Текст книги "Братство волка"

Автор книги: Дэвид Фарланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 40 страниц)

– Сейчас, – пообещал Габорн. – Я еще не пробовал использовать Зрение Земли на животных. Дай сначала собраться с мыслями.

Мимо пронеслось несколько темно-зеленых стрекоз, но Миррима с Иом, которые стояли, держась за руки, смотрели только на руны. Обе заметили, что чародеи вод пишут руны на чистой воде, где нет ни камышей, ни лилий.

Габорн и Биннесман между тем обсуждали значение рун. Осетр, плававший возле зарослей рогоза, продолжал выводить руну защиты. Второй кружил в центре, и Габорн сказал, что он выводит руну чистоты, очищающую воду. Третьего понял Биннесман – тот изобразил исцеляющую руну. Осетры кружили неустанно.

Чуть дальше еще один чародей писал руну, которую никто прежде не видел. Даже король Габорн, выросший на Морском Подворье, куда часто заплывали чародеи вод, не знал значения всех рун. Глядя на глубокие петли, которые выписывал этот осетр, Биннесман предположил, что эта руна остужает воду.

– Ты думаешь, вода и вправду стала холоднее? – прошептала Иом Мирриме.

– Сейчас посмотрим, – сказала Миррима.

Она спустилась вниз и потрогала воду, последовать за ней никто не решился. Биннесман оказался прав. Вода стала обжигающе холодной, такой же холодной и свежей, какой она бывает только в глубочайших горных реках. Уровень тоже изменился, он поднялся.

Миррима кивнула Иом.

– Похолодало!

Габорн встал недалеко от Мирримы на большой плоский камень, наклонился к зеркальной поверхности рва и принялся рисовать на воде руну, простую руну защиты. Он повторял движения осетра.

Огромный осетр всплыл рядом, едва не задев руку Габорна. Он внимательно рассматривал пальцы, словно это было что-то съедобное, и жабры его ритмично вздувались и опадали. Миррима могла бы потрогать его рукой.

– Хорошо. Я защищу тебя, если смогу, – еле слышно прошептал ему Габорн. – Но скажи, чего ты боишься?

Продолжая выводить руну, король смотрел рыбе в глаза, стараясь заглянуть в ее разум. И хмурился, словно видел нечто, что ему не нравилось.

– Я вижу тьму, – пробормотал он, – вижу тьму и чувствую вкус металла. Я могу задохнуться. Захлебнуться… металлом. Приближается краснота.

Молодой король умолк и на время будто перестал дышать. Глаза его помутнели и закатились.

– Король Ордин, – окликнул Биннесман, но Габорн не пошевелился.

Миррима собралась было поддержать Габорна, чтобы тот не упал, но тут спустился Биннесман и дотронулся до его плеча.

– Что? – произнес Габорн, выйдя из оцепенения. Он присел на камень.

– Это то, чего они боятся? – спросил Биннесман.

– Кажется, они боятся крови, – сказал Габорн. – Они боятся, что река будет полна крови.

Биннесман прижал посох к груди и, озабоченно нахмурившись, покачал головой.

– Не может быть. Никаких признаков приближения чужих войск, а, чтобы наполнить реку кровью, должна быть страшная битва. Радж Ахтен далеко. И все же что-то готовится, – сказал он. – Я понял это сегодня ночью. Я почувствовал боль Земли. Я чувствую ее, как булавочные уколы. Что-то происходит севернее нас, в Северном Кроутене, и на юге. Земля там дрожит, и даже здесь, под ногами, я чувствую слабые колебания.

Габорн задумался.

– Что ж, в таком случае визит чародеев все-таки утешает, – он повернулся и обратился к стайке подростков с острогами, луками и сетями. – Я запрещаю ловить здесь рыбу и бросать в воду мусор. Запрещаю здесь купаться. Чародеи – мои гости.

Потом спросил у Биннесмана:

– Можно ли отгородить ров от реки?

Миррима знала, что сделать это несложно. Воду в канал, снабжавший ров, пропускала небольшая отводная плотина.

– Конечно, – сказал Биннесман. Он поглядел по сторонам. – Дэффайд и Хаф, ступайте перекройте канал. Да поживее.

