2,5% офицеров с высшим военным образованием было демобилизовано. См.: Тюшкевич С.А. и др. Советские вооруженные силы. М.: Воениздат, 1978. С. 374.
[Закрыть]
Армия включала три основных элемента: армия отражения агрессии, или заградительная армия; резерв Верховного Главного Командования; вспомогательные силы, имеющие неполный состав. Задача армии отражения заключалась в том, чтобы «разбить противника в полосе приграничной зоны обороны и подготовить условия для перехода в контрнаступление»{1200}. Резерв Верховного главного командования держался в глубине страны, чтобы развертываться по мере необходимости, как только начнутся военные операции. Этот резерв должен был присоединяться к армии, чтобы «нанести сокрушительный удар по главным силам противника, нанести им поражение и участвовать в контрнаступлении»{1201}. Вспомогательные силы должны быть готовы к мобилизации и концентрироваться в предназначенных районах вблизи фронта в течение 10–20 дней{1202}. Согласно данным разведки США, около одной трети 175 армейских дивизий сохранялись на кадровом уровне (при менее чем 30% полной численности), одна треть имела неполный состав, и одна треть – полный состав (свыше 70% численности){1203}.
Оперативный план группы советских войск в Германии (ГСВГ) дает ясную картину задач армии в первый послевоенный период. Согласно этому плану, утвержденному 5 ноября 1946 г., советские войска в Германии состояли из 17 дивизий сухопутных сил, объединенных в 4 армии, а также из 16-й военно-воздушной армии и других групп поддержки. Кроме нескольких полков вдоль границы, эти силы были развернуты на удалении по крайней мере 50 км от западных зон оккупации. 3-я ударная армия и 8-я гвардейская армия, которые располагались за этим 50-километровым поясом безопасности, имели задачу предотвратить прорыв противника через главную полосу обороны до расположения 1-й и 2-й гвардейских мотомеханизированных армий, развернутых дальше к востоку{1204}. В Германии находились и другие дивизии, которые быстро могли быть доведены до полного состава{1205}.[264]264
Разведка США знала о формированиях и частях, перечисленных в оперативном плане ГСВГ; но она также идентифицировала еще восемь кадровых дивизий, не включенных в план (Ibid.).
[Закрыть] При поддержке резерва Верховного Главного Командования эти силы должны были осуществить контрнаступление.
Советская позиция в Европе после войны не являлась следствием страха перед неминуемым нападением со стороны Соединенных Штатов или жгучих амбиций покорения Западной Европы; это была позиция государства, твердо решившего укрепить свою власть на оккупированной им территории, а не расширять эту территорию. Хотя западные союзники проводили демобилизацию быстрее, Советский Союз не обладал подавляющим военным превосходством в Европе в эти первые послевоенные годы. Западные державы имели 375 тысяч солдат оккупационных войск в Германии и Австрии в 1947–1948 гг., в то время как другие силы в Западной Европе (исключая Британию) насчитывали около 400 тысяч{1206}. В 1948 г. разведка США считала, что Советский Союз мог иметь 700–800 тысяч солдат для внезапного нападения на Западную Европу. Это не обеспечило бы советским вооруженным силам желаемого соотношения сил, считавшегося необходимым для осуществления крупномасштабных наступательных операций{1207}.[265]265
В наступлении на Берлин весной 1945 г. Красная армия имела следующее преимущество: 5,5:1 по численности войск; 7,8:1 по артиллерии; 5,7:1 по танкам; 17,6:1 по самолетам (Ibid. P. 120.).
[Закрыть]
Однако позиция Советского Союза была далека и от сугубо оборонительной. Наступательные возможности армии увеличивались за счет усиления огневой мощи и подвижности, а также повышенной готовности к осуществлению наступления. Контрнаступление занимало особое место в сталинской стратегии. «Я думаю, что хорошо организованное контрнаступление является очень интересным видом наступления», – писал Сталин в феврале 1946 г. Он ссылался на «контрнаступление после успешного наступления противника, не давшего, однако, решающих результатов, когда обороняющийся собирает силы, переходит в контрнаступление и наносит противнику решительное поражение»{1208}.[266]266
В советской военной науке было четкое разграничение «контратаки» (технического средства), «контрудара» (оперативного средства) и «контрнаступления» (стратегического понятия). См., например: Ярчевский П. Контратаки, контрудары, контрнаступления// Военная мысль. 1947. № 3. С. 18–27.
