Текст книги "Джек в Австралии. Рассказы"

Автор книги: Дэвид Герберт Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА XVIII
Бал у губернатора

Джек с удовольствием вымылся, побрился и переоделся. Бродяжничество надоело ему.

Три джентльмена в вечерних костюмах шли вдоль каменной ограды, окружавшей губернаторский дом. У одного из них была представительная и корректная наружность, двое других были значительно моложе, с сильно загорелыми лицами, несколько более светлыми в выбритых местах. Костюм Джека был коротковат и узковат, хотя он едва ли вырос за это время. Полоска манжета оказалась несколько излишне широкой, а на плечах чересчур выделялись мускулы. Что до весьма приличного, дорогого костюма Тома, то он, наоборот, был слишком для него велик. Он висел бы на нем мешком, если бы в Томе не было такого избытка жизни и подвижности. И этот животный избыток жизненных сил так ярко просвечивал сквозь черный костюм, что невольно стушевывал все недочеты последнего. На обоих юношах были шерстяные пунцовые носки, а в карманчике жилета новые, шелковые, темно-красные платки. Ярко-красный цвет носков, темно-красный – платков и бронзовато-красный – их лиц весело оттеняли однообразие черно-белых костюмов. Словом, мальчики были довольны собой и выступали горделиво.

Джека раздражало полученное им письмо от отца ко дню его совершеннолетия. Генерал вышел в отставку, получил пенсию и не скопил себе на старость ни гроша. Поэтому в письме значилось: «Милый мальчик! Я рад, что тебе уже двадцать один год, потому что теперь ты можешь сам заботиться о себе. Я с трудом посылаю тебе чек на сто фунтов, так как знаю, что ты несомненно ожидаешь подарка ко дню рождения. Прими его, но не ожидай больше, ибо все равно ты ничего не получишь!»

Дословно оно, разумеется, было написано не так, но таким образом его понял Джек. Мать послала ему шесть убийственных галстуков, две щетки в серебряной оправе, одного вида которых он не выносил, сто тысяч приветов, несколько пролитых по его адресу слез и множество бесполезных, но любящих советов. Он был раздосадован, так как действительно ожидал от них существенной помощи, чтобы, как подобает джентльмену, начать свой жизненный путь. Но все же присланные сто фунтов были основательным подспорьем на черный день.

Мистер Джордж не без отеческой гордости ввел их в свой клуб и достал для них приглашения через секретаря губернатора. Да, он гордился этими видными, рослыми молодцами!

Был чудный, жаркий вечер и почти все приглашенные шли пешком, щеголяя своими туалетами.

Мало у кого были свои собственные экипажи, а обилием извозчиков город не отличался.

Мистер Джордж поджидал под колонной тетю Матильду и Мери. Они не заставили себя долго ждать. Каждая из них несла в руках по холщовому мешочку. На мешочках были вышиты красные монограммы, а внутри лежали бальные туфли.

Молодые люди приосанились, дабы при представлении губернатору не ударить лицом в грязь.

– Силы небесные, я уже весь в поту, – заявил Том. – Пойду-ка заполню свою карточку танцев.

– Возьми меня, ради бога, с собой, – взмолился Джек.

– Ты такой косолапый, а здесь, брат, надо уметь танцевать. Иди-ка лучше к Джорджу.

– Не бросай же меня, свинья ты этакая!

– Иди, иди себе! Не свести ли тебя к тетеньке? Я желаю танцевать и держать барышень за ручки.

У Тома, когда он занял место среди танцоров, был довольно комичный вид: испуганный появлением дирижера, Джек пробрался сквозь толпу под защиту тети Матильды. Он всегда сожалел о том, что не умеет, да и вряд ли когда-нибудь научится танцевать. Он не мог решиться обнять девушку за талию и кружиться с ней по залу. Под его кажущимся равнодушием скрывалась необычайная сдержанность, исключающая возможность слишком большой близости. Что-то инстинктивно пятилось в нем, как только он замечал, что девушка охотно идет ему навстречу. Даже в чисто товарищеских отношениях с Томом чувствовалась известная, им установленная, дистанция, не допускающая чрезмерной близости. Джек производил впечатление самого открытого, доступного человека в мире. Казалось: вся душа нараспашку. Но тем, кто лучше других знали его, как например, его мать и миссис Эллис, была известна его внутренняя, холодная сдержанность, его отвращение к всякому физическому прикосновению.

