Текст книги "Надежда патриарха"

Автор книги: Дэвид Файнток

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

14

Интервью для «Всемирных новостей», «Всего мира на экране», «Голографического еженедельника» в неботеле «Шератон».

Красочно расписанный визит на нью-йоркскую дамбу, где я хмуро смотрел на волны, жадно лизавшие ее покрытые водорослями камни. Потом суборбитальный перелет в Бразилию и поездка на заброшенные фермы, которые несколько поколений раньше были окружены лесами.

Страстные речи в Рио, Сан-Пауло и Бразилии. Потом в Буэнос-Айресе и Ла-Плата. В Монтевидео. В Мехико…

Дни превратились в рутину одних и тех же дел. Майкл, Тэд Ансельм и Бевин помогали мне влезать и вылезать из кресла, выполняли мои поручения, присматривали за нашими вещами. По возможности я давал им передохнугь.

Арлина просматривала тезисы моих речей, внося исправления, чтобы все было ясно и понятно.

Джеренс Бранстэд организовывал приватные встречи с местными лидерами, и я старался убедить их поддержать нашу программу. Скоро я научился эффектно подавать тот аргумент, что в результате нашего экологического крестового похода будет открыто множество новых предприятий.

Между тем нас везде преследовали настойчивые вопросы. Почему я уступил нажиму Лиги экологического действия? Может ли горстка анонимных террористов определять политику в отношении защиты окружающей среды?

Я изо всех сил старался сдерживать свой пылкий нрав.

Как-то раз после обеда Арлина принялась меня успокаивать:

– Без этого в таком деле не обойтись. Каждый политический лидер проходит через это.

– Чингисхан не проходил.

Ансельм хмыкнул. Майкл сдержал усмешку.

– Наберись терпения, Ник. Ты обязательно добьешься своего.

Социологические опросы показывали, что нас продолжают поддерживать. Недругам нашим в Ассамблее придется поломать головы. Немногие решались открыто нам противодействовать: мне удалось сколотить крепкую коалицию. Вместо этого они наверняка будут разрушать наши планы долгими слушаниями, разбирательствами, бесполезными поправками.

Я позвонил Чисно Валера:

– Скажите им, пусть не тратят понапрасну силы. Пакет законов должен быть утвержден в течение трех недель – или я распущу Ассамблею.

– Они не смогут все это проделать в такой срок.

– Лучше пусть постараются. – Я намеревался проверить их на политическую живучесть.

– Мистер Сифорт… – неуверенно произнес он. – Как заместитель Генерального секретаря я не могу поддерживать то, что равносильно государственному перевороту, направленному против установленного порядка прохождения законов.

– Означает ли это, что отныне наши пути расходятся, Чисно?

Он тут же дал задний ход:

– В Сенате действуют определенные правила, процедуры, обычаи…

– Поторопите Сенат. Даю три недели. – Я слишком устал, чтобы разводить дипломатию.

На следующее утро мы были в Ирландии. Я выступал на тренировочной базе Флота неподалеку от атомной электростанции около Белфаста.

– Есть люди, которые будут призывать нас не спешить. Возможно, они руководствуются самыми лучшими побуждениями. Между тем высота приливов увеличивается на два дюйма в год. Промедление для нас просто непозволительно. Необходимо действовать – энергично и решительно.

Этим вечером Ансельм не вернулся в отель. Карен Барнс разбудила меня в три часа ночи и сообщила, что он арестован за скандал во флотском баре. Не намерен ли я его высвободить?

– Нет. – Я снова лег спать.

Утром, отвратительно себя чувствуя, я изменил свое решение на противоположное и, преодолевая отвращение, отправил посыльного, чтобы гардемарина освободили под залог. Когда он предстал передо мной, я послал его на порку, подчеркнув в сопроводительной записке, что наказание не должно быть облегченным. Увидев потом, что стало с Ансельмом, Майкл украдкой посмеялся.

Это, конечно, было неприятно, но времени разбираться не оставалось, нам следовало отправляться в Южную Африку. Сорок семь членов Сената Объединенных Наций заявили, что будут блокировать новое законодательство, если оно пройдет через Ассамблею. Джеренс Бранстэд искал способы заставить их изменить это решение.

Наконец, после пятнадцати изматывающих дней, мы полетели домой. Ожидалась встреча с патриархами.