[Закрыть] Он имел в виду перегруппировку и реорганизацию Красной армии после катастрофических неудач 1941 и 1942 гг.
Спустя несколько месяцев после высказывания Сталина генерал-майор Н. Таленский, один из ведущих военных теоретиков этого периода, писал о битвах под Москвой, Сталинградом и Курском как о начале советского контрнаступления против Германии. Для наступления не всегда имеются благоприятные условия, писал Таленский, и иногда необходимо переходить к стратегической обороне, особенно если соотношение сил неблагоприятно{1209}. Сталин, по его словам, открыл новый «исторический закон», который помог объяснить начальные неудачи в войне против Германии: «Агрессивные нации, как нации нападающие, – говорит товарищ Сталин, – обычно бывают более подготовлены к новой войне, чем миролюбивые нации, которые, будучи не заинтересованы в новой войне, обычно опаздывают с подготовкой к ней»{1210}. Ввиду этого, заключал Таленский, контрнаступление имеет особую ценность для такой миролюбивой страны, как Советский Союз.
Контрнаступление было всего лишь вариантом наступления, что и было главной целью советской военной стратегии. Генеральный штаб рассматривал стратегическую оборону как «временный вид стратегических действий»{1211}. «Оборонительные операции предполагалось проводить в тех случаях, когда наступление нецелесообразно или невозможно, – писал советский военный историк, – когда необходимо обеспечить наступление на других важных направлениях или выиграть время. Считалось, что оборонительные операции должны создавать условия для перехода в контрнаступление»{1212}. Кроме планов активной обороны, Генеральный штаб разрабатывал планы наступательных операций, которые определяли участвующие в них силы, направление главного удара, стратегические задачи и время, необходимое для их выполнения.
Эти наступательные планы не публиковались, но их общее содержание стало известно читателю{1213}. В основу планов были положены крупномасштабные операции, проводимые Красной армией в самом конце войны. Перед наступлением советские войска использовали артиллерию и авиацию для ослабления позиций противника. Превосходство в воздухе достигалось посредством ударов по авиации противника на его аэродромах, складам вооружения и горючего, а также по радарным установкам. Сухопутные войска выступали одновременно с началом воздушной операции, обеспечивающей господство в воздухе, или сразу же после нее. Советские войска должны были продвигаться быстро и широким фронтом. Конечной целью этих операций было достижение победы, разгром сил противника.
IV
Операции сухопутных войск были важным элементом преемственности в военной политике. Но Сталин отдавал теперь предпочтение двум родам советских вооруженных сил – противовоздушной обороне и авиации дальнего действия, которые решали важные задачи, связанные с появлением атомной бомбы. Стратегические бомбардировки не были новой концепцией Советского Союза. Первостепенная задача военно-воздушных сил в 1930-е гг. состояла в тактической поддержке операций сухопутных сил, но в середине 1930-х гг. самостоятельные воздушные операции против военных и промышленных объектов в тылу противника также стали считаться важнейшими{1214}.[267]267
В Советском Союзе используется термин «военно-воздушные силы», а не «военная авиация», но я пользуюсь здесь термином «авиация» в общем смысле.
[Закрыть] В следующем десятилетии эта установка ослабла после того, как ведущие сторонники стратегических бомбардировок были арестованы и расстреляны. В то же время старшие командиры, на основании опыта гражданской войны в Испании и из столкновений Красной армии с японскими войсками на озере Хасан и в районе Халхин-Гола, пришли к выводу, что авиация наиболее полезна, если развертывается для поддержки сухопутных сил{1215}. Этот подход был подытожен маршалом С.М. Тимошенко, наркомом обороны, когда на совещании в декабре 1940 г. он заверил высшее командование, что «решающий эффект авиации… заключается не в рейдах в далеком тылу, а в соединенных действиях с войсками на поле боя, в районе дивизии, армии»{1216}.
