Текст книги "Сердце Ворона"

Автор книги: Дэвид Геммел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

– Почему? Она же платит налоги Мойдарту и королю.

– Они насмехаются над нами, говорят, что мы глупы и тупы, но втайне, Кэлин, они нас боятся. Богатство – это сила, а варлийцы не испытывают ни малейшего желания видеть горцев сильными. Ну а теперь довольно болтовни. Скажешь Мэв, что ты нужен мне в конце недели. Перевал открыт, и мне хочется увидеть океан.

Кэлин рассмеялся:

– Нас будет двое?

– Конечно. Малыш, вместе мы армия.

– А чей будет скот? Старика Коча?

– Я еще не решил. Пора бы распространить милосердие и на других. – Жэм ухмыльнулся. – Говорят, Мойдарт привез с островов нового быка. Заплатил за него десять фунтов.

– Сколько же это чайлинов?

– Две сотни.

– Две сотни за быка? – Кэлин изумленно посмотрел на Гримо – ему и в голову не приходило, что такие деньги можно заплатить за животное. – Ты шутишь?

– Я никогда не позволяю себе шуток в отношении цен на скот. Интересно, сколько даст за него Пинанс?

– А как ты думаешь?

– Думаю, заплатить штраф мне хватит, – с широкой усмешкой ответил Жэм Гримо.

Поездка не оправдала худших опасений Алтерита Шаддлера. Ветер стих, а температура колебалась в промежутке между точкой замерзания и несколькими градусами выше. В горах еще лежал снег, под колесами повозки то и дело похрустывал ледок, но Алтериту казалось, что он уже чувствует в воздухе приближение весны.

Коляска ползла все медленнее, приближаясь к вершине хребта, и кучер щелкнул кнутом над головой пони. Животное рванулось вперед из последних сил. В какой-то момент Алтерит почувствовал неприятное подташнивание и сделал глубокий вдох. Коляска выехала наверх, и учитель невольно залюбовался открывшейся под ним великолепной картиной. Первым, что бросалось в глаза, был внушительный замок, вознесшийся над городом наподобие гигантского могильного камня.

Родовой замок Мойдарта являлся монументом мощи и изобретательности варлийской расы. Каждый раз, когда Алтерит видел эту крепость, сердце его переполнялось гордостью. Стены в сорок футов высотой, двадцать выступающих над ней башен, четверо ворот из мореного дуба, обитые железом. Пятнадцать тысяч человек возводили Эльдакрский замок на протяжении семи лет. С юга, невзирая на расходы, были доставлены самые лучшие каменщики и плотники. Многие из них остались в долине после окончания строительства, включая и предков Алтерита, один из которых придумал изогнутые стропила для часовни в главной башне.

В течение трех столетий Эльдакрский замок служил неприступной крепостью во времена войны и могучим символом превосходства варлийской расы в периоды мира. Одного вида массивных стен и башен с бойницами и отдушинами было вполне достаточно, чтобы подавить любые мысли о мятеже в непокорных сердцах горцев.

Набирая ход, коляска покатилась вниз. Алтерита снова затошнило.

– Пожалуйста, потише! – крикнул он.

– Нельзя опаздывать, сир, – ответил кучер. Учителю ничего не оставалось, как забиться в угол, молясь о том, чтобы его не вырвало. Случая со свалившимся с головы париком вполне достаточно. Перспектива явиться на глаза всесильному Мойдарту в перепачканном рвотой плаще представлялась Алтериту невыносимой. Если это произойдет, Мойдарт, вероятнее всего, уволит его, а позволить себе такую вольность, как потеря дополнительных двух чайлинов в месяц, учитель не мог. Стиснув зубы, он вцепился в ремень на внутренней стороне дверцы и постарался сосредоточиться на чем-то, не имеющем отношения к бушующему желудку. Выбор пал на историю.

Эльдакр.