В суборбитальном лайнере Ансельм сидел рядом со мной. Все дни, прошедшие после его выходки, я с ним почти не разговаривал.

– Я решил отправить тебя обратно в Девон. Он вздрогнул:

– Да, сэр. – Потом добавил:

– Вы не знаете, почему я дрался…

– Меня это не интересует.

– Они назвали вас предателем Флота!

– Кто?

– Лейтенанты и гардемарины с «Севильи», которые; проводят там увольнительную. Они говорили…

– Не хочу это слышать.

– …что вы продались. Что вы перешли к «зеленым»! – Чушь! Пустая болтовня, пьяные оболтусы. И ты – один из них.

– Я – да, – покраснел он.

– Почему ты выпил? Снова те сны?

– Нет. – Он расправил плечи. – Мне стало так жаль себя.

– Ты воображаешь, что оказал мне честь, встав на мою защиту? Я презираю тебя.

Его голос задрожал:

– И я тоже – теперь, когда трезвый. Но когда я их слышал…

– Возможно, на новом месте ты будешь вести себя лучше.

– Да, сэр, – с тоской промолвил он. И последний возглас, с мольбою:

– Я не думаю, что еще хоть когда-нибудь так сделаю.

– Слишком поздно.

– Я готов поклясться…

– Ты уже клялся подчиняться всем законным приказам. Твое слово ничего не стоит.

Это было жестоко, но я не имел времени с ним возиться. Сенаторы оказались неуступчивыми. На меня свалилось слишком много забот и без этого негодяя-гардемарина.

– Лучше бы вы помогли мне, чем уничтожали! – отчаянным голосом воскликнул он.

– Тэд, ты не средоточие моей жизни. Он обхватил голову руками.

Через несколько секунд я угрюмо спросил:

– Как?

В его взгляде мелькнула надежда, он словно боялся в это поверить.

– Займите меня. Пусть будет больше обязанностей. Поручите мне письма к норвежским законодателям. Я их подготовлю. Вы говорили, что хотели бы повидать Чарли Витрека. Я организую его приезд. Сделаю все, что скажете. Только позвольте мне говорить… – Он покрылся румянцем. – Позвольте мне иногда разговаривать с вами и миссис Сифорт. Я чувствую себя таким одиноким.

В Академии или на борту космического корабля гардемарины, как правило, обретаются среди близких им людей. У них есть кают-компания, приятели, дружеское участие и утешение.

Пока я размышлял, он продолжал суетливо говорить:

– Сэр, я не буду больше пить. Я не смогу больше этого выдержать.

– Выпивки?

– Порки. Вы не представляете себе, что это такое.

– Да уж, представляю.

– На следующей неделе мне будет семнадцать. Я ведь стану слишком взрослым для… Прошу прощения, сэр, никаких возражений. Но я не мальчишка. Быть привязанным к скамье, когда какой-то лейтенант меня бьет, знать, что опозорил себя, что я несчастный пьяница… – Он всхлипнул. – Это так ранит. А потом встретиться с посмеивающимся Майклом и вашим презрением, что хуже всего. – Его глаза были в слезах. – Сэр, этого больше… я не знаю, как я себя сдержу, но я сдержу.

Если я не отправлю его в Девон, то буду нести ответственность за последствия. Однако…

– Порка при каждом употреблении спиртного – это не отменяется.

– Да, сэр.

– А если ты не доложишь мне, то будешь уволен из Флота.

Честь превыше всего.

– Понимаю, сэр.

– Скажи мистеру Бранстэду, что будешь помогать с расписанием моих встреч. Вечерами вместе с Уорреном станешь разбирать почту. – Я редко говорил со своим компом в Ротонде, предпочитая, чтобы он сам делал всю рутинную работу. Его голос больше походил на Генсековский, чем мой же собственный.

– Сэр, благодарю вас всем сердцем. – Эта старомодная фраза сильно меня тронула.

Мы пробили облака и влетели в смог северо-востока Америки.

– Все это крайне неразумно. – Епископ Сэйтор бросил на меня сердитый взгляд. Казалось, его коллеги с ним согласны: они смотрели неблагосклонно, даже недружелюбно. Все патриархи, кроме одного, собрались на совет в величественном, устремленном ввысь кафедральном соборе в Чикаго.

Я одиноко сидел перед ними, нервно похлопывая ладонями по креслу.

– Это должно быть сделано, – сказал я.