Стратегические бомбардировки не играли большой роли в войне Советского Союза против Германии. Эти две страны использовали свои военно-воздушные силы почти исключительно для поддержки наземных операций. Советские бомбардировщики совершали символические рейды на Хельсинки и Берлин в 1941 г. и бомбардировали нефтяные районы в Румынии, но дальние бомбардировщики выступали главным образом в тактической роли и как транспортное средство{1217}. Тем не менее Сталин находился под впечатлением англо-американской кампании бомбардировок Германии. В попытке уклониться от сталинского гнева по поводу задержки открытия второго фронта Черчилль послал ему «маленький стереоскопический аппарат» и большое число фотографических слайдов, на которых был запечатлен ущерб, нанесенный германским городам в ходе кампании стратегических бомбардировок{1218}. На Тегеранской встрече в конце 1943 г. Сталин задавал «бесчисленные и очень умные вопросы» об американских бомбардировщиках дальнего действия{1219}. Он сделал несколько официальных запросов относительно поставки нескольких британских и американских четырехмоторных тяжелых бомбардировщиков, но в этом ему было отказано{1220}.
Однако в 1944 г. Сталину улыбнулась удача. В конце июля американский бомбардировщик Б-29, имея малый запас горючего после налета на Манчжурию, вынужден был приземлиться вблизи Владивостока. В ноябре еще два Б-29 совершили вынужденную посадку в Сибири, исчерпав запасы горючего в ходе рейда на Японию, а четвертый упал после того, как экипаж выбросился с парашютом{1221}. Четырехмоторные Б-29, которые в июне 1944 г. впервые совершили рейд на Японию, были самыми современными бомбардировщиками в мире в то время: их скорость составляла 584 км/ч на высоте 8000 м, а радиус действия около 6100 км с бомбовой нагрузкой почти 5 тонн{1222}. Вместо того чтобы вернуть бомбардировщики в Соединенные Штаты, Сталин задержал их и приказал, чтобы они были разобраны и изучены советскими конструкторами{1223}. В начале 1945 г. он дал указание авиаконструкторам А.Н. Туполеву, С.В. Ильюшину и В.М. Мясищеву подготовить проекты четырехмоторного бомбардировщика с дальностью 3000 км[268]268
Конструкторскому бюро Туполева было дано задание разработать четырехмоторный бомбардировщик с дальностью полета 3000 километров, со скоростью 600 км/ч на высоте 6000 метров и бомбовой нагрузкой 5 тонн; он стал известен как «проект 64». См.: Шавров В.Б. История конструкции самолетов в СССР. 1938–1950 гг. М.: Машиностроение, 1978. С. 354–355. В 1945 г. Мясищев работал над проектом бомбардировщика с четырьмя немецкими реактивными двигателями ЮМО-004 с дальностью полета 3000 километров при нагрузке в 1 тонну и скоростью 800 км/ч на высоте 8000 метров. См.: Федотов В.А. Научно-конструкторская деятельность В.М. Мясищева // Исследования по истории и теории развития авиационной и ракетно-космической науки и техники. Т. 4. М.: Наука, 1985. С. 47. См. также: Шавров В.Б. История конструкции… С. 180. Кербер (см.: Цербер Л.Л. Ту – человек и самолет. М.: Сов. Россия, 1973. С. 172.) ссылается на работу Ильюшина над аналогичным проектом.
[Закрыть]. Однако в 1946 г. вместо этого он решил создать копию самолета Б-29. Туполеву было приказано сделать корпус, а А.Д. Шевцову – мотор{1224}.
Эта последовательность решений показывает, что Сталин осознал важность стратегических бомбардировок еще до Хиросимы. Ведущий историк советского самолетостроения писал: «Война показала, что дальний высотный скоростной стратегический бомбардировщик нужен нашей стране, что сомнения и колебания перед войной относительно такого типа самолета… были лишь временным явлением и жизнь опровергла их»{1225}. Хиросима придала стратегическим бомбардировкам новое значение, показав, как много разрушений может причинить один-единственный бомбардировщик одной бомбой.