Тетя Матильда была в зеленом шелковом платье и бриллиантовой диадеме.

Джек, подходя к ней, подумал про себя, что знакомый черт лучше, чем незнакомый человек. Вслух же он произнес:

– Могу ли я, сударыня, рассчитывать на честь повести вас к столу?

– Ах, милый мальчик, – запела тетя Матильда, – совсем отец! Но, видите ли, на таких балах я уже заранее приглашена. Нас здесь рассаживают по чинам. Но вы можете пригласить Мери. Она говорит, что ушибла ногу и не будет много танцевать.

Мери взяла его под руку и они вышли на террасу. Светила яркая луна, деревья вырисовывались на фоне зеленовато-голубого неба, разносился пряный аромат тропических цветов.

– Здесь гораздо лучше, – сказал он, глядя на небо.

– Да, чудесно, – сказала Мери. – Мне очень хотелось посидеть спокойно и поболтать с тобой. Мы так давно не виделись, а сегодня утром ты был совсем другой, – Мери тоже изменилась, но Джек не мог определить, в чем именно. Они уселись под раскидистым деревом, прислушиваясь к тонким шорохам ночи.

– Ты как будто не очень-то счастлив, что вернулся? – спросила Мери.

– Наоборот, – неубедительно ответил он. – А что ты поделывала все это время, Мери?

– Ничего особенного, – ответила она. Только вот, – она запнулась, – они хотят выдать меня замуж. А я по ночам не сплю и раздумываю над этим.

– За кого же? – спросил Джек, невольно подумав о Ракетте.

Они сидели под магнолией. Джек мог ясно различить контуры больших, сильно пахнущих цветов.

– Хочешь, чтобы я рассказала тебе об этом?

– Да.

Джек пристально глядел на спускавшуюся к реке аллею, Мери сидела рядом с ним в кружевном платье.

– Это некий мистер Блессингтон, вдовец с пятью детьми, но довольно интересный человек. У него черная борода.

– Боже мой! – воскликнул Джек. – Неужели ты согласилась?

– Пока еще нет.

– Почему ты, собственно, думаешь выходить замуж за него? Разве он тебе нравится?

– Многое в нем мне нравится. Он хороший человек и хорошо относится ко мне. У него прекрасная библиотека. И так как он человек светский, то и окружает его множество светских людей. Да, это человек с весом. Тетя Матильда находит, что он – удивительная удача для меня и, конечно, она права.

Джек молча раздумывал.

– Все это весьма возможно, – заметил он, – но все-таки я не представляю тебя целующей пятидесятилетнего вдовца с черной бородой и пятью детьми.

– Во-первых, ему всего тридцать семь; а во-вторых, это мужчина в полном смысле этого слова!

Джек подумал о Монике. Он хотел Монику. Но ему была одинаково невыносима мысль упустить Мери. Такого рода наглость на минуту привела его в смущение.

Но он снова повернулся к Мери и строго поглядел на ее маленькую, сгорбившуюся фигурку в светлом кружевном платье.

– Ты хочешь его? – властно и страстно спросил он.

– Н-нет, – пробормотала она, – нет, о нет! – Ее маленькие, нежные смуглые ручки неподвижно лежали на коленях. По каким-то странным стечениям обстоятельств она готова была принадлежать Джеку. А Моника? Моника была ему необходима. Прежде всего Моника. Но и Мери тоже. Он страстно и неумолимо сознавал это. Он взял обе ее руки, прижал к губам, безумно, страстно целуя. Мери слабо вскрикнула, но рук не отняла.

– Я думал, что ты любишь Ракетта, – сказал он внезапно, остро взглянув на нее. Она покачала головой и Джек заметил, что она плачет. Он обнял ее и прижал к себе. Она была маленького роста, но при этом удивительно тяжела, совсем не похожа на гибкую Монику. Но ему нравилась ее тяжесть, – тяжесть магнита. Про себя он подумал: почему и она тоже не может быть моей? Она принадлежит мне.

Его душа была жестка и уступать не хотела: «она принадлежит мне», – повторил он себе, нежно целуя ее лицо и ее слезы.