– Как раз в тот момент, когда наша экономика начала восстанавливаться…

– Сэр, если речь идет об изобилии…

Президент Реорганизованной Церкви Новых Святых воздел палец:

– Не об изобилии, а том, что оно олицетворяет. Это проявление воли Господа Бога, Его воплощение на Земле…

У меня все еще были сбиты суточные ритмы, и я пришел в негодование от такого вызова:

– А не сам ли Иисус?

Епископ Римской церкви рассвирепел:

– Вы осмеливаетесь вступать с нами в теологический спор?

– Нет, сэр, прошу меня извинить. Я был не прав. – Я внутренне обругал себя за собственную глупость. Их дело было высказываться по вопросам веры, а мое – повиноваться.

– Расстраивая благополучие наций, вы угрожаете самой Матери-Церкви, – жестко проговорил Сэйтор. – Жизненно важно, чтобы мы укрепляли доброе имя церкви и на своей планете, и в колониях.

– Что, по-вашему, я должен сделать?

– Умерить свои амбиции. Довести до конца то, что возможно, а не пускаться в опустошительные авантюры.

– И попутно отказаться от защиты окружающей среды?

– Вы выступали публично, перед правительством. Вы не должны предстать человеком, который подвержен столь резким переменам.

Но я уже резко изменился, держа памятную речь перед Ассамблеей. Я внезапно отменил десятилетиями господствовавшую политику наплевательского отношения к природе. То, что подразумевали патриархи, на самом деле означало, что мои предложения получили слишком большую поддержку и их нельзя отменить в одночасье.

Епископ Сэйтор между тем продолжал:

– Помимо того, что ваш замысел у нас не в почете, Церковь должна еще и вести свой бизнес. Дестабилизирующие перемены, которые ввергнут наших прихожан в нищету, неминуемо ударят по финансам и деятельности Церкви.

Я слушал с изумлением. Как только Господь Бог не поразит его за эти слова? Конечно, Он не мог позволить, чтобы такие мысли озвучивались от имени Его Церкви.

Но Он сохранял молчание.

И я тоже.

– Ну, господин Генсек?

– Я подумаю об этом. И что я тяну время?

– Нам этого ответа недостаточно.

– У нас уже был такой разговор раньше, сэр. – Я выдержал его гневный взгляд.

Он вспыхнул:

– Да, мы можем лишить вас доверия. Мы уже обсудили это.

– И?

– Сейчас не очень удобное для этого время. – Они знают, каковы результаты опроса общественного мнения.

Прости меня, Господи. Я прошу у тебя прощения за твоих наместников на земле.

Позже я позвонил Арлине:

– Я пока что на своей должности.

– Мне следует сказать, что это принесло мне облегчение?

– Не тебе, думаю, – мягко проговорил я. – Это долго не продлится. У меня такое предчувствие.

– Пока я не забыла. Звонил Марк Тилниц. Он очень хочет тебя увидеть.

– В чем дело?

– Он не стал говорить. Ники, что-то случилось, думаю, он очень озабочен. Будь осторожен. Поговори с ним по телефону.

– Я не боюсь Марка. Если он хочет вернуться на свою должность, я буду счастлив…

– Дважды он спрашивал меня, кто еще был на линии. У секьюрити ужасная работа, давление может быть слишком сильным…

– Марк так же надежен, как и все мои секьюрити. – Я пожал плечами, забыв, что Арлина не может меня видеть. – Перезвони ему, пригласи поужинать с нами. – Несколько часов все равно ничего не решат.

Главным по дороге в шаттлпорт «Дали» был звонок генерала Доннера:

– Мы вышли на след Букера!

– Слава богу! – Убийца моих кадетов теперь, скорее всего, предстанет перед судом. – Как? Когда?

– Помогло прослушивание телефонов. Он все-таки позвонил своей кузине. Он в Барселоне.

– Мы слишком долго ждали. Арестуйте его.

– Полностью с вами согласен. Сегодня вечером проведем скоординированную операцию.

Я ликовал, сидя в самолете. С террористами покончено. Я позвонил Карен Варне, поделился радостной новостью:

– Их вздернут, всех до единого.

– Естественно.

– Детектор лжи позволит все узнать. – Я задумался, почему этого не сделано было раньше. Правда, лучше сделать все надежно, чем потом жалеть.

– Примите мои поздравления, сэр. Я искренне радовался:

– Теперь экологическое законодательство пройдет через Ассамблею. Многие земельщики колебались потому, что полагали, будто я поддался шантажу.