Значение стратегических бомбардировок отразилось в создании дальней авиации (что будет обсуждено ниже) и в приоритете, отдаваемом теперь противовоздушной обороне. Силы противовоздушной обороны начали извлекать пользу из программ исследований и разработок в области реактивных двигателей и радиолокации. Реактивные истребители Як-15 и МиГ-9, которые имели немецкие моторы, совершили свои первые испытательные полеты в апреле 1946 г. Оба самолета поступили на вооружение сил противовоздушной обороны в ограниченных количествах[269]269
Як-15 был спроектирован в конструкторском бюро Яковлева, где поршневой мотор Як-3 был заменен на немецкий реактивный двигатель ЮМО-004. МиГ-9 спроектировало бюро Микояна на основе немецкого двигателя БМВ-003. См.: Яковлев А.С. Советские самолеты. 3-е изд. М.: Наука, 1979. С. 139–141; Novar-ra H. /., Duval G. R. Russian Civil and Military Aircraft. 1884–1969. L.: Fountain Press, 1971. P. 152–153.
[Закрыть]. Вскоре последовало второе поколение реактивных перехватчиков, удовлетворяющих требованиям полета на больших высотах с околозвуковой скоростью и длительностью пребывания в воздухе один час. МиГ-15 и Ла-15 снабжались модифицированной советской версией роллс-ройсовских двигателей «Дервент» и «Нин», которые Советский Союз закупил у Англии в 1947 г. Сталин скептически отнесся к возможности продажи двигателей Англией: «Какой же дурак станет продавать свои секреты!» – часто повторял он, но британское правительство согласилось на продажу{1226}. МиГ-15, совершивший свой первый испытательный полет 30 декабря 1947 г., выпускался в огромных количествах{1227}. Ла-15, созданный конструкторским бюро Лавочкина, был запущен в серийное производство в августе 1948 г., хотя производился в меньших количествах по сравнению с МиГ-15.{1228},[270]270
Здесь говорится о 15000 МиГ-15, произведенных в 1953 г. В кн.: Gunston В. Aircraft of the Soviet Union. L.: Osprey, 1983. P. 175, пишется, что было произведено 5000.
[Закрыть] Производство третьего поколения перехватчиков – МиГ-19 и Як-25 – было начато в начале 1950-х гг. на основе советских реактивных двигателей{1229}.
Силы ПВО также стали получать новые зенитные орудия в 1947 г.{1230} 57-миллиметровая пушка была предназначена для целей на высоте 5000 м, а 100-миллиметровая пушка была разработана для целей на высоте свыше 12000 м; 25– и 37-миллиметровые пушки должны были вести борьбу с низко летящими самолетами{1231}.[271]271
Была разработана 130-мм пушка для стрельбы по целям на высотах от 12000 до 16000 метров, прошедшая государственные испытания в 1951 г. Однако Совет Министров решил не пускать ее в производство, а рекомендовал перейти на ракеты земля – воздух. Это решение было позже отменено, и 130-мм пушка в середине 1950-х гг. была принята на вооружение вместе с ракетами. См.: Zaloga S. J. Soviet Air Defense Missiles. Coulsden: Jane's Information Group, 1989. P. 31, 34; Лобанов М.М. Развитие советской радиолокационной техники. М.: Воениздат, 1982. С. 164.
[Закрыть] Однако война показала, что противовоздушная артиллерия одна не в состоянии обеспечить эффективную защиту, поэтому начались работы с помощью немецких инженеров по разработке противовоздушных ракет. Первые учебные соединения ракетных войск ПВО были сформированы в 1952 г.{1232}
Высокий приоритет получили также радары раннего обнаружения{1233}. Над ними работали две конструкторские группы: одна вела разработки в метровом диапазоне, а другая – в сантиметровом. Первая группа спроектировала систему П-3а, улучшенную версию радара П-3 военного времени{1234}. Система имела дальность обнаружения 130 км и поступила в производство в 1947 г. За ней последовал радар раннего обнаружения, который проходил государственные испытания в 1949 и 1950 гг. и внедрялся повсеместно. П-8 имел эффективный радиус действия 150 км, который мог быть увеличен до 250 км с помощью специальной мачты{1235}.[272]272
Американская оценка его параметров в ходе корейской войны показала, что он может обнаруживать средний бомбардировщик типа Б-47 на расстоянии 100 км при высоте 3300 м или на расстоянии 185 км на высоте 10000 м.