Два дюжих парня в развевающихся лохмотьях побежали вверх по течению.

Миррима увидела, что чародей выпрямился во весь рост, обратив взор к утреннему солнцу

Она затаила дыхание, чтобы расслышать, что он скажет.

– Милорд, – сказал Биннесман так тихо, что из людей, стоявших поблизости, его почти никто не услышал – С нами разговаривает Земля Иногда она говорит нам что-то через полет птицы или бег зверя, иногда шуршит камешками под ногами. И сейчас с нами разговаривает она. Я пока не понимаю, что она хочет сказать, но эти реки, полные крови, мне не нравятся

Габорн кивнул

– Что бы ты сделал на моем месте»

– Помнишь женщину-пламяплета из свиты Радж Ахтена, которую ты убил? – задумчиво проговорил Биннесман. – По-моему, Радж Ахтен и сейчас приносит в жертву силам, которым служат пламяплеты, целые леса.

– Ну и что? – сказал Габорн.

– Не стоит при свете дня обсуждать планы, если хочешь сохранить их в секрете. И перед огнем не стоит, даже если это всего-навсего пламя свечи. Хочешь собрать совет, собирай его при свете звезд. А еще лучше – в темном зале с каменными стенами, где сама земля защитит сказанное тобою

Миррима знала, что могущественные пламяплеты способны по шелесту языков огня за сотни миль узнавать разговоры других членов своего клана. Но никогда ничего подобного своими глазами она не видела.

– Хорошо, – согласился Габорн. – Мы соберем совет в Большом зале, огонь там не будут разводить даже зимой. И я прикажу, чтобы никто не смел обсуждать наши военные планы и прочие секреты днем и возле огня.

– Сделай это, – сказал Биннесман

С этими словами король, а вместе с ним Иом, оба Хроно и Биннесман поднялись наверх посмотреть на голову опустошителя, а потом вернулись в замок Боринсон ненадолго задержался, чтобы поставить у рва несколько человек для охраны чародеев.

Миррима ждала его и думала В ее жизни многое изменилось к лучшему всего за одну неделю Но предупреждение Биннесмана звучало зловеще Реки крови. Сотни тысяч людей встали лагерем вокруг Сильварреста, словно сама земля стремилась в Гередон, под защиту Короля Земли. Но, что бы их ни ожидало, Миррима оказалась в самом центре событий.

Она поднялась на берег рва и остановилась, глядя на сутолоку, на шатры, которые появились всего за несколько дней. На юге и на западе над дорогой висела пыль, которая поднялась от множества ног, продолжавших идти к Сильварресту. Миррима слышала, что прошлой ночью явились богатейшие купцы из самого Лисле.

«Здесь соберутся все, – думала Миррима. – Силы Короля Земли волшебны, и даются они только тогда, когда наступают самые темные времена. Сюда придут все, кто хочет выжить в Даннвуде – опустошители, во рву – чародеи. Скоро здесь будет достаточно людей, чтобы крови хватило на целые реки».

От этой мысли, перед лицом тревожного будущего, она почувствовала себя маленькой и беспомощной. И Боринсон уедет, и ей не на кого будет положиться.

«Я должна подготовиться», – подумала Миррима.

Они с Боринсоном отправились обратно в замок. На несколько секунд Миррима задержалась на мосту и посмотрела на огромных рыб, плавающих во рву. На душе стало легче. Чародеи вод были сильны, и защита их была надежна.

Тем же утром Миррима завтракала в Королевской Башне вместе с королем Габорном и королевой Иом, в присутствии обоих Хроно. Даже подружившись с Иом, она по-прежнему чувствовала себя неловко в присутствии короля.

Но в этот день не только Мирриме было не по себе: Габорн и Боринсон отказались обсуждать последнюю охоту и вообще говорили очень мало. Габорн получил тревожные вести из Мистаррии и все утро был мрачен и замкнут.

Завтрак заканчивался, когда в обеденный зал вошел почтенный канцлер Роддерман, великолепный в своем черном парадном платье, с белой расчесанной бородой.

– Милорд и миледи, – сказал он. – Прибыл герцог Гроверман с просьбой об аудиенции.