Когда-то Старые Дубы, центр древнего королевства ригантов, управлявшегося Коннаваром, Бэйном, Лагишем, Борандером и Сепданнетом Прыгуном. Сейчас это город с двадцатью пятью тысячами душ, тремя копями, в двух из которых добывается уголь и в одной золото, и пятью доменными печами, снабжающими металлом бурно развивающуюся промышленность. Здесь производились мушкеты для королевских армий, железные ободья для колес, искусные пряжки и прочее снаряжение как для офицеров, так и джентльменов, мечи и сабли для военных и на экспорт. В общем, весьма процветающее сообщество, с разумным сочетанием индустрии и сельского хозяйства, с семнадцатью церквами и внушительным собором, с Академией Поучения Праведных. Алтерит и сам окончил эту академию, где специализировался на теме Жертвы и евангелических странствий святого Персиса Альбитана.

Наконец коляска замедлила ход и свернула с главной дороги на узкий, вымощенный камнем проезд, идущий между двумя рядами елей. Подавшись влево и выглядывая из-за спины кучера, учитель увидел кованые железные ворота, преграждающие путь в обширное поместье Мойдарта. Именно здесь Властелин Гор проводил зиму. Вход охраняли два мушкетера с сияющими под лучами яркого солнца золотыми галунами и медными пуговицами на желтых камзолах. Первый из них приказал кучеру остановиться и, отставив длинноствольный мушкет, шагнул вперед, чтобы заглянуть в коляску.

Увидев Алтерита, он спросил:

– У вас есть оружие, сир?

– Нет.

– Будьте добры выйти.

Алтерит открыл маленькую дверцу и сошел на землю. Спрятать оружие под плотно облегающим тело сюртуком было нелегко, но, наверное, не невозможно. Например, небольшой кинжал. Солдат ловко ощупал гостя.

– Прошу извинить за дерзость, сир.

Алтерит вернулся в коляску, и второй часовой открыл ворота.

* * *

Звон клинков был музыкой для ушей Мулграва. Искусство мастера фехтования достигло таких высот, что ему даже не требовалось смотреть на дуэлянтов, чтобы дать оценку их мастерству, достаточно было послушать сладкую песнь целующейся стали. Мулграв любил фехтовать и мог бы заработать приличные деньги, выступая как дуэлянт в любом из пятидесяти крупных городов империи. Проблема – хотя Мулграв ее таковой не признавал – заключалась в его нежелании убивать. Некоторые считали учителя фехтования слабаком, другие называли за глаза трусом, но ни первые, ни вторые не были настолько уверены в своей правоте, чтобы высказать такое ему в лицо.

Мулграв не только был отличным фехтовальщиком, но и выглядел таковым: высокий, худощавый, гибкий, с рефлексами, способными заставить несведущего зрителя поверить в магию. У него были близко посаженные и пронзительные голубые глаза с серым металлическим блеском, резкие черты лица и неулыбающийся рот. Коротко постриженные, жесткие волосы отливали тусклым серебром, хотя фехтовальщику не исполнилось еще и тридцати.

Выбрав тонкую, гибкую рапиру с небольшим деревянным шариком на конце, Мулграв поклонился золотоволосому юноше, стоявшему прямо перед ним. Молодой человек опустил маску и стал в исходную позицию.

– Вы готовы? – спросил пятнадцатилетний Гэз Макон.

– Всегда, – ответил Мулграв, закрывая лицо собственной маской из тонкой металлической сетки.

– Юноша сделал выпад, направив рапиру в нагрудник учителя. Мулграв отступил в сторону, легко уйдя от удара. Его противник пошатнулся, а рапира мастера больно уколола его в ногу.

– Задумано неплохо, но выполнено неудачно, мой господин, – заметил Мулграв.

Гэз не ответил. Он никак не отреагировал на болезненный удар и занял прежнюю позицию. Учителю это понравилось. Клинки снова сошлись, скользнули друг по другу– урок продолжился. Юноша обладал отличной координацией и быстро двигался. С рапирой и шпагой он мог составить достойную конкуренцию любому взрослому, а вот в работе с саблей до образца ему было, однако, далековато по причине слишком легкого телосложения. Мулграв знал, что с годами тело окрепнет, а рука станет тверже. К концу занятий учитель позволил оппоненту нанести удачный удар. Ему не хотелось отбивать у юноши охоту к овладению искусством боя.

– Достаточно, – сказал он и поклонился.

Гэз ответил тем же, стащил с лица маску и с досадой швырнул ее на траву. Золотистые волосы слиплись от пота, лицо раскраснелось – белым остался лишь шрам в форме звездочки на скуле. Учитель тоже снял маску и аккуратно положил на землю.