Мери все знала про него и Монику. Но он не хотел склониться ни в ту, ни в другую сторону. Он хотел жениться и на Монике и на Мери. В душе Мери утихнет что-то, когда он женится на ней; в нем все утихнет, когда он женится на Монике. Инстинктивно он уяснил себе оба эти факта, а прирожденная сила воли была достаточно велика, чтобы прямо смотреть им в глаза. Почему я не могу иметь обеих женщин? – задавал он себе вопрос. И ответ слышался: можешь, если хочешь.

До них доносились звуки музыки.

– Мне нужно вернуться к следующему танцу, – сказала Мери сдавленным голосом. Он поцеловал ее в губы и повел обратно в танцевальный зал.

К ней подошел худощавый, узкоплечий господин, в безупречном фраке, с орденами. В его отношении к ней чувствовалось право собственника. У него была черная борода, а на носу пенсне. Но в выражении его лица сквозила нежность и деликатность. Ясно было, что он ее действительно любит, если и не с общепринятой бурной страстью, то во всяком случае преданно и искренно. Это был, несомненно, хороший человек, несколько слабовольный и грустный.

Все это Джек сразу заметил. Было ясно, что он принадлежал к тому кругу общества, к которому принадлежал отец Джека и что за пределами этого круга он ничего не видел.

Но и Мери принадлежала к тому же светскому обществу и все ее мысли были направлены туда. Но какой-то нетронутый уголок был еще в ней и на него-то и рассчитывал Джек. Он стоял в дверях и наблюдал за тем, как она танцует с Блессингтоном. Он сознавал, что, став миссис Блессингтон и погрузившись в эту светскую жизнь, она будет счастлива. А «нетронутый» уголок постепенно заглохнет. Он ненавидел все то условное и как бы лощеное, что сквозило в движениях Мери. Танцуя с Блессингтоном, она производила на него прямо-таки пошлое впечатление. И лишь унылое выражение ее лица служило доказательством того, что она думает о Джеке.

Танец закончился. Тетя Матильда обмахивалась веером, как взъерошенный зеленый какаду. Собралась небольшая компания: Мери, Блессингтон, мистер Джордж, мистер Джеймс Ватсон, зять тети Матильды – и сама тетя Матильда. Джек подошел к ним и попросил представить его.

Мистер Блессингтон представил его в свою очередь худенькой нервной барышне – своей дочери. Она казалась искренно несчастной и вызвала в нем жалость. Он повел ее к столу, оказывая ей всяческое внимание. Она испуганно таращила на него свои темно-серые круглые глаза, как на полуприрученное животное, которое вот-вот бросится и укусит. А он смеялся ей в ответ и, если не реально, то отвлеченно обволакивал ее нежной ласковостью, желая влить в бедную девочку хоть немного жизнерадостности.

Мери танцевала с Томом, а потом с кем-то еще. Джек стоял поодаль и настойчиво наблюдал за ней, сохраняя при этом обычное простодушное и приветливое выражение лица.

Когда Мери закончила танец, он подошел к ней со словами:

– Выйдем на воздух ненадолго.

Она послушно пошла за ним. Они уселись под той же самой магнолией.

– Твой Блессингтон совсем не плох.

– Он вовсе не мой Блессингтон; во всяком случае, пока не мой. И никогда не мог бы стать действительно моим.

– Этого никогда нельзя знать заранее. Он, верно, очень богат?

– Не будь так отвратителен со мной!

– Почему? Я сам не прочь быть богатым. Тогда бы я мог делать то, что мне доставляет удовольствие. Да, впрочем, ты все равно не выйдешь за него.

– Почему?

– Не выйдешь, вот и все.

– Выйду, если тетя Матильда заставит. Я всецело завишу от нее, неужели ты думаешь, что я не чувствую этого? Я хочу быть свободной. Я буду гораздо свободнее, если выйду замуж за Блессингтона. Теперешней жизни с меня довольно.

– Чего бы ты больше всего хотела?

Она с минуту помолчала, потом ответила:

– Жить на ферме.

– Выходи за Тома, – вдруг озлившись, выдал он ей.

– Почему ты такой противный? – с горьким недоумением спросила она. Он не сразу ответил.

– Во всяком случае ты за Блессингтона замуж не выйдешь!

– Почему ты так в этом уверен? Тетя Матильда уезжает в апреле в Англию, а я не хочу с ней ехать. Я хочу остаться в Австралии.