Иом недовольно взглянула на Роддермана.

– Неужели это так важно? Мы не виделись три дня.

– Не знаю, но он ждет в приемной уже полчаса. Забился в угол и ждет, – сказал Роддерман.

– Забился в угол? – засмеялась Иом. – Что ж, не будем заставлять его сидеть в углу.

Но хотя слова Роддермана и рассмешили Иом, Миррима почувствовала, что королеве не слишком хочется видеть герцога.

Вскоре в зал вошел герцог. Это был невысокий человек, неповоротливый, с резкими чертами лица и темными глазами, посаженными так близко, что лицо его казалось уродливым. Среди лордов, воинов и дворян он казался человеком случайным. Миррима слышала сплетни о том, что настоящий отец этого герцога – уборщик конюшен.

В честь Праздника Урожая герцог надел великолепное черное платье, расшитое темно-зелеными листьями. Волосы его были расчесаны и уложены, седеющая борода искусно подстрижена и лежала на груди двумя прядями. При всей его некрасивости, герцог был прекрасно ухожен и одет.

– Ваши величества, – герцог галантно улыбнулся и отвесил низкий поклон. – Надеюсь, я не прервал ваш завтрак.

Миррима догадалась, что Гроверман попросил канцлера не докладывать о нем, пока король и королева не закончат трапезу.

– Нет, нет, – сказал Габорн. – Весьма любезно с вашей стороны проявить столько терпения, ожидая.

– Поистине, у меня есть основания полагать, что дело мое крайне срочное, – сказал герцог, – хотя кто-то может со мной и не согласиться, – он многозначительно взглянул на Иом. В его словах Мирриме послышалось предупреждение. Даже Иом удивилась. – Не сочтите за дерзость, ваше величество, но я привез вам свадебный подарок.

Вот уже несколько дней подряд в надежде заслужить милость нового Короля Земли все лорды королевства засыпали молодоженов подарками. Кто-то привозил дорогие украшения. Кто-то присылал ко двору сыновей и вассалов, чтобы пополнить ряды Королевской Стражи. Те, кто присылал сыновей, преследовали обычно сразу четыре цели: увеличивая королевскую армию, они заодно оставляли королю постоянное напоминание о преданности вассала. Оставленный при дворе молодой человек заслуживал милость к отцу и нередко служил ему соглядатаем. Кроме всего прочего, новоявленный рыцарь получал возможность завести и себе союзников, прибывших с дальних окраин или даже из других государств.

За три дня Королевская Стража, разбитая Радж Ахтеном, была восстановлена, и Габорну не пришлось набирать воинов среди подданных. Мирриме даже показалось, что Габорну пришлось хорошенько поломать голову, подыскивая должности новобранцам.

– Итак, – спросила Иом, – что же это за подарок, если вручение его требует срочности? Гроверман кивнул.

– Подарок у меня непростой, – сказал он. – Как вам известно, господь отказал мне в детях, иначе я непременно отправил бы их к вам на службу. Но этот подарок не менее дорог моему сердцу.

Он хлопнул в ладоши и в ожидании повернулся к двери.

Дверь открылась, и вошел мальчик с растопыренными руками. В каждой руке он держал за загривок желтого щенка. Щенки равнодушно таращили на всех круглые коричневые глаза. Миррима не знала эту породу. Это были не мастиффы и не боевые псы. Не гончие и не охотничьи. И не комнатные собачки, которых так любят леди в холодных странах.

Можно было бы подумать, что это помесь, если бы не совершенно одинаковый окрас – рыжевато-коричневая короткая шерсть на спине и белое горло.

Мальчик, лет десяти, в грубых кожаных штанах и в новой куртке, был столь же чист и ухожен, как сам герцог. Гроверман вручил Габорну и Иом по щенку.

Маленький меховой комок, оказавшись у Габорна на руках, зашевелился, учуяв колбасный запах. И принялся, игриво покусывая, вылизывать пальцы влажным языком. Габорн потрепал его за уши и перевернул на спину посмотреть, кобелек это или сучка. Это был кобелек. Он неистово завилял хвостом и так настойчиво попытался перевернуться обратно, что едва не прокусил Габорну палец. Это был настоящий боец.