– Это должно принести огромное облегчение.

Я вспомнил, что она тоже была рядом во время взрыва бомбы в Ротонде. Для нее было подлинным кошмаром тяжелое ранение ее подопечного прямо у нее на глазах.

Для полноты картины я добавил:

– Меня хочет увидеть Марк. Может, собирается вернуться?

– Я не знаю, – холодно заметила она. – Вы еще с ним не говорили?

– Встретимся сегодня вечером. Он приедет к нам в резиденцию.

Оказавшись наконец дома, я позволил ребятам вынести меня из вертолета и усадить в кресло. Карен попросила извинения и ушла, сказав, что ей надо сделать несколько звонков. Я вызвал Дэнила. За время моего отсутствия скопилась огромная гора бумаг.

Кадет проскользнул в мой кабинет.

– Начни с обзора прессы. Собери в одну папку все это… Господи, прости, дай мне посмотреть.

Он нехотя приблизился. Под левым глазом у него красовался синяк.

– Как это случилось?

– Да… обо что-то ударился, – пробормотал он, переминаясь с ноги на ногу. И что мне тогда взбрело в голову требовать от него отзыва о вышестоящем чине? Он ни за что не предаст гардемарина, если не хочет потерять мое уважение.

В отличие от гардемаринов кадеты считаются детьми, которым для их же пользы нужна строгая дисциплина. Но я никогда не позволял гардемарину наказывать кадета, ни разу в жизни. Это вполне могло привести к злоупотреблению властью. И наглость Ансельма была прямым следствием моей к нему снисходительности.

– Почему он это сделал? Дэнил помялся и сказал:

– Мы подрались.

Я подскочил на месте, как стартующая баллистическая ракета:

– Ансельм, спускайся сюда!! – Мобильник полетел на пол. – Надо приложить лед, малыш.

– Сэр, он…

– Не спорь. Приложи лед к синяку, сейчас же.

– Слушаюсь, сэр. – И он выскочил из кабинета.

– Гардемарин Ансельм докладывает, сэр!

– Снимай эту свою куртку! Пятьдесят отжиманий! Быстро!

– Слушаюсь, сэр! – Он упал на пол.

Я кипел от ярости, катался в кресле туда-сюда, как будто расхаживал по кабинету.

– Быстрее! Если ты думаешь, что сумеешь избежать…

– Этого хватит, сэр? – вошел Бевин с большим пакетом льда, который он держал у своей скулы.

– За что он тебя ударил? Только не вешай мне лапшу на уши. Я не потерплю…

– Сэр, я…

– Молчать, гардемарин! Еще тридцать отжиманий! Ну, кадет?

– Это был не мистер Ансельм! Я пытался вам рассказать!

– Кто же тогда?

– Мистер Тамаров, сэр.

Я поперхнулся. Потом промолвил:

– Вольно, Ансельм. – Гардемарин с облегчением расслабился. – Я, э-э… сожалею. – Я выразительно посмотрел на задыхающегося молодого человека. – Сколько нарядов у тебя скопилось?

– Три, сэр.

– Один отменяется. – Это было самое меньшее, что я мог сделать.

– Благодарю вас. – Ансельм замялся. – Можно мне сейчас сделать восемьдесят отжиманий за еще один наряд? – В его глазах блеснул озорной огонек.

– Нет. И не насмехайся надо мной, не то… – Ладно, не всегда же мне быть людоедом, – Хорошо, можно.

Удовлетворенный, он упад на пол и начал отжиматься. Обычно для отработки наряда требовалось два часа физических упражнений.

– Дэнил, ты первый ударил Майкла?

– Нет, сэр. – Ответ был твердым, без колебаний.

– Прекрасно, отложи эти журналы. Ты знаешь, что там. Кресло, на выход.

Я нашел Майкла в его берлоге, он смотрел голографовизор.

– Ты. Пошли-ка. – Я привел его к себе в кабинет. – Извинись перед мистером Бевином.

– Это он мистер? Кадет несчастный!

– Честно тебя предупреждаю, Майкл. Много на себя берешь.

«Если он сейчас же даст отступного, я отпущу его с миром».

Сжав кулаки, он шагнул к Ансельму:

– Чё лыбишься, вояка долбаный!

– Дэнил, Тэд, извините нас, – произнес я тихо, но угрожающе. Я резко повернулся к Майклу:

– У тебя изо рта дурно попахивает.