[Закрыть] П-10, новая радарная система, основанная главным образом на П-8, разрабатывалась в 1951–1953 гг. и вскоре вступила в строй. Она имела такой же радиус действия, но улучшенное разрешение и повышенную чувствительность приемника{1236}. Первым радаром сантиметрового диапазона стал П-20 раннего обнаружения непрерывного действия: он прошел государственные испытания в 1949 г. и стал широко внедряться в частях ПВО, военно-воздушных сил и военно-морского флота{1237}. Он мог определять все три координаты цели с высокой точностью и имел эффективный радиус действия 190 км{1238}. Этот радиус и разрешающая способность были большими, чем у П-8, который создавался примерно в то же время и составил основу серии радаров раннего предупреждения, разрабатываемых в 1950-х гг.{1239}
Советское верховное командование благодаря английской и американской стратегии во второй мировой войне поняло, что «самостоятельные операции стратегических ВВС противника против тыловых объектов страны явятся весьма существенной частью ведения войны в целом. Эти операции враг будет проводить с целью разрушения важнейших военно-экономических объектов страны, дезорганизации тыла и подрыва морального духа населения»{1240}. Для обсуждения проблемы защиты внутренних районов страны от воздушного нападения было созвано совещание старших офицеров службы противовоздушной обороны, проходившее с 27 февраля по 10 марта 1947 г. По итогам совещания была выпущена книга, в которой анализировались принципы противовоздушной обороны. В июле того же года проходили учения, в которых были задействованы все элементы сил ПВО: перехватчики, зенитки, радары и части раннего обнаружения{1241}.
В июле 1948 г. силы национальной противовоздушной обороны были выделены в отдельный род войск, наравне с военно-воздушными силами, сухопутными войсками и флотом{1242}. Для нужд противовоздушной обороны страна была разделена на приграничную и внутреннюю зоны. Ответственность за противовоздушную оборону в приграничной области возлагалась на командующих военными округами и флотами. Защита внутренней зоны возлагалась на национальные силы противовоздушной обороны{1243}. Радары раннего обнаружения вначале развертывались на направлениях Балтики и Восточной Европы; к 1950 г. сеть радаров была расширена до Тихого океана, Каспийского и Черного морей. Москва являлась самой важной обороняемой целью, и Московский округ ПВО первым получал новое оборудование. Силы национальной противовоздушной обороны должны были обеспечивать защиту в глубоком тылу, чтобы самолеты противника могли быть перехвачены задолго до достижения ими целей. Истребительная авиация располагалась эшелонирование, так что на приближающиеся бомбардировщики мог быть предпринят ряд последовательных атак, равным образом и противовоздушные батареи располагались на различных расстояниях от объектов, которые они защищали{1244}.
Защита от стратегического воздушного нападения была заботой не только ПВО, но и военно-воздушных сил. В конце 1940-х и начале 1950-х гг. Генеральный штаб решил, что «противовоздушные операции войск ПВО страны будут дополняться ударами дальней авиации и других средств по основным аэродромам противника»{1245}. Другими словами, авиация дальнего действия, подобно КС А, получила задание «ослабить» атомное нападение.
V
В советской прессе не было особых дискуссий о военных последствиях применения атомной бомбы. Наиболее существенный анализ был сделан генерал-майором Г.И. Покровским, экспертом по взрывчатым веществам, именно с ним консультировался в 1942 г. Балезин относительно возможности создания атомной бомбы. В брошюре, опубликованной в 1946 г., Покровский писал, что «ядерные авиационные бомбы будут эффективны в разрушении глубоких подземных сооружений, больших дамб и гидроэлектростанций, тяжелых морских кораблей (особенно сконцентрированных в узких водоемах) и наиболее важных транспортных узлов. С другой стороны, против сухопутных войск, разместившихся на больших территориях, правильно рассредоточенных и замаскированных, будет более эффективно использовать менее концентрированные формы энергии, т. е. обычные взрывные устройства»{1246}.[273]273
Эти выводы подобны выводам Объединенного комитета начальников штабов после испытаний па Бикини в 1946 г. Было сделано заключение, что из-за малого количества делящегося материала бомба может быть использована как стратегическое оружие против городских промышленных целей, а не против (за исключением экстраординарных обстоятельств) сконцентрированных соединений морских или сухопутных войск. См.: Rosenberg D. A, American Atomic Strategy… P. 67.