Габорн рассмотрел щенка.

– Благодарю, – сказал он, несколько удивленно – Я никогда не встречал собак этой породы. Для чего они?

Миррима перевела взгляд на Иом и едва не ахнула. В глазах королевы полыхал гнев, и она еле сдерживалась.

Герцог этого не заметил.

– Ваше величество, выслушайте меня, – ответил герцог. – Я принес вам этих щенков неспроста. Мне известно, что вы связали себя обетом и не желаете принимать дары подданных. И хотя многие уже предложили вам себя в Посвященные, ни вы, ни королева не взяли даров. Но что бы ни ожидало нас впереди, вы должны к этому подготовиться.

Услышав, как Гроверман повторил вслух ее собственные мысли, Миррима испугалась.

– Очень точная мысль, – согласился Габорн.

Взгляд у него стал печальным, в глазах была боль. Миррима в свое время решилась принять дары обаяния и ума от сестер и матери. И потому на себе испытала тяжесть вины, которая потом гнетет душу.

– Просто так я никогда не отниму у другого ни силу, ни жизнестойкость, ни ум, – сказал король. – Но если потребуется сделать это во благо моего королевства, я подумаю.

– Понимаю, – искренне сказал Гроверман. – И я прошу милорда и миледи подумать над тем, насколько легче взять дары у собаки.

Иом окаменела.

– Герцог Гроверман, – произнесла она, стиснув зубы, – вы предлагаете совершить насилие!

Герцог суетливо огляделся. Теперь Миррима поняла, что это за порода. Раньше ей не приходилось видеть этих собак, но она, как все, слышала о них. Их разводили ради даров, это были собаки с высокой жизнестойкостью и прекрасным чутьем.

– Неужели брать дары у людей – меньшее насилие? – защищаясь, возразил Гроверман. – Говорят, что один собачий дар чутья равен пятидесяти человеческим. Но, по-моему, у моих щенков чутье тоньше человеческого раз в сто. И позвольте спросить, что лучше – отнять дар чутья у ста человек или у одной собаки»

Помимо жизнестойкости, эти щенки обладают еще и выносливостью. Тысячу поколений подряд Лорды Волки стравливали их между собой, так что выживали только самые сильные. У людей такой жизнестойкости не бывает.

У них можно взять дар метаболизма и слух, но мускульной силы у моих щенков, боюсь, пока маловато. И в отличие от человека, который должен передавать свой дар охотно и потому иной раз отставляет кое-что и себе, щенки эти, если их покормить и поиграть с ними денек-другой, станут настолько вам преданы, что все их свойства перейдут к вам без остатка.

Иом пришла в такое негодование, что не могла выговорить ни слова. Брать дары у собак считалось мерзким делом. За подобное предложение любой король приказал бы сбросить герцога Гровермана в ближайший ров.

Габорн сам был Лордом, Связанным Обетом, а Иом была дочерью Лорда, Связанного Обетом. Связанные обетом клялись брать дары только у тех вассалов, кто расставался с ними охотно. Иногда люди, обладавшие исключительными способностями, например, острым умом или необыкновенной жизнестойкостью, понимали, что одного такого качества недостаточно, чтобы стать хорошим воином. И порой предпочитали отдать своему лорду ум или жизнестойкость, пройдя через пытку форсиблем, чтобы принести больше пользы остальным.

Но не все лорды в Рофехаване были Связанные Обетом. Отец Габорна, к примеру, считал себя практичным человеком. Практичные люди частенько покупали дары. Многие желали отдать лорду свои глаза или уши в обмен на золото, поскольку любили золото больше, чем себя самих. Но, как сказала Мирриме сама Иом, отец Габорна в конце концов отказался от такого своего подхода, поскольку, покупая атрибуты, не всегда был уверен в мотивах, которые двигали продавцом. Нередко крестьянин или даже мелкий лорд, замученный долгами, не мог найти другого выхода, кроме как продать дар, и, естественно, искал того, кто предложит более высокую цену.