– Вы даже не разогрелись, сир, – заметил Гэз и неожиданно улыбнулся.

Мулграв едва заметно покачал головой, и улыбка на лице юноши растаяла. Гэз расстегнул пряжки нагрудника и посмотрел в сторону дома. На балконе виднелась фигура человека во всем черном, с седыми волосами. Он, по-видимому, уже наблюдал за ними какое-то время. Потом человек в черном повернулся и исчез.

Учитель заметил, как погрустнел юноша, лицо которого словно накрыла тень. Мулграв вздохнул.

– Вы хорошо маневрируете, мой господин, – сказал он. – Дважды вам почти удавалось поставить меня в сложное положение.

– По-моему, он меня ненавидит, – пробормотал Гэз.

Мулграв нахмурился.

– Скоро придет учитель истории, сир. Вам надо переодеться, но прежде обязательно вытереться насухо. В такую погоду легко простудиться.

– Да, в этом доме всегда холодно, – грустно ответил Гэз Макон.

Мулграву хотелось подойти к мальчику, обнять за плечи и сказать что-нибудь ободряющее, но он знал, что Мойдарт вполне может наблюдать за ними из-за опущенной шторы одного из верхних окон. Ему стало грустно, – похоже, у Гэза есть все основания считать, что отец недолюбливает его. Разговаривали они редко, а когда и разговаривали, то дело обычно ограничивалось коротким монологом Мойдарта, критиковавшего тот или иной аспект поведения сына. Иногда на лице и руках юноши появлялись синяки, о природе появления которых догадаться было совсем не трудно. Обучая Гэза искусству боя, Мулграв одновременно служил телохранителем Мойдарта и за три года успел убедиться в жестокости правителя Эльдакра.

– Завтра днем попрактикуемся в стрельбе из новых пистолетов, – пообещал он. – Они отлично сбалансированы.

– Буду ждать с нетерпением.

Почему Мойдарт так не любит собственного сына? – в который раз спросил себя Мулграв. Почтительный и добрый, внимательный к отцу, прилежный в занятиях по фехтованию, верховой езде, стрельбе – что еще надо?

Мулграв заглянул в глаза юноше , – странные глаза, один зеленый, другой золотистый.

– У вас хорошо получается, сир. Я горжусь вами.

– Для меня ваша похвала много значит, – ответил Гэз. – Пойду переоденусь. Пожалуйста, передайте мои извинения господину Шаддлеру и скажите, что я не задержусь.

– Конечно, сир.

Юноша легко взбежал по ступенькам лестницы и исчез за одной из боковых дверей. На дорожке, ведущей от ворот, появилась высокая, сутулая фигура Алтерита Шаддлера. Мулграв снял нагрудник и коротко поклонился учителю истории:

– Добрый вам день, сир.

– И вам того же, мастер Мулграв. Полагаю, вы в добром здравии.

– Да, сир. Господин Гэз попросил меня передать вам его извинения за опоздание. Мы начали с небольшой задержкой. И он сейчас переодевается.

– Физические навыки всегда почитаются выше навыков умственных, – без всякой обиды заметил Алтерит.

– Как ни печально, сир, но я должен согласиться с вами. Изучающий историю неизбежно поймет, что война выявляет в людях прежде всего бесконечную тупость.

– И благородство, мастер Мулграв, – укоризненно добавил Алтерит. – И благородство тоже.

– Справедливое замечание. Среди воинов благородство встречается, но, по-моему, его явно недостает тем, кто отправляет их на войну.

Алтерит Шаддлер моргнул и облизнул губы.

– Должно быть, сир, я неверно вас понял, потому как в ваших словах можно усмотреть критику в адрес короля.

Мулграв улыбнулся:

– Мы ведь говорим о делах исторических, сир, а не политических. Каждый может, к примеру, почитать сочинения о войне императора Джесарея. В них найдешь не много благородства, зато нельзя не заметить неутолимое стремление завоевать как можно большую часть известного нам мира.

– Но благородство, великое благородство, было свойственно Конну Барскому, который и разгромил названного вами императора, – заметил Алтерит.