[Закрыть] Покровский рассчитал, что мировое производство атомных бомб может достичь порядка нескольких сот в год{1247}.[274]274
Нет причины предполагать, что Покровский был допущен к секретной информации. Он ошибочно считает, что всего лишь один килограмм плутония или урана-235 нужен для одной бомбы.
[Закрыть] Он заметил, однако, что запасы урана ограничены, а атомные бомбы дороги в производстве{1248}. Такое оружие должно быть использовано как можно более эффективно, а из анализа Покровского следовало, что оно более эффективно в стратегическом, а не в тактическом применении, причем в тылу противника против его целей, а не против вооруженных сил на поле боя. Это был важный вывод, и военная политика руководствовалась им в течение следующих пяти лет.
Несмотря на работу Покровского, изучение стратегии в военных академиях было посвящено главным образом усвоению уроков второй мировой войны, в соответствии с высказываниями Сталина[275]275
Начальные неудачи в войне изучались необъективно и некритически. См.: Gallagher M. The Soviet History of Wold War II: Myths, Memories and Realities. N.-Y.: Frederick A. Praeger, 1963. P. 37–78.
[Закрыть]. Полевые уставы 1948 г. основывались на опыте войны и не содержали упоминания об атомном оружии{1249}. В 1948 г. была выпущена инструкция, дающая некоторую информацию об атомной бомбе и ее воздействии, а при Академии Генерального штаба были организованы краткосрочные курсы{1250}.[276]276
Инструкция содержит указания по использованию оружия или оборудования.
[Закрыть] Был учрежден специальный отдел Министерства вооруженных сил, известный как 6-е управление, занимавшийся атомными делами{1251}. Но информация об атомной бомбе широко не распространялась и не имела никакого очевидного влияния на планирование военных операций{1252}. Закрытый журнал «Военная мысль» ограничил свои исследования атомной войны комментариями стратегии США.
Эти комментарии, хотя и были краткими, позволяют составить некоторое представление о советском понимании роли атомной бомбы в военной стратегии. Комментаторы критиковали Соединенные Штаты за преувеличение роли стратегических бомбардировок в поражении Германии и использовали результаты обзора стратегических бомбардировок США, чтобы показать, что даже в 1944 и 1945 гг. стратегические бомбардировки не оказали решающего воздействия на объем производства германской промышленности[277]277
Американский обзор стратегических бомбардировок был осуществлен в конце второй мировой войны для определения эффективности кампании стратегических бомбардировок Германии и Японии. 102
[Закрыть]. Говорилось, что американские сторонники стратегической авиации ошибаются, уверяя, что один вид вооружений может решить исход войны{1253}. Эта критика не доходила до полного отрицания стратегических бомбардировок, но советские военные аналитики утверждали, что одни стратегические бомбардировки не могли гарантировать победы.
Военные комментаторы принижали значение атомной бомбы. Например, в июне 1949 г. полковник М. Толченов утверждал, что атомная бомба не столь эффективна, как заявляют некоторые ее «апологеты», и цитировал американского адмирала, который критиковал американское стремление опереться на военно-воздушные силы. Чтобы эффективно выступить против многомиллионной армии мощного государства, писал Толченов, противник нуждался в значительно большем количестве атомных бомб, чем могло сделать любое капиталистическое государство{1254}. В октябре 1951 г. полковник П. Федоров утверждал на основе данных, опубликованных в американской прессе, что число бомб, сброшенных на Германию во время войны, по воздействию эквивалентно примерно 330 атомным бомбам и что эти бомбы не разрушили экономического потенциала Германии{1255}. Следовательно, делал он вывод, атомная бомба не даст Соединенным Штатам решительного перевеса над Советским Союзом.