Отец Габорна отдавал себе отчет в том, что практический подход отдает неразборчивостью в средствах, ибо невозможно точно определить, что движет человеком Жадность? Безнадежность? Или обыкновенная глупость, доходящая до того, что человек меняет свою самую большую драгоценность на несколько кусков золота?

Миррима знала, что на самом деле под маской практичности кое-кто из лордов скрывал жажду обладания чужими свойствами. Они охотно принимали дары взамен уплаты налогов, и когда такой вот жадный король раз за разом поднимал налоги, остальным оставалось задуматься, чего же он хочет на самом деле.

Хуже всех были Лорды Волки. Поскольку свойство можно передать только добровольно, Лорды Волки постоянно искали способа заставить человека этого захотеть. Их разменной монетой были пытки и шантаж. Так, Радж Ахтен пригрозил королю Сильварресте, что убьет его единственную дочь Иом, если тот не отдаст свой разум, и король уступил. Потом Радж Ахтен принудил Иом отдать дар красоты, угрожая предать пыткам ее лишенного разума отца и убить ее подругу Шемуаз. Радж Ахтен и такие, как Радж Ахтен, были самыми презренными из людей – это были Лорды Волки.

В древности Лордом Волком называли человека, чья ненасытность заставляла его брать дары даже у собак. В темные времена прошлого люди отнимали у собак не только дары чутья, жизнестойкости и метаболизма, но и дары ума. Говорили, что человек с собачьим даром ума в бою – коварный и кровожадный воин.

В Рофехаване сама мысль о том, чтобы брать дары у собак, была предана проклятию. Даже Радж Ахтен, главный враг Габорна, хотя его и называли Лордом Волком, никогда не брал даров у собак. И сейчас Гроверман оскорбил и короля, и Иом, предложив им стать Лордами Волками.

– Если не брать у собаки дар ума, ничего худого в этом нет, – сказал Гроверман, подбодрившись от того, что с ним никто не спорит. – Собаки без чутья становятся совсем ручными. Если у вас хорошие псари, о них можно не беспокоиться. Любят их не меньше. А они готовы отдать вам все, что имеют, просто за то, что ваши дети играют с ними на полу.

Я подсчитал количество фермеров, дубильщиков, ремесленников, каменщиков и портных, которые обслуживают Посвященных. Я выяснил, что на каждого Посвященного человека работают двадцать четыре крестьянина, а на Посвященного коня – восемь. А на семь Посвященных псов нужен всего один человек. Подумайте, какая экономия рабочих рук.

Собаки нужны на войне не меньше, чем сильные руки или оружие. У Радж Ахтена тоже есть боевые псы – мастиффы с дарами. Если вы не хотите, чтобы мои щенки стали Посвященными ваших воинов, пусть они передадут дары вашим же боевым псам.

– Это насилие! – сказала Иом. – Насилие и оскорбление!

И оглянулась на Габорна в поисках поддержки.

– Нет и нет, – сказал Гроверман. – Приведу лишь одно практическое соображение. Пока вы завтракали, я простоял за дверью в углу полчаса, и никто из вас ничего об этом не знал! Будь я убийцей, я без труда устроил бы нам засаду. А имей вы дар чутья хотя бы одной собаки, нам, чтобы узнать, что я прячусь за дверью, не нужно было бы ни видеть меня, ни слышать.

– Я не желаю, чтобы меня называли Леди Волк, – возмутилась Иом. Она спустила щенка на пол. Тот доковылял до Мирримы и обнюхал ногу.

Миррима почесала его за ухом.

Габорн, кажется, и не думал гневаться на предложение герцога. Миррима даже решила, что в нем заговорила отцовская кровь. Старый король всю жизнь руководствовался расчетом. Поможет ли Лорд, Связанный Обетом, позволить себе стать Лордом Волком? – мелькнуло у нее в голове.

– Ваше величество, – продолжал свою речь Гроверман, – смею настоятельно просить вас подумать об этом. Радж Ахтен непременно попытается подослать во дворец убийц – если их нет, это не значит, что они не появятся. А ни вы, ни королева не готовы к встрече с Неодолимыми, к тому же всем известно, что вы связали себя Обетом. Позвольте вас спросить, каким образом вы собираетесь бороться против Радж Ахтена? В Гередоне только об этом и говорят. Война потребует большого числа Посвященных, а откуда вы их возьмете, если не хотите покупать дары за деньги?