– Выходи за Тома, – снова со злостью проговорил он.

– К чему ты мне все это говоришь?

Но он сам не знал почему.

– Ферма… – хотел он было начать; но какая-то фигура приближалась к ним от дома. Это была тетя Матильда. Молодые люди вскочили. Джек умолк и еще больше разозлился. Он охотно бы сморщил нос и сказал бы: – Не умно, сударыня. – Но не сказал ничего, предоставив слово тете Матильде.

– Я так и думала, что это ваши голоса, – холодно произнесла она. – Почему ты так неуместно ведешь себя, Мери? Мистер Блессингтон ищет тебя повсюду.

Мери увели. Джек пошел за ними. Как только тетя Матильда сдала девушку на руки Блессингтону, она тотчас же на всех парусах снова направилась к Джеку.

– Пройдемся по террасе, дорогой мой.

– Позвольте вас пригласить на эту кадриль, сударыня!

Она сухо улыбнулась ему.

– Я уже слышала про ваши способности к танцам, голубчик. Ваш отец был прекрасный танцор. Но губернатор в этом отношении очень придирчив. Он послал своего адъютанта, чтобы немедленно остановить Джимми Шорта, который пошел налево, вместо того, чтобы пойти направо.

Тетка лукаво взглянула на юношу.

– Гораздо более невоспитанно обижать гостя, чем ошибиться в танце, – ответил он.

Они молча подошли к террасе.

– Чудесный вечер. Совсем не жарко, – сказал Джек.

Она рассмеялась: – Вы положительно оригинальный молодой человек, но так легко вы не отделаетесь. Что это вам вздумалось дважды убегать с Мери?

– Вы же сами разрешили мне пойти с ней, сударыня.

– Я отнюдь не разрешала удаляться с ней в сад, подвергать ее пересудам. Я не дура, мой милый, и не позволю ей портить свою жизнь. Вам она нужна на одну ночь! – Тетя Матильда резко захлопнула веер. – Руки прочь, с нас довольно одного скандала в семье! Мистер Блессингтон отличный муж для Мери, посланный ей Богом. С ней ведь нелегко, очень нелегко. Мистер Блессингтон прекрасная партия. Она сама из хорошей семьи. Она ведь внучка лорда Хавордса. А он с положением. Кроме того, они подходят друг другу. Это указание свыше. Попробуйте только учинить второй семейный скандальчик!

Старуха стояла под лампой, наклонившись к Джеку. От нее пахло духами, что он всегда ненавидел. А ее напудренное, морщинистое лицо, почему-то напоминало ему мордочку ящерицы. Он раздумывал. С виду, конечно, надо подчиниться.

– Хорошо, – ответил он. – Я понимаю вас.

– Надеюсь, а теперь отведите меня обратно в зал.

Внутренне в нем только окрепла решимость, но выражение его лица было самое спокойное и безобидное. Джек учтиво усадил ее в кресло, намереваясь исчезнуть. Он не мог дольше выносить ее присутствия. Но она схватила его за рукав.

– Садитесь. Мы же теперь друзья? – улыбнулась она, похлопав его веером по щеке.

– Разумеется, сударыня, – ответил он с легким наклоном головы.

– Боже, какой вы смешной, – сказала она, выпустив его рукав и разглядывая танцующих.

Джек воспользовался этой минутой, чтобы ускользнуть от противной тетки. Он спрятался сперва за спиной толстого судьи из Мельбурна, затем за расфранченной дамой и скрылся.

Теперь ему необходимо выяснить свое положение. Больше всего остального ему хотелось Монику, но Мери он тоже не выпустит из рук, даже если перед ним окажется целый батальон теток. Предстояла борьба.

Он разыскал Мери.

– Свободен ли у тебя следующий танец?

– Да, я не танцую из-за ноги, – категорически заявила она. Он понял, что в эту минуту она тоже на вражеской стороне.

– Польку я танцевать умею. Пойдем.

– А моя нога?

Джек ничего не ответил, только взглянул на нее. Она беспрекословно встала. Никто из них никогда не мог забыть этот нелепый, хромой танец.

– Я должен поговорить с тобой, Мери.

– О чем?

– Тебе действительно хотелось бы жить на ферме?

– Я думаю, что да.