Мулграв усмехнулся:

– Конн? Так, значит, он один из нас? Любопытно. Я почему-то полагал, что он горец.

– Обычное заблуждение, сир, весьма распространенное среди тех, кто изучает историю поверхностно. Сила Истока привела его еще ребенком в эти края именно для того, чтобы однажды он победил Джесарея.

– Ах да, Исток Всего Сущего, – ухмыльнулся Мулграв. – Полагаю, он тоже принадлежит к варлийцам.

– Похоже, сир, вы решили посмеяться надо мной, – твердо сказал Алтерит.

– Приношу свои извинения, почтенный учитель. – Фехтовальщик поклонился. – Когда я был еще ребенком, мать знакомила меня с Учением. Насколько я понимаю, ранние святые были людьми, проповедовавшими мир и любовь. Весьма странно, что, выступая от их имени, мы завоевывали земли, сжигали города, убивали. Нисколько не сомневаюсь, что легендарная Госпожа-в-Маске со стыдом отвернулась бы от нас. Чем мы лучше дикарей, которых она пыталась обратить в веру?

Кровь отхлынула от лица Алтерита.

– Перестаньте! Что вы такое говорите! Вас же сожгут за подобные слова! Варлийцы – избранный Истоком народ.

Мулграв выдержал негодующий взгляд собеседника.

– Да, думаю, я пошел бы на костер за правду. Других ведь это не испугало.

Алтерит вздохнул:

– Я никому не передам содержание нашего разговора, мастер Мулграв, но буду признателен, если вы не станете повторять подобную ересь в моем присутствии.

– Согласен, не будем говорить о делах религиозных. Но раз уж на то пошло, то и вы, пожалуйста, не оскорбляйте мой здравый смысл небылицами о Конне Барском. Достаточно того, что мы уничтожили культуру кельтонов. Не станем же марать их славную историю.

– Происхождение Коннавара – установленный факт, – стоял на своем Алтерит. – Историки…

– Я расскажу вам об одном установленном факте, господин учитель. Четыре года назад в одной маленькой церкви в провинции Пинанса, примерно в тридцати милях отсюда, затеяли перекладку фундамента. Рабочие убрали также и треснувшую плиту возле алтаря. Под ней обнаружился старинный сундук, а в нем несколько свитков, пожелтевших и высохших от времени. Один из свитков содержал табличку кельтонских королей с указаниями на их происхождение. Какому-то старику монаху удалось спустя месяцы расшифровать кельтонскую грамоту. Он узнал много фактов, дотоле неизвестных и имеющих отношение к легендам сидхов. Старик разволновался. Мы ведь всегда знали, что Коннавар носил духовное имя Меч-в-Буре, но не знали почему. Объяснение нашлось в одном из манускриптов. Вообще-то его звали Конн-а-Вар, что в буквальном переводе означает «Конн, сын Вара». Имя его отца было Вар-а-Конн, Вар, сын Конна. Так что варлийцы здесь ни при чем. Найденные рукописи позволили лучше понять суть некоторых исторических событий, сражений, философии кельтонских королей.

– Я бы знал о такой находке, – возразил Алтерит. – Это бесценное сокровище, и о нем говорили бы все.

– Да, говорили бы, – сказал Мулграв, – если бы о ней стало известно. Я узнал о сделанном открытии лишь благодаря тому, что проводил одно небольшое исследование в церковной библиотеке и имел возможность побеседовать с этим монахом. Он отправил письмо Пинансу, рассказав о том, что попало ему в руки. Вскоре туда прибыл взвод солдат. Свитки были изъяты силой. Забрали и все сделанные монахом копии. Он написал Пинансу еще раз, умоляя власти дать ему разрешение на продолжение исследований. Ответа не было. Тогда старик обратился к епископу с просьбой походатайствовать за него перед королем. В письме он упомянул некоторые факты, оставшиеся в памяти. В последний день моего пребывания в церкви за ним приехала карета. Я сам видел, как монах сел в нее. Он был совершенно счастлив, полагая, что его повезут в замок, где позволят продолжать изучение свитков. Пару дней спустя его тело нашли в реке в трех милях от церкви.

– Вы хотите сказать, что его убили по приказу властей?

– Я ничего не хочу сказать. Власти заявили, что ничего не знают ни о карете, ни о ехавшем в ней человеке.