Габорн сидел молча, задумчиво поглаживая щенячий нос. Щенок рычал и грыз его большой палец.

– Забирайте это собачье отродье и уходите, – резко произнесла Иом, обращаясь к Гроверману. – Я не желаю больше вас слушать.

Габорн горько улыбнулся, перевел взгляд с жены на герцога и только покачал головой.

– Самому мне собачьи дары не нужны, – сказал он и повернулся к Иом: – Ты не хочешь быть женой Лорда Волка, стало быть, и не будешь. Но можно взять щенка, обучить, чтобы он лаял на чужих, и держать в твоей комнате. Он станет твоим стражем и, может быть, когда-нибудь спасет тебе жизнь.

– Не хочу, – сказала Иом.

Миррима взяла щенка на руки. Тот обнюхал ей шею и посмотрел в глаза.

– Итак, я принял решение, – сказал Габорн жене. – В том, что касается воинов, Гроверман прав. Мне нужны разведчики и стражники с хорошим чутьем, способные обнаружить засаду. Я предложу своим людям самим решать, честь это или бесчестье – стать Лордом Волком. И король кивнул Гроверману, принимая подарок:

– Благодарю, ваше лордство.

Он перевел взгляд на мальчика, который внес щенков, и Миррима поняла, что его дарят вместе со щенками. Это был темноволосый, стройный парнишка. Чем-то сам похожий на волка.

– Как тебя зовут? – спросил Габорн.

– Кейлин, – ответил мальчик, преклоняя колено.

– Замечательные собаки. Если я правильно понял, за ними ухаживал ты?

– Только помогал, – голос мальчика звучал грубовато, но взгляд был острым и смышленым.

– Ты любишь щенков? – спросил Габорн. Мальчик засопел, и на глаза у него навернулись слезы. Он помолчал и кивнул.

– Чем ты огорчен?

– Я их выхаживал, я при них с тех пор, как они народились. Боюсь, кабы без меня тут с ними чего не стряслось, вашличество.

Габорн поднял взгляд на Гровермана. Герцог улыбнулся и утвердительно кивнул головой.

– В таком случае, Кейлин, – спросил Габорн, – не хочешь ли ты остаться в замке и помочь мне их вырастить?

Мальчик от удивления раскрыл рот. Миррима поняла, что для него это предложение неожиданность.

Габорн любезно улыбнулся герцогу. – Сколько таких щенков вы можете привезти?

Герцог тоже улыбнулся.

– Я разводил их четыре года. Я предвидел надвигающуюся беду. Вас устроит тысяча, ваше величество?

Габорн усмехнулся: подарок был поистине королевский. Иом едва не вышла из себя, и вид у нее стал такой, словно она сейчас бросится и надает герцогу оплеух.

– Вы уверены, что сможете привезти всех к весне? – спросил Габорн. – Справитесь?

– Раньше, чем к весне, – сказал Гроверман. – Семьсот щенков ждут во дворе – в повозках. Остальных привезут через несколько недель.

Миррима знала, что осень не лучшее время для появления щенков на свет. Крепкие щенки рождались в основном ранней весной и летом. Этим же было не больше шестнадцати недель

– Благодарю, – сказал Габорн.

Он спустил щенка на пол и, когда Гроверман в сопровождении Кейлина вышел, повернулся к присутствующим.

Щенок мгновенно вцепился Мирриме в башмак, так что пришлось дать ему колбаску.

Иом даже не взглянула на забавный меховой комок. Миррима, чтобы не огорчать ее еще больше, вызвалась отнести обоих к повозкам. Иом кивнула, и Миррима, прихватив тарелку с колбасками, взяла щенков на руки. Выйдя из башни, она увидела на зеленой лужайке Кейлина, который стоял с несчастным видом и слушал Джурима.

Джурим, новый советник Габорна, который еще недавно служил Радж Ахтену, стоял к Мирриме спиной рядом с повозками и наставлял нового слугу. Щенки громко тявкали, так что Джуриму приходилось изрядно напрягать глотку.