– Мое дело!

Почему какое-то пацанье позволяет себе так разговаривать со взрослыми? Он что, думает, что мы все еще живем в Мятежные Века?

– Принесите-ка мне кусок мыла.

Гардемарин с кадетом скрылись за дверью.

– Вы с ума сошли! Никто не сумеет…

– Ты сделаешь это сам.

– Хрен я сделаю!

Словно нехотя я выехал из-за стола, подкатил к двери, повернул кресло:

– Вот и все, Майкл. – Я нащупал свой ремень.

– Вы ко мне не прикоснетесь.

Я покатился к нему. Он скакнул за стол. Я упрямо следовал за ним.

Майкл бросился отворять закрытую на задвижку дверь на веранду.

Выругавшись про себя, я изменил направление и открыл мою дверь:

– Заходите, ребята. – Я показал на кресла. – В чем там было дело? – Они обменялись взглядами. – Что стоите, словно языки проглотили? Говорите.

Бевин тревожно на меня посмотрел:

– Он опять дразнил мистера Ансельма.

– И?

– Вместо того чтобы одернуть его, мистер Ансельм вышел. Я сказал Майклу все, что о нем думаю. – Юноша виновато улыбнулся. – И он ударил меня.

– Я бы тоже ударил, – резко промолвил я. С каких это пор кадет считает себя вправе ругать гражданского, сколько бы лет ему ни было?

– Это была моя ошибка, сэр, – вступил в разговор Ансельм. – Дэнил должен был это знать.

Как гардемарин он нес за него ответственность.

– Совершенно верно. Что между вами происходит? Я не собираюсь это терпеть. Идите в свои комнаты.

– Сэр, я… – Сейчас же.

Они удалились. Я катался от стола к двери и обратно, произнося непечатные выражения.

Зазвонил мобильник.

– Это Уилкинс, охранник у ворот. Здесь Марк Тилниц, сэр. Его больше нет в списке.

– Впустите его. Вызовите Карен для сопровождения. Она прочистит ему мозги.

Я вытер лоб и постарался собраться с мыслями. Непростой будет разговор. Я хорошо относился к Марку, но не мог позволять секьюрити диктовать мне распорядок дня. Я буду ходить куда мне надо, разговаривать с теми, с кем…

Дверь распахнулась. Карен Варне стояла с лазером наизготовку.

– Какого дьявола… – Я уставился на нее.

Она стащила меня с кресла, ударила в висок. Оглушенный, я пытался от нее заслониться.

– Иди сюда, ты, мерзавец. – Она вытащила мой ремень, связала мне руки за спиной, сдернула мой галстук и воспользовалась им как кляпом. Затем открыла шкаф и втащила меня внутрь. – Я вернусь. А потом мы отправимся на прогулку. – Закрыв дверь моего кабинета, она выскочила на веранду.

Я упал в темноту, но ничего себе не повредил. Мои руки были крепко связаны. Я неистово вцепился зубами в кляп. Освободиться от галстука не удалось, но я переместил его на одну сторону.

– Пмгите! Секу-уити! – приглушенно прошамкал я. – Ансем! Аллина!

Никто не отозвался. Они не могли меня услышать.

– Вылетите меня! – В моем голосе звучали нотки ужаса.

Я перекатился с боку на бок в отчаянном стремлении высвободиться.

– Аллина! – Я едва мог выговорить хоть слово. Один Господь Бог знает, что за дьявол вселился в Карен. Арлина была в доме, и мой сын тоже. Если Карен… По спине у меня пробежал холодок.

Ее надо остановить! Я завозился, пытаясь высвободить руки.

Я был беспомощен.

Впрочем, не совсем.

– Кресло, ыды суда-а!

Послышался шум моторчика.

– Кресло, ответь нне!

– Я здесь.

– Помоги-ы!

– Команда непонятна.

– Помоги-ы, ты, коззина с чипами-ы!

– Я прикреплено к Николасу Эвину Сифорту, Генеральному секретарю Организации Объединенных Наций. Наружная команда не распознана.

– Я не снаужи. Я Сифрт! – Я задергал руками, но освободиться от ремня не смог. – Николас Сифрт!

– Пожалуйста, говорите яснее. Команда должна произноситься…

– Млчать! – Я был вне себя. – Я не мгу говоить. Нне нужна твоя помошш.