Разговор был отрывистый и странный.

– Через два года я могу иметь ферму.

С минуту она не отвечала. Потом взглянула на него своими удивительными, черными, покорными глазами. Она представила себе свое положение в роли миссис Блессингтон. Это было очень заманчиво. Но одновременно, при взгляде на Джека в ее душе что-то оборвалось. Именно оборвалось, – такую власть над ней имели его глаза.

– Через год у меня может быть ферма и неплохая.

Танец закончился. Тетя Матильда сказала: – Конечно, мистер Блессингтон, если вы будете так любезны повести Мери к ужину…

После ужина Джек снова подошел к Мери.

– Мне нужно еще раз поговорить с тобой, Мери. Приходи и стань вон туда, за портьеру третьего окна. – Он указал глазами на тяжелую красную плюшевую драпировку. Мери испуганно посмотрела сперва на него, потом на окно. Джек отправился на розыски Тома. И нашел его у буфета с рюмкой в руках.

– Том, согласен ли ты помочь мне, во всем, что я скажу или сделаю?

– Согласен, – ответил красный, лоснящийся, плавающий на верху блаженства Том.

– В таком случае устрой для тети Матильды партию в вист! Я знаю, что это доставит ей удовольствие.

– Нет ничего проще, – ответил Том и рассмеялся, как всегда, когда был навеселе.

– И потом вот еще что, Том: ты ведь любишь Мери, не правда ли? Ты бы сумел пристроить ее, если бы это ей понадобилось?

– Я бы женился на Мери, если бы она пошла за меня и если бы я сам не был женат.

– Молчи, дурак!

Том расхохотался.

– Не покидай меня, Том!

– Боже избави!

– Ну так иди и устраивай вист.

Отправив его, он стал наблюдать за Мери. Она шла с Блессингтоном. Они не танцевали. Девушка нервничала, заметив, что Джек наблюдает за ней.

У третьего окна она слегка оступилась, отпустила руку своего кавалера и остановилась, чтобы поправить платье, оказалось, что оборвался подол и она не может идти дальше, не закрепив его булавкой. Кавалер отвел ее к оконной нише и пошел за булавкой.

Когда он вернулся, Мери уже не было.

В саду Джек спросил ее:

– Мистер Блессингтон тебе уже сделал предложение?

– Нет.

– Не допускай этого. Будешь ли ты действительно счастлива, живя на ферме? Даже если пришлось бы работать? – Задавая эти вопросы, он смотрел на нее в упор. Она ответила не сразу.

– Да, – сказала она наконец, с глазами, полными слез.

– Можешь ли ты подождать меня два года? – спросил он.

– Да, – прошептала она.

– Через два года у меня будет ферма, на которой ты сможешь жить, – сказал он и поцеловал в губы с тем же могучим, упорным приливом страсти. Затем отослал ее обратно в зал. Он ушел сам и разыскал мистера Джорджа в игральной комнате. Там же, но у другого стола сидела тетка и играла с таким увлечением, точно дело касалось жизни и смерти; ее бриллианты сверкали, но веер был отложен в сторону.

– Завтра мы едем в Вандоу, – сообщил Джек.

– Отлично, – ответил мистер Джордж.

– Ах, мистер Джордж, не доставите ли вы Тому большое удовольствие? Вы ведь приедете в Вандоу на этой неделе?

– Да, я собираюсь в среду или четверг.

– Привезите с собой Мери. Устройте так, чтобы тетя Матильда позволила ей. Том ужасно влюблен в нее и когда видит ее рядом с Блессингтоном, начинает пить. По-моему, она не подходит Блессингтону. Как вы находите? Он мог бы быть ее отцом, а Том самый хороший человек на свете и любит ее. Нет человека порядочнее его.

Мистер Джордж пыхтел, кряхтел и пребывал в страхе и трепете. Он побаивался тети Матильды, очень любил Мери и, если бы не страх оказаться смешным, сам бы охотно женился на ней. К Тому Эллису он относился хорошо. Наоборот, люди, подобные Блессингтону, были ему не по вкусу. Сам он был чувствительным, старым австралийцем.

– Об этом надо подумать, надо подумать! – проговорил он.

На другое утро молодые люди уехали из Перта в новеньком экипаже, купленном у Джимми Шорта. А мистер Джордж обещал выехать с Мери на следующий день.