– Ты изо всех сил должен стараться служить господину, – внушал он. – Кормить, поить, укрывать и купать собак. И научить их слушаться.

Кейлин энергично кивал. Миррима остановилась неподалеку. Она уже несколько раз видела, как Джурим распекал то горничную, то конюха. И теперь ей стало любопытно послушать, что этот бывший раб, человек из далекой страны, скажет на этот раз.

– Хороший слуга все отдает господину, – говорил Джурим. Он увлекся и, наверное, от этого его тайфанский акцент сделался сильнее, так что понять его стало непросто. – Хороший слуга никогда не устанет, никогда не доверит свое дело другому. Если ему трудно, он все равно найдет способ выполнить поручение. Он предан своему господину душой и телом и знает, что ему нужно, раньше, чем тот попросит. Ради своего господина хороший слуга пожертвует жизнью и всем в жизни – радостями и желаниями. Способен ли ты на это?

– Но, – отвечал мальчик, – я всего лишь хочу смотреть за щенками.

– Прислуживая щенкам, ты служишь своему господину. Потому что это он приставил тебя к делу. И если он потом найдет для тебя что-то другое, ты должен быть к этому готов. Понятно?

– Что же, потом он прогонит меня от щенков? – мальчик шмыгнул носом.

– Когда-нибудь да. Если ты справишься со своей работой хорошо, он может поручить тебе что-нибудь более важное. Кроме псарни, ты, может быть, будешь смотреть за конюшнями или обучать боевых псов. Тебя могут даже произвести в стражники и дать оружие – ведь Посвященные псы могут стать мишенью убийц Радж Ахтена

– Посмотри на короля. Он неустанно трудится для своего народа. Учись у него умению жить для других. Люди все живут и служат друг другу. Слуга – ничто без своего лорда. А лорд – ничто без слуг.

Этими словами Джурим закончил наставления и, заторопившись, ушел заниматься другими делами.

Мальчик задумался было над чем-то, но тут увидел Мирриму и затаил дыхание. Он улыбнулся ей так, как улыбались все мужчины с тех пор, как она получила дар обаяния.

Миррима опустила щенков на землю, поставила перед ними тарелку и погладила. И наконец поняла, что ей делать.

Раньше она знала только, что должна, как все, готовиться к испытаниям, но послушав Джурима, поняла, что пора готовиться ежедневно и неустанно, чтобы защитить себя и других от грозы прежде, чем она грянет.

– Щенки вас уже полюбили, – задумчиво сказал Кейлин.

– Ты хорошо их знаешь? – спросила Миррима. – Знаешь, кто и когда родился и от какой суки?

Кейлин степенно кивнул. Конечно. Именно потому Гроверман и отправил мальчика к королю.

– Я бы хотела взять себе четырех щенков, – сказала Миррима тихо, чтобы никто не услышал. И сама испугалась своей храбрости. Сначала следовало спросить королевского позволения. Впрочем, подумала она, Кейлин не знает, что она берет их тайком. Он ведь видел ее за столом рядом с королем и королевой. И наверняка думает, что она из тех, кто имеет право решать. Ей до глубины души захотелось и в самом деле заслужить это право.

– Двух я возьму для жизнестойкости, одного для чутья и одного для метаболизма. Сможешь ли ты выбрать для меня самых лучших!

Кейлин уверенно кивнул.

После завтрака Иом и Габорн удалились в спальню, оставив Хроно в приемной.

Иом здесь было неуютно. Огромная кровать, украшенная понизу резными фигурками шутов и лордов, с резными же ананасами в изголовье, еще неделю назад принадлежала се отцу и матери. На столике в эркере, где по утрам было больше света, в ларце лежали духи матери и притирания. В шкафу висело отцовское платье: из Мистаррии Габорн привез с собой немного, и потому кое-что из одежды короля Сильварреста оставил себе.

Но даже больше, чем вещи, Иом напоминали о родителях запахи. Подушка пахла волосами матери, ее телом, ее духами.

«Сказать ли ему об этом?» – подумала она.

Иом уже поняла, что ждет ребенка. Они были женаты всего четыре дня, но что-то непривычное появилось в теле. Даже Миррима заметила, что она изменилась. «Вы светитесь», – сказала она.