– Во-первых, необходим положительный результат идентификации.

– Николас Сифрт. Пркляте, запши голос! Лушай шшто тее гврят! – Я затаил дыхание, надеясь, что оно поймет.

– Голос записан и идентифицирован. Сравнение показало, что это голос Николаса Сифорта.

– Надди Аллину! Пнимашш?

– Команда интерпретируется как «Найди Арлину, понимаешь».

– Таак и ессь!

– Я не запрограммировано на удаленные команды. Они могут быть выполнены, только если вы находитесь на моем сиденье.

– В Бэвэри-ы я говорил тебе прпргрммировасса!

– Программа ответа обновлена. Я могу подчиняться удаленным командам.

– Кресло, ты можшь выыхать из кабнета?

– Дверь заперта.

– Толлни. Выбей ее.

– А потом? – В голосе кресла было подозрение.

– Надди Аллину. Скажи ей, то я опассости. У Кааен Бане лассер. Скажи, я ссазан в шшафу кавынета. – Только бы оно поняло! – Скоее, крсло!

– Вы приказываете мне причинить вред собственности, двери кабинета?

– Да-а!

– Действительно ли эта дверь принадлежит вам?

– Да-а!

Послышался шелест моторчика. Удар. Еще один. Звук раскалывающегося дерева. Приближающийся звук моторчика. Пауза. Моторчик стремительно удаляется. Оглушительный треск. Тишина…

Крики со стороны двора. Отчаянный возглас, перешедший в стон. Топот ног. Тишина.

Я ждал, сгорая от нетерпения и тревоги.

– Ник, где ты?

– Ззесь!

Дверь затрещала.

– Эта сука взяла ключ!

Тонкое гудение лазера. Треск. Звук горящего дерева. Удар. Дверь распахнулась.

За ней оказалась Арлина с пистолетом в руке.

Она выдернула у меня изо рта кляп. Наконец я мог свободно говорить.

– Не беспокойся обо мне, надо обеспечить безопасность Филипа! – Она протянула руку к моему животу, завозилась, ослабляя стягивающий руки ремень. – Слышишь? Найди Фити.

– Сейчас. Кресло, где ты, дьявол тебя забери? Здесь. – Оно подкатилось к дверям.

Пыхтя от напряжения, жена подтащила меня к креслу. Я помог ей водрузить меня на сиденье.

– Ник, где твой лазерный пистолет?

– У меня в столе. – Она открыла ящик, стала искать оружие.

– Опасайся Карен. Я откачу тебя…

– Назад к той стене, я смогу следить за обеими дверями. Спаси Филипа.

Она чмокнула меня в щеку. Потом откатила мое кресло к стене, осторожно выглянула из-за двери и выскользнула в холл.

Я сидел потея. Рука у меня тряслась, лазерный пистолет качался из стороны в сторону.

Снаружи послышались шаги. Я поднял пистолет и нацелился на дверь, держа его обеими руками.

Дверь распахнулась. Я увидел Карен и нажал на спусковой крючок. Мой выстрел всколыхнул ей волосы, и она тут же отпрянула назад, за угол.

– Сифорт, положи оружие. Или я тебя убью. Я ждал, теперь твердо держа пистолет в руках.

Она промелькнула в дверном проеме, стреляя. Заряд чиркнул по моему столу, рядом со мной. Я выстрелил в ответ, но ее уже не было.

Послышались гневные возгласы. Варне выкрикивала какие-то ругательства. Быстрые шаги затихли вдали. Где-то далеко раздался крик боли.

– Кресло, – почти шепотом сказал я, – к дверям веранды.

Машина тут же пришла в движение.

Опираясь одной рукой о подлокотник, другою я держал поднятый лазер. Мои ноги первыми появятся снаружи, с этим ничего нельзя было поделать. По крайней мере, я не почувствую боли, если она в них выстрелит.

– Через дверь и сразу направо.

Мы выкатились. Снаружи никого не было. Я опустил лазер.

– Давай обратно.

– Ник, что ты, черт побери, делаешь? – Арлина подтолкнула кресло к кабинету. – Лунатик настоящий.

– Где Фити?

– С Джаредом, в их комнате. Ансельм охраняет лестницу.

– С оружием?

– Я дала ему винтовку.

– У нас нет винтовки.

– Охраннику она больше не понадобится. Фити хотел сам пойти в бой. Я ему этого не позволила.