ГЛАВА XIX
Прием в Вандоу

Все меняется, – сказал Джек сидя с Томом в экипаже, – и никогда не становится прежним!

– По-видимому это так, – уныло согласился Том.

– И люди тоже меняются. Я сам изменился и никогда уже не буду тем, чем был раньше.

– Ой, не болтай вздор, – взмолился запуганный Том, – ты совершенно такой же как и прежде.

С приближением к дому молодые люди испытывали все большую тяжесть. Эта тяжесть была невыносима.

– Нам многое придется изменить в Вандоу, – сказал Том. – Я бы охотно оставил там Ma. Но мистер Джордж уверяет, что она во что бы то ни стало хочет уехать и что ее не следует удерживать. При этом он многозначительно подмигнул мне и сказал, что наверно я скоро обзаведусь собственной семьей. На кой черт он это сказал? Ты не проговорился, надеюсь, о моей женитьбе? Прости, что я тебя об этом спрашиваю, но согласись, что это было странно.

– Нет, – ответил Джек, – я ни одной душе даже не заикнулся об этом и не собираюсь этого делать. Не волнуйся понапрасну, я думаю, что это все пустяки.

– Нас не было здесь более двух лет, а мне кажется, что я вовсе не уезжал; а иной раз, наоборот, – будто я здесь, дома, совсем чужой. Ужасно возвращаться из-за сложившихся обстоятельств. Почему, черт возьми, Ma не может сохранить пожизненно ферму, а я просто вернуться к ней и ребятишкам? Мне лично это было бы гораздо более по душе. Ленни наверно придет в бешенство, Моника и Грейс не захотят переезжать в какой-нибудь маленькой домишко, ну, малышам – тем, конечно, безразлично. Больше всех меня беспокоит бедная старушка Ma.

Он сидел с озабоченным лицом, подгоняя лошадей. О бедной старенькой Ma он вспомнил, собственно, только вернувшись, придерживаясь ранее пословицы: «С глаз долой – из сердца вон». Теперь тревога о ней совершенно выбивала его из колеи.

– Знаешь Джек, мне, в сущности, Вандоу совсем не нужна. Мне вовсе не хочется жить на одном месте, как жил Па, иметь кучу детей и забот! Это не по мне!

– Чего же тебе хочется?

– Я бы предпочел кочевать с тобой, Джек.

– Невозможно кочевать всю жизнь.

– Право, не знаю. Знаю только, что я никогда не видел своей матери. Знаю, что она никогда в Вандоу не жила: она меня там не воспитывала. Я готов биться об заклад, что она таскалась со мной по лесам. И в душе мне именно этого и хочется. Скажи, ты не бросишь меня?

– Не знаю, право.

Джек думал лишь о том, что скоро увидит Монику. Как это случится? Обойдется ли все гладко, или масса препятствий готовятся встать на пути?

Он твердо стоял на ногах, прошедших столько миль. И впредь намеревался так же твердо стоять на них.

Моника! Он не любил ее, не ощущал по отношению к ней ни малейшей сентиментальности. При мысли о ней душа его скорее крепла, а мускулы твердели. Не ему пришлось бы склонить голову перед ней, а ей перед ним.

А Мери? – Против нее в нем кипела злоба. Ее глупая напыщенность, когда она танцевала с Блессингтоном, потому только, что он занимает известное положение! И это она, Мери, мечтающая о жизни на ферме!

– Ты необыкновенно оживлен сегодня, Джек! Получил в подарок сто фунтов и молчишь как рыба.

– Мы проехали больше пятнадцати миль, а ты как будто тоже еще не открыл рта.

Том рассмеялся.

– Давай-ка просыпаться, мы скоро дома. Вон он уже виднеется, – добавил он, указывая кнутовищем. – Взгляни-ка, старина, какой чудесный отсюда вид, когда полуденное солнце заливает все светом серебристым, как снег… ты скажешь, что я отродясь снега не видал!.. Нет, брат, всегда – во сне…

Сердце Джека тоже невольно сжалось, когда он соскочил отворять первые ворота. И его всегда поражало казавшееся неземным чудесное освещение в Вандоу.

– Все в порядке, не правда ли? – заметил Джек.