Но действительно ли это значит, что будет ребенок? Иом засомневалась. И не решилась рассказать Габорну.

Иом присела на кровать, ожидая, что Габорн сядет рядом, но он прошел мимо нее к окну и, глубоко задумавшись, долго смотрел на юг.

– Ты уже решил, что делать? – спросила она.

Еще перед самой свадьбой Габорн не знал, что ему делать с Радж Ахтеном, какой удар будет следующим. Король Земли, он приходил в смятение от одной только мысли о том, чтобы отнять жизнь у человека, пусть даже этот человек враг. Утром же он очень встревожился, услышав новые сообщения о передвижениях Радж Ахтена.

Иом обрадовалась решению короля отправиться на охоту, надеясь, что за несколько дней вдали от повседневных забот он приведет в порядок свои мысли, да и люди его за это время немного успокоятся.

– Ты будешь принимать дары? Тысячи людей предлагают тебе себя в Посвященные.

Габорн задумчиво наклонил голову.

– Не могу, – сказал он. – И все больше и больше убеждаюсь в том, что этого делать нельзя.

Неделю назад они оба потеряли отцов. Тогда Габорн еще не отказывался от даров, собираясь, чтобы остановить Радж Ахтена, взять силу и ловкость у тысячи человек, жизнестойкость у десяти тысяч и метаболизм у сотни.

Но теперь он этого сделать не мог. Брать у людей дары было не безопасно. Даже если их отдавали охотно. Тот, кто отдал силу, мог внезапно умереть от сердечного приступа. Тот, кто отдал ловкость, не мог даже должным образом переварить пищу, у него плохо работали легкие, и в конце концов умирал от желудочных колик или удушья. Тот же, кто отдавал жизнестойкость, мог, начнись в замке какая-нибудь эпидемия, погибнуть от любой заразы.

Поэтому принимавший дары всегда испытывал чувство вины. Но самое главное, только глупец решил бы напасть на Властителя Рун, чья сила и мощь и не уступали силе и мощи Неодолимых. Мишенью для врагов были Посвященные. А после гибели Посвященного исчезала магическая связь, и лорд делался уязвимее, чем прежде.

Недели не прошло, как Боринсон убил Посвященных Иом. Теперь она страдала невыносимо. Погибли хорошие люди, женщины и мужчины. Иом оплакивала их каждую ночь – чаще всего Посвященными становились друзья и те, кто любит свою страну и потому и готов все отдать, чтобы ее укрепить.

Король Земли должен был защитить людей. Можно было запереть своих Посвященных в башнях, где поставить в охрану самых сильных воинов, дать лучших лекарей. Но и этого могло оказаться недостаточно.

Габорн отказался от даров не только из благородства. Кое-чего Иом все-таки не понимала. Да, он Король Земли и надежда для всего мира. Но как можно стать сильным королем, если не обезопасить себя?

– На прошлой неделе, – сказала Иом, – ты принес клятву и отныне ты – Лорд, Связанный Обетом. Но ты, кажется, вовсе хочешь отказаться от даров. Не понимаю, почему. Если бы ты взял их только у Избранных, то, я знаю, пользовался бы ими разумно и осторожно. А они дали бы силу. Как Король Земли ты всегда узнал бы, если бы твоим Посвященным грозила опасность, и защитил должным образом.

– Узнать о том, что кто-то в попал в беду, и спасти – разные вещи, – резко сказал Габорн. – Даже со всей своей силой я могу оказаться не в состоянии их защитить.

– Но как же быть и как воевать с Радж Ахтеном? Что будет, если он и впрямь подошлет убийц? А ведь наверняка подошлет!

– Если он подошлет убийц, я успею почувствовать опасность, и мы спасемся бегством, – сказал Габорн. – Но я никогда не стану сражаться с другим человеком, разве что у меня не останется другого выбора.

Иом растерялась. Она тоже ценила жизнь и превыше всего ценила жизнь своих людей. Но при мысли о том, что Радж Ахтен просто уйдет, все в ней восставало. Иом не могла и не хотела простить ему того, что он сделал. От его руки погибли мать и отец Иом. А еще – мать и отец Габорна.