– Тогда зачем вы это рассказываете?

– Хочу, чтобы вы поняли кое-что. Историю всегда пишут победители. И интересует их не правда, а оправдание. Кельтоны были гордым, воинственным народом. Нас не устраивает, что они могут остаться таковыми. Поэтому мы черним их историю, культуру, а то, что не поддается очернению, подавляем. Я не знаю, были ли свитки подлинными. Откуда мне знать? Вполне возможно, что старый монах ошибся в переводе. Но совершенно точно одно: найденные им рукописи так и не всплыли больше, и их никто не обсуждал. Это само по себе говорит о многом.

Алтерит вздохнул:

– Скажите, мастер Мулграв, почему вы с таким упорством рассказываете мне о вещах, которые легко могут поставить под угрозу мою жизнь?

– Потому, мастер Шаддлер, что я хорошо разбираюсь в людях. Возможно, ваша голова забита чепухой, но сердце у вас доброе.

Учитель покраснел.

– Благодарю за этот… полукомплимент, сир. Но впредь давайте придерживаться в наших беседах таких тем, которые не напоминают ни о петле, ни о костре.

Кэлин никогда в жизни не видел более великолепного быка. С коня ростом, черный как вороново крыло громадный зверь стоял в освещенном лунным светом загоне, напоминая вырубленную из угля статую.

Жэм Гримо и Кэлин сидели на склоне холма, за возведенной ими стеной из веток дрока.

– Какие рога, – сказал Кэлин. – Футов семь от одного до другого. Урод какой-то.

– Нет, – шепотом ответил Жэм. – Это островной бык. Полторы тонны буйной непредсказуемости. Чтобы пронзить человека насквозь, ему достаточно просто мотнуть головой.

– И как мы его украдем? Гримо усмехнулся:

– Воспользуемся древней магией, приятель. Я призову на помощь дух сидхов.

– Нельзя шутить такими вещами, – твердо возразил мальчик.

– В этом мире нет ничего такого, над чем я не мог бы подшутить, – уже без улыбки заметил Жэм. – Иногда, глубокой ночью, мне кажется, что я слышу, как боги смеются над нами. Поверь, Кэлин, если они создали нас, то сделали это шутки ради. Только для забавы. И шутка получилась неудачная. Я буду насмехаться и над сидхами, и над Жертвой. Над чем мне захочется!

Кэлин Ринг любил одноглазого воина и доверял ему, но знал, что иногда лучше промолчать. Жэм имел много общего с быками, которых воровал, – такой же мрачный, вспыльчивый, буйный и совершенно непредсказуемый. Рассвет еще не наступил, и юноша поплотнее завернулся в позаимствованный ради сегодняшнего дела плащ. Плотный, толстый и теплый, он пропах запахом лесных костров, угольной гари и пота, Кэлин закрыл глаза и задремал. Он проснулся от боли и не сдержал крика.

– Тихо! В чем дело? – зашипел Жэм.

– Нога… ногу свело, – пробормотал Кэлин, протягивая Руку к сведенной судорогой икре.

Жэм подсел к нему и принялся разминать мышцы своими огромными пальцами. Боль нарастала, становясь невыносимой. Кэлин держался из последних сил, стиснув зубы и задержав дыхание. Когда пытка достигла предела и терпение иссякло, боль внезапно ослабла и отступила.

Жэм потрепал его по ноге:

– Молодец. – Он поморщился и сдвинул черную повязку, закрывавшую покалеченный глаз. Пустую глазницу зашили несколько лет назад, и теперь Жэм лишь потер старый шрам. – Не пойму – глаза давно нет, но все равно чешется.

Он опустил повязку на место и бросил взгляд на загон.

Солнце поднялось несколько минут назад, но гуртовщики так и не появились. – Обленились они тут, – с ухмылкой добавил Гримо.

Кэлин не ответил, продолжая осторожно массировать ногу. Накануне они перешли через горы, и хотя юноша был силен и проворен, как почти любой в его возрасте, ему пришлось поднапрячься, чтобы не отстать от Жэма Гримо, особенно когда они достигли перевала. Хотя перевал уже открылся, кое-где по-прежнему лежал снег, а в одной месте их поджидал опасный подъем по обледенелому хребту. Кэлин облегченно вздохнул, увидев темное пространство Лунного Озера, загоны для скота и постройки западного поместья Мойдарта на берегу.