В июне 1950 г. генерал-майор бронетанковых войск В. Хлопов в своем обзоре американской военной доктрины утверждал, что в войне Соединенные Штаты нанесут удар по самым важным советским военно-экономическим и административно-политическим центрам, чтобы деморализовать население и армию, подорвать их волю к сопротивлению{1256}. Соединенные Штаты нанесли бы эти стратегические удары с воздуха в первой фазе войны, одновременно осуществляя блокаду Советского Союза и его союзников. Союзники же Соединенных Штатов попытаются измотать войска Советского Союза и его союзников, дезорганизовать их тылы и ослабить моральный дух. Во второй фазе войны Соединенные Штаты высаживают свои войска и добиваются победы над противником.
Эта стратегия окажется неэффективной, утверждал Хлопов. Стратегические бомбардировки вовсе не были успешными во время войны, а советская противовоздушная оборона будет более эффективной, чем немецкая. Кроме того, шумиха вокруг атомной бомбы направлена только на устрашение и шантаж слабонервных. «Нет ни малейших сомнений, – писал Хлопов, – в том, что эффект применения атомной бомбы против рассредоточенных и укрытых на больших пространствах по фронту и в глубину войск и боевой техники будет далеко не тот, как это имело место при бомбардировке городов Японии со скученным населением и легкими городскими постройками…»{1257} Более того, американское представление о будущей войне нереалистично еще и потому, что Советский Союз нанесет мощные удары с воздуха с применением «новейшего» оружия, чтобы расстроить движение и концентрацию сил НАТО. Советские сухопутные войска способны организовать крупномасштабные, стремительные наступательные операции, лишая Соединенные Штаты плацдармов для концентрации их сил для наземных сражений; и они способны совершить это прежде, чем американские подкрепления пересекут Атлантику. «Война, – писал Хлопов, – в этом случае примет совершенно иной характер, чем планируют ее представители военно-политических кругов США»{1258}.
Статья Хлопова наиболее ясно представляет советский взгляд на характер будущей войны в последние годы жизни Сталина. Соединенные Штаты нанесут атомное нападение с воздуха, чему будут противопоставлены советская противовоздушная оборона и удары по американским военно-воздушным базам. Советские сухопутные войска начнут контрнаступление в Европе и возможно также на Среднем Востоке, чтобы воспрепятствовать Соединенным Штатам использовать эти регионы как плацдармы для нападения на Советский Союз. Это представление о будущей войне соответствует послевоенной милитаристской политике. Атомная бомба рассматривалась как стратегическое оружие, которое Соединенные Штаты будут использовать против целей в тылу, а не против войск на поле боя, где оно было бы сравнительно малоэффективным. Правильным ответом, таким образом, будет противовоздушная оборона, дополненная ударами по американским военно-воздушным базам. Сухопутные войска должны быть готовы к контрнаступлению, чтобы препятствовать высадке американских войск на континент. Если же Соединенные Штаты будут вытеснены с континента, то проводить успешную кампанию стратегических бомбардировок станет много труднее.
Естественно, советские военные аналитики следовали указаниям Сталина, в частности, исходя из его ответа Александру Верту. Возможно, комментарии в «Военной мысли» выглядят попыткой сделать хорошую мину при плохой игре. Но советская концепция будущей войны была близка к той, которая вырабатывалась в американских военных штабах. Например, в чрезвычайном военном плане «Оффтэкл», утвержденном Объединенным комитетом начальников штабов в декабре 1949 г. и остававшемся оперативным в течение двух лет, война также рассматривалась в нескольких фазах. В первые три месяца Советский Союз, «как ожидалось, начнет наступление в Западной Европе и на Среднем Востоке, воздушные бомбардировки Британских островов, кампанию с ограниченными целями на Дальнем Востоке, морские нападения и нападения с воздуха на линии коммуникаций союзников и выборочные воздушные атаки на Северную Америку»{1259}. Не ожидалось, что стратегические бомбардировки остановят эти нападения. Западные союзники будут слишком слабы, чтобы удержать Западную Европу, но попытаются удержать Северную Африку и район Каира – Суэца, а также обезопасить Соединенное Королевство. Итоговая ситуация будет похожа на имевшую место в 1942–1943 гг. Союзники станут осуществлять стратегические бомбардировки, укреплять Соединенное Королевство как главную базу и начнут наступление из Восточного Средиземноморья и Северной Африки с целью возвращения на европейский континент. Третья мировая война будет решена кампаниями, напоминающими события 1944–1945 гг.{1260}
Советские и американские военные аналитики в 1949–1951 гг. были согласны в том, что атомное воздушное нападение не решит исхода войны. Этот вывод базируется отчасти на предположении, что Соединенные Штаты еще не имели достаточного числа атомных бомб для подавления способности Советского Союза вести войну. В октябре 1951 г. журнал «Военная мысль» указывал, что для достижения этой цели потребовалось бы более 330 бомб; американские же военные политики в конце 1949 г., когда Соединенные Штаты располагали примерно 200 бомбами, считали, что 292 атомных бомб, требуемых планом «Оффтэкл», было бы недостаточно[278]278
План «Оффтэкл» призывал «атаковать 104 городских целей 220 атомными бомбами плюс для повторения нападения еще 72 бомбы». См.: Rosenberg D. A. The Origins of Overkill. P. 16. Id. American Atomic Strategy… P. 70. Здесь цитируется американский адмирал, который написал в меморандуме для внутреннего пользования в январе 1949 г.: «Некоторые специалисты считают, что ущерб от стратегических бомбардировок Германии был эквивалентен 500 атомным бомбам. Но Германия не капитулировала, пока се армия не потерпела поражения».