– Хорошо.

– Он в ярости.

– Господин Генеральный секретарь? – послышалось со двора. Мы как один подняли лазеры.

– Кто там идет?

– Уилкинс. Покажитесь, чтобы я мог вас видеть.

– Нет, – ответила Арлина. – Брось свой пистолет и выйди с поднятыми руками.

– Я не могу. Как мне узнать, что вы не в плену?

– Я не в плену. Больше не в плену.

– Я вхожу. Я буду с оружием.

– Я убью любого, кто войдет сюда с оружием. – Голос Арлины звучал предельно решительно.

– Да хватит вам обоим. – Я покатился к двери. – Некогда пустые разборки устраивать. – Я выехал наружу. Уилкинс был один. Шагах в двадцати за ним, подстраховывая его, опустился на колено охранник с винтовкой. – Где Карен Варне?

– Скрылась. Тилниц убит.

– О нет!

– Это его крик вы слышали. – Уилкинс махнул рукой второму охраннику:

– С Генсеком все в порядке.

Мы потихоньку стали приводить себя в порядок.

Если Карен оказалась врагом – кому я вообще мог доверять? Был ли Тилниц ее сообщником? Во имя Господа нашего, почему она так со мной обошлась?

Ответа не было. Я позвонил на базу Флота «Потомак» и попросил дежурного офицера соединить меня с их командиром.

– Пришлите два отделения матросов, хорошо вооруженных, немедленно. Будут вести наружную охрану по периметру.

Я подумал, что мы были на земле и следовало позвонить в службу безопасности ООН вместо Флота. Черт бы побрал эти формальности.

Я прокатился по двору и остановился у тела Марка.

Огонь из лазера велся с близкого расстояния, и ему едва не оторвало руку. Меня чуть не вырвало.

Два охранника у ворот были убиты, один ранен.

Я позвонил Джеренсу Бранстэду в Нью-Йорк. Через Два часа он уже был на пути к нам вместе с надежным войском. Генерал Доннер ожидался через полчаса.

Ансельм, раскрасневшийся от напряжения, неохотно расстался со своей винтовкой. Бевин бросил толстую палку, с которой он охранял лестничную площадку. Вышли Джаред с Фити. Лицо Филипа было бледным:

– Это обидно, мама. Невыразимо обидно.

Я оставил их спорить.

Майкла Тамарова нигде не было. Я не мог найти себе места: после Алекса гибель еще и его сына была бы невыносимой. Кто-то решил проверить регистрационный журнал дежурных у ворот. Оказалось, что Майкл покинул: резиденцию сразу, как только вышел от меня. Графа о том, куда он направлялся, осталась пустой. Еще одна неприятность! Я долго и неистово ругался, после чего почувствовал небольшое облегчение.

Бранстэд приземлился на взлетно-посадочной площадке в тяжелом военном вертолете, наполненном солдатами.

– С вами все в порядке? Слава богу. – Он горячо меня обнял.

– Надо со всем этим разобраться. Господи, что…

– Марк позвонил мне по пути к вам. Он был в смятении. Подозревал, что Карен – одна из них.

– Из кого из них?

– Из Лиги экологического действия!

– Почему, черт побери, он мне этого не сказал? Сам погиб, двое охранников…

– А ты думаешь, я не пытался? Ваши телефоны были отключены. Даже персональная линия заблокирована.

– Но… – Я еще что-то пробормотал и замолчал.

– Я чуть не сошел с ума, сэр. Никто не мог с вами связаться.

– Почему этим вечером, Джеренс? Что ей было надо? – И вдруг меня осенило. – Боже, это я виноват! – Я стукнул по своему нечувствительному колену.

– Как это?

– Я же рассказал ей, на самолете. Что мы вышли на след экологистов и вечером их будут брать. Она поняла, что у нее нет времени. Это я подставил секьюрити, я убил Марка.

– Она убила Марка. – Его голос был жестким.

– Это произошло из-за моей глупости.

– Из-за нашей. Вина за это лежит на всех нас. На Доннере, на мне, на вас… Теперь мы хотя бы знаем, кто подложил бомбу в Ротонду.

– Кто? – Я стал искать решение этой загадки. – Господи Иисусе. Карен?

– Возможности… Мотивы…

Приземлился вертолет Доннера. Через час у нас в столовой собрался совет из четырех человек. Арлина приготовила кофе и хмуро села рядом:

– Они вторглись в мой дом.