Спать устроились в заброшенной лачуге неподалеку от угольного карьера. Жэм развел небольшой костер, а Кэлин отправился на поиски топлива, которого здесь было предостаточно. Юноше нравилось смотреть, как горит уголь. Для него оставалось загадкой то, что кусок камня способен вдруг зашипеть и вспыхнуть голубым сиянием.

Они легли прямо на полу хижины, а за три часа до рассвета Жэм разбудил своего юного спутника.

– Пора найти место для наблюдения, – сказал он.

Кэлин поднялся и, еще не проснувшись как следует, вышел вслед за Гримо на поросший дроком склон. Великан уже начал рубить ветки широким ножом, передавая их юноше. Сон быстро прошел – ветки были усеяны острыми, как иголки, шипами, легко проникавшими через любую одежду. Немного поработав, Жэм двинулся вниз по склону, чтобы отыскать подходящее для наблюдения место. Остановив выбор на старом кусте дрока, окруженном зарослями вереска, он прорубился к нему с восточной стороны, а потом они вместе соорудили защитную стену из принесенных веток.

Закончив сооружение убежища, Гримо осторожно раздвинул ветки с западной стороны. Загон лежал перед ними как на ладони. Жэм опустился на корточки, сунул руку за пазуху, и вытащил две черствые ячменные лепешки и передал одну Кэлину:

– Скучно, Сердце Ворона, а?

Кэлин покачал головой. Он любил такие вылазки, любил бродить с Гримо по горам, забывая на какое-то время о том, что, будучи горцем, не имеет никакого будущего в мире, управляемом варлийцами. Он даже не мог публично объявить себя ригантом. Клан был запрещен двадцать лет назад. Того, кто посмел бы носить голубой с зеленым, цвета ригантов, ждало наказание смертью. Всем мужчинам пришлось перейти в другой клан, стать паннонами. Тех же, кто отказался это сделать и ушел в горы, безжалостно преследовали и убивали солдаты.

Несколько сотен человек укрылись в суровых и мрачных северных скалах и жили с тех пор воровством и набегами. Их называли «черными» ригантами, и каждое лето крупные отряды «жуков» и мушкетеров отправлялись на север выкуривать непокорных из горных пещер. Десять лет назад небольшое поселение «черных» ригантов было окружено и полностью уничтожено, хотя на поле боя пало около восьмидесяти солдат, а еще двести получили ранения. Сейчас между сторонами сохранялось нечто вроде перемирия.

Нет, Кэлину Рингу не было скучно со старым воином.

– Ты уже сложил песню для быка?

– Думал, да, – ответил Жэм, – но, посмотрев на него, я понял, что она не годится. Надо придумать другую.

Кэлин усмехнулся. Некоторые считали, что сочиняемые римо песни есть не что иное, как проявление его тщеславия. Многие из этих песен распевались на праздниках, и сам юноша знал наизусть по меньшей мере два десятка. Знал он и to, что тщеславие тут ни при чем. Тетя Мэв придерживалась мнения, что на животных гипнотически действуют как глубокий голос Гримо, так и его уверенные движения. Но Кэлин верил, что именно сочиняемые великаном стихи и становятся соединяющим звеном между ним и быком. Он собственными глазами дважды наблюдал за тем, как Жэм пересекает залитое лунным светом поле, берет выбранного быка за продетое через нос кольцо и спокойно уводит за собой в сумрак ночи.

– Расскажи, как я получил духовное имя, – попросил Кэлин.

– Парень, тебе еще не надоело это слушать?

– Нет. Твой рассказ как-то сближает меня с отцом. Жэм потрепал юношу по голове:

– С чего мне начать? Со встречи с Мойдартом, отступления в горы, появления оленя?

– С оленя. Расскажи об олене.