[Закрыть]. Сходство мнений поразительное. Неясно, было ли это простым совпадением. Советская разведка подготовила оценки числа бомб в американском резерве{1261}. Так как они не были рассекречены, невозможно сказать, насколько они были точны, но вполне вероятно, что советские руководители имели примерную картину роста американских запасов[279]279
Советская разведка знала от Клауса Фукса, что американские запасы непосредственно после бомбардировки Хиросимы были очень малы (см. Р. 153). Дональд Маклин, возможно, сообщил некоторую важную информацию о необходимых Соединенным Штатам сырьевых материалах и планах производства, когда он был секретарем Комитета по согласованию политики в 1947 и 1948 гг. (см. Р. 174). В 1950-х гг. анализировались образцы криптопа-85 для определения уровня производства плутония в Соединенных Штатах (интервью с Г.Н. Флеровым от 17 ноября 1990 г.)
[Закрыть]. Хрущев, например, ссылается в своих мемуарах на «несколько сот» атомных бомб, которыми обладали Соединенные Штаты в 1950 г.{1262} Кроме того, зная силы, которыми располагало КСА, можно было бы приблизительно определить число бомб, предназначенных для атомного нападения на Советский Союз.
Уверенность в том, что страна не погибнет, коренилась отчасти в убеждении, что может быть разработана эффективная военная стратегия противостояния атомной бомбе. Советский Союз занимает огромную территорию, обладает богатыми природными ресурсами и людскими резервами, а промышленные предприятия разбросаны по всей стране[280]280
Литвинов в своем интервью с Ричардом Хоттелетом в июне 1946 г. прокомментировал: «Если одна сторона чувствует, что ее огромные пространства и население, ресурсы и рассредоточенная промышленность в большой степени снижают опасность, она не остановится перед использованием бомбы». См.: Hottelet R. С. Russians Did Not Realize Power of A-Bomb or Fear Atomic War. Lit-vinov Warned in '46// Washington Post. January 22, 1952. P. 11B.
[Закрыть]. В первые четыре месяца войны с Германией миллионы советских солдат были убиты или взяты в плен, советское правительство потеряло контроль более чем над 60% производства угля, чугуна, стали и алюминия{1263}. Этот урон был намного больше определенного в докладе Хармона в результате атомного нападения, и все же советское государство выжило и оказалось способным победить Германию. Эта победа укрепила уверенность Советского Союза в способности государства выстоять в атомной войне.
В последние годы жизни Сталина советская концепция будущей войны не изменилась, но в 1949–1950 гг. в советской политике произошел важный сдвиг. Сталин решил увеличить советские силы в Германии, укрепить военно-морской флот и восточноевропейские армии. Эти решения отразили растущую напряженность в отношениях Восток – Запад. С созданием Организации Североатлантического Договора (НАТО) в апреле 1949 г. Соединенные Штаты стали официально отвечать за оборону Западной Европы, и западные союзники начали увеличивать свои вооруженные силы в Западной Европе{1264}.