– На пять с плюсом. Старина Джордж говорит, что Ma сотворила здесь чудеса. Ты помнишь Перси, с розовыми глазами, который обучался сельскому хозяйству и про которого говорили, что он лентяй и тому подобное? Так вот он купил близ Вандоу землю, только с противоположной от «рыжих» стороны. Дело в том, что Ma, по какому-то поводу, разошлась с «рыжими» и обратилась к нему. Вот они вместе и сделали чудеса. Во всяком случае Ma, по словам Джорджа, купила себе землю близ Беверлея, ее старой родины, и хочет туда переселиться. Но мне кажется…

– Что?

– Мне кажется, что я не понял как следует Джорджа; а теперь вдруг его слова начинают мне казаться странными… Послушай-ка…

– Что?

– Тебя не удивляет, что Моника и Кет не встретили нас по дороге, как это всегда делалось при жизни Па?

– Да, я тоже думал, что кто-нибудь из них будет здесь.

– А вот и Тим! – сказал Том.

Старик-негр открывал ворота. Казалось, что Джека он почти не узнал, но при виде молодого хозяина нескрываемая радость засияла в его глазах. Он крепко и долго сжимал его ладони своими морщинистыми руками, как будто цепляясь ими за самую жизнь.

Выбежали близнецы, помахали и удрали обратно. Появилась Кет, выросшая, возмужавшая, но более неуклюжая, чем когда-либо.

Том еще раз пожал руки Тима, затем подошел к Кет и поцеловал ее.

– Где же Ma, Кетти?

– В столовой.

Том убежал, оставив смутившуюся Кет с Джеком. Джек подумал, каким чуждым и пустым казался дом. Он почувствовал себя снова сторонним и уселся на скамейку.

Пришел мальчик, на голову выше Гарри – но с теми же голубыми глазами и, жуя травинку, уселся на ближайшем камне. Затем подошли Гог и Магог, выросшие, но не похудевшие. За ними Элли, длинноногая девочка, которая сейчас же подбежала и прижалась к Джеку. Последним номером выплыла бывшая Бэби, превратившаяся в жирную, переваливающуюся маленькую девочку и так же, как это сделали в свое время близнецы, приблизилась безо всякого смущения.

– Где Ленни? – спросил Джек.

– Пасет на лугу овец, – ответил Гарри.

– Да ты, Гарри, стал настоящим мужчиной.

– Так оно и есть. Я для Ma режу птицу на жаркое, умею с овец сдирать шкуру. Потом… – Джек не дослушал его, так как Том звал его с крыльца.

– Помоги-ка, товарищ, – шепнул ему Том, – здесь творится что-то неладное. – Вслух же он сказал: – Ma желает видеть тебя, Джек.

Джек пошел за ним в столовую. Дом казался запустевшим. Ma сидела, закрыв лицо руками. Джек нахмурил брови. Том положил ей руку на плечо.

– Что случилось, Ma? Что такое? Я никогда не брошу тебя, Ma! Вот и Джек Грант.

– Ты всегда был так добр, Том. Я от души рада, что ты и Джек вернулись. – Том беспомощно взглянул на Джека. Затем он нагнулся и поцеловал ее голову.

– Положись на меня. Мы все устроим для Ленни и для всех остальных.

– Я накопила достаточно, чтобы купить себе небольшую ферму, а Ленни хлопочет о получении участка земли между Вандоу и моей землей. Но для этого, конечно, нужны деньги, а их нет.

– Ленни еще слишком молод, чтобы самостоятельно хозяйничать, Ma! – заметил Том. – Почему бы ему не остаться здесь со мной на правах совладельца?

– Он собирается жениться, – слабо ответила мать.

– Жениться! Ленни! Да ему всего семнадцать лет!

От этого восклицания Ma снова залилась слезами.

– Он был такой хороший, такой примерный.

Том почесал себе затылок. Воистину, нелегкая штука быть главой семейства.

– Ну что же, Ma, ничего не поделаешь, если ты на этом настаиваешь. Но боюсь, что это не так скоро осуществится. Джек может подтвердить тебе, что у меня нет ни гроша.

Миссис Эллис тихо плакала, закрыв лицо передником.