– Мы сидели на вершине хребта, у серого камня. Твой отец был смертельно ранен и понимал это. По его словам, он почти ни о чем не жалел, потому что всегда делал то, что считал нужным и правильным. Жил, как говорится, по правде. Но все же его печалило то, что он не увидит, как ты вырастешь, и то, что он не нашел для тебя духовного имени. – Кэлин закрыл глаза, представляя себе нарисованную Гримо картину. – Мы сидели тихо, он и я, и потом вдруг услышали вой волка. Волки вышли на охоту. Умные твари. Они знают, что не могут загнать оленя. Олень куда выносливее любого волка. Поэтому они охотятся стаей. Четыре или пять волков гонят оленя милю или две. Поначалу хозяин леса особенно не беспокоится. Он знает, что может уйти от любого охотника. Откуда ему знать, что волки образовали смертельный круг, а чуть дальше его поджидает вторая стая. Когда первые начинают выдыхаться, их сменяет другая группа, которая гонит оленя по направлению к третьей. Этот гон по кругу продолжается долго, волки постоянно сужают кольцо, пока их враг не попадает наконец в тупик. И вот здесь его окружают все волки. Это мы с твоим отцом и увидели.

Олень был крупный, сильный, настоящий хозяин леса. Он стоял на вершине соседнего с нашим холма. У него были прекрасные ветвистые рога, и хотя он устал, но сдаваться не собирался. Да, на это стоило посмотреть. Волки обложили его со всех сторон. Потом самый смелый из них прыгнул и угодил прямо на рога. Олень отшвырнул его на дерево, и вожак рухнул со сломанным хребтом. И тут остальные накинулись на добычу. У оленя не было ни одного шанса на победу. Все. Конец.

– И тогда появился Ворон, – воспользовавшись паузой, вставил Кэлин.

Голос юноши дрожал от волнения.

– Помолчи! Рассказываю я.

– Извини, Гримо. Пожалуйста, продолжай.

– А ты больше не суйся и не перебивай. Как я уже сказал, олень был обречен. Однако он дрался, не отступал. Когда волки уже висели на нем, из кустов метнулось что-то черное. Поначалу я не понял, что это, но темное существо набросилось на волков и стало расшвыривать их. У твоего отца зрение было получше, а ведь я тогда имел два глаза! И он сказал: «Да это же Ворон!» Мы оба думали, что пес пал в схватке с солдатами коварного Мойдарта, но это был он, наш Ворон, и он рвал не ожидавших такого поворота волков. Морда в крови – страшное зрелище. Волки запаниковали и пустились наутек, но двое так и остались лежать. – Гримо помолчал, погруженный в воспоминания. Кэлин не торопил его. Воин вздохнул. – И… это длилось не дольше мгновения, но я видел все своими собственными глазами! Ворон и олень стояли друг против друга. Оба были в крови. Хозяин леса наклонил голову, словно благодарил пса за помощь, хотя в этом я сомневаюсь, а потом направился к деревьям, а Ворон двинулся в нашу сторону. Понимаешь, он взял след и хотел найти Лановара. Я видел, как он спотыкался, но все же шел к нам. Да, храбрый был пес, это точно. Я повернулся и увидел, что твой отец вот-вот простится с жизнью. Казалось, сердце мое разорвалось надвое. Оно так и не зажило. Я прижал Лановара к себе. Мы оба молчали. Потом пес подполз к нам и стало ясно, что он тоже не дотянет до утра. В беднягу попало несколько пуль, и кровь лилась не переставая. Ворон устроился рядом с Лановаром, положив голову на колени хозяину. Думаю, они и умерли вместе. По крайней мере если один и прожил дольше, то всего на пару ударов сердца. Жэм замолчал.

– А духовное имя? – напомнил Калин.

– Ах да. Прости, малыш. Забылся. Ну, вот… когда пес напал на волков, Лановар прошептал что-то. Я не расслышал и наклонился к нему. «Ворон», – шепнул он. Я не сразу понял. Тогда твой отец вздохнул и сказал: «Мой сын… Сердце Ворона». Я понял и пообещал, что позабочусь о том, чтобы твоя мать узнала об этом его пожелании.

– У большинства моих друзей нет духовного имени, – сказал Кэлин.

– Варлийцы боятся этого. Духовные имена связывают нас с землей и наполняют гордостью. Варлийцы не хотят, чтобы наш народ был гордым, а потому они объявили духовные имена ересью и язычеством. Мало кому хочется рисковать, дрожать от страха, ожидая ночного визита рыцарей Жертвы, за которым может последовать и смерть на костре.