– Мы найдем ее, миссис Сифорт.

– В мой дом! – Она ударила кулаком по столу. – Она была одной из ваших!

– Ее же не на ярмарке купили, дорогая. Она…

– С этого дня я лично буду утверждать кандидатуру каждого охранника. – Это было сказано таким тоном, что не оставляло возможности для возражений.

– Хорошо. – Генерал, казалось, рад был подчиниться. – Мы арестовали подозреваемых. Карен отзвонилась им, но ее персональные линии прослушать нельзя. Четыре этих ублюдка экологиста уже побросали свои манатки в сумки, пятый вышел за дверь.

– Вы всех их взяли?

– Тех, кого знали, за исключением Карен. И Букера. Я выругался:

– Вы же сказали, что он у вас в руках.

– Думаю, мы его возьмем. Сейчас прочесываются улицы. Он звонил своей кузине из пригорода Барселоны. Ведется наблюдение…

Я покачал головой. Сбежал тот, кто больше всего был мне нужен. Возможно, я после всего этого введу военное положение.

– А что мы скажем журналистам? – спросил Бранстэд.

– Правду. Нас атаковали, и у нас трое погибших.

– А о Лиге экологического действия?

– Что они взяты под стражу. Разместите изображение Букера в голографических сетях. Десять тысяч юнибаксов награды за него. Двадцать.

Поздно вечером был еще один звонок. Епископ Сэйтор был ошеломлен. Он выразил мне свое сочувствие, сказал, что молится за нас. Казалось, он говорил искренне.

Наконец я заснул в объятиях Арлины.

Наутро у резиденции собрались репортеры, их голографокамеры были направлены на ворота. К неудовольствию генерала Доннера, я приказал впустить их, разрешил сфотографировать двор, сделал короткое заявление.

Я ждал результатов допроса на детекторе лжи с применением наркотиков.

В полдень мне позвонили.

– Сэр, это Эдгар Толливер. – Мой давний сослуживец, позже ставший капитаном, теперь был на пенсии и жил в Филадельфии.

– Эдгар! Как хорошо, что ты позвонил. У нас тут, хм-м, плохой день.

– Представляю, – сухо отозвался он. – У меня тут сын Тамарова.

– Слава богу. Почему у тебя?

– Мы с его отцом были друзьями. Майкл сказал, что он сбежал из твоей резиденции и от твоей опеки. Доставить его обратно? Я завтра вечером отбываю в Лунаполис. Отдохнуть.

– А он не возражает?

– Не горит желанием. Ему немного не хватает… э-э… учтивости. Хочешь с ним поговорить?

– Если только он сам согласен. – В любом случае я не испытывал особого желания с ним общаться, но я был в долгу перед Алексом и должен был сделать все что мог.

– Ты, конечно, успокоишь его и начнешь баловать, когда он вернется?

– Толливер!

– Да я просто спросил. – Было слышно, что он усмехнулся. Ему всегда нравилось цеплять меня, и в течение многих лет я ему это позволял. – Майкл в затруднительном положении, сэр. Он вроде бы хочет, чтобы я уговорил его вернуться назад, но он устал от вас… о-о, от вашей прославленной доброты.

– Не беспокойся.

– Отчего же, господин Генсек, это не составит мне никакого труда. – Он вдруг заговорил серьезно:

– Примите мои соболезнования в связи с этим нападением, сэр. Могу я что-нибудь для вас сделать?

– Нет, но большое спасибо.

– Мои наилучшие пожелания миссис Сифорт.

– Будь осторожным, Эдгар! – И мы отключились.

С Бранстэдом и Доннером мы собрались на еще одно короткое совещание.

– Кузина Сара вовлекла в это дело еще двоих ребят, но они у нас на крючке. Скоро мы их возьмем.

– Господи, – спросил Джеренс, – что их подвигло решиться на убийства? Все эти нападения…

Доннер скривился:

– Я не уверен, но это, может быть, политические фанатики или что у них что-то вроде культа. Смерть не имеет значения, говорят они, если из-за варварского отношения к природе уже погибло так много людей.

Сатана коварен и действует очень хитрыми способами. Джеренс заметил:

– Карен Варне и этот Букер все еще на свободе. Господин Генеральный секретарь, – он похлопал по графику моих встреч, – вам надо находиться под усиленной охраной. По крайней мере, до тех пор, пока мы их не схватим.