– Мой бедный, бедный Ленни! Он так старался, Том, так трудился днем и ночью, никогда не тратил на себя ни гроша. И все учение его теперь пропало даром. Он во что бы то ни стало хочет жениться. Если б ему можно было помочь, Том! Она настоящая дама, Том. Он мог бы устроиться у Грейс, Алек взял бы его к себе, но…

Молодые люди с некоторой досадой и недоумением слушали ее. К чему так много разговоров про Ленни? Джеку хотелось узнать, где Моника. Почему ее нет? Почему не упоминалось ее имя? И почему в день приезда Тома Ma была в таком отчаянии? Это было несправедливо по отношению к нему.

– Где Моника? – спросил, наконец, Джек.

Но миссис Эллис лишь покачала головой и молча уставилась на бабушкину дверь.

– Ленни женатый!.. – бормотал Том. – Нет, пока это надо оставить, Ma!

– Пусть женится, если хочет; Руфь хорошая девушка, – сказала сквозь слезы миссис Эллис.

Том безнадежно взглянул на Джека; тот пожал плечами, глядя в потухший камин; он вспоминал, как при бабушке в нем горел огонек. Ему казалось, что он снова видит перед собой ее властную фигуру, ее руку, сердито постукивавшую клюкой. Она так упорно старалась уяснить Джеку свои намерения. Но безуспешно. Он не хотел тогда касаться всех этих вопросов. Теперь же он со вздохом взваливал на себя тяжесть этих денежных дел. Он встал и заглянул в черное жерло камина. Затем осторожно ощупал внутри стенку дымохода, на которой нашел какой-то выступ. Он снял куртку и засучил рукава рубашки.

– У тебя, кажется, не все дома, Джек? – спросил изумленный Том.

– Бабушка говорила мне, что у нее здесь припрятан для Ленни чулок.

– Какой там чулок! Брось, Джек!

Том посмотрел на обнаженные, загорелые мускулистые руки Джека, они напомнили ему их скитания, жару, работу, былую их беззаботность. Эти деньги давили, как жернов.

– Бога ради, оставь, Джек.

– Дай ему поискать, – спокойно заметила миссис Эллис. – Меня удивляет только, что он раньше не заговорил об этом.

– Право, я не придавал этому раньше значения.

– Так не придавай и теперь! – воскликнул Том.

Но Джек уже отгибал какой-то жестяной лист, из-за которого в изобилии посыпались пепел и сажа. За жестью показались кирпичи. Некоторые из них держались непрочно, почему бабушка и велела укрепить их сверху жестью. Он вынул несколько кирпичей и из-за них небольшую коробочку, очевидно, старую чайницу. Она была тяжела не по размеру и очень запачкана. Джек поставил ее перед миссис Эллис на стол. Том взволнованно встал и открыл крышку. Коробка была до краев наполнена золотыми и серебряными монетами, пылью, грязью и паутиной. Он покачал головой.

– Ну, не похоже ли это на бабушку? – сказал он и высыпал на стол все содержимое.

Ma усердно принялась отделять золото от серебра. Она отсчитывала лишь золото, монеты в десять и двадцать шиллингов. Том собирал в столбики серебро. Джек молча следил за ними. Пахло копотью и у всех были черные руки. Он остался, чтобы узнать, какова получилась общая сумма.

– Двести четырнадцать фунтов, – сосчитала Ma.

– И десять серебром, – добавил Том.

– Двести двадцать четыре.

– Конечно, не бог весть что, но и это не плохо, – сказал Том. – Все-таки это начало, Ma. И ты не можешь отрицать, что деньги принадлежат Ленни.

Джек вышел и стал прислушиваться у каждой комнаты. Ему хотелось узнать что-нибудь про Монику. Он ненавидел семейные и денежные дела. От них пахло смертью. Где же Моника? Наверное, она, чтобы покрепче огорчить его, уехала к Грейс.

Внизу было тихо, наверху тоже. Он вышел во двор и направился в конюшню. Заржала Люси; Джек почувствовал, что она узнала его. Несколько минут он побыл у чуткого, старого животного; потом отправился разыскивать Ленни. По дороге он встретил Гарри.

– Где Моника, Гарри? – спросил он.

– Ее нет дома.

– Где же она?

– Не знаю.

Пришел Том со словами:

– Я собираюсь к «рыжим», хочу поговорить с ними. Поедешь со мной, Джек? – Тому не хотелось в данную минуту ехать куда бы то ни было одному. Джек присоединился к нему.