– Как ты думаешь, почему Ворон спас оленя?

– По-моему, ничего такого ему и в голову не приходило. Ворон – волкодав. Он был рожден для того, чтобы драться с волками и защищать скот. Наверное, пес просто хотел быть рядом с хозяином, а волки оказались на пути. А все остальное сделал инстинкт. Оленю всего лишь повезло.

– А я думаю, что олень был волшебный, – не согласился Кэлин.

– Волшебный? Почему ты так думаешь?

– Потому что если бы не он, я не получил бы духовное имя. И еще мне сказала так Ведунья.

– Осторожнее, парень. Ведунья знает кое-какие древние заклинания, и знаться с ней опасно.

Кэлин улыбнулся:

– Мы сидим в засаде и собираемся украсть лучшего быка Мойдарта. А ты говоришь, что знаться с Ведуньей опасно. Если с кем и опасно знаться, дядя, так это с тобой.

– Да, наверное, ты прав.

Жэм замолчал – из крытого камышом домика, расположенного к северу от загона, появилась группа мужчин. Подойдя к ограде, они остановились, чтобы поглазеть на быка. Животное повернуло к людям массивную голову, посмотрело на людей и взрыло копытом землю.

Гримо усмехнулся:

– Ну, Кэлин, сейчас мы посмотрим, что они умеют.

Трое мужчин уже залезли на забор, а четвертый протиснулся между столбами и приблизился к быку с протянутой рукой. Порыв пронесшегося по кустам ветра заглушил слова смельчака, но Кэлин знал – чтобы успокоить животное, разговаривать надо негромко, дружелюбно, даже ласково и не совершать резких движений. Жэм с нескрываемым любопытством наблюдал за разворачивающейся на его глазах сценой.

– Хорошо… хорошо… – негромко приговаривал он, не сводя глаз с подбиравшегося к быку незнакомца. Животное, похоже, немного успокоилось. – А у него есть талант, – прошептал воин. – Только не расслабляйся. Он все еще не уверен в твоих намерениях. И держись подальше от его головы.

Кэлин улыбнулся. Жэм, похоже, даже не замечал, что разговаривает вслух. Мужчина в загоне поглаживал быка по черному боку. Заморское чудо перестало рыть землю и стояло вполне спокойно. Гуртовщик обошел страшные рога животного и потянулся к кольцу.

– Рано! – прошипел Жэм.

Бык рванулся вперед и ударил мужчину лбом. Гуртовщик инстинктивно ухватился за рога, но это не помогло. В следующий момент он взлетел в воздух, держась только за один рог, и рухнул на широкую черную спину разъярившегося животного, с которой почти тут же свалился на землю. Его товарищи на заборе закричали, стараясь отвлечь внимание быка. Результат превзошел все ожидания. Бык повернулся и бросился в атаку, едва не сокрушив головой столб, который раскололся пополам. Двое из сидевших успели спрыгнуть, а вот третьему, оказавшемуся не столь расторопным, повезло меньше, и несчастный упал в загон. Бык набросился на него. Подброшенный рогами, гуртовщик пролетел футов десять, тяжело ударился о землю и уже не двигался.

Первый пастух, покачиваясь, побрел к забору. Бык же словно потерял интерес и к нему, и к его незадачливому приятелю. Кэлин увидел, что с одного из рогов чудовища капает кровь.

– Он его убил? – тихонько спросил юноша, не сводя глаз с неподвижного тела.

– По всей вероятности, да.

– И ты все равно собираешься увести этого быка? Жэм кивнул:

– Да. Но только песню мне придется сочинить другую, посильнее.

Жэм еще несколько часов просидел в засаде, наблюдая за быком. Кэлин дремал. В зарослях колючего кустарника, рядом с неустрашимым Гримо, юноша чувствовал себя в безопасности. Жэм был отчаянным воином, и хотя ему пришлось на этот раз отказаться от грозного палаша – горцам запрещалось иметь мечи, и нарушение запрета каралось смертью, – в ножнах, вшитых в пояс, скучали два охотничьих ножа с широкими лезвиями. Кэлин сомневался, что кто-нибудь, даже черный медведь, отважится схватиться с ним в бою.